... Где так вольно дышит человек.
Путь от аэропорта был недолгим. Всего-то километров двенадцать на такси по уже студёному, осеннему, ещё не скованному морозами Омску. Пока оборонное предприятие заказывало для меня номер в гостинице «Маяк», я отметил командировку и занялся саоими обязанностями. После нескольких бурно прведённых дней в Москве, недосыпа и дорожных неудобств работа не ладилась. Понимал, что КПД никакой. Всё же возился, пытался что-то делать, скорей для того, чтобы время скоротать. Наконец, получив разнарядку, отложил работу на понедельник и отправился в «Маяк».
Из номера открывался уникальный вид на устье Оми, пойму Иртыша и остров Райский. Вечерело. Пейзаж за окном - река и большой одинокий чёлн своими дымчатыми оттенками серого, переходящего в чёрный, и серебристый зигзаг лунных бликов на воде напоминал мне старинное фото из семейного альбома с подобным сюжетом. Это меня тихо веселило. Мысленно перед взором пронеслись картинки лета, проведённого среди литовских озёр, и усталый, я незаметно уснул, утонув в мягком кресле перед окном-витриной во всю стену от пола до потолка. Проснулся я резко, как-будто от внутреннего толчка, какой бывает, когда осознаёшь, что заспался и уже опаздываешь, и надо сломя голову бежать, дабы не пропустить. На часах было 19:20.
Контрастный душ освежил и взбодрил, и пробудил притупившееся было чувство голода, и, пока обернувшись большим полотенцем и обсыхая, я распаковывал оставленный посреди комнаты саквояж, размышлял как поесть: спуститься в настойчиво приглашающий ресторан либо пойти в гастроном за съестным. Хотя томная лень стала, сменив первоначальный прилив бодрости, обволакивать тело, в голове, как маятник противоречиво раскачивалось желание пойти в ресторан. Это желание ещё больше усилилось, когда я представил себе провинциальные российские продмаги с шикарными, довольно часто, интерьерами и всегда пустыми прилавками, и полками уныло уставленными трёхлитровыми жбанами рыжего томатного сока, закованного в них жёлтыми жестяными крышками, коробками яиц или треугольными картонными пачками голубоватого молока и какими-нибудь рыбными тефтелями в томатном соусе. К тому же, не пропадать ведь пятничному вечеру! Поем горячего, музыка с восьми вечера, вот слышна уже ... Так, неугомонная головушка, я себя без больших потуг уговорил.
Золотыми буквами, да по красному полю: «Вас приглашает уютный ресторан на полторы тысячи мест.»,- гласил рекламный щит над входом в гостиницу «МАЯК» города Омска. Сей «маяк» советской архитектуры – беспропорциональной длины «чудо» зодчества, расположился в комплексе с речным вокзалом у слияния рек. Громадное, с высоченными потолками помещение ресторана состовшее из двух проходных одинаковых объёмных салонов, разделёных коридором, стеклянными стенами с такими же дверьми по обе его стороны, напоминало вокзальные залы ожидания, если бы не множество столов, официантских станций с салфетками и столовыми принадлежностями и широкий подиум для музыкантов в центре каждого. К удивлению, «уютный ресторан на полторы тысячи мест» был не битком, но заполнен. Это было заметно, поскольку я вошёл туда, когда музыканты уходили на перерыв, и танцующие пары рассаживались на свои места. Присев к двухместному столику у высокой стеклянной стены, почти напротив танцевального круга, и осмотревшись, я обнаружил двух подружек за таким же ближайшим столиком на одной линии с моим. Стеклянная стена от пола ввысь выходила на Иртыш. Длинный ряд двухместных столиков выстроился вдоль неё в линию, которую отделяли от стеклянной стены перевёрнутые усечённые пирамиды лакированных деревянных кадок с декоративной растительностью, между которыми лёгкие резные деревянные оградки перекрывали подступы к собственно стеклянной стене. Смежная линия и дальше – числом пять или шесть состояли из четырёхместных столов. По краям же громадного зала располагались столы сервированные на восемь, двенадцать и более людные компании. Между столами сновали официантки с тележками, выкатывавшимися из двух пар проёмов по обе стороны сцены, задрапированной ниспадающими большими складками бежевых портьер. я появился после закончившегося первого бума заказов, поэтому ждать долго не пришлось, и розовая улыбчивая матрона в белой крахмальной диадеме записала всё, что я просил. Люди пришли задолго до музыкальной программы, чтобы получить желаемые напитки и кушанья и подготовиться к танцам, и теперь в перерыве спешили «принять на нутрь» к следующим первым аккордам. Скоро, под хрипловатый призыв вокалиста к маме написать ему в Египет1, матрона подала водку, минеральную воду и холодное, и я приступил.
Моё появление не прошло незамеченным соседним столиком - подружки поправили свои бабетты2 и оживились. Медно-каштановая сидела лицом ко мне. Блондинка же получила от неё информацию и, чтобы посмотреть, не обнаруживая своё любопытство, и увидеть не оглядываясь назад, поднялась прихватив ридикюль и с деланным безразличием прошла мимо. Я налил стопку и приподняв её, жестом как-бы сделал приглашение выпить вместе. Оставшаяся за столиком медно-каштановая с достоинством слегка кивнула, изобразила холодную улыбку и, указав на пустующее место подруги, дала понять, что надо дождаться её. Вернулась блондинка. Совет был недолгим, и девушки налили Советское Шампанское, блондинка обернулась, обе приподняли бокалы и мы на расстоянии без слов и чоканья приветственно выпили. Потом были танцы. С одной и с другой ... Так я зацепился в Омске городе.
Медно-каштановую бабетту звали Светой. Бабетта Света без каблуков была ростом с меня, худощавая и плоская, но вот её движения, жесты и пластика при ярком смуглом лице, на котором сияли чёрные глаза как спелые вишни, и пухлые, налитые кровью, яркие губы складывались в едва уловимую загадочную улыбку. Она выглядела невероятно сексуально вблизи, особенно в танце. Издали она казалась намазанной слоем «шпаклёвки», хотя пользовалась косметикой исключительно минимально. Такое впечатление чаще складывается в противном случае - при сокращении дистанции. Её подругу, светловолосую, более похожую на собственно Бабетту – Бриджит Бардо, звали Оксаной. Оксана, ростом немного уступая подруге, очень симпатичненькая и крепенькая с тугой высокой грудью, серыми глазками, малюсенькими ушками, тонкими ноздрями и припухлыми губками производила бы впечатление старшей пионервожатой, надень ей кумачовый галстук. Так, ресторанный вечер кружился и двигался в танце, приближаясь к исходу отведённого распорядком времени. Часть столиков опустела, и я с девушками, воспользовавшись воможностью, пересели, с ведома розовощёкой матроны, за ближайший четырёхместный. Мы вместе продолжили пить Советское Шампанское Полусладкое Свердловского завода шампвнских вин. Не комильфо, когда пьёшь только ВRUT3, да и то – изредка, однако Баббеты, как и всё остальное женское население Союза предпочитали полусладкое.
Девушки уже достаточно натанцевались и не только со мной. Они несколько захмелели, подустали и уже не стремились пуститься в финишные «скачки». Лабухи4, тем временем, якобы закончили вечерний сеанс и, делая вид, что начинают складывать аппаратуру, ждали заказов за наличную монету. Вечер всё же продолжался, алкоголь сближал, девушки узнали кто я, откуда и зачем. Я в свою очередь разузнал, что девушки закочили торговый техникум, работают продавцами в центральном универмаге. Что их смена сегодня закончилась, и по графику они имеют несколько выходных. Что Свете двадцать один год, что живёт она с бабушкой, а родители нефтянники работают где-то далеко на севере на вахтовой смене. Оксана оказалась на два года старше, хоть и выглядела гораздо моложе. Она уже побывала замужем, и у неё трехлетний сынишка, которого бабушка забрала сегодня из круглосуточного детского садика. Бывший муж после развода куда-то уехал, и судя по тому, как она об этом нехотя и невнятно сказала, я предположил, что он в местах не столь отдалённых. Родители Оксаны работали по контракту на Байконуре. Кем и как я допытываться не стал. Словом, мне повезло – они были компанейские хорошие душевные девушки. Обе понравились мне, но Света более чем понравилась – я её уже вожделел.
Ресторанный вечер медленно затухал. Подгулявших посетителей оставалось всё меньше, но в громадном зале уже зрели конфликты, послышались споры и ругань. Какие-то лихие ребятки косились и в нашу сторону, и девушки настояли на том, что пора уходить. Света приняла моё предложение, мы посадили Оксану в такси и поднялись в номер. О том, что происходило в номере рассказывать не имеет смысла. Там не было интриги, всё складывалось как мной было желаемо, пока не стали стучать в дверь. Света, зайдя в туалет за минуту до стука, испугалась, закрылась там. Я отворил дверь в номер. Ворвалась дежурная по этажу. Стала требовать, чтобы «гостья покинула помещение». Не обнаружив её в комнате, пошла ломиться и стучать в санузел, требуя немедленно открыть. Света не отвечала и не открывала. Я пытался успокоить взбеленившуюся дежурную, вежливо вытеснив её в коридор, предлагал ей денег. Та не брала, хотя когда мы шли в номер, я сунул ей пятёрку и был уверен в том, что всё в порядке. По всей видимости произошла размолвка между дежурной на этаже и администраторшей в рецепции. Чтобы избежать скандала, я пообещал, что гостья скоро уйдёт. Однако мы ещё задержались, промедлили и дождались громкого и настойчивого стука, и мужской голос за дверью требовал: «Откройте! Милиция!». Испуганная Света опять забежала в санузел и там заперлась. Я отворил. Из коридора резко хлынули трое милицейских, задвинувших меня в комнату, за ними дежурная по этажу и кто-то ещё.
Нас забрали в милицейское отделение. Из гостиницы меня выселили, паспорт и командировка оказались в руках у капитана милиции, который с улыбкой изучая их, учинял нам допрос. Кто я, кто она, давно ли мы знакомы? Чем занимаюсь и что делаю я тут в Омске? Ещё в ресторане, когда закончилась официальная музыкальная часть, мы обменялись номерами домашних телефонов и именами с фамилиями, которые я запомнил и внёс в записную книжку, а девушкам записал свой на вырванной страничке. Таким образом мне удалось доказать, что мы давно знакомы и развеять подозрения капитана, якобы мы случайные соучастники разврата, нарушающие моральный кодекс советского человека. Но обвинение в нарушении правил советского общежития снять было невозможно, как масло с бутерброда. Заметно было, что капитану с юмором и татарским акцентом было не до нас, вежливых и спокойных, не причиняющих никакой угрозы и беспокойства окружающим. В то время, как из обезьянника5 доносились пьяные крики, угрозы, матерная ругань и звуки побоев, наносимых сотрудниками милиции особо неугомонным. Капитан недолго обдумывал «что ему с нами делать», и после того как я спросил его: «Ну что такое капитан? В России уже трахаться запрещено?»,- приказал отдать мне саквояж, вернул паспорт и командировочное удостоверение и велел выпустить вон.
Мы оказались на тёмной безлюдной улице холодного ночного города, где освещён лишь милицейский участок. К счастью, оказалось, что Светина бабушка подрабатывает то ли сторожем, то ли вахтёром, и мы можем сейчас поехать к Свете домой. Усталые, мы приехав, тотчас же завалились спать. Спать мне долго не пришлось. Света подняла меня в семь утра. Скоро должна прийти с дежурства бабушка, а Света не могла себе позволить при ней таких обстоятельств. Впрочем, Света предупреждала меня об этом. Быстренько освежившись под контрастным душем и сменив исподнее, я почувствовал себя бодрым. Света сказала, что будет отсыпаться, до вечера никуда не выйдет, просила звонить ей, и я оставил у неё свой довольно увесистый саквояж, чтобы иметь свободные руки. Мы договорились встретиться вечером. Субботнее утро в чужом краю, в холодном незнакомом городе не сулило ничего интересного и радостного. Куда деваться? Я поехал на железнодоржный вокзал, где как и на всех жд вокзалах крупных советских городов всегда круглосуточно кипела своя специфическая жизнь. Походил по вокзалу, посмотрел «на будущее» расписание поездов, понаблюдал пасущихся проституток, воров и пьяниц, всех ищущих и ждущих своего шанса. Общепитовская пища Омского вокзала не привлекла, чтобы не сказать хуже, моего внимания, хотя вчера в «Маяке» была вполне сносной. Я недопил то, что у них называлось кофе и откинулся в людном зале ожидания на скамеечку. Проснувшись оттого, что меня тормошили схватив за плечи, я увидел двух милиционеров, и ощущение мелькнуло такое, как в гостинице «Маяк», если бы не многолюдье, его погасившее. Блюстители порядка потребовали мои документы, посмотрели и переглянулись между собой со словами: «Да это тот самый, что был в прошлой смене у капитана Сайфутдинова! Здесь спать нельзя!» «Да!»,- отвечал я: «Что же мне делать? Ведь меня выгнали из гостиницы. Чуток заснул, но ведь никому не мешаю. Войдите в положение!» «Не положено!»,- прозвучал дуэт: «Ищите другое место!». Положив во внутренний карман пиджака документы, одел сложенное на коленях пальто и напрвился к выходу уже не слушая наставлений и «добрых» советов милицейских.
На привокзальной площади пенилось субботнее оживление. Денёк выдавался красивый, хотя равнодушные солнечные лучи, соскользнув с крыши светлозелёного здания вокзала, отражались шлифованными краснокоричневого гранита цилиндрическим цоколем и пьедесталом, на котором во весь рост икряным цветом серела чугунная статуя вождя революции, и бездарно обламывались об облезлые розовые трёх-четырёхэтажки, находившиеся за площадью. Горожане кучковались возле украшенных орнаментом и вязью палаток с чаем и пирожками, и колёсных лотков с мороженным. Особой притяжением обладали лотки с горячими сосисками, которых на прилавках магазинов было не найти. Всякие пирожки я любил, кроме как с картошкой и с рисом, и съел четыре вкуснейших пирожка: с ливером, с грибами, с капустой и с рыбой и чуть было не испортил послевкусие чаем с привкусом свежего мыла, которым, очевидно, сегодня перед началом торговли вымыли самовар. Однако пирожки ... !!! Объедение. Никогда и нигде не едал я пирожков вкусней, чем в Омске и впоследствии, когда не единожды там бывал, их покупал и ел с превеликим удовольствием и разочаровываться не пришлось. Пришло время заняться поиском жилья. Целый день мыкался я по омским гостиницам. Увы, безрезультатно. Я побывал в следующих: Омск, Сибирь, Иртыш и других, уже и названий не помню, и везде мне вызвыюще красноречиво отказывали. По той тональности, какой меня встречали в этих гостиницах и отказывали, хотя места были, ведь других претендентов на постой оформляли, я уловил, что они там все созвонились, сговорились меня не принимать. Впоследствии эти догадки подтвердила работница гостиницы Сибирь, когда в последний день я утром рассчитывался перед отъездом, хотя об этом её не спрашивал, и как-то на глаза она мне до того не попадалась. Ещё засветло вернулся я на жд вокзал и попытался попасть там на ночлег в «уютный» дортуар6 на пару десятков койко-мест, но и здесь принести в жертву свой сон и ночной покой мне не удалось. Зато удалось купить билет на поезд, отпраляющийся в среду до Петропавловска Казахского. Купил не на скорый, а на пассажирский поезд с таким расчётом, чтобы проехав эти примерно 400 км. прибыть туда не раньше девяти утра. Таким образом, предстояло провести в гостеприимном городе Омске ещё четыре дня и четыре ночи.
Позвонил Свете, договорился о встрече. Попросил вещи мои не везти, оставить у себя до понедельника. Нежданно-негадонно мы попали к началу сеанса в кинотеатре «Маяковский». Встали в громадную очередь за билетами, и несмотря на предупреждение кассирши, что билеты заканчиваются, к моему удивлению, на нас хватило. Ажиотаж вызывал американский фильм «300 спартанцев». Хотя в зале была духота и жарища, а то было время, когда в кинотеатрах ещё топили, я с удовольствием посмотрел и даже ни разу не клюнул носом. Оказалось, что к ужину нас ждёт Оксана. Она накрыла стол, её бабушка с утра уехала в деревню где-то неподалёку, в области, обещав вернуться завтра к вечеру, и я умиротворённо отметил про себя, что будет где переночевать. Оксана жила в шаговой досягаемости от кинотеатра, и оставалось только купить выпивку. В прсторной четырёхкомнатной квартире Оксаны комната отводилась бабушке, другая ей с сынишкой, третья была родительская и четвёртая служила общей гостинной, в которой был для нас накрыт круглый стол. В меню были шаньги с картошкой, пельмени, студень свиной, подобие салата оливье, нарезанная кружками варёная колбаса (отдельная или любительская), сыр Ярославский, солёные огурчики, квашеная капуста и дешёвые шоколадные конфеты. Под полусладкое шампанское мы вспоминали моменты вчерашнего дня и ресторанного вечера, было тепло и приятно в компании этих милых девушек, что-то мелькало по телевизору. Девушки погружались в опьянение, и быстрей других поймавшая кайф, Света пошла спать первой в родительскую комнату.
Оксана, прежде чем набрать кондицию, уложила дитя спать, и когда достигла оной, пошла к ребёнку, но не спала а возилась и шуршала там, ходила то втуалет, то в ванную. Я же ещё коротко посидел, просмотрел заметки, сделанные в записной книжке и прежде, чем прилечь к Свете, зашёл в ванную комнату постирать носки. Пришла Оксана, спросила не надо ли чем помочь и смотрела на меня вся в слезах. Я хотел её успокоить, погладил по головке, она прижалась ко мне. Мне стало жалье её, я что-то шептал ей, гладил её матово белые плечики и упругую грудь и, затвердев, прямо там в ванной неистово её пожалел. Оксана не успокоилась. Дорвавшись до сладкого, с беспощадной жадностью, она схватила меня за руку и стала тащить в свою комнату. Я сопротивлялся, боясь, что разбудим ребёнка, и Света может проснуться, но Оксана тащила и настаивала, что они точно не проснутся, и она это знает. Я уступил, скорей из-за того, чтобы избежать возни и шума, создаваемого нами в коридоре, и мы легли в её комнате, в её постель рядом с детской кроваткой. Дитя всё-таки прснулось, когда я уже собирался уйти, и начало голосить. Я резко дёрнул в ванную комнату, там осталась моя одежда, принял душ, и не обсыхая, зашёл в родительскую комнату. Света сладко посапывала во сне.
Первым проснулся я. Оделся обулся, умылся, походил по квартире, посмотрел книги на полках, почитал Чехова. Отметил себе, что сегодня воскресенье и завтра слава Б-гу на работу, и там решится вопрос с ночлегом, а будущую ночь неизвестно где провести придётся. Проснулся малый, опять заголосил и разбудил ещё досыпавших женщин. Наконец, все поднялись и принялись приводить себя в порядок. Оксана стала кормить мальца, и мы позавтракали. За завтраком девушки допили остававшееся шапанское, и мы стали прощаться с Оксаной. Мы вышли, и Света предложила показывать мне местные достопримечательности. Большой город Омск состоял из нескольких островков цивилизации с относительной чистотой. Несколко центральных улиц и площадей большого города были чисты и ухожены, за ними совершеннейшая однотипность, обветшалость и запущенность - всё то, что делало тогда неказистыми подавляющее большинство российских городов. Воскресенье получилось неинтересным: никаких знакомых в Омске у меня не имелось, бесцельно бродили по скучному осеннему городу, где-то невкусно пообедали, где-то пили чай для сугреву. Неотвратимо близились вечер и ночь, и темнота начинала беспокоить нерешённой проблемой ночлега. Света потащила меня куда-то на окраину, где мы зашли в громадную деревянную постройку, куда нас впустила какая-то женщина, которая пошептавшись со Светой, попрощалась и ушла. Постройка отнюдь не была ветхим или временным сооружением, а была крепким непробиваемым осадками и ветром амбаром, в центре которого находился широченный верстак с меддвежьей шкурой. У торцевых стенок амбара стояли алюминиевые столы с пластмассовым верхом, огромные стеклянные бутыли в оплётках с ручками, поблёскивающие металлом и стеклом, самогонные аппараты и множество других бутылей поменьше. На полках и стеллажах в беспорядке стояли разной ёмкости стеклянные банки, поллитровые бутылки, множество различного инструмента, лаки и краски, скорей всего доставленные сюда несунами с омских промышленных предприятий. Окон в стенах амбара не имелось. Были специально смонтированные большие прямоугольные люки на внутреннем, не выходящем на идущую мимо амбара улицу (грунтовую колею), на которой двум встречным авто вряд ли разъехаться. Заслонки люков приводились в движение и отворялись шнуром, идущим в ложбинке вверх по стене и крыше через систему блоков. За амбаром шли какие-то бараки, буераки и болотце. Электричество, как я представляю, амбар воровал у какого-то предприятия и запитывался, и отключался только тогда, когда это делали на самом предприятии, но в таком случае подводящие кабели, очевидно были проложены под землёй, ибо по воздуху абсолютно ничего к амбару не подходило. Но всё это разглядел я утром понедельника, когда рассвело и я уходил, а Света осталась кого-то ждать. А сейчас Света зажгла свечи, закрыла изнутри, скорей ворота, чем двери, и мы собирались устроиться на ночлег на верстаке на медвежьей шкуре. На туристическом примусе, который был предусмотрен для такого случая, мы разогрели литровый чайничек и пили чай с яблочным вареньем при свечах. Был там и злектрический чайник, и запасы питевой воды. Однако в амбаре никакого обогрева не было, и имея всего два байковых одеяла, согревались мы вполне естественным древним способом, катаясь и кувыркаясь в объятьях друг друга, пока разгорячённые и занемогшие, не уснули молодым и здоровым сном. Уже потом в купе поезда на Петропавловск, перебирая свои приключения, до меня дошло, что Светина бабушка была одной из дежурных в том амбаре, а дверь отперла нам одна из её сменщиц.
Начальник производственного отдела, в котором я выполнял работу был удивлён неприятным курёзом и от души хохотал, когда я в лицах рассказывал про приключившееся со мной в Маяке. Работа шла споро, я прикинул, что мог бы её завершить и завтра, но билет уже был куплен на среду, поэтому не стал спешить и пробыл до вечера в отделе. После работы поехал в уже знакомую гостиницу Сибирь, где в субботу мне было категорически отказано. На сей раз было указание сверху, и мне дали совсем уж простенький номер без туалета, без душа и ванны. После прошлой ночи и за ней трудового дня не мог не воспользоваться общей душевой и сразу же к Свете за саквояжем. Сегодня Света отдыхала и готовилась к утру на работу. В понедельник их универмаг не работает, а со вторника у Светы с Оксаной новая рабочая неделя. Мы недолго прогулялись по полутёмным улицам района Нефтяники и разошлись. Весь день вторника прошёл в плодотворной работе. После работы я отправился в центральный универмаг, где работали подруги. Я застал их во всей красе на своих рабочих местах, за прилавками отделов одежды и обуви. Только вот купить там было нечего. Всё, что там висело, стояло и лежало - в Вильнюсе никуда не годилось. Мы неплохо поели в столовой универмага, и я, сожалея о расставании, попрощался с подругами. Мы надеялись, что скоро ещё увидимся. Поезд уходил завтра вечером, когда они ещё находились на работе, и встретиться напоследок не выходило по времени.
Рано утром, рассчитавшись с гостиницей, с вещами поспешил я на предприятие, завершил свою работу и отметил убытие в командировочном удостоверении. День получился удачный, мне удалось ещё и заработать кучу денег, и получить их. Оставалось два часа до отхода поезда и надо было поспешать на вокзал, добираться общественным транспортом с пересадкой. Такси поймать возле предприятия в сторону вокзала было делом почти несбыточным, а это был бы лучший вариант, учитывая, что в одной руке саквояж с вещами, в другой сумка с осциллографом, запасными деталями и инструментом. Но нам не привыкать! И вот, наконец я занял своё место в купе. Проводница принесла чаю в тонких стеклянных стаканах с подстаканниками, поезд тронулся, и после шипения и треска объявлений поездного радиоузла, звук нормализовался и музыка бравурно заиграла, и мощный бас Поля Робсона7 пропел слова припева8:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Примечания:
1. Напиши, мне мама в Египет – (песня о советских специалистах, строивших Асуанскую плотину в Египте) Музыка Я. Френкель Слова Л. Ошанин, 1964 г.:
Жар пустыни нам щеки щипет
и песок забивает рот.
Напиши мне, мама в Египет.
Как там Волга моя живет?;
2. Бабетта – изысканная прическа, получившая популярность благодаря всем известной актрисе Брижит Бардо и фильму «Бабетта идет на войну» 1959 г.. С тех пор она пережила довольно много вариаций и приобрела новых черт и решений;
3. BRUT - винодел Виктор Ламбер, в 1874 г. разработал технологию ферментации, превращающую яблочную кислоту в молочную. Благодаря этому появился брют — очень сухое шампанское, вскоре ставшее самым популярным сортом в мире. А специалисты винодельческого дома «Лоран-Перрье» пошли еще дальше и выпустили экстра-брют, суперсухое шампанское. Англичане полюбили новое игристое вино и распространили его по миру. «Брют», современное шампанское, был сделан для британцев в 1876 г. Российский императорский двор также потреблял много шампанского, предпочитая более сладкие сорта;
4. Лабух - Слово «лабух» употребляется в значении «музыкант, исполняющий музыку ради денег», обычно – «ресторанный музыкант»., иногда – «музыкант вообще» (уничижительно) . Слово широко известно, а с 1960-х вышло на печатные страницы;
5. Обезьянник - места заключения (камеры) при территориальных органах внутренних дел, предназначенные для временного содержания задержанных;
6. Дортуар - От франц. dortoir «общая спальня; спальное помещение», из лат. dormitorium «комната для ночлега, спальня»;
7. Поль Лерой Бестилл Робсон - (англ. Paul LeRoy Bustill Robeson; 9 апреля 1898, Принстон, Нью-Джерси, США — 23 января 1976, Филадельфия, США) — американский певец (бас), актёр, правозащитник. Полиглот (исполнял песни и говорил более чем на 20 языках);
8. Широка страна моя родная - («Песня о Родине»; 1936) — известная патриотическая советская песня, написанная Василием Лебедевым-Кумачом и Исааком Дунаевским для фильма «Цирк».