Предисловие.
Основой этой повести будут семейные истории нескольких родственных семей. Поскольку отсчет времени в повести начинается с конца девятнадцатого, начала двадцатого века, времени относительно близкого к нашему времени, поэтому не требуется длительных архивных исследований, и можно ограничиться воспоминаниями ещё живущих и сохранивших память об ушедших. Фамилии героев моей повести не соответствуют их настоящим фамилиям. Но их жизненные пути, биографии я старался изложить такими, какие они были, что рассказали мне их близкие, они сами, документы, фотографии.
Глава первая.
Бабушка Даша родилась в бедной, малоземельной крестьянской семье в 1896 году в селе Болышево Рязанской губернии. Кроме неё в семье росли сестра Ганя и три брата: Иван, Василий и самый младший Федор. Земли у них было мало и их отец, Федор, нанимался на любую работу. Помещики Кобзяковы уважали их семью за честность, аккуратность. Мать Даши, тоже Дарья, была кормилицей в барском доме. Госпожа любила ей, звала Долли и даже подарила ей часики.
В селе была церковно - приходская школа, где все пятеро детей, кроме обучения закону божьему, получили первоначальные знания по письму, чтению и арифметике. У юной Даши был хороший голос, она пела в церковном хоре на клиросе и сорвала голос.
В конце 1917 года Дарья вышла замуж за своего ровесника из соседнего села Губкино Григория Хлебникова. Григорий родился в семье крестьянина – бедняка Данилы Фролыча Хлебникова. В семье было четверо детей: Григорий, Степан, Варвара и Прасковья.
По деревенским понятиям и традициям того времени Дарья замуж вышло поздно. Своевременно выйти замуж помешал пожар.
Незадолго до свадьбы сгорела родительская изба. Сундук, где хранилось приданное Дарьи, сохранился, но все вещи истлели. Выходить замуж без приданного было величайшим позором. Свадьбу отложили. Старшие братья, уже несколько лет работавшие в Москве, нашли работу сестренке на шелкопрядильной фабрике « Товарищества шелковой мануфактуры в Москве». Для того времени это было очень крупное предприятие. Краснокирпичные производственные корпуса, здания рабочих общежитий был расположены на берегу Яузы. Производство принадлежало выходцам из Франции.
В 1917 году фабрики были национализированы, и в советское время продолжал заниматься производством шелковых тканей, назывался Московский шелковый комбинат имени Щербакова.
После возвращение капитализма в Россию после 1991 года, производство текстиля было заброшено, здания разрушались, но были выкуплены девелоперской компанией, перестроивших их в офисные помещения. Но вернемся к нашей юной Дарье в 1912 год.
Труд был очень тяжелый. Представьте, наши современные девушки из офисного комплекса «Ле Форт», как сто с небольшим лет назад, в этих же зданиях, возможно, ваши прабабушки из котлов с кипятком вытаскивали коконы тутового шелкопряда, они были размером 5 – 6 сантиметром и их них вытягивали километровую нить.
Ожоги, жара, сквозняки, были и поблажки, юным работницам предоставляли «кредиты» на приобретение изделий «Товарищества».
Вот как писал Л.Н.Толстой: «Против дома, в котором я живу, фабрика шелковых изделий, устроенная по последним усовершенствованным приемам техники. В ней работают и живут около 3 000 женщин и 700 мужчин. Я сейчас, сидя у себя, слышу неперестающий грохот машин и знаю, потому что был там, что значит этот грохот. Три тысячи женщин стоят в продолжение 12 часов над станками, мотая, разматывая, пропуская шелковые нити для производства отвратительного вкуса шелковых материй, употребляемых преимущественно всякого рода проститутками. Все женщины эти, за редкими исключениями, пришли из деревень и уже не возвращаются в семьи, а рожают здесь иногда на пороге фабрики и становятся на работу на другой день родов или морят отсылкой в деревню своих незаконных детей или отдачей в воспитательный дом. Три тысячи женщин в каждый данный момент в продолжение известных мне 20 лет, следовательно, десятки тысяч молодых, здоровых женщин, матерей губят свои жизни и жизни своих детей для того, чтобы изготавливать бархаты и шелки для распутных женщин. То, что происходит здесь, случайно близко известно мне, но то же происходит с сотнями и тысячами, говорят, с двумя миллионами людей по всей России…”
Наша юная Дарья, в отличие от многих фабричных женщин, вернулась в родное село, какое - то время, вместе с матерью, работала в доме помещиков Кобзяковых. Хозяин ценил честную аккуратную девушку. Когда грянула революция, хозяева бежали, Дарье доверили спрятать шкатулку с ценными вещами.
В середине двадцать годов бывший барин приезжал в разорённое имение, Даша передала ему шкатулку и в благодарность, он подарил ей статуэтку из слоновой кости. Статуэтка пережила революцию, гражданскую войну, путь в Якутию и обратно, эвакуацию из Москвы в Новосибирск и сейчас стоит на полке, покачивая головой.
По возвращению Дарьи из Москвы с заработанным приданным, быстро сыграли свадьбу. Недолго молодые были вместе, началась Первая Мировая война Григория и брата Степана взяли в армию.
Семейные предания не донесли до потомков сведения об их подвигах или тяжелых увечьях. Достоверно известно, что потом оба служили в Красной армии рядовыми бойцами и воевали на разных фронтах.
Война, войной, а жизнь продолжается, Дарья родила троих: старшая Варвара родилась декабре 18 года, Василий в 22, а Мария в 1924 году.
С фронтов Гражданской братья вернулись с коммунистическими убеждениями, но с разными уклонами. Григорий был убежденный ленинец, потом, в Якутии он даже получил прозвище «Гришка – Ленин». Степан был сторонником Троцкого. И, нередко отцу братьев, Даниле Фролычу приходилось прерывать их жаркую внутрипартийную дискуссию с кнутом в руках и словами: « Да расшиби паралик, вашего Ленина и Троцкого!». Вскоре жизнь так далеко развела братьев, то ли по жизненным обстоятельствам, а скорее всего по политическим мотивам, что они больше никогда не встречались.
Мнение, что раскол семьи произошёл по политическим мотивам, появилось у меня из моих воспоминаний о не таком далеком времени, семидесятых, восьмидесятых годах уже прошлого века двадцатого века. Разговаривая с людьми, чья молодость пришлась на тридцатые годы, я удивлялся, что далеко не глупые и не злые люди, когда разговор заходил о Троцком, Зиновьеве, разительно менялись: лица их искажала злоба, сыпались проклятия «троцкистко – зиновьвцам». И такие люди были не одиноки.
Поэтому не сложно представить какого накала достигали эмоции в тридцатых годах. При такой атмосфере в стране процветало доносительство, и не только по политическим мотивам, но из-за нанесенной обиды, зависти, желания завладеть комнатой соседа по коммуналке. Да мало ли бывает поводов для доноса. Ещё испанские инквизиторы в пятнадцатом веке жаловались на огромное количество доносов и доносителей. В 18 веке «охотой на ведьм» отметились протестанты в странах Скандинавии и на американском континенте. Такой же массовый психоз мог произойти и у нас в России в девяностых годах. Стоит, только вспомнить обращение нашей «творческой интеллигенции» к Ельцину в октябре 93 года. В целом люди не очень меняются за историю человечества. Те же далеко не праведные чувства и страсти кипят в них, что и в их предках.
Лозунг Советской власти «Землю крестьянам» воплотился в жизнь: землю у помещиков отобрали, как писал в «Анне Снегиной» их знаменитый земляк:
« В захвате всегда есть скорость:
- Даешь! Разберем потом!
Весь хутор забрали в волость
С хозяйками и со скотом».
Обладание землёй не привело большинство крестьянских семей к зажиточности:
«Шли годы
Размашисто, пылко….
Удел хлебороба гас».
Да иного не могло и быть на скудных рязанских землях, при большой перенаселенности сельского населении, когда и без того небольшие земельные наделы делились. С давних пор рязанские крестьяне были заняты отходничеством, уходили на заработки в первопрестольную.
В «Статистическом справочнике по Рязанскому округу за 1929 год» приводятся такие данные по крестьянским хозяйствам и социальному составу:
- середняки - 66,9%;
- «пролетарские хозяйства» - 8,0%;
- бедняки - 23,7 %
- кулаки - 1,9%
При этом 38% хозяйств было безлошадными, а 75 % - безплужными.
Побился, побился Григорий в родном краю, и отправился в Москву на заработки. Там и прослышали он, что где - то в Сибири, в Якутии золото «лопатой гребут». Почесал Григорий затылок и подался в Сибирь за богатой жизнью. Осталась Дарья с тремя детьми дожидаться мужа в доме свекра. Но времена были тяжелые, Дарья оставила детей на попечение свекрови, и подалась на заработки в Шатуру, как тогда говорили «торфяницей». В городе Шатура даже есть памятник «торфяницам», женщина несет на плече громадную корзину с торфом. В двадцатые годы в Шатуре была построена крупная электростанция, снабжающая электроэнергией Москву и Московский регион. Труд «торфяниц» был сезонный, очень тяжёлый, но, по представлениям женщин, оплата была для них приемлема. Там же на «торфе» Дарья впервые познакомилась с предметом женского туалета: трусами, мало того, что их женщинам выдавали, но администрация проверяла, носят ли трусы «торфяницы».
Двадцать девятый год был неурожайный и к весне стало совсем голодно. Тут и приснился Дарье сон, что залетела в окно ласточка. Рассказала о том сне свекрови, а та выслушала и говорит:
- Ой, девонька, будет тебе скоро дорога дальняя!
А тут и письмо от Григория приспело, приезжай, мол, Дарьюшка.
Собрали Дарье денег на дальнюю дорогу, хорошо её братья, что в Москве работали, помогли. И с тремя детьми: Варе 11 лет, Васе 7 и Маше 5 лет отправилась в дальнюю дорогу. Дальняя дорога через почти всю страну. Поездом доехали до станции Невер. Расстояние между станцией и прииском Незаметный, на котором работал Григорий более шестисот километров. Григорий семью встретил на станции, через несколько дней после их приезда. Сейчас это расстояние «дальнобойщики» преодолевают за 12 часов, сложно представить современному человеку, как добирались до этих мест в тридцатых годах века двадцатого.
В начале двадцатых годов двадцатого века, на юге Якутии в верховьях реки Алдан, были обнаружены крупные месторождения золота. На ручье Незаметном, давшем название, прииску и поселку, ставшего в 1939 году городом Алдан, содержание золота в одной тонне породы значительно превышало содержание золота на знаменитых Ленских приисках.
В этих местах, примерно в то же время, что и на Аляске, началось то, что называлось «золотой лихорадкой», и очень хорошо описано в рассказах Джека Лондона. С разных концов страны в эти необжитые, суровые края потянулись искатели счастья и золота. Это были бывшие крестьяне из центральных губерний России, отвоевавшие на фронтах Империалистической и гражданской войн, горнорабочие, старатели со стажем, просто уголовники, представители интеллигенции, считавшим необходимым держаться подальше от крупных центров. Население поселка быстро росло: если в ноябре 1923 проживало 350 человек, в июне 1925 года 13387 человек.
В отличие от американского «Клондайка» здесь была своя специфика: по тайге бродили остатки воинства генерала Пепеляева, было большое количество китайцев и корейцев, которые в те времена легко переходили практически неохраняемую границу.
Их охотно брали на работу, поскольку работали они лучше, чем русские рабочие, но в основном они работали в своих старательских артелях. Так национальный состав государственного треста « Алданзолота» на 01.06. 1926 года был таков: якуты - 177 человек
русские - 3287 человек
китайцы и корейцы - 2632 человек
прочие - 123 человек
Всего население было более десяти тысяч человек, а сколько вольных старателей мыло золото по ручьям, да копали шурфы, не знал никто. И по осторожным, явно заниженным расчётам, потери золота составляли двадцать процентов.
Молодая Советская страна очень нуждалась в твердой валюте - золоте. Для советской промышленности нужны были станки, машины, целые заводы, всё это закупалось за рубежом. Золотой запас царской России был растащен колчаковцами, белочехами и ещё и многими. Можно удивляться с чего это Чехия, в двадцатых - тридцатых годах стала преуспевающей страной на фоне развивающегося мирового кризиса. Без российского золота здесь явно не обошлось.
Необходимые сведения о золотопромышленности, вы, уважаемые читатели, без особого труда можете найти в Интернете, просто набрав «Прииск Незаметный», а я вернусь непосредственно к истории семьи Хлебниковых, истории очень характерной для многих русских семей.
Для начала я внимательно пересмотрел семейные фотографии, начиная с двадцатых годов, а некоторые и более ранние. Надо сказать, этим семьям повезло, что фотографии сохранились. Со старых фотографий смотрят красивые люди. Правильные черта лица Дарьи и Григория Фролыча, что-то иконописное есть в этих лицах. И это несмотря на бедность рязанской деревни и три войны за плечами Григория.
У Дарьи жизнь не сахар. Как простая русская женщина, семья на её плечах, тяжелый труд, да и нравы в семьях оставляли лучшего:
- Милого кулачки слаще пряничков.
Жизнь на приисках была нелегкой. Очень тяжело было с жильём. Семья Хлебниковых, точнее Дарья с тремя детьми, Григорий большую часть времени жил вдали от семьи на приисках расположенных в окрестностях Алдана, ютились по снимаемым углам. Наверное, у русского человека такой громадный запас генетической прочности, что он может переносить тяжелые испытания.
Были проблемы с продовольствием. Первые годы жизни семьи на Алдане, продовольствие на прииски завозилось с большой земли спекулянтами, не побоимся этого слова. Рассчитывались за него золотом. Торговали продовольствием также китайцы и корейцы. Они даже там овощи выращивали.
Но чем они их удобряли?!
С организацией на Алдане государственного предприятия « Алданзолота» поставка продовольствия стала централизованной. Были организованы сельскохозяйственные подразделения, где выращивали скот, свиней.
Дарья Федоровна работала на ферме, пасла скот, работала санитаркой, бралась за любую работу, чтобы прокормить семью, поскольку на кормильца Григория полностью полагаться было нельзя.
На приисках свирепствовала тяжелая болезнь - пьянство. Кроме спирта, которым торговали китайцы в обмен на золото, китайцы в открытую торговали опием.
Не берусь писать о пьянстве на «сиверах», в нынешних времена, но в семидесятых годах двадцатого века пьянство среди жителей поневоле ставших почти коренными северянами было очень распространено. Выглядело это так.
Приезжал на заработки человек с «материка». Завербовывался в старательскую артель, могла быть и геологическая партия, отрабатывал сезон, получал расчет, в поселке в ожидания «борта», так там называется самолет -спирт рекой, соответствующие «дамы», приятели. К прилету борта денег уже нет. Домой вернуться без денег совесть не позволяет. Он остается жить до следующего сезона. Потом всё повторяется. Были и другие странные люди. Деньги они не пропивали, они их копили. Потом из под умершего, в какой- нибудь землянке бедолаги, вытаскивали матрац, набитый истлевшими деньгами.
Но вернемся к героям нашего повествования.
Дети тоже работали на приисках. На упоминаемом мною Алданском сайте есть фотографии работающих подростков. Григорий нашел ещё очень юной Варваре работу на прииске. Он обладал врожденными математическими способностями, очень хорошо считал в уме и научил своей системе дочь. Мало кто из взрослых так владел счётом и Варвару охотно брали на время каникул на работу на прииске. В её обязанности входило учет выработанного объема породы.
Дети также занимались заготовкой ягод так, необходимых в длинные зимы, для профилактики цинги, которая свирепствовала в тех краях. Даже с взрослыми людьми в тайге случаются приключения, что же тогда говорить про детей, но в тайге дети взрослеют быстро.
После одной их таких экспедиций Варвара и Василий возвращались в поселок с собранной ягодой. До ягодных мест добраться было просто, они спускались на лодке вниз по течению по небольшой, быстрой речке. Лодку вытаскивали на берег, на лодке стоял бочонок под ягоду. Ягодные места были недалеко от берега, сборщики были уже опытные и бочонок наполнился быстро. Путь домой был тяжел, надо было подниматься по вверх течению. Тринадцатилетняя девочка намного сильнее десятилетнего мальчишки, Варвара запряглась в бурлацкую лямку, а Василий, стоя в лодке с веслом, вел её среди отмелей, камней, топляка. Так было всегда, но на этот раз Варвара устав, рассердилась и они поменялись местами. Она стала кормчим, а Вася - бурлаком. Сначала всё шло хорошо, но в какой - то момент весло, попав между корягой и валуном, вырвалось из рук Варвары, лодка попала в стремнину, понеслась, веревка вырвалась из рук Василия. Девочка неслась на неуправляемой лодке среди камней, изгибов реки.
Вася бежал по берегу, кричал:
- Греби доской, греби доской…
Варя вырвала доску, служившую лавкой, и стала подгребать к берегу. Потом они продолжили свой путь без приключений, мама, конечно, ничего не узнала.
Но дети не только работали, дети и отдыхали в пионерских лагерях: фотография 1933 года, пионерский лагерь, отряды выстроены на линейке, многие ребята в белых рубашках; фотография 1935 года, уже четкое построение, лучше одеты, семнадцатилетняя Варя уже пионервожатая.
В положенное время Варвара и Маша пошли учиться в школу. Сначала была начальная школа на прииске. Поселок быстро рос. Школа стала средний
( десять классов) и по составу преподавателей Незаметнинской средней школе могли позавидовать большинство столичных школ.
В Якутии, в тридцатых годах было много высланных из Ленинграда. Это были учителя, ещё старой гимназической школы, врачи, инженеры. Поселковую школу не коснулись новации сферы образования, практиковавшиеся тогда в «материковой» Советской России так, что приисковые дети получали хорошее образование. Очень интересно рассматривать школьные фотографии: восьмой, девятый, десятый класс, 1935, 1936, 1937 годы. Заметно как изменились одежда, как изменились сами ребят, вот восьмиклассник Иван – самый маленький в классе, в десятом классе – это уже юноша, будущий ученый. От своих школьных учителей дети узнавали, что где -то далеко - далеко от их поселка, есть большие города, где живёт много людей, где есть театры, где есть много - много интересного, что есть университеты, где учатся молодые люди и становятся врачами, инженерами, учителями. Варвара видела, как уважительно относятся в поселке к учителям, к семье врачей и решила, что уедет и будет учиться дальше. И обязательно выучится.
Летом тридцать седьмого закончила она школу. Решение было - учиться она будет в Москве. Поехали они вшестером, три девочки и трое мальчишек. Собрала мама немногочисленные вещички, деньги, отец вручил дочке небольшой узелочек с золотым песком, который потом в студенческой жизни куда-то пропал.
И вот Москва, Казанский вокзал, метро. Было от чего закружиться головам юных таёжников. Но они помнили наставления своих учителей. Мальчики подали документы в Институт стали и сплавов имени Сталина, один из них, тот самый Иван, стал академиком, лауреатом Ленинской премии, девочки на биофак МГУ. Вступительные экзамены сдали на удивление легко. Экзаменаторы удивлялись глубине знаний юных сибиряков.
Но московская жизнь с первых дней пребывания в Москве болезненно давалась юной Варваре. Ей привыкшей к тайге, малолюдью, тишине, пусть даже иногда нарушаемую разгулявшимися золотодобытчиками, было всё чуждо в этом громадном городе. Вот что писал о Москве того времени один из современников:
«Тридцатые годы.. . Москва. Центр столицы в лесах. На месте двухэтажных домишек Охотного ряда кипит стройка.. . Москву - реку не узнать - одевают в гранит берега. Возводят новые мосты.. . На улицах города чад. Дым, угар.. . Кладут асфальт, заливают древнюю булыгу. Ломают старое.. . Снесли Сухаревскую башню, Страстной монастырь. Сгоряча порубили столетние липы на Садовом кольце..»
Варю приютили её рязанский тетки, ставшие к тому времени почти коренными москвичками. Жили они в Вешняках, ещё не входившие в состав Москвы, и не затронутые большими переменами. Заметив болезненное состояние племянницы, они стали уговаривать отпроситься от учебы на месяц в университете.
В деканате, куда пришла Варя, в это время были представители Московского Зоотехнического Института Наркомвнешторга. Поговорив с девушкой они предложили ей перевести в Зоотехнический институт, факультет птицеводства которого находился в Загорске. Варвара посоветовалась с тетками, съездила с ними в Загорск и согласилась. И в наше время в Сергиевом Посаде (Загорске), если держаться подальше от Троице – Сергиевой лавры и других маршрутов, заполненных туристами и богомольцами тихих мест можно встретить достаточно, легко представить что представлял городок в тридцатые годы. Тем более, что в деканате её заверили, что она сможет вернуться на учёбу в МГУ.
Проучившись год в Загорске, сдружившись с группой, Варя уже и не думала менять Загорск и институт на Москву и МГУ Дарья Федоровна и Маша, закончившая девятый класс, в 1939 году переехали в Москву и поселись с помощью родственников в Вешняках. Маша пошла в десятый класс в московскую школу и здесь выяснилось, что её знания школьных предметов, значительно выше её московских одноклассников.
Хлебниковы мужчины: отец - Григорий Фролыч и сын Василий продолжали работать на прииске.
Постепенно Варвара освоилась и в Москве. Часто бывала в Большом театре, особенно она любила оперу. Обычно они ездили в Москву вдвоем или втроем. Если собирались в театр, то их снаряжала вся комната. Жили восьмером и девушки коллективно могли принарядиться: одна давала юбку, другая – блузку, третья – туфли. В те времена в Большом театре одновременно работали два знаменитых тенора, два кумира довоенной Москвы: Козловский и Лемешев. Их поклонницы даже делились на две партии: партию Козловского и партию Лемешева.
Варвара училась легко, о чем свидетельству её «Выписка из зачётной ведомости, автор не стали приводить оценки, но уж поверьте ему на слово. Почти все за исключением математики и химии, «отлично» «хорошо», причём «отлично» больше. А на «Военной подготовке» в беге отставала, зато стреляла лучше всех. А что изучали будущие «Зоотехники высшей квалификации»? Лучше всего на этот вопрос ответит «Выписка из зачетной ведомости» приложение к диплому № 622.
1. Основы марксизма – ленинизма.
2. Политическая экономия.
3. Математика с вар. статистик.
4. Химия неорганич. и аналитич
5. Химия неорганич. и аналитич.
6. Химия физич. и коллоидная.
7. Химия органич. и биологическая
8. Физика и с.х. метеорология
9. Анатомия с.х. животных
с гистологией и эмбриологией.
10. Ботаника.
11. Микробиология.
12. С. х. статистика.
13. Физиология с.х. животных.
14. Кормодобывание с основой
почвоведен.
15. Английский язык.
16. Военная подготовка.
17. Генетика.
18. Механизация животновод. хозяйств.
19. Дарвинизм.
20. Кормление с.х. животных.
21. Разведение с.х. животных.
22. Частная зоотехника.
23. Инкубация.
24 Птицеводство.
25. Зоогигиена.
26. Основы ветеринарии с акушерством.
27. Искуственное осеменение
28. Экономика и организация с.х. производства.
29. Зооанализ.
30. Технология молочного и мясного производства.
31. ПВХО (Противохимическая оборона)
На основании распоряжения Совнаркома СССР от 3 ноября 1941 г.
за № 10040 от сдачи государственных экзаменов освобождена.
Директор Института
/И.М. Медведев/
Зам. Директора по научной и учебной работе /Проф. П.Ф. Рокицкий. /
г. Самарканд
Регистрационный № 622 Секретарь /Родникова/
15 апреля 1942 г.
Счастливые студенческие годы, фотографии доносят осязаемую память о том времени: вот девишник, девчонки вокруг стола в своей комнате. А это, наверное, весна, четыре девчонки в беретиках, двое играют в шашки, у одной в руках книга, даже видно «Стихи». А вот и подросли девчонки, мальчишки: белые платья, белые носочки, белые рубашки, гитара. А это, наверное, после сдачи очередного экзамена, восемь девчонок, пять мальчишек, 1940 год. По - моему, они выглядят старше, чем когда-то мы, наше поколение, студентов середины шестидесятых годов.
В апреле 1941 студентов направили на практику в Ставропольский край. Варя с подругами даже успели побывать в Кисловодске. Фотография: Кисловодск, Красные камни, 3 мая 1941 года, шесть девчонок, счастливые, солнце, вокруг головы девушки – нимб.
Девушек направили на разные предприятия. Варвару послали в племенное хозяйство в Кизлярском районе. Здесь её и застала война.
Войну все ждали, но никто не думал, что она начнется завтра, послезавтра. Большинство мужчин, работавших на племенной станции, были мобилизованы и работа была возложена на женщин, под руководством человека опытного, но очень пожилого. Хотя сила в этой профессии не имела большого значения. Даже очень сильный человек не смог бы справится с возбужденным быком весом больше полутоны. Самая сложная процедура это забор спермы. Представьте, громадный возбужденный бык. Нужно успеть схватить кольцо, вставленное в его ноздри. И пока он на какое - то время парализован резкой болью, завести в специальный загон и провести сложные и опасные процедуры.
Очень скоро Варвара научилась принимать нужные решения. Люди признали её и когда заведующего хозяйством, ветеринара по специальности, взяли в армию, руководить хозяйством поставили Варвару. Приходилось занимать не только своими должностными обязанностями, но и оказывать людям медицинскую помощь.
В марте 1942 года ей и Ольге пришло указание прибыть в Самарканд, куда был эвакуирован в октябре 1941 года их институт. Каким образом, как их известили, как они добирались до Самарканда автору повествования неизвестно. Скорее всего: из Махачкалы пароходом до Красноводска и железной дорогой из Красноводска до Самарканда. С августа 1942 по февраль 1943 это будет единственная артерия связывающая Баку, Закавказье, Черное море со всей страной.
Молодого специалиста направили на то же самое предприятие. Лето 42 года. Фашисты наступают по всей линии южных фронтов.
24 июля 1942 года гитлеровцы захватили Ростов – на Дону. 9 августа - Краснодар и Ставрополь. Отступление, паника.
Чем и как жили советские люди в эти месяцы Великой трагедии, что они думали, что они чувствовали, доносит до нас чудом сохранившийся, потрясающий документ того времени: дневник Сергея Горностаева, талантливого мальчика, погибшего на фронте в 1944 году.
Ольга Хамдохова, на своей странице «Прозы ру» опубликовала его под названием «Дневник шестнадцатилетнего юноши». С её согласия, я привожу в своей публикации некоторые выдержки из него. Советую обязательно прочитать весь « Дневник шестнадцатилетнего юноши»
http://www.proza.ru/2015/01/15/95 . Удивительный, потрясающий документ!
«24 августа 1942 года
Немцы, видимо, ещё порядочно далеко, но и население и административными управителями овладела паника. Завод перестал работать, уже две недели назад распродавали патоку, крахмал, кукурузу, многие тащили это всё особенно. Из завода тащили шкафы, стулья, столы деревянные, блюда из столовой, гардеробы, доски, плетни и многое другое.
Рыли картошку на огородах, огороды все стоптаны. Директор уехал в своё селение, а главинж бегает по заводу как бешенный, приостанавливая грабёж, но, между прочим, он себе кое- что взял. Везде жгут, рвут, бросают в Терек документы, книги и др.
Завуч пожёг школьное имущество и дела. Магазин, пекарня, библиотека разграблены. Председатель колхоза удрал. Колхозники тащат с полей пшеницу и всё другое. Они спорят между собой. Не колхозников, не работавших в колхозе, не допускают! Везде хозяйничают бабы. Многих мужчин мобилизовали. Мобилизация была с 1925 года по 1890 и старше. Но многие остались в станице, каким не было повесток, какие не пошли по повестке, какие больные, каких отпустили, некоторые сбежали и так далее.
Интересно, я посмотрел мобилизацию. В 12 часов ночи после кино, которое не кончилось, я спал, проснувшись, принесли повестку. Помню, в тот вечер было душно. Зелень кустов казалась грязной, пылью был насыщен воздух. По улицам носились машины, полные красноармейцев. В станице была суматоха. Ночь не принесла свежести. Нарастала тревога. Завод остановился. Носили повестки. Говорили, что их очень много.
Всё кружилось в этом хаосе. Бедный папа был как во сне и говорил, у него «голова кругом пошла». Нам не хватило места на подводах. С криком кое-как уселись. Был уже жаркий полдень, день перевалил уже на вторую половину. Медленно двигалась бричка, палило солнце. Старшие мужчины говорили о войне, жизни и т.д. Проезжая мимо бахчи, набрали арбузов. Мои арбузы никуда не годились. В Майский приехали вечером. Уже смеркалось. Да, мы приехали не в Майское, а в Котляревку, военкомат был там. Кучи народа на улице, которая напротив школы. Красноармейцы, призывающиеся, провожающие и зрители, вероятно, не было очень-очень мало: война захватила в свою орбиту всех. Очередь в грязном коридоре, в роковом ожидании. Немногих отпустили. Мы старались войти вместе с папой. Зашли, отдали свои паспорта, я показал бумажки. Военком, маленький, чёрненький, ехидный лейтенант думал отпустить, но врачи никак. Папе дали военбилет (удостоверение), назначили нас во вторую команду, то есть нестроевую. Вышли. Судьба была решена.
Ехали дальше. В небе всю ночь бродил прожектор. После полуночи очень хотелось спать. Но как я не прилаживался, было негде соснуть. И я тихо дремал… Один раз я только кое-как заснул на коленях у папы, положив голову, он же бедняк не спал. Часа за 2-3 перед рассветом наша подвода отстала
Папа с десяток лет был на войне, он узнал все опасности – и теперь опять там.
29 августа 1942 г.
Война продолжается. Бои идут в районе Прохладного, а были ещё ближе. Говорят, в Ново-Ивановке, а это километров за 25. Суматоха в станице. сейчас немного поутихла. По сообщениям из газет, которых я давно не видел, наши войска имеют успехи. На Калининском и Западном фронтах продвинулись на 40-60 км и заняли 6 городов и 600 населенных пунктов. В станице стоят части, много конницы, везде расставлены патрули, население вырубало лес на Тереке, теперь роют окопы. Бои в километрах 40, может, будут и здесь. Недели полторы спустя я видел воздушный бой. Своих и неприятельских самолетов различить нельзя было. Я видел, как один самолет ловким маневром догнал неприятеля с хвоста, летчик дал пулеметную очередь и самолет пошел вниз. Летчик выбросился с парашютом. Мне очень хотелось, чтобы сбитый самолет был немецким, но говорят, что это наш и еще два наших. О как мне не хочется в это верить…
Таковы героические будни этой великой войны.
Как мне стыдно и больно, что я все еще не участвую в ней. Сколько раз загоралось в моей груди благородное чувство любви к Родине, сколько раз блестели мои глаза, и громко билось сердце. Мне казалось, что немногие любят Родину, как я клялся себе, что когда придет время, я радостно пойду в огонь битвы на смерть за свободу ее. Я порой был согласен умереть, как умирали тысячи, честно, не для славы и известности. Такая смерть – вот это подлинное геройство и честно любящего Родину человека. Но мне иногда хотелось и громкой славы, своим подвигом, своей смертью ведь я бы заслужил еще. Были и мои скромные хотенья, чтобы народ вспомнил обо мне, как я вспоминаю многих сынов Родины».
Снова воспоминания. Варвару направляют в командировку, едут в бричке, кучер – еврей, по дороге, подсаживается мужик из местных, говорит кучеру:
- Что, жидовская морда, тебя ещё не повесили? -
Варвара, комсомолка, воспитанная в духе пролетарского интернационализма, возмущена. У них на прииске, несмотря на случавшиеся неприязненные отношения с корейцами, часто дававшими для этого повод, такого никогда не случалось. Добрались до места, где директор? Нет. Отправилась в райком партии - пусто, все разбежались.
Обстановка всё накалялась. Грозный, Гудермес, Хасавьюрт - часто слышали мы названия этих городов во время чеченских войн нашего времени. Тихо повторяла Варвара Григорьевна: Грозный, Гудермес, Хасавюрт, Махачкала… Какие воспоминания всплывали в её памяти…
То, что они остались живы, почти чудо и невероятное везение. Что представлял кавказский регион в то время могут дать документы того времени. Вот цитаты из донесений.
«Донесение начальника политотдела 37-й армии полковника Осадчего.
Не ранее 16 ноября 1942 г.
С наступлением противника и занятия районов Кабардино – Балкарской АССР и г. Нальчика банды активизировались. По ряду данных, из ранее организованных партизанских отрядов из партийного и советского, при выдаче им оружия часть их примкнула к бандитам.
Также в силу ЗАСОРЕННОСТИ советского и партийного аппарата в ряде районов и отдельных областных организаций в банды ушли бывшие ответственные работники. Ушедший в банду в августе этого года помощник прокурора республики, по имеющимся данным, сейчас назначен немецкими властями министром Кабардино – Балкарии. Председатель горсовета гор. Нальчика с работниками горсовета ушел из города при занятии его противником, но впоследстивии вернулся в гор. Нальчик и, по данным, является бургомистром города.Активизация банд ярко выразилась в районе средней Балкарии. С уходом 16 ноября штаба армии из с. Мукол бандиты выступили открыто, захватив ряд населённых горных сельских пунктов, обстреливали проходившие подразделения наших частей, терроризируя преданную Советской власти часть населения…..
По данным, вооружённому выступлению сопутствовало объединение самых различных элементов: уголовников, кулаков и дезертиров из Красной Армии – кабардинцев и балкарцев».
Фашисты наступали, во дворе дома, где жила Варвара были вырыты окопы, поодаль стояла артиллерийская батарея. Батарея стреляла по немецким позициям, находившимся на другом берегу Терека. Варвара просила пожилого командира взять её на службу. На что он ответил:
- Милая девушка ты нужна в тылу, а с фашистом мы и сами справимся.
И как прав был этот командир. К февралю 1943 года Ставропольский и Краснодарский край были освобождены от фашистских захватчиков. С большими трудностями Варвара добралась до Махачкалы. Отыскала Дарью Григорьевну и Машу. Они работали на Московском авиационном заводе и в октябре 1941 года вместе с заводом были эвакуированы в Новосибирск. Удивительно, как четко работала почта и другие службы в военные годы. При первой возможности, попав с прифронтовой территории в тыл, в Махачкалу, Варвара обратилась в Москву с запросом о месте нахождения родственников и вскоре пришел ответ. В Махачкале получила проездные документы, деньги, продуктовый паек и в дальний путь:
из Махачкалы морем в Красноводск, поезда военных лет, через пустыню, степи, сибирские морозы: Самарканд, Ташкент, Алма- Ата, Барнаул, Новосибирск.
Продолжение следует.