Домик за околицей

            
Так с чего же начинается Родина?  И с чего начинаюсь Я? Где начало того светлого и прекрасного, которое обязательно есть в каждом человеке? Где истоки того, кто ведёт нас по жизни, в надежде, что мы не споткнёмся и не свернём на «чужую Тропу»? Когда и в какой точке своего бытия вкушаем мы «соль земли» и осознаём себя истинными Женщинами и настоящими Мужчинами?
Я верю, не только у меня возникают подобные вопросы. Об этом размышляют многие. Почему-то сознание сразу уносится в далёкое детство. В памяти всплывают  щемящие душу детские воспоминания. Вроде бы, обычные и простые, но на самом деле, в каждой милой сердцу мелочи, в каждом каком-то незначительном на первый взгляд эпизоде, находишь что-то бесценное и важное. Понимаешь, что где-то там… есть волшебный мир, в котором, даже если и было что-то плохим, вспоминается только хорошим, а хорошее вспоминается прекрасным и необыкновенным, самым лучшим на свете.  Наверно, именно в том неповторимом мире, можно узнать многое  о себе, наверно, всё оттуда. Но странно, ответы на мои вопросы там нигде не прописаны, и их никто не озвучивает, вот только в сердце пропоёт струна и так щемящее ёкнет в груди…. Так может быть этот прекрасный мир, ни где-то там, далеко, в безоблачной дали, а здесь и сейчас, совсем рядышком, в самом сердце?..
…Наш дом стоял на краю села. Единственное строение, отделяющее его от околицы,  была наша деревенская баня. Каждую пятницу, после полудня банщица тётя Фрося, шла к ней неспешным перекатывающим шагом. Проходя мимо нашего двора, она кричала маме:
-Лидия Максимовна, приходите в баню, сейчас натоплю, и часа  через два будет в самый раз.   
Когда мамы не было во дворе, она улыбалась мне своей щедрой улыбкой и махала рукой в сторону бани, давая мне знать, что сегодня баня будет «пыхтеть» на славу. Значит, сегодня и ветер дует как раз подходящий для хорошей тяги, и напор воды отличный. Значит сегодня БАНЯ!   Я любила это мероприятие.  Меня не так интересовал процесс мытья тела, как  сама обстановка этого Действа и какая-то тайна, присутствующая там. Основной «наплыв» населения приходился ближе к вечеру. В баню приходили деревенские женщины, которых я очень хорошо знала. Многие из них были одеты в чистые фуфайки, обуты в резиновые сапоги, их головы обхватывали тёплые вязаные платки, перехваченные через грудь и завязанные  на  спине. Вымученные за день тяжёлой  работой  на фермах и полях, на домашнем подворье, они выглядели  почти одинаково – уставшими и понурыми. Но стоило им сбросить с себя эти немыслимо скучные одежды, как деревенские бабы превращались в каких-то сказочных существ, совсем не похожих друг на друга. Я не могла понять этого преображения, оно куда-то уходило за непостижимую грань, а белёсая дымка, всё больше заполняющая парилку, только усиливала моё воображение. Казалось, что кто-то пролил молоко и женские тела, как величественные птицы, взмахивая руками-крыльями, опустились на молочные реки с кисельными берегами.
Погрузившись в этот волшебный мир, я порой совсем забывала, зачем я здесь, и, получив очередной подзатыльник от мамы и приказ смотреть только на стену, безропотно смотрела в свой уголок. Стена на меня мало производила впечатления. Разве вот только что, понаблюдать за разомлевшим от тепла слизняком? «Интересно,- размышляла  я,- куда же он прячется, когда тётя Фрося обдаёт всю парильню кипятком?», и начинала яростно тереть свои коленки и локти, в надежде, что мама отвлечётся от меня,  убедившись  в моей «непорочности».  Когда наступал долгожданный момент, и мама обо мне забывала, я снова «проникала» в  молочное облако, и подбиралась «гадким утёнком» к  «стае белых лебедей». Иногда, я выныривала из этих сказочных образов и с огромным любопытством прислушивалась к разговорам и смеху женщин. Они парились долго, неспешно. Иногда так хохотали и подтрунивали друг над другом, что просто валились на лавки со смеху. О грустном здесь не говорили, всем хотелось хоть чуточку «молочного» счастья.
 Посреди огромной парильни располагались деревянные лавки. На них женщины  стирали бельё,  просто сидели и отдыхали, или натирали тела каким-то снадобьем. На краю лавки всегда  восседала огромная баба Мотя. Её масштабы так ошарашивали, что я в её сторону даже побаивалась смотреть. Она любила напыщенно и с гордостью рассказывать о своей жизни с дедом.  В сравнении с тёткой Мотей, дед был  худосочным старичком, и, пожалуй, составил бы одну четвёртую часть от её массивного тела. Но это не мешало ему быть внимательным и обходительным со своей женой. Как-то однажды мама поделилась своим восхищением о нём. Когда баба Мотя  попадала в больницу, то дедушка приходил вечером, чтобы её раздеть и уложить спать. Он заботливо, подпихивал вокруг неё одеяло, и ждал, когда она уснёт. Утром на рассвете он уже был рядом с ней и снова начинал хлопотать возле неё.
Женщины обычно прыскали от смеха, слушая рассказы бабы Моти, но бабушка  была глуховата и не обращала никогда на это внимания. Она поднимала грудь двумя руками и каким-то образом заваливала её на плечо. Потом она придерживала её одной рукой, а другой долго тёрла огромные жировые складки.
-У мого дида - всэ э.  Сирый кустюм, до нёго шляпа, тухли. Чёрный кустюм, до нёго шляпа, тухли. Билый кустюм, до нёго шляпа, тухли…
Я прикусывала себе губу, чтобы не расхохотаться под общее веселье.  Моя мама себе не позволяла засмеяться, всё-таки земский доктор, но по её искрящимся глазам, я знала, что она, моя славная хохотунья,  уже давно «угорает» от смеха.
-Оце, Петро був в нас учора, мий дид питае у нёго: -Ты на якому трактори робыш? «На сынёму» - каже.
Народ повалился в парильне со смеху.
А тут, с другой стороны слышится совсем уже другое:
-Вот наглая, стерва. Говорю ей вчера, чего ты привязалась ко мне, ну зашла твоя курица ко мне во двор, ну рубанула я ей голову. Ну что с того? Следи за своим хозяйством. Та хочь бы ж там курица была, а  то ж, ну такое, ну сама колодочка….
Я тогда не придавала значения  этим разговорам, не понимала, что они отражают суть жизни моих односельчан.  Мне было весело. Я была ещё ребёнком…
Иногда разговоры затихали, и тогда в парильне становилось ещё таинственней. Сквозь всплески разливающейся воды, доносились лёгкие постукивания деревянных шлёпок-колодок, на которых передвигались женщины.  Пахло распаренной древесиной, травами, яичным желтком, уксусом и ещё, парным молоком, когда пьёшь его из кружки, протянутой материнской рукой, из-под стоящей на вечерней дойке коровы.
Пар расползался до самого пола и сквозь него виднелись лишь силуэты нежных женских тел. Казалось, что это были уже не люди, а духи, залетевшие каким-то чудом в эту деревенскую избу-баню. И сейчас они взлетят и полновластными хозяевами, унесутся по своим стихиям.  Не случайно ведь банька у самой околицы.  И понесутся они по полям, лугам, да овражкам, наполнятся силушкой от земли родной, сами  станут оберегать её, защищать от всего лихого. Не зря старики  говорили: «Мир природы обласкаешь, так и мир человека радостью откликнется». А, кому же его ласкать, как не Берегиням. Есть такой Дар у русской женщины – беречь, дарить, любить. И нет у этого Дара околицы, нет границ. Чем  Женщина наполнит свой «домик» на планете Земля,  тем же и откликнется в её светёлке.  Дом её души везде, и перед околицей и за ней. И, где бы, она не свила гнездо, в родовом поместье ли, на хуторе  посреди степей, или в городской квартире, если она Берегиня земли родной, то в её горнице всегда будет светло и празднично.
Поздним вечером я любила под любым предлогом  выйти из дома, чтобы полюбоваться впечатляющим зрелищем. При сильном ветре кочегарка бани так разгоралась, что из раскалённой трубы вырывался огненный столб. Это видение порождало у меня новые фантазии, и я снова погружалась в сказочный мир. Мама сердилась и ругала меня, боясь, что я простужусь. Папа грел у щита одеяло, зная наперёд, что я прибегу, как ледышка и ему нужно будет меня как следует укутать и отогреть…
Так, где же всё-таки начало, того светлого и доброго, что греет душу и поднимает, если вдруг случится упасть? Как его отыскать? Может быть, оно кроется в папиной доброте, в его заботе о  своей семье, в любви к своим детям, в его крепком отцовском слове? А может быть  в маминой ласковой строгости? Или в той самоотверженности, с которой мама спасала жизни людей? А может быть в заботе деда Тимофея о своей жене Матрёне, или в парящем полёте «лебединой стаи»? А может быть в небольшом домике за околицей, в вольных степях солнечной  Тавриды? Определённо, где-то там…. Определённо где-то здесь….
                ***
Холодный осенний ветер вихрем налетел на ещё не остывшие после знойного лета степи Тавриды.  Низкие  тучи стремительно поползли с моря, заволакивая горизонт. Иногда из них срывались колючие капли дождя, ещё больше усиливая краски ненастья. Иссушенные растения припали к земле, будто прося у неё защиты перед предстоящей зимой.  Степь сникла, в скупом  на осенние краски пейзаже, а  вместе с ней и домик, стоящий за околицей неподалёку от небольшой деревеньки.  Домашняя птица укрылась от непогоды в курятнике. Собаки  спрятались в будки. Вот уже стали поскрипывать ставенки на окнах, во дворе всё заухало и заскрежетало. Ураган лихо набирал обороты. Похоже, он только и дожидался подходящего момента, чтобы пуститься в пляс.
В доме у хозяйки тепло. Подкинутое в печь  полено, играет весёлым пламенем,  подбадриваемое разгулявшимся ветром.  На плите стоит казанок с  разомлевшей кашей.  Чуть напевает чайник, ласкающей слух мелодией, располагая к теплу и покою. Незатейливое убранство горницы ещё больше погружает  в негу и уют.  Хозяйка, уже немолодая женщина, хлопочет возле цветов. Они стоят в горшках повсюду. Это её питомцы. У неё всё подворье в цветах, радуют глаз до самых морозов. На зиму она некоторые растения заносит в дом. Вот и сейчас,  бережно укрыла их от студёного ветра.
 В своём доме степная отшельница живёт одна. Пришла пора в её жизни, когда она осознала себя единой с миром. Вот и захотела жить на земле, в обнимку с природой. Стала вить гнездо, как птица, складывая «веточка к веточке», чтобы в нём было и  тепло, и уютно, и  красиво. Стала Любовь зазывать в свой дом, суженого поджидать на крылечке.
Раздался лай собак. Женщина вышла во двор. В калитку постучали:
-Хозяюшка! Можно у вас попросить кипятка в термос? - раздался негромкий юношеский голос.
«Аааа… пацанята-вояки»,- догадалась женщина сразу. Вспомнилось, что сегодня весь день шли стрельбы на полигоне. Обычно на самое крайнее оцепление, у хутора, ставят молодых «необстрелянных» новобранцев. «Уж давно отстрелялись,- подумала она,- что же это за молодыми соколиками так долго не приезжают, совсем замёрзли бедолажные».
За калиткой действительно оказались два высоких светловолосых парня в военно-полевой форме.
-Проходите, проходите ребята! Подмёрзли малость?
-Есть немного. Да мы на минутку.
-Проходите в дом, не стесняйтесь, кипяточек готов, как будто вас дожидается. А ну, ребятки, присаживайтесь,  давайте ка, соколики, я вам быстренько яишенку на сале поджарю. У меня ничего приготовленного нет, а это я мигом. Ребята переглянулись, спрашивая  друг у друга согласия на такое предложение.
-Это можно,- сказал один из них.
-Ой! Так это же самая лучшая, ни с чем несравнимая домашняя еда!
Не успели они ответить, как на плите, в сковородке, уже  зашкварчало сало.
-Вам с глазками или как?
-С глазками!- в один голос выпалили  ребята.
-А вы откуда?
-Из Севастополя, осенним призывом.
«Городские мальчики, изнеженные,- подумала женщина,- ещё не привыкшие к суровым жизненным испытаниям. Да, степи Восточного Крыма, это вам не городская тёплая квартира, а служба в армии - не дискотека». 
-Как служится вам, ребята?
-Хорошо. Мы довольны службой. Да вы не подумайте, что мы голодные, нас хорошо обеспечивают, всего хватает.
-А я и не думаю так. Сейчас российская армия  лучшая в мире, мы горды за неё и за нашу страну. Да и ваш  вид  доказательство тому, вон какие вы статные сильные, красивые. Настоящие русичи, защитники Родины, хоть и подмёрзшие немножко. Все весело рассмеялись.
-У меня два сына. Тоже служили. Случалось и им помогали добрые люди.  Да это же святое дело подкормить таких соколят, как вы. Когда-то и моя мама так делала. В мои девичьи годы, помощь колхозам по уборке урожая оказывали военные. Так было и в нашем селе. Военно-полевой лагерь разбивали за деревней в степи. Солдаты, в основном, убирали зерно. Мы с сестрой  работали лаборантами на току, и были строго привязаны к военной дисциплине. Нам нельзя было уйти домой раньше положенного времени, и мы всегда ждали, когда рабочий день закончится и нас на военной машине отвезут домой.  Это бывало и в полночь, и за полночь, по-разному. Уборка…. Нас привозили два солдатика и когда мы заходили во двор, то на столе под виноградным кустом всегда стоял кувшин с молоком и хлебом, а другой раз и цыбулька с салом.   Это мама оставляла нам. Никогда такого не было, чтобы ребята ушли голодными. Мы вроде бы и не так уж шибко есть хотели, нас хорошо кормили на полевом стане, но всегда с таким удовольствием вечеряли.
Женщина  смахнула  накатившуюся слезу, отдавшись воспоминаю а сама незаметно подсовывала, то капусту квашенную, то огурчики.
«Птенцы» отогревались на глазах, будто яишенка  и ласковый голос хозяйки этого приветливого дома, наливали их богатырской силой. Плечи солдат расправились, глаза засветились. Может быть впервые, вот только сейчас они начинали себя осознавать защитниками своей земли. Может быть только сейчас им, по-настоящему, по-мужски, всем сердцем, захотелось защитить свою Родину, свою землю, этот дом, и эту женщину от какой-либо беды.  Может быть только сейчас, они оказались у своего Начала, в котором рождается Мужчина.  Здесь, в этой милой сердцу простоте, в гостях у русской женщины, в их сердцах зазвучала песнь русской души и русского духа. Они, наверно, ещё не знали этого, но смогли почувствовать, что только славянка, выносившая  в себе русича , способна пробудить в других детях песню земли и неба. И называется эта песня - Женщина! Они – воины, будущие мужи земли родной, поняли сейчас одну истину.  Русич  меряет жизнь не умом, а душой и каждый новый день начинает песней и заканчивает стихом,  потому что именно Женщина – Русь раскрывает ему мир. В этом и кроется загадка русского мира.
Воины рождаются не в бою, воины рождаются в любви, и любовь эта несокрушима. И бьют врага они, и будут бить, но не потому, что ненавидят, а потому, что любят всё то, что Русью зовётся.
-Матушка, благодарим вас!
-Матушки ваши вас дома дожидаются, а я просто тётя Таня. А теперь соколята, попейте чайку, настоящего, степного.
Ребята пили чай, а Матушка налила кипятка в полевой термос, а потом метнулась в горницу, набрав две пригоршни карамелек в карман фартука. Она часто их себе покупает, лёгкие, много на килограмм получается.
Когда вернулась, ребята уже встали. Теперь они ей показались на голову выше, и рядом с ними она выглядела  маленькой и хрупкой.  Лёгким облачком, покружив вокруг них, и напихав незаметно карамелек в карманы, она благословила их беззвучно, уйдя на мгновение в только ей ведомый мир. Глаза у военных светились внутренним огнём и силой. Волна любви и нежности к этой женщине накрыла их, как тёплый летний ливень.
-Мы никогда не забудем вас и вашу горницу. Благодарим вас ещё раз от всего сердца.
-Берегите нашу землю, священные места охраняете. Здесь каждая пядь земли пропитана кровью русичей. Сила здесь большая.
-Мы знаем. Нам рассказывали командиры.
-Ещё больше узнаете. На всё своё время. Время любить, время знать, время свой долг Родине отдавать. Будете на посту, забегайте ещё, я всегда рада добрым людям. 
Они ушли. Матушка  слышала, как ближе к вечеру за ними приехали, и как часто бывало, в таком случае, машина отправилась в сторону села. Там был магазин, и военные иногда покупали в нём кое-что для себя.  Вскоре вновь послышался тяжёлый гул мотора.  В окно постучали. Она вышла за калитку. Володя и Артём, так звали её «птенцов», стояли как два бравых воина с радостными улыбками.
-Вот, Матушка тётя Таня, примите в знак нашей признательности и любви к вам, хлеб, соль…. Они протянули булку хлеба, купленного в магазине и пачку соли, положенную сверху.
-Вы простите, что вот так, в такой форме, но нам так захотелось вас отблагодарить хоть чем-то. Сейчас пока можем вот так. Клянёмся охранять эту землю, как святыню, - взволнованным, но сильным голосом произнёс Владимир.
-Благодарим и низкий вам поклон. Этот домик за околицей теперь навсегда в нашем сердце, - сказал Артём,- не в силах сдержать лёгкую грустинку от расставания  со сказкой в степи.
Матушка лишь успела всплеснуть руками и смахнуть пролившиеся слёзы, а солдат уж и след простыл.   Ветер проказник постарался.  Стремительно подхватил пыльное облако и унёс его вместе с машиной за пригорок.  Она знала уже наперёд: эти ребята не скоро придут, такие судьбоносные встречи судьба не смазывает чем-то другим. Такие моменты жизнь дарит не случайно и не вдруг. В её жизни тоже были судьбоносные события, и она знает им цену. И ещё она знала, что у этих ребят большие задачи впереди.  Быть им свидетелями пробуждения Руси,  быть созидателями и творцами земли родной. Нельзя им посрамиться, Родина смотрит на них….
Так с чего же начинается Родина, и где то самое Начало?
Вечером женщина позвонила своей подруге и поведала о том, какие у неё были гости. Снова по-бабьи прослезились, теперь уже вместе.
-Какой же всё-таки твой домик волшебный. И птица пристанище найдёт в нём и человек душой отдохнёт, сил наберётся. Настоящее Пространство Любви! - сказала я ей.
-Да, видно не случайно я вернулась в эти края. Быть здесь - моя судьба.
-А ты знаешь, дорогая, ребята эти непременно навестят тебя. Пройдут годы, они окрепнут, станут сильными мужчинами, настоящей опорой земли родной.  И настанет время, когда домик за околицей позовёт их так настойчиво, что никак невозможно будет противостоять этому. И тогда они станут создавать свои родовые поместья, а образ твоего «домика за околицей» будет освещать им выбранный путь. И обязательно когда-то они пожалуют к тебе в гости, со своим жёнами, со своими детьми. И скажет отец сыну:
-Вот сынок, в этом доме твой папка вкусил «соль земли»….
-Дай-то Бог. Буду дожидаться….
В печи ласково потрескивали раскалённые дрова, пламя весело играло семицветной короной. Матушка прилегла на кровать, прочитала молитву и подумала о том, что надо бы  и георгины уже выкопать, а то уж и зима не за горами.
9.11.2017.