Я был повелителем птиц. Резко вскинутым кулаком приказывал пернатым взвиться в небо, а протянутой рукой - вернуться и пустить свои ороговевшие корни тиса в замерзшую ладонь, чтобы выклевать из линий сердца и жизни горстку семян.
По сговору непредвиденных обстоятельств, последнюю горстку чернобрюхих отпрысков подсолнуха я рассыпал по тротуару, когда вступил в молчаливую перепалку с коммунальными недоглядками. Тогда дело дошло до уличной драки: выйдя поутру из подъезда, я разбил лбом толстую корку льда, размазав по потрескавшейся физиономии этого скользкого типа слюни и кровь. Это был блицкриг с пронизывающим дворовую тишину матерным кличем.
Оглушенный блеском фейерверков, посыпавшихся из глаз в честь моей безжалостной победы, я пришел в себя на дне колодца. На поверхности муравьи-рабочие в хитиновых жилетках водили ритуальный хоровод и ощупывали мое тело стальным крюком. Внезапно люк растущей луной загородил собой дневной свет, и я захлебнулся феромонным журчанием канализационных вод.