Робеспьер Валерьевич, жилец нашего дома, завёл кота.
Дело было в декабре, и предновогодний мандариновый импринт советского детства надиктовал прямо в мозг вновь испечённому хозяину котячью кличку Мандаринус.
В общем-то, ничего страшного.
Но... Но котик был родовитым и... И, не выдержав сомнительной аллюзии к остродефицитному прошлому Робеспьера Валерьевича, бежал. Бежал, но не в какое-то там далёкое далёко, а начал шататься по дому.
Периодически Мандаринуса видят многие жители. Котик громко орёт, глядя в глаза каждому встречному и поперечному. Робеспьер же не видел его дней десять. Их пути так и не пересеклись.
Как мы об этом узнали?
Из объявления. Из того самого объявления о пропаже кота по имени Мандаринус и приколотой к доске фотографии с жуткой историей недолгого совместного бытия и стремительного побега.
Объявление приросло строкой от анонимного автора, в которой говорилось о том, что котик, скорее всего, вернётся, как только Робби передумает звать-величать животное такой идиотской для котов кличкой.
Робби ответил.
В ответе говорилось о том, что Робби котика понимает, потому как в его жизни был эпизод похожий. Этот давний эпизод о том, как Робби, достигнув возраста подростковой психической нестабильности, который расшатал его веру в нормальность родителей, назвавших его таким чёртовым именем, тоже сбегал из дома. Дальше Робеспьер на листке из блокнота долго размышлял о том, как всё было, но если кратко, то он быстро вернулся. И его возвращение было продиктовано желанием жрать, и он, Робеспьер, надеется, что Мандаринус поступит также, потому просит жителей не кормить и не поить беглеца