Шесть дней из жизни подполковника Гончарова гл. 1

Геннадий Крук
"Глокая куздра штеко будланула бокра…!"
Л.В. Щерба

"...  «Время все чаще будоражит память
воспоминаниями о тех, кто дарил нам мгновения
любви, радости и надежды..."

С особой признательностью! Светлой памяти Л.М Розенфельд

Все события вымышлены, совпадение имен и названий – случайны.

 
   ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
ДОРОГА НА КОЛЫМУ

 

      ... Утренний развод в штабе части закончился для подполковника Гончарова неожиданным вызовом к начальнику штаба части.

– Давай–ка, Михаил Владимирович, собирайся в Нижние Кресты. Слетай, проверь, что в батальоне с учебой и боевой подготовкой. Давненько там не были, взгляни свежим взглядом, что у них и как, – начальник штаба подошел к большой, во всю стену, карте, – и обязательно посмотри, что они наваяли на новой запасной позиции.

– Борис Иванович, да они никак не в моей епархии! – на всякий случай осторожно напомнил Гончаров, хотя прекрасно понимал, что сопротивляться начальнику штаба не имело никакого смысла.

– Знаю, что не твоей! – начальник штаба раздосадовано вздохнул. – Но послать более некого, кто в отпуске, кто в других подразделениях.

– Когда вылетать и на сколько дней?

– Сегодня, и постарайся управиться дня за три, – начальник штаба посмотрел на висевший в простенке между двумя канцелярскими шкафами морской хронограф. – Через два часа туда идет Ил–14 ледовой разведки. Договорись с командиром борта, и скатертью дорога!

 – Есть, товарищ полковник! Через пятнадцать минут буду готов. Машину на аэродром дадите?

– Возьми мою. Доберешься до места – отзвонишь... Давай, Михаил Владимирович, дерзай!
 
    Для Гончарова командировка в Нижние Кресты обещала быть интересной, непродолжительной и одной из последних. Заканчивался  четвертый год  службы на Чукотке, и летом  Гончарову предстояла замена на материк -  возвращение на Большую землю. Командировка представляла интерес еще и потому, что он не был на Колыме ни разу за все время службы. Перебирать бумажки в пыльном штабе ему определенно надоело, да и в пустой и холодной квартире делать было совершенно нечего. Оформив необходимые документы, Гончаров забрал из сейфа небольшой пурговой НЗ и уехал на аэродром.

   Согласие командира борта взять попутчика стоило  бутылки коньяка. Уже пару часов спустя Михаил, сидя на жесткой лавке  насквозь промерзшего Ила,  рассматривал  в иллюминатор проплывающий мимо унылый  зимний пейзаж. Перелет  предполагал быть долгим, вынужденное безделье располагало к философическим размышлениям о своей жизни.  Ради справедливости надо сказать, что служба на Севере Гончарову нравилась.  Психологически она была заметно легче и интереснее материковой в силу своеобразных отношений внутри офицерского коллектива. Особо ценились совесть и способность выжить «вместе», а не «за счет». Среди офицеров не признавались никакие родственные связи и «мохнатые руки», а те, кто пытался качать свои исключительные права, посылались в известном  русском направлении. Говоря коротко - служить было интересно и увлекательно!
 
   В личном плане  ситуация складывалась намного сложнее. Говоря военным языком, у Михаила отсутствовал тыл. В силу своей неустроенности и временности бытовые  условия были  гораздо труднее, нежели на материке. Эти обстоятельства и то, что он жил один, требовали от Михаила значительного напряжения сил. Предательство бывшей жены, постоянные проблемы, связанные с тем, что некому было присмотреть за холостяцким домом и согреть его женским теплом, делали личную жизнь тоскливой и одинокой.
 
   Отношения  с женщинами, проверяемые на прочность частыми и долгими командировками,  не выдерживали напряжения  и рвались, так и не переходя в разряд постоянных.  Все носило на себе печать временности. Случайные же связи умирали, толком не родившись. Душа и тело жаждали женского тепла всегда и везде, и где-то, в глубине души, тлела надежда на встречу с женщиной,  которая наполнит дом своим теплом и окрасит в разные  цвета серую монотонность будней.
 
   Согласно плану самолет должен был прилететь в Нижние Кресты в тот же вечер, но, как говорится: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах!» По метеоусловиям самолет неожиданно задержался на небольшом запасном аэродроме в Кепервееме.  Предстоящая ночевка в незнакомом аэропорту не предвещала ничего хорошего. Гончаров знал, как ведут себя в таких случаях экипажи – вышли из самолета и тут же забыли о пассажирах, попутчиках и прочей наземной шушере. И ночевать бы Гончарову в холодном зале ожидания аэропорта на фанерной лавочке, не вспомни экипаж о бутылке коньяка и, заодно, о своем попутчике.

   Переговоры командира борта с администратором гостиницы заняли около получаса. Благодаря титаническим усилиям в форме заранее припасенной для подобных случаев плитке черного шоколада, Гончарова разместили на ночлег под видом одного из членов экипажа. Гостиница жила особой жизнью, гарантируя своим постояльцам бессонную ночь: кто-то прилетал, улетал, ссорился с администратором из-за отсутствия мест и приставал к стюардессам.  Поутру, после дремотного ночного кошмара, Гончарову хотелось только одного – поскорее добраться до места.

   Наскоро проглотив в буфете кружку отвратительной бурды под названием «Кофе черн. натур», он направился на стоянку самолетов. Вокруг Ил–14 ледовой разведки, ярко раскрашенного в бело–красные цвета полярной авиации, суетились какие-то люди, что-то грузили, разгружали, и никому не было дела до стоявшего на морозе Гончарова. Он уже начал основательно замерзать, когда около полудня открылась дверь самолета, и на трапе показался штурман. Оглядевшись вокруг, он увидел Михаила и жестом позвал его в самолет: «Давай, залезай! А то замерзнешь тут к чертовой матери!» Через полчаса самолет, взревев моторами, взял курс на Нижние Кресты...

   Загруженный ящиками с каким-то научным оборудованием и дополнительной цистерной с горючим, Ил по–черепашьи тащился из Кепервеема в конечную точку маршрута - поселок Нижние Кресты, расположенный  в низовьях Колымы.  Неяркое февральское солнце резво катилось к закату, завершая второй день полета. От скуки и полнейшего безделья Гончаров вглядывался в подернутые изморосью стекла иллюминаторов в надежде увидеть что–нибудь интересное. Но на земле, среди безбрежной тайги, взъерошенной редколесьем каменистых сопок, в длинных тенях низкого северного солнца не было видно ни дымка, ни домов, ни каких бы то ни было признаков жизни...

Продолжение следует...