Купол нашего неба

(антиутопия)

«… на землю обрушился проливной дождь,
исполняя свою арию под грозовой оркестр».


Глава 1.
 

– Таким образом, мы сможем уменьшить количество страниц в журнале, а значит, увеличить тираж, – говорила Хлоя спокойным, несколько медлительным тоном. – А если пару колонок перевести из изображения в текстовый формат, то это ещё сэкономит нам одну страницу. Кроме того, афишу мероприятий лучше печатать отдельными плакатами – так будет дешевле и сэкономит нам ещё три страницы. Таким образом, мы можем сократить журнал на пять страниц, а тираж поднять с трёхсот до трёхсот тридцати копий.

Она молча выслушала ответ, благосклонно улыбнулась и, вытащив из уха коммуникатор, устало вздохнула. Улыбаться она перестала, потёрла глаза и, поднявшись из кресла, отошла к окну. Был обычный вечер вторника, улицы медленно погружались в лёгкий сумрак, а стеклянный купол, нависший над городом, медленно разгорался, чтобы осветить улицы неярким рассеянным светом.

Хлоя работала в Отделении Просвещения, на факультете журналистики. Она занимала пост главного редактора, одобряла статьи, просматривала собранные подчинёнными материалы, выдавала задания и искала пути улучшения содержания журналов и увеличения их тиражей. Она любила свою работу, всю жизнь трудилась в этом Отделении, но только пять лет назад заняла нынешнюю должность. К слову, Хлоя никогда не стремилась к этому, но, получив место главного редактора, подошла к делу со всей ответственностью.

Рабочий день окончился, и Хлоя медленно стянула короткую синюю мантию, повесила её на крючок в углу кабинета; деревянным гребнем расчесала длинные светлые волосы и привычным движением собрала их на макушке в большой аккуратный пучок. Она любовно поправила брошь с эмблемой Отделения – раскрытая книга и перо, – приколотую на груди с правой стороны, и, положив стеклянный М-фон в карман, собралась уходить.

В дверь постучали, и в кабинет вошёл невысокий брюнет с весёлыми тёмными глазами. У него был нездоровый цвет кожи – днём с желтизной, вечером – земляной, – крупные белые зубы и всегда идиотская улыбка на губах. Он не унывал, и Хлоя даже припомнить не могла, чтобы хоть раз видела его без улыбки. Это был её давний друг Вальтер 0.3. Ян, работающий под её началом на факультете журналистики. В Отделение Просвещения они пришли в один день и сразу сдружились – невольно, – пытаясь избежать возможного одиночества.

Вальтер был одет в такой же белый хлопковый комбинезон, что и Хлоя, застегнутый на все пуговицы, несмотря на давящий ворот, справа над нагрудным карманом – бывшим только на мужских комбинезонах – была приколота синяя брошь с эмблемой Отделения Просвещения.

– Ты сегодня идёшь в Седьмой район? – спросил Вальтер.

Хлоя отрицательно качнула головой и молча указала на дверь. Они вышли и направились к лифту.

– Ты не против, если я составлю тебе компанию?
– Против. Но моё мнение тебе всегда было безразлично, – сказала Хлоя, нажав кнопку, чтобы вызвать лифт.
– Безразлично? Как ты можешь так говорить? – возмущался Вальтер, не теряя сумасшедшей улыбки. – Я очень привязан к тебе, и дорожу нашей дружбой. Неужто не веришь?
– Тогда почему ты не переписал свою статью? – сказала она, разыгрывая злость, но совершенно не хотела сердиться. – Завтра журнал пойдёт в печать, а твоя статья как была паршивой, так паршивой и осталась! Смотри, как бы твоя смелость не привела тебя в Отделение Закона.

Они помолчали, ожидая лифт, который медленно полз на самый верх небоскрёба.
Вальтер задумался и растерянно пожал плечами.

– А что в ней не так-то?

Хлоя обернулась и одарила его по-настоящему рассерженным взглядом.

– В твоей статье есть политический подтекст, который может не понравиться Правящей Палате. Если уж я этот подтекст обнаружила, то эксперты точно обнаружат!
– Там нет никакого подтекста, – оправдывался Вальтер.
– Перепиши! – прикрикнула она грозно, входя в кабину лифта.

Двери закрылись, а Вальтер так и остался стоять в коридоре.
Лифт ехал медленно, совершая многочисленные остановки, пока не заполнился до предела. Только тогда он увеличил скорость и не останавливаясь доехал до первого этажа. Хлоя в числе прочих вышла в просторный холл, залитый тыквенным светом заходящего солнца, которое с трудом проглядывало между небоскрёбами. Приложив пластиковую карточку к терминалу, она увидела свои данные, прижала палец к индикатору и, когда турникет открылся, направилась к стеклянным дверям.

Вечерний воздух был прохладным, как всегда, влажным и свежим. Температура в городе поддерживалась на постоянной, комнатной, отметке, отчего под куполом не существовало времён года. Воздух был искусственным, небо – искусственным и даже некоторые люди казались искусственными, например, всегда улыбающийся Вальтер, к которому, однако, Хлоя давно привыкла.

Люди пешком возвращались домой, другие шли на вечернюю смену. Улицы белели от белых комбинезонов, пестрели нагрудными значками: жёлтыми – Отделение Механизмов, синими – Отделение Просвещения, красными – Отделение Закона, и многими другими. Изредка по узкой полосе проезжали аэробусы, на которых уезжали и приезжали те, кто жил далеко от центра. Хлоя жила в Четвёртом Районе и всегда передвигалась пешком.

Районов было семь, и они кольцами опоясывали центральный Первый Район. И по мере приближения к границе города дома становились ниже, а в Седьмом Районе простиралась лесопарковая зона.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, улицы подсвечивались призрачным светом, льющимся прямо с купола. У Хлои 1.5. Инь был день рождения.


Глава 2.


– Вечер, Горацио, – крикнула Хлоя, едва войдя в квартиру.
– Вечер, Хлоя, – ответил он механическим голосом, – что будешь на ужин? Есть рагу с телятиной, картофельная запеканка и рыбная котлета с овощным салатом.
– Давай котлету, – отозвалась она, сняв белые кожаные туфли без каблука и надев домашние тапочки.
– А что будешь пить: вода, вода минеральная, сок, какао.
– А морковный есть? – крикнула она из ванной.

Горацио услужливо включил ей воду и ответил положительно.

– Тогда смешай наполовину какао и морковный сок, – попросила она, пройдя в кухонную зону и усевшись на высокий стул за барной стойкой.

Горацио, умный механизм компании «Лотос», точными движениями извлёк из навесного шкафчика тарелку, наполнил её зелёной жижей и поставил перед Хлоей. Подал ложку.

– Спасибо, Горацио, – улыбнулась она, и в ответ на мониторе механизма появилась улыбающаяся заячья мордочка.

Хлоя молча съела свой ужин, выпила какао-морковный напиток и, поблагодарив Горацио, села на диван. Большой стеклянный прямоугольник замерцал мягким светом и, настроившись на единственный канал, выдал картинку вечерних новостей, программу и материал которых Хлоя одобрила на прошлой неделе. Она знала, что должны сказать, что показать, и смотрела не из интереса, как другие горожане, а из желания убедиться, что всё пройдёт согласно сценарию.

Горацио вымыл посуду, аккуратно сложил её в шкафчик и, с тихим жужжанием переместившись из кухонной зоны в гостиную, протянул Хлое цветок из синей бумаги.

– С днём рождения, Хлоя 1.5. Инь.
– Горацио, – улыбнулась она смущённо, принимая подарок. – Но ты ведь знаешь, что это дурной тон?
– Я должен заботиться о тебе, – сказал он, – поддерживать твоё здоровье и твою дееспособность.

Хлоя согласно кивнула, улыбнулась повторно. На мониторе Горацио появилась улыбающаяся заячья мордочка.

С тихим жужжанием по потолочному рельсу механизм вернулся в кухонную зону, а Хлоя продолжала следить за его неподвижными руками, висящими в воздухе. За двенадцать лет она привязалась к нему и воспринимала его как живого человека, как друга. Она делилась с ним своими мыслями, подолгу разговаривала с ним и не хотела признавать, что уже через три года, как только ей исполнится тридцать пять лет, ей придётся уехать в другой город и навсегда расстаться с Горацио.

Расстроившись, Хлоя выключила стеклянную панель, и изображение постепенно растаяло. Она вернулась в кухонную зону, села на стул и, сложив руки на столешнице, грустно улыбнулась.

– Хлоя, я могу тебе чем-то помочь? – любезно отозвался Горацио. – Хочешь пить или послушать музыку? В моей библиотеке появились новые композиции.
– Мне скоро предстоит поездка в провинцию, там опасно? – спросила она. – Нужно будет забрать документы из Отделения Вольнонаёмных. Мне сказали, что провинциалы агрессивные и жадные.
– У тебя будет возможность отыскать правду, – ответил Горацио. – Только будь осторожна. О, тебе сообщение от Полина 1.0.4. Инь: «Вечер, Хлоя, приглашаю тебя в субботу в театр на постановку “Леопольд и Кудесник”, начало в 21:00, ты даже успеешь поужинать». Что мне ответить, Хлоя?
– Откажи и поставь мне новую композицию.

Весело смеясь, Хлоя танцевала в просторной гостиной, где из мебели стоял только диван, кривлялась и привлекала Горацио танцевать вместе с ней, и он, не смея отказать, осторожно придерживал её за талию и кружил в вальсе, пока она совершенно не выбилась из сил.

Задыхаясь, но продолжая смеяться, Хлоя упала на диван и беспомощно стала обмахиваться обеими руками. Её золотисто-бежевая от природы кожа раскраснелась, а серые глаза наполнились влагой и стали блестящими. Горацио неподвижно свисал с потолка, словно рассматривал её, на мониторе светилась улыбающаяся мордочка.

– Может, хочешь воды?
– Нет, я в душ, – сообщила Хлоя, прошла в спальню, положила значок-эмблему на прикроватный столик, а комбинезон аккуратно повесила на плечико и отправила в шкаф.

Нагая и уставшая, она проследовала в ванную под бесстрастным надзором Горацио и закрыла дверь.

– Как обычно? – спросил он.
– Нет, давай прохладнее на пять градусов.

Из лейки полилась прохладная вода, и Хлоя лениво вымыла сначала тело, затем волосы. Горацио подал полотенце, и она, вытершись, прошла в кухню, выпила таблетку снотворного и, пожелав Горацио доброй ночи, ушла в спальню. Совершенно уставшая, она неторопливо расправила кровать и, как была, нагишом залезла под одеяло, вскоре уснув под действием таблетки.


Глава 3.


Разбуженная механическим голосом Горацио, Хлоя открыла глаза, несколько мгновений смотрела на шторы, пока свисающие с потолка руки не раскрыли их, и лениво села. Она не выспалась, чувствовала себя не очень хорошо, подавленно, хоть и не была раньше знакома с этим чувством. Оно возникло только вчера, когда она осознала, что с любимым механизмом придётся расстаться, что ему сотрут оперативную память, передадут его кому-то другому и назовут другим именем. Этой разлуки, казалось, ей не пережить, и она начала тосковать уже сейчас, хоть знала, что впереди у них ещё три года.

Выбравшись из постели, Хлоя потянулась, сделала лёгкую зарядку – механические руки повторяли те движения, какие были им под силу, – и отправилась в душ. Горацио включил ей воду, протянул тюбик с грушевым гелем. Она, не размыкая губ, мурлыкала мотив известной песни, круговыми движениями намыливала живот и грудь, совершенно позабыв о времени. Горячая вода расслабляла, но неожиданно ей в лицо ударил поток холодной воды. Хлоя вскрикнула, поскользнулась и упала, спиной ударившись о стену.

– Горацио! Что ты творишь?!

Горацио выключил воду, услужливо протянул ей одну руку, чтобы помочь подняться, вторую – предлагая полотенце. Хлоя, красная от досады, поднялась сама, выхватила полотенце и, завернувшись в него, толкнула дверь ванной, выходя в гостиную. В кухонной зоне её поджидал основной механизм – свисающий с потолка системный блок с двумя руками и монитором, на котором улыбалась заячья мордочка.

– Ты что творишь?! – зло выпалила Хлоя. – Я из-за тебя ударилась!
– Мне очень жаль, – заячья морда сделалась виноватой, – могу я осмотреть место ушиба?
Хлоя вздохнула, покачав головой.
– У тебя что, сбой системы? Может, вызвать мастера?
– Не стоит беспокоиться, сбоя не было.
– Что значит – сбоя не было?! – возмутилась она. – Тогда для чего ты меня холодной водой окатил?

В её душе теснились негодование и злость, она отчаянно сжимала бумажную салфетку и ждала вразумительного ответа, но искусственный интеллект словно отключился и молчал, взирая на неё улыбающейся заячьей мордой.

– Вирус тебя подкоси, – с досадой прошептала она и ушла в спальню.

Высушив волосы, Хлоя открыла шкаф, задержала взгляд на красном выходном платье, которое купила два месяца назад, но так и не надела – случай не представился, – вынула его и оглядела. Приталенное, на двух широких лямках и с накрахмаленной юбкой-солнце, оно сразило Хлою, едва она увидела его. Не задумавшись ни на мгновение, она отправилась в примерочную и, убедившись, что платье село, как влитое, сразу его купила.

Примерив платье – отчасти, чтобы почувствовать на себе его атласные прикосновения, отчасти, чтобы убедиться, что ещё влезает в него, – Хлоя трепетно погладила ткань, покружилась, глядя, как расправляется юбка, и широко улыбнулась. Она всё ещё любила это платье и испытывала те же странные чувства, как и в день покупки.

– Ты изумительна в этом платье, – сказал Горацио, голос его звучал безжизненно. Но Хлоя была рада его комплименту, в воображении раскрасив бесцветный механический голос в мягкий мужской баритон.
– Ты слишком задержалась в душе, я не хотел, чтобы ты опоздала, – сказал Горацио, – поэтому добавил немного холодной воды, а ты снова в пустую тратишь время. Пожалуйста, надень комбинезон и выходи завтракать. Что ты будешь: яичный омлет, рисовый пудинг или овсяную кашу?
– Давай кашу, – с грустью сказала Хлоя, снимая платье.
– Ты чем-то расстроена? Я могу тебе помочь?
– Пожалуй, да. Расстегни молнию.
– Сейчас, – ответил Горацио и, протиснувшись в дверной проём, остановился за спиной Хлои, аккуратно ухватился за маленькую «собачку» и расстегнул «молнию». После молча удалился в кухню.

Хлоя быстро переоделась в белый хлопковый комбинезон, надела синий значок-эмблему и прошла в кухню, где её уже ожидал завтрак. Она молча уселась на стул, заглянула в тарелку – привычная серо-белая масса, измельчённая до состояния пюре, пахнущая чем-то сладким. Рядом стоял стакан с жидкостью грязно-бурого цвета: какао, смешанное с морковным соком.

– Просто воды, – сказала Хлоя, отодвинув стакан.
– Прости, я должен был спросить, – спохватился Горацио, забрал стакан с её любимым напитком и подал другой – с водой.

Хлоя ела молча, задумчиво глядя в тарелку. Она думала о сегодняшней конференции, на которой должны рассмотреть – одобрить или отклонить – новую концепцию журнала. Она почти не волновалась, помня, как вчерашним вечером её похвалил глава факультета журналистики. Оставалось только получить благосклонность остальных факультетов Отделения Просвещения.

– Семь тридцать, Хлоя, пора выходить из дома, иначе ты опоздаешь на работу, – сообщил Горацио, забирая пустую тарелку.

Хлоя молча кивнула и, надев белые туфли без каблука, покинула квартиру.
Она вышла из подъезда, где её встретила привычная искусственная свежесть, вклинилась в поток людей, шагающих в сторону центра, где располагались все Отделения. Кто-то садился на аэробусы, набиваясь битком, так что двери, отчаянно пыхтя, не могли закрыться.

Утро было пасмурным, матовым, словно мокрым. Солнце, чуть приподнявшись над горизонтом, едва пробивалось сквозь тучи, терялось за высокими прямоугольными домами и снова выныривало; растворялось в тучах, разгоралось вновь, как приходящая в негодность лампочка. Хлоя с затравленным интересом присматривалось к нему, думала об утреннем инциденте, размышляла, стоит ли позвать мастера. Но Горацио уверял, что ему не нужна починка. В конце концов, он объяснил свой поступок, хоть и было в нём столько же рациональности, сколько в дарении бумажного цветка накануне.

– Хлоя! – услышала Хлоя и остановилась обернувшись. Её догоняла рыжеволосая девушка, Полина, младше её самой на несколько – может, на пять, а то и на шесть – лет. Не привыкшая к бегу, она тяжело выдохнула и остановилась, наклонившись и уперев руки в колени. Некоторое время она пыталась надышаться, потом звонко рассмеялась. У неё была молочная кожа, того же тона зубы и яркие синие глаза, кажущиеся искусственными. На щеках у неё играл румянец. Она приветливо улыбнулась и, наконец распрямившись, проводила взглядом удаляющийся аэробус.

– Проклятая коробка, – без злости выругалась Полина, – два района за ним бежала, еле догнала и на тебе – не вместилась!

Полина жила в Шестом районе на самой границе с Седьмым и очень гордилась видом из окна – все три выходили на лесопарк и наполняли её жизнь чем-то свежим, весёлым и по-настоящему живым. Она не могла объяснить своих чувств, но всегда, когда говорила о лесопарке, едва не задыхалась от нелепого восхищения, бывшего почти раболепным.

Они возобновили шаг, чтобы успеть на работу. Полина работала в Отделении Механизмов, на факультете сборки и ремонта механических рук, носила жёлтый значок, изображавший улыбающуюся круглую морду, и отличалась непоседливым поведением. Она любила себя слишком сильно, чтобы заботиться о желании и мнении других, и до сих пор носила короткую, почти мальчишескую, стрижку, то ли потому, что ей самой нравилось, то ли назло тому человеку, который однажды заявил, что ей эта стрижка совершенно не к лицу.

– Ой, пятнышко, – с детской капризностью сказала Полина, обнаружив на левом локте бледное, но крупное пятно. – Ладно, никто и не заметит! – Она снова улыбнулась. – Ты, кстати, почему отказалась в театр идти?

Хлоя ничего не успела ответить, как Полина затараторила вновь.

– Забудь про театр! – воскликнула она. – Я сегодня зашла в виртуальное пространство, в отдел моды, и обнаружила там сумасшедшей красоты платье! Оно там такое одно, и я должна его заполучить!
– У тебя и без того полный шкаф платьев, – фыркнула Хлоя, не понимая страстного влечения к этим тряпкам. Сама она испытала подобное лишь раз – когда увидела то красное платье.
– Ничего ты не понимаешь! – наигранно сердилась Полина. – Ты просто не видела его, оно… Оно прекрасно! Такое серое, до самого пола, а как бёдра обтягивает. – Она мечтательно сжала руки, и глаза её заблестели.
– А если не влезешь? – спросила Хлоя.

Полина досадливо вздохнула.

– А вот если не влезу, тогда беда. Сегодня после работы не задерживайся, сразу побежим в магазин. Я посмотрела, его можно купить в Третьем районе. Если успеем на первый аэробус, то будем там в числе первых. Ты со мной?

Не видя причин для отказа, Хлоя согласилась.
Они вместе дошли до улицы Танцевальной и там, где она пересекалась с Фестивальной, разошлись. Отделение Механизмов стояло чуть восточнее, Отделение Просвещения – западнее.


Глава 4.


Конференция прошла удачно, её проект одобрили, и Хлоя, сдержанно улыбаясь, приняла поздравления. Глава её факультета, мужчина молодой, но плешивый, с крысиной мордочкой и такими же крысиными розовыми ручками, горячо поздравил её. Хлоя приняла похвалу с холодным равнодушием.

Вернувшись в кабинет, весь оставшийся день Хлоя просматривала материал, пишущийся для следующего журнала, красным маркером выделяла абзацы, которые требовалось изменить, писала комментарии на полях, паковала всё в бумажные голубые конверты и вместе с курьером отсылала назад к редакторам. Работала она с тихим профессионализмом, без фанатизма. Работа ей казалась таким же само собой разумеющимся фактором жизни, как сон и питание. Она почти не уставала, никогда не жаловалась на трудности, если таковые возникали, и ни разу не слышала, чтобы жаловался кто-нибудь другой.

Незадолго до окончания рабочего дня ей на М-фон пришло сообщение, в котором Полина напоминала, что им необходимо успеть на первый аэробус, а потому нельзя задерживаться. Хлоя знала, что первый аэробус отправляется в пять минут восьмого, второй – через полчаса. Даже если она выйдет из кабинета ровно в семь, то никак не успеет на остановку: лифт слишком медленный, пока поднимется на её этаж, пока спустится, пока она дойдёт до остановки – и даже если побежит, – аэробус уже уйдёт.

Отвечать на сообщение она не стала, проверила последнюю статью, сделала несколько пометок – впрочем, удовлетворившись собранным материалом, – запечатала её в конверт и положила в общую стопку, после чего вызвала курьера.

Худосочный паренёк, заступивший на службу лишь полгода назад, вместо отправившегося в другой город Павла 1.8.9. Ян, был слишком суетлив и стеснителен. У него было круглое веснушчатое лицо, беспокойные глаза и торчащие рыжие волосы, даже длиннее, чем у Полины. Худые руки у него всегда дрожали, сквозь бледную кожу проступали синие вены, и Хлое каждый раз чудилось, что парень болен, но в противовес он был слишком бодрым и улыбчивым.

Постучав, курьер забежал в кабинет, глухо поздоровался уже третий раз за день, забрал стопку больших конвертов и удалился. Дверь за ним тихо притворилась, и Хлоя опустошённым взглядом уставилась на стеклянный прямоугольник, висящий над дверью, в котором отображались зелёные цифры. Она пыталась просчитать, как бы успеть на первый аэробус, при этом не нарушив рабочего распорядка. Ответ пришёл сам собой: нужно выйти пораньше, будто по делам, спуститься на третий или второй этаж, а потом, когда закончится рабочий день, быстро сбежать по лестнице, пока остальные ждут лифт.

План был простым, а потому гениальным. Без пяти семь Хлоя вышла из кабинета, для вида прихватив пару пустых конвертов, направилась к лифту, надеясь, что никто не станет её отвлекать, но услышала за спиной торопливый топот, сразу догадавшись, что сейчас услышит своё имя.

– Хлоя, – негромко позвал Вальтер, робко прикоснувшись к её локтю. – Ты уже видела: я переписал свою статью. Успел до того, как журнал отправили в печать. Меня долго ругали, но всё-таки внесли изменения. Я молодец, правда?
– Воистину, – отмахнулась Хлоя. – Я спешу.
– Можно я приглашу тебя в театр в субботу? Там будет чудесная постановка… как это… сейчас, подожди. Эм-м, кажется, что-то про голубей. Или лебедей…

Хлоя не отвечала, с усердием нажимая на кнопку вызова лифта, но тот с места не сдвигался. Время уходило, сердце Хлои ускорило бег, она занервничала. Вальтер стоял у неё за спиной, бесшумно, словно тень, ждал ответа, но не смел задавать вопрос повторно. Он мялся с ноги на ногу, теребил холодные пальцы, покусывал губы, словно до потери пульса хотел в туалет, но Хлоя была глуха к его вопросу, к его ожиданию; она вытащила из кармана М-фон, увидела, что до конца рабочего дня осталось две минуты, убедилась, что лифт по-прежнему стоит на восемнадцатом этаже, и кинулась к лестнице.

Она бежала так быстро, словно от этого зависела её жизнь, словно за ней гнались спятившие механизмы. Сердце колотилось на пределе, причиняя боль, она задыхалась, а этаж был только семнадцатый. По всему зданию раздался короткий звонок, оповестивший об окончании смены, и Хлоя поняла, что у неё осталось только пять минут. Если будет бежать с прежней скоростью, то две минуты уйдёт на остаток лестницы, плюс расстояние до остановки… Нет, она ни за что не успеет!

Выскочив в холл, Хлоя кинулась к терминалам, радуясь, как безумная, что очередь была совсем небольшой. Дрожащей рукой она вытащила карточку, дождалась своей очереди и, когда турникет открылся, помчалась к выходу. На улице было привычно-прохладно, но сегодня эта прохлада была живительной. Вспотевшая и обессилевшая, Хлоя неслась к остановочному комплексу, издалека приметив рыжую голову Полины. Девушка отчаянно махала ей руками, но когда Хлоя достигла остановки, аэробус уже ушёл.

– Проклятие! – взвыла Полина. – Ты опоздала!

Хлоя, рухнув прямо на асфальт, даже не пыталась оправдаться. Она не могла дышать, ей было плохо, голова кружилась, и в глазах стояли цветные пятна. Лишь через долгие минуты она сумела восстановить дыхание и подняться на ноги. Полина обеспокоенно смотрела на неё, молча, огромными глазами.

– Коса тебя скоси с твоим платьем! – злобно выругалась Хлоя.
– Бежим, – улыбнулась Полина, – может, ещё успеем.
– До Третьего района?! – взревела Хлоя. – С ума, что ли, сошла?! Подождём аэробус.
– А вдруг кто купит? – закапризничала Полина.
Хлоя, опустив голову и вытянув руку в сторону, с обезоруживающей простотой сказала:
– Беги!

Посчитав это предложение циничным и обидным, Полина молча поджала губы и покорно уселась на маленькую белую скамеечку в ожидании следующего аэробуса.

«Я зря бежала, – с обречённостью поражённого думала Хлоя, – я зря бежала тридцать четыре этажа!» Она едва не рассмеялась над собственной глупостью, присела рядом с Полиной и вздохнула. Сердце всё ещё колотило, как ненормальное, возмущаясь из-за внезапно свалившейся на него нагрузки.

Всё время ожидания они молчали. Полина нервничала, тревожась, что платье заберут раньше, чем она приедет в магазин. Хлоя смотрела на людей в одинаковых белых комбинезонах, которые текли по улицам, словно молоко, которое восемь лет назад заменили на какао. Они словно светились, как светился стеклянный купол, едва начало темнеть. Все выглядели беззаботными, умиротворёнными, на их лицах читалось довольство. Одни шли домой, другие – на смену. И нагрудные значки пестрели как бумажные цветы на ежегодном празднике Распределения, когда одних переводили в другой город, а других распределяли по освободившимся должностям.

В том же молчании они сели в подкатившийся аэробус, заняли места в задней его части, и только теперь Хлоя обнаружила, что не сняла мантию. Она погладила гладкую пуговицу и в задумчивости отвернулась к окну. Хоть до переезда оставалось три года, она всё чаще думала о том, каково ей будет в новом городе.


Глава 5.


Игорь Назаров жил в пригороде Стеклянного комплекса. Его дом находился в Восьмой провинции, последней из жилых. Первая и Вторая провинции, самые удалённые от стеклянного купола, были исключительно промышленными: в них высились трубы фабрик и заводов, выбрасывая в атмосферу клубы едкого чёрного дыма; бесконечными рядами стояли складские помещения, располагались бизнес-центры и прочие офисные здания. Те, кто работал на фабриках, трудились с исключительным усердием, желая получить от государства особенную, ограниченную льготу, которую давали ежегодно только лучшим сотрудникам. Те, кто работал в частных компаниях и в иных коммерческих организациях, о такой льготе могли только мечтать – право отправить своего ребёнка в лучший мир, под стеклянный купол, где чистый воздух, чистая вода и приличное, законопослушное общество.

Каждый день по телевидению крутили социальные ролики, призывали на государственную службу, чтобы люди могли подарить своим детям безупречное будущее. И люди верили, люди горбатились за гроши, втайне ненавидели друг друга, желая уничтожить каждого возможного претендента на получение льготы. Денег всегда было мало, но особенно усердных это не останавливало – желание подарить своему ребёнку беззаботную жизнь было превыше собственного счастья.

Игорь как раз возвращался с работы, уставший и морально и физически. Он четвёртый год работал на заводе в надежде получить льготу для своей дочери. Раньше он был шеф-поваром в элитном ресторане, получал хорошие деньги, но однажды обратил внимание на состояние окружающего мира, на его грязный воздух, грязную воду, на испорченных людей, ежеминутно преступающих закон, не гнушающихся даже убийствами. Он твёрдо вознамерился отправить своего ангелочка в лучший мир, под стеклянный купол, и, без сожаления распрощавшись с прошлой жизнью, ушёл на государственную фабрику, где ежедневно, кроме воскресенья, перерабатывал хлопковое волокно, поступающее к ним с безграничных хлопковых плантаций.

Год подходил к концу, оставалось три с небольшим месяца, и если Игорь и теперь не получит эту льготу, будет поздно – в апреле его дочери исполнится одиннадцать лет, и для неё вход под стеклянный купол будет закрыт навсегда – туда принимали только детей в возрасте от восьми до десяти лет.

Нервный и крайне взволнованный возможной неудачей, Игорь был готов на какой угодно проступок – даже убить всех конкурентов, лишь бы получить заветную льготу, бесценный билет в новую жизнь, и отправить дочь под купол. И пусть им придётся расстаться навсегда, он верил, что там она будет по-настоящему счастлива.

Пешком преодолев шесть провинций, Игорь успел вернуться ещё до заката. Оранжевое солнце в нездоровой сизой дымке лежало на самом горизонте, отрешённо помахивая последними лучами. В тусклом закатном свете стеклянный купол весь светился, и Игорь с тоской окинул его взглядом.

– Снежка! – позвал Игорь, и девочка, играющая с сонными бабочками, побежала навстречу отцу. Он раскрыл объятия, подхватил дочь и закружил её, искусно скрывая усталость.
– Тётя Роза ещё не ушла? – спросил он.
– Она в доме, вяжет, – ответила Снежка, поглаживая синие лепестки лугового цветка.

Игорь поставил её на землю, и она побежала играть.

– Снежка, солнце сядет, иди в дом! – строго крикнул Игорь. Снежка помахала ему рукой и продолжила собирать цветы.

Ещё немного Игорь постоял на крыльце дома, глядя на дочь, потом на купол, вошёл и стянул ботинки, наступая на задники. Он прошёл в гостиную, где сидела преклонного возраста женщина, сосредоточенно глядя в телевизор, и вязала жёлтыми нитками жилетку для Снежки.

– Добрый вечер, тётя Роза, – поздоровался Игорь, вымученно улыбнувшись. – Как вы? Здоровье не подводит?
– Гляди, что показывают, – не ответив, старуха ткнула пальцем в экран, – льготы-то урезали на вашей фабрике, а урезанную часть передали какой-то коммерческой корпорации, «Лотос», кажется.
– Что?! Вы уверены?

Игорь едва не задохнулся от волнения, сердце у него зашлось в сумасшедшем ритме, и он едва держался, чтобы не упасть в обморок и не впасть в отчаяния.

– Ну ты где работаешь? – с совершенным спокойствием уточнила старуха. – На хлопковой фабрике же?
– Да. Да, на хлопковой.
– Вот, вам и урезали, – подтвердила она. – Только что этот бородатый боров сказал.

Игорь едва не зарыдал, закрыв лицо руками. Шансы и до этого были мизерными, а теперь и вовсе превратились в ничто.
Тётя Роза, заметив его уныние, поспешила утешить.

– Ну будет тебе, – говорила она по-старчески скрипучим, но сильным голосом. – Мы ведь с тобой живём, и ничего! И Снежана не пропадёт. Ну чего тебе этот купол сдался?
– Там идеальный мир, – почти выл Игорь. – Я хочу, чтобы моя дочь жила в идеальном мире!
– Какая глупость! – не скрывая презрения, сплюнула старуха, – ты не меньше моего знаешь, олух, что идеальных миров не бывает! Всё не так плохо, чтобы мечтать перебраться под купол и жить, как в аквариуме! Вот когда вся зелень повянет, а чернозём в песок превратится, когда воды будет не хватать и дышать станет нечем, вот тогда пора будет и о куполе подумать! А сейчас нечего ныть, мы живём в нормальном мире, и ещё неизвестно, что там под этим колпаком.
– Там идеальный мир, – как околдованный прошептал Игорь и, поднявшись, обессиленный и сломленный, отправился спать.


Глава 6.


Основной механизм осторожно открыл дверь, с тихим жужжанием по одному из многочисленных рельсов, вмонтированных в потолок, въехал в спальню и замер около окна. Несколько минут он наблюдал за спящей хозяйкой, затем раздвинул шторы.

– Утро, Хлоя, – сказал он.

Хлоя открыла глаза, долго смотрела на его серо-голубой монитор, на котором, словно спохватившись, появилась улыбчивая заячья мордочка.

– Я разбудил тебя чуточку раньше, чтобы ты могла подольше постоять под душем, – сказал Горацио, а мордочка на экране стала смущённой.

«Лучше бы дал поспать!» – зло подумала Хлоя, но вслух ничего не сказала.

– На завтрак овсяная каша, куриный бульон или пшеничная каша. Что ты будешь, Хлоя? – (Но она молчала, сидя на кровати и отрешённо глядя в окно). – Хлоя, – позвал Горацио. – Хлоя, что ты будешь на завтрак?

Она не ответила, молча поднялась с постели и отправилась в душ. Горацио открыл воду, подал тюбик грушевого геля, включил музыку – одну из новых композиций. Но Хлоя не обратила на неё внимания, быстро ополоснулась, с несвойственной резкостью выдернула из механической руки полотенце и, завернувшись в него, вышла. На мониторе Горацио светилась негодующая заячья мордочка.

– Я могу чем-то помочь, Хлоя? Ты нездорова?
– Не лезь! Давай кашу.
– Овсяную или пшеничную?

Хлоя злобно посмотрела на него, и мордочка стала испуганной, растерянной. Помедлив, Горацио достал из шкафчика тарелку, налил жидкую овсяную кашу и подал хозяйке вместе с ложкой.

– Позволь, я спрошу, что ты будешь пить.
– Молоко, – глухо, но гневно сказала Хлоя, ковыряя ложкой в каше. – Я хочу молока!
– Прости, ничем не могу помочь. Есть какао.

Хлоя не ответила, не стала завтракать и ушла в спальню, хлопнув дверью.
Опустившись на кровать, Хлоя закрыла лицо руками. Она не понимала, что с ней творится, и саму себя ненавидела за такое поведение. Ей было стыдно, что она нагрубила Горацио.
Прислушиваясь к шуму воды – Горацио мыл посуду, – Хлоя неторопливо переоделась, прикрепила значок-эмблему Отделения Просвещения, накинула мантию. Несколько мгновений она смотрела в окно и, когда вода перестала шуметь, вышла из спальни.

– Горацио, я не знаю, что на меня нашло. Прости, мне так стыдно.
– Не стоит беспокоиться, Хлоя, я всего лишь аппарат поддержания жизни №816 производства компании «Лотос».
– Ты мой друг! – возразила она.

На мониторе появилась озадаченная мордочка, быстро сменившаяся улыбчивой.

– Спасибо, Хлоя.

Голодная и в состоянии совершенно разбитом, Хлоя отправилась на работу. На лицах окружающих по-прежнему было довольство, она выделялась на их фоне, хоть и старалась улыбаться – глаза выдавали её томление, которое она решила списывать на головную боль. Но никто не обращал на неё внимания, все подчинялись обычному распорядку и привычно двигались в сторону центра. Туда же направлялась Хлоя, абсолютно уверенная, что никто не станет её донимать до самого вечера: Полина злилась за её вчерашнее опоздание – в итоге платье купили до того, как они приехали в магазин; а Вальтер обычно не беспокоил её до конца рабочей смены.

Весь день Хлоя пыталась вникнуть в статьи, которые ей присылали, но не могла. Её что-то тревожило, душило с самого утра. Она не могла понять, что же выворачивает ей душу, пока наконец не догадалась, что тревожится о завтрашней поездке в провинцию. Она боялась провинциалов, ведь о них говорили только плохое, боялась внешнего мира – вне купола, – где отравленный воздух и грязная вода. Ей выдали инструкции, исходя из которых она будет находиться в полной безопасности: аэромобиль доставит её до самого Отделения Вольнонаёмных, где она заберёт документы, а потом отвезёт обратно. Её предупредили, что внешний воздух полон ядов и примесей, и что она может заболеть, если выйдет наружу, поэтому Хлоя твёрдо решила забрать документы и сразу же вернуться домой.

Страшилки были придуманы давно, ещё когда только построили купол. Провинциалы верили, что под куполом Рай, горожане – что провинциалы беспощадные убийцы, изуродованные отравленной окружающей средой.

«Не слышала, чтобы кого-то подвергали опасности, отправляя за пределы города, – думала Хлоя, отстранённо глядя в исчирканную красным маркером статью. – Почему они отправляют именно меня? И стоит ли об этом спрашивать?» Хлое было страшно об этом думать, но вместе со страхом пришло и любопытство: ей хотелось взглянуть на дикий мир, в котором живут дикие люди, уродливые, чумазые от ядовитых испарений окружающей среды. Она представляла чёрное небо с клубами жёлтого едкого дыма, безжизненный песок, каким был усыпан берег реки в Седьмом районе. От собственного воображения ей стало неуютно, и она вздрогнула, надеясь, что встретят её добрые люди – кто-нибудь из города.

Весь день она провела в тревожных размышлениях, то загораясь желанием увидеть неизвестный мир, то страшась его. Любопытство сжигало её изнутри, страх осаживал, она нервничала, у неё тряслись губы и холодели руки. Не имея возможности избавиться от мыслей о провинции, Хлоя полностью отдалась им и стала придумывать детали разрушенного, непригодного для жизни мира, где люди выживают с трудом, нуждаются в пище, в воде, где они задыхаются от ядовитого воздуха. От чудовищных картин, так явственно вставших в её воображении, Хлоя едва не закричала, зажала рот руками и не смогла сдержать слёз. Сжалившись над дикарями, вынужденными бороться с ужасами безжалостного мира, она даже решила напечатать статью в поддержку этих дикарей. Не думая, что провинциалов осталось много, она хотела убедить горожан и Правящую Палату впустить их в город, чтобы они смогли продолжить своё существование. Пусть дикие, пусть уродливые и совершенно необразованные, но они имели право на жизнь.

Поверив собственным убеждениям, Хлоя, однако, решила оставить этот вопрос до следующей недели: она захотела сначала увидеть тот мир, чтобы знать, о чём вещать людям.

Домой она возвращалась в полной задумчивости и в той же задумчивости вошла в квартиру, не услышав приветствия Горацио. Она медленно сняла обувь и прошла в гостиную, стеклянным взглядом упираясь в пол. Всё её тело было возбуждено, она не могла прекратить мысленный поток, который вливался в её голову без спросу. Больше не контролируя собственный разум, она всецело отдалась этим мыслям и, усевшись на диван, пустым взглядом уставилась в стену. Словно наяву, она видела картины дикого мира, пустынного и песчаного, бредущие группы людей, изнывающих от жары и обезвоживания. Некоторые из них падали и уже не вставали, а те, что ещё могли идти, припадали к их телам и начинали есть, утоляя и голод и жажду. Хлоя не знала, откуда в её голове подобные ужасы, но она не противилась им, околдованная и шокированная, продолжала наблюдать за несуществующими людьми, терзавшими ей сердце.

– Проклятие, – прошептали её губы, а из глаз покатились слёзы. – Такого не бывает, – самой себе говорила она и вдруг почувствовала на плече чужую руку. Вскрикнув и вскочив с дивана, она обезумевшими от ужаса глазами глядела в серо-голубой монитор, на котором отражалась испуганная заячья мордочка.

– Ты напугал меня, – шепнула она, вновь усаживаясь на диван.
– Хлоя, мне вызвать врача? – бесстрастно говорил Горацио, но она отчётливо слышала нотки беспокойства в его механическом голосе. – Хлоя, ответь, что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?

Она не ответила, отчаянно замотала головой, отмахнулась от него и ушла в спальню. Долго она смотрела в окно, пытаясь разглядеть Седьмой район, но всё смешалось в вечернем мраке и казалось одинаковым.

Она вышла из спальни и вздрогнула в испуге: основной механизм Горацио висел перед самой дверью с тоскливой мордой на экране, ожидая хозяйку. Увидев Хлою, он оживился, и заячья мордочка приветливо улыбнулась, чуть покраснев.

– Я в порядке, – сообщила Хлоя, виновато улыбнувшись.
– Ты будешь ужинать? Могу предложить красную фасоль с рыбой, овощной салат и рис с рыбной котлетой.
– Рис.

Пока Хлоя мыла руки, Горацио всё приготовил и поставил на стол. В тарелке была протёртая масса бурого цвета. Рядом лежал бумажный журавлик. Хлоя вернулась молчаливая, словно расстроенная, взяла ложку и быстро всё съела, только теперь заметив журавлика.

– Что это?
– Оригами, – сообщил Горацио. – Бумажный журавлик.
– Чего? Как ты это сделал?

Горацио, сверкая довольной заячьей мордой, взял из шкафчика ещё один лист бумаги, положил на стол и быстро собрал второго журавлика. Хлоя, озадаченная, возбуждённая и растерянная, жестом потребовала ещё. Горацио не отказал, достал два листа бумаги, один оставил себе, другой придвинул к хозяйке.

Хлоя повторяла все движения настолько точно, насколько могла, но то ли ей не хватало практики, то ли руки были кривыми, а журавлик получился уродливым. Огорчившись, она с отчаянием бросила его на стол и залюбовалась прекрасной троицей, сделанной Горацио.

– Твоему журавлику не хватает капельки изящества.
– Да он урод! – воскликнула Хлоя.

Горацио спорить не стал, вытащил из шкафчика стакан и наполнил его белой жидкостью.

– Что это? – удивилась Хлоя и, взяв стакан, принюхалась. – Молоко?! Где ты его взял?
– Горацио сделает всё, что захочет Хлоя 1.5. Инь. В пределах разумного, разумеется. Но я должен знать, что это останется нашим секретом.
– Непременно, – улыбнулась Хлоя, украшенная молочными усами.


Глава 7.


Игорь вернулся домой раньше обычного. Некоторые рабочие его цеха устроили забастовку, выступив против сокращения льгот. Они отказались работать, отказались подпускать к станкам других людей и требовали возвращения той половины путёвок в счастливую жизнь, которую бесчестно отобрали у них. Они бы не стали так горячиться, сократи им заработную плату, что тоже случалось, но красть у детей будущее они не позволили.

Бастующих заперли в цехе и вызвали полицию, остальных отправили домой.
Игорь понимал, что после такого представления никто из его цеха – и он сам, разумеется – может даже не надеяться на получение льготы. Год закончится, пятеро счастливчиков получат для своих детей билет в новую жизнь, а он навсегда распрощается с мечтой отправить дочь под купол.

Злой и на себя, и на тех, кто затеял протест, Игорь с трудом сдерживал ярость. Он бросил приличную, хорошо оплачиваемую работу в ресторане, чтобы пересесть за станок и горбатиться за смехотворную оплату, на которую совершенно невозможно жить. Часть сбережений он давно потратил, а остальную не смел трогать – она была необходима, чтобы по полученной льготе купить дорогостоящий пропуск в стеклянный город. К этим денежным запасам он не прикоснётся до конца года – хоть надежды на лучшее почти не осталось, – чтобы сохранить даже самую незначительную возможность отправить Снежку под купол.

Девочка играла недалеко от дома, бегая за бабочками. Она была в красном платьице, а на её русых волосах разноцветными пятнышками цвёл венок. Отца она не заметила, что-то выискивая в траве, потом размахнулась и запустила в небо ласточку. Та расправила крылышки, чуть покружилась над ней и улетела.

– Снежка! – позвал Игорь.

Сверкая восторженными глазами, девочка подбежала к отцу, запрыгнула на него и крепко обняла руками и ногами.

– Папа, ты видел? Она не могла взлететь, а я ей помогла, ты видел?
– Да, Снежка, видел. Ты умница. Я не рассказывал, что у ласточек такие короткие ножки, что опустившись на землю, они не могут взлететь?

Снежка покачала головой. Игорь усадил дочь на скамейку, сел рядом и, глядя на стеклянный купол города, грустно продолжил:

– Они спят на лету, поднимаясь высоко в небо, и пьют на лету, раскрывая клювики, когда пролетают над речкой. У них очень сильные крылья.
– Но они сидят на проводах, – сказала Снежка, показав на провод, на котором рядком сидели ласточки и щебетали. Игорь, согласившись, кивнул.

Некоторое время они сидели молча под свист и щебетанье ласточек. Девочка рассматривала их чёрные тельца с белой грудкой, с восторгом вспоминала спасённую ею ласточку и пыталась отыскать её среди остальных. Игорь с тоской смотрел на купол, с яростью вспоминал забастовку и с горечью осознавал, что его дочь никогда не окажется по ту сторону стеклянных стен.

– Снежка, – позвал Игорь, девочка чуть кивнула, продолжая рассматривать ласточек. – Ты не сильно расстроишься, если я не смогу получить льготу? На работе случилась кое-какая неприятность, и я, возможно, не смогу достать тебе билет. Знаю, ты хотела жить в городе, и мне жаль, что я подвёл…

Он ещё не договорил, а Снежка поднялась со скамейки и крепко обняла его. Игорь растерялся, несколько мгновений не мог понять, что происходит, и только потом сомкнул руки на спине дочери. Он чувствовал её горячее ровное дыхание, ему лицо щекотали её мягкие, словно пух, волосы, а объятия были такими крепкими, но в то же время осторожными, что в них таилась вся любовь, на какую девочка была способна.

– Я никогда не говорила, что хочу жить в городе, – сказала она, снова усаживаясь рядом. – Ты желаешь мне только лучшего, и я ценю это, правда. Но если у тебя ничего не получится, ты, пожалуйста, не расстраивайся, ведь это будет значить, что нам не придётся разлучаться. И я не знаю, что там под стеклянным куполом, но мне хорошо и под куполом нашего настоящего неба. Если это не Рай, то я даже представить не могу, что такое Рай.

Игорь усмехнулся.
– Тебе надо поменьше читать книжек.
– Нет, папа, я не расстроюсь. И ты не расстраивайся. Чтобы быть счастливым, не обязательно лезть под стеклянный колпак.
– О, а этому тебя тётя Роза научила, да? А ну не увиливай, – с улыбкой прокричал он вслед убегающей дочери. Она, заливисто смеясь, бежала по высокой траве, расставив руки в стороны. А над головой, словно играя с ней, кружили крикливые ласточки.

Игорь улыбался, но глаза оставались печальными: он так сильно верил в идеальный мир, что не мог допустить провала. Вцепившись в свою цель, которая имела исключительную важность только для него, он шёл к ней, обливаясь потом, кровью, разрывая себе нервы. Ненавидя окружающую его, задыхающуюся в дыму и выхлопных газах природу, загрязнённый воздух, оставляющий в лёгких осадок, он мечтал вырвать у жизни последний проблеск света и отправить дочь под купол. Она заслужила этого уже хотя бы тем, что любила окружающий мир со всем его несовершенством.

– Ты сегодня рано, – сказала тётя Роза, едва Игорь вошёл в гостиную.

Старуха сидела перед телевизором, довязывая очередную кофту для Снежки.

– Гляди, что сегодня показывают, – сказала она, спицей указав в экран. – Из-за какой-то забастовки хлопковая фабрика в этом году лишилась льгот.

Игоря подкосило, и он рухнул на диван. Тело бросило в жар, руки оледенели, а ноги превратились в вату. Сердце отчётливо и громко стучало в груди, отдаваясь дробным пульсом в висках. Эта нелепая забастовка, в которой он даже не принимал участия, ознаменовала полный провал – его дочь никогда не попадёт в город.

В голове крутились тысячи ругательств, но Игорь не мог произнести ни слова, он только глухо рассмеялся, а после зарыдал в голос. У него случилась истерика, но жалел он не столько дочь, сколько собственные, напрасные, усилия. Он так старался, никогда не жаловался, и судьба должна была вознаградить его за эту покорность и за труд, но она только посмеялась над ним и поддала под зад коленом.

– Сдался тебе этот стеклянный колпак, – без злости, но поучительным тоном сказала тётя Роза, – у нас и здесь идеальный мир!
– Да, – шепнул Игорь, – у нас тоже идеальный мир: с прокуренным воздухом, грязной водой и гнилыми людьми. Рай. Тот Рай, какой мы заслужили.


Глава 8.


Немного раньше обеда Хлоя вышла из здания Отделения Просвещения и села в приготовленный для неё аэромобиль. Она слегка нервничала, но продолжала твердить себе же, что ничего страшного произойти не может. Эта короткая поездка никак не отразится ни на её здоровье, ни на дальнейшей жизни. Конечно, она хотела помочь провинциалам, но сегодняшним утром милосердие сменилось здравомыслием, и, опасаясь отравиться водой или воздухом, Хлоя решила не задерживать за пределами купола ни на секунду. Тем более она до сих пор не могла избавиться от тех жутких образов, какие нарисовало её воображение.

Они летели мягко и ровно, но Хлоя не знала, покинули они пределы города или нет: окна были полностью тонированными и ей был недоступен внешний мир. Она ютилась в тесной задней части аэромобиля и не смела отвлекать пилота, который, по её соображениям, должен видеть, куда и где они летят. Ей хотелось спросить, что там внизу, как выглядит провинция, много ли там людей и как они себя ведут. Её разрывало от любопытства, но она держалась строго и молчала. Молчал и пилот, занятый управлением.

Через некоторое время они мягко приземлились, и Хлоя бы не заметила этого, если бы пилот не открыл дверь.

Хлоя недоверчиво выглянула, сжимая сумку, в которой лежали респиратор и бутылка воды. Помещение было пустым, но просторным, напоминало подземный этаж – здесь не было окон. Пахло чем-то влажным, и этот запах казался привычным, Хлоя даже решила, что воздух здесь очищен, как и в городе. Но она не стала рисковать и всё же надела респиратор, несмело выбралась из аэромобиля, огляделась и заспешила к лифту.

Поднявшись на нужный этаж, она сразу отправилась к указанному в инструкции кабинету и страшно взволновалась, когда дверь в него оказалась запертой. Не зная, что делать дальше, она застыла на месте и озадаченно смотрела на прибитую металлическую табличку, на которой значилось: «Начальник отдела статистики Орлов П.В.».

– Орлов П.В., – вслух прочитала Хлоя, удивившись странному имени.
– Вы по какому вопросу? – позвала темноволосая женщина, одетая в белую блузку и коричневую юбку. На ногах у неё были туфли с каблуком, на носу – очки.

Растерянно оглядывая непривычную форму одежды, Хлоя кивнула на дверь.

– Мне нужно забрать данные.
– Подождите в приёмной, – сказала женщина, указав на бордовую дверь, и ушла.

Хлоя мешкала: по инструкции она должна была зайти только в кабинет начальника отдела статистики, забрать документы и сразу вернуться в аэромобиль, – но не стала спорить с местными правилами и осторожно вошла в просторную, залитую солнечным светом комнату, в которой на месте двух стен тянулись панорамные окна.

Выронив сумку, поражённая – восхищённая и напуганная, – Хлоя медленно подошла к стеклу и прижалась к нему, рассматривая провинцию. Отсюда был виден купол города, но его она почти не замечала, рассматривая зелёные деревья, летающих птиц, синее небо и множество людей, которые, как ей казалось, были вовсе не уродами и ничем не отличались от неё самой. Это была не безжизненная пустыня, отравленная едкими парами, это был прекрасный цветущий мир, в котором жили, возможно, более счастливые, чем в городе, люди.

Новый мир захлестнул её, и она захотела познакомиться с ним поближе, околдованная его красотой и влюблённая в его яркие краски. Теперь она понимала, почему в провинцию никого не выпускают, почему придумывают страшные сказки и почему её везли в тонированном аэромобиле – Правящая Палата не хотела показывать им этот дивный мир, навсегда запечатав среди стекла и бетона. Они скрывали от них цветущий Рай.

Плохо соображая и не контролируя свои поступки, Хлоя нарушили инструкции и покинула здание Отделения Вольнонаёмных. Она не замечала прохожих, которые кидали на неё любопытные взгляды, которые не были ни убийцами, ни уродливыми монстрами. Всё казалось диким и странным. Хлоя долго рассматривала автомобили, её испугали трамваи. Она не понимала назначения светофоров и растерянно глядела, как одно окно света сменяется другим. Вскоре она догадалась, что они регулируют движение транспорта, и её взял восторг.

Разглядывая неизвестный ей мир, Хлоя отметила, что солнце приятно греет кожу, что воздух движется, обдувая её и развевая мантию. Она испытала любопытство и ужас, когда увидела ребёнка, девочку шести лет. До этого Хлоя никогда не видела детей, и долго не могла сообразить, что случилось с этой женщиной и почему она такая маленькая. Она бы ни за что не разгадала эту тайну, если бы не увидела кошку с подросшими котятами – кошек она тоже никогда не видела, – и, проведя параллели, пришла к выводу, что маленькая женщина станет большой через какое-то время.

Хлоя дичилась людей, ожидая от них какой-нибудь подлости, но они не были настроены враждебно, только с любопытством оглядывали её внешний вид. Она же старалась меньше отвлекаться на людей и больше созерцать природу, которая оказалась богаче и прекраснее Седьмого района.

Хлоя воспринимала мир интуитивно, он казался ей давним, почти забытым сном. Многое ей было незнакомо, но ей чудилось, будто она когда-то это видела. Она не помнила, чтобы была в провинции, но звуки казались знакомыми, они сводили с ума, рисуя в памяти выдуманные отрывки. Несомненно, выдуманные, ведь они не могли быть правдой – Хлоя никогда не покидала город.


Глава 9.


Все знали, что отмена льготы, это лишь верхушка айсберга, готового уничтожить ненадёжное спокойствие. Рабочие начали волноваться, шептаться, искать выход. Увольнения боялись все, даже те, кто не принимал участия в протесте, и те, кто работал в других цехах. Руководство не могло простить бунта, а потому было необходимо найти того, кто ответит за это нарушение – забастовка привела лишь к тому, что цеху по переработке хлопкового волокна урезали зарплату, а всю фабрику лишили льготы на три года. Кроме этого, рабочие лишились права перевестись на другое государственное предприятие, полностью утратив возможность получить заветный билет для своих детей.

Чтобы хоть как-то – хотя бы частично – восстановить доверие руководства, было решено выдать зачинщика протеста – им оказался Игорь Назаров, не принимающий даже крошечного в нём участия.

Слухи быстро расползлись не только по цеху, но по всей фабрике. Игорь узнал об этом в числе последних и понял, почему на него так косо, с такой ненавистью смотрят все остальные. Он даже удивился, как до сих пор остался жив, ведь по его вине – пусть это и была наглая ложь – сотни детей лишились последнего шанса попасть под купол.

– Стой, говнюк! – услышал Игорь и невольно остановился, медленно обернувшись. К нему приближались человек пятнадцать, не меньше. У них не было оружия, но толпа сама по себе внушала ужас. Игорь знал, что если они захотят, то прикончат его голыми руками, а труп запрячут так, что ни одна инспекция его не найдёт.

– Значит, это ты тот урод, который у наших детей шанс отобрал! – говорил высокий седой мужчина, стоящий впереди всей группы. Остальные молчали.

Игорь растерялся – он уже знал о своей незавидной участи, но не знал, как реагировать на возмущение других. Он ждал оскорблений, унижений, побоев и даже смерти, но не думал, что ему придётся что-то отвечать, глядя в глаза тем, у кого – по их разумению – отобрал святое.

– Назаров! – крикнул начальник цеха. – К директору!

Игорь знал, по какому поводу его вызвали, но не знал, чем оправдаться. У них не было доказательств, что забастовку учинил он, но и у него не было доказательств, что он не причастен. Да, вчера его не было среди задержанных, но это даже лучше – это повод обвинить его в том, что свой план он продумал до мелочей: надоумил не слишком умных работников затеять забастовку, но сам не принял в ней участия, чтобы снять с себя все подозрения. Идеальный ход, который ни доказать, ни опровергнуть. И всё-таки начальство, считал Игорь, поверит работникам, которые едва ли сами знали, кто был истинным зачинщиком.

– Тебе не жить падла! – рявкнул кто-то из толпы. – У моей дочери последний шанс был под купол попасть, а из-за тебя она его лишилась!
– И мой сын!
– И моя дочь!
– А у меня двойняшки, чёрт бы тебя подрал, урод!
– Все бы всё равно не получили льготу, – холодно заметил Игорь, хоть понимал, что разумней промолчать.
– Да плевать, а теперь вообще никто не получит! – взрывались в толпе от злости.
– Зато никто не будет в обиде, – продолжал Игорь, не чувствуя страха, не умея остановиться. В душе он трясся, как заяц, гонимый собакой, но внешне выглядел совершенно спокойным, и сам не знал, откуда у него такое самообладание.
– Вот ведь урод! – выпалил седой. – Готовь завещание, говнюк! Впрочем, не утруждайся – дочка твоя за тобой последует!

Игорь словно вышел из ступора, у него задрожали колени и похолодели пальцы, в висках застучала кровь. Он ничего не слышал, кроме этого «бум-бум-бум», и силился сказать хоть что-нибудь, чтобы развеять пелену обмана. Но у него не было доказательств, а после того, что он успел наговорить, все его слова будут выглядеть жалкими лживыми оправданиями.

– У моей дочери тоже был последний шанс, я бы никогда так не поступил! – взвыл он. – Я бы никогда не посмел лишить её светлого будущего!
– Откуда тебе было знать, что льготы вообще отменят? Ты не знал, а потому рискнул, – говорил седой с холодной, сдержанной ненавистью.
– Я не делал этого, богом клянусь! – отчаянно взвыл Игорь. – Бога ради, хоть дочь мою не трогайте, ей ведь только десять! Вы же не изверги, мать вашу!
– Назаров! – рявкнул начальник цеха. – А ну тащи задницу к директору. Живо!

Игорь покорился и под ненавистными взглядами озлобленной своры отправился в кабинет директора. Он уже не ждал ничего хорошего – смерть ему дышала в затылок; глупо надеяться, что угроза была метафорой – его убьют, с особой жестокостью, с особенным усердием.

Остановившись перед дверями кабинета, Игорь немного поразмыслил, вдруг сообразил, что бежать ему некуда, прятаться негде, а если и есть где, его всё равно найдут. Жить в постоянном страхе он тоже не хотел, надо было решать возникшую проблему, и лучшим решением было доказать свою непричастность. Но Игорь даже не знал, с какой стороны подступиться к этому делу, у кого просить помощи, от кого ждать поддержки. Сейчас ему казалось, что он страшно одинок в этом мире, и никого, кроме Снежки и тёти Розы, у него нет. Он даже сомневался, что эта старуха займёт его сторону – она верила только тому, что говорили по телевизору; исключение составлял лишь стеклянный город, который, по её мнению, ничем не отличается от мира, в котором живут они.

Сообразив, что хуже уже не будет – да и лучше тоже, ведь вряд ли директор хотел предложить свою помощь, – Игорь решительно постучал и вошёл в кабинет.

Директор, человек пожилой, с морщинистым лицом грязно-жёлтого цвета бесстрастно оглядел вошедшего уставшими от жизни глазами – в них не было ни блеска, ни эмоций. Эти глаза пугали, и Игорь не хотел в них смотреть, сразу уставившись в пол, застеленный старым красным ковром с узором.

– Назаров, – будничным тоном сказал директор, словно подвёл итог. – Значит, ты был зачинщиком протеста?
– Не я, – глухо отозвался Игорь.
– А по всей фабрике ходит иное мнение.
– Это клевета. Я бы никогда!.. – он сорвался на крик, но сразу же умолк, продолжив виновато мямлить: – Я бы никогда не пошёл на риск: у меня дочь, и ей десять. Это был её последний шанс, и я бы никогда… Я не делал этого.

Директор вздохнул, но разбираться основательно в этом вопросе у него не было желания: он хотел получить признание, уволить провинившегося и заняться обычными делами.

– Тридцать человек сказали, что зачинщик – ты, ещё тридцать – подтвердили, а уж остальные согласились.

Игорь вскинул на него полный отчаяния взгляд, но слова застряли у него в горле. Он вообще не знал, что хотел сказать – ничего не хотел! Он был готов унижаться и умолять, чтобы ему поверили, просто так, без доказательств, просто потому, что у него жалкий вид и жалобный взгляд. Он лишь хотел, чтобы директор объявил во всеуслышание, что это не он, не Игорь Назаров, был зачинщиком провалившейся и совершенно бестолковой забастовки.

Но директор не сжалился.
– Ты знаешь, фабрику оштрафовали, лично меня оштрафовали. Нас на три года лишили льготы, и по твоей милости мой сын никогда не попадёт под купол. У дочери шанс остался, но ты ведь знаешь, что он так невелик, что эти три года штрафа покажутся нам адом. Пятнадцать путёвок в лучшую жизнь не достанутся никому, ты это понимаешь?

– Но я здесь ни причём! – взвизгнул Игорь, и голос его достиг той ноты, что у него у самого зазвенело в ушах. Директор поморщился.
– Ты здорово наговнял нам, Назаров, всей фабрике. Ты уволен. Я внесу тебя в чёрный список, и тебя даже дерьмо на свалке разгребать не возьмут. Вон отсюда!

Игорь нерешительно потоптался около двери, задыхаясь от частоты сердцебиения. Потом поднял на директора красные от слёз обиды глаза и глухо спросил:

– А как же выходное пособие?
– Твоё выходное пособие пойдёт в счёт наложенного на фабрику штрафа.
– Вы не имеете права!
– А ты пожалуйся, – равнодушно отрезал директор. – Вон из моего кабинета.

Игорь, опустошённый и разбитый, медленно шёл по коридору с высоким потолком, его шаги отзывались эхом. Мир казался дрянной постановкой, кривой пародией. Разве такое бывает? И если да, то почему это случилось именно с ним? Что такого он натворил, что судьба решила дать ему второго пинка?

Дальше идти пришлось через цех, где он чувствовал на себе испепеляющие взгляды. Он смотрел под ноги, желая превратиться в невидимку, со всех сторон сыпались оскорбления и проклятия. Он и раньше не пользовался уважением, а теперь превратился в козла отпущения, которого убить мечтал даже директор фабрики. И Игорь точно знал, что один из этих работников рано или поздно доберётся до него. Возможно, уже через несколько минут, или секунд. Он даже представил, как на него накидываются всей толпой и забивают насмерть. Наверно, никто бы их даже не осудил, посчитав это убийство наивысшей степенью справедливости.

Игорь покинул территорию фабрики и заметил, что плачет. Как давно? Кто видел? Он вытащил из кармана платок, вытер лицо, высморкался. Он хотел бы ненавидеть весь мир за его несправедливость, за его насмешку, но у него не было на это сил – их хватало только на то, чтобы жалеть себя. И жалость ломала его, мучила, и он ненавидел себя за слабость, но уже не мог бороться. Ему хотелось всё бросить и бросить себя самого с крыши какой-нибудь высотки. Пусть лучше так, пусть лучше самоубийство, чем зверское, пропитанное первобытной ненавистью, хладнокровное убийство. Пусть лучше так, чем трястись в ожидании нападения, которое, возможно, спишут на несчастный случай, ведь наверняка уже вся провинция знает, по чьей вине хлопковая фабрика лишилась льгот на три года.

«Надо спасти дочь, – думал Игорь, глядя под ноги. – Куда её отправить? Если меня не убьют, то её заберут у меня, я ведь теперь безнадёжно безработный. Отправить к брату? Но мы уже лет восемь не общаемся, и к Снежке он никогда не питал нежных чувств, даже подарки не дарил, даже с днём рождения не поздравлял. Ему плевать на меня, он не поможет. Ему и на Снежку плевать. А эта старуха, чем она может помочь? Да она не сегодня-завтра сама в гроб ляжет!»

Игорь злился на себя, снова плакал, но уже не пытался остановиться. Ему было больно, обидно, он хотел возмездия, но понимал, что никогда не совершит его. Скорее, сам станет жертвой. Да, жертвой быть у него хорошо получалось…

– Городская, – прошептал Игорь, встав как вкопанный.

Растерянный, взволнованный и трепещущий, он смотрел на женщину, которая что-то кричала, глядя в небо. На ней был белый комбинезон, синяя накидка, на макушке – большой пучок светлых волос. Это была не просто городская женщина, она была для него пропуском в новый мир. Он заставит её провести их с дочерью под купол.

– Проклятие! – едва не плача, выкрикнула Хлоя.
– Вы в порядке? – поинтересовался Игорь.

Хлоя вздрогнула, отскочила от него, испуганными глазами изучая его лицо, но оно было обычным, без клыков, без уродливых шрамов, разве что с морщинами, загорелое и сухое. У него были влажные глаза, расстроенные и злые, и Хлоя ошибочно приняла эту злость на свой счёт, испугавшись агрессии. Но мужчина по-доброму улыбался и больше не пытался ни прикоснуться к ней, ни подойти.

– Нет, не в порядке, – растерянно ответила Хлоя, вновь отвернувшись и уставившись в небо – аэромобиль пропал из вида. – Этот болван улетел без меня, он меня бросил! Бросил здесь, как можно?!
– Позвольте, я провожу вас до города, – улыбнулся Игорь, и Хлоя невольно улыбнулась в ответ. С подлостью и обманом она прежде не сталкивалась, она не знала об их существовании, по-детски наивная и доверчивая. Понимая, что сама едва ли доберётся, Хлоя приняла помощь незнакомца.
– Я Игорь.
– Хлоя.


Глава 10.


Игорь шёл чуть позади, не сводя с Хлои пристального взгляда. Он был взволнован, насторожен, его едва не трясло. Он не понимал, какие чувства испытывает, руки у него покрылись мурашками, в горле пересохло. Он твёрдо решил не отпускать Хлою, но при этом не понимал, каким образом она сможет ему помочь. Даже если он будет удерживать её как заложницу, вряд ли кто-то придёт к ней на помощь. Кроме того, Игорь понятия не имел как и с кем связаться, чтобы выдвинуть свои условия. План был провальным, он даже планом не был, и Игорь чётко это понимал, глядя на Хлою как лисица на виноград.

Хлоя с интересом разглядывала окружающий мир; он не был похож на её город, но внутри себя самого не имел особых отличий. Дома, дома, одни пониже, другие повыше; автомобили, то крупнее, то помельче; люди в совершенно разных одеждах, похожих на выходную одежду города. Много деревьев, высаженных без особого порядка, трава и цветы, в городе растущие исключительно в Седьмом районе. Животных и птиц Хлоя раньше не видела и продолжала испытывать дикий восторг при встрече с ними.

Они шли молча; Игорь обдумывал, как поступить, а Хлоя, слишком наивная для этого мира, с детским любопытством рассматривала провинцию.

– Снаружи он огромный, – сказала Хлоя, остановившись и рассматривая купол, от которого их отделяло не больше двух километров. Здесь же начиналась Восьмая провинция.

Игорь согласно кивнул, оглядывая манящий его купол, к которому испытывал гораздо большую страсть, чем некогда к своей жене. Это было неконтролируемое желание, одержимость, сумасшедшая мечта, маниакальная любовь. Думая о куполе, рассматривая его, Игорь всякий раз ловил себя на том, что начинает мелко дрожать, потеть. Ему казалось, что он психически болен, но не видел надобности обращаться к врачу – подобной одержимостью, считал он, страдает каждый третий, если не каждый провинциал.

Заметив его блестящий, полный неадекватного восторга взгляд, Хлоя грустно улыбнулась.

– Там не так прекрасно, как здесь, – сказала она, – там всё из стекла и бетона, из кожи и пластмасса. Там нет этих летающих существ, там нет никого, кроме людей.

Она указала на сидящую у дороги собаку, на летающих в небе ласточек. Ей не хотелось расставаться с этим миром, но она всё ещё его боялась и совершенно оправданно хотела вернуться домой, в привычную обстановку; но она знала, что уже никогда не сможет забыть того, что видела, и её всегда будет неумолимо манить этот таинственный мир, полный красоты, тепла и ярких красок.

– Ты ничего не знаешь о провинции! – с холодной злостью урезонил Игорь.

Хлоя растерялась, чуть озлобилась, недовольная резкостью и интонацией слов.
– А ты ничего не знаешь о городе.

Она вздохнула, взглядом окинула насыщенное синее небо, в груди у неё стало тесно, горло сжалось, и она заплакала.

– Это собака, – сказал Игорь. – А в небе, это ласточки. Ты не видела животных?

Она мотнула головой.
– Под куполом, наверно, стерильно без них, – усмехнулся он.
– Под куполом без них пусто, – заметила она, видя, какое оживление они придают миру, как наполняют его звуками.

Хлоя сразу вспомнила относительную тишину города, наполненную только привычным шелестом фильтров и голосами людей. В провинции стоял ужасный гвалт: голоса людей и животных, шум транспорта и фабрик, монотонный гул, рокот падающей с дамбы воды. Мир полнился звуками, он состоял из звуков, пугал и завораживал. Он не был пустым, а потому казался уютным, несмотря на страшный чёрный дым, валящий в небо из заводских труб.

Вскоре они подошли к окраине Восьмого района, откуда до купола оставалось не более полукилометра. Солнечные лучи скользили по стеклу, и купол словно светился, ослепляя. Хлоя захотела вернуться домой, но таким же сильным было желание остаться. Она внимательно оглядела стеклянные стены, не обнаружила ни входа, ни въезда, совершенно растерялась, расстроилась, испугалась. Она была готова сейчас же броситься к нему, обойти по всему периметру – неважно сколько придётся идти, – лишь бы найти вход в город.

– Это Снежка, – сказал Игорь, осторожно коснувшись руки Хлои.

Хлоя обернулась и увидела бегущую к ним девочку. Она уже видела детей, и Снежка не вызвала в ней ни любопытства, ни ужаса, ни отвращения. Со скупым интересом она наблюдала объятия, прислушивалась к голосу девочки, тоненькому, звонкому, кивнула в ответ на её короткое приветствие и несколько мгновений смотрела ей вслед, когда та убежала обратно на поляну.

– Это моя дочь, – сказал Игорь.
– Кто?
– Дочь. Ну… А ты не знаешь?

Хлоя мотнула головой, Игорь озадачился.

– Ну, я тогда не знаю, как объяснить. Думаю, если ты немного поживёшь в провинции, посмотришь определённые фильмы и почитаешь нужные книги, ты поймёшь, кто такие дети.

В его глазах была смешинка, но Хлоя восприняла всё серьёзно, не уловив беззлобной насмешки. Она сама знала, что на изучение этого мира уйдёт немало времени, которого у неё совершенно нет. В какой-то момент она подумала, что всех, кому исполнилось тридцать пять лет, переселяют не в другой город, а сюда, в провинцию. Но почему тогда о провинции ходят такие страшные легенды?

– Идём в дом, – позвал Игорь.

Они вошли в дом, в котором было душно. Из глубины комнат доносился шипящий звук, что-то стучало, звенело. Игорь снял обувь, но Хлоя не последовала его примеру, осторожничая и боясь наступать на деревянный, сложенный из отдельных досок пол. Он был грязным, хоть грязь была незначительной, но Хлоя, привыкшая к чистоте, не рискнула ступать по нему босыми ногами. Игорь, заметив, что она замешкалась, снисходительно улыбнулся.

– Проходи так, – позволил он и первым вошёл в гостиную.

Хлоя держалась рядом, с неприкрытым любопытством и негодованием рассматривая внутреннее убранство дома. Никогда она не видела одноэтажные домики, которые внутри были не больше городской квартиры, да ещё заставлены всяким хламом. Телевизор стоял в центре комнаты, перед ним – диван, по обеим сторонам от которого – кресла, накрытые покрывалами. С потолка свисала причудливая люстра с шестью лампочками, на полу лежал ковёр, потускневший от времени. У дальней стены громоздился высокий шкаф с большим зеркалом, в котором Хлоя разглядела себя в полный рост.

Никогда прежде не видевшая ни себя, ни тем более зеркал, Хлоя изумилась, подкралась поближе и принялась рассматривать себя внимательно и скрупулёзно. Она прикоснулась к волосам, и отражение сделало то же самое, улыбнулась, отражение улыбнулось в ответ. Взвизгнув от внезапной радости, Хлоя похлопала в ладоши и продолжила разглядывать себя.

– Ты и зеркало не видела? – удивлялся Игорь.
– Зеркало? Нет. Я видела себя в стеклянных поверхностях, но чтобы так детально. Изумительно!

Она ещё долго не могла оторваться от самолюбования и отвлеклась, только когда в комнату вошла тётя Роза, отразившись в зеркале. Изумившись, испугавшись и замерев в растерянности, Хлоя продолжала рассматривать отражение старухи и повернулась только по просьбе Игоря.

– Это тётя Роза, – улыбнулся он. – А это Хлоя.
– А чего это она в наморднике? – прищурилась старуха.

Хлоя прикоснулась к респиратору и беспомощно поглядела на Игоря.

– Это так нужно, она из города.
– Из аквариума? Вот те раз!

Старуха, впрочем, не проявила особого интереса и уселась на диван, прибавив громкость на телевизоре.

– А ты, Игорёшка, чего так рано? Сбежал, поди?
– Нет, не сбежал. Сегодня день сокращённый из-за вчерашней забастовки. Там пока разбираются, вот и отпустили после обеда.

Тётя Роза легко согласилась с таким оправданием.

– Что с ней? – шепнула Хлоя, тыча пальцем в старуху. – Почему она вся в складках?
– Тьфу, невежа! – сплюнула старуха.
– Хлоя, люди рождаются маленькими, потом подрастают и становятся такими, как Снежка, потом взрослеют и становятся, как мы с тобой, а потом стареют и… вот, – он показал на старуху.
– Ещё чего, – ошарашенная подобным заявлением, отрицала Хлоя. – Мне сразу было двадцать!
– Какая глупость! – фыркнула старуха. – Ещё скажи, что тебе всегда будет двадцать!
– Нет, мне тридцать два.
– А мне восемьдесят девять! Доживёшь до моих лет, такой же станешь.

Потрясённая и испуганная, Хлоя не нашлась, что ответить, и опрометью бросилась прочь.

– Хлоя! – крикнул Игорь.
– Да оставь ты её, чёрт подери! – вслед прокричала старуха, но Игорь уже выскочил на улицу, в одних носках.

Хлоя стояла на одном месте, беспомощно озираясь. Купол был прямо перед ней, но она боялась идти одна, боялась не найти вход, боялась, что на неё нападут.

Едва не плача, она увидела Игоря, подошла и жалобно взвыла:
– Я не хочу быть как она.
– Ты не будешь, – улыбнулся Игорь. – Ты всегда будешь прекрасной. Успокойся, пойдём в дом, нельзя, чтобы тебя увидели – у меня и без того проблем достаточно.

Хлоя кивнула и вслед за ним вернулась в дом.


Глава 11.


Хлоя и Игорь сидели на скамейке в теньке. Снежка играла на поляне, собирала цветы, ловила бабочек; её русые волосы светились в лучах клонящегося к горизонту солнца. Вся её фигурка, маленькая и нескладная, вызывала смутные воспоминания, похожие на бессмысленные заметки. Хлоя силилась понять, что означают эти фрагменты, но не могла – она совершенно точно никогда не была в провинции и никогда до этого дня не видела детей. И всё-таки всё казалось знакомым, похожим на давний сон или фильм. И в то же время всё было странным, ранее невиданным, то пугающим, то восхищающим. Её удивило зеркало, поразило небо, испугала внешность старухи и ошарашила еда. На обед была подана жареная курица с рисом, с хлебом, с салатом из овощей. Хлоя оглядела еду негодующим взглядом, но пробовать не посмела: боялась снимать респиратор и боялась отравиться. Однако и Игорь, и старуха, и девочка с большим аппетитом съели свои порции.

«Какой ужас», – думала Хлоя, продолжая разглядывать мир, который до сих пор казался ей невероятным, волшебным, прелестным. Ей так хотелось остаться, но оставаться она боялась. Привыкшая к чистоте и комфорту, привыкшая к своему миру, боящаяся сказок о провинции и привязанная к Горацио, она не могла всё бросить и начать с нуля. В конце концов, она ничего не знала о провинции, она не знала никого, ей негде было жить и негде работать. У неё не было фундамента, и это пугало, но сильнее всего она боялась разлуки с Горацио.

Погружённая в мысли, пытаясь отыскать нечто в недрах памяти, Хлоя взвизгнула от испуга, когда стрекоза уселась ей на респиратор. Вскочив и громко крича от немыслимого ужаса, Хлоя отчаянно пыталась смахнуть насекомое, которое, испугавшись, давно улетело.

– Хлоя, Хлоя! Спокойно! – с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, говорил Игорь, наконец схватив её за обе руки и заставив посмотреть себе в глаза. Хлоя, мелко дрожа, убедилась, что насекомое исчезло, и медленно села на скамейку.
– Это всего лишь стрекоза. Она безобидная.

– Шумела совсем небезобидно, – красная и взволнованная, сказала Хлоя. Игорь весело рассмеялся.
– Вон, видишь? – Он указал на пионы, растущие в палисаднике. – Видишь, летает? Это пчела, вот она может больно ужалить. Но от неё тоже не нужно отмахиваться, так ты её только разозлишь. Если подлетит, старайся не двигаться, она не станет жалить просто так.

Убедившись, что этот мир не только прекрасный, но и враждебный – пусть даже относительно, – Хлоя сильнее прежнего захотела вернуться домой. Грустным взглядом окинув купол, она размышляла: уйти одной или попросить сопроводить её? Она боялась признаться в контакте с провинциалами, ведь не знала, как на это отреагирует Правящая Палата, но и в одиночку идти боялась – она не имела ни малейшего понятия, как выживать за пределами купола.

– Уже семь, – сказала Хлоя, поглядев на экран М-фона. – Почему солнце ещё не село?
– Оно сядет около девяти.
– Нет же, – хотела возразить Хлоя, но умолкла, не веря, что у города и провинции даже солнце разное. Такого быть не могло, но другого объяснения она не находила.
– У нас закат в семь часов.
– Учитывая, что у вас искусственное небо, у вас, наверно, и солнце искусственное.

Хлоя пожала плечами, выражая не столько неуверенность, сколько безразличие. Ей было грустно от того, что она увидела вне купола, ведь, вернувшись домой, она лишится всего этого и не сможет никому рассказать: одни не поверят, другие осудят. Что если она узнала нечто, чего не должна была знать? Она понимала, что не просто так состояние провинции держится в строгом секрете, не просто так ходят эти страшные сказки – Правящая Палата видит в этом необходимость, выгоду. И что они сделают, когда узнают, что некая Хлоя 1.5. Инь раскрыла их секрет?

– Ты ничего не знаешь о провинции? – удивился Игорь. – Это странно. Если тебе тридцать два, значит, ты отсюда.
– Что значит – отсюда?
– Раз ты не видела детей, значит, вы там не рожаете.
– Что мы не делаем?

Игорь, окончательно поверженный её наивностью и тотальным незнанием, на несколько мгновений впал в ступор и не мог понять, притворяется она или же в самом деле не имеет ни малейшего представления о настоящем мире, расположенном за пределами купола. В уме он произвёл подсчёт и пришёл к выводу, что когда-то она должна была жить в провинции; но почему она этого совершенно не помнит, более того – отрицает? «Мне изначально было двадцать», что за нелепость?

– Хлоя, расскажи, как ты попала в город?
– Через Отделение Новосёлов, – спокойно ответила она. – В праздник Распределения нас разместили в городе, сказали, где мы будем работать.
– И когда это произошло?
– Двенадцать лет назад.
– Когда тебе было двадцать? – уточнил Игорь. Хлоя кивнула. – А что же было до этого времени?
– Ничего.

Игорь растерялся, обеспокоенно поглядел на играющую дочь и вздохнул с облегчением, осознав, что она никогда не попадёт под купол. Хлоя же не понимала его потрясения, смотрела на него выжидающе, готовая ответить на новые вопросы, но Игорь не стал ничего спрашивать, он решил рассказать о сложившейся системе, той, которая связывала провинцию и город.

– Слушай, знаю, тебе покажется это странным, но ты просто поверь. У нас в провинции есть государственные предприятия – фабрики, заводы. – Он указал в сторону дымящихся труб. – Туда устраиваются люди, которые хотят получить льготу для своих детей. Работа тяжёлая, – он невесело усмехнулся. – Мы же просто тупая дешёвая, почти бесплатная! рабочая сила! Твою мать! – Он снова усмехнулся, озлобленно, нервно сжал руки. – Мы работаем за гроши, чтобы получить льготу, нет! – чтобы получить возможность, мизерный шанс получить эту льготу! Чёртово разрешение, по которому можно купить пропуск и отправить ребёнка жить под купол!

Игорь ткнул пальцем в сторону купола и презрительно цыкнул.

– С ума сойти! – злился он. – Мы отправляем детей хрен знает куда, им мозги промывают, они не помнят ничего, наивные и счастливые!

Хлоя, напуганная его поведением, не смела ничего говорить, она даже шевелиться не решалась.

– Я бросил отличную работу, чтобы попытаться отправить дочь под купол, для чего?! Чтобы ей мозги промыли, память стёрли? Чтобы она не помнила ни меня, ни дом родной? Чтобы, как идиотка, верила, что ей изначально было двадцать лет, а вне купола нет ни хрена?! Для этого, что ли?!

Придя в ужас, Хлоя медленно поднялась, вжалась в стену и вдоль неё, не делая резких движений, начала отходить. Игорь, заметив, что напугал её, раздражённо махнул рукой, глухо извинился и накрыл голову руками. Он до сих пор не мог поверить в это, но ему не требовалось доказательств, чтобы убедиться в истинности собственного суждения. Город был построен лишь для того, чтобы провинциалы трудились за минимальную плату, веруя, как блаженные, что под куполом Рай. А что там, под этим куполом? Может быть, ничего.

Игорь окинул Хлою встревоженным взглядом – она всё ещё вжималась в стену, как пригвождённая.

– Прости, не хотел тебя пугать, просто… Это же всё обман! Простая уловка, хорошо отлаженный механизм! Мы работаем почти за «спасибо», не жалуемся на рабочий график, на урезание и без того смехотворной зарплаты, потому что верим, что можем получить льготу и отправить ребёнка в лучший мир, под купол. А что там под этим куполом, хрен его пойми!

– Под куполом нет детей, – заметила Хлоя. – И стариков нет. Всех, кому исполняется тридцать пять лет, перевозят в другой город.

Игорь встревожился.
– Другого города нет! Я уверен.
– Как это нет? – усмехнулась Хлоя. – Куда, по-твоему, нас перевозят?

Игорь пожал плечами и задумчиво повторил:
– Другого города нет.


Глава 12.


Пока Игорь укладывал Снежку спать, Хлоя сидела в гостиной и смотрела телевизор. Передачи в корне отличались от тех, что показывали в городе, каналов было намного больше, да и фильмы по ним показывали самые разнообразные. Хлоя успела разобраться, что развлечения в провинции доступны каждый день и почти всё время – некоторые работали даже ночью. Люди здесь потребляли пищу в совершенно диком виде, и им был доступен более широкий ассортимент напитков. Этот мир казался не только краше, но и богаче, раскрепощённее. Хлоя никогда не жаловалась на свою жизнь, та казалась ей спокойной, размеренной, но теперь понимала, что всё иллюзия, фокус, злая шутка. Живи она под куполом, то никогда бы даже не задумалась, что где-то может быть лучше, но теперь знала, что провинция прекраснее искусственного невзрачного города.

После разговоров с Игорем Хлоя задумалась о будущем, изумлённая тем, что другого города нет. Что странно – почти противоестественно в городской среде, – задумалась над прошлым, которого, как она считала раньше, не существовало. Она поняла, что люди рождаются, что они сначала дети, потом взрослые, а после старики, но не помнила, чтобы когда-либо была ребёнком.

Вспомнив блеклые фрагменты, за весь день возникшие в голове, Хлоя пришла к выводу, что это затёртые воспоминания, превратившиеся в пыль, почти полностью утраченные. Значит, Снежка напомнила ей её саму, а звуки мира потому и были знакомыми, что когда-то Хлоя жила в провинции.

Задумчиво глядя на серого кота, который сидел рядом, прищурив глаза, и чуть покачивался, громко мурлыча, Хлоя несмело протянула к нему руку, и он немедленно нырнул под её ладонь, словно показывая, как нужно правильно гладить.

– Подружилась с Персиком? – улыбнулся Игорь.

Хлоя от неожиданности дрогнула, тихо рассмеялась, а кот продолжал напирать, забравшись к ней на колени.

– Прогуляемся перед сном? – предложил Игорь. – А завтра посмотрим, как тебе в город вернуться.

Хлоя кивнула, растерянно, с грустью в глазах. Она обошла весь Седьмой район, но не видела ни дверей, ни ворот. Она вообще не верила, что туда существует вход, но ведь как-то она покинула город. Значит, был какой-то путь, но она никогда его не видела.

Они вышли из дома уже после заката, когда на улице стало темно. Свет падал только от блеклой полосы западного горизонта, но и она должна была вскоре растаять. В спальных районах фонарей почти не было, их свет не рассеивал ночной мрак, и по ночам мало кто выбирался из дома – в основном молодёжь. Сейчас на улице никого не было, да и дом Назаровых стоял на самой окраине, так что Игорь и Хлоя застали природную тишину, в которой раздавались волшебные звуки: пение сверчков и ночных птиц, кваканье лягушек, живущих в пруду неподалёку. И мир переливался этими звуками, завораживал, баюкал.

– Ты прости меня за сегодня, – усмехнулся Игорь. – Так мечтал дочку под купол отправить. Даже рад, что не удалось! Слушай, а где лучше: здесь или там?

Хлоя пожала плечами.
– Трудно сказать, я ведь ничего не знаю о провинции. Может, в долгосрочной перспективе под куполом лучше, но на первый взгляд лучше здесь.
– Оставайся, – робко предложил Игорь, смущённый собственной глупостью: у него не было работы, и вряд ли она появится, ему не на что содержать дочь, а он хочет разделить своё бремя с городской женщиной, у которой наверняка под куполом устроена прекрасная жизнь.
– Я бы осталась, но… Я бы привыкла, наверно. И даже к воздуху…

Она замолчала и снова пожала плечами. Игорь ждал ответа, но Хлоя смотрела на купол с такой грустью, словно никогда не сможет вернуться в город. Чувство было странным, незнакомым, но тяжёлым и гнетущим. Оно было сильнее восторга, пережитого ужаса и прочих эмоций – это был страх потерять всё, что было важным в жизни, всё, из чего жизнь состояла.

Игорь усмехнулся.
– Наверно, Артур Дент испытывал те же чувства, когда узнал, что не сможет вернуться на Землю.

Хлоя не знала, кто такой Артур Дент, и лишь рассеянно кивнула, продолжая глядеть на купол, как на нечто недосягаемое.

– Слушай, может, ты снимешь уже свой респиратор?
– Зачем? – встревожилась она. – Он помогает мне дышать. У вас здесь воздух отравлен.
– Разве я похож на того, кто воздухом отравился?
– Нет, но… Ты всегда им дышал, а я нет.

Хлоя растерялась, но Игорь настаивать не стал.
Их окружала ночь, баюкая  и падая на плечи. Горизонт погас и налился чернилами космоса. Весь мир притих и превратился в нечто фантастическое, изменившись до неузнаваемости. Хлоя почувствовала неприятную прохладу на руках, дрогнула и усмехнулась. Весь день казался ей сплошным сумасшествием, она до сих пор не могла поверить, что всё произошло с ней в действительности: и полёт в провинцию, и эта прогулка, и разговор с Игорем. Но сильнее прочего её пугали те призрачные отрывки, которые она приняла за воспоминания.

Немного погодя, Хлоя дрожащими пальцами расстегнула ремешок на затылке и сняла респиратор. В нос ударил дурманящий аромат травы, луговых цветов, свежести ночи. Голова закружилась, но то было приятное головокружение, от которого мурашки на коже появились и улыбка на губах. Хлоя глухо рассмеялась, вдыхая полной грудью, пытаясь распробовать и запомнить запахи. Её словно влагой наполняла свежесть, подлинная, первозданная, а не искусственная, какой наполняли купол. И трава здесь пахла по-особенному: в Седьмом районе не было никаких запахов.

– Это чудесно, – шепнула она, боясь спугнуть момент откровения. В глазах её скопились слёзы, она подняла голову, чтобы сдержать их, и увидела небо, усыпанное звёздами.
– О ужас, Игорь, что это?! – воскликнула она.
– Где?
– Вон же! Там! – Она ткнула пальцем в небо.
– Звёзды, что ли? – удивился он.
– Звёзды? – Она была в восторге. – Красивые. Постой, ты вот про эти точки?
– Про них, – беззлобно посмеивался Игорь. – Ты и звёзды не видела?

Она мотнула головой.

– Жуть какая, – даже вздрогнул он. – Всё больше сомневаюсь, что под куполом лучше, чем здесь.

Глазами, полными дикого восторга и ужаса, Хлоя рассматривала небо, улыбалась, искренне и торжествующе. В этот момент она существовала отдельно от всего мира или не существовала вообще, растворившись во мгновении, в черноте неба, в его сверкающих недрах. Она пребывала в состоянии лёгком, эйфорическом, окунувшись в тот нечеловеческий восторг, какой не испытывала ни разу за всю жизнь. Это была не страсть, это было умиротворение, гармония с собой и с остальным миром, абсолютное спокойствие и ощущение связи с чем-то большим.

Игорь смотрел на неё с тихой грустью и видел в ней не женщину, какой ей следовало быть по годам, а ребёнка, у которого отобрали детство, но который неожиданно вырвался на свободу, расплескав краски восторженного настроения. Игорю даже нравилось рассказывать о мире, как когда-то он рассказывал Снежке.

– Хлоя, должен признаться, что мной двигали не самые чистые помыслы. Я взялся тебя провожать, чтобы… – Он задумался, подбирая слова. – Похитить тебя хотел, чтобы под купол попасть.
– Похитить? – не поняла она. – Нет, стой, я знаю! Это как у меня ручку из кабинета утащили?

Игорь скривился от её детской наивности, но кивнул.
– Почти.
– А зачем? Зачем ты хотел меня похитить?
–  У меня проблемы. Большие. И спрятаться я смогу только в городе – в провинции, куда бы я ни пошёл, меня найдут, понимаешь?
– Не совсем.

Игорь вздохнул, двинулся в сторону дома. Хлоя, кидая на небо восторженный взгляд, пошла за ним.

– Меня уволили, и вряд ли я снова найду работу – меня в чёрный список занесли. Конечно, есть вероятность, что возьмут каким-нибудь… – Игорь не нашёл сравнения и отчаянно вздохнул. – Но денег едва ли будет хватать на жизнь, а у меня дочь, её воспитывать надо, кормить, наряжать. Она не заслуживает всего этого, она не должна жить в нищете, потому что её отец совершил ошибку!

– Что же ты натворил? – будничным тоном уточнила Хлоя, и Игорь понял, что его проблемы её совершенно не интересуют. Но хотя бы спрашивала она не из любопытства, а из вежливости.
– Ничего, в общем-то, – вздохнул он. – Меня подставили. Совершили ошибку и свалили на меня, понимаешь?
– Понимаю. Чего ты от меня хочешь?
– Проводи нас со Снежкой в город. Или хотя бы её.

Хлоя остановилась. Игорь, перестав слышать шаги за спиной, тоже остановился, обернулся. Хлоя смотрела на него задумчиво, взгляд её был изучающим, в нём не было ни удивления, ни любопытства, только какой-то подсчёт, словно она пыталась определить, насколько возможна такая авантюра.

– Нет, – холодно отрезала она. – Тебя ещё можно выдать за горожанина, но детей в городе нет. Тем более я понятия не имею, как вернуться под купол, а протащить ещё и вас будет невозможно.

Вместо ожидаемой обиды Игорь ощутил ярость, рождённую из отчаяния. Он пытался держать себя в руках, не кричать, не злиться, ведь Хлоя права – их со Снежкой в город никто не пустит, они даже контрольный пункт не пройдут! Но тем не менее он не мог подавить гнев, желая наброситься на Хлою и придушить её, ведь она была последней надеждой на спасение. И она отказалась помогать; холодно и просто, словно отказала в ужине надоевшему ухажёру, но на кону стояли две жизни – его и Снежки, – а потому Игорь испытывал необузданную ярость, смешанную с бессильной ненавистью и сокрушительным отчаянием.

Готовый рыдать, умолять, рвать и метать, Игорь медленно, почти театрально, упал на колени.

– Прошу, – тихо взмолился он. – Они убьют мою дочь!
– Я не могу помочь тебе прямо сейчас. Мне сначала нужно вернуться в город. И я сомневаюсь, что Правящая Палата закроет глаза на то, что я побывала в провинции. Как бы мне не пришлось спасать себя.

Она рассеянно улыбнулась.
– Я постараюсь помочь, но для начала я должна вернуться в город.
– Да, конечно, – согласился Игорь. – Только, Хлоя, времени совсем нет.
– Значит, нужно идти сейчас, – подмигнула она, вытащила из кармана М-фон и набрала номер. – Здравствуй, Горацио, мне нужна помощь.
– Всё, что захочешь, Хлоя.


Глава 13.


Хлоя ждала у купола. Она нервничала, без конца повторяла всё, что ей сказал Горацио, пыталась соответствовать легенде и подстроиться под нужные эмоции. Чтобы поверили в её рассказ, она сама должна в него поверить, но Хлоя даже не представляла, какие вопросы ей будут задавать в Отделении Закона и будут ли её допрашивать. Она совершенно оправданно опасалась, что её закроют где-нибудь, чтобы она не смогла никому рассказать, как на самом деле выглядит провинция. Впрочем, она понимала, что её рассказам мало кто поверит, ведь против неё выступит устоявшееся мнение, что за пределами куполами ничего нет. Ничего, кроме Отделения Вольнонаёмных. Но для чего тогда его построили в провинции, а не в городе? Да чтобы выжившие дикари не вмешивались в жизнь горожан и не привносили в неё сумятицу.

Задавая всё новые вопросы и без раздумий на них отвечая, Хлоя нервничала. Она должна была успокоиться, но вместо этого тревожилась сильнее.

Сделав глубокий вдох, она огляделась, надела респиратор, подняла глаза к небу. Ей так хотелось остаться в этом неизведанном мире, полном красок, звуков и ароматов, в мире, кажущемся безмятежным и доброжелательным. Но она знала, что здесь нет для неё места, что она должна вернуться под купол. Должна. Нет, она просто боялась трудностей и искала повод, чтобы вернуться домой.

Вскоре послышалось тихое жужжание, появился яркий белый свет, всё нарастающий, и к Хлое подлетело несколько аэромобилей. Из одного из них выпрыгнули три человека с оружием, они огляделись, молча протянули стеклянный М-фон, на котором светился считыватель данных.  Хлоя порылась в кармане, вытащила карту и приложила к экрану сначала её, после палец. Личность её подтвердилась, и Хлою усадили в аэромобиль, глухо тонированный.

Полёт был мягким и недолгим. Вскоре они уже были под куполом, Хлою вели молча к Отделению Закона, стоящему в самом центре Первого района. Она старалась сохранять спокойствие, без конца проговаривала про себя то, что ей сказал Горацио, и надеялась, что всё обойдётся.

Стеклянная дверь, невысокая лестница, лифт, коридор – и Хлоя оказалась в просторной белой комнате, в центре которой стоял стол с двумя стульями. Дверь за спиной захлопнулась, и холодный свет ламп показался враждебным. Не было никаких звуков, только собственное сердцебиение, наполняющее комнату дробным стуком. Хлоя боялась, но внешне оставалась спокойной, она медленно прошла к столу и уселась, сложив руки перед собой.

Через какое-то время, показавшееся подозрительно долгим, в комнату вошёл мужчина в костюме: рубашка с галстуком, брюки, пиджак. Мужчина улыбался, внимательно оглядывая Хлою, прошёлся по комнате и наконец уселся напротив. Хлоя молча кивнула, ожидая допроса, но мужчина говорить не торопился, словно ждал кого-то ещё.

– И как вам провинция? – наконец спросил он.
– Темно. Я дождалась ночи, чтобы добраться до купола. Аэромобиль улетел без меня. Понимаете, мне захотелось в туалет, но я не смогла оттуда выйти. Дверь заклинило. А когда вышла, оказалось, что меня уже не ждут. Я очень испугалась.
– Почему вы никому не сообщили? Аэромобиль за вами бы вернулся.
– Я утеряла М-фон.
– Каким путём вы шли к куполу?
– Я спустилась вниз, где меня должен был забрать аэромобиль, и по тоннелю шла. Потом оказалась снаружи и пошла к куполу.

Она смотрела в холодные глаза мужчины с откровенной простотой, демонстрируя честность, пусть даже притворную. Мужчина хмурился, ждал, что Хлоя сама себя утопит, пытаясь оправдаться, но она больше ничего не говорила, ожидая вопросов.

– С нами связался ваш механизм, сообщив, что вы не вернулись домой после установленного часа.

Хлоя добро улыбнулась, выражая признательность. В её глазах не было ни капли сомнения, ни страха, ни мольбы, они были кристально чистыми и честными, по-детски наивными и безгрешными. Мужчина нахмурился, причмокнул губами и кивнул.

– Вас отвезут домой.
– А этого, что меня оставил? – спросила она. – Что с ним будет?

Мужчина озадаченно повёл бровью.

– Нет, я бы посмотрела, как он через всю провинцию топает! – взвизгнула она. – Там повсюду темно, дома стоят, а вокруг ни души! Я думала, что на меня нападут! А когда пришла к куполу... – Она заплакала. – Когда пришла к куполу, не нашла дверей.

Взвыв, она шмыгнула носом. Мужчина скривился и повторил:
– Вас отвезут домой.

Когда Хлоя вернулась домой, она долго стояла около двери, подслушивая. Ей казалось, что те, кто привёз её, никуда не ушли и всё ещё стоят с обратной стороны двери и тоже прислушиваются. Дрожащими пальцами она сжимала свой М-фон и не понимала, почему ей поверили на слово, даже не проверив карманы. Всё выглядело фальшивым и пугало сильнее, чем разговор с мужчиной из Отделения Закона.

– Хлоя, – позвал Горацио; она шикнула, на цыпочках пробралась в гостиную и уселась на диван. Некоторое время она молчала.
– Они не поверили, – шепнула она. – Я бы ни за что не поверила!
– Тоннель выходит в Шестую провинцию, это спальный район, там редко кого встретишь ночью.
– Может быть, но тебе-то откуда знать? И разве ты не должен был рассказать правду законникам?
– Я должен защищать Хлою 1.5. Инь.
– Даже если это противоречит протоколу? – не поверила она, заподозрив, что Горацио её обманывает.
– У меня один протокол, и я следую ему.
– Ты врёшь, – без злости сказала Хлоя. – Полина говорила, что у механизмов есть несколько протоколов, один из них – поддерживать закон.
– Полина 1.0.4. Инь слишком много болтает, – холодно заметил Горацио, а на мониторе появилась хмурая заячья мордочка. – И не забывай, что она работает на факультете по сборке и ремонту механических рук и не может знать об установленных программах.

Хлоя вздохнула, сокрушённо мотнув головой.

– Хлоя, ты должна мне верить.
– Почему же?
– Потому что мы друзья. Горацио сделал всё, чтобы ты смогла вернуться домой и избежать наказания. Даже не стал спрашивать истинную причину твоей неприятности. Защищать тебя мой единственный протокол.

Хлое показалось, что она говорит не с механизмом, а с живым человеком, который отчаянно пытается оправдаться перед ней. Выглядело это фальшиво, и она ощутила осадок в душе, словно её обмануть пытаются или уже обманули. Она любила Горацио и хотела ему верить, но опасалась, что он солгал из-за других протоколов. Возможно, теперь он будет следить за ней.

– Какая я дура, – горько усмехнулась она. – Как можно было поверить в дружбу?! Ты ведь просто железяка!

Хлоя отказалась от еды, хоть последний раз ела утром, – она не хотела видеть Горацио, не хотела разговаривать с ним. Чувствовала обиду, сдерживала слёзы и пыталась убедить себя, что он не может ей лгать. Двенадцать лет он защищал её, помогал ей, даже сейчас помог вернуться под купол, придумав для неё целую историю, благодаря которой она снова дома. Кто знает, что случилось бы с ней, позвони она не Горацио, а кому-то другому. Возможно, она никогда не покинула бы Отделение Закона.

Приняв душ, Хлоя вернулась в гостиную, постояла в нерешительности перед стеклянным экраном и прошла в кухонную зону, села на стул. Некоторое время она задумчиво разглядывала руки, подбирая слова, чувствовала себя виноватой и не знала, с чего начать. Кроме того, её мучило благополучие Игоря и Снежки, она хотела им помочь, но не знала как. Таким сокровенным она могла поделиться только с Горацио, но сохранит ли он её секрет?

Набравшись храбрости, Хлоя подняла голову и глухо покашляла. Горацио обернулся, на экране – озадаченная заячья мордочка.

– Ты нездорова?
– Нет, всё нормально, я была в респираторе, – солгала она, улыбнувшись.

Заячья мордочка стала улыбаться, смущённо краснея. Горацио протянул бумажный цветок. Хлоя приняла его, благодарно кивнув.

– Прости, что наговорила. Я не должна была. Извини.
– Не стоит беспокоиться, Хлоя, я всего лишь механизм.

Хлоя вздохнула, покачав головой. Она чувствовала себя виноватой и хотела, чтобы он принял её извинения.

– Ты должен сказать, прощаешь меня или нет.
– Я и не сердился.
– Ты не понимаешь, – сквозь слёзы сокрушалась она. – Человеку важно получить прощение! А ты… ты…
– Мне несвойственны эмоции, Хлоя, не стоит беспокоиться. Но если для тебя это важно, то я прощаю тебя.

Хлоя всхлипнула. Горацио подал стакан воды.

– Ты сказал, что сделаешь для меня всё, – напомнила Хлоя.
– В пределах разумного, – поправил он.
– Да. В провинции я встретила одного человека, он помог мне добраться до купола. У него неприятности, и спастись он может только в городе. Можно ли как-то проникнуть сюда незамеченным?

Горацио собирался ответить, но Хлоя перебила:
– У него есть дочка, Снежка. Ей тоже грозит опасность.
– Ты не сможешь им помочь.

Голос его был обычным, механическим, но Хлоя слышала оттенки строгости и холодности. Она не хотела верить, что Горацио так просто отказался помогать нуждающимся, даже не задумавшись над такой возможностью. Она знала, что спорить бесполезно, что его решение окончательное, и она не сможет на него повлиять – механизмам несвойственны чувства, да и протокол у него один – защищать её, Хлою. Именно это он и делал, отказываясь помогать чужакам.

– Они хорошие. Они помогли мне, разве не должна я помочь им?
– Ты не сможешь им помочь, – повторил он. – Тебе пора спать, Хлоя, уже поздно.

Хлоя понимающе кивнула, выпила стакан воды, отказавшись от снотворного, и отправилась в спальню, чувствуя внутри тяжесть, словно её каменной плитой придавило. Она знала, что это чувство вины, вины за то, что не смогла помочь Игорю, хоть и не обещала ему ничего. Она просто искренне хотела спасти его. Его и Снежку.

– Доброй ночи, Хлоя.

Она остановилась.
– В провинции есть звёзды, – сказала, обернувшись. – Ещё там есть ласточки, собаки и стрекоза. Там есть ветер, а солнце греет. И там… там есть звуки и запахи.

Она выжидающе смотрела на Горацио, но заяц на его мониторе продолжал улыбаться.
– Рад, что тебе понравилась провинция. Доброй ночи, Хлоя.
– Доброй, Горацио.


Глава 14.


Не умея удержать всё в себе, Хлоя решила поделиться последними событиями с Вальтером. Конечно, ему она доверяла больше, чем Полине, а потому даже не раздумывала, кому поведает свою тайну. Несомненно, риск оставался, но она была готова пойти на него, желая отыскать хоть кого-то, кто поймёт её. Вальтер был способен понять.

Субботнее утро выдалось особенно напряжённым, ведь для Хлои этот день был решающим – Вальтер либо сообщит о ней в Отделение Закона, либо нет. От этого зависело слишком многое, и не только её судьба, но и судьбы Игоря и Снежки. Хлоя вновь задумалась о них, обеспокоилась об их безопасности и невольно сжалась. Ей казалось, она не успеет помочь, что уже не успела и случилось нечто ужасное, хоть она не могла представить, что может произойти. На подсознательном уровне она боялась этого неведомого и чувствовала странный дискомфорт в животе.

Кутаясь в одеяло – Горацио никогда не будил её по выходным, – Хлоя лежала с закрытыми глазами, вспоминала тусклый блеск звёзд, запах трав и ночной прохлады. Теперь она знала, как пахнет мир. Настоящий мир. Её и пугало это знание, и вдохновляло. Она чувствовала себя особенной, но боялась собственного естества, боялась, потому что знала, что совершила страшное: раскрыла чужую тайну.

Задумчиво взъерошив волосы, Хлоя поднялась с кровати, раздвинула шторы и выглянула в окно. На улице, несмотря на почти полдень, народу было мало. Все облачились в выходную одежду, пёструю, яркую; одни шли к Третьему району, по праву считающемуся развлекательным из-за обилия магазинчиков и художественных центров; другие – к Седьмому району. Улицы заливало яркое искусственное освещение ползущего по куполу диска – теперь Хлоя знала, что солнце не настоящее. И что удивительно, полуденная картина худо-бедно напоминала мир вне купола. И Хлоя вдруг поняла: то, что под куполом называется развлечением, за его пределами есть повседневность. Ограниченные во всём, даже в пределах существования, горожане довольствовались малым, и может, потому и казались счастливыми, что роскошь не превращалась в обыденность.

Некоторое время Хлоя задумчиво смотрела в окно, пытаясь сообразить, где всё-таки лучше: в провинции или в городе. Она привыкла к той жизни, которой жила, но её поразила красота и насыщенность недоступного мира. Ей казалось, что она обделена из-за этой стеклянной сферы над городом, но при этом понимала, что город чист и безопасен. Она не знала провинцию так, как знала город, но видела, насколько они отличаются друг от друга. Провинция была прекрасна со всеми её неудобствами и недостатками. И Хлоя вдруг задумалась: что бы она выбрала, предложи ей жизнь под куполом или вне его?

– Пожалуй, для ответа слишком мало данных, – вздохнула она.

Едва Хлоя вышла из спальни, Горацио встретил её сердитой, но всё равно милой заячьей мордочкой. Хлоя улыбнулась.

– Это недопустимо! – сказал ровный механический голос, в котором Хлоя без труда распознала строгость и негодование. Горацио держал в механической руке её М-фон, демонстрируя пейзажную фотографию.
– Ты не можешь хранить подобные изображения на своём носителе. Если об этом станет известно, тебя накажут. Отделение Закона не оставит тебя без присмотра: вряд ли в нашу бездарную ложь поверили безоговорочно. Тебе нужно быть осмотрительнее.

– Ничего не случится, – отмахнулась Хлоя, отобрав М-фон. – Никто не полезет в мой М-фон без спросу, как это сделал ты.
– Даже если они спросят разрешение, у тебя не будет возможности удалить эти изображения.
– Ты чего взъелся? – удивилась Хлоя, поправив соскользнувшую бретельку ночной сорочки.
– Горацио должен заботиться о твоём здоровье. О твоей жизни. Ты сама на себя компромат нарыла, это глупо!

Хлоя несколько задумалась, внимательно вгляделась в монитор, на котором заячья морда всё ещё сердилась, и растерянно пожала плечами.

– Горацио, это изумительно, ты говоришь как человек. – (Горацио не ответил). – А вот сейчас ты бы тяжело вздохнул и помотал головой, досадуя на мою наивность и пытаясь придумать, как же меня вразумить.

Заячья морда сделалась удивлённой. Хлоя громко рассмеялась.
– Я угадала! – воскликнула она, победно хлопнув в ладоши.
– Хлоя 1.5. Инь, я аппарат поддержания жизни производства компании «Лотос», искусственный интеллект, должный обеспечивать твою безопасность, мне не свойственны человеческие эмоции.
– Иногда ты такой зануда, – разочарованно протянула Хлоя. – Есть что покушать?
– Обед через один час пятнадцать минут. На завтрак ты опоздала.

Хлоя задумчиво смотрела в монитор, на котором светилась сердитая морда, грустно улыбнулась, и зайчик улыбнулся в ответ, смущённо покраснев.

– Это должно остаться тайной, – сказал Горацио, налив в тарелку оранжевую жижу. – Рагу с телятиной под соусом, – пояснил он.
– У нас уже слишком много тайн, – подмигнула Хлоя, взяв ложку.

Горацио не ответил, а Хлое подумалось, что он вновь тяжело вздохнул, переживая за её благополучие из-за этих дурацких картинок в М-фоне.

***
Хлоя и Вальтер встретились на остановке, но в Седьмой район отправились пешком. Народу стало ещё меньше, чем было около полудня, и улицы почти пустовали. Дома уходили высоко вверх и, казалось, крышами подпирали стеклянный купол. Хлое всегда было интересно: можно ли дотянуться до купола, если выбраться на крышу самого высокого небоскрёба?

Задумчивая и мрачная, она смотрела себе под ноги, обдумывая то, что собиралась сказать. Собственная идея теперь не казалась ей такой хорошей, и она всерьёз обеспокоилась, может ли доверять Вальтеру. Украдкой поглядывая на его лицо, лучащееся широкой улыбкой, она не видела в нём врага, только наивного идиота, которому наконец удалось вытянуть её на прогулку. Вальтер был искренним и дружелюбным, и Хлоя с трудом могла надеть на него костюм подлеца.

Они шли долго и ни разу не обмолвились ни словом, если не считать приветствия. Вальтер был счастлив уже от самого факта прогулки и не мучился отсутствием диалога, который, к несчастью, никогда не умел поддержать. Он был слишком робок и стеснителен, боялся показаться дураком, а потому предпочитал слушать и отмалчиваться, немногословно отвечая на заданные вопросы. И каким бы дураком он ни был в глазах других, он продолжал широко улыбаться, словно каждый миг доставлял ему неслыханное наслаждение.

В Седьмом районе было много гуляющих. Пестрели наряды, цветными пятнами появляясь среди скудной зелени. Хлоя подняла голову кверху и взглядом окинула кроны невысоких деревьев, в которых не было ни ветерка, ни тем более птиц. Ей стало грустно, внезапно она услышала мёртвую тишину, в которой раздавались лишь голоса людей. И если бы сейчас все разом притихли, купол бы зазвенел в этом молчании, как стеклянный бокал.

Присев на первую скамейку, а скамейки в большей степени пустовали, Хлоя внимательно огляделась и, придвинувшись чуть ближе к Вальтеру, шёпотом сказала:

– Я должна тебе кое-что рассказать. Вчера со мной случилась одна странность. – Она замолчала, жалостливым взглядом оглядев собеседника: она всё ещё не могла решить, можно ли ему доверять.
– Какая странность? – тем же шёпотом уточнил Вальтер и тоже огляделся.

Хлоя вздохнула и пожала плечами. Ей хотелось рассказать обо всём, что с ней произошло, и не потому, что ей не терпелось поделиться этим – она уже поделилась своей историей с Горацио, – а потому, что она втайне надеялась, что хоть кто-нибудь сумеет найти способ помочь Игорю и его дочери.

– Я вчера была в провинции.
– Да, я слышал. Тебя отправили в Отделение Вольнонаёмных. Страшно было?

Хлоя смотрела на него озадаченно, а его глаза блестели в предвкушении: он несомненно ждал страшных историй про провинцию и её обитателей. Он даже пальцы стал заламывать, и Хлоя ощутила странную вибрацию, исходящую от его тела – настолько он трепетал в ожидании душещипательных историй.

– Там довольно мило, – сказала Хлоя. – Нас обманывают, Вальтер – в провинции прекраснее, чем здесь.

Забыв всякую осторожность, она достала из большого переднего кармана сарафана М-фон и, открыв галерею изображений, передала Вальтеру. Он молча листал картинки, в достоверность которых, вероятно, не верил, то хмурился, то улыбался, то удивлялся. На некоторых он задерживался особенно долго, внимательно вглядываясь, иногда морщился и кривился, иногда умилялся. Глядя на застывшие изображения, которые не могли передать всю прелесть внешнего мира, Вальтер, однако, испытал те же эмоции, какие Хлоя испытала, будучи в провинции.

Наконец вернув М-фон Хлое, Вальтер поднял к куполу задумчивый взгляд и крепко пожал плечами. Он хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов, только рассматривал Седьмой район, словно пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что было бы прекраснее того, что он увидел на картинках. Но город был настолько ограничен и скуп в своём содержимом, что Вальтер досадливо поджал губы и чуть покраснел, печально поглядев на Хлою.

Некоторое время они сидели молча, глядя вокруг. Седьмой район представлял собой кольцо шириной всего десять метров, четыре из которых занимала река, бывшая границей между городом и стенами купола. Вальтер погрузился глубоко в себя, переосмысляя мир и легенды о провинции, он даже не стал спрашивать, разыгрывает его Хлоя или же нет. Он просто поверил. И Хлоя впервые видела его мрачным, без улыбки. Она чувствовала себя виноватой, что так нахально отобрала у него спокойствие, признавшись в собственном преступлении. И не знала, о чём Вальтер думает теперь, ведь она невольно сделала его соучастником, и если сейчас он не доложит в Отделение Закона, то тоже поплатится за это путешествие.

– Ты должна удалить изображения, – сказал Вальтер мрачно. – Их нельзя хранить.

Хлоя с детской категоричностью прижала М-фон к груди и чуть мотнула головой. Она не была готова расстаться с тем миром, о котором напоминали только эти картинки. Она боялась, что больше никогда не выберется за пределы купола, а значит, не увидит ни птиц, ни звёздного неба, ни бесконечной зелени; не услышит ни шелест ветра, ни рокот падающей с дамбы воды, ни шум улицы. Её пугала эта обособленность, она чувствовала себя запертой, загнанной, ей неожиданно стало нечем дышать, и её охватил страх. Вскочив на ноги, она ошалело огляделась, кинулась к реке, но остановилась. Сердце билось волнительно, и ей хотелось разбить стеклянные стены, чтобы все увидели, что от них прячут.

Вальтер остановился за её спиной.
– Удали, Хлоя.

Тёплые воспоминания ласкали ей мозг, и она буквально чувствовала на коже ветер и солнечное тепло, слышала свист ласточек, чувствовала запах луга. У неё дрожало тело, и ей хотелось плакать, но внутренний голос твердил, что она поступает глупо, и руки, вопреки желанию остановиться, медленно, одно за другим, удалили все изображения.

– Ты всё сделала правильно, – сказал Вальтер, коснувшись её плеча. – А теперь забудь, что видела, и никому больше не рассказывай. Думаю, твои знания не приведут ни к чему хорошему. И подумай обо мне: я ведь тоже теперь под ударом.

Хлоя обернулась. Она смотрела в его глаза, в которых не было ничего, кроме ограниченного, как этот город, спокойствия. Она была уверена, что Вальтер сохранит её секрет, но не могла примириться с тем, что он решил сделать вид, будто ничего не знает. Она ждала от него не только понимания, но и помощи, которую он отказался оказывать, даже не выслушав.

Они вернулись на скамейку, и Хлоя неторопливо рассказала о провинции, о системе, по которой дети попадают в город. Рассказала про Игоря и его неприятность, которую нужно разрешить, но Вальтер, кажется, уже не слушал. Он смотрел себе под ноги, отгибая и загибая указательный палец, потом жестом прервал рассказ Хлои и уточнил:

– То есть мы сначала маленькие, потом такие, как есть, а потом, как та старуха с картинки?
– Да, старуха, – подтвердила Хлоя, задумавшись, правильно ли запомнила.
– А что потом?

Хлоя и Вальтер скрестили растерянные взгляды. У них не было ответа на этот вопрос, а Хлоя даже не подумала задать его Игорю. Но что может произойти потом?

– А потом ничего, – пожала она плечами. – Наверно, потом нет ничего. И, Вальтер, другого города тоже нет.

Вальтер нервно рассмеялся, но, заметив, что Хлоя даже не улыбается, озадачился. Он хотел задать вопрос, и Хлоя даже знала какой именно, но не решился, только покраснел и сконфузился. У него заметно задрожали руки, и губы задумчиво сжались.

– Ты уверена?
– Почти.

И снова молчание. Каждый думал о своём, но об одном и том же: куда их отвезут через три года?

– Один мой друг работает в Отделении Распределения, – сказал Вальтер, многозначительно взглянув на Хлою. Она согласно кивнула.


Глава 15.


Пётр 2.7.6. Ян был человеком немногословным и мрачным. Сначала он придумывал отговорки, чтобы не идти на встречу и остаться дома в компании такого же молчаливого механизма, как он сам. После отказался от встречи в грубой форме, объяснив, что не имеет желания ни с кем связываться. Он тихо ворчал и иногда возвращался к двери, а Хлоя и Вальтер, не имея иных вариантов, терпеливо сидели под дверью его квартиры и ждали, что он передумает.

Вальтер тихим голосом, чтобы никто посторонний не услышал, рассказывал, как, где и когда познакомился с Петром и какие, собственно, интересы их связывают. Понимая, что преступление Хлои гораздо серьёзнее, чем то, о чём собирался поведать он, Вальтер смело рассказал, что Пётр разводит в спальне декоративные растения, хоть это не разрешается законом. Совершенно обыденным, разве что несколько задумчивым тоном, Вальтер принялся размышлять, откуда Пётр вообще достал эти растения, ведь ни одно из них не растёт в Седьмом районе.

Пётр в это время стоял с обратной стороны двери, прислушивался к шёпоту и с трудом разбирал слова, но понимал, что речь идёт о нём. Он злился и нервничал, пытался придумать, что сделать с этими проклятыми цветами, ведь был совершенно убеждён, что эти двое пришли, чтобы разоблачить его. Наверняка как только он откроет дверь, с нижнего или верхнего пролёта – а то и с обоих сразу – прибегут представители Отделения Закона и арестуют его за разведение цветов.

Время шло, и Пётр начал сомневаться, что законники стали бы ждать так долго. Но его мнительность была простительна и вовсе не из-за цветов, которые он начал выращивать, чтобы хоть как-то успокаивать взбесившуюся совесть, а потому что знал слишком грязный секрет, раскрытие которого было тождественно смерти. И в отличие от других горожан, он и ещё несколько «счастливчиков» знали, что такое смерть.

Наконец убедив себя, что это не засада и Вальтер действительно нанёс дружественный визит, Пётр несмело отпёр дверь. Хлоя и Вальтер как по команде вскочили с пола и отошли на несколько шагов, совершенно не зная, чего ждать от хозяина квартиры.

Пётр встретил их подозрительным взглядом, хмуро оглядел каждого по очереди, прислушался к звукам пустого белоснежного подъезда и кивнул, приглашая войти. Первым вошёл Вальтер, вслед за ним – нерешительно и озираясь по сторонам – Хлоя.

– Добро пожаловать, аппарат поддержания жизни №574 производства компании «Лотос» к вашим услугам.
– Ты не дал ему имя? – удивилась Хлоя.
– Имя? – в один голос переспросили Пётр и Вальтер. Хлоя покраснела и, пожав плечами, принялась рассматривать гостиную, которая ничем не отличалась от её собственной.
– Пётр, мы хотели с тобой поговорить, – начала было она, но спохватилась и торопливо представилась: – Меня зовут Хлоя 1.5. Инь, я подруга Вальтера.

Возникло молчание, и Хлоя почувствовала себя неловко, словно провалилась на важном совещании. Вальтер растерянно смотрел на Петра, а Пётр хмурился и кусал губы, странно поглядывая на закрытые двери спальной комнаты.

– Не здесь, – наконец сказал он и жестом выгнал гостей в прихожую.

Втроём они молча вернулись в Седьмой район. Пётр наотрез отказался ехать на аэробусе, и Хлоя с Вальтером, мучительно переглянувшись, были вынуждены вновь идти пешком от Четвёртого района. Всю дорогу Пётр хмурился, прислушивался, но не оглядывался. Едва достиг Седьмого района, уселся на первую попавшуюся скамейку, увлекая за собой своих компаньонов, и только после этого внимательно огляделся. Хлоя насторожилась.

Некоторое время они молчали. Пётр напряжённо вглядывался в лица гуляющих, Вальтер задумчиво рассматривал купол, а Хлоя с тоской вспоминала провинцию, более чем уверенная, что никогда туда не вернётся. Теперь у неё даже картинок не осталось, только память, которая всегда подводить и помнит всё не так, как было на самом деле.

– И чего вам двоим надо? – спросил Пётр мрачно, не глядя на них.
– Другого города правда нет? – почти шёпотом уточнила Хлоя.
Пётр рассеянно кивнул.

– Тогда куда же нас перевозят? – изумился Вальтер, всем корпусом обернувшись к Петру. Тот густо покраснел, пожал плечами и потупил взгляд. Он не хотел ничего рассказывать, но и держать всё в себе уже не мог. Его подмывало поделиться тайной, облегчить душу. Он верил, что если расскажет об этом хоть кому-нибудь, то заслужит общее прощение.

– Я работаю на факультете чистки, – мрачным тоном начал он свою исповедь. – И знаю, что происходит на предыдущих этапах.

Он помолчал, собираясь с мыслями, недоверчиво оглядел сначала Хлою, затем Вальтера, огляделся кругом и вздохнул. Говорить ему было тяжело, он боялся, потирал руки и надолго замолкал.

– В городе поддерживают примерно одинаковую численность, количество новичков всегда почти равно количеству тех, кому исполняется барьер. Людей приводят в Отделение Распределения, сажают в вагоны и…

Пётр замолчал, сокрушённо помотав головой. Он чувствовал себя виноватым, но не потому, что всё это видел и даже принимал в этом участие, а потому, что молчал, утаивая от всех страшную правду. Он знал, к чему идут все горожане – да и он сам, – боялся, не мог с этим примириться, но и жаловаться было некому. Хлоя и Вальтер стали первыми, кому довелось узнать тайну Правящей Палаты.

– Вагоны герметично закрываются, в них пускают газ, и люди засыпают, а может, умирают. Потом их сжигают, а я после чищу вагоны от сажи, пакую останки в большие пакеты.

Хлоя и Вальтер плохо понимали, что значит «умирают», но, видя хмурое лицо Петра, догадались, что это не так хорошо, как отправиться в другой город.

– Что такое «умирают»? – спросил Вальтер.
– Напомни, где ты работаешь?
– В Отделении Просвещения.
– А ты? – обратился он к Хлое.
– Там же.
– Значит, вы могли видеть, как бракованный тираж сжигают в печи.

Хлоя видела. От ужаса у неё широко раскрылись глаза, в них застыли слёзы. Сердце застучало отчаянно, словно желая сбежать до того, как его носитель окажется на месте журналов в горящей печи. Не зная что сказать и как реагировать, Хлоя тихонько взвыла, закрыв лицо ладонями. У неё осталось три года, а после её посадят в вагон, заполненный огнём. От отчаяния и страха у неё дрожали руки.

– Но зачем? – негодовал Вальтер.
– Чтобы механизм работал! – рявкнула Хлоя, испугавшись собственного крика. Притихнув и оглядевшись, она негромко заговорила: – Игорь рассказывал, что они трудятся за гроши, которых не хватает, чтобы прокормиться, и всё ради того, чтобы отправить детей под купол. Дети поступают каждый год, нельзя, чтобы город переполнился.
– Можно ведь отправлять нас в провинцию, зачем же в печь?! – восклицал Вальтер.

Хлоя горько рассмеялась.
– Если в провинции узнают, что их детей спустя какое-то время выгоняют из-под купола, зачем они будут стараться, чтобы отправить их туда? Система рухнет.
– Поэтому нас сжигают, – мрачно подытожил Пётр. – Надеюсь, не нужно говорить, что этого разговора не было?
– Какого разговора? – разыграла Хлоя удивление.
– Не знаю, о чём он, – пожал плечами Вальтер.

Пётр согласно кивнул и, не прощаясь, ушёл.
Вальтер и Хлоя ещё долго сидели на скамейке в полном молчании, с трудом переваривая полученную информацию. Хлоя дрожала, ей было страшно, она хотела немедленно сбежать в провинцию и уже каялась, что вернулась домой.

– В провинции лучше, – сказала она полушёпотом. – Даже в долгосрочной перспективе. По крайней мере, там никого не сжигают.


Глава 16.


Распрощавшись с Вальтером, Хлоя ещё долго гуляла в одиночестве по Седьмому району, вглядываясь в матовые стеклянные стены. Она воображала, что слышит песни птиц, что над редкими цветами порхают бабочки, что жужжат, пролетая, пчёлы. Представляла, как солнце греет кожу, как ветер ласково обдувает её. Всё было таким ярким, словно настоящим, и Хлоя поверила, что снова находится в провинции. Её сердце волновалось, губы несмело улыбались. Ей даже чудилось, что она ощущает вечернюю прохладу, свежесть. Ей хотелось немедленно открыть глаза, чтобы взглянуть на звёздное небо, но она знала, что над головой только светящийся купол, рассеивающий искусственную темноту.

Опоздав на ужин, Хлоя вернулась домой, подавленная и растерянная. Всю дорогу она ждала, что её остановят и отвезут в Отделение Закона, где она, к своему удивлению, обнаружит и Вальтера, и Петра. Но никто её не остановил, никто не преследовал, да и Вальтер с Петром наверняка давно уже дома.

Скинув обувь, Хлоя вздохнула, прошла в гостиную и упала на диван. Оправив широкую юбку сарафана, запрокинула голову и уставилась на Горацио. Он свисал с потолка в кухонной зоне, монитор не светился, погрузившись в непривычный мрак, и, что странно, он её не приветствовал.

 – Вечер, Горацио, – сказала Хлоя, поднимаясь с дивана. Она лениво прошла в кухонную зону, уселась за стол, но монитор механизма по-прежнему не работал. – Эй, друг, может, мастера вызвать?

Хлоя всерьёз обеспокоилась за Горацио, медленно привстала, но в этот момент экран засветился серо-голубым и появилась заячья мордочка со смущённой улыбкой и приветливо поднятой лапкой.

– Вечер, Хлоя.
– Ты что, завис? – удивилась Хлоя, вновь опускаясь на стул.
– Не стоит беспокоиться, Хлоя, всё в порядке, я просто перезагрузил систему.

Хлоя недоверчиво вглядывалась в улыбающуюся мордочку, но скоро поняла, что механизм не человек и его невозможно уличить во лжи. Тем более у механизма не было причин лгать.

– Я снова опоздала, – сказала Хлоя с улыбкой, – но, может, ты меня покормишь, а, Горацио?
– Всё, что захочешь.
– В пределах разумного, – рассмеялась Хлоя, но смех вышел надтреснутым и фальшивым. Горацио заметил это, но не отреагировал, налил ей в тарелку зеленоватую жижу и подал ложку.

Хлоя ела в полном молчании, напряжённо вглядываясь в тарелку и нарочно растягивая время потребления. Ей хотелось обо всём рассказать Горацио, но она сомневалась, что имеет право подставлять не только себя, но и других. В конце концов, даже Пётр не рискнул говорить дома, скорее всего, опасаясь, что его механизм может выступить против него.

Закончив с ужином, Хлоя сразу отвернулась, прошла в гостиную и включила экран. По каналу показывали какое-то шоу, которое она никогда не смотрела, но которое создавали в её Отделении на факультете вечерних программ. Что-то музыкально-танцевальное. Наряды пестрели на экране, женщины сверкали улыбками, а мужчины то вставали на колени, подавая им руки, то кружили их в танце, подпевая.

Выключив эту нелепость, Хлоя отложила пульт, устало потерла переносицу и задумчиво уставилась на Горацио. Он уже вымыл посуду и неподвижно висел в воздухе. На экране – заячья мордочка, не выражающая никаких эмоций.

– Горацио, – позвала Хлоя, и заячья морда сразу начала улыбаться в своей привычной смущённо-вежливой манере. – Послушай, Горацио.

Она замолчала, решила ничего ему не говорить и, поднявшись, удалилась в спальню. Плотно затворив дверь, она задёрнула шторы, упала на кровать и, вытащив из кармана М-фон, вышла в виртуальное пространство. Каталог услуг предложил выбрать ей нужную категорию или ввести запрос в отдельную строку поиска.

Хлоя начала печатать: «Схема купола»,  – но не успела нажать «отправить запрос», как доступ к сети был заблокирован, а экран М-фона погас. Несколько мгновений она смотрела на стеклянный корпус, сквозь который её пальцы казались вдвое толще, потом села и растерянно огляделась. Впервые столкнувшись с такой проблемой, она не знала, что и думать, а потому молчала, натужно соображая.

– Горацио! – наконец позвала она, отворив дверь.

Механизм компании «Лотос» сдвинулся с места и с тихим жужжанием подъехал к Хлое. Она молча показала ему неработающий М-фон.

– Данный запрос недопустим, – предостерёг Горацио, – Отделение Закона вычислит отправителя по идентификационному номеру. Тебе, Хлоя, особенно не рекомендуется запрашивать такие данные после посещения провинции. Твой интерес может показаться подозрительным.

– Какая разница? – недоумевала Хлоя. – Мне всё равно конец! Я хочу выбраться отсюда!
– Хлоя, ты руководствуешься эмоциями, а должна сохранять спокойствие. В Отделении Закона твоя папка ещё не отправилась в архив, а потому ты должна быть осмотрительной. Будешь проявлять нервозность, тебя сразу заподозрят во лжи. Пожалуйста, оставайся спокойной, и со временем всё наладится.
– О каком времени ты говоришь?! – гневалась Хлоя. – Те проклятые три года, что мне жить осталось?!

Горацио помолчал, заячья мордочка сделалась удивлённой.

– Ты слишком драматизируешь. Переезд на новое место…
– Нет никакого нового места! – перешла она на отчаянный крик. – Другого города не существует, нас сажают в печку и сжигают, как бракованную бумагу, ясно тебе?!

Горацио не ответил, заячья мордочка исчезла с монитора, и теперь он мерцал ровным серо-голубым светом.

Хлоя тяжело вздохнула, села на диван, положила М-фон рядом. Она устало провела по лицу ладонями, легла на диванную спинку, запрокинув голову. Ей не хотелось думать о сегодняшнем разговоре, но она не могла – и не должна – забыть о нём. Вновь и вновь прокручивая в голове страшное признание Петра, она поверить не могла, что всё это время на празднике Распределения они отправляли сотни людей на сожжение, провожая их наилучшими пожеланиями и сверкающими улыбками. Какая нелепость!

Осуждая себя за своё незнание, Хлоя не могла примириться с тем, что тоже участвовала в этом фарсе, провожая многочисленную толпу восторженным взглядом и иногда ночами, перед тем как заснуть, грезя о том далёком городе, в который однажды переедет. Она представляла огромный купол, в разы больше этого, бетонно-стеклянные дома и улицы, вежливые улыбки и всеобщий покой, ведь в том, новом, городе не нужно будет работать. Туда их отправляли на заслуженный отдых.

Понимая, что это ужасная комедия, с пошлым юмором и жестокими продюсерами, Хлоя плакать хотела от собственной наивности. Всего пару дней назад она и подумать не могла о страшной участи, уготованной ей и всем горожанам, а теперь вынуждена бороться за свою жизнь, ведь, чтобы разработать план побега из этой ловушки, у неё осталось всего три года. Три коротких года, которые пролетят в одно мгновение, впустую истраченные на работе.

Громко всхлипнув, Хлоя только теперь заметила, что плачет. Ей было страшно, она жалела себя и хотела скорее выбраться из-под купола, оказаться в новом, пусть и не таком стерильном, как этот город, мире. Она верила, что сумеет выбраться, что сумеет адаптироваться, подстроиться под темп новой жизни. У неё были знания и умения в области журналистики, она обладала хорошими манерами и недурной наружностью, в конце концов, в провинции её ждал Игорь, который не откажет в помощи.

Игорь!
Хлоя вскочила, как ошпаренная, вспомнив, что ему грозит опасность. Она помнила, что спастись он сможет только в городе, но знала, что и здесь его ждёт гибель: либо его поймают законники за несанкционированное проникновение, либо до него доберутся из Отделения Распределения, даже без документов определив, что ему лет больше установленного барьера.

– Какая я несчастная! – взвыла Хлоя, закрыв лицо руками. – Горацио! – воскликнула она, но монитор продолжал мерцать ровным серо-голубым светом, оставаясь безучастным. – Пожалуйста, Горацио, ведь ты должен мне помогать. Меня ведь сожгут через три года, ты должен помочь мне, слышишь?! Эй!

Она подошла к основному механизму, осторожно постучала по монитору, но тот оставался глух к её просьбам. Хлоя уселась прямо на полу, подтянув колени к груди, всхлипнула. Она надеялась, что Горацио пожалеет её, уступит ей, но вспомнила, что ему чужды человеческие эмоции, рассчитывать на которые никогда не приходилось.

– Я думала, мы друзья, – шёпотом сказала она себе самой, медленно поднялась на ноги и с надеждой поглядела на пустой экран механизма. – Доброй ночи, Горацио.
– Доброй ночи, Хлоя, – сразу откликнулся он, просияв улыбчивой заячьей мордой.


Глава 17.


Каждое воскресенье Игорь проводил с дочерью, уделяя ей максимум внимания. Всегда занятый на работе, он находил единственный день, чтобы посвятить его Снежке, но сегодня не смог с ней ни поиграть, ни порисовать. Он обещал нарисовать ей средневековый замок и огромного дракона, но целый день провёл в размышлениях. Нервничая, он то поглядывал на часы, то за окно, ждал чего-то ужасного, и предчувствие у него было плохое.

Тётя Роза и сегодня взяла на себя все хлопоты, тогда как Игорь тратил время на переживания. Он помнил угрозы, адресованные ему разъярёнными работниками фабрики, помнил, что никуда не сумеет устроиться на работу, и даже не предпринимал попытки что-либо изменить. Подчинившись обстоятельствам, он поверил в них и поверил, что не сумеет ничего исправить: чёрный список работников на то и был чёрным, что ни выбраться из него, ни обойти его было невозможно.

Целый день Снежка была предоставлена сама себе, и спать её укладывала тётя Роза. Игорь сидел на крыльце, задумчиво смотрел в пустоту притихшего района и вздыхал о собственной судьбе, о собственной никчёмности. У него оставалась единственная надежда сбежать под купол, но он понимал, насколько эта надежда хрупкая.

– И чего тут сидишь, зад морозишь, – сказала старуха, протягивая кружку горячего чая.

Тётя Роза присела рядом, поправив на плечах цветастый платок, ласково улыбнулась, и морщины на её лице сделались ещё более глубокими и уродливыми. Они бороздили щёки, губы, лоб, рисовали траншеи и тонкие линии недавно появившихся морщин, но голубые глаза оставались приветливыми и лучистыми. От тёти Розы пахло выпечкой и старостью; Игорь любил этот запах, он напоминал ему тёплый уютный дом, в котором всегда ждут.

– Хлоя обещала помочь, – вздохнул он, бросив на купол печальный взгляд.

Старуха усмехнулась, и усмешка получилась презрительной.

– Небось, ей самой помощь требуется, – сказала она. – Раз уж такие ужасы про провинцию рассказывают, значит, не допустят, чтобы она болтала что-то другое. Может, от неё уже избавились.
– Да что вы говорите, тётя, – ужаснулся Игорь.

Тётя Роза вновь поправила платок на плечах.
– Даже если она ещё жива, у неё нет причин помогать тебе. Она тебя едва знает.
– Но я ведь ей помог!
– Тьфу ты! – сплюнула старуха и с тяжёлым стоном поднялась со скамейки. – Дурак ты, Игорь, до сих пор в чудеса веришь!

Шаркая домашними тапочками, она вернулась в дом, прикрыв дверь. Игорь остался в одиночестве, с грустью поглядел на купол и задумался, каково там Хлое, что она делает, собирается ли помогать. Он неожиданно осознал, что эта женщина ему понравилась так сильно, что он не может не думать о ней. И дело не в том, что она из города, удивительная и со своими тайнами, а в том, что она такая наивная и прекрасная, как ребёнок, выросший, но не разучившийся видеть красоту и радоваться ей, умеющий удивляться обычным вещам и не боящийся показать эмоции.

Игорь грустно улыбался, зачарованно глядя на купол, и мечтал вновь оказаться рядом с Хлоей, поговорить с ней о чём-нибудь неважном, показать весь этот удивительный мир, чтобы она не переставала удивляться и радоваться. Он хотел сделать её счастливой.

– Дурак ты, Игорь, раз влюбился, – сказал он себе. – Может, она даже не думает к тебе возвращаться. У неё там своя жизнь, её не должны волновать твои проблемы.

Игорь безнадёжно усмехнулся, снова скользнул взглядом по куполу и вернулся в дом. Стараясь не шуметь, он приоткрыл дверь в спальню дочери: девочка молча смотрела на него. Улыбнувшись, он вошёл, включил светильник, стоящий на тумбочке, и присел на кровать. Снежка перевернулась на спину и вопросительно уставилась на отца.

– Я не прочитал тебе сказку, – вздохнул он.
– Бабуля прочитала.
Игорь кивнул.

– Хлоя вернётся? – спросила девочка.
– Может быть. Ей покинуть город так же тяжело, как нам туда попасть, понимаешь?

Снежка положила руки поверх одеяла и понимающе кивнула. Она видела, что отец тревожится, но не знала почему. Она грустила, что сегодня он не стал с ней играть, но даже не думала ни в чём его обвинять. Обижаться у неё не было причин, ведь она тоже скучала по Хлое, которая внезапно ворвалась в их жизнь, как ветер в комнату, а потом так же внезапно исчезла.

– Почитать тебе?
– Нет, расскажи про город.
– Ну-у, – Игорь задумался, что же такого рассказать про город. – В городе очень чисто и безопасно, там не бывает холодно…
– Это я знаю, – перебила Снежка, – расскажи то, что рассказывала Хлоя. Как там?

Игорь задумался, не желая ни врать, ни разбивать мечты дочери. Он помнил, как Хлоя с грустью оглядывалась и сокрушённо приговаривала, что в провинции намного красивее, чем в городе, где всё состоит из стекла и бетона, где искусственное солнце, нет животных, нет ветра, а зелень, не идущая ни в какое сравнение со здешней, растёт только в Седьмом районе.

– Снежка, в городе всё из бетона. Там высокие дома, под самый купол, нет трамваев и машин, там нет неба – вместо него стеклянная сфера, и нет солнца, нет луны. Там, – он задумался, усмехнувшись. – Там хуже, чем здесь.
– И нам обязательно-обязательно туда надо?

Игорь мотнул головой, горько улыбнувшись.

– Тогда давай останемся здесь, – слёзно попросила Снежка.
– Мы об этом подумаем, если Хлоя вернётся.
– Мы убедим её остаться с нами, – улыбнулась девочка и, усевшись, крепко обняла отца за шею. – Вот увидишь, она полюбит наш мир, и о своём городе даже не вспомнит. Мы будем собирать цветы и ловить бабочек, а вечером смотреть на звёзды. В городе ведь звёзд тоже нет, да?
– Нет.
– Вот видишь! – воскликнула Снежка. – Хлоя полюбит провинцию и останется с нами. Она ведь хорошая и такая странная.

Игорь улыбался, глядя на улыбку дочери. Да, Хлоя хорошая и такая странная. Странная по-особенному, как гостья из чужого мира. И ему так хотелось, чтобы у них появился свой, общий, мир.


Глава 18.


Хлоя проснулась от странного звука и лениво открыла глаза. Несколько мгновений она прислушивалась и, наконец сообразив, что кто-то ходит в её гостиной, резко села, подтянув одеяло к подбородку. Испуганно сжавшись, она была готова залезть под кровать, но вспомнила, что внизу с обеих сторон по два ящика. Медленно поднявшись, стараясь не шуметь, она открыла шкаф и влезла в него, осторожно притворив дверцу. В этот же момент дверь в спальню открылась, и Хлоя едва не закричала от ужаса: шаги, она слышала шаги!

«Это не Горацио», – подумала она и жалобно проскулила, слишком громко, чтобы сохранить укрытие в тайне. «Это законники, – вдруг подумала она, – они пришли за мной, потому что всё знают!»

Дверца открылась, и Хлоя громко вскрикнула, заплакав. Она бормотала что-то неразборчивое, просила оставить её в покое, говорила, что ничего не видела и ничего не знает. Она испуганно смотрела на незнакомца, стоявшего перед ней, и продолжала плакать, умоляя не трогать её.

– Спокойно, – сказал мужчина мягким успокаивающим тоном, обхватил её за запястье и осторожно потянул на себя, вынуждая подняться. Хлоя выпрямилась, обхватив себя за плечи, чтобы прикрыться, смотрела под ноги и продолжала всхлипывать, прислушиваясь к гнетущей тишине комнаты и безумной канонаде, творящейся в голове.

Незнакомец больше ничего не говорил, не прикасался к ней, стараясь не пугать. Он ждал, когда Хлоя успокоится, но она дрожала, всхлипывала и продолжала бормотать нечто нечленораздельное и, вероятно, сама не понимала, что пытается сказать.

Через какое-то время, несмело предположив, что опасность ей не грозит, Хлоя села на кровать, включив свет. На будильнике высвечивались зелёные цифры: половина четвёртого утра. Что забыл гость в её квартире в такой ранний час и как сюда пробрался, Хлоя не знала и даже не думала об этом, рассматривая свои дрожащие руки и раздумывая над тем, станут её сжигать или нет.

Незнакомец вышел из спальни и вскоре вернулся со стаканом воды.

– Кто ты? – глухо спросила Хлоя, приняв стакан и сделав небольшой глоток.
– Ты назвала меня Горацио.

От неожиданности Хлоя выронила стакан, ошеломлённо рассматривая стоящего рядом с ней человека. Иногда ей казалось, что механизм проявляет человеческие качества и эмоции, но никогда не думала, что он может вдруг воплотиться в человека. Поражённая внезапной новостью, едва ли похожей на правду, Хлоя предположила, что её решили жестоко разыграть перед тем, как отправить в вагон в Отделении Распределения.

Горацио вежливо улыбался, а его синие глаза блестели в свете лампы.

– Не бойся, с дуба ты не рухнула.
– Откуда? – совершенно растерялась она.
– С дуба рухнуть – спятить, рехнуться, с ума сойти. А дуб это дерево. Ты, возможно, его даже видела.

Хлоя, вообразив, что её допрашивают, умолкла, в страхе взирая на воплотившегося Горацио.

– Ты мне не веришь, да? – усмехнулся он. – А я между прочим продолжаю делать всё для тебя. Уже за пределами разумного.

Он улыбнулся максимально миролюбиво, медленно сунул руку во внутренний карман кожаной куртки и вытащил оттуда бумажного журавлика. Хлоя тихо ахнула, наконец признала в незнакомце Горацио, но не понимала, как такое может быть.

– Но как? – жалобно протянула она, взяв журавлика из его рук.
– В Отделении Вольнонаёмных я подписал контракт, и меня определили на службу в Отделение Закона. Пять лет я провёл взаперти, не имея права покидать выделенную квартиру. Но я довольно хорошо дружу с компьютерами, поэтому мне не составило труда достать вот это, – он вытащил из того же внутреннего кармана несколько бумажных листов, бросив их на кровать, – и сбежать. Конечно, мой побег заметят, поэтому у нас не так много времени, как хотелось бы.

Хлоя смотрела на него задумчиво, пытаясь понять.
– Подожди, то есть ты законник?
– Нет, Хлоя, я оператор механизма, который ты прозвала Горацио. Это ни фига не искусственные интеллекты, это люди, которые следят за вами. А я Кирилл, и я из провинции.

Некоторое время Хлоя осмысляла всё услышанное, потом густо покраснела и озлобленно запустила в него подушкой.

– Ты за мной подглядывал!
– Я за тобой приглядывал.
– Ты видел меня без одежды!
– Тут не поспоришь.

Хлоя умолкла, схватившись за голову.
Кирилл вздохнул, подобрал бумажные листы и присел рядом. Он напряжённо всматривался в цифры на будильнике, думая, когда станет известно о его отсутствии, но Хлою не торопил, позволяя ей переварить разом свалившуюся на неё информацию.

– Пять лет, – грустно сказала Хлоя, обратив на Кирилла тусклый взгляд. – Значит, до тебя был кто-то другой. Семь лет у меня был другой оператор, а я даже разницы не заметила.
– Существует определённый шаблон общения, ты не могла заметить.
– И всё-таки ты другой. Ты говорил иначе, дарил мне бумажные цветы, танцевал со мной, делал бумажных журавликов. И молоко. Каждый день ты вносил что-то новое, а я не замечала. Не придавала значения.
– Неважно, Хлоя.

Она испуганно ахнула, прикрыв рот рукой.

– И те слова, что я наговорила. – Она сокрушённо помотала головой. – Ты ведь не механизм, тебе было обидно, а я… Какая я дура!

Хлоя, позабыв о страхе и нависшей над ней угрозе, пустилась в пучину самобичевания, каясь в своей грубости и резкости, извиняясь за дурное поведение. Она принялась вспоминать каждую мелочь, какую механизм бы не заметил, но на которую обиделся бы человек. Отчаянно роясь в недрах памяти, она даже вспомнила, как ударила Горацио по монитору, в сущности влепив пощёчину оператору. Вроде бы мелочь, ведь Кирилл не пострадал, да и монитор остался цел, но сам факт, что она ударила, был малоприятен.

Разочаровавшись в своём поведении, которое не всегда контролировала, Хлоя набросилась с обвинениями на Кирилла.

– Да ты ведь не лучше! – взвизгнула она, перекладывая вину со своих плеч на чужие. – Как ты мог бессовестно за мной поглядывать?! И ведь тебе стыдно не было! Уверена, ты не отворачивался, когда я душ принимала, а пялился во все глаза! А я ещё извиняюсь, что железякой тебя назвала!

Она размахнулась и ударила его ладонью по спине. Кирилл поморщился, но предпочёл отмолчаться.

– И хоть бы извинился! – гневалась она.
– Хлоя, у нас нет на это времени, – мягко проговорил он и улыбнулся, а Хлоя вдруг расхохоталась, представив вместо его лица въевшуюся в память заячью морду.
– Смотри, – позвал он, указав в бумаги, – этот тоннель идёт через все районы к центру. По нему доставляют разные грузы, но в основном продукты в Отделение здорового питания, там их готовят и развозят по домам.

Хлоя удивилась: она никогда не задумывалась, откуда Горацио берёт еду.

– Движение по тоннелю проходит по расписанию, – продолжал Кирилл, – поэтому нам нужно успеть войти и выйти до того, как там кто-то появится. Карточка для открытия ворот у меня есть.

Хлоя насторожилась.
– Откуда это всё: карта, схема?
– Я ведь говорил, что дружу с компьютерами. Собирайся, времени действительно почти нет. Мы и так потратили его слишком много на разговоры.

Кирилл свернул бумаги в трубочку и убрал во внутренний карман.

– Почему ты помогаешь мне? – напрямую спросила Хлоя.
– Это же мой протокол, – деланно рассмеялся он, но Хлоя покачала головой. Кирилл вздохнул: – Всё просто: я не хочу в печь.
– Но ты ведь из провинции, тебя в печь не отправят.
– Вас могли ссылать в провинцию, но вас сжигают. Для чего? Чтобы не было свидетелей. Я в некотором роде тоже свидетель, так что по истечении контракта меня отправят в печь. Ну или заставят продлить контракт, и я застряну тут до самой смерти. Тюремное заключение, на которое я добровольно подписался. Хлоя, пожалуйста, собирайся.
– Можно я схожу в душ?
– Вся механика управляется удалённо. – (Хлоя вопрошающе выгнула бровь). – Ты ведь не думаешь, что я сидел в системном блоке? Компьютер можно перенастроить, но будет проще, если ты обойдёшься без душа. Одевайся.

Кирилл вновь поглядел на будильник и заметно занервничал.

– Ты бы не мог выйти?
– Я всё равно видел тебя голой.
– Пошёл вон! – вскричала она, покраснев.

Кирилл напряжённо рассмеялся.

– Стой, мы должны взять Вальтера. Он тоже всё знает. И Полину, я не хочу её бросать.
– Может, весь город выведем? – обозлился Кирилл. – Одевайся, я сообщу Вальтеру, но если опоздает, мы не станем его ждать.
– А как же Полина?
– У нас нет времени на объяснения – только Вальтер.

Хлоя покраснела, но согласно кивнула и, закрыв дверь спальни, отошла к окну. Раздвинув шторы, она потратила драгоценное время на созерцание, и грустно улыбнулась. Сделанный из стекла, пластмассы и бетона, этот город всё равно был прекрасным, и она знала, что иногда будет по нему скучать. Больше всего она будет скучать по Горацио, даже если Кирилл останется с ней, ведь Кирилл это Кирилл, а Горацио… а Горацио обманул её ожидания.

Вздохнув, Хлоя задёрнула шторы и отправилась одеваться.

– Хлоя, быстрее, – постучал Кирилл.
– Да, Горацио, – машинально ответила она, вытащив из шкафа любимое красное платье.


Глава 19.


Хлоя и Кирилл, озираясь и прислушиваясь, пробирались к месту встречи. Их шаги рушили тишину спящего города, будущую абсолютно герметичной, если бы не шум работающих фильтров. С купола лился тусклый матовый свет, разбрасывая всюду блеклые тени. И весь город утопал в сказочном спокойствии, погружённый в глубокий сон, только окна Отделения Закона светились ярким белым светом.

Они не разговаривали. Кирилл шёл впереди, Хлоя, опасливо оглядываясь, шла следом, стараясь не отставать. Её сердце билось тяжело и неровно, она задыхалась от страха, боясь оказаться в руках законников. Лелея надежду выбраться из города, она ждала, что на этом всё закончится и о страшной правде можно будет забыть. Но Хлоя чувствовала, что так просто эта история не закончится, что она только начинается, да и Горацио, внезапно превратившийся в человека, пугал её не меньше печи Отделения Распределения.

Ужаснувшись внезапно открывшимся тайнам, Хлоя не могла поверить, что столько лет жила в неведении и обмане, со спокойным сердцем готовилась к переезду, которому не суждено было состояться, верила, что провинция разрушена, отравлена и населена человекоподобными монстрами. Её обманывали, и она верила. Всех горожан обманывают, и они верят.

Вздрогнув, Хлоя несмело взяла Кирилла за руку. Он крепко сжал её руку в ответ.

Никем не замеченные, поскольку патруля в городе не было, Хлоя и Кирилл добрались до Первого района и размеренным шагом направились к Отделению здорового питания. Вальтер уже ждал их на углу здания, прижимаясь к стене настолько сильно, насколько это было возможно. Он боялся, нервничал и пугливо оглядывался. Завидев двоих человек, не таясь идущих к нему, он медленно стёк по стене вниз и, казалось, был готов просочиться сквозь землю, лишь бы остаться незамеченным.

– Вальтер, – позвала Хлоя, приглядываясь.

Услышав знакомый голос, Вальтер быстро поднялся на ноги, отряхнулся и поспешил к ним.

– Чудесно выглядишь, – нервно усмехнулся он, – прямо как на праздник собралась.

Хлоя растерянно уронила взгляд на пышную юбку и смущённо сжала её в кулаках. Она знала, что оделась слишком ярко для такого события, но не хотела оставлять любимое платье в городе. Тем более у Кирилла хватило снисхождения не делать подобных замечаний. Вальтер, конечно, промолчать не мог.

– Времени нет, – строго напомнил Кирилл.
– А это ещё кто? – с претензией спросил Вальтер, всем видом показывая, что не сдвинется с места, пока не получит ответы.
– Это Горацио, – улыбнулась Хлоя, восхищённо покраснев. Она всё ещё испытывала странное чувство, смесь восторга и гордости, что её механизм оказался таким преданным, умным и смелым.
– Какой такой Горацио? – напирал Вальтер с неосознанной ревностью.

Прежде чем Хлоя успела объяснить, Кирилл вышел вперёд и протянул руку – Вальтер озадаченно на неё покосился. Вспомнив, что в городе подобное приветствие не практикуется, Кирилл смущённо улыбнулся, опустил руку и представился:

– Аппарат поддержания жизни №816 производства компании «Лотос».

Вальтер смотрел на него огромными глазами, но этот человек никак не ассоциировался у него с домашними механизмами. Однако после последних событий он уже не был уверен, что есть правда, а что нет.

– Он оператор, – пояснила Хлоя, – наши механизмы не искусственные интеллекты, они управляются людьми. Таким образом законники следят за нами. За всеми нами.

Поражённый, Вальтер уже не знал, есть ли предел этим пугающим открытиям. Живущие под куполом, ограниченные в пространстве и стеснённые в выборе, они были лёгкой мишенью для законников, за ними следили через аппараты жизнеобеспечения, их сжигали по исполнении тридцати пяти лет, как бракованный тираж журнала. Им лгали, их контролировали, ими играли.

Побледнев от собственных мыслей, Вальтер испуганно поглядел на своих компаньонов и, подойдя к ним ближе, негромко сказал:

– Хлоя, мы ведь под куполом. Они могут усыпить и сжечь нас всех разом. Мы ведь даже понятия не имеем, что они с нами делают. Какой день недели сейчас, день или ночь? Может, с нашего разговора прошёл уже месяц? У нас ведь даже солнце ненастоящее, его можно нарисовать в любой точке купола!

В этих домыслах была своя логика, но Хлоя понимала, что это уже слишком. Она снисходительно улыбнулась и слабо кивнула, не желая спорить: на споры времени не было.

– И какой план? – сдался Вальтер, видя, что его тревоги мало кого заботят.
– Просто следуй за ним, – сказала Хлоя, стараясь улыбаться, но чувствовала, как у неё дрожат губы и щёки. Обменявшись кривыми дрожащими улыбками, они сильнее усомнились в разумности задуманного предприятия.

– Пошли, – скомандовал Кирилл, подтолкнув обоих к узкой улочке.

Они молча обогнули здание, тёмной громадой уходящее под самый купол, остановились у широких ворот, и Кирилл подошёл к пульту управления. Вытащив из внутреннего кармана куртки карту, он прислонил её к индикатору, затем ввёл код, украденный из системы, и ворота, издав громкое «вжик», жужжа поехали в разные стороны.

Не дожидаясь полного их открытия, Кирилл махнул рукой Хлое и Вальтеру и нырнул внутрь.

В тоннеле было темно; редкие лампы, встроенные в стены, едва рассеивали мрак, ярко освещая лишь небольшие участки. Широкий коридор с высоким потолком тонул в темноте и топил в себе звуки, то заглушая их, то вдруг выбрасывая. Шаги то становились бесшумными, то начинали громко стучать, отлетая от стен и потолка чудовищным эхом.

Хлоя нервничала, крепко сжимала руку Кирилла и даже не замечала этого. Она дрожала и от страха, и от непривычного сквозняка – но больше от страха. Напряжённо прислушиваясь, она боялась услышать посторонние звуки, боялась, что их шаги кто-нибудь услышит; всматриваясь в темноту, боялась увидеть фары летящего навстречу аэромобиля – прятаться было негде.

Вальтер замыкал шествие, иногда неосознанно хватаясь за руку Хлои. Он оборачивался назад и тревожился, когда за спиной разливался мрак. У него похолодели руки, пересохло в горле, он часто облизывал губы и боялся, что их поймают. Дрожа всем телом, он не решался сказать о своём страхе, но, временами хватаясь за ледяную влажную ладонь Хлои, чувствовал, что она дрожит не меньше его.

Кирилл шёл уверенно, шагая широко и твёрдо. Оказываясь на освещённых участках тоннеля, он смотрел на часы, подсчитывал, сколько времени у них остаётся, и иногда ускорялся. Тогда Вальтер и Хлоя начинали нервничать сильнее, и Вальтер даже порывался пару раз вернуться в город – идти в одиночку он не решился, а потому был вынужден следовать за остальными.

– Нам следовало взять аэромобиль, – шепнул Вальтер, но его шёпот устрашающим шипеньем отразился от стен и потолка, и напугал его самого.
– Неплохая идея, жаль, что опоздавшая, – похвалил Кирилл. – Нам бы всё равно не удалось угнать аэромобиль: на ночь их запирают в Отделении Закона.

Кирилл говорил негромко, но и не шептал, словно был уверен, что опасаться им некого, однако Вальтер боялся быть услышанным и продолжал шептать.

– Откуда тебе знать? – уже злился он, шипя разгневанным змеем.
– У меня было несколько часов, чтобы всё узнать и проверить. Например, через двадцать минут в тоннель въедут три грузовика с продуктами в сопровождении двух аэромобилей законников. У нас есть пятнадцать минут, чтобы добраться до Четвёртого района, там будет небольшой мост, под которым можно спрятаться.
– Мост? Какой мост? – всполошился Вальтер.
– Там идёт ещё один тоннель, вдоль которого тянутся трубы и провода, обеспечивающие купол светом и воздухом. Ещё там несколько генераторов. Но нам этот тоннель интересен только тем, что благодаря трубам там есть мост, под которым мы спрячемся.

Хлоя боялась, но верила. Вальтер боялся и не доверял, сокрушаясь, что согласился на эту авантюру. Кирилла он видел впервые, у него не было причин ему доверять, да и его осведомлённость настораживала, заставляя думать, что тот ведёт их в ловушку, прямиком в руки законников; только Вальтер не мог придумать, к чему такие сложности.

В назначенный срок они добрались до Четвёртого района и вскоре увидели ярко освещённую площадку. В стенах с двух сторон темнели небольшие углубления, в которые человек мог пролезть разве что на четвереньках. Гудел ток и что-то шипело, трубы и чёрные провода, туго натянутые, тянулись из одной стены в другую, и над ними в основном тоннеле был построен мост.

Подойдя ближе, Кирилл растерянно поджал губы – под мост им ни за что не влезть.
Вальтер побледнел, когда по тоннелю разнёсся грозный рёв моторов.

– Спокойно, – приподняв руки, сказал Кирилл. – Полезем туда.

Не имея ни времени, ни причин спорить, Хлоя и Вальтер бросились к левой стене, упали на четвереньки и, как напуганные собаки, торопливо влезли в тоннель, стараясь уползти как можно дальше, чтобы остаться незамеченными. Кирилл посмотрел на часы, прислушался к моторам и не спеша подошёл к противоположной стене, опустился на колени и задом вперёд пролез в тоннель.

Когда грузовики проехали мимо с оглушающим рёвом, Кирилл выждал ещё около двух минут, только потом выбрался из своего укрытия и негромко позвал Хлою. Она что-то невнятно пробормотала, простонала, вскрикнула, выругалась, вновь вскрикнула. Наконец показались её ноги, потом попа с задранным платьем, и Хлоя, шипя и постанывая, выбралась из тоннеля: на разбитых коленях проступила кровь, волосы растрепались, а пальцы покраснели и руки местами были оцарапаны. Следом выбрался Вальтер, потирая ушибленный затылок.

– Ты мне все пальцы отдавил! – обругала его Хлоя. – Я же тебе сказала – подожди! А ты мне своей задницей всё лицо истыкал!

Бледный и напуганный, Вальтер виновато зашептал:
– Там кто-то был, кто-то мокрый мне пальцы щекотал, и на лицо что-то прилипло!
– Это паутина, – усмехнулся Кирилл, смахнув с его лица и волос паутину. – Ну, наверно, ещё крысы.
– Крысы? – переспросил Вальтер, трепеща перед неизведанным.
– Такие мерзкие грызуны, которые могут отгрызть тебе нос, пока ты спишь, – будничным тоном пояснил Кирилл и отправился дальше по тоннелю.

Хлоя пошла за ним, сразу уцепившись за его руку. Вальтер брезгливо отряхнулся, вздрогнул и неожиданно увидел крысу. Он был абсолютно уверен, что это она: огромная, серая, с чёрными блестящими глазками. Она хищно повела носом по воздуху, словно определив будущую жертву, и Вальтер, с трудом удержав крик, бросился прочь.

Чем дальше они шли, тем напряжённее становилось молчание. Им хотелось скорее выбраться, чтобы почувствовать себя в безопасности, чтобы покинуть тоннель, в котором у них больше не будет возможности спрятаться. Хлоя опасалась, что кто-нибудь появится здесь вопреки расписанию, как она ночью с пятницы на субботу. Никто не мог предвидеть, что потребуется забрать её из провинции, и если бы то была не она, и они решили бы выбраться именно в тот день, то всё пошло бы прахом из-за одной непредвиденной ситуации. И Хлоя обиделась на себя саму, придя в отчаяние при одной лишь мысли, что в тоннеле может появиться кто-то вне расписания.

Она не стала делиться своими мыслями, видя, что Вальтер и так на грани: бледный как полотно он был готов упасть в обморок хоть сейчас. Но Кирилл, казалось, совершенно не допускал такой сумасбродной мысли и верил, что всё пройдёт по плану, что в тоннеле не появятся неожиданные гости, а может, потому и шёл так быстро, что боялся их появления.

Наконец они добрались до ворот, Кирилл приложил карту к индикатору, ввёл код, и стальные створки, пронзительно взвизгнув, с жужжанием поползли в разные стороны. Кирилл осторожно выглянул, вышел, глубоко вдохнув свежий предрассветный воздух, и поманил за собой остальных. Хлоя вышла, смело сделав вдох, а Вальтер зажал рот и нос руками, боясь отравленного воздуха, но, увидев красоту естественного мира и убедившись, что Хлоя не врала, неосознанно опустил руки и восторженно ахнул, впервые глотнув свежий воздух.

– Добро пожаловать в провинцию, – с улыбкой проговорил Кирилл.

Хлоя глядела в тёмно-синее небо, в котором ещё горели самые яркие звёзды.
– Гляди, Вальтер, – позвала она, – это звёзды. Это небо.
– Нам бы лучше уйти, – предостерёг Кирилл, – ко мне нельзя: думаю, вы понимаете, что нас будут искать. Нас всех.
– Кто? – ужаснулся Вальтер.
– Отделение Закона. Мы теперь для них угроза. А сообщение, которое я отправил тебе, через полчаса прочитает оператор твоего механизма, и законники бросят все силы, чтобы нас поймать.
– И нас накажут? – разочарованно вздохнула Хлоя.
– Нас в печь посадят, – улыбнулся Кирилл. – Поэтому нам нужно как можно скорее донести до провинциалов правду. Когда они узнают, как поступают с их детьми, они возьмут нас под защиту и бросят все силы на уничтожение купола. Думаю, это будет долгая и страшная борьба. А сейчас нам нужно где-то спрятаться. Идём к Игорю, да?

Хлоя рассеянно кивнула.
– Идём, – строго повторил он.
– Да, Горацио, – безнадёжно шепнула она и вновь взяла его за руку. – Только, пожалуйста, не забывай, что ты должен защищать меня.

Кирилл криво улыбнулся, но кивнул, крепче сжав её руку в своей.


Глава 20.


Собирались тучи. Небо хмурилось, а предрассветные сумерки словно светились. Кирилл шёл в указанную Хлоей сторону, а Хлоя крепко сжимала его ладонь. Вальтер шёл чуть в стороне, боязливо втянув голову и озираясь по сторонам. Его пугал и завораживал этот мир; но больше пугал. Всё было незнакомо, пространство казалось невообразимо большим, бесконечным, запахи, звуки пугали, но сильнее пугало ощущение, что всё это он раньше видел. Вальтер говорил себе, что такое чувство возникло из-за тех картинок, что показала ему Хлоя, но не верил в это. Ему казалось, что он здесь уже бывал.

Пугаясь окружающего мира и восхищаясь им, Вальтер старался не отставать. Он не задумывался о том, что мог встретить людей, ведь бояться их теперь не приходилось: Хлоя заверила, что в провинции они ничем не отличаются от горожан. Ему хотелось познать этот мир – вспомнить его, – но он боялся остаться в одиночестве и ревностно следил за своими компаньонами.

– Здесь, – чуть громче шёпота сообщила Хлоя, остановившись и указав на одноэтажный домик, стоящий в стороне от остальных.

Кирилл решительно направился к нему, заботливо сжимая руку Хлои. Вальтер семенил следом, оборачиваясь на купол и вглядываясь в серый сумрак, боясь увидеть преследующие их огни фар аэромобилей.

Они подошли к дому, ступили на крыльцо, но стучать не решались – было слишком рано. Уселись на скамейку и задумчиво уставились на купол, темнеющий под набежавшими тучами. Хлоя улыбалась, загадочно и едва заметно, только теперь в полной мере осознав, что оказалась там, где хотела быть, вместе с Горацио. С ним не пришлось расставаться, и она радовалась этому сильнее всего, крепко сжимая его руку в своей.

– Какая жуть, – шепнул Вальтер. – Здесь так страшно.
– И красиво, – добавила Хлоя с упоением.
– У нас времени нет, – напомнил Кирилл, – давайте постучим.

Не дожидаясь ответа, Кирилл поднялся со скамейки, постучал, сначала отрывисто и глухо, затем громче. Хлоя и Вальтер стояли за его спиной, ожидающе глядя на дверь. Никто не отвечал. Вальтер занервничал.

– Нельзя, чтобы нас увидели, – спокойно рассуждал Кирилл, внимательно оглядев улицу. – Если нас будут искать, то никто не должен знать где.

Он постучал снова, и наконец послышались шаги, над крыльцом зажглась тусклая лампочка.

– Кого чёрт принёс? – ругнулся Игорь.
– Игорь, это Хлоя, – торопливо сказала Хлоя, – впусти нас, пожалуйста, быстрее.
– Нас?

Игорь озадачился, но дверь открыл, недоверчиво оглядев Хлою и двоих незнакомцев. Он отошёл, впуская их. Сердце у него зашлось в трепетном волнении, он смущённо смотрел на Хлою и только теперь заметил, что она крепко сжимает руку молоденького блондинчика.

– Кто твои друзья? – холодно спросил Игорь, усадив всех в гостиной. Сам он остался стоять, подпирая плечом косяк кухонной двери.
– Это Вальтер, – улыбнулась Хлоя, указывая на бледного напуганного Вальтера, который дикими от ужаса и восторга глазами рассматривал внутреннее убранство дома, слишком, по его мнению, нагромождённое.
– Кирилл, – улыбнулся блондин, поднявшись навстречу и протянув руку.
– Знаком с нашими обычаями? – удивился Игорь.
– Я из провинции.

Игорь озадачился, непонимающе поглядев на Хлою.

– Долгая история, – заискивающе улыбнулась она.

На плите засвистел чайник, Игорь удалился в кухню, вытащил из шкафчика кружки и, разложив по ним чайные пакетики, залил кипятком. Он всё ещё не мог свыкнуться с мыслью, что Хлоя вернулась. Но радость была незначительной, ведь она притащила с собой ещё двоих, с которыми непонятно что теперь делать.

«Наверно, у них есть план, как нам со Снежкой попасть под купол», – подумал Игорь, обогревшись такой мыслью.

Вскоре он вернулся в гостиную, поставил на журнальный столик поднос с кружками, а после принёс тарелку с остывшими пирожками, сел в кресло и с неподдельным интересом принялся разглядывать гостей. Хлоя молча пила чай, Кирилл с аппетитом уплетал пирожки, нахваливая их, а Вальтер морщился и удивлялся, рассматривая странную еду. Хлоя уже не удивлялась.

– Итак, у вас есть план? – спросил Игорь.
– Плана пока нет, есть идея, – сказал Кирилл, проглотив очередной кусок пирожка. – А если ты нам подсобишь, вообще замечательно будет.
– Конечно, – не раздумывая, согласился Игорь.

Кирилл положил надкусанный пирожок обратно на тарелку, вытер руки о штаны и, с задумчивым видом пошарив по карманам, извлёк флешку.

– О нашем побеге уже прознали, не сомневайтесь, – спокойным мягким голосом начал Кирилл, и Хлоя вновь растаяла в нежных чувствах, окончательно влюбившись в его рассудительность и самообладание. – И кого искать, они уже наверняка вычислили. Для начала они проверят контакты, с которыми вы могли связаться, но, не обнаружив следы сообщений, отправятся прямиком за нами. Вы для них не так опасны, как я, – он ещё раз продемонстрировал флешку, – я взломал их и увёл некоторые данные, которые помогут их разоблачить. Но и вы тоже ненужные свидетели, которые могут доказать миру, что купол – туфта! Так что мы все на волоске.

Игорь покраснел, встрепенулся и медленно поднялся на ноги.

– Постойте, так это не вы будете мне помогать?
– Ты нам, – сказал Кирилл, бросив ему флешку. – Нужно отнести эти материалы в какой-нибудь крупный пресс-центр. Желательно в руки главному редактору или сразу директору. Лучше найти тех, чьи дети уже под куполом – тогда они захотят их вызволить и сделают всё, чтобы дать этому делу ход.

Скрипнула половица, и все четверо обернулись: в дверях стояла сонная Снежка. Увидев Хлою, она сначала замерла, не веря собственным глазам, потом широко улыбнулась и, радостно взвизгнув, бросилась к ней, запрыгнув на колени и крепко обняв. Хлоя растерялась, несмело похлопала её кончиками пальцев по спине.

– Я знала, что ты вернёшься за нами, – ликовала Снежка. – Только, пожалуйста, давай останемся здесь, тебе понравится, обещаю! Мы будем ловить бабочек, собирать цветы, играть…
– Снежка! – строго окрикнул Игорь. – Перестань сейчас же и вернись в свою комнату.

Девочка растерялась, покраснела и, обиженно надув губы, смотрела в глаза отцу. Она с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться, и всё-таки слёзы уже текли по щекам.

– Всегда ты так, – с горяча выпалила она и убежала в комнату.

Несколько минут висело тяжёлое молчание. Первым прервал его Вальтер, издав странный звук, смесь стона, крика и кряканья. Медленно забираясь на диван с ногами, он неосознанно прижимался к Кириллу и дрожащим пальцем указывал на пушистого кота, появившегося в гостиной.

– Это Персик, – сказала Хлоя, – их домашний кот. Красивый, правда?

Вальтер бессильно кивнул.

– И вы что планируете? Вы будете у меня прятаться? – спросил Игорь.

Игорь изо всех сих пытался скрыть раздражение и досаду. Обмануть Вальтера и Хлою у него получилось – они даже не обращали на него особого внимания, но Кирилл был знаком со всеми этими чувствами и прекрасно видел его отчаянную злость. Сообразив, что недоволен он именно их присутствием, Кирилл предпочёл не отвечать, надеясь, что ответит Хлоя, которую Игорь, разумеется, ждал и ждал без компании. Но Хлоя тоже молчала, задумчиво разглядывая фотографии, висящие в рамках на стене.

Злобно цыкнув, Игорь взмахнул руками и задумался. Судя по тому, что он только что услышал, под купол он никогда не попадёт. У него были свои проблемы, а тут явилась эта троица, взвалив на него и свои проблемы, с которыми Игорь совершенно не хотел разбираться. Он понимал, что на кону стоят их жизни, но они упорно не хотели понимать, что на кону и его жизнь.

– Вам нужно принять душ и отдохнуть, – сказал Игорь безразлично. – Я постелю вам в комнате для гостей. Поговорим позже.

Он сжал флешку в кулаке и удалился.

– Я не стану здесь принимать душ, – шепнул Вальтер, – не хватало ещё язвами покрыться.

Хлоя глухо рассмеялась, взяла с тарелки пирожок и откусила, недоверчиво прожевав.

– О ужас, это вкусно! – удивилась она. – Вальтер, попробуй.
– Ни за что!

Он наотрез отказался от еды, от чая и душа и осторожно проследовал туда, куда раньше ушёл Игорь.

– Здесь так… – Хлоя замолчала, подбирая слово.
– Уютно, – подсказал Кирилл.

Она согласно кивнула.
– Как будто я здесь была раньше. Не конкретно здесь, а вообще в провинции. Мне всё казалось таким далёким и забытым, но всё-таки знакомым. Это так странно. – Она помолчала и грустно улыбнулась. – Послушай, Горацио, обещай, что никогда не бросишь меня. Эта провинция, она… Она настолько же опасна, насколько прекрасна, я не справлюсь одна.
– А как же Вальтер? – усмехнулся он.
– Этот болван больше моего боится, – добродушно рассмеялась она.
– Ну а как же Игорь? – вкрадчиво уточнил Кирилл.
– А что Игорь? Он поможет нам, но больше мы не сможем подвергать его опасности, нам придётся уйти, разве нет?

Кирилл рассеянно кивнул.

– Ну так что – твои протоколы ещё работают? – робко улыбнулась Хлоя.
– Горацио сделает всё, что пожелает Хлоя 1.5. Инь, – грустно улыбнулся он.
– В пределах разумного, – поправила она.
– Пределов больше нет.

Хлоя перестала улыбаться, увидев в его глазах странное выражение, холодное и беспощадное. Ни в чьих глазах ранее она не видела ничего подобного, и этот блеск пугал и очаровывал, совсем как звёзды, пленившие её.

Растерявшись и смущённо улыбнувшись, Хлоя покраснела. Кирилл совсем не был похож на того милого зайчика с монитора механизма, это был человек, решительный, рассудительный и, может, капельку одержимый. Хлоя откуда-то точно знала, что он сделает всё, чтобы добиться своего. И она точно знала, что он никогда не оставит её.

– Спасибо тебе, Горацио, – шепнула она.
Он кивнул.


Глава 21.


Все вместе они собрались за обеденным столом. Старая тётя Роза, принёсшая с собой домашнее печенье, была крайне удивлена внезапным появлением гостей и произвела на Вальтера неизгладимое впечатление. Он ошарашено таращился на неё во все глаза и даже не пытался скрыть отвращения. Но он питал не презрение к старухе, он питал страх к старости.

– Что это ваш друг так на меня пялится? – наконец спросила она, убрав со стола и подав чай.
– У вас изумительная заколка в волосах, – с широкой добродушной улыбкой ответила Хлоя.

Тётя Роза улыбнулась в ответ, хоть и уличила её в благородной лжи, прикоснулась к заколке и сняла её. Это была металлическая стрекоза с зелёными, из янтаря, глазами.

– Её подарил мне муж на одиннадцать лет совместной жизни, сказал, чтобы я всегда оставалась лёгкой и весёлой, как попрыгунья стрекоза. – Она печально усмехнулась, вспоминая былое. – Ох, как давно это было, уже больше пятидесяти лет с того дня прошло.

Старуха вздохнула, слегка дрожащими пальцами положила заколку на стол и умолкла, принявшись за чай.

Снежка давно поела и теперь с интересом рассматривала гостей. К Хлое она неожиданно потеряла всякий интерес, Вальтер ей не понравился – он слишком эмоционально на всё реагировал и вёл себя как сумасбродный ребёнок. Снежка наблюдала за Кириллом, весело посмеивалась, когда он замечал её взгляд и подмигивал в ответ, думала, о чём с ним можно поговорить: он был слишком серьёзным для глупых разговоров.

– А вы правда из провинции? – спросила Снежка, воспользовавшись паузой в разговоре.

Кирилл чуть улыбнулся и молча кивнул, поймав на себе рассерженный взгляд Игоря.

– Но как вы тогда под куполом оказались? – не унималась девочка.
– Через Отделение Вольнонаёмных. Я там работал.
– Иди поиграй, – осадил Игорь, прежде чем Снежка успела задать очередной вопрос.

Она молча окинула всех взглядом, чуть рассерженным, но в целом добродушным, поблагодарила тётю Розу за обед, хоть готовил Игорь, и вышла из кухни.

– Вы к нам надолго? – спросила старуха, испытующе глядя на Кирилла.
– Насовсем, – несмело ответил Вальтер, с откровенной неучтивостью продолжая пялиться на неё.
– Ах! – воскликнула Хлоя, прикрыв рот ладошкой. – Как стыдно, что мы не взяли с собой Петра, ведь без него мы бы ничего не узнали, а теперь его наверняка наказали!
– Не думаю, – пожал плечами Вальтер, задумчиво рассматривая теперь еду, и, испытывая беспощадное чувство голода, умолял себя съесть хоть что-нибудь – с другими ведь ничего не случилось, и Хлоя осталась жива после пирожка, съеденного ночью.
– Мы приходили к нему! – настаивала Хлоя. – Оператор его механизма нас видел, значит, законники уже знают, что он как-то причастен к нашему побегу. Наверно, он уже едет в одном из тех вагонов.

Хлоя покраснела и едва не заплакала, зажав руки между коленками и низко опустив голову. Она была похожа на обиженного ребёнка и даже не пыталась скрыть своих эмоций, чувствуя обжигающую вину. Если бы она подумала об этом раньше, они сумели бы помочь Петру, а теперь она будет долго терзаться своим проступком и тяжестью проявленной неблагодарности.

Помолчав, Хлоя собралась с мыслями и тихим, траурным голосом рассказала всё, что им удалось узнать за вчерашний день: и про операторов механизмов, и про систему распределения и про вагоны, в которых сжигают людей. Она говорила неторопливо, хоть и грустным, но вполне обыденным тоном, ощущая внутри себя только скребущее чувство чего-то упущенного.

Тётя Роза, выслушав Хлою, громко ахнула – пожалуй, слишком громко, почти наигранно, – соединила ладони в глухом хлопке и принялась причитать, словно стала свидетельницей чего-то ужасного. Но этот рассказ был для неё далёк, почти неосязаем, ведь даже Вальтер с Хлоей не могли представить весь ужас, через который им когда-то суждено было пройти. Они сбежали, но не испытали облегчения, словно вырвались в ещё более ужасное место – из огня да в полымя.

Стараясь делать вид, что ничего страшного не произошло, и откладывая главный разговор на потом, они все вместе переместились в гостиную, расселись, и молча переглядывались, пока Игорь не включил телевизор. Шло чёрно-белое кино, все обратились к экрану, но происходящее на нём никого не занимало. Хлоя тревожилась и не понимала, почему Кирилл тянет время, а Вальтер и без того испытывал ужас почти от всего, что видел. Кирилл держался спокойно и уже не обращал внимания на враждебный взгляд хозяина дома.

В рекламную паузу показали срочный выпуск новостей: разыскиваются особо опасные государственные преступники, утром сбежавшие из-под конвоя. Власти просят всех проявить бдительность, в контакт с преступниками не вступать и при обнаружении их местонахождения сразу звонить в полицию. У преступников есть двенадцать часов, чтобы сдаться добровольно, после чего в силу вступит приказ на немедленную ликвидацию.

– Кажется, дела наши плохи, – нервно усмехнулся Вальтер.
– Я надеялся, они сделают это тихо, – задумчиво отозвался Кирилл, вглядываясь в фотографии на экране.
– И что теперь? – воскликнул Вальтер, осознав, что дела и правда плохи.
– Теперь наша задача сводится ещё и к тому, чтобы не умереть.

Возникло молчание, и пять пар глаз бессмысленно смотрели в экран телевизора, на котором возобновился показ фильма.

– Надо с этим разобраться, – решительно заявил Игорь, поднявшись из кресла. – Я знаю, куда отнести флешку.
– Подожди, надо скопировать данные, – остановил его Кирилл.
– У нас нет компьютера, но я могу зайти в Интернет-кафе, здесь недалеко.
– Нет. К чёрту. Иди сразу в пресс-центр, нам и одной копии хватит.

Игорь пожал плечами, выражая безразличие, сунул руку в карман, проверяя, на месте ли флешка, и прошёл в прихожую. Кирилл вышел следом, молча наблюдая, как тот завязывает шнурки кроссовок.

– Хлоя говорила о тебе, – сказал он.
– А о тебе ни слова, – огрызнулся Игорь.

Кирилл усмехнулся.
– И чего ты так меня ненавидишь? Потому что она привязана ко мне? Знаешь, ты для неё никто.
– Да и ты для неё просто механизм!

Игорь завял шнурок второго кроссовка, выпрямился и, криво улыбнувшись, продемонстрировав всю свою ненависть, вышел, хлопнув дверью. Кирилл сокрушённо вздохнул, мотнув головой, и вернулся к остальным.


Глава 22.


Кирилл и Хлоя сидели в комнате для гостей напротив окна и молча разглядывали неровные ряды лесного массива. На верхушках деревьев лежало тяжёлое серое небо, набрякшие тучи грозились пролиться дождём, и Кирилл с восхищением вспоминал ни с чем не сравнимый аромат свежести после дождя.

Хлоя с остывшим интересом рассматривала пейзаж, иногда поглядывала на часы и беспокоилась за Игоря, которого не было уже почти четыре часа. Но переживала она не столько за него, сколько за успех предприятия, ведь от этой флешки зависела её жизнь и жизнь всех горожан. Она так хотела одержать победу, что ни за что бы не примирилась с поражением, отчаянно бросившись даже в бесполезную атаку. Таким образом она хотела избавиться от зудящего чувства вины.

– Итак, ты был оператором, – сказала Хлоя, прервав уютное молчание. – И как тебе работа?
– Не пыльная.
– Знаешь, я тут подумала: население города не такое уж и маленькое, разве можно найти оператора на каждого?
– Я присматривал за пятерыми, – сказал Кирилл, не отрывая взгляда от окна. – Управление там простое, нужно действовать по инструкции и всего лишь успевать нажимать нужные кнопки – механизм сам отвечает по заведённому шаблону. Иногда, конечно, приходилось отвечать самому, но в основном всё делала программа. Ты единственная вызвала во мне ужас, – усмехнулся он, – ты воспринимала меня как собеседника, и приходилось отвечать тебе, потому что в программе не предусмотрена функция вольной болтовни. Думал, ты с ума меня сведёшь.

Хлоя рассмеялась.
– И как – свела?
– Ещё как, – грустно улыбнулся он, посмотрев на неё безнадёжно влюблёнными глазами.

Хлоя продолжала улыбаться, но улыбка её дрожала, щёки налились румянцем, а в глазах появился виноватый блеск. Хоть не знала, что происходит, но она чувствовала себя неловко, чувствовала, что сказала или сделала что-то не так. Она буквально ощущала терзания собеседника и не знала, чем ему помочь – она не знала про любовь полов, как не знала многое другое.

– А что на той флешке? – спросила Хлоя, отведя взгляд.
– Некоторые данные о куполе.

Немного помолчав, Хлоя сказала:
– Но ведь купол должен был приносить пользу.
– Он изначально задумывался как способ получения денег. Когда купол только построили, его заполняли стихийно, почти без разбора, чтобы обеспечить работу Отделений. Но постепенно произошла стабилизация, принимать под купол начали только детей, а, чтобы избежать перенаселения, всех, кто достигал сорокалетнего возраста, сжигали. Позже возрастной барьер снизили до тридцати пяти, а льготы в провинции сократили. И теперь под куполом поддерживается постоянное – плюс-минус десять человек – число жителей. Чёткое распределение, как на конвейере: одних выпустили, других уничтожили.

Хлоя задумчиво смотрела в профиль Кирилла и видела в его выражении тоску, доходящую до отвращения.

– ЭТИ данные ты украл?
– И эти тоже.

Они долго молчали, глядя в окно. Хлоя незаметно для себя самой взяла Кирилла за руку, он сжал её пальцы в ответ. Весь мир сузился до прямоугольника оконной рамы, в которой, за пыльным стеклом, виднелся лес и простиралось завешенное тучами небо.

В комнату вошёл Вальтер, нерешительно постучав.
– Там новости показывают, – сообщил он.

Хлоя и Кирилл вслед за ним вышли в гостиную, сели напротив телевизора. Диктор вещала о новом законопроекте, который позволит увеличить число льгот на путёвку в город. Также рассматривается вопрос увеличения возраста детей, имеющих возможность воспользоваться данной льготой, с десяти лет до двенадцати. После сообщила, что в Шестой провинции произошла крупная потасовка, в ходе которой пострадало восемь человек, двое были убиты. Среди убитых Грач Иван и Назаров Игорь. Есть подозрения, что причиной столкновения стало обнаружение местонахождения опасных преступников, сбежавших сегодняшним утром из-под конвоя. Поиски беглых заключённых продолжаются, и власти призывают население быть осторожными и бдительными.

Тётя Роза молча смотрела в экран, бледная и растерянная. Хлоя чувствовала себя неловко, словно в чём-то провинилась, и украдкой поглядывала на старуху.

– О, Господи! – ахая и тяжело дыша, запричитала тётя Роза. – Да что же это творится! Что же я Снежке-то скажу?! Ой, Господи!

Она зарыдала, но сдержано и без слёз, больше охала и вспоминала имя божье. Казалось, её взволновала не столько смерть Игоря, сколько необходимость как-то сообщить об этом его дочери.

– Здорово, – сдержано сказал Кирилл, но лицо его перекосилось от злости. – И где теперь наша флешка?

Хлоя округлила глаза, ужаснувшись его бестактности, но старуха, казалось, ничего не услышала, продолжая причитать и охать.

– Ничего не вышло? – расстроился Вальтер, но досада его получилась притянутой.
– Ну есть большая вероятность, что флешку обнаружат и просмотрят. Нам остаётся только ждать.
– А если нет? – злился и одновременно жаловался Вальтер.
– Тогда нам придётся взломать купол ещё раз.
– И ты сможешь? – с надеждой вопросила Хлоя.
– Едва ли. Для этого придётся вернуться в город.
– Но мы не можем вернуться! – почти кричал Вальтер.
– Не можем, – согласился Кирилл.

Они притихли. Тётя Роза гремела в кухне посудой, охала и проклинала тех, кто убил Игоря. Вальтер нервничал и скулил от бессилья, а Хлоя чувствовала странное спокойствие, обволакивающее её невидимой дымкой, создающее снотворный эффект. Она снова держала Кирилла за руку, и этого было достаточно, чтобы она чувствовала себя в безопасности.

Они сидели молча, глядя в экран выключенного телевизора. Вальтер задумчиво рассматривал своё мутное отражение, прислушиваясь к бормотанию и всхлипам, доносящимся из кухни. Он думал о своей жизни, о том, как она перевернулась вверх дном за один только день, о том, что он сбежал из-под купола в провинцию, оказавшись под пугающе бесконечным небом.

За окном сверкнула молния; Хлоя и Вальтер дрогнули, обернувшись к окну. Глухо прорычал гром – Хлоя сильнее сжала руку Кирилла. В стекло ударила сначала одна капля, потом ещё несколько, и в один миг на землю обрушился проливной дождь, исполняя свою арию под грозовой оркестр.

– Горацио, смотри! душ прямо с неба! – ужаснувшись, прошептала Хлоя.

Как странно: когда она общалась с механизмом, то воспринимала его как человека; теперь, когда перед ней человек, она продолжает считать его механизмом. Горацио, Горацио, Горацио! Чёрт бы побрал это проклятое имя! «…ты для неё всего лишь механизм». Кирилл хотел бы закричать, что он не Горацио, но лишь горько усмехнулся, сильнее сжав руку Хлои.

– Это всего лишь дождь.