Я больше, чем уверена, что прочитав последнюю главу о Ванечке, все скажут, что я дура! И будут правы!
Несколько ранее я написала два рассказа под названием «Дура»! Это в третий раз. Я со всеми своими дурами согласна
Умной не назовёшь. Ну и ладно. Что было, то прошло.
Жизненная колесница катится, да всё по кочкам, а где и по камушкам! Одно колесо отвалилось. Насовсем!
Но дорога длинна. На ней всё случается.
В великих муках (трое суток кричала я в род доме, как раненый паровоз…) Со страха там все бабы враз разродились. Жить уже сил не было, смерти у врачей просила. Но сынок всё же жить хотел, и я сдалась. Вся моя нерастраченная любовь, и нежность досталась ему.
И слава Богу!
За одиннадцать суток больничной еды отощала. (Ко мне же никто не приходил, некому было) Ладно, это не страшно. Вышла из роддома со своим свёрточком, села на автобус и «зайцем» до дому доехала. Никто меня не встретил, ни с цветочками, ни без цветочков.
Хоть бы кто герань в горшке принёс. Нет, некому!
Видимо ни у кого герань не расцвела.
А ладно... нам с сыночком не до цветов… было бы молоко да кроватка.
Молоко пока было, даже племяшке хватало. Кроватку соседи отдали, а то нам с сыночком тесновато было на узкой железной койке. В два месяца отдала свою кроху в ясли. Бегала с работы в обеденный перерыв кормить его грудью. Самой есть некогда. А он плакал там целыми днями, ушки слёз полны. Сердце рвалось от жалости, а что делать? Декретного отпуска после родов давали два с половиной месяца.
Да, в наше время хорошо жилось. Да только не всем. Как испокон заведено.
Когда ещё беременной ходила, гоняли всех городских на уборку урожая. Колхозники то не надрывались особо. Пока городские у них поля убирают, надо же и им урвать время для своих дел. Ну, и мы тоже время там не теряли.
Подряжались картошку копать после работы в поле.
Куль–два домой привезёшь, это же такое богатство.
Однажды, уже когда убирали зерно, от складов надо было грузить кули с пшеницей на грузовики. А кто грузить будет? Бабы конечно. Я и отказалась грузить, будущего сынка пожалела… а меня никто не пожалел… уволили за нарушение трудовой дисциплины.
А когда в цехе уже не могла работать с животом… мне дали «лёгкую работу»… в кочегарку. Уголь вёдрами таскаешь туда, шлак оттуда. Там в кочегарке, при свете топки я и шила на руках распашонки. А потом, дома стирала их от сажи!
А будь я умной девочкой, вступи в партию, не страдала бы как бесправная мышь.
Я эти советские низы прошла… Лучше бы в плен к кому ни будь.
Ладно, не буду. И так все про себя знают, да не признается никто. Да и нет у меня такой задачи других судить.
Хоть бы о себе то ничего не соврать. Жизнь многому учит.
А тут ещё сёстры мои родные, как сговорились. Из Новосибирска Анна- свет Николаевна явилась. Мне и так тошно, а они с Клавдией Николаевной почему –то решили, что я, как кукушка, своё сокровище им отдам!
Уговаривать взялись...
-Мара отдай Сашеньку нам... Хоть Анне, хоть Клаве.
У всех сестёр по две дочки, а у вредной Зои и Стасик есть, которого в войну на Лене я на лодке спасала, помните?
Вот какому унижению меня родные сёстры подвергли…
Хуже не придумаешь. Молодцы. Хорошо решили!
Лишить меня материнства, отнять единственное, что у меня было в жизни! Хотя и с оговоркой, врать не буду... ну мол, хоть там года на три–четыре или до школы…
Неет…! Нет, мои дорогие сёстрички. Это мой крест, мне его и нести! Я потеряла двух мужчин, Бог дал мне третьего, который не изменит, не предаст, и будет любить меня всю жизн! УМРУ… никому … никогда! Хоть бы подумали…как можно у нищего отнять суму? За то грамотные с высшим образованием!
Я всё понимаю…сёстры меня любят, и жалеют. Хотят помочь. Не нужна мне такая помощь! Не могу я через себя перешагнуть!
Разъехались мои благодетельницы. Обиделись! Не приняла я руку помощи. Кто-то скажет...- ну и дура. И будет прав. Надо, дескать, о ребёнке в первую очередь думать…
А я всё о себе, да о себе! Голова кругом.
А ребёнок заболел. Не работаю. Есть нечего. Сыну нужна моя кровь. Переливали, сколько могли! Однажды не встала с кушетки!
Ночами стонет мой мальчик, сижу в темноте, качаю на коленях, спать хочу смертельно. Свет зажечь нельзя, невестке утром на работу. Я им мешаю! Я им мешаю!
Мама ни разу не взяла малыша на руки. Он незаконнорожденный. Маме это противно. Я понимаю её.
Понимаю и не обижаюсь.
Ни слова не сказала…когда ушла в коридор за ковшом холодной воды, а сынок мой поднялся на ножки в ванночке, опёрся ручками о край, и опрокинулся вместе с ванночкой на пол…» Мама с невесткой даже не шелохнулись…!
А какие претензии я могла им предъявить? Никто в моей судьбе и пальцем не пошевелил. Хоть бы птичка на голову какнула…
Велик и милостив Господь! Ребёнок даже не пикнул… Со страху наверное…
Целый год терпела меня братова жена. Она прекрасно знала, что придёт время, расселять барак будут… На две отдельных, но маленьких квартиры. А ей с моей, и с её мамой будет большая, а то и две...так и вышло.
И в один прекрасный весенний вечер я, забежав с работы за сыном и войдя в коридор барака, увидела картину!
Нет, не маслом!
Первая мысль была…побелка к Пасхе! Хорошо.
Но это было хоть и не великое, но переселение...вернее выселение нас с сыном... Куда? А в никуда!
Отдав соседке мальчика, ринулась на улицу. Около Гастронома стоял грузовик, а у меня было пятнадцать рублей на тот момент! Бог радел обо мне!
Добрые мои соседи закинули мою и кроватку сына в кузов. Кое-какие вещички…и мы отбыли из благословенного города Иркутска уже навсегда.
Почти весь барак провожал нас. Кума Вера и подружка Васёнка плакали… Остальные бабы тоже швыркали носами… Жалко было весёлую неунывающую соседку!
Кто теперь Любку перепляшет?