- Ты не можешь себе представить, как я с ней замучилась. Она не умеет следить за собой - в комнате Ляльки, где она спит, такой невыносимый запах! Они пьют каждый день, а у Гии диабет!
- Они же ее так любят - Гия и Шура.
- Да, конечно. Но вообрази - она верит всему, что говорят ей за столом, произнося все эти тосты...
Может поэтому мы и собрались тогда все не у Гии, где она гостила, а у Шуры, там, за Воронцова, у маленького сквера, в квартире, куда Шура переехал недавно, уже после смерти отца. Где каждый звук все равно напоминал о нем:
"В соседней комнате шуршит газета -
То мой отец за письменным столом.
Как он нашел дорогу в новый дом?
Я на его могиле не был с лета."
У нее было много почитателей в нашем городе. В Москве ее книги в те годы практически не выходили. А вот в Грузии благодаря стараниям Гии ее печатали. Появлялись стихи ее в ежегодных подборках "Литературной Грузии" - "СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ ВЕЩИЙ ЗНАК"***, которые Гия готовил лично, всегда сопровождая словом о дружбе, нетленном братстве грузинских и русских поэтов.
В 1977 году ему удалось выпустить в издательстве "Мерани" уже целую книгу, "СНЫ О ГРУЗИИ", куда вошли и стихи, и переводы, и проза Беллы Ахмадулиной. Не нужно цитировать эту книгу, которая разошлась тогда мгновенно - нужно просто читать ее и не стыдиться слез благодарности.
Она часто приезжала в Тбилиси, но я видел ее лишь однажды, тогда, у Цыбулевских. Она стояла у окна в белом свитере и читала, очень отчетливо и чуть ли не навзрыд свою новую вещь - "Варфоломеевскую ночь". Перед этим сказав всего одну фразу: "Я родилась в 1937-м году...".
С тех пор хранится у меня в шкафу на большой 350-метровой старой бабине магнитофонная запись, сделанная в тот вечер. Как страшно слушать теперь этот голос - такой молодой, известный всей стране по незабвенным кадрам Хуциева - в Политехническом! Страшно вникать в смысл этих строк, обещающих нам все то же повторение того же злодейства. Страшно вдвойне, когда начинают сбываться эти пророчества, и уже слышно отовсюду: "ЕГО бы сюда!", "ОН бы навел порядок!".
"Или корыстно почернеть от рабства?"
Читала она потом и последние свои переводы. Переводы ее всегда удивляли явлением нового по сути стихотворения. Стихотворения, в котором ясно слышалась манера автора, и в то же время голос переводчика был различим и не диссонировал, а как в двухголосом пении, сливался с голосом творца.
Галактион и Тициан, Чиковани и Каландадзе - она знала их, восторгалась ими, любила, как самых близких себе по духу, и переводы ее наполнены этой любовью.
Была у нее еще одна любовь в нашем городе, любовь-дружба, навеки соединившая трех людей, всей душой преданных Поэзии - Беллу Ахмадулину, Гию Маргвелашвили и Шуру Цыбулевского. Не стану ничего описывать, просто дам слово нашей незабвенной гостье:
"Счастливица: знаю, что люди другие
В другие помянут меня времена.
Спасибо! - да тщетно: как Шура и Гия
Никто никогда не полюбит меня."
Да, конечно. "Никто" и "никогда" - разве можно вернуть нам молодость, любовь, надежды юности? Надежды, иллюзии...
***Строчка из стихотворения С.Есенина "Поэтам Грузии"