Ох уж эти домашние любимцы! Порою смотришь на это злобное, непрерывно лающее, кривоногое создание и диву даёшься, что его собакой, так сказать – другом человека называют. А за этим «другом» глаз да глаз нужен. Он как будто только для того и на свет родился, чтоб всякие пакости делать… А лай этой недособаки так просто на неё терпения не хватает. Любить его? Да это же, как моя мама говорила: «Короткий век».
Заходить в дом, где обитает эта «злыдня», для меня – испытание Судьбы. Подхожу к дверям, тихо за дверью. Звоню. Опять тихо. Открыла дверь хозяйка. Пригласила в дом. Захожу осторожно так. Полушёпотом разговариваю. Думаю, может быть спит это «собачье недоразумение» меньше кошки. Но, нет. Из совмещённой ванны и туалета слышно злобное ворчание. Я прислушиваюсь и стараюсь быстренько сказать всё с чем пришла в этот дом. В какой-то момент это ворчание услышала хозяйка. Собрав брови на переносице, ринулась к дверям ванной комнаты. Открыла и… началось. У кого громче получилось: у собаки или у хозяйки – судить не берусь. Я только увидела на полу размотанный и растерзанный рулон туалетной бумаги. Среди этого хлама стоит общипанная клочками («не даётся зараза») маленькая собачонка, припротивнейшим голосом лает на нас, да ещё и лапами скребёт всё и вся.
Слушать этот перелай домочадцев, я не стала. В ту же минуту покинула этот дом и, уже на улице стала искать в своей сумочке таблетку… «А ведь она (хозяйка) годами это терпит… А зачем?..»
***
Когда я ещё в городе жила, бывало иду с работы на улицу Восточная, всё вверх и вверх, поневоле глаза ищут скамейку, где бы можно было дух перевести. Скамеек много было, только надо было сделать круг, а силы явно на исходе. Да и бабульки на них сидели, свои, местные. Я для них чужая. Вроде бы сесть неудобно, у них же свои разговоры… Только одна скамейка в нескольких шагах от моей привычной тропинки, но на ней часто можно было видеть бабушку, обутую в утеплённые глубокие галоши и с палочкой в руке. Уставшие ноги и ноющая поясница всё же вынудили меня сесть на другой конец скамейки. Бабушка только покосилась на меня, но ничего не сказала. И я молчала. Не для разговоров я тут села. Посидела несколько минут и дальше пошла. И так повторялось изо дня в день. Потом уже мы здороваться стали, иной раз словцом перекинемся.
Прошло какое-то время и я заметила, что у ног этой бабушки лежит совсем ещё маленький щенок, лежит и попискивает, «маму просит». Женщина на мой молчаливый взгляд только вздохнула. Так какое-то время мы посиживали втроём. Я уже знала в лицо дочку той женщины, зятя. Они иногда переговаривались с нею с высоты открытого окна. А тут что-то занепогодило, я проходила мимо пустой скамейки, особо не переживая. «Кто же в такую погоду гулять ходит?» Но погода наладилась, а старушки всё нет и нет. Тревожно мне стало на душе, а однажды я отважилась и постучала к ним в дверь. Меня пригласили войти. Я вошла и что я вижу? В прихожей в уголке притулились бабушкины галоши, а подросший щенок лежит рядышком, носом уткнувшись в галошу.
- Скучает за мамой. А она теперь в больнице лежит. Заболела наша бабушка… А он ни на минуту от этих галош не отходит. Сегодня среди ночи как завыл-завыл. Маленький ещё, глупенький, а видать что-то чувствует… Бабушка его подобрала. Детишки дворовые откуда-то его принесли и бросили у подъезда. Ей жалко кроху стало. Домой принесла – мы ужаснулись. Кто за ним ходить будет? А он на нас и внимания не обращал, всё с бабушкой. На ночь в её галошу спать ложился. Теперь подрос, только голова и помещается.
После отпуска я опять шла домой и заметила зятя той бабушки, на поводке выгуливающего собачку. Я только рот открыла, чтоб спросить о бабушке, он сам ответил: «Нет уже её. Вот, гуляю… Куда ж его?..»
***