Запись двадцать восьмая
Теперь опыт скитаний у меня был, так что остаться без ночлега мне не грозило. Да и лето на дворе. Но ночевать под кустами не хотелось. Пришлось искать, где бы прислонить голову, да и пить одному – это уже совсем алкоголизм. А ведь я не алкоголик.
Потискав карман рубахи, я удовлетворённо хмыкнул – сотня, заначеная от приятелей при продаже Катькиного паспорта была при мне, так что место для ночлега, считай, я уже нашёл. А если повезёт, так и компанию на ближайшее будущее. Я её специально для этого и припрятал. А найти квартиру, где гудят, проще простого. Такие есть везде, в любом городе, городке-городишке, самой завалящей деревне.
Подцепил я новую компанию старым проверенным способом. Выпили, поговорили, переночевали. Жить можно. Только вот утром выставили меня за порог, узнав, что сотня та была единственной.
- Иди, - сказали, - нищих нам не надо. Сами нищие.
Пришлось отчаливать.
Повертелся день по городу, настрелял мелочью червонец. Солнце - к закату, несмотря на лето, а я на эту десятку разве что перекусил парой бутербродов в вокзальном буфете. Дурак, лучше бы купил батон да молока. Жрать охота, силы нет, даже пить уж не тянет, лишь бы перекусить чего, а не на что. Решил к ребятам в угольную бригаду заглянуть – они там завсегда ужинают, там, может, поесть дадут, копейку кинут, а то и водки плеснут. Ну, и завернул, благо, недалеко был.
Прихожу в бытовку, а там никого – все уже на работе. Выглянул – точно, только вагон раскупорили. Нескоро освободятся. Помогать им желания не то, чтобы не было, просто есть хотелось очень. Так что, я пошёл да поел. Ну не без водки же. Знаю, где стоит. Посидел, покурил, подумал. Некрасиво получается: мужики придут, а у них поедено и попито. Без спроса. Решил смыться. Прихватил водку, закуску, по карманам пробежался. Две недели жил безбедно в очередном притоне. То я их пою, то они меня. Такой дружбы, как у Катьки в квартире у нас не было, но всё равно хорошо.
Через две недели наведался по старому адресу. В бригаду. Каптёрка на замке. Ключ под камнем. Я же тут работал, знаю. Есть-пить не стал, похватал, что нашёл, и смылся по-быстрому. Денег, правда, почти не оказалось – так, мелочь одна – из всех карманов на бутылку. Но ещё две недели человеком себя чувствовал. А потом снова вечерком в бригаду…
Только я хотел уходить из бытовки, как дверь распахнулась сама. На пороге стоял хмурый бугор, за его спиной хмурилась бригада.
- То, что это ты нас обворовал, Лёша, мы поняли сразу, - сказал бригадир, глядя мне прямо в глаза. – Догадывались, что придёшь снова, так что деньги оставлять не стали, а огурцов не жалко. Только заперли мы бытовку, чтобы ты, нагибаясь за ключом, лишний раз подумал, что такому тебе здесь не рады. Ой, как, Алёшенька, не рады… Так что, теперь не взыщи.
Как умеют бить люди, всю жизнь орудующие лопатами, ломами и кувалдами, знаю, наверное, только я. И то только потому, что били мужики вяло, больше для острастки. Хотели бы убить, убили за минуту. А так, сломали пару рёбер, да морда неделю была цвета гнилого баклажана. Я это в зеркало увидел через два дня, когда опухоль с век спала.
Вот тогда я и познакомился с Пал Иванычем.
Продолжение:http://www.proza.ru/2018/01/23/332