… Жизнь на колени ставит только сильных,
чтобы доказать, что они смогут подняться. Слабых
она не трогает: они и так всю жизнь
на коленях.
1.
Поезд шёл из Санкт-Петербурга в Москву. Был будний день, так что свободных мест в вагонах было достаточно.
Юлия Игоревна, моложавая женщина лет сорока двух, удобно устроилась в купе на нижней полке у окна - а это и было её место по билету – и подумала: «Неужели вот так и поеду до самой Москвы в гордом одиночестве?»
Когда-то, лет восемнадцать-двадцать тому назад, она была очень застенчивой, малообщительной. Ей нравилось одиночество, и было присуще созерцательное отношение к жизни. Но время корректирует не только людские судьбы – оно вносит коррективы и в структуру личности человека, меняя жизненные установки, приоритеты, наклонности, пристрастия, отношение к людям.
Время совершенно изменило и Юлию Игоревну, превратив её из необщительной девушки в коммуникабельную, креативную и самодостаточную даму. Застенчивая Юлечка осталась в прошлом, а на смену ей пришла яркая, смелая, раскрепощённая личность. Должность тоже была у неё солидная – главный редактор популярного глянцевого журнала. Вот такая женщина молча устроилась в купе, взяв в руки последний роман Александры Марининой, купленный только что в киоске на Московском вокзале. Она любила иногда побаловаться криминальным романом, но только высокого качества – а Маринина этому соответствовала – и пощекотать себе нервы.
За минуту до отправления поезда дверь купе отъехала, и на пороге появилась проводница с какой-то женщиной.
- Вот вам «жиличка» новая, тоже до Москвы едет. Может статься, так вдвоём и поедете. Билеты дорогие стали, вряд ли кто-то подсядет по пути. Располагайтесь, - обратилась она к новой пассажирке, - а билет потом мне отдадите, я побежала.
Соседка уселась напротив Юлии Игоревны.
- Юлия Игоревна, - представилась ещё не успевшей отдышаться женщине наша знакомая.
- Елена Григорьевна, - протянула ей руку «новенькая», которая, на взгляд Юлии, могла быть от сорока до сорока пяти лет, то есть ровесницей.
Елена Григорьевна, переведя дух и вытерев пот со лба, пристроила багаж и вновь уселась напротив соседки, явно намереваясь начать беседу. Поезд тем временем набирал ход. В это время в купе, придерживая дверь ногой, вошла с подносом в руках проводница. На подносе дымились паром стаканы с кипятком, а рядышком веером были разложены пакетики с разными ярлычками, маленькие шоколадки и пачечки печенья, каких в супермаркетах не увидишь. Кусковой сахар лежал на отдельной тарелочке рядом с подстаканниками.
- Приятного чаепития, дамы, - проговорила проводница, когда пассажирки сняли с подноса то, что пожелали, и юркнула в коридор.
- Обратили внимание, с какой грациозностью внесла эта барышня поднос на ходу?
- Действительно, весьма виртуозно. И где только Якунин таких находит? – поддержала соседку Юлия Игоревна.
За чаем беседа завязалась сама собой. Елена Григорьевна оказалась под стать Юлии не только возрастом: она тоже была раскрепощённой, громко говоря и смеясь по малейшему поводу – в общем, тоже была весьма коммуникабельной и при этом интеллигентной персоной.
Из разговора выяснилось, что ей 44 года, что она работает старшим научным сотрудником в одном из питерских НИИ, что у неё есть муж и 20-летний сын Игорь, студент юрфака МГУ, к которому она сейчас и едет. Живёт сын у её двоюродной незамужней сестры Нюши в Конюшенном переулке (она шутливо извинилась за привычный для себя каламбур).
Юлия Игоревна при этом опустила голову: у неё не было семьи, и рассказать в ответ нечто подобное она не могла.
- Ложиться спать ещё рано, - снова проявила себя Елена Григорьевна, когда чай был допит. – Давайте расскажем друг другу о чём-то необыкновенном из своей жизни – ведь у каждого есть такие, не правда ли? Вы знаете, это иногда может быть полезным, тем более, что в поезде можно быть предельно откровенной - больше-то не встретимся, а излить душу родственной душе – всё равно, что на исповедь сходить.
Предложение Елены Григорьевны после некоторой паузы всё-таки было принято:
- Да, в этом что-то есть, я тоже не раз замечала, - откликнулась Юлия Игоревна.
- Так с кого начнём? – поинтересовалась Елена.
- Я села первой, - ответила Юлия, - значит, мне и начинать.
И потекла неспешная беседа, точнее, рассказ, иногда прерываемый вздохами, возгласами удивления, смехом и даже слезинками на щеке.
2.
- Я родилась в глубинке, под Калугой. До 17 лет – всё, как обычно: детство, любящие родители, дом с видом на Оку. Кругом раздолье, красота. В общем-то, все мы в детстве счастливые, и мир, как представляется нам, создан специально для нас.
Потом школа. Училась я до восьмого класса только на «отлично», потом – «хорошо». После восьмого появились кое-какие проблемы по отдельным предметам, но школу всё же закончила с лучшим аттестатом в классе и поступила на журфак в МГУ.
- А что, Юлечка, вы до поступления уже печатались?
- Да, конечно, кое-какие стихи, заметки в районной и областных газетах, даже пара статей – в общем, всего понемножку. Один рассказ, взятый с собой, произвёл впечатление на приёмную комиссию. Короче, потекла студенческая жизнь. В 22 года я закончила учёбу и была направлена в один из районов своей родной области заместителем редактора местной газеты. Почти в это же время в моей личной жизни произошли большие события.
Получив первый отпуск, я с подругой снова поехала в Москву, и там, в Большом театре, во время антракта, я в театральном кафе познакомилась с лётчиком из Харькова, который там же за три года до встречи со мной закончил высшее лётное и уже был вторым пилотом лайнера. Он мне сразу понравился: высокий, кареглазый, звали его Владимиром. И я ему тоже понравилась. Сразу.
Он всё в глаза мне заглядывал, цветы дарил охапками. Володя на неделю остановился в столице у родного брата. Тот в мединституте преподавал, во втором. На семь лет старше был. Женат, двое детей.
- А у вас, Юлечка, что, за время учёбы в вузе так никого и не было?
- Были, но друзья, полюбить мне никого не удалось. А Володю я полюбила. К концу своего пребывания в Москве, то есть буквально в пятый день нашего знакомства, он сделал мне предложение, и я его приняла. Представьте себе, что свадьбу мы назначили через три недели. Он сказал, что всё устроит – свадьба должна была состояться в Харькове.
- И что же? Ваш жених передумал?
- Нет. У них курсы какие-то начались или сборы военные. До свадьбы оставалось две недели. Я уже шила платье в ателье в Калуге, как вдруг поздно вечером в субботу мне позвонил Володин брат, москвич. Мне почему-то сразу не понравился этот звонок. «Мужайтесь, Юлечка, - раздался его голос из трубки, - Володи больше нет». – «Как нет?! – закричала я в ответ. – Он что, уехал в другую страну?» - «Его вообще больше нет. Погиб в авиакатастрофе на лётных учениях в армии. Там у них какая-то нестыковка вышла…»
Трубка выпала у меня из рук, и я без чувств упала на пол. Брат Володи, видимо, догадался, что со мной что-то произошло, потому что вскоре приехал.
Я пришла в чувство сама и доползла до дивана. Сколько я лежала в прострации, не знаю. Сквозь забытьё я слышала звонок, не очень-то понимая, откуда он исходит. Дверь потом взломали, и примчавшийся Дмитрий – так звали брата моего жениха - сам позаботился о том, чтобы я оказалась в московской больнице. Там мне поставили невесёлый диагноз. Формулировку не помню, но это было связано с травмированием центральной нервной системы, вызванным жесточайшим стрессом. Мне предстояло длительное лечение. Помните же, как основательно лечили в советское время.
К своему ужасу, в клинике обнаружилось, что я ещё и беременна. С Владимиром мы провели всего лишь одну, последнюю ночь перед его отъездом. Когда же я покинула стены клиники, малышу пошёл уже третий месяц.
Я думала, что все проблемы со здоровьем остались позади, но не тут-то было - начались рецидивы: бессонница, галлюцинации, видимо, от каких-то препаратов.
После больницы я вместе с сыночком уехала домой, где ещё жив был мой отец, которому к этому времени было уже за семьдесят. Я была третьим, поздним ребёнком. Ничего не скрывая, я поведала папе всё. Мы вместе с ним решили, что мне нужно бросить пить таблетки и растить малыша. «Володю не вернёшь, - сказал мне отец, - а о ребёнке нужно заботиться».
Без лекарств было трудно. Иногда я не выдерживала: мучил ночной страх, и я всё-таки принимала снотворное. Отец об этом не знал. Но со времени мне всё-таки полностью удалось отказаться от прописанных препаратов. Я начала заниматься лечебной физкультурой, и это дало мне дополнительный тонус.
Через два года я вышла замуж и снова родила мальчика, которого мы с мужем, Сергеем, горным инженером, назвали Максимом. (Забыла сказать, что первый ребёнок был Костей).
Сергей больше выезжал на работу по контрактам, чем проводил время дома, но проблем с воспитанием Кости не было никаких, даже когда он пошёл в школу и оказался в «трудном» возрасте. С Максимкой тоже поначалу всё было в порядке, но начиная с восьмого класса он попал в дурную компанию. Очень занятые на работе, мы с мужем не смогли разглядеть нависшую над всеми нами опасность. А опасность была: наркотики. Шли проклятые девяностые. Сын успел пристраститься к наркотикам очень серьёзно.
Узнав об этом первой, я решила ни о чём не говорить мужу, полагая, что справлюсь с проблемой сама. Но эта зараза оказалась сильнее не только моего ребёнка, но и меня.
Когда муж узнал об этом, он ушёл от меня, не простив мне того, что я скрывала от него болезнь сына.
- Как это?! Как же он мог?.. – вскричала Елена Григорьевна.
- Значит, мог. Не любил, наверно, по-настоящему ни меня, ни Максима. Потом выяснилось, что в Новокузнецке у него была другая семья – гражданская жена и дочка. Жена была моложе меня лет на семь, соответственно, и дочурка была совсем ещё крохотная. Вот такие дела…
Я продолжала работать в газете, стараясь, чтобы мои личные проблемы не отражались на работе – ведь она была всем для меня. Она-то и держала меня в форме все эти трудные годы, не позволяя скатиться в депрессию.
Когда Максиму исполнилось 16 лет, он едва не умер от передозировки. Костя в это время уже был студентом того же факультета, который заканчивала и я. Он сам пробивал себе дорогу в жизни, не только успешно учась, но и подрабатывая на жизнь в столице и даже мне немножко подбрасывая нам с Максом.
А когда с Максимом случился тот кризис, нам с ним просто повезло: мне рано удалось подписать номер газеты в печать, и я поспешила домой. Максима я застала полумёртвым. Я вызвала «скорую» и попросила отвезти его в платное отделение психиатрической больницы в Калуге, где, как я слышала, успешно лечили от наркозависимости (опыт-то общения с наркологами, благодаря сыночку, у меня уже имелся). Некий доктор Н., действительно, творил чудеса, но и брал за это по полной, и даже с лихвой. Мне пришлось продать наш семейный дом (папа уже три года, как умер) и снять квартиру в Калуге, где я впоследствии получила место замредактора в одной из областных газет.
Целый месяц я не отходила от сына, особенно когда его выписали. Я купила ему компьютер, играла с ним в шахматы. Мы выезжали за город, ходили в бассейн. Я не отпускала его от себя ни на шаг. Постепенно мальчик стал возвращаться к нормальной жизни. Чтобы его дружки не достали его и в Калуге, я решила переехать в Москву, где Константин уже снимал двухкомнатную квартиру, которую ему оплачивал его дядя Дима, да и сам он уже успешно работал репортёром популярной тогда в столице «жёлтой» газеты, хотя до диплома ему оставался ещё год.
Костя и меня временно пристроил в эту газету корректором, а позже Дмитрий подыскал мне место выпускающего в более солидном издании.
3.
В личной жизни пока было без перемен, но через полгода после того, как я начала работать в этой общероссийской газете, я встретила мужчину, предложившего мне неформальные супружеские отношения. Впервые после Володи я всерьёз полюбила. Его звали Юрий, было ему сорок. Он работал футбольным тренером в «Спартаке», хотя и не главным. Юра часто уезжал за границу, да и по России перемещался очень интенсивно. Я тоже не сидела в своём рабочем кабинете постоянно, перейдя из выпускающей в спецкоры. поэтому виделись мы с ним, мягко говоря, не каждый день.
Жили мы хорошо. Каково же было моё удивление, когда Юрий предложил мне подумать о ребёнке. Мне было уже сорок, ему сорок два, но своих детей у него не было.
«Решай. Я вернусь из Греции через неделю, и сразу подадим заявление в ЗАГС. А что потом – зависит от твоего решения».
Я любила мужа, он, по всей видимости, меня - тоже. И я решила пойти ему навстречу.
Мы зарегистрировали наши отношения и даже устроили небольшой банкет для самых близких, но, разумеется, без фаты и прочей свадебной мишуры. Через полтора месяца я уже имела возможность объявить мужу, что его желание частично исполнилось.
Беременность развивалась вроде бы нормально, но, к сожалению, радость Юрия оказалась преждевременной. Я продолжала работать в ожидании выхода в декрет. Командировок стало поменьше, но они всё-таки были. И вот в одной из них – дело было по редакционному заданию в небольшом городе Псковской области – у меня начались преждевременные схватки. Я не сразу сообразила, что со мной – ведь до срока оставалось ещё два месяца. К тому же, когда меня привезли в местную районную больницу, единственный гинеколог был на больничном, поэтому роды – когда это ещё стало ясным - принимала акушерка. А роды оказались весьма тяжёлыми. Акушерка не справилась с ними так, как сделал бы любой квалифицированный врач в любой больнице. Ребёнок родился мёртвым.
Муж тяжело переживал случившееся. Он больше не просил меня повторить столь печальный опыт, но отношения наши не изменились. Как говорится, жить бы да жить. Так нет же: судьба нанесла новый удар.
Через несколько месяцев при каком-то стационарном обследовании совсем по другому поводу у Юрия обнаружили злокачественную опухоль - рак простаты.
- Так это же довольно распространённая штука и вполне излечимая! - воскликнула Елена Григорьевна.
- Я тоже это знала, но, будучи в шоке, пошла к лечащему врачу, чтобы своими ушами услышать, насколько всё опасно и что предстоит делать. Доктор в ответ произнёс роковые для меня и мужа слова: «К сожалению, дело запущенное, и шансов у вашего мужа не так много». – «Но он же излечим, и все об этом знают!» - возразила я в последней надежде услышать хоть какое-то утешение. – «Да. Но если не очень запущен, и если операция пройдёт удачно, и если нет больших осложнений. К моему сожалению, у вашего супруга как раз такое осложнение и есть – патология сердца».
Я опешила, когда доктор вот так прямо и просто сказал об этом. «Так подлечите же ему сердце!» - в отчаянии я сорвалась на крик. – «Не по адресу, мадам! - врач тоже сменил тон на более жёсткий. – Я, как вам должно быть известно, хирург-онколог, и моя роль – резать, удалять ненужное и зашивать. Сердце лечат кардиологи. Вы к ним обращались?» Я опустила голову. Честно говоря, этого я просто не знала: мы никогда не говорили с Юрой о здоровье.
«Понятно, - смягчился доктор, - лечить сердце поздно. А сейчас надо спасать его от рака, и необходима срочная операция. Конечно же, анестезиологи учтут все побочные факторы, но всё равно риск очень высок». – «Да, доктор, - смирилась я, - мне остаётся только полагаться на ваш опыт и профессионализм».
Операцию состоялась через неделю после этого разговора, и вы можете себе представить, в каком состоянии я пребывала все эти семь дней. Операция должна была начаться в 11 дня, но я уже с девяти была в больнице. «Не волнуйтесь, - сказал хирург, - всё возможное будет сделано, и я всё-таки рассчитываю на благоприятный исход. Сядьте в фойе и успокойтесь. Результат вы узнаете первой».
Я так и сделала. Сидела как натянутая стрела. Операция длилась около трёх часов. Я ничего не видела и не знала, но почему-то на последних минутах сорока меня охватила ужасная тревога. Я металась, ходила из угла в угол. Наконец я не выдержала и побежала к двери операционного блока. Над ней мигала красная лампочка – значит, операция ещё продолжалась. Тогда я немного успокоилась и вернулась на свой диванчик.
Но вот лампочка потухла. «Всё! – облегчённо выдохнула я и решила: - Операция закончилась».
Через несколько минут дверь, действительно, отворилась, и вышел доктор. На нём не было лица. «Что? – вскричала я. – Что-нибудь не так?!» - «Мы сделали всё, что могли. Но сердце действительно не вынесло. Оказалось, что, помимо ишемии, была проблема с одним клапаном…»
Я закрыла лицо руками. В голове стучало молоточком: «Его больше нет, его больше нет!..».
«Мне можно к нему?» - «Через несколько минут. Там всё приведут в порядок. Извините, я очень устал. У меня тоже стресс – такие случаи бывают исключительно редко».
Минут через двадцать мне разрешили войти к нему. Юра лежал так, как будто просто спал. Лицо его было совершенно спокойным, я бы даже сказала – умиротворённым. Я даже поразилась выражению его лица.
Я вновь оставалась одна – уже немолодая женщина, с кучей проблем, заваленная по горло работой, опустошённая, с двумя сыновьями, которых надо было доводить до дела, особенно младшего, раздавленная свалившейся на меня неожиданной бедой – уходом второго любимого.
«Прощай Юра! Тебе, наверно, легко, раз у тебя такой покой на лице. Пусть так будет вечно! Мир и благодать тебе». Я поцеловала его и пошла к выходу.
Юрия похоронили на третий день. Сыновья окружили меня заботой и вниманием. Я даже не ожидала от них такого.
Через два дня после погребения Юрия я вышла на работу и с головой ушла в неё – это была главная отдушина для меня и запасная дверь. Позже я вспомнила, что читала где-то: если Бог закрывает перед человеком одну дверь, то вскоре открывает перед ним другую.
4.
- В этот период, как я понимаю, вы и сделали карьеру – стали главным редактором популярного не только в Москве журнала.
- Да, вы попали в точку. Мой трудоголизм, огромная помощь со стороны старшего сына и его же участие в этом проекте плюс удачный спонсор, на чьи деньги этот журнал и был создан – вот основные слагаемые успеха. Я не скажу, что я стремилась к такого рода карьере – я просто много и упорно работала и чуть позднее сорока лет была замечена. Не последнюю роль сыграл и размер оклада – жизнь в столице, мягко говоря, недёшева, поэтому я вынуждена была согласиться.
В журнал я вложила всю свою душу, все не растраченные ещё способности. И дело пошло. Мы стали процветать. Вот на этой позитивно-эмоциональной волне я и познакомилась с человеком, который, по-видимому, станет моим новым спутником жизни.
Мне только что исполнилось 44 года. Это событие я, как всегда, отпраздновала в узком кругу в ресторане, а на следующий день мне надо было присутствовать на большой пресс-конференции, куда пригласили журналистов разных мастей. Там я и познакомилась с Глебом – политическим обозревателем одного крупного еженедельника.
Так получилось, что мы сидели вместе, потом, обсуждая то, что услышали на пресс-конференции, разговорились на интересующие нас обоих профессиональные темы, а потом он пригласил меня в кафе неподалёку от того зала, где проходило мероприятие. Мы познакомились поближе. Оказалось, что Глеб учился на том же факультете, что и я, но он на четыре года моложе, соответственно, так и закончил. Он даже немного помнил меня, а я его, конечно, нет – как и все старшекурсники.
До Глеба все мои мужчины были старше меня, а вот теперь – наоборот. Меня сей факт немного смущает.
- Напрасно вы так считаете, Юлия Игоревна, - прервала её спутница. – Вы красивая и самодостаточная женщина, а выглядите моложе своих лет. У вас – уж позвольте сделать этот комплимент – очаровательная трогательная улыбка. Так что мой вам совет: почаще улыбайтесь и крепко держите попавшую вам в руки жар-птицу - в виде интересного мужчины - за хвост. Я так понимаю, у вас с ним уже всё сладилось?
- Нет, окончательно ещё – нет. Но всё, что могло произойти, уже произошло.
- Ну, значит, точно сладится! – с уверенностью заявила Елена Григорьевна. От таких женщин, как вы, не отказываются.
- Хотелось бы в это верить. Спасибо на добром слове. Да, в моей жизни в последнее время произошло ещё одно событие: недавно состоялась свадьба моего Костеньки. В жёны он взял девушку с последнего курса филфака. Говорит, что я скоро буду бабушкой. Я в восторге от подобной перспективы. С Максимом тоже всё в порядке: рецидивов больше не было, что дало ему возможность поступить в один из наших старых технических вузов, новое название которого я никак не могу запомнить. Ему осталось всего полтора курса до диплома, но уже есть перспектива хорошей работы в одном из весьма знаменитых конструкторских бюро.
- Да-а, смотрю я на вас, Юлечка, наслаждаюсь вашим рассказом о жизни и думаю о том, насколько удивительна ваша судьба – словно какой-то спринт с барьерами. Вы падали, поднимались, снова возносились. Вы мужественная и жизнелюбивая женщина. Я рада, что судьба свела нас в этом купе, что мы с вами не только познакомились, но и можем сблизиться, а мне этого, поверьте, хочется. Книгу вашей жизни, я, фигурально выражаясь, прочла с большим интересом. Большое вам спасибо за искренность перед случайной попутчицей.
- Не за что, Елена Григорьевна. Давайте сходим в вагон-ресторан, пообедаем и выпьем немного за то, чтобы всё всегда было хорошо. Ну а потом, когда вернёмся в наше временное жилище, послушаем и ваш рассказ о жизни – ведь мы так договаривались вначале, не так ли?
- Да, так. И я буду верна данному вам слову.
Они заняли столик в полупустом ресторане. Сделав заказ на обед и выпив по бокалу лёгкого испанского вина, обе молча смотрели в окно на пробегающие картинки провинциальной российской жизни.
Елена Григорьевна не пыталась более разговорить свою собеседницу и, глядя в окно, продолжала размышлять над её судьбой, в то же время отсеивая в памяти наиболее любопытные эпизоды для предстоящего в купе повествования. Мелькающие перед её взглядом небольшие посёлки и городки Новгородской области напоминали ей о том, что сидящая напротив неё красивая, хорошо одетая и ухоженная, при этом очень интеллигентная москвичка - родом из подобного местечка другой части российской глубинки, расположенной немного южнее и западнее. Елене Григорьевне не без основания казалось, что Юлия Игоревна несколько выше её, коренной ленинградки-петербурженки, и она немного опасалась того, что не дотянет своим жизнеописанием до того уровня драматичности и даже некоторой художественности, который сама некоторое время назад с большой долей искренности так высоко оценила.
5.
Помедлив немного, Елена Григорьевна начала свой рассказ, когда обе женщины вновь расположились в своём купе.
- При знакомстве я уже говорила кое-что о себе. Мне сорок пять лет, я работаю старшим научным сотрудником в НИИ технического профиля в своём родном Петербурге. Я замужем, а сейчас еду к своему сынуле Игорьку, который учится в Москве, на втором курсе. Живёт он у своей родной тётки Нюши, моей незамужней сестры, которая лет тридцать готовилась к замужеству, а оно так и не состоялось. С точки зрения мужчин, типичный синий чулок, но с племянником ладит, а мне остаётся только удивляться сему факту. Я езжу в Москву к сыну два-три раза в год, он же приезжает в Питер только на лето.
Недавно у Игоря, вроде, какая-то девушка появилась. Писал даже, что поженятся через год. Вот и хочу взглянуть на неё, но в серьёзность намерений Игорька пока не верю: слишком молод и горяч для такого. А вообще он у меня самостоятельный парень. К тому же, как мне кажется, красавчик, поэтому без жены никак не останется, если что.
- В вас пошёл, - сказала Юлия Игоревна, - красивый и целеустремлённый.
- Так хочется, чтобы в жизни ему повезло.
- А вам – вам, Лена, разве не повезло?
- И да, и нет. Бывало в жизни всякое.
- То же, что у меня? Взлёты и падения?
- Пожалуй, что-то в этом роде. Но у вас как-то покруче было, - Елена Григорьевна передёрнула плечами, - больше страшных потерь, экстремальных ситуаций. Впрочем, судите сами.
Я родилась в городе Черняховске, но только формально – поэтому у меня и в паспорте это зафиксировано пожизненно. Отец был кадровым военным, его сразу после моего появления на свет перевели в Ленинград, где он и вышел на пенсию в звании подполковника. Поэтому Черняховска я совершенно не знаю, так как никогда там не была, а себя считаю коренной петербурженкой.
Мама всегда была домохозяйкой. Помимо старшей сестры Анны, к которой в гости я сейчас еду, у меня есть ещё и старший брат. Когда я заканчивала школу, ему было уже 26 лет и он как раз женился на девушке из Словакии, впрочем, тогда это ещё была Чехословакия. По комсомольской путёвке он ездил туда накануне и в Кошице познакомился с этой самой Яной. Всё у них тогда сладилось быстро. Его отпустили без особого напряжения, ибо шли уже горбачёвские годы, а Чехословакия пока ещё была страной социалистической.
Я на свадьбе не была, потому что сдавала экзамены – сначала в школе, потом вступительные в вуз, а маме, папе и Нюше Яна и её семья очень понравились.
Петя так и не вернулся на Родину, став гражданином Словакии, хотя приезжает в Питер – один и с семьёй – регулярно. У него сейчас там неплохой бизнес с филиалами в Праге, Остраве и венгерском Дьёре. В Братиславе у него очень хороший дом и летняя дача в горах.
Я закончила школу, чуть-чуть не дотянув до медали, поэтому без труда поступила в ЛГУ на физический факультет.
На втором курсе – как сейчас у моего Игорька – у меня случилась первая любовь: я познакомилась в парке с военным моряком, который тоже был ленинградцем, закончил здесь же «Макаровку» и служил в Кронштадте помощником командира небольшого корабля. Звали его Олег Балашов. Я была охвачена любовью и доверием к нему. Любил ли он меня, до сих пор не знаю, но страсть его ко мне была, как сейчас говорят молодые, «неслабой» - во всяком случае, он не раз клялся в любви и вечной верности.
Мы встречались с ним несколько месяцев, и все эти свидания до сих пор бережно хранятся в моей памяти. Небось догадываетесь, что это не могло пройти бесследно: через энное количество времени я почувствовала первые признаки беременности.
В нашей семье не было принято что-то скрывать друг от друга, и я поставила родителей в известность. Позвонила Олегу и сказала, что родители хотят с ним познакомиться. Договорились о встрече, но он к памятнику Пушкину не пришёл. Где Олег жил в Питере, я не знала, а в Кронштадте – как у причала, так и в походе или на боевом дежурстве - он обитал на корабле.
Отец мой «пробил» через старые свои связи местонахождение Олега Балашова в Ленинграде, и я понеслась к нему на крыльях любви – мало ли почему он не явился в сквер у Русскому музея, ведь мобильных телефонов тогда и в помине не было, а он же человек военный!..
Я приехала в Автово на метро. Адрес и телефон папа записал мне на какой-то открытке, но я решила сначала позвонить из автомата. Олег сеял трубку сам. Не удивился, но и не обрадовался. Он был предельно спокоен и лаконичен, а встречу назначил не дома, а в ближайшем парке через двадцать минут.
Мы встретились. Я бросилась ему на шею, но он очень сдержанно прореагировал на проявление моих бурных чувств. Я с удивлением смотрела на него…
6.
- Олег, - отпрянула я от него, - что случилось? Почему ты такой? Я не вижу блеска в твоих глазах, обычной страсти. Ты не рад моему приезду? А я-то мчалась к тебе, чтобы обрадовать: у нас с тобой будет ребёнок.
Олег вздрогнул и потупил глаза.
- Ты не хочешь?
- Нет, - односложно ответил он. – Дело в том, что ты была так притягательна тогда, что мне не удалось обуздать эту самую страсть… В общем, произошло то, что произошло.
Он немного помялся, но потом собрался и продолжил:
А вообще-то я не имел на это права, так как был женат. И у нас с Мариной двойня. Им по три года.
- Какая прелесть! – вырвалось у меня. – Ну, будет у тебя ещё один – наш с тобой…
И только теперь я осеклась: «Господи, что же я несу? Он ведь женат на этой Марине, а не на мне, и, судя по всему, мне рассчитывать не на что».
- Ну, тогда пока! – бодро проговорила я вслух, - пусть твои малыши растут здоровыми и радуют папу с мамой!
И повернулась, чтобы уйти в сторону метро.
- А ты-то как же? – крикнул он вдогонку.
- Не беспокойся, - на ходу ответила ему я, - мы не пропадём.
Я машинально произнесла местоимение «мы», но не пожалела о сказанном.
Когда Игорь, сын мой, подрос, – было ему уже лет четырнадцать – он впервые спросил меня об отце, и я рассказала ему правду.
- Мама, познакомь меня с ним. У тебя сохранились его координаты?
- Адрес-то сохранился, но захочет ли он принять нас? Впрочем, попытка – не пытка. Давай, Игорёк, подумаем.
В одной из старых записных книжек я нашла номер телефона Олега Балашова. На несколько звонков в течение трёх дней никто не ответил.
- Знаешь, давай-ка доживём до твоих каникул – десять дней осталось – и тогда спокойненько съездим на улицу Маринеско и уже там проведём поиски.
Я вспомнила наше последнее свидание в сквере недалеко от метро «Автово», как он стоял передо мной в распахнутом пальто и зябко ёжился – то ли от ветров, то ли от нервов.
И вот мы с Игорьком поднялись на второй этаж и позвонили не в ту квартиру, номер которой мне когда-то раздобыл папа, а в соседнюю. Вышла пожилая женщина. Мы объяснили, кого ищем.
- Опоздали вы, дамочка, - сказала она. – Съехали Балашовы-то отсюда – полгода уж как. Его перевели то ли в Североморск, то ли ещё куда – точно не скажу, но квартирка на бронь поставлена – Питер всё-таки. А у вас дело какое до него, или так, по старой памяти?
- Да-да, по старой памяти, - поспешила я ответить.
- А это не сынок ли Олега Ивановича будет?
- Сын. А как вы догадались?
- Да чего догадываться-то? Вылитый каперанг Балашов.
Я и сама знала, что Игорь очень похож на отца.
- Может, зайдёте, чайку попьём?
- Нет, спасибо. Нам ещё на Выборгскую ехать, а уже вечер.
Моего отца к тому времени не было в живых, так что «пробивать» новый адрес Олега было уже некому. Так мой сын никогда и не увидел своего отца.
- Ничего, может, ещё увидит, - утешила её Юлия Игоревна. – Ему только двадцать лет, да и Балашов ваш жив наверняка – в отставку выйдет адмиралом и в Питер вернётся с Севера.
- Как Игорь захочет, а мне-то это ни к чему – я давно перегорела. Помню только, как отец после всего тогда случившегося, разъярённый тем, что услышал от меня, хотел «прикрыть» карьеру моему обидчику, как он его называл, но я, оправившись от удара, уговорила его не делать этого: «Папа, не надо, тем более, во флот не лезь. Я его больше не люблю, а ребёнка и сама воспитаю, с вашей, конечно, помощью». На отца мой аргумент подействовал, и он отступил.
На третьем курсе я родила. Родители, действительно, очень поддержали меня, особенно мама, и мне даже не пришлось брать академический отпуск. Я не только закончила вуз, но и защитилась на кандидата. Сын радовал: был послушным, хорошо учился, потом поступил в Московский университет, на юрфак. Так что выстояли мы с ним, не сломались.
Мне прочили большую карьеру, но не это привлекало меня, а жизнь во всех её проявлениях: путешествия, книги, искусство, водный спорт и многое другое. Отказаться от радостей жизни в угоду одной лишь науке я не могла, поэтому дальше старшего научного сотрудника не продвинулась и нисколько не жалею. Жизнь интересна и многогранна, хочется узнать её получше.
Мне было тридцать, когда я полюбила во второй раз. Моему избраннику было 42 года, он был доктором физико-математических наук и работал в том же НИИ, что и я. Был он женат, но супруга тяжело и долго болела, из дома не выходила, за ней ухаживала сиделка.
Встречаться у Аристарха Леонидовича было нельзя по понятным причинам, поэтому урывками наши свидания проходили либо у меня, в отсутствие Игорька, либо в гостиницах и общежитиях. Он любил меня очень сильно и в меру скромных возможностей доставлял мне маленькие женские радости.
Я забеременела от Аристарха, чему он был очень рад, так как своих детей у него с женой не было. Когда настала пора рожать, меня поместили на сохранение в одну из лучших клиник города. Но у меня было нехорошее предчувствие: ближе к концу беременности я умудрилась подхватить грипп, иммунитет был крайне низкий. Чтобы снимать жар во время болезни, я много пила, поэтому появились отёчность, результатом чего было отсутствие сил при родах.
Когда врачи поняли, что я «не тяну», было уже поздно. Мне успели сделать кесарево сечение, но измученный ребёнок не выжил.
Аристарх был очень расстроен, даже плакал. Но что поделаешь? Я почувствовала, что после этого наши отношения стали угасать. К тому же это совпало с улучшением здоровья его жены, которую подняли на ноги немецкие доктора.
Как-то я увидела их с женой уже в Питере, на прогулке – они производили впечатление хорошо спаянной пары одного возраста и уровня интеллекта. «Зачем я мешаю им жить? – спросила я себя. – Надо искать неженатого».
Мы не прощались, не объяснялись - я просто перешла на работу в другой НИИ. Когда мы расстались, мне было уже 33 года.
7.
- Ну, и как же сложилась ваша дальнейшая жизнь, Лена?
- После Аристарха Ивановича первое время я не могла смотреть ни на кого. Преодолев депрессию, я всё же начала «выходить в свет»: друзья то позовут на дачу к кому-то поехать, то на концерт выведут. Вы знаете, я очень люблю оперу. Папа меня водил в Мариинку, тогда ещё Кировский, чуть ли не с трёх лет, за ручку ещё. Сам он был большой знаток и почитатель, меня тоже к этому виду искусства пристрастил. Время от времени кто-то из знакомых свадьбу играл, и приглашения мною тоже не отвергались. В общем, как пел поэт Резник на своём юбилейном концерте, «закрутилось-завертелось колдовское колесо». Я же была молодой ещё женщиной, вкус к жизни вернулся ко мне. Сына, можно сказать, на ноги уже поставила – хотелось теперь и себя, любимую, немного приободрить. А через некоторое время душа и любви попросила: ну, не была я синим чулком, что уж тут поделаешь!
И знаете, может, я и грешница немалая, но я ответила на любовь одного молодого человека. Он был на десять лет моложе меня, но смотрел на меня, как никто из предыдущих моих мужчин.
Мы познакомились с ним во время небольшого морского круиза в Таллин на теплоходе. Прибалтика, а Таллин, в частности, всегда привлекала меня. Я давно была наслышана об удивительном колорите этого города, его узких улочках, совершенно необыкновенных уютных «кафешках».
Ночёвка была в городе, в одном из лучших отелей, и поскольку мы с Глебом познакомились ещё на теплоходе, он пригласил меня в ночной бар, но не молодёжный дансинг, где гремит подобие музыки. Наоборот, он, несмотря на свой сравнительно юный возраст, привёл меня в удивительное кафе, напоминающее средневековую таверну. Однако, в отличие от питейных заведений рыцарских времён, это кафе было осовременено, причём прослеживался неповторимый эстонский колорит, хотя музыка звучала на английском.
Музыка, кстати, была под стать заведению. Она напоминала звучание старинных баллад, с продолжительными флейтовыми вкраплениями. Ничего подобного я ещё не слышала, хотя никогда не зацикливалась только на популярной эстраде, которую навязчиво преподносит нам родное телевидение, а всегда интересовалась у знакомых меломанов, что же там удивительного происходит в большом музыкальном мире. Когда я спросила Глеба, кто исполняет такие прекрасные произведения, он удивился, что я не знаю музыканта, который знаменит уже лет тридцать пять, но назвал совершенно неизвестное мне, хотя и распространённое имя и фамилию – Иэн Андерсон.
Столиков было немного, свет исходил от горящего камина и тусклых лампочек в виде свечей. Нам подали какие-то традиционные эстонские кушанья и бутылку ликёра «Vana Tallinn», на десерт принесли вкуснейший слоёный яблочный пирог и, конечно, кофе, вкус которого был изумителен.
Глеб ухаживал за мною, ласкал своим взглядом. Мне было немного не по себе: неужели он не понимает, что разница в годах существенная (я не кокетка, и своего возраста никогда не скрываю, как было и тогда, с ним)?
- Нет, он не понимал, - снова вклинилась попутчица, - потому что вы, Елена Григорьевна, даже сейчас, в свои сорок четыре, выглядите прекрасно и значительно моложе – где-то на тридцать семь, не больше. Представляю, какой роскошной дамой вы были десять лет назад!
- Не знаю. Но точно помню, что во мне пробудилась поначалу симпатия к моему ухажёру, а потом и чувство.
Глеб не скрывал своей заинтересованности в нашем сближении. Прямо он об этом пока не говорил, но его красноречивые взгляды, лёгкие прикосновения к руке, нежные поглаживания по моей ладони – всё говорило об этом. Потом он осмелел, плотнее приблизился ко мне, дотронулся губами до шеи. Эта нежность, ничем не прикрытое желание, шарм, исходящий от него распалили меня. После выпитого у меня слегка кружилась голова. Он же, словно не замечая моего расслабленного состояния, пригласил меня на танец. Танец и довершил процесс нашего взаимного притяжения. Охваченные пламенем, мы поспешили в отель.
В любви Глеб был неподражаем. Я давно не переживала того, что изведала с этим молодым человеком – как будто это была вовсе не я, а женщина лет на десять моложе меня, упивающаяся восторгами любви. Это было чудесно. Глеб – я это чувствовала – был удовлетворён: ему удалось претворить в реальность все свои эротические фантазии, чему я немало поспособствовала.
С Глебом мы встречались года три, но когда-то всему приходит конец. Однажды он позвонил мне и сказал, что уезжает в Штаты, где живёт его старший брат, пообещавший Глебу место в своей набирающей вес фирме. «Если хочешь, поедем со мной», - предложил он, позвонив мне по телефону но сказано это было как-то равнодушно. Я хотела, но подумала о сыне, который учился ещё только в восьмом классе. Я не считала себя старой, но и молодой уже не считала. К тому же я люблю свой город и свою страну, поэтому ответила ему так:
«Большое спасибо, Глеб, за приглашение и за эти три года. Но я останусь в своей стране, со своими родными и друзьями. Ты молод, возможно, охладеешь ко мне (не перебивай, мы от этого не застрахованы!), поэтому поезжай, найди себе женщину помоложе – лучше бы русскую – и будь счастлив – как в профессиональном отношении, так и в личном!»
«Хочешь, встретимся сегодня с тобой?» - предложил растроганный Глеб. – «Не стоит. Всё было прекрасно, но мы заигрались. Надо знать меру. Прощай», - и я повесила трубку.
Он позвонил мне снова через месяц, уже из Балтимора, сказал, что был счастлив со мной, а то, что я дала ему, сохранит навсегда.
Так из моей жизни ушёл пылкий, очень нежный и страстный молодой человек.
8.
- И как же сложилась дальнейшая ваша жизнь? – поинтересовалась Юлия Игоревна после небольшой паузы, возникшей в монологе попутчицы.
- Какое-то время я жила, как в тумане. Глеба выбросить из головы и из сердца было не просто. Его присутствие ещё долго ощущалось, но время стирает такие раны, постепенно они заживают, и хочется снова оказаться в водовороте жизни.
Вскоре я начала много и плодотворно работать в своём НИИ – появился крайне интересный для меня проект. В разговоре с вами я старалась не касаться подобных вопросов: по вашему примеру я освещала вехи личного пути. А вот в период после Глеба я целиком отдалась работе. Из младшего научного сотрудника я стала старшим. Возможно, моя карьера пошла бы и дальше, но спустя два года после расставания с Глебом я на одной научной конференции познакомилась с Андреем Максимовичем Бедриковым, кандидатом физико-математических наук, как и я.
Наш первый разговор, разумеется, шёл о физике и о тех проблемах, в которых пересекались наши с ним текущие работы. Андрей Максимович был настоящим учёным мужем, обстоятельным, солидным. Но когда он начинал смотреть на меня, в его глазах появлялись весёлые, лукавые огоньки. Ему было 46, а я и сама вплотную подошла к пятому десятку.
Поначалу мы встречались как коллеги, чтобы обсудить наши научные разработки – а они у нас были схожие. Потом тематика наших разговоров расширялась, постепенно и неуклонно, до обсуждения животрепещущих проблем современности - от политических до философских, и мы с удивлением обнаруживали, что склонны думать по большинству из них почти одинаково.
Этот человек поражал меня эрудированностью, с какой я ещё не сталкивалась. С ним было чрезвычайно интересно общаться. Я понимала, что, безусловно, он выше меня, а он, казалось, не замечал многих пробелов в моём развитии – за пределами физики и оперной музыки, естественно.
Андрей Максимович был холост, с женой развёлся шесть лет назад, точнее, не он, а она, уйдя к человеку, которого любила в молодые годы. Единственная его дочь уже была замужем, но дедом отца сделать пока не успела.
В первое 8 Марта нашего знакомства Андрей Максимович пришёл ко мне с традиционной мимозой (и как же он догадался, что я её очень люблю?), тортом и дорогим браслетом в бархатной коробочке. Браслет оказался гранатовым. Я с трепетом надела его на запястье, сразу вспомнив историю, поведанную всем нам Александром Куприным, – одно из любимых моих произведений.
Я, конечно, постаралась к его визиту. Зная, что он придёт, всё приготовила по первому разряду. Игорь мне помогал во всём, а потом отправился на тусовку со своими одноклассниками в Парголово.
Мы просидели до ночи. Андрей Максимович, всполошившись, что уже поздно, стал собираться и хотел вызывать такси.
«Куда же вы поедете так поздно? – обратилась я к нему. – К тому же на последнее метро вы вряд ли успеете, а ехать с Выборгской в Купчино на такси – ползарплаты потеряете. Зачем? Короче, я вас не отпущу. Ляжете спать на Игорев диван – он всё равно вернётся только завтра к обеду».
- Ну, и что же, так ничего и не произошло? Вы так и проспали порознь? – воскликнула Юлия Игоревна.
- Нет, вы ошибаетесь. Я не спала, потому что знала, что он придёт. И он, действительно, пришёл минут через сорок после того, как мы разошлись по комнатам.
«Я не могу больше без тебя», - просто сказал он. С тех пор мы вместе. Поженились в том же году, в августе.
- А о детях не думали?
- Нет. Он считает, что ему поздновато снова в отцы, да и я далеко не девочка. Есть по одному потомку – и на том спасибо судьбе.
Живём дружно. Конечно, тех любовных страстей, которые присущи юности, уже нет. Зато есть тихое, спокойное счастье, много совместных интересов и уважение друг к другу. Разве этого мало?
Ну, вот я и дошла до сегодняшнего дня, оказавшись верной данному мною слову. Мы квиты.
- Большое спасибо, Леночка. Да-а, жизнь частенько ставила и вас на колени, но вы всегда находили в себе силы подняться.
- А вы разве нет?
И обе печально улыбнулись.
- Смотрите-ка, уже Тверь. Вот так поговорили! Давайте-ка чайку ещё раз закажем, а то до Москвы не успеем.
На перроне обе женщины расцеловались, а ещё в купе они успели обменяться телефонами и адресами.
- Мы с вами обязательно ещё встретимся, Елена Григорьевна. Мне не хотелось бы, чтобы вы навсегда исчезли из моей жизни.
- Да, Юлия Игоревна, как всё-таки сближает дорога. Даже родственнику не всегда расскажешь то, что мы с вами поведали друг другу.
- Так что, пожалуйста, не исчезайте совсем.
- Ни-ни, ни в коем случае.
И они вновь сердечно попрощались.
9.
Прошёл год. В воскресенье Рождественских Святок в доме Юлии Игоревны громко прозвенел дверной звонок. «Кто бы это мог быть в такой ранний час? - удивилась она, посмотрев на часы: 9 утра. В воскресенье это, действительно, рано. «Наверно, соседка с какой-нибудь просьбой». Она подошла к двери, отперла её и радостно вскрикнула: на пороге с саквояжем в руках и инеем на ресницах стояла Елена Григорьевна.
- Только с ночного экспресса – и сразу к вам, - сказала она.
- Какая вы молодчина, как я рада! – воскликнула хозяйка дома, пропуская Елену Игоревну в прихожую. – Как поживает ваш муж?
- А он в Питере остался, с внуком своим возится: родители выбили недельку зимнего отпуска и рванули на какой-то заморский пляж.
- А сколько младенчику-то, что деда с ним усадили? - спросила Юлия, разливая заварку по чашкам.
- Полгода уже.
- Ну, тогда справится дедуля.
- А его бывшая-то что учудила – двойню родила!
- В таком возрасте?!
- Да нормальный у неё возраст по нынешним-то меркам – 43. Так что и вы можете.
- Она, значит, ещё в состоянии горения, а я своё отгорела.
- Никогда не поверю, - наигранно возмутилась Елена Григорьевна, - вы ещё цветёте, как я посмотрю. Другое дело, что не каждый решается.
На этом разговор о родственниках, подкреплённый аналогичными сведениями от москвички, завершился, и две женщины, бывшие когда-то попутчицами и оказавшиеся такими родственными душами, принялись за неторопливую беседу о всевозможных вещах. Им было хорошо и уютно.
А за окном падал пушистый снежок. Утренний морозец отступал. На улицах стали появляться люди. И все, несмотря на выходной день, куда-то спешили. Впрочем, как и всегда.
«Спешите, спешите! – злорадствовал Дед Мороз, - посмотрю я на вас через недельку, когда ударю на Крещение, как вы тогда, закутанные в шубы и шарфы, поспешать будете! Небось, носа из тёплых квартир не высунете. Ха-ха! Надо, надо вас пощипать, чтобы совсем тепличными не стали!»
Елена Григорьевна гостила у Юлии Игоревны три дня. На следующий день она отправилась к своей сестре Нюше, чтобы встретиться с ней и сыном, обнять их и передать рождественские подарки. Игорь был на консультации перед последним экзаменом зимней сессии. Елена Григорьевна подсела к сестре, чтобы узнать об амурных делах сына.
- Скажи Нюша, что за новая девушка появилась у нашего с тобой Игорька? Он её тут в мэйле упомянул, а мне ведь любопытно побольше узнать.
- Девушку зовут Вероника, она студентка, учится на первом курсе ГИТИСа. Очень эмоциальная – я с ней успела познакомиться – и, кажется, талантливая.
- Откуда тебе это известно?
- Однажды я пришла домой и уже из передней услышала громкую театрализованную речь. Я тихонько подошла поближе и увидела, как Вероника разыгрывает перед Игорем сцену из какого-то спектакля – по-видимому, ей была дана такая роль. Режиссёры ведь довольно часто берут совсем юных девчонок из театральных институтов.
- Ты говоришь, её игра впечатлила тебя?
- Да, мне очень понравилось. Думаю, из неё выйдет настоящая актриса.
- А как давно они встречаются?
- Да почти полгода уже.
- И как далеко у них зашло?
- Думаю, что до большого. До того, о чём ты спрашиваешь, будь спокойна, не дошло. Но то, что они любят друг друга, очевидно и прямо бросается в глаза.
- Да-а, - протянула Елена Григорьевна, - не ожидала, что Игорь так быстро будет охмурён после расставания с той вертихвосткой Надей. Я думала, что сын мой более стоек, тем более, что ему ещё учиться и учиться. Но ему-то хоть полтора года осталось, а ей?..
- Знаешь, Лена, не надо переживать. Современная молодёжь очень легко приспосабливается. Они и учатся, и устраиваются на работу, даже детей рожают – и при этом ухитряются и диплом вовремя обзавестись, и профессионалами своего дела стать.
- Конечно. Если родители помогают и материально, и морально, то можно и вовремя.
- Да нет, не все молодые в таких тепличных условиях живут – иные сами пробиваются, особенно не столичные – им-то всегда тяжелее. Есть немало примеров и среди москвичей. Не все же с родителями уживаются, уходят и на квартиры, подрабатывают по ночам, но как-то сводят концы с концами.
- Ох, Нюша, не для того я сыночка растила, чтобы он сейчас, будучи студентом, испытывал такие трудности.
- Не кручинься, Леночка. Твоему это не грозит – у него тётка есть. И потом они сейчас поумнее нас будут – в ловушки, судьбой расставляемые, не каждый попадает. Игорёк наш знает, чего хочет, он из породы сильных.
- Ну, да, сынок адмирала Балашова парень не промах.
Елена Григорьевна только к вечеру встретилась с сыном. Он прибежал, запыхавшись, видно торопился куда-то. Мать обняла его крепко-крепко и отпустила: внизу, в машине, его ждали родители Вероники.
- А кто они? – спросила мать.
- Мама в театре служит, в Маяковского, а отец какой-то туз в Минэкономразвития. Да не волнуйся ты, мамочка, мы сами с усами. Вероничка вот уже востребована.
- Тогда смотри, сынок, не упусти её, если любишь.
- Не боись, маман, уж эту девочку я точно никому не отдам.
Прожив в Москве три дня у Юлии Игоревны, Елена Григорьевна отправилась восвояси. Она хотела, конечно, побольше побыть с сыном, но ей это не удалось. Зато удалось познакомиться с его невестой. Вероника произвела на весьма разборчивую Елену благоприятное впечатление, она была даже лучше, чем можно было представить по докладу Нюши.
Удовлётворённая кратким, но плодотворным визитом в Первопрестольную, отправлялась Елена Григорьевна в свой любимый Петроград, как она предпочитала его называть (так и голосовала когда-то). Она была уверена, что сына и его невесту (будущую жену, как твёрдо заявил ей Игорь) ждёт хорошее будущее.
Саму же Елену уже подгонял звонками на мобильный любящий муж. У них тоже всё было хорошо, гармонично и слаженно.
После этой, святочной поездки в Москву они с Юлией Игоревной начали активную переписку в интернете, позванивая друг другу время от времени, а потом освоили и недавно появившийся скайп. Дружба, родившаяся в вагоне поезда «Санкт-Петербург – Москва» упрочилась. И обе были уверены, что так будет всегда.