Карачун

Александр Черепко
Наставник вошёл в аудиторию. Студентам было плевать. Наставник шлёпнул портфелем о стол. В портфеле звякнуло. Студенты как прежде галдели. Наставник взял в руку мел. Мел скрипнул. Студенты на секунду смолкли, но тут же расшумелись пуще прежнего.

-Базар! - возгласил наставник.

Гам немного поутих.

-Сегодня тема „человек и государство”, а именно взаимопроникновения человека и государства друг в друга, если позволите.

-Что-то типа секса? - донеслось с галерки.

-Н-да, „что-то типа”. Как по-вашему, государство может существовать без человека?

-Не интересно! - раздалось из пучин зала.

-И хорошо, что не интересно. Для государства - самое то. Щепетильная тема, друзья, трудно не думать об этом всю жизнь. Я хочу, чтобы вы задумались чуточку раньше, ведь интересно вам или нет - вы, друзья мои, принадлежите системе как никто другой, и каждый из вас отдельно...

-Мы вам не друзья, - перебил кто-то. - Хотим Бесогонова назад, дайте нам воздуха!

-Отставить. Да и зачем вам Бесогонов, если теперь у вас есть я?

-Это вы его убили, да?

Наставник откусил от мела кусочек и попытался уйти от атаки:

-Думайте, что говорите. Стален Прокофьич был прекрасным педагогом, на что ж мне...

-Вы знали, что он дает нам дышать! Ваша армейская муштра нам противна!

Аудитория взялась за старое.

-Воздуха, воздуха! - скандировали студенты, молотя о парты конспектами.

-Воздуху, говорите? - пробормотал наставник. - Хорошо! Собирайтесь! Идем на свежий воздух! Чего? Нет, я не старый дурак, я хочу, чтобы вы поглядели на мир сверху вниз, а не обычным манером! Ну! Одевайтесь!

Крышу института припорошило, и мороз брал иглами, и свежесть трепала ноздри, и тусклый кусок неба распылял белый прах едва и влегкую, точно скряга. Наставник подвел студентов к борту крыши, раскрыл свой портфель, но тут же закрыл его, прищемив палец замком.

-Виктор Тимофеич, давайте спустимся в корпус, пока декан не накрыл, - одернул его бледный ученик в диковинных гусарских усах.

-Нечего декану на крыше делать! - зло ответил наставник. - А вам, вам только в тепле дышать, а?

-Псих...

-А теперь представьте, что слева у нас - вон там, где панельки старые - государство. А вон там, справа, где лес, - там у нас человек. И сделайте выводы. Пять минут вам даю, потом спрошу... Можете в снежки поиграть...

Наставник расположился над низкой металлической трубой. Раскрыл портфель, достал полупустую бутылку водки и покусанное колечко вареной колбасы. Хлебнул. Занюхал колбасой. Вдохнул и выдохнул:

-Ну, кто первый?

Толпа запротестовала:

-Время ещё не вышло!

-На что вам столько времени? В армии Калашникова разобрать-собрать - и то в пять раз меньше дают. Слышал, кстати, многие из вас собираются... Итак, вы, Карачун. Вы ж у нас гусар, а? В армию хотите?

-Виктор Тимофеич, довольно. Мы вас не уважаем и уважать не будем, факт. Сами виноваты. И на вопросы ваши лично мне отвечать не комильфо. Солдафон пропитый...

-Поручик Ржевский, вы ли это? Нет? Тогда перекройте этот свой гусарский насморк и слушайте сюда. Кое-кто решил, что вы - воск, из которого можно лепить что угодно. Вот такой воск, которым вы усы по утрам натираете, герр Карачун. Тот самый Кеннеди говорил, что именно человек должен государству, а не наоборот. А наш дорогой президент эту формулу улучшил - сказал, что люди должны именно ему, а не государству. Ты, Карачун, должен отдать ему все по первому требованию, включая рейтузы, иначе ты не гражданин. А человек - что? Человек есть целый мир, личность! В ней заключено высшее земное счастье! И пока всякие мудаки думают, что все им должны, вы, друзья мои, будете жить как лешие среди бетонных глыб. Жизнь в неведении - не жизнь; кто живет в неведении, тот только дышит. Дом не может считаться жилищем человека, пока в нем нет пищи и огня не только для тела, но и для разума. Государство - наш дом. Пища есть? Тепло есть? Жрать и срать - вот, что здесь есть! Понятно вам?

Виктор Тимофеич был пьян, именно это студенты понимали прекрасно.

-Идите домой, профессор!

-Да как вы не понимаете?! - нервически сотрясался наставник. - Вас держат на краю пропасти всю вашу жизнь, а потом - раз! и вы неживые летите в кювет судьбы... Вас надо всего лишь подтолкнуть... Этим сволочам нужны академики, чтобы пудрить мозги детишкам... А вот хрен им, а не академиков!

Он отвернулся от студентов и легонько пригубил.

-Мы много чего понимаем, господин профессор. Это вы убили Бесогонова. Убили, чтобы мы не смогли заниматься по стандартной программе.

-Я... нет... - Виктор Тимофеич отер ладонью раскрасневшиеся щеки. - Ну, даже если и предположить, что убил его именно я, так и что же? Пропасть глубока, друзья мои...

-Лжец!

-Бесогонов был на грани. Он покончил с собой. Я тут не при чём.

-Не верим! Он был профи, его любили. В отличие от вас...

Виктор Тимофеич подкрался к бортику крыши. Рука его нетвердо сжимала бутылочное горло, и сам он становился нетверд, и слезливый тон выскользнул из его стылых уст:

-Стален Прокофьич любил вас, и пострадал-то именно от любви к вам... Он не мог смириться с программой по социологии, которую преподавал вам, потому что сам верил совсем в другую „программу”, понимаете?.. Вас медленно ведут по краю, а потом - бамс!..

Чья-то ладонь шлепнула в спину наставника и тот беззвучно улетел вниз.

-Генка, ты... идиот! Бежим в аудиторию!

Студенты повалили сполошенной гурьбой в корпус.

-Генка, твою мать! Усатая скотина! Кто тебя просил?! Мы ж договаривались!.. Ещё недели не прошло - уже второго... Нас же раскусят, как бульбу.

-Не раскусят.

-Нет? С чего ты взял, а? Ты расскажи, с чего взял, идиот!

-С того. Шёл поручик Ржевский на бал и по дороге услышал детскую считалочку:

„Ты гандон и ты гандон, а я Виконт Д'Бражелон”.

На балу, нажравшись, вышел Ржевский в центр зала и объявил:

-Господа! Новый каламбур... не помню дословно, но суть проста: все вы пидарасы.

Ну а я граф Монте-Кристо.