Женщина, которую я... не знал. Глава 4

Сергей Лахи
                ПЕРВЫЙ УРОК.

         «Здравствуйте, садитесь. Меня зовут Римма Евгеньевна, я буду вести у вас русский язык и литературу, до того времени пока вам не найдут нового преподавателя. На следующем уроке, мы начнём новую тему… «Евгений Онегин», Александра Сергеевича Пушкина, а сегодня у нас будет свободный урок, я хочу с вами немного познакомиться и… Кто там читает! Встань!».

         Кто мог читать в нашем классе, в такой ответственный момент?..  Я — оставив книгу на нижней полке стола — встал.

         — Я знаю тебя… ты, Ла́хи.

         С этой, на первый взгляд казалось бы ничего не значащей фразы, началась история, наших не простых отношений. Запредельных конфликтов — когда при всех. И необъяснимой откровенности — когда вдвоём.

         — Не буду скрывать Римма Евгеньевна, я о вас тоже, немного слышал.
         — Хм. Спасибо и на этом.
         — К чему печаль, между красивыми людьми.
         — Да... от скромности ты не умрёшь.

         Я не стал отвечать. Признаться честно, — Руми, красавицей совсем не была, и кроме того, ей совершенно не шли туфли, на высоком каблуке.

        —  Что ты читаешь?
        —  Книгу Джунглей.
        —  Книгу Джунглей!? Про Маугли!? Почему? Это же сказка. Ты что, до сих пор читаешь сказки? Насколько мне известно, ты научился читать когда тебе было пять лет, ты запоминаешь два четверостишия прочитав один раз, и ты прочёл книг больше, чем этот класс вместе взятый, или даже все классы вместе взятые. Ты правда читаешь сверху вниз, а не слева на право?
        — Да.
        — Необычно… Но при этом ты троечник. Нет, не так. Как ты там говоришь? На тройки учится тот, кто хочет учиться на четвёрки, но у него это не получается. А тебе, тройки должны поставить только за то, что ты приходишь в школу. Смешно… хотя…

         Вот именно... "Хотя". В десятом, — она будет ставить мне тройки только за то, что я буду приходить на урок. И даже когда я приходить перестану, она будет продолжать их ставить.
Как будто бы я был на её уроке, как будто бы она меня о чём-то спросила, и как будто бы я — даже что-то ей ответил. Будет ли ей при этом смешно? Не знаю. Не спрашивал.

        —  Пусть так. И кем ,ты видишь себя после школы?
        —  Я, сяду в любой поезд
        —  Что!? Как это?
        —  Когда я был совсем маленьким, одна колдунья, сказала мне… Запомни… ты одинокий странник, и ни кому в этом мире, не дано гадать на твою судьбу. Ты должен знать поворот на свою дорогу, и ты должен быть готов, сесть в любой поезд.
         — Ерунда какая то… Всё это не серьёзно… Нет Лахи. Я не представляю, что из тебя может получиться.
         — Но вы, как я понимаю, хорошо представляете что получится из всех остальных. У вас, наверняка были ученики, которые закончили школу…  двадцать, или хотя бы десять лет тому назад.

         По классу, прокатился одобрительный гул. И это говорило о том, что если здесь и есть, те кто ей симпатизирует, то в лучшем случае, они займут нейтральную позицию. Высказывать свои симпатии открыто — они не станут. 

        —  Правильно про тебя говорят… Ты не выносим.
        —  Я, не навязывался к вам на разговор.
        —  Конечно-конечно. Это же я, ни у кого не спросив разрешения, позволила себе, тебя потревожить... В любом случае… прости… не хотела тебя обидеть

         Ни себе фига! — по размыслил я про себя, — вот это заманушечка… коварная ты…   Если сейчас, я промямлю в ответ, что-то невразумительное, ты просто размажешь меня на глазах у всего класса, и я, ничего не смогу с этим поделать. Ну уж нет... любовь моя не разделённая... дураки живут в соседнем подъезде.

        — Вы, не можете меня обидеть, Римма Евгеньевна. Вы меня можете только... разочаровать.
        — Однако, — удивлённо-интригующе усмехнулась она. Потом не спеша, сделала несколько шагов, и встала на диагональ.

        Страсть к мизансценам. — продолжал я размышлять про себя, — Класс. По одну сторону я, — она по другую. Сейчас скажет что-то важное, или спросит о чём-то важном.

        — Всё-таки, я тебе немного интересна. Мы же никогда не разочаровываемся в тех, кто нам не интересен. Мы на них, просто не обращаем внимания. Я права?
        — Да. Вы правы.

          Шорох в классе, — обозначил понимание, состоявшемуся только что, диалогу.

          Было заметно, что Руми, несколько поражена, — и моим быстрым и прямым ответом, и реакцией класса. Она ожидала дешёвое хи-хи, на фоне ехидных рож. В «правильном» классе, или в классе «Ни о чём», было бы именно так. Но, только не здесь. Да, этот класс неуправляем, мы вступаем в открытый конфликт с педагогом и задаём неудобные вопросы. И если педагог, не найдя аргументов, отмахнётся от нас как от назойливых мух, такой педагог перестанет для нас существовать. Но если ты, — ждёшь от кого-то, определённых вещей, ты в первую очередь сам, — должен, этим вещам соответствовать. Дешёвое хи-хи, здесь не катит. 

          —  Хорошо... Почему Маугли?
          —  Я, хочу понять смысл.
          —  Какой смысл, в сказке про зверей?
          —  А когда Пушкин, рассуждает про орла и ворона, там есть смысл?
          —  Да. Там очень глубокий смысл. Это же Пушкин.
          —  Римма Евгеньевна. Орлы, питаются падалью. Все птицы и все звери, время от времени питаются падалью. А ворон, самая умная птица из всех птиц. И как доказали учёные... у ворона есть интеллект.
         — Лахи. У Александра Сергеевича Пушкина, это мифологические, собирательные образы.
         — Ну да. Александр Сергеевич любитель был пособирать... особенно сплетни из второсортных немецких газетёнок... а после живописать о том, как Сальери завидовал Моцарту, и на этой теме его отравил. Чему там завидовать было? Это Моцарт всегда завидовал Сальери и вместе со своим папой строчил на него кляузы. Сальери, был величайшим педагогом Европы... Бетховен, Шуберт, Лист. За Моцартом, таких учеников не значится. Сын самого Моцарта, и тот учился у Сальери. Оперу Сальери  «Тарар», которую он сочинил на пару с Бомарше, в те времена ставили на всех сценах, от Петербурга до Рио-де-Жанейро. А Моцарта тогда, по большому счёту никто ещё и не знал. Жил в нищете, и закопали в общей могиле.   
        — Лахи!.. Это всего лишь история, а у нас урок литературы.
        — Конечно, Римма Евгеньевна. Это всего лишь история. А история, никогда и ни о ком не плачет. Она лишь записывает сухие цифры, в свою тетрадь.
        — Скажи. Светлана Ивановна, преподаватель истории… вы с ней друзья. Вы что, никогда не ссоритесь?
        — Ну почему. Ссоримся, и ещё как. Но друзья на то и друзья… сегодня поссорились, завтра помирились. А в свою очередь, Римма Евгеньевна. Вот тот девятый «А», в котором вы классный руководитель, обычно они на весь школьный коридор кричат, что они и вы… самые друзья из всех друзей.
        — Они так кричат?
        — Хорошо. Сделаем вид, что вы об этом не знаете. А вы с ними ссоритесь?
        — Бывает… ссоримся, —  прозвучало, не убедительно.
        — И про что вы ссоритесь? Про не выученные уроки? Или бывают более глубокие темы?
        — Лахи. Давай не будем сейчас об этом.
        — Конечно не будем. В конце концов, это ваши друзья, а не мои. 
        — Раз ты такой прямой и честный. Как тебе мои друзья?
        — Пальцы веером… сопли пузырями. Взгляд за горизонт… мозги в помидоры. 
 
        Класс пребывал, в неописуемом восторге.

          — Оригинально… Не чего сказать… Надо будет запомнить…  Давай поступим так. Ты выходишь к доске, но ты не ученик, ты учитель, а я сяду на твоё место, я буду ученицей.  И ты объяснишь мне, какой смысл, в сказке про Маугли. Идёт?
          — Почему нет.

         Все, заняли свои места. Обстановка в классе, напоминала атмосферу зала, перед началом спектакля... Третий звонок... Занавес: 

         «Закон джунглей гласит, — я начал вести урок, — Если в джунглях нет льва, тогда шакал становится царём зверей»
        — Уже интересно, — подала голос ученица, по имени Руми. 
        — Римма Евгеньевна. Когда учились в другой школе, тоже выкрикивали с места?

       Веселело…

       — Представь себе, — легко и непринуждённо ответила она, — когда я училась в школе… извините, в  другой школе… я была, такая как все, и случалось… выкрикивала с места.

       Класс, посмотрел на неё с интересом.

       — Умение хорошо слушать, Римма Евгеньевна, иногда бывает полезней, чем умение хорошо говорить.
       — Это, когда есть кого послушать.
       — Что, не везёт с этим?
       — Ты знаешь, не очень.

       «Львов, в сказке нет, — продолжил я, — Да и шакал всего один… Табаки. Вечно трётся около Шер Хана»
       — Лахи! Что за выражение?.. Трётся

          Публика, реплики из зала, не оценила... Повеяло скандалом.

       — Римма Евгеньевна. Давайте без фанатизма,  —  предложил я разрядить ситуацию.

       Руми, вероятно понимая, что не стоит разрушать, едва наметившуюся идиллию, примирительно согласилась:
       — Ладно... Продолжай.

       «Все запомнили? — обратился я к классу, — В следующий раз, когда я буду сидеть на своём месте, я буду постоянно говорить… Продолжайте Римма Евгеньевна… не стесняйтесь».

       Буря, оваций. Пока аплодисменты продолжались; лицо Руми, оставалось серьёзным, но когда батарейки сели и овации почти затихли; сил, — сдерживать смех у самой Руми, — не осталось, и он брызнул из неё, несмотря на всё её сопротивление. Класс, ещё не успел понять происходящего и поэтому, смеялась она в полном одиночестве. Но когда, смеяться перестала она, класс, по новой зарядив батарейки, разразился таким хохотом, что оставалось только дождаться появления школьной администрации, причём — в полном составе.

       Внезапно, лицо Руми исказила боль. Прижав палец к губам она произнесла:

       —  У меня, простуда выскочила… так больно.

       Класс затих…

       В дальнейшем, Руми, вступая с кем-то в конфликт, научится, — глядя прямо в глаза, — говорить эмоционально но без истерик. А в её голосе, в глубине, далеко-далеко, — появится настоящая, не поддельная девичья обида. И ей начнут уступать. Уступать по настоящему. Уступать даже тогда, когда она будет не права.

       «Я, обращаюсь ко всему классу — заговорила Руми — Мне бы очень не хотелось, чтобы наш с вами первый урок, запомнился только выяснением отношений, между мной и Лахи. Пусть даже это и было, несколько неожиданно, во всяком случае для меня. Дайте мне возможность, услышать историю Маугли так, как её понимает Лахи».

        Класс, выразил полное своё согласие, и призвал меня — к монологу:

        «В сказке, много волков… Волки, всегда встают рядом с волками, и им не важно кто прав, а кто нет. Вот только вопрос... кто волк, а кто шакал?.. Маугли, спасаясь от Шер Хана забегает в пещеру семьи волков. Шер Хан, требует отдать добычу, но волчица Ракша отвечает... человеческий детёныш мой. Решить спор может только Совет стаи, и они отправляются к Скале Совета. Маугли, сохранит свою жизнь только в одном случае, если его примут в стаю волков.  Но для этого, за его принятие должны высказаться, по крайней мере, двое из стаи. Ни семья волков, приютившая Маугли, ни Акела... вожак стаи... не могут отдать свой голос... а остальные волки молчат… Балу, не принадлежал к роду волков, но его допускали в Совет стаи. Старый Балу преподавал волчатам Закон Джунглей и имел право голоса. Но, одного голоса мало… Багира… Она не имела права голоса на этом совете, но Закон Джунглей говорит, что в случае сомнений, возникших относительно нового детёныша, его жизнь можно купить за известную цену. Она прибавила к голосу Балу, только что убитого ею, молодого и жирного быка. Волки, услышав про тушу быка, соглашаются сразу, и на всё... а потом убегают делить, халявное мясо. Таким образом, Маугли приняли в волчью стаю, благодаря Медведю и Пантере… Время шло… Акела, постарел… Молодые волки переметнулись к Шер Хану. Они верят Шер Хану и думают, что человеческому детёнышу не место среди них.  И вот, настал день… когда Акела, промахнулся.
Собирается Совет стаи. Появляется Шер Хан со своей свитой волков, питающихся остатками его пищи. Более половины стаи завыло… Что делать у нас человеку? Пусть уходит откуда пришёл… Шакалы Шер Хана… отвечает им Акела… я знаю, что вы трусы, и с трусами я говорю… Но волки выли, и большая их часть уже столпилась около Шер Хана. Казалось бы, всё. Силы не равны, и решение будет, не в пользу Маугли и Акелы…  Красный цветок… Маугли сумел добыть его.  Он спасает… и себя, и старого одинокого волка… Я, больше не называю вас моими братьями… обращается Маугли к молодым волкам… для меня вы собаки, как для человека, но обещаю вам, что сделавшись человеком между людьми, я вас не предам, как вы, предали меня».

         Тишине, стоявшей в классе, мог позавидовать любой, самый опытный педагог.

         — Это сказка, не про зверей… как могло показаться  вам… Римма Евгеньевна, она… о мире людей, вернее о том… кто есть кто, в этом мире.
         — Подойдёшь ко мне после урока? Да?
         — Хорошо.

          Прозвенел звонок. Все разошлись. Мы, остались вдвоём.

         — Я бы поговорила с тобой, обо всём об этом. Но я, первый раз в вашем классе, и мы с тобой, можно сказать не знакомы. А все преподаватели нашей школы, в один голос утверждают, что совершенно невозможно понять, когда ты говоришь в шутку, а когда  всерьёз. Как быть с этим?
         — Всё очень просто Римма Евгеньевна. Если вы хотите чтобы это было шуткой… значит, это будет шуткой, а если вы хотите чтобы это было всерьёз… значит, это будет всерьёз.
         — В самом деле... всё, очень просто.
                *  *  *
               

                Я, скажу ровно то что скажу
                Каждый, поймёт ровно то что поймёт
                А кто не поймёт, —  тому и не надо.

                ОБЫЧНАЯ ИСТОРИЯ.

           Руми, вошла в класс, молча махнула рукой — что означало садитесь — не останавливаясь прошла к окну, и стала смотреть сквозь стекло, слегка покусывая самый кончик, нижней губы.
         Взгляд её, был напряжённым. Казалось, она пытается рассмотреть, какую-то очень мелкую деталь, на другой стороне улицы.
         Что-то случилось. Может дома не лады, или в «педагогическом коллективе» зацепилась с кем. Обычные в общем-то дела. Класс всё понимал, и класс сохранял спокойствие.
         Постояв немного, она повернулась, и посмотрела на нас. Нет… Смотрела она не так, — как смотрит учитель на своих учеников. Она смотрела так, — как смотрит женщина на мужчину, который сейчас, непременно сейчас, обязательно должен, её понять:
         «В самой первой главе романа, есть такие строки…
                Онегин, добрый мой приятель,
                Родился на брегах Невы,
                Где, может быть, родились вы
                Или блистали, мой читатель,
                Там некогда… гулял… и я…
О чём эти строки?  —  спросила она, —  Эти строки о том, что люди, о которых пойдёт речь в романе, точно такие же как мы. Как вы, и как я. И для того что бы их понять, не нужно ничего искать между строк, нужно просто заглянуть в себя по глубже, и всё сразу, станет ясно. И история эта, обычная история. Миллион таких историй. Сменялись эпохи, отменялись дуэли, вот только суть истории не менялась никогда. И многие из вас, когда станут взрослыми, будут свидетелями таких историй… А кто-то… будет даже их… участником».

          Потом, она ударила кончиками пальцев по краешку стола, и ушла.



Предыдущая:http://www.proza.ru/2018/01/27/1742             Продолжение следует...