Известный в своей семье прозаик Тютькин проснулся в холодном поту. Ему снилось, что его исключили из Вожделенного Союза писателя.
Всю свою сознательную жизнь прозаик Тютькин рвался именно в «маститые».
Да, он не Роберт, не Андрей с Бэллой, не Чингиз и не Василий.
Но и ему есть что сказать людям.
И чует он в себе эдакую матерую глыбу недосказанности!
Сосед его, известный за пределами семьи и двора, поэт Матюгов посоветовал разместить в Интернете, для начала ,первую ласточку:эпопею из жизни голубей «Загаженность».
Но не все главы, а только пролог и первую главу.Именно в первой главе главная голубица навостряет взор свой на сизаря из Барвихи. Тема не избитая, да и многообещающая в развитии сюжета.
Матюгов знал, что советовать. Его с поэтических сайтов периодически удаляли то за плагиат, то за банальность мышления.Но сам Матюгов от этого только матерел.
Верил в свою гениальность и все более убеждался во мнении, что все дело в презренном металле. У кого он есть, тот и правит бал, вернее рейтинг.
Прозаик Тютькин внял совету маститого автора поэтических опусов и разместил пролог и первую главу.И стал ждать читательскую аудиторию.
Первый отзыв о прочитанном шедевральном отрывке он получил от дамы, томно описывающей свое одиночество в коммуналке с видом на забор автомойки.
Коллега по перу прониклась прологом и ударила пальцами по клавиатуре дабы добавить в недописанную трилогию голубиную грусть.
Второй отзыв пришел от господина публициста. В прологе он увидел нотки бунтарской русской души,эдакий антагонизм вселенского масштаба.
А само название поселка «Барвиха» гнало господина публициста в одиночный пикет. И против названия в частности, и против олигархии вообще.
Такой успех воодушевил прозаика, и в эту же ночь, несмотря на полнолуние, он грохнул по Сети всей мощью своей эпопеи.
И впал в творческую кому.
Выйдя из нее и зайдя в Интернет,прозаик Тютькин проснулся знаменитым.
Душещипательная история бедной голубки с рабочей окраины и олигархического банкира Сизаря возымела вселенский успех!
«Какая жизненная ситуация! И как тонко описана!»-писали одни.
«Какое чудо! Бедняжка и банкир! Как это ново!Как феерично!»-вторили другие.
Дамы рыдали над прочитанным, девицы мечтали о голубиной судьбе.
Банкиры плевались.
Эпопея прочно угнездилась на первой строчке рейтинга.
Семья прозаика Тютькина ликовала на пороге мировой славы.
Поэт Матюгов материл соседа и окружающую среду.
Младшая дочь прозаика шила платье, в котором она пойдет по малиновой дорожке рядом с отцом принимать «Платиновый карандаш».
Средняя дочь следила за событиями в Нобелевском комитете.
Старший сын присматривался к кабриолетам.
Но было одно досадное «но».
Автор эпохального шедевра не был членом ни одного Союза.
Когда-то давно он,правда, был членом Союза любителей шашек. Но Союз распался, когда его члены пропили последнюю шашку.
«Что делать?»-вечный российский вопрос не обошел стороной и семью прозаика.
Первой пришла в себя теща. Она сняла со сберкнижки последнюю заначку и изрекла: -Иди и вступай!
- Но куда?
- В Союз?
- Какой?
- Писателей и поэтов.
- А вдруг меня не возьмут?
- За деньги возьмут!
- Так у нас в городе нет Союза писателей и поэтов?
- Сейчас организуем!
Теща, бывший торговый работник,слов на ветер не бросала.
Не зря она 30 лет пивом торговала.
Пригласив поэта Матюгова,бывшего фальшивомонетчика Соловейчика, завскладом Неворовайло,буфетчицу Нинель,домоуправа Сигова и объяснив им ситуацию, теща взялась за организацию Вожделенного Союза писателя.
Фальшивомонетчик Соловейчик с легкостью мастера соорудил печать и удостоверение. В кабинете домоуправа его прозаику потом торжественно и вручили.
Буфетчица Нинель организовала фуршет на оставшиеся деньги.
«Ничего, получим премию и расходы отобьем!»-подытожила теща.
Поэт Матюгов, как Председатель экспертной комиссии, согласно кивал пьяной головой.
Шли дни, за ними-месяцы.
Член Вожделенного Союза писателя публиковал шедевры, как теща пекла пирожки на продажу.
Интернет, как и бумага, все стерпит.
Появился свой круг читателей и почитателей.
В местной библиотеке прошла встреча с читательницами: бабой Зиной, тетей Валей и одиночкой без возраста Алевтиной.
Безмолвствовал только Нобелевский комитет.
Оно и понятно. Трудности перевода с голубиного на шведский.
И тут вдруг еще этот сон окаянный!
К чему бы это?