День стоял великолепный, тихий, теплый, но солнце не жалило. И она решила пойти в парк, который раскинулся на берегу бурливой реки. Прохлада оттуда, тени от вековых деревьев приманили ее в одно уютное местечко.
Присев с книгой Франсуазы Саган на резную скамью, так увлеклась чтением, что даже не обращала внимание на девушек, тихо переговаривавшихся на соседней скамейке. И, когда услышала мужской глуховатый голос: «День добрый!..», - то решила это к ней не относится. Однако новый вопрос «Могу я здесь присесть?» заставил ее поднять глаза.
Поняв, что светловолосый мужчина хочет присесть именно с ней, удивленно на него посмотрела: справа от нее пустовали другие скамейки. Но кивнула и вернулась к захватывающим событиям в книге, тем более, что немного оставалось до финала. Сразу же забыв о тихом соседе по скамейке, дочитала и удовлетворенно вздохнула – все закончилось так, как она и ожидала.
Мужчина, заметив, что она захлопнула книгу, осторожно повернулся в ее сторону, и она быстро его оглядела. Он был одет в спортивную куртку и кроссовки, поэтому сначала показался ей совсем молодым. Но, приглядевшись, Аня заметила уставшее лицо и мелкие морщинки под серыми глазами. Неодобрительно подумала: «Пришел заниматься бегом, а сам уселся и - ни с места». – Далеко внизу, вокруг бассейна, были видны беговые дорожки и тренажеры, и как раз там копошилось несколько фигурок.
Проследив за ее взглядом, мужчина глухо проронил:
- И я там… часто занимался… Раньше… Пока не перенес операцию… - Решив, что это сугубо интимный вопрос, Аня промолчала, но услышала робкое: - Но… У вас найдется время выслушать меня?
Скрыв замешательство, она кивнула. Но собеседник замолчал. И только после продолжительной паузы представился:
- Меня зовут Евгений... – Обратив на нее грустные глаза, с выжиданием уставился на ее лицо.
- Анна… Анатольевна, - невольно произнесла и она.
И только тогда тот продолжил:
- Я не могу сказать, что обижен судьбой... Моя профессия дает мне необходимый комфорт для безбедного существования. Но, - удобнее устраиваясь, - что касается чувств, надо признаться - дела не столь хороши… - Пытливые глаза опять на нее смотрели, но Аня, привыкнув выслушивать множество историй от совсем незнакомых людей, ответила спокойным доброжелательным взглядом.
И Евгений, успокоившись, принялся повествовать:
- Понимаете, я сейчас нахожусь в очень нерадостной ситуации, когда… необходимо подвести итог всей прошедшей жизни…
- Но вы только что говорили, что устроены хорошо!.. - не сдержалась Аня.
- Я устроен хорошо… в профессиональном плане, - поспешил ответить мужчина. - Но… с женой начались всякие неувязки… И, пожалуй, случилось это даже до операции... Что ж… Я понимаю, почему Ирина ко мне питает, и – справедливо, вполне оправданные неприязненные чувства…
«Вот те раз! Я мало сталкивалась с мужчинами, которые признавали бы свою вину в семейных неурядицах", – живо взглянула на него.
Евгений усмехнулся:
- Игровое вдохновение, благодаря которому я, будучи более молодым, включал и поэтому умел справляться с подобными обстоятельствами, увы, с годами пропало.- Замолчал. О чем-то поразмышлял.
И, вздохнув, продолжил:
- Жену я увидел впервые на университетском карнавале. Очень миловидная, с потрясающей фигурой, рыжая девушка стояла возле одного из окон зала и с улыбкой взирала на веселящуюся толпу, поразив меня чувством собственного достоинства: она спокойно чего-то ждала. Я подумал: «Может, пока кто-нибудь из ребят подойдет к ней и пригласит на танец или принесет кофе или вино?».
От других девиц трудно было дождаться такого чувства собственного достоинства – уже знал многих из них, у которых на уме были одни развлечения. Но только потом я понял, как был прав - Ирина росла в консервативной, хорошей семье...
Эти слова были произнесены более резко и он настороженно посмотрел на нее.
«Подозревает, что я подумала, что он из тех, которые поймались… », - опустила глаза. - Не ожидала таких переходов настроения от мягкого, на первый взгляд, человека».
Немного грубовато, но Евгений поторопился объяснить:
- Все время инициатива исходила не от меня… от Ирины. Хм-м… Это она все сделала, чтобы мы сблизились: не прошло и трех дней, как она позвонила и спросила, как у меня идут дела. Пригласила встретиться. На свидании она, услышав, что на днях уезжаю на практику в провинциальный городишко, просто заявила, что приедет туда.
Я смешался и сказал ей: "Знаете, я там буду жить вместе с приятелем у него в квартире… Это неудобно».
- Но Ирину эти отговорки не остановили – приехала, и Толе пришлось двое суток где-то перебиваться. – Опустив голову, думал о чем-то долго. Заговорил. – Не поверите, но уже тогда я почувствовал какой-то дискомфорт. Не чувствовал себя влюбленным но… все сгладила, извините, интимная близость.
Не собирался на ней жениться, это мне не приходило в голову, и даже когда вернулся с практики, я не позвонил ей. И естественно, что ее беременность стала для меня большой неожиданностью. Верите, я от шока не мог долго отойти...
Ее родители сообщили, что скоро свадьба. А Ирина просто улыбалась.
Перейдя жить к ним из общежития, - мои родители жили далеко, - а ее вскоре объявили, что не против, чтобы я заканчивал учебу... Но я и сам подрабатывал везде, где только мог. Мы с Толей использовали любую возможность, чтобы найти хоть какую-то работу.
Сыну был только месяц, когда я заболел. Воспалением легких. Болезнь протекала очень тяжело, и я испугался смерти. Выздоровев, \отстранился от участия в делах семьи.
Ирина закончила учебу на следующий год после меня – она ее не прерывала - Зинаида Петровна, ее мать, нянчила Димочку. Когда жена начала работать, мы сумели купить квартиру, и, наконец, ушли от ее родителей! Да, я не мог нарадоваться этому - мне все казалось, что твердость и самостоятельность в решении всех семейных проблем жена проявляет из-за их на нее влияния.
Уже через год Ирина заявила, что хочет еще одного ребенка и будет после этого посвящать себя только семье. Я не был согласен с ней, но смирился и с этим, впрочем, как и повелось с самого начала - ведь мне не отводилось никакой роли в быту. Мы даже по-настоящему не говорили о них. Только иногда Ирина снисходила до того, что объясняла, почему все происходит и как дальше она намеревается поступить... - Глубокий вздох вырвался из груди рассказчика, после чего сокрушенно продолжил: - Все шло только так, как она решала… Теперь-то я понимаю - дело в том, что с момента знакомства с Ириной я не сумел себя ясно обозначить как личность и этим оставил в нашей общей жизни пустоту. Вот ее и заполнила она сама. У жены, знаете ли, как раз довольно четкие представления обо всем, и теперь я точно знаю - при знакомстве со мной в ее голове уже была эта модель брака, которую она хотела воплотить в жизнь. Она над этим неустанно работала. А я... я позволил ей влиять на себя, постепенно теряя внутренний компас. Это я сам передал ей бразды правления... Стыдно сказать, но в отдельных ситуациях я колебался как былинка на ветру - вместо того, чтобы, как мужчина, постучать по столу и настоять на своем – не всегда ведь она правильно все делала… Не всегда!
Евгений опять замолчал и Аня сбоку смотрела на его густые волосы, начавшиеся кое-где серебриться, густую бровь и четкий профиль. Опустила глаза на руки с длинными пальцами, косточками которых он неосознанно трещал. «Симпатичный мужчина… Но… Каково ему делиться с незнакомой женщиной! Видимо, уже не может все держать в себе…» - Повернулась к нему всем телом, выражая готовность слушать и дальше.
- Я часто и охотно ездил в командировки. Имел связи… с другими женщинами... Признаюсь, эти поездки нравились именно этим, - смущенно отвернулся. Но потом объяснил неохотно: – с Ириной у нас в интимных отношениях всегда были проблемы. С самого начала. И не оттого, что она была беременна в тот или иной раз… Но когда она второй раз родила… - На Аню посмотрели глаза побитой собаки, и она поразилась горечи, которая лилась из них. Запинаясь, он продолжил: – У Викули оказалась страшная патология… она не развивалась... Только голова росла. Она кричала день и ночь. Ирина прямо поседела. Я же не мог физически видеть… дочь. Поэтому не помогал ухаживать за ней...
Родители жены сразу же забрали сына к себе. С самого рождения его сестры они упрашивали Ирину отдать ее в приют. Но она неизменно отвергала такую возможность и плакала, плакала… Под их давлением и не выдержав больше, через полгода жена сдалась…
Но теперь мы остались совсем вдвоем, и взаимное отчуждение росло... Я никогда не спешил домой. У меня развилась такая апатия, что я ничего не хотел: никакой жены, ни сына, с которым мог не видеться неделями. Не хотел на работу, но вынужденно отрабатывал часы. Жену упрекал, что она меня не понимает и не воспринимает…
Однажды Ирина, среди ночи, сорвалась и куда-то уехала. Я бросился вслед на такси - следить. Догнав ее, обнаружил, что она приехала в приют. Подкравшись к машине, увидел, что она, обхватив руль руками, воет… Не посмев ее тронуть, крадучись вернулся к оставленному невдалеке такси.… Мечта уйти из семьи и жить самому спокойно, ослабла при виде такого отчаяния.
Год назад у меня был инфаркт. После мне сделали операцию и поставили кардиостимулятор. Но болезнь так серьезно подействовала на меня, что я сделался совсем аморфным. Я и так был заторможен с момента рождения Викули, но стал еще осторожнее… страшусь повторного инфаркта и возможной внезапной смерти... И это не все… Мой страх сопровождается дрожью в теле, слабостью, потливостью, сердцебиением, чувством нехватки воздуха… Я постоянно сосредоточен на себе, меня всегда гложет тревога. Вам, наверное, не знакомы чувство постоянно надвигающейся беды, плохой сон или полное его отсутствие... Поймите! Мне не до жены и ее переживаний. - Тише: - Мало того! С некоторых пор я заметил в себе стремление привлечь к себе внимание окружающих, вызвать у них сочувствие... Извините меня, вот и вас я вовлек в свои неприятности.
Аня пошевелилась, но ничего не успела ответить, так как Евгений произнес твердо:
- Мы с Ириной стали совсем чужими и в нашей жизни больше нет ничего общего. Да и не было... я четко вижу: путь, по которому всегда шла и продолжает идти моя жена - это чувство и его внешнее обрамление. На ее немой вопрос ответил: - Это тогда, когда женщина и мужчина взаимно обогащаются и в полной мере удовлетворяют потребности друг друга. Я же, напротив, чувствую, что так вообще не бывает - и все! По крайней мере – не со мной. Не раз бывают моменты, когда я хочу уехать прочь - осознаю, что моя жизнь проходит не так, как могла бы сложиться. Ведь я мог бы быть счастлив, как и другие... Уверен, что то же самое чувствует и Ирина. Но мы вообще не говорим о своих ощущениях – молчание стало неотъемлемой частью нашей жизни.
При этих словах Аня почувствовала в душе протест: «Своей аморфностью ты сам загнал себя и свою жену в такие невыносимые условия. И активная, жаждущая нормальной семейной жизни женщина оказалась перед выбором - уходить от больного мужа и воспитывать сына самой или оставаться в непроглядной своей жизни - без понимания, сочувствия и тепла. А ведь ваша дочь, в рождении которой она винит только себя - ты прямо сказал, что не хотел второго ребенка, а она настояла, - не играет во всем этом никакой роли…»
Аня так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу заметила, как он стоит перед ней. И поспешно поднялась.
Евгений печально и понимающе глядел в ее глаза:
-Виноват, что обременил вас своей исповедью, и вы так страдальчески размышляете обо всем, что я поведал. Простите меня, но я больше не мог носить это в себе. И-и-и… спасибо, что выслушали. - Он медленно, осторожно ступая, двинулся к выходу из парка.
Аня тут же опустилась на скамейку. «Нужны ли были ему мои увещевания или утешения, если бы я их стала произносить? Нет, ему достаточно было просто высказаться!».
…Прошло полгода с того времени, когда незнакомый человек просто взял и переложил на нее груз своих проблем, а она столько времени не может освободиться от мыслей о той беде, поселившейся в семье Ирины и Евгения. Когда она пытается представить, как они будут жить после развода, в чем не сомневается, Ане не совсем ясно: «Потеряют ли супруги что-нибудь при этом? Ведь были же, хотя бы иногда, между ними чувство какой-то теплоты, близости, что-то общее, что должно было дать основу тому, что их пятнадцать лет держало вместе?».
Но вспомнила, как, слушая Евгения тогда, чувствовала у него почти непреодолимое отчуждение в отношении жены. Из его рассказа следовало, что в Ирине есть что-то упрямое, что убило их брак. И успокоилась, убедив себя, что женщина выйдет из всей этой передряги более невредимой, чем ее муж. «Несмотря на финансовые и другие заботы, которые лягут на ее плечи - детей-то она ведь ему не отдаст... – с грустью отметила: - Естественно, что при разводе все налаженное ею придет в полный беспорядок: быт, ее собственные дела... Но все это - внешняя сторона жизни и, безусловно, ее можно отрегулировать. Но… эмоциональная сторона… Они нуждаются в других, более глубоких, отношениях… после того, как излечатся от этих ран. Найдут ли?».
Она этого так и не узнала – больше нигде не встречала Евгения.