Запись двадцать девятая
Жизнь алкоголика трудна, но интересна. В ней каждый день случаются какие-то события, происшествия, новые встречи. Обо всём не расскажешь. Да и нужно ли? В тот момент жизни, на котором я остановился в прошлый раз, я уже уютно обосновался на дне жизни. Рассказывать подробно о том периоде у меня нет ни желания, ни времени. Да и цели такой изначально я не ставил. Описывать ту грязь, в которой я жил, как последняя свинья, почти десять лет, у меня нет никакого желания. Не потому, что стыдно. Не потому, что жалко бездарно прожитых лет. А потому, что после этих воспоминаний хочется встать под душ и мыться, мыться, мыться… Но сколько ни мойся, а кажется, что тело всё равно остаётся грязным. Потому что моешь тело, а опоганена душа. Как по ней провести мочалкой? Кто научит? Вера только и спасает. Но чем сильнее крепну в вере (так, кажется, будет правильно, по-христиански), тем больше досадую на себя, что мог бы прийти к ней раньше. И не закоулками жизни...
- Значит, таким путём ты и должен был прийти в храм, - сказал мне как-то отец Олег.
Успокоил, называется. В храм я пришёл тридцать пять лет назад. Что меня тогда дёрнуло уйти, опасаясь священника? Может быть, та старуха, которая обругала меня за неснятую шапку? А я потом решил, что там все такие…
Я не перекладываю ни на кого свою вину. Но что-то вытолкнуло меня тогда из храма при виде священника и двух старух. Значит, я решил, что меня опять будут ругать. Не проснувшийся ум не смог взвесить шапку-петушок, полную конфет и пасхальных яиц – даров многих прихожан храма, и одну полоумную старуху, решившую показать свою набожность мальчонке. Старуха тогда всё ещё стояла перед моими глазами, а вот лиц дарителей я не видел, потому что спал. Вот так глупость перевесила благодетель. А ведь останься я тогда в храме, вся жизнь моя была бы иной.
И не было бы в ней Антошки, которого послали за водкой и закуской, подав сотню (самая дешёвая бутылка тогда стоила шестьдесят пять рублей), а он вернулся, как и просили, с пузырём, но в качестве закуски принёс… чекушку – та стоила тридцать пять. Итого - ровно сотня. Антошка был очень доволен.
Не было бы в моей жизни Михалыча, который не пил тридцать лет, а когда развязал, повторял только одно: «Дурак – столько лет псу под хвост пустил!».
Не было бы Пашки Шпагатова, который выпросил у бугра сорок рублей на пачку пельменей, потому что жена из дома выгнала. Бугор знал, что выгнала, но знал, что Пашка на сороковник купит фунфырь и будет не работник на вагоне. Пашка обещал принести пельмени и показать. Тогда бугор сдался, и Пашка через час был пьян. Он потом сам хвастался, что фунфырь пришлось купить, а пельмени ему знакомая продавщица дала в долг…
Не было бы… Не было бы… Не было бы… Ничего этого в моей жизни, возможно, и не было бы.
А были бы в моей жизни Лена с Таней. Любовь да радость. Счастье.
Но их не было, а были Антошка и Катька, Мишка и Михалыч, Шпагатов и иже с ними. Был я сам…
Не буду больше об этом. Расскажу лучше, как я снова попал в храм. Тем более, что теперь времени у меня в обрез – сегодня едва добрёл до запасной лестницы, где место для курения, и после двух первых затяжек за три дня меня вывернуло наизнанку. Мужики едва дотащили до палаты, где свет в глазах моих совсем, было, потух, да так, что я даже не смог полюбоваться красотой колдующей над моими венами Сонечки.
А потом Пал Иванович ненавязчиво посоветовал мне поторапливаться с моими записками.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/01/24/384