Сонечный удар

 
        Поначалу мы ему дали прозвище – отец Онуфрий. По-
том уж короче стали меж собой называть товарищ О. Посу-
дите сами, нам было в диковинку, молодым первокурсникам
филфака, заушникам (заочникам) педагогического института,
слышать и слушать его байки, которых он знал несть числа
им – премного.
        Первой мы услышали такую причуду:
«Однажды, обходя окрестности Онежского озера, отец
Онуфрий, имечко ведь какое… обнаружил обнажённую Оль-
гу. „Ольга, отдайся, озолочу!“ – он продолжал трагическим
речитативом, в котором чувствовался-прорывался юмор, за-
интриговывал нас, зеленую молодёжь, поучающим голосом
мэтра.
        И этих слов на О нанизывалось за два десятка. Самым
комичным и печальным было то, что отец Онуфрий от сей
близости взял да и околел... Каков финал!
А потом знакомство с поэзией Ивана Баркова, самого со-
временника Михаила Васильевича Ломоносова… Где он эти
шедевры брал-отыскивал: загадка за семью печатями.
        Старше он нас был на добрых полтора десятка лет. Чуток
ниже среднего росточка. Всегда с гордо поднятой головой,
высоким лбом мыслителя и цепким взглядом из-под выгорев-
ших от солнца бровей. Чем-то отдалённо напоминал Михаила
Шолохова с одной из фото великого писателя. 
        Конечно, стал авторитетом в хорошем смысле слова. Смо-
тря по обстоятельству, мы его и называли. И шефом тоже. А
товарищем О. только за глаза.
        Мы слетались на летнюю сессию раньше. Быстро устра-
ивались с жильём в школе. Заочников считали в те времена
за людей. Выделяли раскладушки, постельное бельё. Плата за
проживание была чисто символической.
   
        И – занятия начинались. Он на четвёртом курсе, я с при-
ятелем на втором.
На этот раз по непонятным причинам наш шеф задержал-
ся. Мы уже начали было беспокоиться. Вечером отправились
на почтамт, заказали переговоры. Он работал тогда в редак-
ции местной газеты. То ли по великому блату, а может быть,
оперативному бдению, но ему телефон в своё время провели.
Не суть и важно теперь, по какому конкретно.
        Главное – номер телефона. Он всегда названивал перед
своим приездом, чтобы его обязательно встретили на авто-
вокзале.
        Как было не встретить. Приезжал он всегда с двумя уве-
систо-неподъёмными чемоданами. Едва ручки выдерживали.
Чемоданы пузатились от поклажи, поэтому были перевязаны,
словно подпоясаны, верёвкой в несколько оборотов.
        В одном из них, как обычно, были учебники. В другом – до-
машние припасы: колбасы, копчёное сало, пироги-пампушки
и варенье в банках. Обстоятельный шеф. Семейный. Что с нас,
тощих холостяков, взять-то. Хотя уже, и это правда, брали на-
лог за бездетность. Был такой оброк со стороны государства.
        После обоюдных приветствий по телефону, он попросил,
чтобы завтра непременно встретили. Подробности при встрече.
Со второй пары лекций мы исчезли и уже ждали его на
автовокзале.
        Вскоре подошёл автобус, в котором должен был
приехать товарищ О! Пассажиры выходили усталые, слегка
припорошенные дорожной пылью, путь был неблизким. Ас-
фальтовых дорог в то время и по городу-то чуток всего было,
а между сёлами да районами – что и говорить…
        Последним показался наш шеф. Господи! Что это был за
вид!? Раненый Чапаев! С перевязанной головой. Повязка до
самых глаз. Под глазами круги фиолетовые. Лицо неулыбчи-
вое, бледное.
        Совместными усилиями вытащили чемоданы. Поздоро-
вались – обнялись. И с частыми остановками – к трамвай-
ному пути. Потом через полгорода в тряском вагоне. Потом
два квартала до школы, нашего летнего общежития.
       И всё это время молча, посапывая, в душе постанывая от неимоверно
 
тяжёлой ноши, перемещающейся из одной руки в другую, из-
гибающие наши тела то так, то этак. Не до расспросов о слу-
чившемся, хотя любопытство всё же разбирало.
       Уже когда устроили его, помогли разобрать содержимое
чемоданов да на полки в книжном пустующем шкафу разме-
стить. Холодильников в те времена было столь мало, что оче-
реди годами двигались. Откуда же во временном общежитии
холодильнику взяться. Поэтому только копчёности и возил.
       По-хозяйски выложил он на стол: хлебушек деревенский,
лучок зелёный, редисочку тоже со своего огорода, огурчики,
яйца варёные, сало копчёное, колбаску – глаза разбегаются.
И – чекушку самогона. Выпили за встречу, оживились. Языки
на разговор потянуло.
       Попросил он повязку с головы снять. Много бинта было
намотано. И явилось нам зрелище страшное. Средь лба его
широкого, высокого, мудрого такой багрово синюшного цвета
фингал – не фингал, а синячище прообразом кровавой Луны
нам явился, что мы зажмурились даже, а он в зеркало, что на
стене у нас висело, глянул и хмыкнул. «Спадает», – толь-
ко и изрёк. Значит, было ещё ужаснее. Уж не покушение какое
на него было? Пресса всё же.
       И вот какую историю-случай он нам рассказал. «В воскре-
сенье, с утреца, пока попрохладней, решил я с чурками рас-
правиться, дровишек наколоть. Всё хоть меньше потом ра-
боты будет, а то подсохнут и буду вокруг них плясать. Такие, свежие,
колоть – одно удовольствие. Машу колуном, чурки на части, а
топориком вослед на мелкие полешки. А полешки в кучу.
       Пока на сессии, они и подсохнут, а потом только свистну
моим сыновьям-школьникам, мигом в поленницы уложат.
       Большую кучу наколол. Отдохнуть бы, да и солнце припекать
стало, так нет же… Солнце в глаза, я от него в сторону встал
и колю. А тут чурбан непутёвый попался. Кряжистый. Он не
поддаётся, но и я не отступаю. Кто кого!? Замахнулся и с при-
свистом богатырским, размахом от души по нему и...
       Очнулся уже в доме на кровати в окружении родных и
участкового врача. Понять ничего не могу. На лбу компресс
какой-то. А тут леший любимую тёщу в гости занёс. Как уви-
дела меня, как возопит со своим диагнозом: «Да у няво сонеч-
ный удар!» Меня аж подбросило. К вечеру всё синевой затя-
нуло…
– Да что же случилось? – в голос спросили мы.
– А вы не поверите – только без смеха и прочей болтов-
ни. Всему виной бельевая верёвка. Пока колол, она в стороне
была, и колун её не задевал, а вот когда от солнца я передви-
нулся, на неё внимания не обратил. Замахнулся, а она под ру-
коять колуна и угоди. Размах был что надо. Та, подобно тетиве
лука-арбалета, только и ждала случая поквитаться со мной. И
сработала, а стрелой оказался колун. Далеко не улетел, но при-
печатал что надо. Хорошо, что обухом...
       Быки от такого удара на передние копыта падают. И я не
устоял. А этой тетивой я на этот раз чемоданы опоясал, для
успокоения души своей.
       А тем, кто интересуется моим видом, отвечаю, что от со-
нечного удара пострадал."