Глава 2
Ты езжай, наш караван
Станция шумела, жила своей собственной, шумной и суетливой жизнью. Ее можно сравнить с живым существом! Рынок, кабинет начальника станции, посты, перроны – внутренние органы, жители станции – кровь, изо дня в день бегущая по венам.
Люди живут, умирают, ссорятся, мирятся, общаются, влюбляются… Влюбляются.
***
- Ник, ты там где? – вырвался из толпы крик.
- Иду, Саныч, иду!
Парень пробирался сквозь толпу. Люди мешали пройти, толкались, что-то говорили. А чего еще ожидать от станции Ганзы в полдень? На путях стояли дрезины, на одни из них загружали ящики, с других их переносили в подсобные помещения разных магазинов. Никите никогда не нравились крупные скопления людей. Шумная, неуправляемая толпа, стадо, которое ничего не замечает вокруг себя. Сам же Ник никогда не относил себя к простым людям, что неслись по жизни не оглядываясь. Он не считал себя частью этого мира вообще. Ему так хотелось вырваться из под сводов душного, многолюдного метро. Если задуматься, то Никита ненавидел абсолютно все и всех, кроме двух человек – его возлюбленной и Саныча.
“Почему? Почему все именно так? Почему я должен торчать среди этих людей?” – спрашивал он себя изо дня в день.
Быть может, он уже вскрыл бы себе вены или ушел в одно и боковых помещений тоннеля, чтобы стать отшельником, отгородить себя от этого уродливого мира, от этих алчных, корыстных людей. Но его держали именно здесь, на Курской…
Наконец, взору предстали пути, на которых стояла мотодрезина. На одном из сидений его уже ждал напарник, сидя спиной к тому тоннелю, куда они должны были уехать
Вот такой мотовоз был необычайной редкостью в метро. Ими владели либо влиятельные государства, либо богатые люди. К таким и относился Павел Александрович. Ну, нет, он не был богачом, но смог накопить на мотодрезину. А ему, скромному парню, сильно повезло, что караванщик взял его к себе, как охранника. Ник подошел к путям и уже хотел спрыгнуть на платформу дрезины, как вдруг…
-Никита, подожди! – раздался сзади приятный голос. Тот самый, что был музыкой для его ушей, тот самый, что окрылял, которому он был бесконечно предан.
Парень обернулся. К нему, что было сил, бежала невысокая девушка. Та, самая, которой он никак не мог налюбоваться.
Она в один миг долетела до него и они обнялись. Как же приятно было вновь гладить ее темные, каштановые волосы, вновь смотреть в ее бездонные, серые глаза. Он не отпускал бы ее ни на минуту, но нужно было ехать…
-Ни-ик! – Саныч нараспев произнес его имя, чтобы уже хоть как-то привлечь внимание парня, который уже несколько минут неотрывно стоял, слившись с его второй, единственной половинкой в крепких объятьях.
- Прости, мне надо бежать,- прошептал он. – Я скоро вернусь.
- Поаккуратней там, пожалуйста…
Ловко спрыгнув на дрезину, он сел на одно из сидений напротив Павла Саныча.
-Здравствуйте, Павел Александрович – сказал Ник, крепко пожав руку пожилому караванщику.
Саныч щелкнул один из нескольких тумблеров на панели у мотора и мотовоз громко зарычал. Механизм был готов верно служить своему хозяину. Павел дернул один из рычагов на себя и мотодрезина с трудом оторвалась с места и медленно поехала в сторону поста.
Девушка так и осталась смотреть на уезжающую в тоннель дрезину, махала рукой на прощанье. А мотовоз, громко рыча, не спеша сорвался с места и покатился к внешнему блокпосту.
- Ты Ленку береги, - голос Павла Алексанлровича звучал хрипло, словно надтреснул. – Пропадет она без тебя, да и ты без нее никуда.
-Саныч, - с улыбкой начал юноша. – Ты мне это уже сотый раз говоришь! Я и так за Ленку держусь, боюсь потерять.
Мотовоз подъехал к бетонным ограждениям.
“А вот и пост”- подумал Ник.
На станциях различных государств блокпосты были разными, где-то более укрепленными, где-то менее, но на кольцевой такие посты представляли из себя бетонные плиты и мешки с песком, используемые, как укрытия, шлагбаум между ними, пулемет ДШК и огнемет для отражения атак как со стороны людей, так и мутантов. В стороне стояла бочка, спиленная почти до дна, в которой горел огонь, а вокруг него стояли небольшие табуретки, на которых сидели защитники станций.
Без лишних слов дрезина остановилась, к ней, нехотя встав с табурета, подошел один из бойцов.
- Здравия желаю! Ваши документы. – солдат протянул руку, чтобы взять паспорта граждан Ганзы, которые ему уже передавал старший из караванщиков. Ознакомившись с паспортами, он подозвал другого постового, который принес ему тетрадь для записи имен всех, кто пересекал границу станции. Сделав нужные записи, командир отдал документы Павлу.
Дрезина вновь поехала, углубляясь в пугающую, но манящую темноту тоннеля. Она обволакивала мотовоз, скрывшийся от взора стражей станции, поглощала ее.
Темнота… Она вытягивала из людей силы, вырывала самое сокровенное, выставляла на показ настоящую личность путника. Тьма тоннелей была беспощадна и безжалостна. Столько людей пропадало без вести! Интересно, что с ними стало?
Из тяжких раздумий его вырвал Саныч:
- Смотри, что я смог по дешевке выторговать – сказал он, доставая из под сидения старенький АК-74.
- Ого-го! И сколько стоит такое счастье? – удивлению парня не было предела, ведь он сам пользовался только двустволкой, доставшейся от деда.
- Много, конечно, но ради такого не жалко и полтинник отдать!
-Сколько- сколько? – от услышанной цены Никита поперхнулся.
Пятьдесят патронов! Он, конечно, знал, что чем лучше и надежней оружие, тем выше на него цена. Это логично, но целых полсотни патронов, чтобы купить автомат! Ник уже год работал с Павлом Александровичем и считал, что уже многое знал о экономике разных государств Метро, о том, какие примерно цены на какой-либо товар должны быть, но в сфере торговли оружием он разбирался плохо.
- Согласен, дорого! Но поверь мне, оно того стоит!
Саныч все рассматривал свой автомат, нахваливал его, а Никитка молча завидовал, глядя на поцарапанный, видавший всякие сражения ствол.
“Какая вещь!” – восхищался про себя Ник.
Но была у Павла одна отличительная отрицательная черта – если он начнет о чем-либо говорить, то уже тему не сменит.
- Так о чем это я? А, точно, о Ленке! Слушай, Никит, а что у вас там за ссора-то была?
- Дядь Паш, вы же сами знаете, молодые бранятся – только тешатся!
Оба рассмеялись, и смех их эхом разносился по тоннелю, пробуждая его жителей.
Они отвлеклись, заговорились, совершили самую страшную ошибку, которую только можно допустить в тоннелях – потеряли бдительность. Они не заметили приближающейся опасности.
На секунду Нику показалось, что где-то в темноте начали мелькать тени. Они обступили транспорт со всех сторон, собирались напасть, несли смерть.
Никите стало не по себе, тело начал бить озноб, казалось, будто через несколько секунд настанет решающий момент и решится судьба двух караванщиков и они, непременно, сгинут в темноте и их погибели никто и не заметит. Его волнение передалось и Павлу. Казалось, теперь и он видит странные силуэты в темноте. Они начали тянуться к оружию, но было уже поздно. Фигура Клыка вынырнула из темноты и моментально возникла между пассажирами дрезины. Зверь, больше похожий на волка, но умеющий уверенно держаться на задних лапах, появился словно из ниоткуда! Вот он, оттолкнувшись могучими лапами, отпрыгнул от тюбинга и уже стоял перед ними, смотря жадными, голодными глазами на Саныча. Но старик оказался не промах подхватил с лавки автомат и пустил короткую очередь прямо в живот ужасающему монстру. Невыносимо громкие хлопки улетели к станциям свободным, как птица, эхом. Уши заложило, Никита ничего не слышал, а голова взорвалась резкой болью. Зверь, сбитый с мощных лап, летел прямо на Ника. Парень сумел увернуться, упал на пол, вжавшись всем телом в холодный металл.
Саныч что-то прокричал, но он не слышал его слов, лишь догадался, что Павел врубит налобный фонарь и что ему, Никитке, пора бы тоже взяться за оружие, а не валяться. Сердце бешено колотилось, сил почти не осталось, но Ник все-таки смог встать и крепко сжать в руках старенькое ружье. Парень еле держался на ногах, пошатывался из стороны в сторону, но стоял, потому что понимал, что если сейчас даст слабину,то они навсегда останутся здесь, поглощенные кровожадной тьмой.
Налобный фонарь на его голове вспыхнул яркой вспышкой, открывая взору ужасную картину: мотовоз обступило больше двадцати монстров. Клыки их были огромны, острые зубы так и норовили вылезти из пасти, а глаза уставились на беспомощных людей.
А напарник, тем временем, вновь что-то орал, но в такой ситуации большого ума не надо, чтобы понять, что нужно делать.
Пальцы леденели от страха, не хотели слушаться своего хозяина, жать на курок. Прижав приклад как можно плотнее к плечу, он все же нажал на спусковой крючок. Вспышка ослепила, а ружье, больно ударив по плечу, заставило Никиту сделать шаг назад и завалиться на сидение. Саныч же пустил несколько коротких очередей в сторону кошмарных чудовищ. Но Ник не слышал выстрелов, все звуки перебивал беспощадный гул в ушах. Плечо, от удара, взорвалось кошмарной болью. Дробовик выпал из невольно разжавшейся руки на платформу мотовоза.
Одна из теней вылетела из тьмы, вонзив свои острые, несущие смерть когти в грудь пожилого Павла. Тело его изогнулось, а глаза , казалось, вот-вот вылетят с орбит. Никита, словно и не было никакой боли, вскочил с места, где еще пару секунд назад корчился от боли, ринулся к товарищу на выручку, но было слишком поздно – в глазах его стремительно угасала жизнь. Зверь, оттолкнувшись от платформы, улетел куда-то во тьму. Лишь фонарик Саныча еще несколько секунд горел, раскачиваясь из стороны в сторону, бил по глазам, словно говоря: “Держись, Никитушка, держись!”
Что-то кольнуло в груди, сердце бешено билось, желая вырваться наружу. В горле встал ком, не давая вздохнуть. Неудавшегося караванщика пробил холодный пот. Слух начал возвращаться, но Ник уже и не знал, хорошо ли это.
“Как же? Как же так, Саныч? Как же так получилось?
Павла Александровича Никита очень уважал, и его погибель оставила глубокий след в душе молодого парня. Заставляя себя сдерживать поток слез, он начал соображать, что же ему делать дальше. Первое, что пришло в голову – схватить ружье, выстрелить! Но что потом? Начать судорожно перезаряжать двустволку? Да его за это время просто- напросто сожрут!
“Что же делать? Что? Что? Стоп!” – Ник вовремя вспомнил о том, что еще пару минут назад покойник хвастался ему своим автоматом. Точно! Вдруг, Саныч выронил его?
Никита начал осматриваться вокруг, пока взгляд его не упал на лежащий на платформе Калашников. Все будет хорошо! Все будет отлично! Все будет замечательно! Ник, залившись истеричным смешком, подхватил автомат. Павел носил патроны в карманах куртки, а это значит, что в его распоряжении есть лишь одна обойма. Мало, очень мало… Сколько осталось до станции, на которую они ехали? Грянули выстрелы. Туши зверей, то и дело, отлетали назад, падали на холодные бетонный пол. Но когда мутанты начали цепляться за борта дрезины, Никита понял – он решал, что же ему предпринять, слишком долго. Теперь его ждет смерть. Долгая, мучительная, кошмарная. Умереть не страшно – страшно не увидеть вновь ее прекрасных глаз…
- Что там у вас?
Откуда этот голос? Неужели он мерещится ему, мерещится призрачная надежда на спасение? Нет, голос был вполне реальным.
- Мутанты! – что было сил, крикнул Ник, раздирая себе горло в кровь.
- Твою мать! Твою мать! – донеслось с блокпоста. – Караванщики, ложитесь!
Дважды повторять не нужно. Никита плюхнулся на бетонный пол мотовоза, больно ударившись ребрами. Монстр спрыгнул на платформу дрезины, склонился над беспомощным Ником, но откуда-то донесся невероятной громкости грохот. Путник смог узнать этот звук - это работал ДШК! Пули прошили тело зверюги насквозь, сбросив его на рельсы. Никита сжался от страха, начал дрожать, его пробил сильнейший озноб…
Стрельба стихла вместе с ревом, а дрезина, немного скрипя, въехала на станцию. Именно в ней бойцы нашли пребывающего в шоке, дрожащего караванщика, безустанно шепчущего: “Саныч, как же так? Как же так?”