Запись тридцать третья
Знакомство
И верно, провозившись у ларька минут десять, поп вернулся с увесистым пакетом.
- Пойдём, потрапезничаем, - словно старому знакомому сказал он и пошёл в соседний парк.
Там, выбрав уединённую скамейку, пользующуюся спросом и у влюблённых, и у алкоголиков, он и расположился, используя вместо скатерти тот самый пакет. На нём уместились бутылка «Кагора», пара пластиковых стаканчиков, буханка хлеба и добрый кус колбасы. Еда уже была порезана большими ломтями, а пробка лишь прикрывала горлышко бутылки. Присев на лавку, поп сделал приглашающий жест. Я не заставил себя долго уговаривать и, положив на кусок хлеба самый толстый ломоть колбасы.
Пока я жевал первую за последние пару дней еду, поп разлил вино по стаканчикам. Себе на пару пальцев, мне – полный.
- Водки бы, - прошамкал я набитым ртом.
- Ага, щас. Чтобы ты тут у меня упал под лавку, окосев с голодухи? – в голосе попа не было ни издёвки, ни превосходства, ни возмущения, что я, дескать, тебя кормлю-пою, так тебе еще и не нравится. Нет, он сказал так, что мне показалось, что не будь я таким голодным он, действительно, купил бы мне водки.
После жирного хорошо пошёл даже «Кагор». Первый стаканчик я выпил залпом, и поп, не дожидаясь просьбы, налил второй. Свой стаканчик он пока даже не пригубил.
Я ел, пил, а он смотрел куда-то в сторону, словно боялся, что могу подавиться от его взгляда. Зря он боялся. За годы я привык к таким взглядам, и они мне не мешали ни пить, ни есть. Но он деликатно отворачивался. А я наворачивал так, что вспотел.
В конце концов, обильная еда на голодный желудок с «Кагором» ей в помощь, ударили по мозгам не хуже водки. Я опьянел. Но это был не то опьянение, к которому я давно привык – тяжёлое, безысходное, когда пьёшь ещё и ещё только для того, чтобы избавиться от него то ли уснув, то ли потеряв сознание. Нет, это было лёгкое, приятное ощущение удовольствия, от которого вдруг захотелось жить. И жить счастливо. Мир вокруг показался радостным и добрым…
- Тебя как зовут? - спросил поп.
- Алёха, - сказал я, прикидывая, взять ещё колбасы, или уже не влезет.
- Лёха-Алёха, - задумавшись сказал поп. – Давно пьёшь?
- Недели три…
- Вообще, а не последний раз.
- А…
- Рассказывай…
И я стал рассказывать.
Постепенно радостный и добрый мир от моих слов чернел, наливаясь грязью, жутью и ужасом моей жизни, жизни моих близких, а я, словно завороженный, всё говорил и говорил. И не мог наговориться. Вокруг нас уже стало темно. Я уж решил, было, что это я так изгадил мир, как над ближайшей аллеей зажглись фонари. Оказалось – вечер. Ничего себе, сколько времени я говорил, а он слушал. Ведь с утра сидим. Снова захотелось есть. Я протянул руку к пакету, но на нём кроме крошек и пустого стаканчика ничего не было. За время рассказа я незаметно для себя съел все.
- Вот что, Лёха, - сказал поп, поднимаясь. – Пошли ещё купим тебе поесть…
- И выпить, - ставил я.
- И выпить, куда же без этого, - недовольно сказал он, собирая в пакет мусор.
Пока мы шли, отец Олег молчал, о чём-то думая. И лишь отдав мне новый пакет с едой и бутылкой, сказал:
- Если хочешь, приходи ко мне сторожем. Вагончик есть, едой накормим, поить, конечно, - он кивнул на торчащее из пакета горлышко, - не будем. Одно условие – не воровать. Хотя…, - он рассмеялся, - чего у нас сейчас украдёшь без самосвала: брус или песок?
- Я подумаю, - с нетерпением взяв пакет из его рук, сказал я, решив про себя, что и без тебя, поп, перекантуюсь.
- Если надумаешь, приходи к храму Богоявления, - он назвал адрес. – Спросишь отца Олега.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/01/27/462