ПУТЕШЕСТВИЕ В ФОРМЕ RONDO
Рондо-соната
Смешанная форма, имеющая черты рондо и сонатной формы. Форма состоит из трёх основных разделов, в которой по принципу рондо строятся крайние разделы, а средний представляет собой разработку...
Поезд кряхтел, постанывал, и смешно отфыркивался, иногда "дергал", медленно и противно, как дергает зуб дантист в советском зубном кабинете. Пассажиры, измотанные пересадками и столицей, занесли в вагон запахи платформы, папирос, и рыбы, и какой-то компонент явно выбивался из общей концепции привычных привокзальных запахов.
Мы уже отъезжали от Ярославского вокзала, на котором я просидела весь световой день в ожидании, после бурных, проведённых в Москве дней, и была готова рухнуть тут же, на голую полку, на серое, влажное белье- но белье принесли в пакете, белоснежное и хрустящее.
Прощай, Москва.. В Сибирь! В Сибирь! Стаканы в подстаканнике радостно побрякивали (особую песню выпевала чайная ложечка) и доползли до своего последнего барьера, готовые спрыгнуть, в нетерпении. Пассажиры готовили паспорта, они лежали на столиках, темно- красные, серпастые, и пахли кожей. Я правда соскучилась, в Москве была слякоть, и я уже слышала упругий, звонкий хруст снега, и мечтала о падающих хлопьях под голубыми фонарями.
Правда в последний день жахнул мороз, но и он здесь совсем другой, а до Томска 3598 км, и передо мной только вытянутые, разомлевшие от купейной жары, и зелёного тусклого света, лица.
Соседей я быстро отсканировала, и оценила поездку на удовлетворительно.
Моей визави была женщина зрелых лет, с персиковой "химией", она сразу очертила себе пространство, расставив бесчисленные пакеты, пакетики и кульки, и не откладывая, приступила к священной ( курочка, яйца и т.п.) трапезе, над ней грузин, (он вообще сразу растворился в плацкартном полумраке), и ещё парень, прыщавый, стриженый, и потому тихий. (Боковые соседи тоже, вполне себе, ни "откинувшихся", как в прошлый раз, ни дембелей).
Поездка обещала быть спокойной, а значит можно выспаться, наконец, и читать , читать - "Степной волк", мирный и терпеливый, ожидал под подушкой.
Я не часто ездила в Москву, но эти двое с половиной суток определила для себя как трехчастную форму RONDO SONATA. Первая , третьи части схожи, стабильная середина, назойливо - приятный рефрен( домой! домой!) и, наконец, финал и его приятно- тревожное приближение. Главное, пережить вторую часть, растягивавшуюся в вечность, а уж третья проскальзывает незаметно. Так было всегда.
Но вернёмся к первой. Была ещё одна проблема, мешающая мне бухнуться без промедления, это посылка, подарок, бандеролька, для друзей, которые должны были меня встретить в Тюмени.. Ну, это сложная комбинация- друзьям от старых друзей, и я, общий, так сказать, промежуточный друг, впрочем, неважно. В посылке была стерлядь, рыбка- стерлядка, с узким носиком и раритетными хрящиками. Дефицитная и божественно вкусная. Какой путь проделала стерлядь после жизни, не знаю, но в столице точно побывала.
Мне, кстати, тоже полагалось. Как нарочно, в вагоне была жара, и нужно было срочно её пристраивать. Я постучалась к проводнице, узнать насчёт холодильника, ( в крайнем случае была готова дать ей пару рыбёшек), но она сказала, что холодильника нет.. Я прошла четыре вагона, но ресторан был закрыт, и никто даже не ответил на мой стук. Я брела по узким красным дорожкам, и улыбалась курильщикам дорогих купе, раздумывая и удивляясь нелепой ситуации, когда я, уставшая, вынуждена гулять по поезду с трехкилограммовым пакетом дефицитнейшей рыбы. Не найдя холодильника и добредя до своего тамбура, я, так ничего и не придумав, привязала пакет за покрытые инеем поручни, в том страшном месте где сцепляются вагоны. Поезд гремел, ноги мои стояли неустойчиво, готовые разъехаться в разные стороны, пальцы мёрзли, а пакет отчаянно белел в темноте, словно понимая, что ждёт его непростое одиночество. "Виси, виси, рыбка, большая и маленькая"- шутила я с самой собой, уже замерзая, и не зная, что главная "шутка"ещё будут впереди.
Засыпала я под тихие разговоры грузина и прыщавого парня, они говорили о яблоках и Уренгое.. Почему Уренгой? Почему не Тбилиси? Тифлисе?... Мелиссе...
Я уснула.
А вот утро было прекрасное. Тишина, стук колёс, и перелистывание страниц.
Мой волк меня не разочаровывал.
День пролетел незаметно. Я откладывала книгу, смотрела в окно, разглядывая одинокие фигурки женщин и мужчин, и памятники Ленину на станциях.
Ленины везде были разные, серебряные, золотые, просто белые, в кепках, все с вытянутой рукой и, с расплывшимися от регулярной подкраски, чертами лица.. Я даже видела голубой, такой краской красят панели в детских садах..
Лёгкая радость- грусть поселилась в сердце. Поезд шёл ровно. Соседи не мешали. Грузин угощал яблоками. Прыщавый парень из Уренгоя молчал, а моя визави много ела, и шуршала фольгой.
Только одинокий волк тревожил мне душу и вызывал тихое и восторженное беспокойство.
Домой! Домой!
Когда я проснулась утром, все ещё спали. Храпел грузин, показывая ногу в носке, наверное, ему снился Тбилиси. За окном женщины в телогрейках стучали по колёсам, деловито перекрикиваясь.
Наш паровоз негромким свистком объявил о наборе высоты, и повелел расстегнуть ремни.
Передо мной, положив руки на столик, сидела женщина, наверное, она подсела ночью, в Свердловске. Похоже ненадолго - сумка, с ремнём через плечо, стояла рядом. И стакана не было. Хотя чай никто ещё и не пил.
Женщина смотрела в окно, и, как полагается, вновь зашедшему, пассажиру, грустила. Её серо- зеленые глаза не поспевали за убегающими проводами.
Я начала её разглядывать, отложив книгу. Наверное, мне хотелось найти ей место в моем романе... Интересно, она любит джаз?
У неё удивлённые, вытянутые вверх глаза. Ей за тридцать. Или даже сорок.. Хотя, когда тебе двадцать, все что "за"... кажется тебе старостью..
Я опять вернулась к своей книге.
Мой герой был тоже немолод. Я представляла его в драповом пальто, черно-белом и пёстром, с поднятым воротником, и серые глаза, которые он прячет от назойливых пассажиров, путешествующих по планете.
Мне казалось, он был мне понятен, и хотя книга периодически выпадала из моих рук ввиду обилия монологов и бесконечного потока внутренних переживаний, я подхватывала её и продолжала читать, замирая от неведомых ранее ощущений.
Я хорошо помню, что читала в тот момент про АРАУКАРИЮ, растение- цветок с вымытыми листочки, которыми любовался Волк сидя на лестнице " между первым и вторым этажом", и мне казалось, что я вижу темные , почти пунктирные прожилки вымытого листа, как женщина - визави нарушила молчание.
- А я мужа похоронила - сказала она и улыбнулась..
Что- то повисло в воздухе, ненужное и беспомощное.
- Поджелудка!... Два года болел. А ты молодая, не поймёшь, - она опять улыбнулась и поглядела на меня, почти заглядывая в глаза..
- Я смотрела на большое глянцево- красное грузинское яблоко, которое лежало на моем столе, возле книги.
-
- Я год сидела, не отходила.. А потом устала, что-то щелкнуло во мне, кончился запас... Понимаешь? Утром встала, иду в больницу, а ноги не идут.. Ушла в лес, там гуляла, на листья смотрела...
Её хрустальные, почти вертикально поставленные глаза смотрели на меня, и мне казалось я попала в царство Снежной королевы.
- А потом пошла в универмаг и платье себе купила новое, красное..
Она смотрели весело, даже с вызовом, серёжка в её левом ухе поблескивала на солнце, и словно жила отдельно от своей хозяйки- переливаясь, и кокетливо поворачиваясь разными гранями.
- Я и любовника завела! - она почти бравировала...
- Если б не он - я бы вперёд умерла, я Сашке благодарна.. Утром к мужу, вечером к Сашке ..
-
- Хочешь? - она протянула мне конфету в блескучей обёртке...
-
- Ешь! Наша, Свердловская... - она скомкала свой фантик.
-
- От меня все отвернулись. Мужу написали, подруги! - она перекатила конфету во рту.
- Он письмо под подушку спрятал, думал я не увижу... Все знал и все понял, я его за руку держала, в последнюю минуту.. Так с моей рукой и умер..
Она застегнула молнию на сумке, глаза её потухли, мне даже показалось как захлопнулись какие- то створки.
- А с Сашкой я рассталась сразу, он тоже понял...
- Вот так.. - добавила она.- Одна теперь. Одна и буду. Так решила.
Поезд дернулся, затормозил, она опять улыбнулась, взяла багаж и пошла в тамбур...
- Чей там пакет висит- болтается уже третий день? - говорил мужик из соседнего купе.
- Кто-то привязал.. Болтается туда- сюда, - слышала я соседей...
Я, оторопев, смотрела в окно. Падал снег, женщину никто не встречал и она уходила, некрасиво переступая через шпалы.
Чужая история непрошенно поселилась во мне, где-то в области желудка, и никак не могла улечься. А ночью были кошмары.. Мой снился Волк, но другой, из сказки, и Красная Шапочка... Они ругались, пробираясь по лесу.. Гигантская араукария выпускала колючки. Волк отобрал у Шапочки корзинку- а там стерлядь... Ледяная рыба с выгнутыми хвостами вывалилась мне на ноги...
- "Где пироги"?! - кричала Снежная Королева, вся блестящая, с палочкой в руке..
- Та вот, разносят уже..- отвечал мой грузин..
- Пирожки! пирожки! - раздавалось по всему лесу..
Работница из вагона- ресторана в белом фартуке разносила вкусные, пахучие беляши. В голове было плохо, я купила два. Умылась. Взяла чаю. Уже был полдень. Мне, определённо везло в эту поездку с пассажирками, уже третью за поездку- очередная, пыхтя, пробиралась и катила за собой два пухлых чемодана. Я забилась в угол, к окну, предвкушая большие и шумные перемещения багажа, грузин и парень из Уренгоя уже стояли наготове, как вновьзашедшая, поставив чемоданы, осмотрела своё место, и деловито кинула мне в ноги какой-то сверток со словами - "Это ваше"?
Я сказала, что "нет", подобрав ноги, но не успела, сверток, плюхнулся на ногу, раскрывшись...
Я только помню, что верхняя полка начала вытягиваться, грузин и парень соединились в одно и слились, а потом я пила воду, и грузин махал надо мной газетой "Правда". Черные буквы мелькали перед глазами, большие и зловещие.
Кажется, они забросили пакет на третью полку. У меня постукивали зубы. Грузин дал мне чачи.
Я крепко уснула после чачи, и без сновидений. Когда я проснулась- моя новая визави пучилась над кроссвордом, Я немного успокоилась, выпив чаю, и пошла в тамбур отвязывать рыбу. Однако, я вернулась, полезла наверх и достала сверток. Он горел у меня в руках, как Жар- птица. Кусок ярко-красного крепа, как перо, жёг мне руку. Я брела по вагонам, по узким красным дорожкам, по дымным тамбурам, где курили обладатели дорогих купе, и пройдя вагонов пять, протянула горячий сверток проводнице..
- Возьмите, кто-то оставил..- сказала я.
- Вы из какого вагона?- спросила она
- Из четвёртого..
- Нашли холодильник?- спросила она и взяла платье..
Я вернулась и отвязала рыбу.
- Так вот чей пакет там висел, а мы то и не знали! - веселились соседи, глядя на меня, утомленные вторыми сутками дороги, они с радостью сочиняли вариации на тему моего пакета- кто его как трогал, раскачивал, и даже нюхал.
В Тюмени было холодно, был снег. Мы двадцать минут попрыгали на платформе, я купила пачку "Родопи", когда поезд привычно зашипел и тронулся.
Я долго стояла в тамбуре, мне нравился мой, голубой от дыма, маленький плацкартный мирок. Я дышала на замороженное окно, и смотрела на синий снег и рельсы, которые бежали домой. Я была почти счастлива. Я всегда считала, что счастье это грусть.
Женщина в красном платье уходила медленно, оборачиваясь.
Мы с волком провожали её.
Треть часть, финальная, совсем короткая в этот раз, закончилась не громким, но утвердительным аккордом.
Домой! Домой!
Дома на стерлядку набежали друзья, уничтожив килограмм за пятнадцать минут. Я ставила джаз, мы пили водку и обсуждали "Над пропастью во ржи".
Я почти не вспоминала про женщину, а утром и вовсе забыла о ней, потому что Утро, потому что тебе двадцать, и ты не знаешь , что такое "поджелудка"...
*************
Я дала себе слово не думать о платье.
Не знаю где оно. Возможно оно живёт само по себе, своей самостоятельной жизнью, возможно оно и счастливо, и слава Богу, если это так.. Возможно его носит проводница, или её дочь, или подруга- ведь они не знают его истории, и это главное. А я знаю.
Было бы не честно, если б я сказала, что вообще забыла свое путешествие
"в форме Рондо", и вопрос почему она его оставила, случайно, или нет, меня не преследовал. Конечно, я думала об этом, особенно приближаясь к возрасту моей визави. Она возвращалась. С голубыми, почти вертикальными глазами, с конфетой во рту, и серёжкой- в которой я, двадцатилетняя. Иногда я вижу её, мою двадцатиминутную попутчицу, она идёт по запруженным рельсам, одна, в красном платье, с большой сумкой через плечо.. Она некрасиво ставит ноги, одинокая, но все же любимая , а за ней, чуть поодаль, бредёт мой волк, тоже одинокий, он не вернулся, и навсегда остался там, в юности. Почему- то в эти минуты я слышу звук саксофона, это одинокий музыкант- его мелодия проста и понятна, и от неё идёт пар, как от сырого мяса, а благодарные пассажиры машут из окон, и поезд смешно постанывает и "дергает", как дантист из прошлого, хотя, может быть, просто кто-то стал счастливым и грустит.