Начало см.http://www.proza.ru/2018/01/31/775
- Я из Калиновки, заблудилась, - промямлила она, очнувшись от вызванного таким зрелищем, столбняка и закрыла за собой дверь, - с утра с девчонками в лес пошли, и я как-то от них отбилась, леса совсем не знаю. Можно мне у вас до утра остаться? А утром я сразу уйду.
- Оставайтесь, не жалко, - ответил, нахмурившись, хозяин. - Только, если леса не знаете, то, вряд ли самостоятельно выйти сумеете. Там, за печкой, у входа умывальник, можете умыться, полотенце чистое, там же.
Марина чувствовала, что этот человек не в восторге от ее вторжения, но ей было все равно и, скинув рюкзак, она пошла умываться. Как приятно, смыть пот и грязь с лица и шеи. Кожа зудела от укусов мошкары, но почувствовала она это только сейчас, а холодная вода приятно снимала зуд. Вытершись потрепанным, но чистым полотенцем, Марина прошла в комнатку, можно сказать каморку, по-другому это помещение и не назовешь. Здесь было тепло, и царил относительный порядок, но все равно, чем-то это жилье напоминало не то звериную нору, не то берлогу. Девушка присела на деревянную скамью у печки и блаженно вытянула гудевшие ноги. Прижалась к теплой печной стенке спиной и, прикрыв глаза, наслаждалась покоем. Вести светскую беседу с хозяином не было никаких сил. Да и он, общения с гостьей не искал, шевелил в печке угли, и что-то там готовил, пахло жареным мясом…
- Ужинать будете? – услышала Марина сквозь сон, незаметно ее накрывший, - вам надо поесть, а потом, ляжете, как следует. Не будете же вы всю ночь сидеть в резиновых сапогах?
- Сейчас, сейчас, - заплетающимся языком прошептала девушка, не в силах вырваться из объятий сна.
- Просыпайтесь, надо поесть, - хозяин тряхнул ее за плечо, и Марина окончательно очнулась от дремоты, - садитесь к столу.
Девушка послушно переместилась на лавку, к грубо сколоченному из досок подобию обеденного стола. В центре его красовалась пирамида из нескольких запеченных кусков мяса, гигантского размера, на большом глиняном блюде. Рядом лежали пучки каких-то пряных трав, и стоял кувшин с питьем. О вилках не было и речи.
- Ешьте, не стесняйтесь, - и хозяин плюхнул в жестяную миску перед ее носом шмат вкусно пахнущего мяса, - это – оленина.
Марина, вдруг почувствовала, что голодна, взяла кусок руками и впилась в него посередине. Но вкус ожиданий не оправдал:
- Соль! Вы забыли посолить!
- Нечем, соль давно закончилась. Вот, для остроты можете закусывать травой, - и он протянул ей пучок со стола.
- Как же вы без соли-то живете? И хлеба, тоже нет? К мясу хлеб так и просится. Подождите! Мне бабуля, что-то с собой положила, я даже не знаю! – и Марина стала вытряхивать содержимое рюкзака на стол.
Заботливая бабка Матрена положила краюху ржаного хлеба, пяток вареных яиц, ломоть домашнего сыра и пол-литровую бутыль молока, которое, правда, успело за день скиснуть.
- Вот! И я внесу свою лепту в нашу трапезу, угощайтесь, - предложила Марина. Сама отломила хлеба от краюхи, поскольку ножа на столе не наблюдалось и, хорошо посолив мясо, принялась за еду.
- Давно хлеба не ел, - сказал хозяин, отламывая кусок. А вот от соли уже отвык, и привыкать не буду, все равно кончится.
- Так вы бы в деревню сходили, запасли побольше. Соль не дефицит.
Хозяин молча поглощал пищу и беседу поддерживать не собирался. Насытившись, взял две деревянных самодельных кружки и налил из кувшина себе и Марине. Она отхлебнула немного с опаской, вкус был просто волшебным!
- Что это, морс? Не пойму из чего!
- Мед, земляника, немного трав, а вода из родника.
- Потрясающий вкус! Можно, еще? – и Марина протянула чашку за добавкой. Хозяин пододвинул к ней кувшин:
- Пейте, хоть все, - и вышел из-за стола. Марина пила морс и наблюдала
за его манипуляциями. Он молча убрал какое-то тряпье с лежанки, вышел из комнаты и вернулся через некоторое время с сенником - матрасом, набитым сеном или соломой, развернул его на лежанке, сверху накинул какое-то подобие домотканого половика и звериную шкуру. О подушке не было и речи.
- Вот вам постель, - распорядился гостеприимный хозяин, - сейчас, может, будет жарковато, но за ночь печка остынет, так что, укроетесь шкурой.
- Спасибо, - поблагодарила Марина, - а как вас зовут, можно узнать. А то, нехорошо как-то пользоваться гостеприимством и не знать имени хозяина.
- Я – Петр, - хозяин был немногословен.
- Очень приятно. А меня Мариной зовут, - и она стала устраиваться на
ночлег. Ноги, извлеченные из резиновых сапог, были премного благодарны, а под голову пришлось свернуть куртку. Марина блаженно вытянулась на лежанке, прикрыла глаза и из-под опущенных ресниц стала наблюдать за хозяином. Петр убрал со стола остатки пищи, бережно развернул скомканные газеты, в которые бабка Матрена заворачивала Марине еду. Сел поближе к свечке и принялся читать. «Почему этот человек спрятался от мира? – думала девушка, - может, он беглый преступник, скрывающийся от правосудия или добровольный отшельник? Что могло заставить молодого, здорового, сильного мужчину уединиться в тайге? – с этими мыслями она уснула, так и не дождавшись, когда хозяин начитается и погасит свечу.
Марина проснулась от щебета птиц за окошком. Открыла глаза и вспомнила вчерашний день, скитания по лесу, отчаяние, охватившее ее к вечеру от бесплодных поисков дороги, надежду, когда она вышла к избушке в лесу и странного хозяина. Она села, и с ее плеч упала шкура. Марина помнила, что было и так тепло, видно, Петр заботливо укрыл ее под утро, когда остыла печка, и стало прохладно. Девушка огляделась, поискала глазами Петра, но его не было в доме. Она встала, обула сапоги, вышла в сени, потом, на улицу. Окликнула хозяина, но в ответ лишь, стрекотали кузнечики, да пели птицы. День обещал быть погожим, солнышко уже потихоньку пригревало, а на небе не было ни облачка. Марина вернулась в дом. Налила в деревянную кружку простокваши, получившейся за ночь из молока, и с удовольствием выпила, с оставшимся от вчерашнего пиршества ломтем хлеба. Она размышляла, куда мог уйти Петр и надолго ли, надеясь, что он поможет ей выйти из леса. «Бабуля, наверное, с ума сходит, - думала Марина, - и девчонки должны переживать. И, что всего страшней, не сообщила бы бабушка родителям о ее пропаже!» Она решила ждать Петра. Помня вчерашние плутания, Марина не решалась двинуться в путь самостоятельно. «Может, он лесник? – осенило девушку, - тогда, его жизнь в лесу понятна и утренний уход тоже, должен же он обходить свои владения по долгу службы. Пусть даже Петр придет и ближе к вечеру, ему ничего не составит проводить меня домой». Она успокоилась и решила прибраться в избушке – сделать приятное хозяину, вымела пол, протерла окно. В углу комнатки стоял большой оструганный ящик, наподобие сундука. Марина нашла в нем клетчатую скатерку и накрыла дощатый стол, сразу стало, как-то уютней. Чем бы она ни занималась, везде глаза натыкались на глубокие, почти параллельные царапины: и на двери, и на косяке, и, даже на краях стола. «Наверное, у Петра была собака, - подумала Марина, - судя по следам когтей, крупная». Вдоль одной из стен тянулись две длинные дощатые полки, на них в несколько рядов стояли книги, самые разные. От учебников за курс средней школы, до энциклопедических словарей и самоучителей по иностранным языкам. И много классики: Пушкин, Толстой, Куприн и другие. « Ничего себе, лесник! Целая библиотека всякой всячины, а по лесному делу ни одной книжки!» Среди книг Марина наткнулась на фотоальбом. Не удержалась, конечно, решила полистать. На фотографиях, в основном, повторялись одни и те же лица: яркий брюнет с мужественным подбородком и худощавая блондинка с прозрачными голубыми глазами. Вот они вместе – счастливые лица, большой букет, и она в белом платье – свадьба. Вот она в окружении группы детей на фоне сельской школы, - значит, учительница. А это он в высоких сапогах, с ружьем и охотничьим патронташем, а через плечо трофей – пятнистая оленья туша, которую он удерживает с трудом. Снова, он, улыбается, явно позируя, сидит на лежащем убитом медведе. А это – зимой: из снега торчат широкие охотничьи лыжи, и около его ног в ряд разложены тела убитых волков. А это – она, с младенцем на руках. На следующей фотографии ребенок уже подрос, сидит на трехколесном велосипедике. Приятный мальчик, явно сын своих родителей, волосики и глаза темные – в отца, а черты лица, в основном, матери. Вот семья на море, малыш сидит на надувном круге, а родители придерживают его с обеих сторон. А вот сын и отец вместе, здесь их сходство заметнее, мальчику примерно, лет пять, он сидит на отцовских плечах. И все, альбом еще незавершен, остались пустые страницы, но больше нет ни единой фотки. Кто этот удачливый охотник, может, Петр? А где теперь женщина и малыш? Марина вгляделась в лицо мужчины – трудно сказать, Петр ли это.
Может, его родственник, фотографии какие-то несовременные, с ажурным краем. А на свадебной, обнаружился штамп фотоателье с датой почти тридцатилетней давности. Марина бросила гадать, мало ли чей это альбом и вернула его на место.
Близилось время обеда, и девушка, проголодавшись, достала из печки вчерашнее мясо, еще оставались яйца. Сыр, судя по всему, съел хозяин. Отобедав, решила почитать. Взяла книжку наугад, оказался Тургенев. За чтением, она не заметила, как подкрались сумерки, а Петр все не возвращался. Марина нашла сальную свечку и достала из своего рюкзака спички, спасибо предусмотрительной бабке Матрене. Она уже не мечтала сегодня попасть домой, вернулся бы хозяин. Наконец, когда уже совсем стемнело, и ожидание стало невыносимым, хлопнула дверь. В следующее мгновение в комнату вошел Петр с мокрыми волосами и в прилипшей одежде, как видно, одетой на мокрое тело. От него пахло рекой, полынью и ещё чем-то лесным.
- Добрый вечер, Марина, - сказал он, приглаживая мокрые непослушные волосы.
- Где же вы так долго были? Я уж и не думала, что вы сегодня вернетесь! – промолвила девушка, невольно любуясь мускулистой фигурой, в прилипшей футболке.
- Я всегда возвращаюсь в это время, - ответил великан и вышел в сени. Вернулся с берестяным коробом, в котором среди листьев лежали куски сырого мяса.
- Это опять олень? – спросила Марина, чтобы как-то продолжить разговор.
- Это, все тот же олень, - ответил Петр, - я храню мясо в леднике, на дворе. Это – большая яма, если с зимы ее набить плотным льдом с реки и держать закрытой, то его хватает до осенних холодов. А зачем, зря живность бить, если еще не все съел? Марина смотрела, как Петр раздувает угли в печи и хотела предложить спички, но в это время искра разгорелась, и занялись сухие щепки.
- Петр, я понимаю, что вы очень занятой человек. Вы, ведь, если я правильно поняла – лесник?
- Я – лесник? – переспросил Петр.
- Ну, не знаю, как это правильно называется, лесник, егерь, суть не в этом. Не могли бы вы меня вывести к людям, хоть куда-нибудь, - задала Марина наболевший вопрос, - мне бы выйти на дорогу или тропу, а дальше, я – сама.
- Здесь не близко, что до тропы, что до дороги. Давайте, завтра. Я подумаю, как это лучше сделать, - успокоил ее хозяин, натирая куски мяса какими-то травами и выкладывая на железный лист.
- Послушайте, я заранее извиняюсь за любопытство, но что вас заставило забраться в такую глушь, спрятаться от людей? Я смотрю, - продолжала Марина, - вы такие книги читаете серьезные, вроде, цивилизованный человек. Что подвигло вас на отшельничество?
- Я так живу с детства, привык. Да по-другому у меня и не выйдет. А книги эти, я уж все наизусть знаю, - нехотя ответил Петр, вороша угли в печи. Потом, подхватил лист с мясом и задвинул его в печь.
- Так почему бы вам иногда не выбираться в район за новинками? И хлеба бы с солью, и чего другого купили, одежду, например, - не унималась девушка, - денег нет? Забейте кабана и продайте, вам на все хватит.
- Одежда у меня пока есть, за два года я еще не все износил, к такой еде привык. Вот чего не хватает, так это действительно книжек, вообще информации, - посетовал Петр.
- Почему за два года? Вы сказали, что так всю жизнь живете! – пытала его Марина.
- Так и живу всю жизнь, мать умерла два года назад. Она все покупала, а я здесь оставался, так всегда было, с детства.
- Что же это за мать-то такая! – возмущению Марины не было предела, и она не заметила, как перешагнула черту, за которую вход воспрещен, - собственного ребенка растить, словно Маугли в джунглях, вот последствия такого эксперимента – человек дичает на глазах…
- Замолчите! Это не ваше дело! – рявкнул Петр, не дав Марине закончить обличительную речь, - моя мать была прекрасной женщиной. И закроем этот вопрос! Не то, пойдете гулять по лесу!
Марина обиженно замолчала, а Петр выскочил в сени, громко хлопнув дверью. Вернулся минут через двадцать с кувшином холодного морса. Молча достал мясо из печки и стал выкладывать его на блюдо.
- Может, уберем скатерть со стола? Боюсь испачкать. Я заметил, какую красоту вы здесь навели, - пошел он на мировую, - мне нравится, но я от этого отвык.
- Вот и продолжайте в том же духе, скоро отвыкните от всего! – все еще обижаясь, пробурчала Марина.
- Наверное, так и будет, - вздохнул печально Петр, - а пока, давайте ужинать.
Когда с едой было покончено, хозяин достал с полки коробку с шахматами и принялся расставлять на доске фигуры. Марина спать пока не хотела, но ее удивляло, что Петр после целого дня походов по лесу не засыпает на ходу:
- А вы спать не хотите? Уже ночь на дворе.
- Я по ночам очень редко сплю, только, если заболею. А обычно и не ложусь.
- Когда же вы спите? Днем по лесу ходите, ночью не ложитесь.
- Днем сплю немного, в лесу.
- Странно, иметь дом, а спать в лесу! Все не как у людей! – поразилась Марина.
- Да, вот! Люблю спать на свежем воздухе, - Петр снова начинал злиться, - а ночь тратить на сон для меня – расточительство!
- Что вы все со мной загадками говорите? Так и скажите: не твое дело! – нахохлилась девушка.
- Все, все, мир! – тряхнул хозяин лохматой гривой, - если и вам не спится, лучше составьте мне кампанию в шахматишки, а то надоело все время у себя выигрывать, - и в зарослях бороды сверкнула белозубая улыбка.
- А, скажите, Петр, где вы берете зубную пасту? А то, я себя с нечищеными зубами ощущаю первобытным человеком.
- Нет ничего проще, - усмехнулся хозяин, - зола из печки лучше любой пасты отчищает. А вместо зубной щетки приспособил полоску кабаньей шкуры. Намотал на палочку, да щетину обрубил покороче. Вот и вся премудрость.
- Фу, какая гадость, - Марину даже передернуло.
- Ладно, давайте в шахматы играть. Или обсудим, что я использую вместо туалетной бумаги? – рассмеялся хозяин.
- Я буду белыми, - Марина с удовольствием сменила тему и подсела к шахматам, - но, предупреждаю, я не очень хороший шахматист. Только с папой дома – вот и вся моя практика.
Конечно, она продула. Даже непонятно, как это Петр, так ловко добрался до ее короля какой-то невзрачной пешкой и поставил мат.
- Все, ложусь спать, глаза уже слипаются, - и Марина отправилась устраиваться на свою лежанку. Петр был верен слову, так и не лег. Принес чурбак из сеней и стал что-то выстругивать. Девушка, делая вид, будто спит, разглядывала на фоне света свечи правильный мужской профиль с высоким лбом и прямым носом, и мучилась загадкой этого человека. Петр ловко орудовал ножом, мурлыча под нос какую-то песенку. Под эту колыбельную она и уснула.
Когда ночная тьма еще не рассеялась, а лишь начинала немного сереть, Марина проснулась оттого, что хлопнула дверь. Петр опять уходил, а она так и не поняла, поможет ли он ей сегодня вернуться домой. Она быстро спрыгнула с лежанки, сунула босые ноги в сапоги, и в одной футболке помчалась вслед за ним. Петра уже не было видно, но Марина услышала хруст веток и побежала на звук. Хотела, было окликнуть его, но не успела проронить ни звука, как до нее донесся человеческий стон. Девушка остановилась в нерешительности, стон повторился. И она, не жива, не мертва потихоньку стала пробираться к его источнику. Пройдя не более двадцати шагов, Марина остановилась, стоны повторялись все чаще. Девушка увидела Петра, он стоял к ней спиной, возле сосны, упираясь в ствол обеими руками. По его телу пробегала мощная судорога, как будто он держался за оголенный электрический провод под напряжением. Наконец, он с трудом отлепился от ствола и начал раздеваться. Обнажившись окончательно, а кроме футболки и солдатских штанов на нем ничего не было, он снял с шеи шнурок с крестиком и убрал в карман штанов. Все это добро кое-как свернул, несмотря на то, что мешали постоянные конвульсии, запихнул под торчавший тут же корень и снова уцепился за сосну. Фигура, конечно, у него была безупречна, но любоваться ею как-то не получалось, слишком непривлекательное зрелище представляла собой ломка, происходившая с этим могучим атлетом. А то, что произошло потом, было и вовсе ужасно. Руки, которыми он крепко обхватил ствол, вдруг, начиная с пальцев, стали обрастать бурой длинной шерстью, а ногти превратились в большие черные когти. Буйная поросль постепенно продвигалась к локтям. С ногами происходило то же самое. Мало того, что они начали покрываться шерстью, так еще и искривились колесом. Шерсть уже доходила до бедер и до плеч. Марину колотила дрожь, чтобы не заорать от ужаса и не выбивать слишком громкую, как ей казалось дробь зубами, она впилась ими в собственный кулак. Другой рукой вцепилась в какую-то ветку и не могла шелохнуться. А мужчина на ее глазах все больше и больше превращался в зверя, шерсть ползла к лопаткам и снизу, и с рук. Человеческими пока еще оставались плечи и голова. Весь этот процесс сопровождался мощными судорогами и невыносимыми стонами. Вдруг, ветка в руке у Марины треснула, не выдержав нажима, и монстр с человеческой головой обернулся. – Уйди! – прорычал он, и его сотрясла очередная судорога. Процесс завершался, длинные волосы на голове тоже превратились в шерсть, и вот, под сосной уже стоял огромный бурый медведь. Он взглянул на Марину глазами Петра и рявкнул что-то медвежье. Нервы у девушки не выдержали, и она рухнула в обморок. А медведь углубился в чащобу.
Далее см.http://www.proza.ru/2018/01/31/1808