Солнце светило тепло и ласково. Больничная палата мне показалась самой уютной и желанной. Пережито самое тяжёлое, а впереди лето и мой малыш! Завтра я увижу его. А теперь нужно отдохнуть. Акушерка Юленька, всегда такая стремительная, радостная, помогла мне опуститься на кровать. Мне кажется, что я уже её не вижу, всё плывёт, глаза сами слипаются.
- Ну как Вы себя чувствуете, Светлана Петровна?- слышу я её голос издалека.
- Хорошо, хорошо, Юленька, спасибо.
- Светлана Петровна, к Вам в палату сейчас женщину приведут, которая не хочет брать своего ребёнка. Может, Вы поговорите с ней?
- Как не хочет брать? – невольно вырвалось у меня.
Я только слышала о таком, а вот так, воочию, не сталкивалась. Мне казалось, что такие женщины где-то там далеко, не в моём мире. Я как-то растерялась и не знала, что ответить.
- Вы же мать! У Вас двое детей! Помогите ей. Она очень молода, - просит меня Юля.
Разговор наш прерывается. В дверях появляется девчушка в сопровождении сестры.
- Вот Ваша кровать, отдыхайте,- говорит она и уходит вместе с Юленькой.
И тут только я понимаю, что это та самая мама, которая не хочет ею быть. Девушка тяжело вздохнула и блаженно разбросалась на кровати. А я почему-то испугалась за неё. Я, конечно, представляла молодую «мамашу», но ведь этой каких-нибудь семнадцать лет! Моё желание отдохнуть куда-то внезапно улетучилось. Что же я могу тут сделать? Да разве может эта девочка стать матерью! Да я даже не знаю, с чего начать своё «влияние».
Мои мысли совсем запутались. И я ничего лучше не придумала чем спросить её имя.
- Вера,- не открывая глаз, ответила она.
- Кто же у Вас родился? – продолжаю я.
- Говорят, – девочка, - слышу тон неудовольствия.
- У меня старшая тоже дочка, ей уже пять лет, а вот теперь сыночка.
Вера быстро отворачивается от меня, демонстрируя своё нежелание продолжать начатый разговор. Я чувствую свою бесполезность и беспомощность.
За окном приближается вечер. Деревья по-июньски приветливо шелестят листвой, на стене мерцают живыми бликами их солнечные тени. Кажется, я засыпаю. Сладко посапывает и Вера. Просыпаюсь от того, что кто-то легонько потрясывает меня за плечо.
- Светлана Петровна, где же Вера? Вы не знаете, куда она девалась?- спрашивает меня встревоженная Юля. – Зашла в палату, вижу - открытое окно, а кровать пустая. Неужели она сбежала?
Я начинаю понимать причину такой поднявшейся суеты. Вера в больничном халате вылезла ночью в окно и исчезла.
- Мы уже в техникум, где она учится, звонили, в полицию сообщили…. Как же она могла решиться на такое!- продолжает тараторить испуганная Юленька, - куда же она могла деться?
Весь день идёт в какой - то нервной суете. Юленька то звонко пробежит по больничному коридору, топая каблучками, то возбуждённо с кем-то разговаривает по телефону. Совсем уставшую увидела я её только к вечеру.
- Вы знаете – обращается она ко мне, - Я всё думаю про Верочку. Не похожа она на пустышку. Приходили ребята из её группы, но, странно, что они ничего о ней не знают. Училась, встречалась, дружила. Вот и всё, что они могли о ней рассказать. Девочки плечами пожимают, что из того, что сбежала из роддома…. А в техникуме сказали: «…у них не богадельня. Они учат профессии, а детей они сами рожают». Хорошо отвечать за оценки, а вот как же быть с поступками? Завтра родители приедут, они ничего не знают.
Юленька умолкает. Кто-то спросил её на посту. Она встала и быстро выпорхнула из палаты.
На следующий день все мамы родильного отделения только и говорили о сбежавшей «мамаше». Вырисовывались всё новые и новые подробности её жизни: «бродяжничество», «беспутство», «разгул». Говорили и о родителях, которые и знать не хотят, как тут живёт их дочь. В конце концов, вынесли вердикт – «аморальная девица». Я не очень верила в эти «бабьи толки». Не похожа она на «девицу». Девочка, как девочка, как и многие её сверстницы, сидящие за партами. Весь медицинский персонал и мы, мамаши, с нетерпение ожидали приезда родителей Веры.
Когда же я увидела в коридоре молодую, стройную женщину, сразу поняла, что это Верена мать. Одинаковые строгие, немного надменные серые глаза, подвижный рот, манера держать голову. Вот такая красавица будет Вера лет в 35-36, - подумала я с завистью.
Четыре дня ушли на бесконечные поиски. Вера исчезла. Теперь уже все боялись за её жизнь, мучило чувство неизвестности. Вдруг она решится на самое страшное? Мамочки прекратили свои толки и с сочувствием смотрели на строгую, незнакомую женщину, которая целыми днями с безучастным видом сидела в сквере напротив окон больничной палаты. Даже стремительная Юленька казалась надломленной. Новорожденные тоже притихли. Ночью я услышала какое-то движение в коридоре. В приоткрытую дверь я увидела промелькнувшую Веру. Я не могла ошибиться. Быстро встала и вышла из палаты. Дверь в детскую, где лежали новорожденные, была открыта. Я побежала туда. Там уже была Юленька. Вера, стоя на коленях, обнимала свою малышку и смеялась сквозь слёзы. Она никого не видела, а только её маленький, ничего не понимающий «комочек».
- Прости меня, моя доченька, моя малышка! Я так виновата перед тобой. Я хотела бросить тебя, испугалась. Я никому тебя не отдам, прости меня моя Наденька, Надюшка, Надежда….
Она нежно что-то шептала, говорила понятное только ей самой. На шум пришла санитарка, высунулись из палат растроганные мамы.
На следующий день нас с Верочкой выписывали. Вера, взволнованная, немного напуганная, неуверенно держала свой «конвертик – малышку». А в глазах было столько счастья! Были и цветы, и поцелуи, и поздравления, которые бывают всегда, когда появляется в мире ещё один человек и ещё одна мама. Я смотрела на неё и думала, что будет, Верочка и Надя в вашей жизни и любовь, лишь бы вместе всегда были Вера и Надежда.