Я просматривал последние приказы, распоряжения и служебные записки. Разложил их на три стопки, чтобы отметить, что,когда и кому требуется. Требовалось всем и срочно. Вот и приходилось сортировать. Звонок отвлек меня от рутины.
- Слушаю! - отозвался я.
- Секретарь парткома завода просит Вас зайти к нему через час. - сказала секретарь секретаря. Она смеялась, когда я называл ее так.
- Буду! А что там? Я зачем? - попытался я добыть информацию. Но напрасно.
- Проходи, садись! - Алексей никитич протянул руку через стол. Я присел на стул.
- Тут такое дело, значит! На последнем заседании парткома докладывал Гущенко. В частности упомянул и тебя. - я слушал, но пока не уловил,зачем этот разговор.
- “Упомянул”, это ничего! “Помянул”, это хуже! - я засмеялся.
- Ты руководитель. Зам начальника сборочного цеха. Всегда на виду! Только в твоем прямом, непосредственном подчинении работают более ста человек! - просветил меня главный партиец завода.
- И, заметьте, хорошо работают! - я посмотрел на Алексея Никитича.
- Заметили, не сомневайся! Все службы бы так работали! Потому и пригласил тебя. Я шефу твоему сказал, чтобы не дергали тебя, пока по душам не потолкуем. - он пересел напротив меня.
- Понял! В партию предлагать будете! - эту песню, в разных аранжировках, я слышал не раз.
- Почему буду? Я прямо сейчас, готов написать рекомендацию. И за десять минут еще с десяток напишут! Чего ты сторонишься? Ведь для тебя было бы естественным стать членом партии! - он говорил искренне, без чванства и не играя. Я верил, но слово “ОЧЕРЕДЬ” слышать больше не хотел.
- Один раз уже была у меня беседа. Была. Похожая. В очереди постоять предложили. - я не любил вспоминать эту историю.
- Слышал об этом! Такого не будет! Ну пару месяцев, конечно помучаем. - он улыбнулся
- Для меня комсомол был дорог. Я хорошим комсомольцем был! От райкома ВЛКСМ имел рекомендацию. Рекомендацию в политическую организацию, а не в очередь к парикмахеру! А если эта организация придумала правила, которых нет в ее собственном Уставе, то о чем, о чем толковать?! - я разгорячился.
- Значит, ты на партию обиделся? - Алексей Никитич встал.
- Нет! Не на всю партию, а на прохиндеев, которые считают себя не членами партии, а самой партией! С такими я в одной организации состоять не могу. Мне два-три года ждать предложили! Очередь! Давайте закончим этот разговор. Впрочем, я должен высказаться. Когда еще так поговорим? - я набрал воздуху и продолжил.
- Если ко мне имеются претензии по работе, я отвечу! Что карьера моя затормозится, тоже знаю, но не могу себя пересилить. - я устал от демагогии и от псевдо умных построений.
- Ладно! Ты прав во многом! Побудь пока агитатором, потрись среди наших партийцев. Остынешь, поговорим. Добро? Он протянул мне руку, которую я крепко пожал. И пошел в цех.
Разговор взбудоражил. Опять начался внутренний спор, который затих было. Я с детства привык к плану: Октябренок, пионер, Комсомолец и, как вершина, разумеется Партия! Я не представлял себе иного развития, жизни вне Партии, Конечно, тогда она была окружена ореолом романтики, героями революций и войн.
Но пробежали, промчались первые ступени. Я уже не комсомолец. Меня зовут в Партию. В ту самую, которая без меня и таких же патриотов не может обойтись. Очень скоро выяснилось, может! И не патриоты ей теперь нужны, а винтики!
ПР
В последние годы все стало вырождаться.Понятия подменили. А вместе с ними и ценности. Многое из происходящего напоминало дым без огня. Оказывается “пятилетку” можно запросто сделать за три года!
И эту лапшу на наши уши вешали не только с трибун Съездов. Даже мелкий райкомовский клерк мог поучать директора завода или, скажем, академика! Если дым не настоящий, возможно и очаг, как у папы Карло, просто нарисованный? Папы Карло менялись, но очаг оставался на той же картине! А “золотой ключик”? Где? У кого?
И в этих условиях меня зовут в организацию, которая была вершиной, к которой я стремился с детства! Но вместо проводников вокруг вершины выстроились охранники. Они РЕШАЛИ, кого можно пустить, а кого в очередь! В очередь! В очередь!
Но понимая это, я не мог отказаться совсем, отрешиться от, с детских лет привычных, ставших частью меня стремлений. Внутренний голос твердил, что вся эта трагикомедия скоро закончится. Жалеть не о чем. А обижаться на укравших Партию - унизительно!
И все же, вопреки логике и здравому смыслу, я хотел “попробовать” агитатором, а потом уже окончательно решить: “Быть или не Быть”!
Мои размышления прервал телефонный звон.
- Слушаю! - пытаясь перестроиться, отозвался я.
- Ты на месте? К тебе заглянет Майя, моя “секретарь секретаря”! Занесет план партийной учебы. Ты начни! Все образуется! - но голос Алексея Никитича не был бодрым.
- Добро! Начну! - я, напротив, ответил, очень бодро. Мне нужно было действие.
План предусматривал на первых трех занятиях изучить или повторить “Манифест коммунистической партии”. Начать занятия решили послезавтра. Слушателей набралось девять человек Расселись по местам в красном уголке и я начал занятие.
Я рассказал о программе и начал абзацами, выборочно, читать “Манифест”. Я объяснил, что наибольший интерес для нас представляет глава “Буржуа и пролетарии”. Все дружно закивали, соглашаясь. Я открыл книжечку Манифеста.
- Сейчас я прочту два-три абзаца. Этого будет достаточно, чтобы понять суть споров, растолкованную Марксом и Энгельсом.
;;; - Но вы, коммунисты, хотите ввести общность жен, - кричит нам хором вся буржуазия.
Буржуа смотрит на свою жену,как на простое орудие производства. Он слышит, что орудия производства предполагается предоставить в общее пользование, и, конечно, не может отрешиться от мысли, что и женщин постигнет та же участь.
Буржуазный брак является в действительности общностью жен. Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую. Но ведь само собой разумеется, что с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жен, т. е. официальная и неофициальная проституция.;;;
Я закончил цитирование. Но не успел сказать ни слова, как без стука распахнулась дверь и вошли парторг цеха Гущенко и член парткома завода Виталий Сычев.
- Что происходит? Почему Вы читаете людям откровенную порнографию? И все это в рамках партийной учебы?! Безобразие! Я доложу в партком, что Вы преподносите! - Сычев вошел в раж и вел себя, как прокурор.
- Я подам рапорт! В партком завода! - он не видел, что люди смеются.
- Вы сейчас, в присутствии десяти членов партии, заявили, что произведение Карла Маркса и Фридриха Энгельса, это откровенная
порнография! - я говорил почти спокойно.
- А за Ваши недопустимые тон и слова, я требую публичных извинений! - мне стало грустно.
Оба функционера исчезли, стало тихо.
- Думаю, на сегодня все! - я отпустил всех. Хотелось бы знать, будет ли у нас продолжение.
Продолжения не было. В парткоме решили, что занятия будут проводить лекторы общества “ЗНАНИЕ”. Сычев пришел ко мне в кабинет с Майей и Гущенко и извинился. Детская мечта, о кожаной куртке комиссара и маузере, не сбылась. Во мне словно оборвалась какая-то ниточка. Вопрос о “Партии” перестал волновать.
Я храню, как дорогие реликвии, пионерский галстук и комсомольский билет. Потому, что это МОЯ история.