Проект "Ребенок"
Вы называете меня многоученым?
Я только связываю все воедино.
Конфуций
«Обдумай свое поведение», – говорит мама ребенку. Легко сказать. Конечно, он обдумает, но особенно ярких результатов ждать не следует. Взрослый человек способен сознавать – и, как правило, сознает – не только форму, но и суть своей деятельности. Систематической ошибкой взрослых является тенденция приписывать ребенку такое же глубокое, многоуровневое, зрелое(*) мышление. Мы просто не помним.
Ребенок (до 14 лет) не умеет «обдумывать» свое поведение – только отдельный поступок; да и то по ходу действия. Поведение он способен только «переживать» в своем воображении, строя планы «исправления» – и вовсе не обязательно его понимание «исправления» совпадает со взрослым. Исправленные версии поступка («сослагательные рефлексы») затем реализуются в похожих ситуациях. Теоретическое моделирование – неотъемлемая составляющая «сублимации» (инфантильной оптимизации поступков), но оно создает лишь предпосылки осознанного поведения, которое становится возможным только в подростковом возрасте, когда мышление становится критическим, а развитие интеллекта выходит в «актуальную зону».
Новообразованный аналитический интеллект первоначально (на стадии «имплементации») обслуживает актуальные структуры Монады, выбирая доминанту поведения (Первую либо Вторую сигнальную систему). Но уже на второй стадии («поиска адекватности») начинает вмешиваться в работу инфантильного интеллекта, оставшегося в «сослагательной зоне». В результате, образуются новые (и, возможно, все новые) аналитические структуры («конструкты»), которые делают процедуру оптимизации поведения «критической», а саму сослагательную компоненту интеллекта – «конструктивной». Предметом оптимизации становится уже не отдельный поступок, а общая линия поведения.
Этот сценарий может показаться выразительной иллюстрацией «метаморфозы развития» – до тех пор, пока мы не вспоминаем, что… На протяжении всего «поиска адекватности» информационная схема (О-В-И) аналитического интеллекта остается прежней, трехфакторной. В каком же направлении так экстенсивно развивается эта доминанта? Чтобы ответить на вопрос, надо показать, как далеко может зайти критическая оптимизация поведения. Эта тема является ключевой в сценарии Третьего (14-20 лет) Возраста.
Если хотите, можете считать прошлое неизменным и однозначным. Это все равно, что считать предопределенным – и, значит, тоже однозначным – наше будущее. Но это касается только «объективной реальности», что бы она ни значила. А в нашей памяти прошлое так же неоднозначно и вариативно, как будущее – в нашем воображении. Категорическую предметность имеет только субъективное «здесь и сейчас». Каждый наш конкретный поступок есть следствие предшествующей деятельности и причина последующей. Наши поступки связаны с нашим поведением, а поведение – с деятельностью сугубо личными логическими связями, образующими вокруг нас индивидуальное «поле мотивации».
Причем в категорию «поступка» попадает также и бездействие; оно тоже поддается оптимизации, тоже имеет свой «вес» (по Розенблатту) и участвует в конкурсе на общих основаниях. Так что однозначный выбор поступка неизбежен как акт индивидуальной свободы. В каждое мгновение каждый наш шаг, каждый жест, каждый взгляд, каждое слово есть результат этого экзистенциального выбора, который открывает перед нами дверь в следующее мгновение.
Базальный ум дошкольника связывает побуждения и цель поступка; инфантильный интеллект школьника – еще и мотивы с потребностями поведения. Критический интеллект взрослого человека определяет личностный смысл деятельности на годы и десятилетия в будущее и прошлое, связывая с нею свое поведение и поступки в отдельных эпизодах и в каждый отдельный момент. Поступок совершен – и все, нет его. Образ своей деятельности человек «держит в уме» постоянно, внося в него малозначительные поправки по ходу действия; это образ его жизни. Именно на юношеской стадии «поиска адекватности» и закрепляется «поле мотивации» человека – один раз и на всю жизнь.
«Личностный смысл» деятельности состоит в том, чтобы найти кратчайший (оптимальный) путь к самой общей потребности – среди множества направлений в «поле мотивации». И хотя цель не видна (не осознается), человек находит этот путь «по запаху» – реагируя на категорический ассонанс (диссонанс), который подкрепляет его поведение. (В этом и состоит механизм «функциональной автономии» по Г. Олпорту.) Впрочем, это не означает, что мы движемся к цели совсем уж вслепую. Развитие человека характеризуется удлинением мотивационной цепочки – той части «поля мотивации», которая нами осознается; и это напрямую относится к процессу «поиска адекватности». Но вначале избавимся от другого вопроса: «Чего же мы не осознаем?»
Для того, чтобы определить исходные мотивы и конечные цели человеческой деятельности, вовсе не обязательно обращаться к таинству натального инсайта. Все, что нас интересует, уже собрано в Куколке и обозначено в ее нейросхеме. Каждый взрослый человек решает ту же задачу, что и семилетний ребенок: избавиться от эмоциональных проблем (это его исходный мотив) и при этом обеспечить себе комфортные условия дошкольного детства, зафиксированные в «матрице форм». Это его конечная потребность. Все другие мотивы и потребности – промежуточные; он просто преодолевает препятствия. Образно говоря, каждый взрослый мечтает впасть в свое безоблачное детство. И многим это удается… со временем. На самом деле, актуальны только промежуточные цели; и по мере их достижения осознается фиктивность окончательной. «Мой финиш – горизонт, и лента – край земли.»
По предыдущей публикации, функция «аналитического интеллекта» состоит в том, чтобы отбирать образцы поведения для их оптимизации в процессе «конструктивного интеллекта». Грубо говоря, так. Но уж слишком грубо – и годится разве что на стадии «имплементации». И, кроме того, эти варианты, из которых отбирается образец, тоже ведь надо предварительно отобрать – из великого множества.
На то нам и дана оперативная память, чтобы не держать в ней всю «охапку» (весь «стог») сослагательных рефлексов, а отобрать «пучок», потребный на сегодняшний день, на текущий эпизод – и выхватить из него мысленной рукою то, что нужно «здесь и сейчас». Выбор этого «пучка рефлексов» из некоей «охапки» означает, по сути, выбор цели, которую мы преследуем в данном эпизоде. Дж. Келли назвал его («пучок») «каналом поведения», а сам инструмент его выбора – «конструктом поведения». По мере приближения цели, этот канал сужается (конструкт усложняется), и когда цель становится ближайшей, остается только один – уже оптимизированный интеллектом – рефлекс, который реализуется в поступок.
Таков ответ. В подростковом возрасте элементарный трехфакторный «конструкт О-В-И» экстенсивно развивается вглубь общности – от поступка к поведению, от поведения к деятельности… Остается добавить, что по той же указанной выше схеме аналитический и конструктивный интеллекты взаимодействуют при оптимизации и поведения, и деятельности... и образа жизни.
Ну что тут сказать? Умаялся бы «железный» искусственный интеллект работать по такой схеме, хоть повышай его частоты до небес. Структурный потолок ИИ – это инфантильный интеллект по Роттеру – Розенблатту (тоже, между прочим, «ИИ»). Дальше наступает «экспоненциальная катастрофа» («комбинаторный предел») – торможение и зависание ИИ в результате перегрузки. Но на то мы и люди, что, в отличие от ИИ, обладаем способностями к абстрактному мышлению. У каждого «пучка» рефлексов, и у каждой «охапки» имеется абстрактный эквивалент – архетип. И это в каждом случае 1 (одна) рефлекторная единица. Абстрактное мышление позволяет оптимизировать ее по той же схеме, что и обычный «знаковый» рефлекс.
Чем более удаленные цели мы преследуем, тем более они представляются… абстрактными, не правда ли? Поступок – это конкретизация поведения; поведение – конкретизация деятельности… И работа зрелого аналитического интеллекта состоит в этой конкретизации. Можно это представить себе как выбор пучка рефлексов из охапки и отдельного рефлекса из пучка. Но на самом деле это смещение «окна внимания» от общего к частному.
В зрелом разуме процедуре критической оптимизации подвергаются не только и не столько рефлекторные реакции – т.е., отдельные решения, – сколько стратегии этих решений («схемы действий» по Ж. Пиаже), все более и более конкретные по мере приближения к экзистенциальному моменту истины («здесь и сейчас»). Абстрактная информация (пока) не поддается оцифровке, но для работы интеллекта по схеме Роттера – Розенблатта не имеет значения, какая – абстрактная или знаковая – информация проходит через модель от «поведения» к «подкреплению». А естественный интеллект в оцифровке не нуждается.
Оформившийся после кристаллизации (двух альтернативных моделей реальности) «кризис идентичности» разрешается установлением ассонанса между этими моделями по всему их спектру общности – от конкретных навыков до абстрактных установок. Это не просто конфликт, но антагонизм двух систем мышления: он не устраняется, а «снимается» образованием компенсирующего механизма. Человек на то и человек – а не животное и не бог – что инстинкт самости не допускает дисбаланса между должным и действительным, а требует нового качества – личностного смысла деятельности (по Л. С. Выготскому), который создается ментальным выбором в процессе индивидуации. Те противоречия, которые не сняты «логическим ассонансом» в латентном Возрасте, снимаются в переходном.
Поначалу для этого достаточно подросткового трехфакторного «конструкта О-В-И», который устанавливает ментальный ассонанс на всех уровнях общности, формируя сознательное достижение все более отдаленных целей. К концу «поиска адекватности» этот ресурс исчерпывается, эффективность ментального выбора падает. Конструктивная оптимизация играет все более существенную роль в достижении категорического ассонанса. Совместная работа аналитического и конструктивного интеллектов требует усложнения (дискурса) конструктов «канала поведения»… Развитие критического мышления переходит в интенсивную фазу с начала юношеского возраста (после 17 лет, по Эльконину). Это радикально меняет его функцию и роль в разуме.
Возникший как регуляторное средство согласования обособившихся компонент Монады, критический интеллект приобретает самостоятельное значение, образуя новое качество разумной деятельности; так что прежняя парадигма разума (Монада) становится его подсистемой. Подобно тому, как «самость» интегрирует в себя и Эго, и Супер-Эго, возникает интегральное единство и на чувственном уровне (актуальной сферы) – в процессе интенсивного развития рефлексий «децентрации» и «гибкости ума». Как показано выше, и как мы продемонстрируем в очередных публикациях, зрелый конструктивный интеллект тоже довлеет над всеми инфантильными структурами «сослагательной зоны» – вплоть до карты матричной памяти. Так что и здесь синтез новообразования идет по всему структурному полю.
«Чувство реальности» – не что иное как чувство логической связи каждого конкретного поступка – с самыми общими, самыми отдаленными целями и потребностями. В этом и состоит функция зрелого, критического интеллекта, который, собственно говоря, и есть зрелый разум.
(*) Имаго (Imago) – «зрелая особь» (лат.)