Конкурс Копирайта -К2
Автор - Бонс Билли http://www.proza.ru/avtor/billibons
Объём: 22808 зн
Тот день, когда Виталик попал на конкурс экстрасенсов, не задался с самого начала.
Под утро ему приснился сон, как он садится в лифт с рабочими, которые еле пристроили в него под углом толстенную стеклянную полосу.
"Ого, - спрашивает Виталик, - сколько?"
"Десять сантиметров, – с гордостью отвечает старший, пока второй глупо улыбается. – Армированная. Как все сорок".
"Нужно проверить," – говорит Виталик, вытаскивает сзади из-под ремня джинсов, еле прикрытого грязноватой футболкой пистолет, и разряжает в полосу всю обойму.
Лифт несется на двадцать седьмой этаж, полный гипсовой крошки от простреленного пола, осколков стекла и свалившихся с потолка праздничных гирлянд.
"Не годится", – говорит Виталик, впавшим в ступор рабочим. У старшего по щеке стекает капелька крови от неглубокого пореза.
"Не годится" – повторяет он, убирает пистолет за спину и замечает, что у него рука оцарапана до крови. – "Не держит".
Виталик пытается рассмотреть царапину и просыпается.
В таких лифтах Виталик никогда не ездил. В его деревне Новых Затыках и домов-то выше четырех этажей не было. И в райцентре самый высокий дом – двенадцать этажей. А тут все двадцать семь.
Странный сон в такой важный день. Экстрасенсом Виталик был. Он умел переключать светофоры силой мысли. Но на жизнь, все-таки, зарабатывал не этим. На жизнь Виталик зарабатывал кузницей.
Работать начал рано – даже восьмилетку не окончил, помогал отцу.
Мать была против, хотела, чтоб он хоть училище в райцентре осилил, но, как только старшая сестра в город уехала, замуж выскочила и начала раз в год привозить стремительно появляющееся потомство, мать смирилась.
Родители старели, и Виталик оказался очень кстати. В девяностых, когда деревня стремительно пустела, он начал брать дело в свои руки, сам устанавливать цены, договариваться с покупателями.
Люди его не любили, но и не гнобили. Вот смотришь на него – сухонький, невзрачный, из кузнецов, а голос никогда не поднимет. И свой вроде, плоть от плоти Затык, а помочь по-соседски, не поможет, всё твердит: "Моя работа стоит денег, а даром пусть колхоз работает". Просящий плюнет и уйдет. И не скопидом вроде. Вон трактор купил, стоит заброшенный, просит за все недорого, но не уступает – не было в Виталике жилки торговой. Свою работу делал качественно, не халтурил.
В начале двухтысячных, родители быстро один за одним умерли. Сестра, несколько раз ненавязчиво поинтересовавшись стоимостью дома, приезжать и привозить детей перестала, и он остался один. Женится ему не довелось, была одна, потом другая, но его измазанное лицо, его вечное торчание на базаре, в кузнице в которую он был влюблен, и, скорее всего, отвратительная шепелявость, так никого и не заинтересовали.
А вот ножи Виталик делал – загляденье. Из города приезжали торговцы, брали небольшими партиями, платили немного, но не обманывали.
В начале двухтысячных приезжали фестивальщики из самого Ленинграда, доспехи заказывали старинные, Виталик сделал на совесть. За четыре месяца заработал как за пять лет до того. Заплатить-то за сбрую заплатили, но остались недовольны – не нарядно мол. Торговцы смеялись, говорили нужно было красиво делать. Фестивальщиков позже посадили. Виталику показали статью в газете, как те не удержались, утащили какой-то бюджет, но ему было все равно, он бы с ними не сработался, не умел он красиво, он умел по-настоящему.
Кузница халтуры не терпит.
Со смертью отца, он в доме даже штакетник не поправил, а в кузнице все вылизано. Дорожка мощенная, новый пресс для обжимки. Каждый молот отполирован, слесарка смазана, не скрипит ничего, не трет. На гриндере ремни – и те не рвутся.
Телевизор Виталик не смотрел, про компьютеры только слышал. Читать любил. Особенно классику, что осталась от деда: статью Павла Аносова "О булатах" от 1841 года в "Горном журнале" и "On the Cause of the External Pattern, or Watering of the Damascus Sword-Blades" Генри Уилкинсона, 1837 года из "Asiatic Society Journal". Ради последнего даже выучил английский.
Из современников – москвича, Виктора Кузнецова очень уважал, называл мастером, торговцы его статьи распечатывали из интернета, привозили, а он им за это один нож давал бесплатно.
Еще от деда остался клинок работы Егора Самоснова. Виталик его два года изучал. А потом понял, что делает лучше и продал. Дамаск если делал, так не сильно узорчатый, слои не наворачивал. Упругим его делал, из углеродки, стоять на таком можно, не подведет и не сломается.
Охотники очень ценили. Говорили четыре туши кабаньи свежует до первой замятины. А правится на камне простом. Виталик знал, что делает лучше всех в мире, а почему ножи стоят копейки, того не знал. Ведь если разобраться, нож самый полезный предмет, изобретенный человечеством. Даже лучше новогодней гирлянды.
В конце декабря, приехал Руслан, у которого магазин охотничий в самом Красноярске. Лет пять сам не ездил, сына слал. Сказал клиент есть. Просит Виталика сработать «якута» потверже. Виталик взялся, отковал и отдал. Ковал не спеша, только острой стороной молота, которую называл кузнечиком. Как сталь упругость руке переставала возвращать – сразу в горн. Старался. Флюс старинный использовал, что на урочище нашел, когда геологов водил. Втихаря от начальника экспедиции в баночку набрал и домой привез. На твердость сам без инструментов проверил – бутылку режет, напильник по клинку визжит, не цепляет, лезвие упругое.
Руслан позвонил, говорит клиент в восторге. Шишка какая-то в Росприроднадзоре. Будет в Красноярске 29-го декабря совещание проводить, просит, чтоб мастер к нему приехал, еще заказ есть. Виталик помялся и согласился.
Он все это вспоминал, поднимаясь в том самом лифте на двадцать седьмой этаж. Не в джинсах, конечно, в тулупе. И не с рабочими, а с двумя безразличными к жизни охранниками, один из которых держал в руках его сумку с инструментами.
Руслана не пустили даже в машину, которая подобрала Виталика на автовокзале.
Стекла в лифте не оказалось, стрелять было не во что. Да и стрелять Виталик не умел и пистолета у него отродясь не было. Странный сон. Чтоб не скучать, он начал напевать Призрак Оперы. Охранники заиграли желваками, и он перестал.
От лифта длинный коридор привел их к массивной дубовой двухстворчатой двери, куда Виталика просто втолкнули, предварительно впихнув ему в руки сумку.
В огромной, просторной комнате с тяжелыми фиолетовыми занавесями на окнах и дубовыми панелями на стенах Виталика встретил высокий, розовощекий мужчина в дорогом костюме.
Чиновника в нем выдавал сорокалетний возраст и военная выправка.
– Виталик, – сказал чиновник, крутя в руках виталиковского «якута».
– Я, – отозвался Виталик.
– Да нет, – с досадой поправил его чиновник. – Виталик – я, можешь меня так называть. А тебя как зовут?
– Виталик, – сказал Виталик.
Повисла неловкая пауза. Чиновник расхохотался, и, обойдя массивный стол цельного дерева, уселся в кресло. Не торопясь, достал из ящика бутылку зубровки, разлил в два коньячных бокала, жестом чокнулся с Виталиком и залпом выпил. Виталик стоял, неловко крутя бокал в руках, и не знал, может ли он сесть.
– Чего не пьешь? – спросил чиновник.
– Я к водке непривычен, – ответил Виталик, – хмелею сразу. Мне бы из винограда чего.
Чиновник достал из того же шкафчика бутылку арманьяка, выплеснул содержимое его бокала в стоявшую недалеко декоративную пальму, заново наполнил и передал Виталику.
Виталик выпил, закусил мандаринкой и сел на стул для гостей.
– Хороший ножик сработал, – сказал чиновник. – В масле калил?
– В воде, – ответил Виталик. – На глаз.
– Уважаю, – сказал чиновник и опять взял «якута» в руки. Ни трещинки, ни искривления. Надо же, в воде!
Он задумался и молча разлил еще. Виталику арманьяк, себе зубровку.
– Про Олимпиаду слышал, как нас прокатили?
Виталик кивнул.
– Так вот, – продолжил Виталик, – есть еще одна Олимпиада. Ну, – он помялся. – Она так не называется, но идея та же. Каждый год, как президент одной из стран членов Совбеза ООН меняется, эти пять стран проводят тайные соревнования. Вроде Булганин с Фордом договорились, так оно и идет с тех пор.
– А у нас, когда? – спросил Виталик.
– Не умничай, – ответил чиновник. – У нас стабильность. Во что соревноваться, определяют хозяева. В этом году у американцев президент сменился. Вот они и проводят. Принимающая сторона. Выбрали соревнования по кузнечному делу.
Он выпил, скривился и, не удержавшись, добавил: – Идиоты.
- А выиграть можно? – спросил Виталик.
– Вот, – ответил Виталик, – начинаешь понимать. Вот ты чего хочешь?
– Чтоб ценили, – сказал Виталик.
– Заценим, – легко согласился чиновник.
Он опять разлил, но пить не стал.
– Много можно выиграть. Приз выбирает победитель. Мы в прошлый раз выиграли, так наши дети теперь у них учатся бесплатно. И деньги держать. При Ельцине, америкосы выиграли, так поставляли ядерное топливо на Украину. В основном мы и американцы выигрываем.
Французы выигрывали один раз, решили Германию объединить – сдалась она им. Англичане и китайцы, те потерянное племя, ни разу не выигрывали.
– А в прошлый раз во что соревновались? – спросил Виталик, осмелев. – Ну, когда, дети поехали учиться?
– В боевой стриптиз на трех шестах, – сказал Виталик. – Англичане принимали. Мы выставили мастеров спорта. Некоторые теперь в думе, некоторые замужем.
Виталик покорно кивнул, но Виталик навалился над ним, через стол и яростно зашептал.
– Победить тебе нужно, любой ценной. Большой приз на кону. Санкции. Понимаешь?
Виталик кивнул и выпил арманьяк.
- Молодец, – сказал чиновник, успокаиваясь.
– Формально – это все тайна. А конкурс проводят, как соревнование экстрасенсов. Ну, по документам.
Он вылез из-за стола, подозвал Виталика к окну, и распахнул шторы.
Вместо вечернего заснеженного Красноярска Виталик увидел за окном пальмы, море и бесконечную ленту огней. Пробку увидел, в которой стояли даже велосипедисты.
– Москва? – машинально спросил Виталик.
– Майами, – зло ответил чиновник.– Чтоб им пусто было.
В комнату вошли безрадостные охранники, сняли с Виталика тулуп, валенки, выдали ему триста долларов, сандалии и также безмолвно, как появились, вышли.
– Там тепло, – успокоил его чиновник.
Он разлил по последней, но Виталик отказался. Виталик хмыкнул, выпил свою зубровку и открыл ключом алюминиевую дверь, оказавшуюся за столом. Странно, что Виталик раньше ее не замечал.
– Идти сынок, не подведи, – сказал Виталик, похлопывая по плечу Виталика, старшего его на лет на десять. Подвел его к двери за которой виднелся длинный коридор, и легонько подтолкнул. – Иди. Мы на тебя надеемся.
– А Вы? – спросил Виталик.
– Я не могу, – ответил чиновник – санкции.
Виталик поудобней перехватил сумку с инструментами и по зеленому линолеуму, чем-то напоминавшему лабораторный, ушел соревноваться.
Коридор закончился неожиданно быстро, точно такой же лабораторной дверью.
Виталик постучал, услышал вопрос:
– Qui est l;?
– Il faut tendre la main ; ceux qui sont dans le gouffre, – вежливо ответил, и дверь открылась.
За ней оказалась точно такой же комната, как и у чиновника, только без пальмы, дубровки, но с пейзажем Красноярска за окном.
Хозяйка кабинета чем-то неуловимо напоминавшая Меланию Трамп, возможно акцентом, возможно такими же прекрасными длинными ногами. Увидев кто перед ней, сразу перешла на русский, на котором говорила совсем без акцента.
Заботливо сняв с Виталика меховую жилетку, от которой его забыли освободить охранники, она предложила сесть, сказав, что вечерняя прогулка по городу и ужин планируется минут через двадцать, когда соберутся все конкурсанты.
Двадцать минут пролетели незаметно. От Британии прибыл маленький мускулистый малаец, и хозяйка кабинета, которую, как оказалось, звали Арена, оживленно с ним спорила, можно ли использовать простые числа, найденные из биткоина, в генерации эйтериума.
Виталик молчал, хотя у малайца явно были проблемы с базовым пониманием гипотезы Римана. Вслух, он, конечно, этого не сказал.
Потом через дверь вошел француз, высокий бородатый здоровяк, в армейской рубахе, заправленной в кожаные штаны на широких подтяжках.
Арена сказала, что можно выдвигаться, так как китаец прибывает на американский пункт приема спортсменов, и их ждут в ресторане.
Все спустились с двадцать седьмого этажа и под нескончаемое тарахтение француза, у которого никак не затыкался фонтан, пешком пошли по ночному городу.
Рождество уже отгремело, но яркие, праздничные огни украшали каждый дом. Несмотря на поздний вечер, было светло. Улицы заполнены людьми в шортах, уличными артистами, открытыми кафе, где можно было посидеть под раскидистыми рождественскими кустами, а в воздухе разливалась музыка.
Ничто не напоминало Виталику родные Затыки так, как эта музыка. Даже светящиеся на небоскребах огненные цифры с обратным отсчетом так не напоминали.
Он развлекался, хаотично переключая сигналы встречающихся им светофоров, чем вызывал бурное оживление в пробке, несколько мелких аварий и полный восторг малайца.
Арена сухо попросила перестать, так как этого привлекает внимание пешеходов. Виталик извинился и перестал.
Они дошли до небольшого рыбного ресторанчика, полного людей, где за столиком их ожидал американец в виде линялой мускулистой брюнетки лесбийской наружности и высокий, как жердь, китаец с сопровождающим. Еще за столиком, закинув ногу за ногу, сидел представитель России в ООН, Владимир Сафронков.
Сафронков целеустремлённо бросился к Виталику и, даже не пожав руку, с силой надавил тому на плечо, усаживая рядом.
– Сюда садись.
Затем он напряженно обернулся к приветственно гикающим здравствуй-Бим, здравствуй-Бом, конкурсантам и приготовился защищать Виталика, ото всех, включая Арену, даже ценой жизни.
Спортсмены быстро раззнакомились. Недоразумение, возникло только раз, когда Мэррил, американка, изучавшая русский язык, сказала, что не понимает, что Виталик говорит Сафронкову: "Не перезивайте. Я не назлусь"?! - WTF?!
– Я зэ сепелявлю, – успокоил ее Виталик. – Я мордва. Ф грусском ясике таких слоф нет.
На веранде где они сидели, было шумно. Все столики, между декоративными деревьями были заняты компаниями, пьющими, поющими, обрывающими с пальм электрические гирлянды. Компании веселились, флиртовали друг с другом, иногда с посторонними и, кажется, всерьез выговаривали официантам Сантам, что Новый Год запаздывает. Виталику было хорошо, как никогда.
Если бы Сафронков не пихал его в бок локтем каждые пять минут, призывая быть бдительным, он совсем был бы счастлив.
Есть он не хотел, заказал только привычное с детства сардинское торроне –ужасно соскучился по эвкалиптовому меду. Но пил много. Компания у них подобралась шумная, веселая, не хуже других.
Единственным молчуном оказался долговязый китаец. Виталик даже не запомнил как его зовут. Даже Сафронков, после многочисленных приходов Санты с рюмочками, бокалами, пивом, даже рогами с темным элем, немного расслабился и начал посматривать на Арену не только, как на источник опасности.
Виталик помнил, что они играли в четыре буквы. Нужно было назвать два любимых блюда, одну вещь и одного человека и все на одну букву. В свою очередь он сказал:
– "Мак Дональдс", "Макаллан", "Макларен" и "Мак Грегор".
Все посмотрели на него подозрительно, а Сафронков пихнул в бок и с нажимом сказал:
– "Мак Дональдс? Не позорься.
Но он все равно выиграл. Китаец пробурчал что-то не в рифму, француз спал, а британский малаец больше часа не возвращался из туалета.
Американка назвала: "Водка", "Ватка", "Вот-так-то" и "Валуев".
Потом она долго упиралась, что "Вот-так-то" это вещь, а "Ватку" сладкую, можно есть. Но Виталик вместе с Сафронковым сумели убедить ее, что Валуев не человек. Зверь. Машина. Депутат. Кто угодно, но не человек. Сафронков, даже позвонил Николаю и дал американке трубку.
После короткого, но содержательно разговора, Мэррил признала поражение, и Виталик съел, честно разыгранную в этом раунде маслину из бокала Арены.
Как все закончилось, он не помнил. Сафронков, немного пободавшись с Мэррил, все-таки отвоевал Арену, но кто тогда уложил Виталика спать? Не китаец же. И очень бы хотелось, чтоб не Мэррил. Виталик надеялся, что это были не жизнелюбивые охранники Виталика.
Проснулся Виталик в полдень, в том же европейском центре приема спортсменов. От вчерашнего веселья не осталось и следа.
Все разбились на кучки, и только Арена сновала между столиками делегаций, заботливо интересуясь, как получился сваренный наспех горничной буйабес.
Сафронков суп нахваливал, но был бодр, настороже и готов к борьбе. Он отобрал у Виталика второй бокал кьянти и приказал налегать больше на суп.
Французкую делегацию усиливал майор со знаками отличия французского легиона, который намазывал маслом уже третью булочку. Французы переговаривались тихо, Виталик не мог разобрать, о чем речь. Он хотел позвать за столик так и оставшегося в одиночестве малайца, но Сафронков не разрешил. Сказал, что-то вроде: "Я тебе прямо скажу, ты не обижайся. Омары – сами себя не съедят. Жуй."
Когда утром, вместе с остатками буйабеса горничная вывезла за дверь, Арена дала им полчаса насладиться кофе, утренними мыслям и собрать сумку с инструментами. Затем они гуськом прошли в деверь, как две капли воды напоминавшую уже знакомую Виталику, и оказались в кузнице.
В рабочем зале, с пятнадцатиметровыми потолками, колонами, хаотично разбросанными между станками, Виталик сразу потерял дар речи.
Цех, если это слово было уместно по отношению к огромному залу с узкими вертикальными окнами, сделанными так, что кузнец при желании мог найти темный уголок, чтоб видеть цвет закаляемого металла, весь был заполнен шкафами со всевозможными материалами, заготовками, ремнями для гриндеров, смазками, станками для шлифовки, фрезами и всем прочим, что могла пожелать душа художника.
В ряд, аккуратно на одной прямой, стояли пять стандартных горнов, а за ними ряд верстаков впритык к наковальням. Метрах в пятнадцати от ряда верстаков, на небольшой сцене стоял огромный деревянный стол, за которым восседали три фигуры.
Общее впечатление портили софиты, направленные на стол и большое скопление журналистов, снимающих соревнование.
Виталик вместе с Сафронковы подошли к своему месту, мажордом подождал остальных и снял бархатистую заградительную ленту отделяющую сцену от конкурсантов.
Из-за стола поднялась высокая блондинка средних лет, обошла его и заняв место в центре, обратилась к конкурсантам.
– Господа, – сказала она громко, – я рада вас всех приветствовать. Вы все знаете, что с момента Розуэлльского инцидента, когда мы нашли корабль будущего, прошло семьдесят лет. Все эти годы, мы пользовались только крохами. В каждом доме стоит микроволновая печь, в наш быт прочно вошел керлинг, а о коридорах между городами, которые вы принимаете как должное, я даже не упоминать не буду. Но мы можем больше. Ученые стран, постоянных членов совета ООН, пришли к выводу, что семьдесят лет – период полураспада элемента, скрепляющего один из артефактов корабля. Прибор в скором времени самоуничтожится. Ориентировочно в этот Новый год, если мы не успеем раньше.
– В том году только и поняли, – шепнул Сафронков на ухо Виталику. – Весь год, шло согласование. Французы упирались.
Блондинка взмахнула рукой, и двое рабочих в комбинезонах вкатили в кузницу большой серый ящик на высокой тележке.
С надписями вычурным непривычным шрифтом с вензелями.
"Контролирующее оборудование.
Спасательный бот №147.
Собственность орбитального дока Пандора.
Объединённый человечий флот".
Над заголовком "Контролирующее оборудование", было хулиганисто выцарапано от руки: "Богу мы верим. За остальными следим."
– Мы пытались его распилить, прожечь лазером, пробить с помощью рельсотроновой пушки, – продолжала блондинка. – Ничего не вышло. Мы даже не знаем из какого он материала. К счастью, разгадка оказалась простой.
Она подошла к тележке, с силой на нее надавила грудью, и от ящика отделился пруток толщиной в руку и длинной около метра.
– Мы думаем – это одноразовый ключ. По типу того, что у нас прилагается к рыбным консервам. Мы провели спектральный анализ и выяснили, что он поддается ковке. К сожалению, мы не можем понять, есть ли среди обломков корабля станок, который должен был его формировать. В любом случае, это должно быть просто. Ключ разделят на пять кусков, и вы, кузнецы, будете нашим станком.
Она окончила говорить, кивнула стройному мужчине в джинсах и отошла к столу.
– Мастера, – звонко сказал мужчина. – Вы лучшие в мире. На вас лежит большая ответственность. Через двадцать минут запустится отсчет времени. У вас будет четыре часа. А завтра, если все получится, будет Новый год. Вы должны отковать и закалить полнофункциональную, рабочую версию, одного из самых используемых предметов человечества.
Мужчина рывком сдернул покрывало с предмета, стоящего на столе, и Виталик увидел, что это огромный консервный нож для эффекта стоящий на мини козлах.
– Полнофункциональную, рабочую версию открывалки, – закончил мужчина и, покачавшись мгновение на каблуках, отошел обратно за стол.
Во французской делегации началось смятение. Кузнец кричал, что не будет, не будет, и никому не позволит! Успокаивая его, майор порвал ему подтяжки и один из карманов на кожаном переднике, в котором сын марсельезы вышел на соревнование.
Китайский спортсмен тоже волновался и о чем-то быстро, захлебываясь убеждал своего сопровождающего.
Не поднимаясь со своего места, блондинка заметила, что участвовать или нет, внутренне решение делегации. На принятие решения она отвела пять минут.
За это время француз, бросив сумку с инструментами на пол и оттолкнув несчастного майора, успел добежать до выхода, а стремительно разговорившийся китаец убедил малайца, что участвовать не нужно.
Виталик разобрал, только слова "пророчество" и "да ну нах". В результате переговоров китайская и английская делегация покинули свои верстаки.
"Кто были все эти люди?" – подумал Виталик с грустью. – Я так никогда и не узнаю".
– Вот как всегда, – сказал Сафронков. – Так мы с американцами и выигрываем. Всех испугаем, и они сбегут.
- Ты-то хоть не слаб в коленках?
– Я мастер, – сказал Виталик. – А мир меня не любит. Я хоть хер железный Деду Морозу откую, если ему это понравится. И плевать мне на конец света.
Сафронков опасливо взглянул на Виталика и отошел за бархатное ограждение.
– Мастера, – так же звонко, как и раньше, сказал мужчина, оглядывая Виталика и совсем уж мускулистую Мэррил. – Нас покинули: мистер Пистис, мистер Элпис и мистер Агапэ. Но вы остались. И каждый из вас может сделать ключ. Помогайте друг другу. Ваше время... – он сделал мини-паузу и коротко взмахнул рукой, давая старт. – Пошло!
Зажглось табло, начался отсчет времени.
Виталик взял свой кусок, быстро наварил его на арматуру и положил в уже пылающий горн.
Прежде чем вернутся к наковальне, у него нашлась секунда, чтоб оглядеть планирующие в лучах света конфети, вспышки фотоапратов и избранную публику за рядом журналистов. Празднично одетые мужчины и женщины в карнавальных масках, обтягивающих платьях и бокалами шампанского в руках.
Они сгрудились за журналистами, толкались, напирали, чтобы лучше рассмотреть конкурсантов.
В эту секунду, Виталик купался в их восторженных взглядах и ему это нравилось.
Он показал язык работающей Мэрилл и достал из сумки молот. Перевернув его кузнечиком, он не сильно, пробуя, ударил по рогу наковальни и дождался звонкого тона.
И только тогда, только тогда, Виталик счастливо рассмеялся.
***
В помощь отважным читателям, которые решатся написать рецензии, предлагаем такие ориентиры:
1. Удалось ли автору создать новогоднюю атмосферу?
2. Поверил ли читатель в его историю?
3. Поделится ли читатель своими впечатлениями с кем-либо из друзей?
4. Что вам особенно понравилось в рассказе?
Конструктивные замечания будут встречены с восторгом! Похвала и лесть приветствуются.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2017
Свидетельство о публикации №217122800669
Комментарии: http://www.proza.ru/comments.html?2017/12/28/669