18. Марина Добрынина. Кошка по имени счастье

Архив Конкурсов Копирайта К2
Конкурс Копирайта -К2
      
Автор - Марина Добрынина
http://www.proza.ru/avtor/consigliory

Объём:  30127 зн



Сева ехал в автобусе номер четырнадцать. На его коленях стояла дурацкая корзинка, в которую севина мама Анна Федоровна собирала грибы возле дачи. Ну как собирала. Долго принаряжалась, приглаживала темное каре, потом величаво направлялась в лес, возвращалась оттуда спустя часа полтора с парой-тройкой подберезовиков. После этого она, как правило, красиво выкладывала их на столе, фотографировала телефоном и размещала фото в Одноклассниках. А далее грибы оказывались в мусорном ведре, потому что подозрительные они и вообще, может даже ядовитые. Экология и все такое.

В общем, маленькая была корзинка.

И в ней сейчас лежала кошечка, скорее даже, кошачий подросток – трехцветный, тощий, местами плешивый. Кошечка вжимала голову в костлявые плечи и крепко жмурилась от страха. Севе хотелось ее погладить, успокоить, но он не решался. Мама сказала, что кошка, скорее всего, лишайная, и не хватало еще, чтобы он подцепил какую-то заразу. Сева слушается маму. Севе тридцать пять.

Кошку было жалко, ведь жить ей осталось всего ничего. И потянуло Севу на философские мысли. «Вот так кто-то рождается, чтобы быстро умереть. Ведь сколько пробыла она на этом свете? Пять месяцев? Шесть? Неужели ее судьба именно в том, чтобы покрыться пятнами лысины и быть усыпленной в ветклинике?». Сева философствовал, и ему было грустно. Из-за кошки, а еще и потому, что сегодня он решился на протест, почти решился, а тот не удался, чему свидетельством была вот эта его поездка 31 декабря в двенадцатом часу ночи на другой конец города. Потому лишь, что другие ветклиники его по такому поводу сегодня принимать отказались.

Протест Севы заключался в том, что он нашел кошку в подъезде и принес ее в квартиру. Все. Он даже не собирался ее оставлять, думал пристроить в чьи-то очень добрые руки. Просто в подъезде было очень холодно, а дворничиха, мерзкая баба, кричала, что она это дерьмо сейчас в сугроб вышвырнет. Дерьмо слабо мяукало.

А ведь Сева знал, что маме его самоуправство не понравится, но надеялся объяснить ей, что он тоже полноправный житель квартиры, и у него комната своя имеется.

Только вот все его объяснения разбились о: «Немедленно отвези это несчастное животное в ветклинику! Оно больное! Его нужно усыпить! Ты продлеваешь его мучения!».

И Сева вздохнул, оделся, положил только-только отогревшуюся кошку в мамину корзинку и выскочил за дверь. Его эскапада с корзинкой маме явно бы тоже не понравилась.

Был бы дома отец, можно было бы попробовать что-то порешать, но не факт. Отец Григорий Константинович, работал вахтовым методом где-то в Новом Уренгое. А когда возвращался на перевахтовку, брал заказы, как риэлтор. В общем, дома он бывал редко.

Сева вздрогнул, когда зазвонил телефон. Кошка вопросительно мяукнула.

- Папа, - зачем-то пояснил он.

- С наступающим, сынок! – бодро прокричал в трубку отец, - Чем занимаешься? За столом уже?

- И тебя с наступающим, - грустно сказал Сева, - нет, кошку везу усыплять.

- Какую кошку? – недоуменно спросил Григорий Константинович.

- Я кошку в подъезде нашел. Котенка. Трехцветного. А мама сказала отвезти его в ветклинику усыпить.

Пауза в трубке была долгой и какой-то волнительной.

- Сука она, мама твоя, - наконец произнес Григорий Константинович, - так ей и передай. Развожусь я с ней.

И отключился.

- И тебя с новым годом, папа, - растерянно произнес Сева, глядя на экран смартфона.

***

Григорий Константинович работал вовсе не в Новом Уренгое, а на Талакане. Якутия, недалеко от холодной реки Лены, среди тайги. Между Талаканом и Уренгоем три с половиной тысячи километров, но кого волнуют такие мелочи? Никого. Вот и он не поправлял своих родственников. Угодно им считать, что папа в Новом Уренгое, так пусть считают. Север – есть Север. В конце концов для жителей доуралья все, что за хребтом, это Север, а разве там люди живут?

Он же работал мастером буровой установки, и еще у него был секрет. Крупный такой. В виде второй семьи. Вера, якутка наполовину – маленькая, кривоногая, полногрудая, с темными глазами под нависшими азиатскими веками – как-то нечаянно стала частью его сути. И так же нечаянно родила ему сына – толстого крикливого младенца с темными, как у нее глазами, и светлыми редкими волосиками. Вера никогда не заговаривала о разводе, хотя и знала, что Григорий женат. Впрочем, он не один здесь был такой. Многие из вахтовиков, дурея от одиночества, заводили себе временных жен, и, возвращаясь к ним с большой земли, привозили, тайком от законных супружниц, недорогие подарки.

Только вот Григорий влип по-крупному. Он не хотел временно. Он хотел, чтобы всегда рядом были молчаливая улыбчивая Вера и ее, нет, их общий толстопузый, крупный, как все северные русские (пусть даже и не очень) дети, сынок.

Останавливало Григория только наличие сына Севы там, на большой земле, а еще жена – Анна Федоровна. Все же она не сделала ничего настолько дурного, что бы с полным основанием позволило подать ему на развод. Да – не любит и не позволяет себя любить так, как он хотел бы. Да – все не то. Да – все не так. Но от этого же люди, прожившие жизнь вместе, не разводятся? Да ведь?

Так вот останавливало-останавливало. Мучило-мучило. Но после сообщения о кошке… Григорий любил кошек. И здесь вот у Верки кошка была – клочковатая, пятнистая, старая банальная Мурка. Она иногда спала у Григория на животе, а он ее гладил твердой ладонью, и от этого на душе становилось еще теплее. А там котенок трехцветный, маленький, брошенный, и его усыплять…

Григорий посмотрел в беспросветные узкие глаза своей второй жены, прижал ее к груди, погладил по волосам и сказал:

- Верка, давай поженимся. Разведусь я со стервой своей. Ну ее на х...

Верка ничего не ответила. Но он и так знал, что согласна.

***

Автобус был почти пуст. Ну и в самом деле, кто поедет ночью, перед звоном курантов и речью президента, на чертячьи кулички?

Афродита зашла на остановке и оглядела кресла, а потом, сама от себя не ожидая, двинулась к молодому мужчине с корзинкой на коленях. Почему не ожидая? Афродита, по-простому Фрося, не слишком любила людей. Может быть, если бы ее звали Наташей или Настей, она относилась бы к ним с большей симпатией. Но родители постарались в свое время, наградив ребенка таким чудесным звуковым сочетанием – Афродита Ивановна Ложкина. Одноклассники ей этого не прощали. До четырнадцати лет она мечтала лишь об одном – вырасти и, при получении паспорта, сменить имя. А потом почему-то не сделала этого. Может быть, из-за того, что уже научилась к тому времени изображать гордость своим чудаковатым именем. Так хорошо научилась, что для того, чтобы стать Настей, ей пришлось бы менять школу, а значит, жизнь. Не стала, в общем. Но людей не любила.

Мужчина, кстати, привлекательным не был. Он походил на постаревшего подростка – угловатый, худоватый, с волосами не длинными и не короткими, носом уточкой, неровной кожей и резкими складками вокруг рта. Одет был, впрочем, дорого – фирменные джинсы, качественная дубленка, хорошие ботинки. Эдакий гадкий утенок в лебединых перьях. Впрочем, корзинка у него в руках была весьма миленькой – желтой, украшенной клетчатой (красное с черным) лентой.

Котенка в корзине разглядела не сразу. А потом, преодолев очередной приступ человеконежеланияобщаться, спросила:


- Погладить можно?
Мужчина дернулся и ответил.

- Она может быть лишайная.

- Глупости, - ответила хриплым голосом Афродита, - аллергия это скорее всего. Куда вы с ней на ночь глядя?

Молодой человек вздохнул и уставился в окно.

«Усыплять» - вдруг подумала Афродита, прониклась ненавистью к миру и соседу по сидению, демонстративно погладила сонную кошку и достала из сумочки смартфон. Своих собратьев по он-лайн играм она более-менее терпела. Те не лезли к ней с советами и молчанием, чувствами и бесчувствием. Афродита любила покой и ненавидела жизнь и себя в этой жизни тоже.

А потом Афродита устала играть и уставилась в окно – то, что через проход. Смотреть в одно окно с человеком, который везет усыплять кошку на новый год, ей не хотелось.

***

Когда сын ушел, Анна Федоровна была на кухне, смотрела телевизор. Сева закрыл за собой дверь, она выдохнула, выждала две минуты.

Даже когда она на него кричала, ей было не по себе. Да, конечно, это трехцветное блохастое существо в ее выдраенном перед праздником доме взбесило, но ненадолго. Она тогда еще даже не успела как следует раздухариться. Потому орала скорее по привычке. А потом подумала – ну почему бы и нет? Ведь дома пусто, скучно, кошку можно показать доктору, может там и не лишай, а что более безобидное. Да и лишай сейчас лечится. Она знала, смотрела передачу такую. Сейчас же дома скучно, пусто.

Анна Федоровна понимала, что рано или поздно, но сын купит себе квартиру. Честно говоря, она мечтала об этом. Взрослый сын ее стеснял, заставлял чувствовать себя старше, чем она видела в зеркале. Да и нудным он был, неинтересным.

Себя же Анна Федоровна, чисто внешне, видела женщиной в самом расцвете, как Карлсон. И подруги в Одноклассниках подтверждали это, лайкая каждое новое фото.
Сейчас, правда, несколько царапала мысль о том, что в Одноклассниках у нее двести подруг, а отмечать придется одной или с сыном, если он еще не уехал. Лучше бы не уехал.

В общем, через минуту после того, как дверь закрылась, она уже выбежала в подъезд и крикнула (правда тихо, неуверенно, все же это было неприличным):

- Сева!

Анна Федоровна надеялась, что сын ей не подчинился, и просто пошел по соседям пристраивать животное. Она бы на его месте поступила именно так.
Сын не отзывался.
Она вернулась в квартиру, посидела немного перед телевизором, хмуро разглядывая истерично веселящуюся примадонну. Потом пошла на кухню и перемыла зачем-то наново фужеры, а затем достала из мусорного ведра заполненный пакет, пошла к мусоропроводу. Еще раз негромко выкрикнула:

- Сева!

Может быть, он у кого-то из соседей, и сейчас выглянет, вернется домой с этой дурацкой кошкой, если не пристроил ее еще куда-нибудь, а Анна Федоровна скажет, что ей послышался его голос, вот она и позвала. Потому она и не звонила сыну – признаться в том, что ее решение неверно, было бы унизительно. А так случайно… услышала… позвала… простила.

Сын не отзывался. Но дверь на лестницу открылась и на площадке показался мужчина – примерно ее лет. Интересный такой, экзотичной внешности, с красивыми узкими глазами. Он напомнил ей тайца. Анна Федоровна вообще любила отдыхать в Таиланде, и тайцы ей нравились – такие желтые, гладкие на вид, услужливые. Мужчина улыбнулся, прошел к лифту, нажал кнопку вызова.

Анна Федоровна поправила волосы и вздохнула. Жаль, не к ней. Мужа она любила когда-то, потом привыкла любить, потом просто привыкла. Он так и не стал тем, кем она хотела его сделать. Она смирилась. В любом случае изменить что-то можно было только в следующей жизни. В глубине души Анна Федоровна верила в реинкарнацию. И что уж тут поделать, если сейчас ей попался баобаб? А порой ей хотелось чего-то… хотелось… хотя бы другое растение. Увы.

Она бросила взгляд на мужчину у лифта. Увы. Здесь ничего не светило. Жаль. Новый год….

Так, вздыхая, Анна Федоровна открыла крышку мусоропровода, наклонилась, чтобы лучше поместить внутрь пакет. После она успела лишь почувствовать чье-то приближение, а потом – боль, резкую боль в голове. Теряя сознание, Анна Федоровна услышала приятную музыкальную трель.

***

Сева тоже смотрел в окно на украшенный яркий город. Мимо проносились витрины, елки, огни. Мимо неслась жизнь. А Сева сидел в автобусе с корзиной со смертницей на коленях и думал о том, что даже кошку принести домой он не может. А ему тридцать пять… Новый год – время, когда, как и в день рождения, тянет переосмыслить прошлое, подумать о том, чего достиг. А чего достиг он? Ничего. Да, работа хорошая и зарплата нормальная. Более, чем нормальная. Спасибо папе, который когда-то пристроил сына к другу детства. Но ни квартиры, ни машины, живет с родителями. Нет, он все мог себе позволить. Даже сейчас он мог купить квартиру почти в центре и взять кредит на машину. Но Сева стремился к большему. Квартира ему была нужна центрее некуда с видом на администрацию города, причем большая, с панорамными окнами, а в автокредит влезать он опасался. На одежду вот был вынужден тратиться, потому что в его конторе иначе никак – не поймут. А так экономил. И жил с родителями. И даже такси вот в новогоднюю ночь брать не стал, потому что дорого. И трясся сейчас в этом убогом автобусе, глядя на жизнь со стороны.

Сева огляделся и с удивлением обнаружил, что автобус тоже украшен к новому году. Кто-то разрисовал чем-то белым, может быть, даже зубной пастой, окна снежинками. На перегородке, отгораживающей водителя, была приклеена на скотч пушистая елочная гирлянда.

От этого стало еще печальнее. Кто-то празднует. А он везет кошку усыплять.

Сева покосился на соседку. Та – низенькая, толстенькая, в громадном вязаном шарфе, закрывающем рот – нисколько не привлекала его как женщина. Сева предпочитал длинноногих блондинок, а остальных женщин считал несколько ущербными – то есть либо ленивыми, либо туповатыми, раз не нашли в себе сил стать искомыми блондинками. Кому ж нужны ленивые тупые женщины под боком?

Эта же еще и фонила явным недовольством. Должно быть, тоже жизнью. Сева даже слегка проникся к ней сочувствием. Ей, как и ему, было, отчего переживать.

Он перевел взгляд на кошку в корзинке. Животное проснулось и теперь сосредоточенно вылизывало правую переднюю лапку.

«Чистоплотная» - с умилением подумал Сева, потянулся, чтобы почесать кошку за ухом, но одернул руку. Вдруг она и в самом деле заразная.

***

Андрей сам напросился в смену на новый год. Ну что ждало его дома? Бутылка водки в морозилке? Сало, переданное недавно от мамы? Два мандарина, подаренные соседским ребенком? Даже оливье дома не было и некому было его приготовить. Жена ушла из его жизни два месяца назад, не затруднившись объяснить свое удаление. Не люблю и все. Что значит не люблю?! Вот Андрей любил! Во всяком случае, с женой ему было комфортно, и домой возвращаться нравилось. А сейчас не к кому. И даже то, что она на квартиру его не претендовала, не утешало. Пусто было в доме. Пусто было там, где раньше было хорошо.

Сейчас Андрей сидел за рулем служебного Форда. Напарник Серега на соседнем кресле дремал, откинув назад голову, и похрапывал тихонько. Он уже выпил шампанского с коллегами. Андрей же был зол, но сдать напарника даже не думал. Так, сидел и вяло завидовал.

Радио играло что-то мажорное, иногда прерываемое прорывающейся по рации мутью – большей частью бессвязной.

Андрей знал, конечно, что сегодня на дежурстве он не один, но, стоило расслабится, накатывало ощущение, будто люди, принарядив к празднику город, просто исчезли. И даже Серега на соседнем сидении – не напарник вовсе, а андроид какой-то – подделка, посаженная здесь ради того, чтобы Андрея помучить. И машины, медленно крадущиеся мимо стоящего у обочины Форда ГИБДД не машины, а тени. Страшные тени прошедших лет. И этот год крадется, шурша колесами, чтобы ударить по газам и исчезнуть за поворотом, оставив после себя только вонь выхлопных газов.

В общем, Андрей скучал, тосковал и мучился, и ждал того лишь, что смена закончится, он вернется домой, достанет водку и напьется. Но до этого момента было очень еще долго.

***

Афродита устала дуться и обвела взглядом предновогодний автобус. Тот был практически пуст. Кроме ее и соседа в ночь ехал лишь мужчина на заднем сидении. Тот спал, привалившись к окну. Норковая шапка съехала на глаза. Но ногами он даже во сне сжимал картонную коробку, перемотанную скотчем.

«Пьян» - неприязненно подумала Афродита. Нет, выпить она и сама могла, но никогда ранее не опускалась до того, чтобы в таком виде появляться на виду у общественности. Общественность Фрося презирала, но к ее мнению прислушивалась. Не всегда выполняла рекомендации, но слушала глас народа обязательно. Сама того не зная, от гласа народа и его глаза Афродита зависела изрядно.
Она посмотрела на кошку. Та на нее. У кошки глаза были зеленые, круглые, очень умные какие-то.

«Здравствуй, киса» - мысленно сказала Афродита.

«И тебе не хворать» - отозвалась кошка, тоже в афродитиных мыслях. Девушка отвернулась, осознавая, что мысленно разговаривать с кошкой – это крайняя степень одиночества. Между тем остававшееся в поле зрения девушки левое ухо кошки было совершенно лысым, но отчего-то именно его хотелось погладить. Может быть, это было желание из серии «назло маме отморожу уши». В конце концов, Афродита была не уверена в поставленном ею диагнозе «аллергия». Ветеринарию-то она не изучала. Афродита училась в педагогическом, хотя сама не понимала, зачем. Детей, в отличие от кошек и прочих четвероногих тварей, она не любила, не понимала, и не желала понимать. Впрочем, кошачье ухо она гладить не стала.

***

У Марселя Егизаряна было отличное настроение. Превосходное. Утром отец явно дал понять, что купит Марсу новую тачку. Ту самую. Триста пятьдесят лошадей. Карбоновый кузов. Ку-пит! И это следовало отметить. Собственно, Марсель отметил уже с утра, но пока всего лишь шампанским. Дорожка не в счет. Отмечать был намерен и далее. Тем более, что в клубешнеике в вип-зоне уже ждали друзья с телками. Говорят, набрали новых, из модельной школы, но еще неизбалованных. А это самая прелесть – когда телочка свежа, хороша, но не окончательно в этом уверена, не зазналась еще, не испортилась, когда заказанный для нее коктейль из креветок в ресторане – это ого-го какой знак внимания, а подаренное советское шампанское – практически признание в любви.

Марселю хотелось к друзьям, но они подождут, не облезут. Еще больше сейчас ему хотелось попрощаться с верным вороным другом мерсиком. Марсель знал себя. После покупки новой тачки на эту он и не взглянет. Бросит в гараже, а потом, быть может, отец тихо сплавит ее кому-то из своих прихлебателей. А мерсик был хорош. Мощный, резвый, затонированный в ноль.

Мерс урчал – низко, приятно. Марсель погладил пальцами руль в кожаной оплетке, двинул на себя ручку коробки передач, нажал на педаль, и черный зверь, послушный его воле, рванул вперед – в полупустой предпраздничный город.

***

Андрей прекратил себя грызть за неудавшуюся жизнь лишь когда мимо него на неприлично высокой скорости пролетел черный мерседес. Не задумываясь, Андрей рванул свой форд в погоню. От рывка проснулся Сергей, спросил сонно:

- Что случилось?

- Пробей по базе, что это за засранец на мерсе!

- А чего пробивать? – спросил напарник. - Я и так эту машинку знаю. Это Егизаренок, младший. Чего ты на него взъелся? Он постоянно по городу гоняет.
Послушный Форд орал и рвался вперед.

- Скажи, чтобы остановился! – выкрикнул Андрей.

- Нахрена? – удивился Серега. – Погоняет и сам остановится.

- ……! А если он убьет кого-то? Он же пьяный!

Сергей пожал плечами.

- Пьяный-не пьяный. Не убил же еще никого.

Но больше спорить не стал. Проорал в мегафон послушно:

- Водитель черного мерседеса, номер ноль ноль один хер, прижмитесь к обочине!
- Прибью урода, - пообещал Андрей. Его машинка была с сюрпризом. Мало кто в городе знал, что в свое время ГИБДД получило форды, сделанные по спецзаказу, с усиленным движком. А внешне девочка от сестер по конвейеру ничем не отличалась.

***

Григорий пошел в душ. Вера отнесла ему свежее пушистое полотенце с олененком Бэмби, дождалась, пока зашумит вода и лишь после этого направилась на кухню звонить брату.

- Алло, - отозвался тот, и Верка сразу, по первым звукам, поняла, что что-то не то.

- Витя, что?

- Зачем ты мне звонишь? Я же…

- Витя, Витя, не надо, отбой! – горячо зашептала в трубку Верка, в ее голосе слышалось счастье, - Он с ней разводится! Не трогай ее, пусть живет.

- Уверена?

- Да-да-да! Сам только мне об этом сказал. Витя, ты успел ее?

- Не совсем. Головой только об мусоропровод приложил, и тут ты звонишь.

Верка улыбнулась:

- Хорошо.

Виктор выдохнул:

- Поздравляю тебя, сестренка. И с новым годом тоже. Мне пора.

Верка зачем-то протерла трубку телефона кухонным полотенцем и положила на стол.

Когда она просила брата решить вопрос с Гришиной женой, осознавала, то так надо. Оленей резать тоже жалко, но на клюкве одной не проживешь.

Только вот зачем бить олешка, если нефтяники коровью тушу как-то притащили?
Верка нашла взглядом икону Божьей Матери Всех Скорбящих Радости и перекрестилась.

- Спасибо тебе, - сказала тихонько и отправилась резать буженину на стол.

***

Сева начал жалеть себя. И повод был. Мать его не любит, иначе не выгнала бы на улицу перед Новым годом. Отец тоже не любит, иначе не сбежал бы на вахту. Жены у него нет, девушки тоже. Потому что они не в состоянии рассмотреть и распознать его яркую индивидуальность. Квартиры у него нет, потому что никто не строит достаточно дешевых квартир нужной ему планировки в центре. Машины у него нет, потому что автосалоны отказываются продавать автомобили представительского класса в рассрочку, а хотят навариться на процентах.

Сева жалел себя изо всех сил. Под Новый год себя вообще всегда особенно хорошо жалеется.

- Мя! – требовательно сказала кошка.

Сева не отреагировал.

- Мя! – повторила она. Он нахмурился и опустил на животное взгляд, спросил:

- Что? Туалет? Жрать? Терпи, скоро тебе это все вообще не понадобится.

И отвернулся к окну. Впрочем, смотреть на празднично украшенный город было совсем уже невыносимо.

- Мудак, - тихо, сквозь зубы проговорила соседка по сидению.

- Вы что-то сказали? – удивленно подняв брови поинтересовался Сева.

***

- Девушка, девушка, что с вами? Вы живы?

Анна Федоровна застонала, попыталась открыть глаза. Не сразу поняла, что веки слиплись, успела испугаться – а вдруг она больше не может видеть? Но нет, догадалась, протерла глаза и увидела бетонный пол и носки чьих-то грязных ботинок. Потом почувствовала, как кто-то настойчиво тычет ее в спину.

- Не трогайте меня, - простонала она и осторожно села. Прямо на пол – холодный, замусоренный и гадкий.

- У вас голова в крови, - сказал голос – мужской, с хорошей дикцией.
Рука Анны Федоровны потянулась туда, где болело сильнее всего – ко лбу чуть ниже линии роста волос.
Она снова застонала – на сей раз более драматично, поправила домашнее платье на коленях и лишь после этого взглянула на обладателя голоса.

Перед ней стоял бомж. Худой, сутулый, небритый, пахнущих несвежим телом и дымом. Одетый в явно большие ему штаны и бушлат, из дыр в котором торчала вата. Под бушлатом виднелся растянутый серый свитер. На голове бомжа сидела вязаная шапочка – синяя с красными полосочками. На лице бомжа видны были участие и любопытство.

- Девушка, вы как, встать сможете? – спросил бомж.

- Не знаю, - отозвалась Анна Федоровна, твердо уверенная в том, что встанет спокойно и без чужой помощи. Но ей почему-то очень нравилось, что ее зовут девушкой. Даже этот… социально неориентированный субъект. Она прищурилась и разглядела цвет его глаз – голубой. У мужа карие. Но голубые ей всегда нравились больше. «Это все потому, что меня по голове ударили» - подумала Анна Федоровна безо всякого сожаления.

- Помочь? – спросил бомж и протянул руку – не очень чистую, кстати, но Анна Федоровна с благодарностью ее приняла.

- Доведите меня до квартиры, - попросила она, пододвинула себе ногой отлетевшее в сторону сабо с пушистым голубым помпоном и встала.

В квартире же нечаянно нашлись пластырь для ее лба, шампанское для ее кружащейся от удара головы, старая одежда мужа для принявшего душ и побрившегося бомжа и заранее приготовленные оливье и индейка для него же. Кстати, его звали Боря.

Сыну Анна Федоровна решила не звонить. Пусть будет сюрприз. Хм. Девочкам в одноклассниках уж точно о происходящем сообщать не следовало.

***

- Андрюха, перестань, - нудел Серега, - Ну поймаем мы его. Дадут ему штраф две тысячи. Это ж для него такие деньги, что, если из кармана выпадут, он даже не наклонится поднять.

- Отвали. Скажи еще раз, пусть остановится.

- Мерседес ноль ноль один хер, остановитесь!

- Да срать он на тебя хотел, - сказал Серега и зевнул, - ну что ты выпендриваешься? Давай встанем где-нибудь и поспим спокойно.

- Врррешь, - прорычал Андрей, - не уйдешь!

И сам себе напомнил легендарного таможенника Верещагина.

Машин на дороге было мало. Они появятся позже, после двенадцати, когда отметившие дома праздник горожане соберутся по гостям. Сейчас же друг за другом неслись, повизгивая на поворотах, черный тонированный мерс и бело-синий форд с включенной сиреной и проблесковыми огнями.

***

Чем дольше они ехали рядом, чем противнее Афродите был этот мужик рядом. Настолько, что она уже собиралась пересесть. Но медлила. Должно быть, от лени.

Но вот после этой его фразы «Скоро тебе ничего не понадобится» не сдержалась и кратко и емко его охарактеризовала. А потом добавила:

- Это кем должен быть человек, чтобы на новый год везти усыплять котенка? То есть вам даже праздника не жаль, лишь бы убить это несчастное маленькое животное?!

- Ну так заберите его себе! – вспылил мужчина и переставил корзинку ей на колени.

- Уберите ее! – взвизгнула Афродита. Немного устыдилась визга, а потом решительно переставила корзинку на колени соседу.

- Вы такая же, как моя мама, - тихо, но вполне отчетливо сказал мужчина, а потом повторил, будто решил, что Афродита его не расслышала, или сделала вид, что не расслышала:

- Точно такая же, как моя мама! Совершенно не обращает внимания на то, что хотят другие люди!

Афродита поморщилась.

- Это вы что ли другой людь?

- Я! И не только я, а вообще!

- Да вы такой же! Вы же везете кошку умирать.

- Я? Я, может, хотел отдать ее в добрые руки!

- Ну так и отдали бы!

- А что же вы се6е не забрали, раз вам ее так жалко?

- Я?!

Афродита аж подпрыгнула, потом нахмурила темные густые, даже ненакрашенные совсем брови и заявила:

- А ну отдайте мне кошку!

- Ага! Сейчас! Это моя кошка! Куда хочу, туда и везу.

Она попыталась выдернуть из его рук корзинку.

- Отдайте!

- Нет!

Он прижал корзинку к животу левой рукой, правой же начал гладить кошку – быстро, небрежно, но животному это хватило. Оно вдруг замурчало громко-громко, заглушая звук двигателя.

***

Автобус давно миновал центр и сейчас лениво выезжал на окраину, застроенную новыми высотками. Пока автобус стоял на светофоре, Сева, как завороженный, смотрел на светящийся рекламный щит: «Новостройка в Новом году! Счастья!». Сева хотел счастья, но не хотел новостройку у черта на рогах. Он опустил взгляд и уставился на пеструю кошачью спинку. Та – костлявая, шерстистая, отчего-то наводила на мысль о семье и уюте.

Сева вздохнул и посмотрел в окно. Там как раз видно было пустое заснеженное пространство, посреди которого стояла новогодняя елка. Явно случайно оставленная строителями, живая, слегка кособокая, по чьей-то прихоти украшенная огнями, вернее криво обмотанная светящейся гирляндой.

«А не буду я ее усыплять, - подумал Сева, - ну сколько можно бояться? Пусть просто посмотрят, лекарства выпишут. Может она вовсе не заразная? А жизнь просто тяжелая была?»

***

«Я ненавижу эту жизнь, - думала Афродита, ткнувшись носом в стекло. Носу было холодно, но так ему и надо, - а ведь она может тянуться еще долго-долго, и каждый раз на пути будут попадаться такие вот моральные уроды».

***

- А ты, сука! – орал Андрей, наклоняясь над рулем, будто он водитель макларена. Сергей ничего уже не говорил, сидел рядом, закрыв глаза, и то ли спал, то ли молился.
Где-то там, впереди, видны были фары. Должно быть, рейсовый, четырнадцатый.

Тут мерс будто начал снижать скорость, будто устал, и Андрей нажал на газ и, почти поравнявшись с добычей, ударил ту в правое заднее крыло носом форда. Мерс понесло на скользкой дороге, он полетел, вращаясь, и только тут Андрей осознал, что сделал что-то не то. Его машина тоже скользила, медленно кружа. Мимо проносились сияющая огнями елка, испуганные глаза напарника, вся жизнь. При этом наблюдал все Андрей очень отчетливо, покадрово. Вот он рейсовый четырнадцатый. Водитель сигналит, пытается затормозить, виляет, но сталкивается с мерсом и от столкновения переворачивается и скользит на боку в сторону елки, а колеса вертятся, вертятся.

После того как форд, относительно целый, остановился, Андрей с Сергеем несколько секунд просто сидели и смотрели друг на друга, и лишь потом Андрей выматерился и вылетел из машины, а его напарник стал вызывать по рации диспетчера, скорую, пожарных и всех, кого положено.

Подбегая к автобусу, Андрей увидел, как вылетает выбиваемое изнутри стекло аварийного выхода. Значит, есть живые. Только бы не пожар!

Первым в окно стал вылезать тощий молодой мужчина в дубленке, осыпанной осколками, на первый взгляд – целый. Спустился сам, остановился, а потом быстренько отбежал метров на пятьдесят.

Андрей же залез вовнутрь, обнаружил лежащую между сидениями девушку. Та увидела его, запричитала:

- Я жить буду, да, буду? Я не умру? Я хочу жить, вы знаете?

Рядом с девушкой стоял мужик в пальто. Глаза у него были были ясные и радостные. Отрапортовал быстро:

- Командир, я цел, а она вон, похоже, ногу сломала, надо бы ее вытащить, а?
Тут подоспел Серега, и вместе они, с помощью безымянного пассажира, вытащили и девушку, и водителя, кажется, тоже не сильно пострадавшего.

Вот только пассажир покидать автобус не спешил.

- Погодите, ребят, - сказал он, - кисик тут где-то был маленький, пятнистый такой.

Нашел кошку, сунул ее Андрею, а тот уже себе за пазуху.

- И еще, - сказал пассажир, - коробку надо вытащить. Я ее хорошо упаковал. Думаю, не пострадала.

- Какую коробку? – устало спросил Андрей.

- Как какую? – удивился пассажир, - С шампанским. Новый год же на дворе! Надо отметить!

***

Обложенный со всех сторон подушками безопасности Марсель Егизарян сидел в покореженном мерсе и тихо плакал от жалости к себе. Приятели в клубешнике уже, должно быть, пьяны, и самых симпотных девок расхватали. Он сидит тут, как лох, и даже не может выбраться наружу и высказать все этим козлам гиббонам, которым по недоразумению досталась такой скоростной фордец, что о них думает. А самое главное, папа обещал, что подарит новую тачку только в том случае, если он докажет, что может ездить без аварий. «Не могу я дурню доверить триста пятьдесят лошадей, - сказал папа, когда Марсель только заикнулся о своем желании, - себя угробишь или еще кого, а мне тебя потом отмазывай. Вот дотянешь до нового года без царапинки, и тогда…». А папа свое слово всегда держал…

***

Спустя несколько часов Андрей и переставший быть безымянным пассажир сидели на лавочке перед достроенным, но незаселенным еще домом, пили из горла шампанское, передавая друг другу бутылку. Шампанское было вкусное, колючее, как елочка. Дома Андрея ждал теплый и накормленный кошачий подросток. Такой трехцветный. К счастью.

***


В помощь отважным читателям, которые решатся написать рецензии, предлагаем такие ориентиры:
1. Удалось ли автору создать новогоднюю атмосферу?
2. Поверил ли читатель в его историю?
3. Поделится ли читатель своими впечатлениями с кем-либо из друзей?
4. Что вам особенно понравилось в рассказе?

Конструктивные замечания будут встречены с восторгом! Похвала и лесть приветствуются.


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2017
Свидетельство о публикации №217122900641

Комментарии: http://www.proza.ru/comments.html?2017/12/29/641