Флаги на башнях

Ольга Вярси
Флаги на башнях
Ольга Вярси
ФЛАГИ НА БАШНЯХ.
 В «Педагогической поэме» меня занимал вопрос, как изобразить человека в коллективе, как изобразить борьбу человека с собой, борьбу более или менее напряжённую. Во «Флагах на башнях» я задался совсем другими целями. Я хотел изобразить тот замечательный коллектив, в котором мне посчастливилось работать, изобразить его внутренние движения, его судьбу, его окружение.
А.С. Макаренко

1.

Прокурор по надзору неодобрительно покачал головой, глядя на развевающиеся на ветру полотнища.

- И то правда. - Проследил глазами его взгляд начальник зоны. - Впечатляют только зазря, умы молодые будоражат. - Осторожно сказал он. - Они им, как быку – красная... Вон уже три пацана побег с острова устроили. Тут и на лодке опасно, не всегда  до берега доберешься, а они, дурьи бошки, вплавь решили. Потонули, конечно. Так ведь мне сверху позвонили, не велели флаги снимать. Мол, чтобы как по Макаренко, вдохновляли.

Начальник зоны уже устал стоять навытяжку перед этим залетным гусем. Так ведь что поделаешь, из самой Москвы прибыл. Влиятельный.

- Ты давай, позови мне этого, князя вашего, что-ли, Игоря. Я уже дело его просмотрел. – Прокурор устало побарабанил пальцами по облезлой поверхности стола.  – Он что и впрямь князь?
- Так ыть… Иных и не держим. – Развел руками начальник зоны. В голосе его отчетливо прозвучала гордость.

Земля под ногами содрогалась от ударов волн - тюрьма для малолетних преступников находилась на острове. Неприветливо Балтийское море. – Думал прокурор.- Как и большинство эстонцев, с которыми ему приходилось иметь дело.

2.

 В комнату вошел худой высокий парень лет шестнадцати. Волосы седые, глаза колючие.

- Ну присаживайся. – Прокурор пододвинул стул.

- Спасибо. Я постою. – В голосе осужденного прозвучала неприязнь.

- Ну как знаешь. Я тут дело твое просмотрел. Дрянцо дело. Отсидел ты уже свое. Два года – достаточно. Пиши домой, пусть родители оплатят судебные издержки по пересмотру. Пора тебе паря на волю. Я порекомендую. Когда ты поседеть-то успел?

- А сразу и поседел, когда ваши менты мне голову прострелили.

- Да, читал про твой побег из камеры предварительного заключения. Ловок ты, босиком, по снегу.

- Я-то ловок, да ищейки ваши половчее оказались.

- Как же это на самом-то деле произошло? Читал я тут .. прямо детектив какой-то.

- А так. Я до леса уже успел добежать, как один из ваших меня по имени окликнул: «Игорь!» Давно меня никто по-имени не звал, все князь да князь. Ну остановился я, рефлекс сработал. Оглянулся, тут мне они пулю в лоб и всадили. Да не убили, за ухом она вышла. Мне трепанацию черепа сам Яарве делал, первую в Эстонии! – С гордостью в голосе закончил он свою историю.

- Ну а потом?

- А что потом! – Всердцах  он сплюнул на пол. – Пришел в себя. А тут уже ваши гэбисты , ласковые такие. Говорят: «Ты парень вот что, ты тут подпиши, что это ты сам в себя стрелял, ну мол, как бы жизнь хотел покончить самоубийством, и мы твое дело раз-два и закроем.» Не знал я тогда, что закон уже тогда вышел, чтобы не стрелять по малолеткам, перепугались они, за последствия. Ну  и сделал, как сказали. А они, паскуды, смеются: « Ну вот, ты себе приговор сам и подписал». Весело им было, что охмурили меня. А волосы после этого у меня выросли седые.
Игорь надолго замолчал, будто припоминая минувшие события. Молчал и прокурор.

3.

Над школой тогда тоже развевались красные знамена.
В ночь с тридцать первого Августа на первое Сентября 1961 года в здание, разбив окно, залезли несколько подростков. Ох и отвели они там душу: потолок чернилами забрызгали, разные бранные словечки на стенах понаписали, а в портретах Ленина  и Хрущева прокололи ножом дыры, и избразили терновый венок вокруг голов великих вождей. И ниже, чернилами, жирно: « Спасибо за свободу, за колбасу и воду».

Понятное дело – ЧП! Такими делами не милиция занималась! Суровые КэГэБэшники дотошно  допрашивали школьников. Никто не признался.Некоторые ребята уже от страха расплакались На них продолжали давить. Дело-то не шуточное! Уже из Москвы звонили – и туда кто-то настучать успел.
 « Обоссались, подельники» - Презрительно подумал Игорек, и поднял руку:

- Это я сделал.

- Что, парень, паровозом хочешь пойти? – Спросил один из угрюмых допрашивателей. – Ты хоть представляешь, какая статья тебе светит? Назови хоть кого, так мы тебе за это несколько годков скостим.

- Я один. Я сам все это сделал. Ненавижу я вас, гадов.

- Ах ты ж дрянь! Это в тебе кровишка голубая взыграла? – Взевел один из представителей власти, когда последний из отпущенных школьников покинул класс.
Но другой его одернул, и что-то прошептал на ухо.
- Ты что, и впрямь, пасынок нашего великого контрразведчика? – Уже с любопытством посмотрел на подростка первый.
- Он такая же партийная сволочь, как и вы.
- Да, не повезло Раковсону. Он, я слышал, тебя в Суворовское училище определить хотел, да ты из дому сбежал, и усыновить себя не дал.
- В моем роду пять поколений белых офицеров, а он меня хотел в красного перекрасить! – С отвращением произнес Игорь.
- Романтика у тебя, глупого, в голове еще играет. Ностальгия по прошлому.  Дурак ты.–  Сказал второй, надевая на него наручники.

4.
- Попрошу всех угомониться! – Судья постучал молотком. – Граждане, если не прекратите, я попрошу всех очистить зал, и суд будет продолжаться при закрытых дверях! – Сурово пытался урезонить он расходившуюся публику.
- За что парня невинно судите! – Крикнул кто-то из задних рядов.
- Да, это вам не сорок первый! Требуем пересмотра дела!
- Не согласны с приговором! Вы еще тут трибунал устройте! Тройку! Не те годы!

Кричали, в основном, по-эстонски.

Прокурор остановил взгляд на подростке, и жестом велел охраннику подвести того поближе.
- Ты руку узнаешь? – Спосил он у пацана, сунув ему под нос письмо.
- Ну да, узнаю – Твердо ответил тот. – Это почерк моего отчима.
- Так ты теперь понимаешь, почему я вынужден был дать тебе 8 лет? Ты же знаешь, кто он. Ну не мог я против его воли пойти! Достал ты его, парень, со своими выкрутасами. Как бельмо на глазу, а у него ведь должность такая! Вот и попросил он тебя подальше с глаз и надольше упрятать. Ты уж на меня зла не держи.

В ту минуту дверь зала суда открылась. Пожилая женщина в старомодном пальто шла по проходу, на ходу роясь в своем редикюле:
- Ах вы ж, негодяи! Засудили таки пацана! Несмышленыша! Ни за что ведь осудили! – Громко проговорила она, подходя к своему внуку:
- На вот, возьми, Игорек, деньги тут.
- Не положено! – Рявкнул было охранник, ринувшись к ней наперерез, но судья его жестом остановил. Глаза его смотрели куда-то вбок. В зале сморкались.

5.

Мужики чифирили на задворках тюрьмы.
 - А это правда, что ты вырос в подвале своего особняка ?
Седой ответил:
-  Правда. Когда красные в Эстонию вошли, они половину родни моей в Сибирь сослали. Даже детей, лет семи. В снег там их высадили: хочешь живи, а не хочешь – помирай. Померли, конечно. А все что моя родня имела: гимназию, частный госпиталь – конфисковали, в пользу государства. А бабку мою выселили в подвал, куда и всю библиотеку покидали. Там я и вырос. Саму-то её там же уборщицей наняли, хватит мол, пожировали! Права была бабка, нельзя козлам этим верить. Гады они все! Она меня, как князя растила, фехтование, верховая езда, бальные танцы, опера, фрак. Нах*я оно мне все это? Завтра на волю, а с чего жить начинать – и не знаю Отвык. За семь-то лет.
- Ну так чем история – то вся кончилась? С прокурором по-надзору? – Спросил кто-то.
- А ничем. Письмо  родне, я, конечно, написал. Под его же диктовку, так мол и так.
- А ответ пришел?

- Пришел. – Усмехнулся седой.  - Как в том анекдоте: « Сынок, а то письмо, в котором ты просил оплатить издержки по пересмотру твоего дела, мы не получили…»