Вокруг была голубая глубокая бесконечность, и я парила в ней маленькой бестелесной точкой. Я была одна-одинёшенька в этом огромном, совершенно пустом пространстве, и ужасная догадка вдруг пронзила меня: всё, что было до сих пор в моей жизни, семья, дом, работа, друзья, даже планета Земля – только плод моего воображения! На самом деле ничего этого нет и никогда не было!
- Достаточно. Она уже начинает понимать, - произнёс голос. И я увидела, как некие сверхчеловеки склонились надо мной. Я поняла, что мне предстоит возвращаться в тот выдуманный мною мир, к жизни, от которой устала, к надоевшим разборкам с мужем…
- Открывай глаза! Открывай!
Не хочется…
Бьют по щекам. Открыла. Это я или не я?
Анестезиолог облегчённо:
- Проснулась!
Я рассказываю про свой космический сон, почти по Станиславу Лему.
- Да, - усмехается он, - содержание сна зависит от интеллекта.
Это был сон во время наркоза, а видения в бесчувственном состоянии, как потом мне рассказали, нередко вызывал препарат для кратковременного обезболивания. С тех пор прошло много лет, и сейчас в распоряжении медиков уйма куда более безобидных средств.
***
- Видения могут возникать лишь на начальной стадии наркоза, - просвещает меня доцент кафедры анестезиологии и реаниматологии Гродненского медицинского университета Валерий Иванович Ильин. – Причем пациент видит обычно то, вокруг чего ведётся беседа у операционного стола. Чаще это последний разговор, который он слышит перед забытьём, или первый перед пробуждением. Разумеется, он трансформируется в его мозгу по-своему. Потом человек его забывает, как и самый обычный сон. А неизгладимые впечатления остаются лишь тогда, когда сон касается близких людей либо какой-то стрессовой ситуации и если наркоз был неглубоким.
В народе бытует опасение, что наркоз забирает пять лет жизни. Если наркоз глубокий и применялись тяжелые наркотические средства, а иногда это просто необходимо, то такой слух соответствует действительности. Но в современной практике мы прибегаем к щадящим препаратам, которые только убирают чувствительность, а мозг при этом фиксирует происходящее. И чем менее токсичен препарат, чем он действует более поверхностно, тем вероятнее сновидения. Но в любом случае правильно сделанный наркоз не вредит жизненно важным функциям и не даёт необратимых изменений.
- Приходилось слышать, что похожие видения возникают и в момент клинической смерти: человек видит себя как бы со стороны, движется по туннелю к свету, попадает в другой мир… Всё это подробно, со множеством свидетельств описано в известной книге Артура Форда «Жизнь после смерти». А ведь клиническая смерть это не наркоз?
- Клиническая смерть - это гибель мозговых клеток при внезапной остановке дыхания и сердечной деятельности. Но от последнего вдоха и последнего сердцебиения у нас есть еще 4 минуты, чтобы спасти жизнь, а главное – мозг и умственные способности человека. Примерно столько времени мозг может протянуть без кислорода. В эти первые мгновения, когда мы начинаем спасать человека, ему и могут видеться разные странности, потому что потом он впадает в более глубокую депрессию.
***
…Две недели военнослужащий С. пролежал в реанимации без сознания: закрытая черепно-мозговая травма, ушиб и отёк мозга, переломы бёдер, таза, руки. А когда пришёл в себя и все было обрадовались, остановилось сердце. Когда больного вывели из состояния клинической смерти, он, обалдело глядя на врача, стал вспоминать:
«Мне вдруг стало очень легко, ничего не болело, и я парил высоко над каталкой, где лежал человек, похожий на меня. Но это был не я! Я сверху наблюдал за тем, что происходит внизу. Фигурки людей были маленькими, но я слышал всё, что они говорят. И видел, что делают…
- Атропин!
- Готовь аппарат!
- Частота!
- Дефибрилляция!
О, как я хотел сказать, что у меня уже нет сил, что мне надоели все эти манипуляции, что мне жарко и душно, но я понимал, что меня не услышат…»
- С возвращением с того света! – сказали пришедшему в себя пациенту.
Потом ввели успокоительное, дали отоспаться – и больше о полёте над самим собой он не вспоминал.
С. и сейчас живет в Гродно, здоров, на голову, слава богу, не жалуется.
- Помню, что в американском сериале «911» речь шла не о 4-х, а 15-ти минутах, которые есть у реаниматоров?
- До 15 минут резерв биоактивности мозга может растянуться только в том случае, если на улице или в операционном зале, где реанимируют умирающего, нулевая температура и температура тела снижена до 32 градусов. Да, тогда все процессы в организме замедляются, и мозговым клеткам требуется меньше кислорода, они дольше не погибают. А откачивать человека можно и 30, и 40 минут, можно при этом успешно завести сердце, но без оказания помощи в самые первые минуты кора головного мозга погибает, происходит так называемая социальная смерть, когда спасённого ожидает существование лишь на уровне животного.
***
…Больной, вышедший из состояния клинической смерти, рассказывает:
- Склонившиеся надо мной люди становились всё меньше и меньше, как в перевёрнутом бинокле, они быстро удалялись от меня. Я сам превратился в точечную клеточку. Прошло какое-то время, и люди снова стали расти и приближаться. Тут я очнулся.
Он действительно очнулся и спросил:
- А чего я лежу?
- Да тебя же машина сбила!
- Да-а-а?!
- То есть во время аварии сработала самозащита мозга, не запечатлев ужасное событие, - поясняет мне Валерий Иванович. – А после удачной реанимации и восстановления центральной нервной системы он смог вспомнить уже только то, что было с ним на больничном столе, но в трансформированном виде. Эти видения повторяются у всех! Когда теряется сознание, у человека сужается восприятие самого себя, до микроскопической клеточки. Но заметьте, видения возникают только под воздействием препаратов, спасающих кору головного мозга. В противном случае даже оставшийся жить человек уже не сможет ничего вспомнить и рассказать.
***
…Звонок в «скорую»:
- Сына ударило током, чинил магнитофон, вставил провод в розетку. Не дышит!.. Спасите!!!
Машина выехала тут же, но всё время, пока она мчалась, женщине диктовали по телефону, что делать:
- Вдувайте воздух! Массируйте сердце! Еще, еще и еще!
Она не дала умереть сыну. «Скорая» пришла через 11 минут, подключили аппараты реанимации, и парень вышел из клинической смерти без каких бы то ни было повреждений. Как огурчик.
- Главное – не дать погибнуть мозгу, не оставить его без кислорода, - продолжает Ильин. – Если бы наши граждане об этом знали и в случае, когда человеку плохо и он не подаёт признаков жизни, не просто вызывали «скорую», а делали искусственное дыхание и массаж сердца, они бы помогли медикам спасти человека. Разумеется, реанимация на улице – тяжелейшая процедура, это как труд шахтёра. Но мы столько жизней теряем оттого, что человеку не могут оказать самую первую помощь дома или на улице!
- Что считается главным критерием смерти? Остановка сердца или гибель мозга?
- Смерть мозга, его коры, отвечающей за умственную деятельность. А сердце можно завести почти всегда, это обычный насос. Но если, выведя пострадавшего из состояния клинической смерти, мы в течение 30 - 40 минут не можем восстановить сердечную деятельность, наступает смерть истинная, биологическая.
- Корректно ли сравнивать мозг с компьютером? Мозг погибает без кислорода, а компьютер отключается без электричества. И тот, и другой обладают памятью, да мало ли еще общего…
- У компьютера ограниченное число связей между элементами, у мозга между клетками – безграничное. Мы, кстати, умеем их восстанавливать, эти связи, когда они нарушаются, например, вследствие инсульта. Никогда аппарат не станет равен мозгу. А человек, изобретающий такую машину и использующий её, действительно становится умнее.
…Койки в отделении реанимации больницы скорой помощи, где и расположена одноимённая кафедра, не пустуют. Сюда, помимо перенёсших инсульты, инфаркты либо тяжёлую операцию, поступают пострадавшие в дорожных авариях, алкоголики в состоянии комы, наркоманы после передозировки, обмороженные, спасённые утопленники. Между жизнью и смертью иные пребывают не минуты или часы – месяцы.
После жуткой аварии у женщины что только не было повреждено: грудная клетка, таз, позвоночник, вдобавок ушиб сердца. Полтора месяца её приводили в операбельное состояние. А потом одна сложнейшая операция следовала за другой, и после каждой она вновь возвращалась в реанимацию. Девять месяцев провалялась в больнице, два с половиной из них – в реанимации. Каждый день, проведённый здесь, мог стать последним.
- И что, спасли?
- Спасли.