Жизнь поэта. кн. 6-я. начало. стр 1-20. прод. 1 сл

Иван Капцов
         Автор - Капцов Иван Игнатович
(по  паспорту,  фактически  -  Игнатьевич)   родился  20 августа 1940г. в Грузии,  в  бывшей  Союзной  Республике СССР.
Окончил русскую  среднюю  школу, затем получил   среднее  специальное  техническое  (строительное)  образование  на  Украине.  В  городе  Енакиево.
В Татарстан приехал в 1963г.
Участвовал в  возведении  многих  строительных  объектов г. Нижнекамска  и  Набережных  Челнов,  в  частности: Нижнекамской   ГЭС,   КаМАЗа,  дорожных мостов в разных районах Татарстана.
Принимал   участие  в   строительстве  Татарской  (в Камских  Полянах),  Башкирской  (в  посёлке  Агидель) и Ростовской  (в г.Волгодонске)  атомных  станций.
В 1966г. заочно окончил  КГУ (Казанский  Государственный   университет),  историко-филологический факультет,  отделение  журналистики. Позднее – факультет журналистики. 
С 2000г. –  на пенсии.
Автором   написаны  четыре  поэтических  романа  в стихах:  «Олимп»,  «Поэт  и  Лира»,  «Облако»  и  «Поэт,  Приннцесса и Босяк».
Девять  книг  стихов: «Полёт Души»,  «Пурпуровые   Зори»,  «Раздумья  о жизни», «Резонанс», «Ветры попутные», «Когда  я  пьян»,  «Природы благодать»,  «Всё о любви» и «Рапсодии любви».
Книги: «Тексты ненаписанных песен»  и «Четверостишия». Сборник – «Золотые россыпи».
Проза.  « Жизнь поэта». Шесть книг. Седьмая в работе.
На суд читателя представлена книга  --
 «Жизнь поэта».  Часть VI. 
       
       О книге.
Эта книга автобиографического содержания, состоящая из семи частей. Пока. В ней  автор  попытался  рассказать о своём жизненном пути: о детских, юношеских и зрелых годах.
 Первая часть, в основном, посвящена  юношеским  годам: учёбе в техникуме, университете, работе и  о  любви.
В первой части– 440 страниц.
Вторая часть – продолжение первой. События не стоят на месте, а двигаются вперёд, иногда возвращаясь назад.
Третья часть – продолжение второй. Но тому, кто не прочитал первую и вторую части, будет труднее ориентироваться в третьей части.
Третья  часть также из – 420 страниц.
Четвёртая часть – интереснее третьей.
А пятая, соответственно, интересней – четвёртой.
Ну, а шестая часть, разумеется, интереснее – пятой. Жизнь не стоит на месте. Развивается. Совершенствуется. И, конечно автор вместе с ней.
Роман – великолепен.
Лучшее произведение литературы, написанное лучшим в мире живым языком.
Получилось, как получилось. Я  думаю тот, кому  посчастливится прочитать эту книгу, получит большое удовольствие от чтения.
Во всех частях книги присутствуют иллюстрации.
 Частично присутствует вымысел, как и в любом художественном произведении, потому что, невозможно до хронологической точности описать все события, когда-то происходившие: время, природу, диалоги, жесты, улыбки и прочее, но в  основном,  книга написана на фактических событиях.
Седьмая  часть в работе. Читайте и наслаждайтесь.
Автор.

   Пятая моя книга заканчивалась так:
И ветра;! Только в них лишь свобода.
Улетают ветра; по желанью,
Не готовы они к состраданью,
Всё ломает напившийся Ветер,
Или вечером иль на рассвете.
В этом мире – не всё поэтично.
Жизнь – комедия. В ней всё - драматично.
Даже в лирике видятся слёзы,
Выжимают из глаз их - морозы.
На поляне цветы. Там их много.
Только рядом проходит дорога
И цветы бесконечно срывают,
И затем на дорогу бросают.
Знать не всё здесь, у нас поэтично!
Мы живём равнодушно, привычно,
И от этого часто страдаем,
С равнодушием мы умираем.
Приглашу я сегодня Пегаса,
И помчимся мы с ним на вершину,
Погляжу с высоты я, с Парнаса,
На печальную эту картину,
Где не всё, не совсем поэтично,
Где всё тускло, всё грязно, привычно,
Я включу пылесос всей планеты,
Чтоб восстали, запели поэты.
Красоту пусть они восхваляют,
То, что грязно – ругают, смывают,
И тогда станет всё поэтично,
И сердца станут биться – ритмично.
   * * *
Мы сидели до трёх часов ночи. Пили водку, (коньяк уже кончился) и я читал Павлику свои стихи.
КОНЕЦ  ПЯТОЙ КНИГИ. Продолжение следует.
      Автор: Иван Капцов.

1
ДНЕВНИК. I. ХУДОЖНИК.
   У меня уже больше месяца не было мужчины. Написать объявление, что ли?  И повесить на каждом столбу: «У одинокой сучки – течка! Нужен кобель. Красивый, высокий, цвет глаз и размер члена не имеет значения. Курносых и рыжих – не предлагать!» Висят же кругом такие же объявления! И дать телефон. Какая прелесть телефон! Он у меня уже три месяца. Представляю, сколько кобелей мне станут предлагать: овчарок, догов, такс, мопсов и даже  карликов – чихуахуа. Нет, не надо ни хуа! Лучше я пойду в парк и там подцеплю морячка. Пусть даже – кур-сантика. Давно их у меня не было. Возьму с собой книгу. Буду сидеть, вроде бы читать, а сама шарить по сторонам. Когда ходишь, не так пристают. Взгляд сразу упал на мою любимую книгу, и в смысле произведения, и в смысле подарка от Ванечки. Нет, тащить такую бесценную книгу с собой – неразумно! Могу запачкать или потерять. Но я же, не стану трахаться в парке, как раньше, когда была глупой и молодой. К тому же у меня есть квартира. А, потом, я давно её не перечитывала, хотя помню, почти, наизусть. Ведь я, так похожа, на эту сучку - Эсмеральду! А, может, она на меня? А, может, это я ею, была в той, прошлой жизни? Ведь, говорят, что человек должен прожить двенадцать жизней!? Нет, скорее всего, я, в прошлой жизни, была собакой, сучкой, поэтому у меня и сейчас все замашки сучки. И жопой я виляю, как сучка хвостом, особенно, когда я знаю, что сзади идёт мужчина, самец. Когда последний раз виделись в Горловке, с Лариской, так удачно выскочившей замуж, после стольких лет ****ства, она мне сказала:
-Люд, ты ни в школе, ни в техникуме так жопой не вертела, нет, вертела ты ею всегда, но, не виляла, при ходьбе, как сейчас, ну, точная уличная проститутка! Я, вначале, вроде, возмутилась. А, подумав, поняла, что она же, на сто процентов права. А разве я не уличная проститутка, раз бегу на улицу искать мужика? Неверно, проститутки дают за деньги, а я бесплатно. Значит, б....дь! Но  разницы
2
нет! Всё равно – уличная!
   Я взяла книгу, «Собор Парижской Богоматери», положила её в пластиковую обёртку для книг, какими пользуются школьники и пошла в парк. Всё равно – выходной.
Погода была отличной! Только-только отцвели сирень и каштаны, и зацвела белая акация или робиния. Красотища, неописуемая. Как хорошо, что я пораньше в этом году увезла сынулю к бабушке. Он уже давно ныл, что хочет к папуле. А папуля уже живёт с другой мамулей, пока у неё в квартире, оттуда близко к работе. Но он обещал, иногда забирать Сашу к себе. Встречалась с его дамой. Баба, вроде, хорошая. Взяла с меня обещания, не вмешиваться в их жизнь. Усрались они мне! лишь бы они, в мою, не вмешивались! А я взяла с неё обещание, не обижать Сашу. Скажу тебе по секрету, ответила она, Володька сказал, что если я, хоть раз обижу Саньку – прибьёт! Я хотела потом расцеловать его за это, но боялась, что потащит в постель, а, я ведь, пока его законная жена и хотела мужика. А почему не дать с презервативом? Но, вспомнив, нашу первую ночь и его грубое отношение к себе передумала и поехала к Лариске, с которой проболтали всю ночь. Пили вдвоём, с её мужем вино, а, она завистливо глядела на нас. Он уже накачал её жидкостью, от которой рождаются дети. Четыре месяца назад. Её животик уже округлялся. Прошлое вспоминали мало. Говорили, о малышах и я рассказывала ей, что нужно делать в первую очередь. Зато съездила в Енакиево, в техникум. Ведь, сколько я не при-езжала к матери, привозя Сашу, попадала, когда сирень уже отцветала, а здесь попала в самый раз. Сиреневые деревья, мои, с Флорином и Вано, бушевали цветами, поселив соловьёв, которые, своим сумасшедшим пением радовали красивых мальчиков и девочек – студентов, но это были уже не те студенты! Совершенно незнакомые лица. Но я, всё равно, искала среди них Вано, обходя аллеи сквера, но его нигде не было. Спросила у Самсона, который так и не разорвал пасть льву, не видел ли он Вано?
-Ты опоздала, девочка! Он только, недавно  нюхал  си-
3
рень и сидел на всех скамейках, на которых сидели вы, и всё ждал тебя, а затем сказал, что она уже не придёт и, уходя, передал тебе привет.
   Об этом всём я думала, подходя к парку. Людей было не так много. В выходные многие стремились к морю. Начинался купальный сезон. Вода уже потеплела. Я не ездила к морю потому, что не умела плавать и потому, что там, вместе с волнами, катившими к берегу накатывали и воспоминания о Вано. Их приносил мой верный ласковый друг Ветер, который ласкал всё моё тело и просил впустить его туда, но не могла же, я, одна на весь пляж, совсем оголиться для него. Но любовники всегда как-то выкручиваются, чтобы встретиться и насладиться ласками. Я ложилась на спину, к морю ногами, укрывала нижнюю часть тела полотенцем и опускала трусики, оголяя свою девочку, а затем раздвигала ножки и тогда он, морской Ветерок, Бриз, начинал со мной развратничать, а волны на меня злились за Ветра и грозили утопить, поэтому я не старалась заходить в воду.
   В парке наслаждались природой мамы с детьми, с колясками и без колясок, и старики - вместе и поодиночке. Шныряли красавицы, сучки, парами или поодиночке, пришедшие, как и я, поймать кобеля. Шныряли курсантики кобели, парами, поодиночке и группами, чтобы поймать сучек, таких, как я. Но кобелей было меньше, чем сучек, и сучки, почти все были моложе меня. Шансов было мало. Нет, проблемы бы не было, если бы я хотела схватить просто кобеля! Но мне нужен был кобель, здоровый, как волкодав, красивый, как дог, и работоспособный, как овчарка. У нас, в заводоуправлении, работает женщина, Регина, жена моряка, штурмана рыболовецкого сейнера, который по полгода в море, Она держит дома овчарку, кобеля. Будто, она говорила, что доги – здоровые и красивые, волкодавы – здоровые и тоже красивые, а овчарки не такие здоровые и не такие красивые, но е ...т лучше всех. Скорее, сплетня. Наговоры на красивую бабу, которую ни разу не видели с мужиком, кроме мужа. Кто знает?
4
   Интересно, что болтают обо мне? Почему-то, при мне никогда меня не обсуждают. Только подхожу – замолкают, как и мы, когда обсуждаем, кого-то в перекурах, а как она подходит – тоже замолкаем.
   Что же делать? Пройду в конец парка. Там людей меньше, вернее – сучек. Сяду на скамейку и буду ждать, читая, или читать, ожидая, когда в мою бухту зайдёт пират-ская шхуна, в виде морячка, чтобы взять меня на абордаж. Ведь, у меня в трюме, то есть, под юбкой бесценный груз, дороже золота и алмазов.
   Я, не спеша, усиленно виляя жопой, (увидел он, мой Ванечка, удивился бы), плыла шхуной в конец парка. Метров за сто, до конца, гуляющих совсем стало мало. Дура, зачем я сюда пришла? Красавиц-сучек, здесь совсем нет, разумеется, и кобелям-курсантикам здесь делать нечего! Зато здесь очень красиво, кругом цветёт белая акация. И стоит изумительный запах от её цветов. Правда, будут беспокоить пчёлы, всегда подлетающие к моим волосам, очевидно, думая, что пахнет полевыми цветами, но тут же - улетают.
   Пройду ещё метров двадцать, мимо длинноволосого, здорового мужика, стоящего у мольберта и видимо рисующего или пишущего, как они говорят, белую акацию в цвету. Это не тот ли козёл, который, однажды, приставал ко мне пьяным в троллейбусе? С такими же длинными волосами до плеч. Хорошо, что тогда там были пассажиры, хотя было позднее время. Решила подойти и встать сзади, а когда он обернётся, если это тот козёл, сказать ему пару ласковых! Бить же меня днём, в парке, он не станет!
   Я встала и стала смотреть на картину, забыв, для чего подошла. Картина меня заворожила. На холсте была акация, более живая, чем натуральная, а её цветы отдавали синевой. Наверно, все творческие люди, немного ненормальные! Я бы никогда не догадалась придать белым цветам акации – синеву! Значит, художник видит мир другими глазами. Сколько времени я смотрела на картину, не знаю!? Десять секунд или десять минут.
5
   Вдруг он повернулся и я замерла. Меня парализовало. Я ничего не видела на его лице, кроме  зелёных больших глаз. Они, словно загипнотизировали меня. Ослепили меня, как автомобильные фары прохожего, тёмной ночью. Выпустили на меня необъяснимые лучи, которые пронизали меня всю, с ног до головы. По телу пошли: нега и томление и внизу стало намокать, словно меня ласкали одновременно сотни мужских рук. Такого со мной ещё не было! Я не знаю, сколько он так на меня смотрел: десять секунд или десять минут, но мне показалось, что - целую вечность.
-Вы меня испугали! Так тихо подошли, что я не услышал, а слух у меня, вроде – хороший!
-Простите, но я не знала, что вы такой пугливый! Не буду мешать.
   Между ним, с его мольбертом, метрах в десяти-двадцати, в каждую сторону от него, стояли скамейки. На одной сидела старушка с палочкой, а другая пустовала. Я села на пустую скамейку и открыла книгу. Но оттуда на меня смотрели его зелёные сатанинские глаза с сумасшедшим блеском. Лица я не могла вспомнить. Только глаза и глаза. И негу, что охватила меня и не отпускала до сих пор. Но постепенно я стала успокаиваться и понимать книжные фразы и предложения. Прочитала страниц двадцать. Я уже забыла, зачем приходила в парк. Старушка с палочкой встала и пошагала к выходу. На противоположной стороне, через цветочную клумбу, влюблённая пара целовалась. Больше в этой части парка никого не было. Я уже подумывала об уходе, но что-то удерживало меня.
   Вдруг я боковым зрением заметила движение человека. А затем мельком посмотрела туда. Художник шёл в мою сторону, с листочком в руках. Я подумала, что он, сейчас, вновь поразит меня своим сатанинским взглядом  из своих больших зелёных глаз. Но, он подошёл ко мне и, встав передо мной, сказал, протягивая мне листок:
-Узнаёте?
   Я взяла листок, боясь глянуть в его глаза.
6
   С небольшой белой картонки, размером, примерно 30 сантиметров в высоту и 20 в ширину, на меня глянуло моё лицо, написанное краской. На меня смотрела женщина с моим лицом, но другая. Первыми предлагали себя, её глаза, зеленоватые, с коричневым оттенком, как у меня, но, всё-таки, чуточку другие. Даже я, совершенный профан в искусстве, увидела в них, одновременно: удивление, страх, смятение, животную чувственность и огромную страсть. На портрете была я, и не я. Видимо, всё-таки я, настоящая, но, в тот, в определенный миг. Ведь, мы не видим своего лица во время испуга, или оргазма, или минутной ненависти, или минутной любви. А здесь художник поймал этот миг и запечатлел на картине-портрете. Но, как он мог так быстро и, не глядя на меня, написать мой портрет? А если и глядел, то видел меня сбоку и совершенно не видел моих глаз устремлённых в книгу.
-Нравится?
   Я подняла голову и глянула на него, боясь снова почувствовать то, невероятное ощущение от его взгляда. Но в его глазах уже не было того сумасшедшего блеска, из них не исходили волны страстного желания, заставившие меня почувствовать негу и томление, моментальное желание отдаться ему. Обычные зеленоватые кошачьи глаза, почти, как у меня. Правильные черты лица. Чуть с горбинкой нос. Полные, чувственные губы. Таких губ, не было ни у кого, из моих хахалей. У глаз мелкие морщинки, а на лбу неглубокие морщины, даже немного украшавшие его. Но, в основном украшал лицо большой шрам во всю правую щеку. Я увидела лицо обычного человека, а не сатану, как в первый раз, когда он ко мне обернулся, и успокоилась.
-Сказать просто нравится, было бы нечестно с моей стороны. Этот рисунок – великолепен.
-Можно, я присяду? Немного посижу, отдохну. Больше трёх часов находиться в одном состоянии, стоя, без движения – утомительно!
-Конечно, садитесь! Как вы могли, так быстро и не, глядя на меня, нарисовать мой портрет акварелью?
7
-На курсах живописи первым делом нам объяснили, что:
«Слово "рисовать" пришло в русский язык только в XVIII в. из польского, где rysowac значит "рисовать", восходит к немецкому rei;en -- "чертить". Подозреваю, что "рейсшина" -- отсюда же. Создание же живописных изображений (икон, книжных миниатюр) ещё до появления этого слова называли словом "писать", которое восходит к праславянскому *pьs;;t;, а оно, в свою очередь, к праиндоевропейскому *peik' -- "пестрить". То есть, "писать", означало: "украшать", "раскрашивать". А, также писать, переписывать, составлять документ, обращаться к кому-либо в письме -- всё то же, что и сейчас».
  Так, что художники изначально именно писали картины, а рисовали -- графику, эскизы, чертежи и т.п., да, и то, только, с XVIII века. Поэтому, более правильно сказать «написать». И писал я не акварелью, а темперными красками. По своим свойствам и составу темпера занимает промежуточное положение между клеевыми и масляными красками. Темперные краски можно разбавлять водой и писать на бумаге, картоне, а также, как маслом, по холсту, загрунтованному эмульсионным грунтом.
-Я не художник и в этом не разбираюсь. А за портрет, спасибо! Моё лицо ещё никто не писал, и тем более не дарил портреты.
-А с чего вы взяли, что я вам его подарил? Я просто принёс показать и увидеть вашу реакцию, когда вы станете его рассматривать.
-Извините, возьмите! А я, то губу раскатала! Можно я ещё немного полюбуюсь собой, такой необыкновенной.
-А, что вы в нём увидели необыкновенного?
-Глаза. В них – страх и смятение.
-Значит, я – плохой художник! И надо забросить всю эту писанину. Не смог передать то, что тогда увидел в ваших глазах.
-А что ещё вы в них увидели?
-Кроме страха и смятения в них были удивление,  чув-
8
ственность, огромная, мгновенная страсть, желание интимной близости с мужчиной, нега, томление. Но, наверно, это мои фантазии. Я давно мечтал написать такой портрет, искал и не мог найти натуру, а она, натура, появилась сама, неожиданно, я её скопировал, как обычный мазила, а передать полотну не смог, что увидел. Я хотел, с этого маленького полотна, если бы он мне удался, перенести на большое полотно. У меня в мастерской давно приготовлены два холста размерами: 60на80 и 80на90. Значит, им ещё долго пустовать!
-Не переживайте! Вы ещё так молоды! Напишите ещё свою картину и не одну!
-О чём вы говорите? Мне уже тридцать восемь, а я ещё ничего не создал! Пикассо создал свою первую картину в 8 лет, Микеланджело закончил свою великолепную картину "Мучения святого Антония", когда ему было только 12-13 лет,  а "Вид на Рюэлль" — первая весомая картина Клода Моне, в которой чувствуется влияние пей-зажей Эжена Будена, написана им в возрасте 18 лет.
-Вы, знаете, эти картины мне ни о чём не говорят. Я их не видела. И, вообще, я мало, что понимаю в живописи, никогда не общалась с художниками, немного общалась с одним поэтом, начинающим, но это было давно, в далёкой юности.
-Я сейчас покажу копии названных мною картин. Ношу их в сумке с собой, чтобы они напоминали мне о себе и подталкивали меня. Посидите минуту.
-Возьмите свою картину!
-Пока внимательнее вглядитесь  в неё, может, быть ещё что-то заметите?
-А я уже заметила. Хорошо. Несите ваши картинки, а я, пока, ещё посмотрю саму на себя.
-Козёл, волосатый! Жаль ему было подарить эту свою мазню! Хотя, портрет – великолепен! Показала бы девкам в отделе, обосались бы от зависти! Это не птичка вылетевшая из фотоаппарата. Это подлинное произведение искусства, вышедшее из под огромных рук настоящего худож-
9
ника. А, может, и знаменитого? Пусть подавится, говнюк! Даже не назвал своё имя! Да, он – импотент! Ему не баба нужна, а натура! Возвращается, козёл!
-Вот, посмотрите! Это ранняя картина Пикассо, называется «Пикадор». Надо же, написать в 8 лет!
А это – Клод Моне. "Вид на Рюэлль". Написал в 13.
Это - Микеланджело. "Мучения святого Антония"
10
-Простите, за мою ужасную безграмотность, в живописи!  Но если бы я была бы на выставке и, где, рядом с этими картинами, подлинниками, что я держу в своих ру-ках, висело и вот это, ваше, я бы отдала предпочтение вот этой картине, но не потому, что здесь изображено моё лицо, а потому, что она – настоящее искусство.
-Он засмеялся, нежно положив, свою руку на мою, держащую копии картин, знаменитых художников. Меня, словно, поразило током. Волна блаженства исходила на меня через его руку и с каждой секундой нарастала. Внизу стало намокать, как всегда, когда я сильно хочу мужчину.
-Вы, милая, заблуждаетесь! Моя мазня и ломаного гроша не стоит по сравнению с этими картинами! Я – плохой, нет, совсем никудышный художник! Сравните ещё раз их более тщательно, а я, если позволите, посмотрю вашу книгу.
-Пожалуйста, смотрите!
-Виктор Гюго. Собор Парижской Богоматери. Закладка только на 22 странице. Значит, вам предстоит испытать огромное удовольствие от взаимоотношений горбуна Квазимодо и распутной девки Эсмеральды.
-Не рассказывайте! Неинтересно будет читать.
-А книга красивая! Такую, редко встретишь в магазине.
-Подарок. Двойной.
-Почему двойной? Одну и ту же книгу подарили два раза?
-Нет! Книгу и надпись в книге.
-Делать надписи в книге – аморально! Считайте, что книга сразу испорчена. И все эти надписи однотипны: «дорогой Кате, Нине, Тоне, Марине, или любимой и опять имя, на долгую память от любящего Васи, Пети, Коли! Храни и помни! Почему вы улыбаетесь? Нет, постойте, улыбайтесь, улыбайтесь, улыбайтесь, а я буду вас фотографировать. Вот, что я упустил, создавая ваш портрет – ямочки на щёчках!
-Они там как раз есть.
11
-Да, они есть. Но я их изобразил не так! Вы же тогда не улыбались! Но теперь я всё сделаю иначе.
-Вы хотите ещё раз написать мой портрет?
-Попробую, но не знаю!
-А насчёт надписи в книги, вы – не правы! Можете прочитать!
-Некрасиво заглядывать в чужие секреты.
-Я разрешаю. Книга в ваших руках.
-Тогда, посмотрю. Хотя я редко ошибаюсь.
   Он открыл книгу, где была надпись Вано, а я смотрела в лицо художника, но не потому, чтобы увидеть реакцию художника, на красивые строки Вано, меня это уже совсем не интересовало. Меня интересовало лицо художника, которое всё больше и больше начинало нравиться. Не влюбиться бы!
   Только книги и любовь – никогда не умирают! Той, которая - дороже всех!  Дата и подпись.
   Он раза три перечитывал надпись на книге, а затем задумчиво сказал:
-Это тот поэт подарил вам эту книгу, о котором вы говорили, что знакомы?
-Здесь же не стихами подписано? Прозой!
-Да, нет, если эти строчки – поэзия, то его стихи и подавно! Видимо он – хороший поэт. Знаете, после такой красивой надписи хочется сделать свою, не менее краси-вую.
-Вы хотите добавить к этой - свою? Но зачем? Я не хочу!
-Значит, вы уже не хотите, чтобы я подарил вам, написанный мною ваш портрет?
И он, снова положил свою руку на мою. И снова волна желания близости с ним накрыла меня.
-Ой, хочу, хочу, хочу, хочу! Искренне завопила я, не столько желая его портрета, как его самого.
-Давайте, я сделаю надпись.
   Он перевернул картонку с моим портретом, достал из кармана тонкую кисточку и закрытую баночку  с  краской и красивым почерком надписал:
12
   Той, которая вмиг выплёскивает море страсти!
   Затем расписался, поставил дату и отдал мне.
-Берите! Теперь это ваш портрет.
-Но вы не написали от кого!
-В книге тоже не сказано от кого. Только роспись и дата.
-Зато я знаю, как его зовут!
-А зовут меня – Даниилом. Но близкие люди называют Данька, или Даня.
-А меня Людмила. Надо же!? Больше часа знакомились.
-Почему больше часа? Я уже был знаком с вами в тот миг, как увидел вас и ваш взгляд пронизал меня всего. Мне показалось, что знаю вас, целую вечность. Видимо, мы, встречались в прошлой жизни. Кем вы в ней были?
-Собакой, сучкой!
-Надо же? И я собакой, кобелём. В Африке. В Сомали.
-А я, в Латинской Америке, в Аргентине.
   Мы оба засмеялись. Он взял мою руку, перевернул ладошкой вверх, затем взял со скамейки кисточку, мокнул в баночку с краской и написал свой номер телефона.
-Данечка, почему на руке? Я бы записала в записную книжку.
-Людочка, записные книжки не всегда открываешь, или открываешь не в том месте. Через два дня краска смоется, если через два дня не позвоните, значит, этой встречи не было.
-Как не было, а портрет?
-Портрет мог написать кто угодно! Вы ещё долго будете здесь?
-Пора уходить!
-А я ещё поработаю часа два-три. Сегодня у меня – вдохновение.
   Он пошёл к мольберту, а я шла к выходу и думала:
-До чего же ты дура, Людка? Куда тебе пора? Ты же, сучка, пришла ловить хахаля! Нашла. Какой мужчина!
13
Сидела бы и три, и пять часов  и ждала его! А, потом он положил бы свою руку на твою, и ты сразу улетела бы в небеса.  Не говоря уже о том, чтобы лежать с ним в постели обнажённой.
   Зашла в магазин, купила бутылку крымского вина (грузинского, как всегда, в последнее время не было) и пошла пешочком домой, думая о нём.
   После душа, поставила свой, такой очаровательный портрет на стол, прислонив к вазе с веткой белой акации, которую сорвал Даня, по моей просьбе, рядом бутылку вина и бокал, сидела пила вино и смотрела на себя, но видела его. Если бы я могла рисовать нарисовала его портрет. Хотя художники пишут, а не рисуют портреты. Какие у него большие, но нежные руки. Обратила внимание на мизерную грязь под двумя ногтями, чёрную, похожую на мазут. Наверно, чёрная краска, ведь он художник. Когда он писал мне кисточкой свой телефон, было немного щекотно.
-Даня, а что это за мех на кисточке, такой мягкий?
-Это не мех! Это волос из хвоста колонка, а колонок  зверёк, который, по генетическим признакам относится к роду хорьков и ласок семейства куньих.
   Нет, надо этого колонка; закадрить! Чем меньше оставалось вина в бутылке, тем чаще я смотрела, на ладонный справочник и тем больше появлялось желания позвонить ему. Допив вино, я созрела и набрала номер. Трубка долго  молчала. Сволочь, она! Так и не захотела со мной разговаривать. А, затем, я прилегла на пять минут, с намерением позвонить позже и провалилась в глубокий сон. Проснулась уже под утро.
   Сегодня воскресенье. Когда Сашенька дома, два выходных пролетают за пять минут. Ходим с ним, то в кафе жрать мороженое, которое любим оба. Я беру ему лимонад или ситро, а себе стаканчик белого вина. Нет, конечно я люблю красное и грузинское, даже уже научилась от-
14
личать его от крымского или молдавского. Но при ребёнке, который стал уже что-то соображать и у которого по утрам уже стоит, как у настоящего мужика, я не рисковала брать красное, чтобы цветом сильно не отличалось. Но, однажды, или случайно, или он это сделал сознательно, я только принесла поднос с мороженым и напитками в стаканах, он, сидя на стуле и болтая ногами, попросил, чтобы я купила ему ещё и любимую конфетку «Мишка на севере». Пока я сходила за конфетой, он уже свой стакан с лимонадом, на одну треть опустошил.
-Мам, ты сегодня взяла какой-то кислый лимонад! Не вкусный.
   Я попробовала у себя, и до меня дошло, что он пил мой «рислинг». Взяла его стакан и сказала,
-Сынок, в этот стакан они налили испорченный, а в мой - нормальный. На, пей из моего, а твой я поменяю!
   Допила стакан у стойки и заказала ещё один. Думала, он опьянеет, а он показывал язык девочкам с косичками и  хохотал. Нет, растёт настоящий мужик!
   Лежать одной бабе, в выходной, долго в постели – опасно! Лезут всякие нехорошие мысли. О мужиках. Минут пять поглаживала свою красавицу, пока она не начала пускать слёзы, прося запустить туда пальчики, а затем резко встала и пошла в душ.
   Было ещё рано. После душа сняла медицинскую перчатку с руки, которую надевала, чтобы не намочить руку, на которой был записан его телефон и не знала, что дела-ть? Звонить или не звонить? Но затем, когда мысли совсем просветлели, а когда баба хочет мужика, они темнеют, решила не звонить. Ни через час и ни сегодня. Мужики не любят, когда к ним навязываются. Хорошо, что вчера его не было дома, когда я звонила. Хорошо бы я выглядела в его глазах, когда приглашала бы его приехать, поваляться в постели, а у меня, пьяненькой, наглости бы хватило. Нет, это не наглость, это глупость! Переписала его телефон в записную книжку, на всякий случай, ведь, может так случится, что он мне никогда не понадобится!
15
   Решила поехать на море, чтобы исключить соблазн – позвонить ему. А, как мне хочется к нему прижаться! Так было только с Вано. Даже Глебушку, царство ему небесное, я так не желала. А может, съездить к нему на могилку? Нет, он тогда запретил! Зачем ворошить прошлое и беспокоить усопшего? Море, море, море. Когда пару недель, в перерыве, болтали с коллегами, Зинаида Петровна, Зинка, сказала:
-Вот, бля...дь, мой дурачок прикапался, к трусам. Купила забугорный купальник на Привозе, в Одессе. Он с секретом. У него впереди, на трусиках, прям на мандушке, клапан, как у морячков. А выше, по краю трусиков, лента, такого же цвета, шириной в 13 сантиметров. Если её расстегнуть и развернуть, то получается юбочка в сорок сантиметров. Сидишь на берегу или лежишь, опустил клапан и опоясывающую ленту и впускай туда ветерок. Ничего не видно, ничего не слышно.! А я плавать не умею, побарахтаюсь в воде и лежу, развратничаю с Бризом. А мой из воды не вылезает. Плавает, как тюлень. В прошлый раз вылез из воды и устроился у меня под мандой, а я в это время улетела с ветром и ничего не замечала. Ну, он и увидел мою голую манду. И что, гад, подсматривал, как будто я ему дома запрещаю смотреть?
   Мы хохотали, а Наталья Владимировна, мымра, моралистка, сказала:
-Зинаида Петровна, совести у вас совсем нет! От мужа гуляете, с любовниками, да ещё с ветром блудничаете!
   Тут уж мы не хохотали, ржали так, что, наверно, директор на третьем этаже слышал.
   Мымра, повернулась и ушла.
-И что было дальше, Зин?
-Витька, сказал:
-Курва, ты, поэтому и не идёшь в воду, чтобы свою манду показывать мужикам! Ещё раз наденешь, стащу с тебя при всех, эту гниль зарубежную!
-Витенька, зачем откладывать на потом? Начинай стаскивать, пусть мужики посмотрят, какая она  у  меня  красивая. – Он встал,
16
плюнул на песок, и полез в воду. -Что делать, не знаю? И надевать нельзя и выбрасывать жаль!
-Зин, -скала Виктория, - отдай Людке, она тоже плавать не умеет, а трахаться любит!
   Мы снова стали хохотать.
   А на следующий день, Зинка принесла мне в пакете этот красивый купальник.
   Людей было много на пляже, хотя вода была ещё холодная и море бурлящее, тёмно-серого цвета, с полуметровыми волнами, на вершинах которых была белая пена. Но было жарко и с моря дул приятный Бриз, мой дружок. Сделала, как рассказала Зинка. Легла на горячий песок и впустила туда Ветра. Но вначале мне было неуютно, каза-лось, что все соседи и, особенно, прохожие, заглядывают мне туда. А ведь, манда-то – голая! А, затем, он, Ветерок, прошептал мне в уши:
-Людочка, давай плюнем на всех и будем заниматься своим делом!
-Давай, милый, начинай! Только я наброшу на свою морду косынку, чтобы не видели мою счастливую улыбку до оргазма и мимические гримасы на лице, во время оргазма.
   Затем, я, утомлённая, позволяла Ветру ласкать только лицо и тело, не впуская его туда. Ходила по краю воды, собирала камушки, строила песочные замки, закапывала себя в песок и позволяла солнечным лучам, красить себя в шоколадный цвет, который, так нравится мужчинам. В три часа, пообедав, пошла на автобусную остановку.
   Номер телефона немного стёрся от воды, но ещё хорошо держался на руке. Так хотелось его набрать, но я большим усилием воли удержала себя.
   На работу взяла свой портрет, чтобы похвастаться.
   В обеденное время, когда мы, толпой, пошли в столовую, мымра сказала:
17
-Людмила Павловна, зря вы даже во время обеденного перерыва собираетесь читать! Дайте, глазам отдохнуть, а иначе наденете, очки, как я.
   Я промолчала.
   Когда вышли, свернули в маленький скверик заводоуправления. Оставалось ещё тридцать пять минут. Да, ещё пять минут, которые мы прихватывали. Начальство на это закрывало глаза, потому, что когда было нужно, задерживались и на двадцать и на тридцать минут, а за работу в выходные дни, давали двойной отгул.
-Девчонки, я вам что-то покажу, - и я вытащила из журнала свой портрет.
   Они смотрели, хихикали, охали, а затем Лида сказала:
-Люд, не пойму! Вроде твоя, а вроде не твоя морда? Здесь ты и похожа на себя и не похожа.
-Лид, а мне показалось, что у неё страх в глазах. – сказала Зина.
-Зин, конечно страх в глазах! Она испугалась, что художник истратит все силы на её морду, а на манду, чтобы трахать, сил не останется. – прокомментировала Вика.
   Все стали хохотать, а я сильнее всех.
-Люд, поверни рисунок вправо на 90 градусов.
-Зачем?
-Поверни, поверни!
-Ну, на!
-Я что-то не пойму! Он тебя, Люд, рисовал, когда ты сидела или лежала. Вот так, уж очень похоже, что ты достигла верха блаженства! –сказала Зина.
-Дурочки, вы! Я даже не видела, как он меня рисовал.
-Значит, он рисовал тебя заочно? –сказала Вика, -подружка, а, трахает он тебя тоже заочно?
   Все снова заржали.
   Тогда я рассказала, как мы с Даней познакомились. Только имя я назвала им другое.
-Девки, я Людку знаю лучше вас. Несколько раз на ****ках были вместе. Она жуткая фантазёрка. И, сейчас, она нагло врёт!  Приведи доказательства. Покажи  ладонь,
18
куда он записал свой телефон?
-На, смотри!
-И, правда! Дай-ка, поближе гляну?!
-Дудки! Этого художника, я никому не отдам!
-Влюбилась, что ли?
-Влюбилась, девки, точно влюбилась!
-Люд, он тебя оттрахает и на второй день бросит! У всех этих творческих людей и у спортсменов баб, хоть отбавляй!
-Пусть он меня оттрахает, и тут же бросит. Я буду счастлива.
-Девки, значит, эта дурочка, правда, влюбилась! – сделала заключительный вывод Вика. Она, правда, знала меня лучше других, хоть была и не с нашего отдела.
   Через час, Зинка подошла ко мне, пока, шеф был на совещании и мы стали шептаться.
-Ну, что, Люд, была на море?
-Вчера.
-В моих плавках?
-Да. Было здорово!
-Ветер ласкал манду?
-Спрашиваешь, а, то!?
-Не скромный вопрос, ты оргазм получаешь от этого?
-А ты?
-Не получала, не спрашивала бы? Иногда даже лучше, чем от мужика!
-Зинаида Петровна, совести у вас совсем нет! От мужа гуляете, с любовниками, да ещё с ветром блудничаете! –сказала я, голосом «мымры» и мы стали хохотать.
-Вы совершенно бессовестные! Начальник только за порог, а вы сразу бросаете работу и начинаете сплетничать, да ещё хохочете, мешая работать другим.
-Наталья Владимировна, мы прошлый заказ ещё в четверг сделали, выполняем следующий, а вы свой лист уже на пару дней задержали, ещё на день задержите и всех нас из-за вас – лишат премии, помолчали бы уж лучше!
-У меня зрение не важное!
19
-Следить надо меньше за другими!
   Все захохотали. Эту мымру никто не любил!
   В каждом загоне есть своя паршивая овца.
-Люд, покажи, ещё раз этот портрет?!
   Зинка долго рассматривала его, а затем сказала:
-Знаешь, Люд, этот художник уловил в тебе самую главную твою черту, ****ские, зовущие к совокуплению глаза. И не спорь со мной! Я, то тебя, ****ищу, знаю, хо-ть и не ходила, как Вика, с тобой на ****ки. Здесь у тебя глаза – Ведьмы! Ведь это ты погубила Глеба. В первый же вечер, тогда у меня на празднике, заарканила и увела его от законной жены. Ты и этого мужика погубишь!
-Ты, что, Зин, охерела?! Какая связь между мной и смертью Глеба? Там же был несчастный случай!
-Люд, не обижайся, сердце подсказывает.
-Дура, я! На хера вам всё рассказала? Впредь буду умнее.  Давай работать!
    А на четвёртый день я не выдержала! Позвонила. После работы.
   Трубку тут же сняли. Но молчали, хотя слышно было дыхание.
-Алло, вы меня слышите?
-Милая, Людочка, слышу, конечно!
-А почему молчали, не узнали сразу? Много поклонниц?
-Полгорода. Но я ждал вашего, твоего звонка. А сразу не мог ответить, заклинило от волнения. И, если честно, сильно ждал звонка пару дней, а затем решил, что вода смыла и унесла с твоей нежной ладони мой номер телефона и ты уже никогда не позвонишь. Особенно ждал тебя в воскресенье. Знаю много красивых мест. Хотел показать.
-Почему замолчал? Говори и говори! Мне так приятно слушать твой голос!
-Я могу говорить до утра, если ты будешь меня слушать! А я думал, ты позвонила, хочешь меня увидеть, хочешь?
20
Продолжение 1 следует.
мой сайт:
www.kapczov-stihi.ru