В преддверии Нового года всегда ждешь чего-то необычного, сказочного; хочется окунуться в мир волшебства и сладких снов, почувствовать себя маленькой и счастливой…
Ах, как быстро летит время… Кажется, совсем недавно я - любимица родителей радовала их искрометным танцем на школьном утреннике, а сейчас сама уже бабушка, украшаю вот с внуками елку, временами мысленно возвращаясь в своё детство. И теперь вспомнился один случай, который забыть просто невозможно.
В комнате лесная красавица издает неповторимый терпкий аромат. Корзинка уже опустела – мы с внуками повесили все игрушки, включили светящуюся разными цветами гирлянду; блестящий «дождик» «стекает» сверху вниз, а на еловых лапах воздушными белоснежными хлопьями лежит «снег». Мы очарованы творением своих рук и молча смотрим на новогоднее чудо.
Убирая корзинку, я обнаружила на дне, среди разных фантиков и ваты, какой-то маленький плоский предмет. Это была затертая старая коробочка. Моё сердце часто забилось, стало жарко, воспоминания заполнили душу, и перед глазами, словно в кино, предстали события прошлых лет. А дело было так.
Последние дни декабря 1958 года. Вечер. На улице темно и холодно. Ветер носится над крышей нашего хуторского дома, с завыванием заглядывает в трубу, полирует до блеска высокие сугробы во дворе и на улице. Маленькое единственное окошко плотно разрисовано морозным узором и нужно долго дышать на него, чтобы в небольшой оттаявший кружочек выглянуть во двор.
В комнате тепло, каждый занят своим делом – мама заквашивает опару для теста, бабушка вяжет носки, дедушка уже спит, а мы с отцом наряжаем пушистую елочку.
Игрушки, конечно, самодельные – деревянные и бумажные, только красная звезда на самой макушке – стеклянная! Снежок заменяет вата, пахнущая карболкой - из отцовской ветеринарной сумки. Две вязки флажков мы повесили под потолком. Я отошла, посмотрела со стороны и сказала:
- Папа, грустная у нас елка получилась…
- Почему это грустная, ничего подобного, сейчас возьму гармошку и она сразу станет веселой!
Эти слова меня рассмешили, но в детской душе была какая-то неудовлетворенность. Я уже видела настоящую красавицу-елку в школе, поэтому и сравнивала свою бедную «золушку» с ней.
- Если бы хоть одна игрушечка у нас была блестящая, сразу бы вся елка засветилась, - фантазировала я.
Отец задумался, потом вышел в сенцы, где за занавеской хранилась старая одежда и его военная форма. Вернувшись, протянул мне серую коробочку.
- Вот, повесь эту игрушку, она блестящая, - сказал он с какой-то незнакомой мне грустью в голосе.
- А что там, папа?
- Посмотри сама.
Я с трудом открыла коробочку, и душа затрепетала… Передо мной оказалась голубая, с блестящей чешуей рыбка, и я сразу представила, как она плывёт, виляя хвостом… А рыбка, действительно, как живая. Отблески света «играли» в каждой стекляшке. Казалось, она мне подмигивала и шевелилась. Это была елочная игрушка с ниткой.
- Папа, откуда такая красивая рыбка? – подняла я глаза на отца.
- Ох, детка, лучше тебе не знать этого, - тяжело вздохнул отец. Потом ушел в спальню и прилег на кровать.
- Ну расскажи, папа, расскажи, - канючила я, не отставая от него.
Тут вошла мама и тоже поинтересовалась рыбкой, с интересом разглядывая ее. Но отец молчал. Тогда она позвала нас ужинать, и мы с отцом последовали за ней. Услышав про ужин, поднялся и дедушка. Когда стол был накрыт, дедушка выразительно посмотрел на бабушку, и та важно отправилась в сенцы за четвертью самогона. Дедушка наполнил две деревянные чарки, и они с отцом, перекрестившись, выпили. Постепенно мужчины заговорили громче и охотнее…
Уловив момент, мама вновь спросила о рыбке. И тут отец, закурив самокрутку, поведал нам историю военных лет.
«Дело было в конце апреля 1945 года. Мы тогда добивали немцев в их логове – Берлине. Наша часть располагалась недалеко от реки Шпрее. Накануне части I-го Белорусского фронта под руководством Г.К. Жукова форсировали реку, ночью захватили мост и вышли на подступы к Рейхстагу, до которого оставались сотни метров. Но центр был сильно укреплен отборными эсэсовскими частями. Захватить здание Кроль-оперы, напротив Рейхстага, поручили 207-й стрелковой дивизии.
Шли ожесточенные бои, гибли сотни солдат с обеих сторон. Взрывы снарядов следовали беспрерывно. Дым, огонь, разрушенные здания, скелеты домов без окон и дверей, исковерканная техника – жуткая картина… Но приказ – стоять насмерть не давал права отступать. И наши части с большими потерями продвигались вперед.
Однако не об этом пойдет речь, а о том, что в одной из перебежек - из дома в дом по улице, лавируя между воронками от взрывов, я заскочил в комнату четырехэтажного дома на первом этаже, прикрытую тряпьем вместо двери. Остановившись на секунду, чтобы перевести дух, от неожиданности остолбенел – здесь жили люди… Мальчик лет семи испуганно закрывал собой бледную, худую женщину, лежащую на кровати.
Я подал знак, что не трону их. Тогда ребенок подошел ко мне и стал что-то говорить, показывая на женщину, и я понял, что это его мать Фрида, она ранена, и у них нет ни воды, ни еды. Я кивнул и выбежал на улицу, запомнив номер дома.
Ночью, выбрав минутку, рискуя жизнью, я вновь посетил несчастных, беспомощных немцев, не успевших выехать из города, хотя у нас был приказ не общаться с местным населением. Принес лекарства, воду и свой сухой паек. Осмотрев рану, не нашел ее серьезной, обработал и перевязал.
Выбитая дверь с ключами лежала на полу, я надел ее на петли и показал мальчику, как им нужно закрываться. Почувствовав защиту и поддержку, малыш повеселел, а я разобрал, что его зовут Курт.
Прибегал к ним ночами, помогал, чем мог – носил воду и еду. Особенно они обрадовались, когда я, собрав уцелевшие в доме стекла, вставил окно. Теперь в комнате стало тише и теплее. Да и Фрида уже поднималась и ходила.
Когда узнал, что больше не смогу вернуться сюда, вновь прибежал и обнял Курта, который был не по годам смышленым и сразу всё понял. Он заревел в голос, обнажая беззубый рот и размазывая слезы. Потом обвил руками мои ноги и что-то быстро стал говорить… Фрида тоже плакала, глядя на сына.
Я понял, что Курт не отпускает меня, он хотел, чтобы я остался с ними. А когда почувствовал, что я ухожу навсегда, метнулся к чемодану и вложил мне в ладонь небольшую коробочку. Я сунул подарок в карман и прижал малыша к себе. Он не переставал плакать и что-то по-немецки причитать, а я только разобрал: «Vati – папа, папа…».
Не зная, как успокоить и отблагодарить ребёнка, в спешке оторвал от своего письма из дома обратный адрес и отдал ему, ни на что не надеясь, просто так.
Через мгновение я уже бежал к своим. А перед глазами стоял маленький, бледный Курт, слышался его голос, полный тревоги и безнадежности. В сердце моем осталась рана, боль за этих людей, судьбу малыша, здоровье его матери. Проклятая война! Сколько бед ты наделала!
Мы занимали каждый дом, каждую улицу и, наконец, как известно, водрузили Знамя Победы на Рейхстаге.
9 мая 1945 года, в 00-43 по московскому времени был подписан окончательный Акт о безоговорочной капитуляции Германии. В берлинском предместье Карлсхорст от имени Германского Верховного Командования Акт подписал генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель в присутствии маршала Советского Союза Г.К. Жукова, представителей США, Великобритании и Франции. Конец войне, да здравствует Победа!
Только в поезде, по пути домой, отоспавшись, я вспомнил о подарке Курта и открыл коробочку. Голубая, переливающаяся всеми чешуйками, рыбка поразила моё воображение, заставила вновь пережить и встречу, и расставание с этой маленькой немецкой семьей. И тут я не смог сдержать слез, в которых отразились сразу все потери: друзей, близких, своих молодых лет, надежд и мечтаний…
За окнами вагона мелькали опаленные войной родные земли – разрушенные города и сожженные деревни, политые кровью места сражений. Душа устала от страданий, но гнев вновь и вновь наполнял ее при виде исковерканной, больной Родины.
На вокзалах наш поезд встречали с цветами и слезами толпы людей. Кто-то покидал вагон, завершив свой боевой поход, а другие ехали дальше, туда, где их ждали и молились.
Меня никто не встречал. Мама умерла давно, а отец болел и не мог далеко ходить. Я вернулся домой, занялся хозяйством - своим и колхозным. Работал, не покладая рук, без выходных и праздников. Потом женился, появились вы, мои дети».
Тут отец замолчал, и мы увидели, что он весь в слезах, а пепельница переполнена окурками.
Прошло лет семнадцать после этого вечера. Я уже была замужем и имела сынишку, мы жили в городе. И вдруг к нам неожиданно приехал отец. Ему к тому времени было около пятидесяти шести лет.
- Папа, что случилось? – с порога спросила я, помогая раздеться.
Вместо ответа он протянул телеграмму.
- Что это, от кого? – не понимала я.
- Читай, доченька, и узнаешь, - взволнованно ответил отец.
Я быстро пробежала глазами текст и едва успела сесть на стул, как подкосились ноги…
- Ничего себе, папа… Это же Курт отозвался, он нашел тебя!
- Да, Курт сейчас в Москве. Он не знает, что я живу так далеко от столицы и приглашает на встречу через два дня. Я уже собрался, помоги мне с билетами.
- Конечно, папочка, дорогой мой. Не только помогу, но и поеду с тобой, - ответила я и тут же отправилась в агентство аэрофлота.
Оформив билеты, дала телеграмму Курту по указанному адресу.
И вот мы с отцом уже в самолете…
В аэропорту нас встречал Курт. Он выделялся среди пассажиров высоким ростом, строгой одеждой, манерой держаться. Я только предположила, что это мог быть Курт, но отец его сразу узнал и уже спешил навстречу с дрожащими руками и мокрыми глазами.
Тут они обнялись, не отпуская друг друга. Память вытащила из заветных уголков события прошлых лет до мелочей, и перед ними предстали все ужасы войны.
- Курт, Курт, мой мальчик, как ты вырос, совсем взрослый! Как оказался здесь? – спрашивал отец, не отпуская его.
- Я – врач-кардиолог, у нас здесь симпозиум и практикум по важной общечеловеческой проблеме, - сказал Курт по-русски.
- Ох, как я рад снова тебя видеть и узнал бы в любой толпе, - причитал отец.
- А я в детстве так боялся потерять твой листочек с адресом. И дал себе слово, что найду тебя. Я ведь представлял в детских фантазиях, что только таким и мог быть мой отец. Очень страдал после твоего ухода. Всё детство прошло с твоим образом. Я тогда так хотел, чтобы ты остался с нами и был бы моим отцом, своего-то я никогда не видел. А мама недавно умерла, она всегда была рядом. У меня семья – жена и две дочери. Свой дом в Берлине, работа, мы живем хорошо.
- Вот, смотри, Курт, я тоже хранил твой подарок все годы, - сказал отец и открыл заветную коробочку, где всё так же весело и ярко сверкала чешуёй маленькая голубая рыбка.
- О, рыбка… Мне подарила ее бабушка на Новый год, я был еще маленьким, но эту игрушку полюбил.
- Зачем же отдал мне?
- Она, как моё сердце, уехала с тобой, но я знал, верил, что еще увижу свою рыбку. И вот, наконец, мечта сбылась! – искренне рассмеялся Курт.
И они снова обнимались, вспоминали и плакали.
А я наблюдала за встречей и думала: «Вот и встретились через много лет люди, которые когда-то не хотели расставаться. Значит, не враги они друг другу, и расстояние – не преграда».