Морозное утро.Выпуская струйки пара изо рта, еду на лыжах. Лыжи бегут легко-легко по морозному снегу, повизгивают молодым щенком. В воздухе искрятся блестки снежинок. Мягко мерцает иней на кустах. На прибрежных ольхах слабо колышутся шишечки и серёжки. Кажется, от этого слабого качания исходит классическая музыка.
С поля лыжня уводит к речке Пекше. Сколько кругом снегов? Сколько загадочной тишины? Вот и снежный гребень речки. Только по ивнякам и признаешь её берега.
С пологого откоса спускаюсь в русло. Слабо треснул лёд. И опять тишина. Изредка сыплются с неба лёгкие летучие звёздочки-снежинки. Остановишься, поймаешь их в руки, словно прикоснёшься к сокровенной тайне природы. Родятся и тут же гаснут сухие шорохи камышей.
Стою не двигаясь. И тут неожиданно глаз зацепился за какой то столбик на лесной опушке: птица – не птица, зверь – не зверь тронулся в ту сторону, столбик шевельнулся и …побежал. Тут сразу всё разъяснилось: лиса мышковала и наблюдала за мной. Лиса крупная, матёрая. Какая у неё бегуче-поджарая фигура! Какой чудесный и приметный белый подшеек! Хитрюга отбежала от кустов на опушке, и прилегла, ужалась в снегу. Дескать, была и нет меня!
Опушку стерегут сосны-меднокоры: прямые, высокие стволы медово блестят на солнце: в трещинках коры переливаются снежинки и ледок, на кончиках игл горят золотые искры.
Я думал, что только соснам дано сверкать золотыми искрами. Глядь, под её навесом куст можжевельника. И не приметил его! Да, тоже, украшен сверкающими снежинками горит, ликуеще сверкает, словно, приглашает: « И на меня, и на меня обрати внимание!»
Опушку наискось проломил лось. Свернул на его свежий след. Ага! вот тут кормился, обглодал молодую сосёнку и оставил меты. Кто то шумно шевельнулся в ближайшем ельнике, и подался в сторону осинника. Кажется, лось.
Тихо кругом. Только сердито потрескивают деревья от мороза, а сквозь хвою сосен пробивается солнечный свет. Над ельником в стылом небе летает ворон, всё видя, всё примечая. Ворон время от времени сухо роняет с высоты: «Строг…строг…строг.» Это он о морозном утре.
Лес тихий, стылый… Кажется, жизнь ушла из него до весны. Всё замерло в тиши, оцепенело. И вдруг, как то внезапно, где то вдалеке, словно пастух длинным кнутом
щёлкнул, разрезав лесную тишину, затем справа, сзади, слева последовали хлопки кнута и пошла по лесу гулять зимняя симфония мороза среди тишины. До чего же хорошо кругом!
Еду ельником, забылся и, вдруг, на шапку плюхнулся комок снега. Я от неожиданности вздрогнул: никакого ветра – сам свалился комок с ёлки или кто то тронул еловую ветку? Пригляделся – клочок дыма. Шевельнулся - клочок дыма. Скоро с ветки на ветку, с ёлки на ёлку полетел синий комок – белка шишковала. Как славно резвится белка на своих высоких, вечнозелёных этажах.
Остановился перед юной рябинкой, наполовину присыпанной снегом: меж двух рогаток-веток – гнездо из серых былинок. Гнездо какими то крепкими былинками к ветке привязано. Удивляюсь: «Чьё гнездо? И где сейчас хозяева?» Подъехал, нагнулся случайно, а в гнезде - яичко бело-голубое. Вот тебе раз! Чьё это же? Ведь снега кругом! Морозно!
Стал разглядывать яичко: его положила сюда не птица, а зима. Чашечку птичьего гнезда доверху залепило снегом., а пришла оттепель, снег подтаял, и вот так вылепилось бело-голубое чудо природы.
Я бы ещё полюбовался яичком, до сорока помешала, поднялась в солнечное поднебесье, застрекотала и полетела стремительными кидками, летело-летело, да, вдруг сложила крылья и, как вертолёт, отвесно спустилась вниз.
Постовой объявил тревогу: сорока застрекотала вновь, подняла с лёжки зайца, переполошила семейку рябчиков. Заяц сипло кашлянул перед тем, как дать дёру. С ёлки взлете рябчик, резко подался вдоль ёлок, крыльями высекая снежные искры: сорока довольная, что её сигнал был не только услышан, но и принят, снялась и полетела в сторону деревни Михейцево.
Еду в сторону берёз. Они стоят наособицу. Берёзы просторные, ветвистые, рослые, красивые. Выскочили они на самую середину поляны. Стали друг против дружки на виду у всех: девушки да и только! Как весёло стоят, как тепло проливают свет друг на дружку и на своё лесное окружение.
Подумалось: «Вот сейчас с вызовом махнут ветками и пойдут плясать, разметут, развихрят снега!»
Какие белые стволы у берёз! Да не просто белые, но с розбрызгом веснушек, а вершины сиреневатые. «Начинайте свою рождественскую пляску!» - я жду, мысленно обращаясь к подружкам. А они…
Они, видать, застеснялись, оробели. Вот тебе раз, да мороз пожигает, нет, не до пляски сейчас!
Впереди, где лыжня выгнулась дугой, словно хрустальная просека, вся-вся расчерчена холмиками муравейников. Просека кажется мне хрустальным сосудом с зелёным донышком ёлок и только огромный выворотень –пень с обнажёнными корнями, похожий на лешего, и портит всю картину зимней сказки. А, может, не портит, а как бы дополняет жизнь зимнего леса.
Я сижу на пне-выворотне, отдыхаю. Прямо передо мной просека, освещённая морозным солнцем. Под лучами солнца, как бриллианты, заиграли снежинки на ёлках, на соснах, на берёзах, на осинах. Лес напоен ядрёным морозом, пуховые шали снегов наброшены на плечи ёлок, сосны в горностаевых мехах, а рослые берёзы в подвенечных платьях! Как всё ново, как всё таинственно!
Лес словно околдовал меня. Сижу и жду. Глянул я ещё раз на рослую берёзу и удивился: на её ветках пламенели снегири. И где это они в стылое морозное утро сыскали алую морозную зорьку и выкрасили её свои грудки?! Вот молодцы! Как сразу потеплили морозное утро!
Стайка снегирей, будто бы обронила на просеку заревые лучики. Или мне это показалось?
-У…у…у – слышалась скрипучая песенка снегириная.
Вот тут и поверишь, что у зимы есть простые радости.
Снегири раскачивались на ветках, просыпая снег, лакомились почками. Сидящая стайка их - живые цветы зимы.
Несколько минут теплили морозное утро снегири и улетели, но в душе осталось чувство радости! Так кто сказал, что зимний лес – глухой лес?