Глава из повести "Олимпийский год"
Приехали в Ленинград. Доставились в ВОЛАТТ (Военная ордена Ленина Академия Тыла и Транспорта). Это в Красном Селе, в пригороде Ленинграда. Контингент на наших курсах очень разношёрстный: от молодых лейтенантов запаса до военных пенсионеров в чине майора или даже подполковника. Учебный процесс организован чётко. До обеда занятия, серьёзные предметы, тетради с конспектами сдаём секретчику, тот уносит их в секретную часть до завтра. После обеда отдых, личное время. От нарядов, дежурств и прочей армейской прозы мы освобождены. Есть рота обслуживания, есть уборщицы, есть повара.
Нет и особой дисциплины, муштровки, нет строевой подготовки.
По территории Академии перемещаемся строем, правда, нестрогим. Более-менее вольно, не «раз-два, левой».
Из столовой обычно расходились ещё «вольнее». Отдыхали, перекуривали. Такая вольница разительно диссонировала с нормальной армейской дисциплиной, царившей на территории Академии.
Даже приехавшие поступать в Академию офицеры, старлеи и капитаны, ходили строем.
Иногда мы говорили с этими абитуриентами. Узнали, что конкурс в Академию тыла принудительно невелик - два человека на место. Не больше. Претендентов отбирают предварительно, в округа спускают разнарядки. Попасть в число слушателей Академии - это заветная мечта любого армейского тыловика, гарантия карьерного взлёта. Звание полковника (и выше, если повезёт) тыловик-офицер мог получить только после окончания ВОЛАТТ.
Мы в свободное время могли поехать в Ленинград, могли уйти загорать на озеро, могли выбраться в пивной бар в Можайском или в Красном Селе. У приехавших поступать в Академию офицеров не могло быть и мысли о такой «расслабухе». Служба прежде всего. Мечты о будущей карьере лучше любого надзирателя дисциплинировали контингент.
Поэтому с крайним изумлением увидели мы однажды в пивбаре села Можайского одного такого абитуриента.
Ещё день-два назад этот статный щёголь-капитан обращал внимание своей мужественной красотой, бравой силой и уверенностью. Он нисколько не сомневался в том, что он будет зачислен. Мы слышали, как в курилке после обеда он покровительственно поучал своих робеющих товарищей, чья подготовка была слабее. У него самого были две отличные оценки на вступительных экзаменах. Третий экзамен был только формальностью, по его словам. Лицо человека сияло счастьем свершающейся надежды.
- Этот далеко пойдёт!- поневоле думалось, глядя на него.- Как есть, до генерала дорастёт.
Поэтому так изумились мы, ещё вчера блистательного капитана встретив в непрезентабельной поселковой пивнушке.
- Ты чего здесь? Не боишься, что застукают?
- А мне теперь всё равно! Жизнь под откос. Я уже не конкурент!
- Как, что, почему?- подступили мы к нему с расспросами.
- Партбилет потерял!
- Где ж ты умудрился?- ахнул Николай, сразу всё понявший. Он был из нас троих один начальник, знавший цену партбилета в номенклатурных смыслах.
- Да не терял я его! Всегда держу вместе с офицерским удостоверением. Оно на месте, а билета нет. Удостоверение на месте,- пьяно повторил он и, достав чекушку водки, стал доливать себе и нам в пивные кружки для крепости.
- Лучше бы ты потерял удостоверение, - сочувственно сказал Михалыч.
- Да не терял я билет! Кто-то спёр.
- Зачем?
- Как зачем? Конкурента устранили. Из зависти, может быть.
- Да ты что? Не может быть!
- Вот тебе и «не может быть». Значит вот, может.
- И что ты теперь?
- Завтра убываю к месту службы.
- Да ладно ты, не убивайся так. Партбилет восстановишь. На следующий год поступишь,- попробовал утешить его я.
- Нет, второй раз в Академию направление не дадут. С таким пятном в биографии!
Едва уговорили мы его не пить больше. Чуть не под руки проводили его до казарм.
Потом шли к себе. Обсуждали трагедию ставшего нам нечужим офицера-тыловика. Как сложится дальше его жизнь, какова будет служба?
- Сломается мужик,- убеждённо сказал, что-то своё вспоминая, Михалыч,- знаю я таких любимчиков судьбы. Не умеют держать удар, не привыкли…
- Запьёт, что-ли?- спросил я.
- Это вряд-ли. Но карьере его армейской - конец.
- Да, теперь потолок его - майорская должность. Может, при выходе на пенсию кинут ещё подполковничью звезду.
- И что, жизнь кончилась?
- Нет, конечно. Жизнь не кончилась. Но жалко человека. Мордой – и в дерьмо!
- Кто-то умно подстроил. И не подкопаешься. Дескать, сам потерял растяпа.
Хитрый расчёт неизвестного подлеца обескуражил нас и долго был предметов наших разговоров.
Невезучий капитан убыл по месту службы.
Дня через три-четыре партбилет его был случайно обнаружен ассенизаторской командой в армейском туалете для солдат роты обслуживания в самом углу сортирной ямы. Там, где и очка не было. Явно туда его закинул кто-то из друзей капитана.
Злосчастный партбилет отмыли, просушили и отправили вслед за бедолагой. Помогло ли ему это? Что было с ним? Сумел ли преодолеть власть чёрной метки?
И ещё один вопрос часто возникал при воспоминаниях о том случае: тот расчётливый мерзавец, наверное, благополучно закончил Академию, успешно растёт по службе? Учит подчинённых? Стал генералом, наверное.