Магаданский шахер-махер

               
 
В пос.Ветреный, что на берегах Колымы, двух молоденьких московских “учёных” из института Физики Земли забросил вертолёт. И улетел, подняв тучу пыли. Встречал мрачный дядька на старом американском виллисе,  сохранившимся со времён войны, с эпохи Ленд-лиза. Он снисходительно посмотрел на гостей с материка, хмыкнул в прокуренные усы и отвёз гостей в   грязно-белый снаружи и ядовито зелёный изнутри одноэтажный барак. Он же…городской отель. В концах коридора кухня и умывальники, трёхочковый туалет снаружи. На вопрос - а как-же в лютый мороз и летний комариный или мошковый ад, ответа не дождались и потому от тоскливого предчувствия предстоящих трудностей содрогнулись изнеженные тела москвичей.
Весь вечер гоняли из комнаты комаров. Спали плохо и нервно. Утром в дверь постучали и не дожидаясь приглашения, вошли две молодые прекрасные женщины в ...черных ватных телогрейках. Узнав, что мы собираемся идти завтракать в столовую, они замахали руками и в один голос запели, что нас ждут на прииске, что там, в закрытой столовой, нам отведён стол и вообще они откомандированы, чтобы показать нам все прелести местной флоры и фауны. Они были ласковы и предупредительны и о причинах я догадывался.  Начальник Северо-Восточного геологического управления (СВГУ), старый опытный волк, более 20 лет правившей геологической империей Магаданского и Чукотского краёв, носил одинаковую со мной редкую фамилию. Встретившись в его кабинете для передачи рекомендательных писем, рассказав о наших проблемах, мы расстались, но промолчали всем, что всего лишь однофамильцы. Так на всякий случай.
Прелестей в неказистых, хаотично рассеянных среди грязи и огромных луж одноэтажных грязно-белых домишках барачного типа с непременными земляными завалинками, грудой разнотипных сараев и навесов со стопками сложенных дров и единственной центральной улицей, застроенной двумя короткими рядами двух и трёхэтажных домов, конечно, не могло быть. Ни деревьев, ни кустика. Однообразный пейзаж украшали огромные чёрно-белые свиньи, бродящие или вальяжно отдыхающие, лай собак, да ряды разноцветного нижнего белья на длинных палках, развешанных за домами.
Одно рукотворное творение очень привлекло наше внимание. Недавно начали добывать золото в русле Эльгеньи. Поставили большую драгу и заработал прииск “40 лет Октября”. Драга перемалывала донные пески денно и нощно, снабжая золотишком родную партию, а работягам
*кони ржавые - на жаргоне, связные по доставке золота.
перепадали малые, иногда и большие камушки, из-за чего случались весьма интересные истории. 
Золото!!! Как вожделенно звучит слово. Безостановочно вращаются большие ковши, из которых мутными потоками стекает вода, унося отработанную породу в отвалы на берегу, стрекочат огромные грохочущие цинковые лотки с бесценным песком, промываемые струями воды. И вот между пальцами струятся килограммы мокрого тусклого золота. И чо? Да ни чо! Никакого ажиотажа. Нет! Товарищи Кортес и Бальбоа не могут служить символами для передовых советских граждан. Другое дело шашлыки на природе. Пусть даже из пресной оленины. Вот это настоящее занятие для советских служащих.
Помимо прелестей поселка были, как ни странно и обязанности. Необходимо было детально освоить для работы шестиметровую секционную резиновую лодку с деревянным настилом и небольшим моторчиком, переданную нам военными. Рано утром приезжал шофер Толик и вёз в командирскую столовую, обслуживающую дирекцию прииска, командный состав расквартированного армейского батальона и власть посёлка. Толик ждал в машине. Плотно набив живот и ещё набирая с собой что-то на обед, чтобы не терять время, мы мчались в затон, в 5 км. от посёлка, где стояла наша зелёная красавица. Нас ожидал молоденький лейтенант Гаврилыч, инструктор. Смущаясь, хотя мы были одногодки, Гаврилыч объяснял как управлять лодкой (мотором и вёслами), как надувать при необходимости, как клеить заплаты. С его помощью мы соорудили навес от солнца. Затем выходили на простор затона и долго гоняли лодку разными галсами относительно направления ветра. На воде почти не было комаров и потому учёба доставляла истинное удовольствие. К вечеру вновь появлялся Толик и отвозил в столовую и затем в ...отель.
Но к вечеру последнего дня обучения мы обнаружили за баранкой другую личность. Тощего, с испитым лицом, говорливого Серёгу. С первой минуты он обрушил на нас массу блатного жаргона. Мы рты разинули, что вызвало приступ смеха и надсадного кашля.
Ну что братишки - откашлявшись произнёс Серёга - не слыхали такое. Не боись! Толян ваш из вольняшек. Мужик он. Мелкий барыга. На дело не доверенный. Авторитет потому меня и послал.
Мы подъехали к гостинице. Смеркалось и единственный фонарь перед входом лишь усиливал впечатление криминальной пустынности окружающего пространства.
Перетереть надо, братишки. Когда соловей сообщил из столицы, что гоните в Ветряной, а потом идёте на Дебин, по нашему на Переправу, пахан аж подпрыгнул от счастья. Коней-то наших кто-то сдал, а ржа накапливается. В столице требуют посылки, а тут вы. Понимаете!
Мы от изумления не могли слова сказать. Какая ржа? Какой соловей? Кто такие кони?
Ну что хайло-то разинули, птенцы желторотые. Придётся поработать на общак. Да и работа никакая. Передать посылочку на Переправу. Конями будете. Ржу переправите и свободны.
Серёга расстегнул телогрейку и вытащил три увесистых мешочка.
Это ржа, песочек и камешки. Золотишко значит. Уразумели. Вас-то шмонать никто не будет. Так что дело верняк.
Первым обрёл дар речи мой напарник, Алик.
Ты что, Сергей. Спрячь. Мы в эти игры не играем. Нас предупреждали. Так что  ничего не видели и ничего не слышали. Пошли, Лёха.
И он решительно открыл дверь виллиса.
Слышь, баклан! Не гони порожняк - хриплый голос Сергея напрягся от злобы. Здесь вам не Москва. Здесь наши законы. Вы теперь, хотите или не хотите, но в деле. И если даже шкурить не будете, просто откажитесь, то всё равно на перо посадим. На Переправе или в Магадане. Понимать надо. Отказ не принимается. Большие люди завязаны в деле.
У меня от страха пропал голос. Совсем. Как в детстве. Молчал и Алик. Сергей взял мою сумку и аккуратно всунул мешочки.
Да не боись, бакланы. Дело-то плёвое. Теперь у вас и кликуха есть. Одна на двоих. Кони ржавые будете - довольный выдумкой Сергей заржал и закашлялся. Отдышавшись, вдруг свирепо прошипел, хотя вокруг никого, кроме нас, не было.. 
А теперь, шпана, слушай внимательно. Запоминай. На Переправе найдёте центральную больничку. Она там единственная. А при ней медицинское училище и общежитие. Завхозом там рыжая баба, Валентина Цвигун. Вот ей в руки и передадите. Она ждёт подарка от москвичей. Баба знатная, ласковая. Отблагодарит по царски. Уж я-то знаю… - и Сергей вновь надрывно заржал.
Он выпихнул нас на улицу. Вышел сам, достал из машины большую тряпку, развернул.
А это от меня подарочек. Пахнуло солёной рыбой. Тут две нельмочки рыбацкого посола. Таких не ели. Так-что будете вспоминать. И вот ещё банка. Здесь дёготь смешанный со свиным жиром. Первейшее средство от комаров. Ваши мази херня, а это единственное средство для нас на лесоповалах. Иначе бы все передрались и передохли.
И уехал. Пропал в темноте.
Ошарашенные происшедшим мы долго молча стояли, затем также молча поплелись в номер. За весь вечер кажется не проронили ни слова. Так и легли спать. Утром в дверь постучались и мы вздрогнули. Вошел Толян. Как ни в чём не бывало сказал, что в командирской ждёт прощальный завтрак и большой пакет, где по слухам будут банки с тушенкой. Американской, со складов Дальстроя. Затем отвёз в затон и не уезжал пока катерок не выгреб нашу лодку на Колыму. С причала весело заорали.
Эй, москвичи, отдать концы. Счастливого похода…
Лодочка заплясала на волнах, заработал мотор и мы резво тронулись.  Лишь тогда Алик, сидя у руля, улыбнулся и сквозь шум движка я услышал.
Ну что, конь ржавый. Не унывай и смотри по ходу. Начнём, пожалуй.
Кончалась вторая неделя 240 километрового маршрута. Знаменитые Колымские пороги далеко позади, но течение все ещё быстрое, вода холодная, мутная, грязно-желтого цвета. Невероятно тяжёлый был маршрут. Нас было только двое и мы молча, не сговариваясь, отметали малодушие. А Серёгу вспоминали каждый день. Его мазь оказалась единственным спасением от комаров и появившейся мошки. Мы мазались и утром и вечером на ночь. Комарьё миллионами кружили вокруг, наполняя воздух жужжанием и писком, но не садились на кожу. От мази шла ужасная вонь, но к новому режиму жизни мы  быстро привыкли. Даже чай с кисленьким муравьиным формальдегидным привкусом стал обыденностью. Пьёшь словно божественный кисло-сладкий напиток, заедая куском чёрного хлеба и бледно-розовыми  сочящимися от жира кусками балыка нельмы.
И за всё это время ни разу, хотя уверен помнили с утра и до утра, не вспоминали о приисковом золоте, что спокойно плыло в руки рыжей Валентины. Лишь на пару дней устроили камералку, наткнувшись на небольшой плоский, голый и потому хорошо продуваемый  островок посередине реки.
О Сергее вспомнили моментально, когда показался блок-пост перед мостом в Дебине. Радость, что окончился тяжелый маршрут, что впереди люди, баня и магазин, сменилась тревогой. Мы молча глядели друг на друга. Взгляды казалось молили - парни, ещё есть время выкинуть мешочки в мутные речные воды… Но страх парализовал нас.
Эгей на лодке - услышали мы, впервые за три недели человеческие голоса  - давай к берегу.
Оказывается нас ждали. Два солдата и лейтенант. Немного побалагурив, они втащили лодку на грузовик и уехали. Конечно, никакой проверки не было. В Ветряном проводили, а в Дебине подняли с реки. Чего проверять-то!
В тот момент забыли, как давний сон и о Серёге и о золоте. Но вспомнить быстро пришлось. Как поднялись с реки, дивно заросшие и пылающие серёгиной мазью, так и поплелись в райисполком, чтобы представиться и договориться о транспорте в Магадан, а заодно и вселиться в гостиничку, дабы смыть полевые запахи и переодеться в цивильное платье. В приемной вертелись девчонки, отчаянно изображая деловую напряженность рабочего дня. И вновь безотказно подействовала моя фамилия.
Сейчас товарищи. Вас примет Никодим Варламович. Посидите минуточку.
Тут вбежала ещё одна очень деловая девчоночка и с порога громко  застрекотала.
Ой подруженьки. Что случилось-то! Вальку Цвигун, ну ту из больнички, вчера вечером арестовали… Говорят больным сильные наркотики продавала за песочек.
Да ты что, Варька? Не может быть. Она же с начальником милиции любовь крутит. Врёшь.
Вот истинный крест, подружки. Сама по связи слышала...Сейчас всех больных шмонают.
Подо мной громко треснул стул. Никто не обратил внимания. Мы встали с Аликом одновременно и автоматически направились к двери, но в это время секретарша произнесла.
Товарищи, куда же вы? Вас ждет Никодим Варламович. Рюкзачки-то оставьте. Никто не возьмёт. Не беспокойтесь.
Ещё через полчаса мы сидели в гостиничке, ожидая машину на Магадан, которая должна была подъехать через пару часов. Наши распаренные, очищенные морды лица были, без согласования, сосредоточены на одной мысли.
Ну что, конь ржавый, фашисткие пули пока пролетели рядом, не задев. Что делать будем, товарищ Крез - изображая спокойствие, пошутил я. Долго она наверное не продержиться в лапах друзей народа. Скажет и о нас.
Ну и слава Богу - ответствовал Алик. Быстрей избавимся от груза. Предлагаю, пока нет машины, пойти в милицию и всё рассказать...
Да, конечно. Вот только думается мне, что поспешность тут опасна. В Москву в любом случае попадем не скоро, обязательно начнут разбираться. Ты забыл слова той рыжей девчонки - Цвигун любовница начальника. Тут всё наверное ими схвачено, Алик. В любой момент могут за нами придти и сделать крайними в этой операции. Самое простое. Слава Богу, что кажется ещё никто не знает, что мы появились в городке. Кажется - глубокомысленно заметил Лёха. Представляешь эффект - два московских еврея схвачены на провозе золота. Каково! Нет, конь ты мой ржавый, нужно срочно смываться в Магадан, в столицу. К моему однофамильцу. Только ему сдаваться с золотыми потрохами. Сердце подсказывает. Если успеем доехать… Дорога-то дальняя. Может и милиция взять на полпути, а могут и Серёгины товарищи посадить на перо. Знаешь что! Схожу-ка я в магазин и в столовку. Пока суть да дело надобно выпить, прочистить мозги от проклятых мыслей.
Мысли не ушли, но время убили. Никто не приходил. Вскоре за окном засигналила машина. Мы поднялись, подхватили золотые рюкзаки и вышли.
Полярный день сиял как тонкий блин на сковородке. Старенький автобус принял нас и загрохотал по знаменитой колымской трассе. До Магадана было
чуть более 360 вёрст. Говорить не хотелось. Смотреть было не на что. Вокруг простиралась безжизненная каменистая тундра. Молодость и водка взяли своё - мы крепко уснули.
Проснулись мгновенно и одновременно, как ужаленные. Попали в колдобину, заплакал ребенок. Автобус встал и шофер пошел проверять шины.
Где мы - негромко спросил Алик. Кто-то впереди, из темноты, ответил, что через минут сорок будем в Магадане. Больше остановок не будет.
И тут мы неожиданно рассмеялись. Страхи исчезли, появилась уверенность.
Ночевать пошли на сейсмостанцию, в которую упиралась центральная улица. А в 9 утра, с сумкой, где небрежно валялись увесистые мешки с золотом, появились в кабинете начальника СВГУ. Он встретил сумрачно и удивленно. Но по мере рассказа на лице появилась улыбка  и некое лукавство.
Ну что, шлёмы, вляпались по самые уши. Магаданский шахер-махер не для вас. Хватило ума быстро удрать из Дебина.
Это обращение, доброе, отеческое, означало для нас всё - свободу, скорую Москву. Так и получилось. Правда, в соседнем кабинете мы два часа составляли подробную записку о происшедшем очень вежливому товарищу, затем расписались в документе о не выезде. И всё! Товарищ просил не выходить из дома  до следующего утра, когда он отвезёт нас на пароход “Кулу”, следующий во Владивосток.
Затем пришли прощаться к однофамильцу. В два голоса громко благодарили, а тот ответил шуткой - Да, шломы, пять кило золота не фунт изюма.
Блеснул золотым зубом и вышел.