А уходя, он всегда оставлял лазейку —
чаще вопрос, чтобы было нетрудно вернуться,
реже крючок... пропущенную запятую.
Она возвращалась. Смеялась. Звала его «ротозеем»,
писала какую-то чушь про любимое детское блюдце —
с ошибками, без запятых... Он хотел и любил любую.
Бились с изнанки в экран расписные лубочно
глупые строчки. А он... «пусть такая, пусть всё в ней куцо».
Только боялся: однажды нырнёт в паутину,
и не отыщет её... И поставил точку
первым... — шляпкой гвоздя, вошедшего в сердцевину.
«...полно. Не мучайся. Плачу?.. — разбилось блюдце».