Акварели Сабира и Светланы Гаджиевых
Грусть охватила Нателлу Осиповну ещё вчера. Утром, проснувшись от звонкого лая любимой левретки, она нехотя встала с кровати и подошла к окну. Слегка отодвинув кружевную тюль, Нателла увидела чуть заметный профиль Обуховского моста. Казалось, он колыхался, пытаясь освободиться от надвигающегося на него обволакивающего густого тумана. Но, словно провалившись под натиском массивного тяжёлого облака, вскоре мост совсем скрылся из виду. Туман покрыл клубящимся одеялом Фонтанку, близстоящие дома и словно залепил своей густотой стёкла квартир. Возможно, хотел скрыть то, что происходит сейчас там, под этим густым влажным облаком?
Нателла поёжилась и плотнее закуталась в тёплую, длинную, до пят, вязаную шаль. Дверь в её комнату открылась, и Настя, совсем ещё молоденькая горничная с бледными впалыми щеками и болезненным видом, молча поставила на стол чашечку горячего кофе со сливками.
– Иди, Настюша, иди, полежи ещё и накройся теплее. Да, Настенька, ты не забыла выпить микстуру и молоко с мёдом?
– Вы не переживайте, я сделала всё, как вы велели, – тихо ответила она и удалилась в свою комнату.
– Бедная девочка. Ей совсем не подходит Петербуржский климат. Зачем её родственники прислали сюда? Девочка и так не видела счастья. Сначала умерла мать, потом отец.
С Настей её познакомила давняя знакомая в то время, когда Нателла похоронила мужа и была в ужасном душевном состоянии. Бывшая горничная Матрёна вскоре после смерти мужа Нателлы отпросилась в свою деревню, да там и померла. Нателле Осиповне пришлось нанять новую помощницу по хозяйству, но она оказалась очень разговорчивой особой. Другая грубой и невоспитанной. А возможно, в этот период, когда Нателлу раздражало всё и вся, она просто никак не могла привыкнуть к новым людям в своём доме. Кода она уже совсем отчаялась найти человека по душе, ей представили Настю.
Сначала миловидная скромная девушка привлекла её тем, что прибыла она в Санкт-Петербург из мест, где родилась Нателла. Вскоре ей Настя так пришлась по душе, что, казалось, и у Нателлы могла быть такая дочь, если бы не умерла во младенчестве.
Настенька всем устраивала её, поэтому она относилась к девушке с уважением и нежностью. Да и Настя отвечала ей тем же. Одна беда. Стала Настя гаснуть на глазах. Первое время, пока не пошли долгие нудные петербуржские дожди, она любила гулять с Нателлой по улицам незнакомого города. Ей нравилось слушать рассказы хозяйки на различные темы и вечерние посиделки с играми в карты или раскладыванием пасьянсов, совместное чтение книг.
Но, как водится: за счастьем всегда беда крадётся. Прошлой суровой зимой Настя тяжело заболела. Нателла ухаживала за девушкой, как бы ухаживала за своей дочерью. Тем более, что случай, который привёл Настю в Петербург, был похож на переезд в этот суровый седой город самой Нателлы.
Настя рассказала ей свою историю, после которой они с Нателлой стали ещё ближе. После смерти родителей она осталась на попечении своего дядьки. Повзрослев, Настя влюбилась в парня, сезонного рабочего на подворье родственников. Чтобы племянница не наделала глупостей, он решил отослать её в услужение в Петербург, где его знакомый пристроил девушку к приятельнице Нателлы. Но на скромную симпатичную девчонку стал засматриваться взрослый хозяйский сын. Так, «от греха подальше» Настя и оказалась в доме сорокалетней вдовы Нателлы Осиповны Кудряшовой. Теперь Настеньке стало легче, но Нателла понимала, что для полного её выздоровления необходимо южное солнце, сухой воздух, фрукты. Необходимо девушку вывезти на юг. Да и она сама не прочь побывать в родном городе, но теперь никого из родни там не осталось. Но увидеть дом, где родилась, улицу, где впервые она познала счастье. Счастье первой любви.
Нателла села в глубокое кресло, отпила из чашки горячего, любимого ею напитка и закрыла глаза.
Там, в далёкой юности, когда она жила в продуваемом степными тёплыми весенними ветрами Ростове-на-Дону, тоже часто были туманы. Но они отличались от серых, тяжёлых, пахнущих сыростью Петербуржских собратьев. Южный туман, ей казалось, был намного светлее, легче. Она, как сейчас помнит его вкусный, чуть уловимый запах, похожий на запах прогоревшего костра из сухих степных трав и ковыля. А объятия южного тумана были легки, как первые неловкие и стеснительные прикосновения юноши, влюблённого в неё.
Здесь, в Петербурге, когда густой серый туман тихо подкрадывался и накрывал своим покрывалом набережную бывшего Безымянного Ерика*, Нателле всегда становилось невыносимо грустно. Казалось, что стёкла окон замазаны серой влажной дымчатой субстанцией, которая навсегда останется не пропускающей свет. Ей становилось жутко от того, что, казалось, туман навечно замурует её в своей квартире, и всю оставшуюся жизнь ей придётся передвигаться только по этим комнатам и общаться только со своей маленькой левреткой, вечно дрожащей от холода и сырости.
– Бедная девочка, – произнесла Нателла, толи жалея Настю, толи вспоминая себя, ту, юную, с алыми щеками и пухлыми губками, на которую давно засматривался молодой студент права, живший неподалёку. При встрече с ним Нателла краснела и опускала глаза. Илья, как звали молодого человека, тоже краснел и старался скрыть свою симпатию, боясь её грозного отца.
В этот день Нателла вышла со двора, когда туман тихо крался по их улице, развеваясь небольшой дымкой и закрывая конусы высоких стройных тополей. Пройдя некоторое расстояние, она увидела Илью. Он шёл ей навстречу. Его догонял туман. Он опускался большой плотной завесой и вскоре поглотил голову, плечи Ильи, чтобы тут же совсем накрыть его своим мягким пухом. Нателла потеряла юношу из вида.
Испугавшись, она прислонилась к соседскому забору, боясь сделать шаг навстречу приближающемуся туманному облаку. Скоро и она оказалась так же окутанной мягкой ватой тумана. Девушка широко раскрыла глаза, но кроме сплошной молочного цвета дымки ничего не видела. Испугавшись, она ещё плотнее прижалась спиной к забору, но вдруг почувствовала чьё-то прикосновение. Это был Илья. Он молча, робко взял её руку, поднёс к губам и поцеловал. Потом, положив узкое запястье девушки себе на плечо, нежно обнял и поцеловал в шею, щёки. Казалось, что он, целуя её лицо, искал пухлые губки Нателлы и никак не мог их найти. Небольшие юношеские, но уже довольно колючие усики щекотали, и Нателла улыбалась. Она стояла, не шевелясь, не открывая глаз, боясь спугнуть то ли видение, то ли явь, скрытую плотной завесой тумана.
Но вот Илья поцеловал её в губы. Нателле было странно за себя. Она не оттолкнула Илью, не сопротивлялась его следующим поцелуям. Ей казалось, что туман сейчас рассеется на миллионы облаков, на каждом из которых будет сидеть влюблённая пара и целоваться, целоваться. И они с Ильёй будут лететь на таком облаке влюблённых так, как и сейчас, обняв друг друга и крепко целуясь.
Нателла открыла глаза и заметила, что туман тает. Он таял, делая видимыми дома, улицу. Она увернулась от очередного поцелуя и, выскользнув из объятий Ильи, хотела вернуться в свой двор, но Илья на мгновение привлёк её к себе и тихо сказал:
– Я люблю вас.
Нателла Осиповна открыла глаза, смахнула накатившуюся слезу кружевным платочком. Допила остывший кофе и опять подошла к окну.
Туман плыл вверх по Фонтанке, постепенно освобождая дома, окна от своей непроглядной плоти. Нателла не любила вспоминать, что было потом. Потом была первая чистая любовь. С мечтаниями, поцелуями, с первой близостью.
С рождением маленькой недоношенной дочери, после чего она узнала, что у неё больше никогда не будет детей. Потом смертью малютки, к которой её так и не подпустили, потому что она была очень слаба. Единственно, на чём настояла Нателла тогда, так это на том, чтобы девочке положили в гробик медальон с её инициалами, который когда-то до своей смерти подарила ей её мама.
Нателла опять смахнула набежавшую слезу.
– Туман - это всё туман. Когда он обволакивает наш дом, я всегда грущу. Как жаль, что ничего нельзя вернуть назад. Прошлое не возвращается. А будущее? Какое оно, это моё будущее? И есть ли оно у меня, это будущее?
Из комнаты Насти доносился частый глухой кашель. Нателла поспешила в её комнату. Настя опять металась в жару. На лбу появились капельки испарины. Исподняя рубашка девушки была вся мокрая. Нателла сняла со слабой от жара Насти мокрую рубашку, сделала ей уксусное обтирание, надела сухую сорочку и поправила цепочку на шее, вытащив из запутавшихся волос девушки небольшой медальон. Рассмотрев его, она еле удержала равновесие от вдруг тающего, как и туман за окном, сознания.
– Настя, Дочка! Девочка моя, – прошептала она, немного придя в себя, – туман рассеялся, и я нашла своё будущее. Теперь наше с тобой будущее будет светлым и счастливым, только не умирай.
* Фонтанка – один из центральных водотоков Санкт-Петербурга. Она берет свое начало из Невы в районе Летнего сада и, пробежав путь 6.7 км. , вновь соединяется с Невой. Водоток, который вытекает из реки и впадает в нее же, называют ериком.
Прежнее название Фонтанки – Безымянный ерик. В начале XVIII века- после того, как на территории Летнего сада были сооружены фонтаны, вода от них стала спадать в Безымянный ерик и речку нарекли Фонтанкой. Сами фонтаны не сохранились – их разрушил сильный ураган и наводнение в 1777 году, но и сегодня название реки напоминает об их существовании. До конца XVIII века по Фонтанке проходила южная граница Петербурга. Во времена правления Екатерины II Фонтанка, как и другие центральные реки города, начала одеваться в гранит.