Я вошел в Собор, и первое, что попалось мне на глаза – был молодой человек в голубой летней полосатой куртке и такой же кепке. Он бы не привлек моего внимания, если бы не стоял, обнявшись с колонной Собора: его плечи вздрагивали от бесшумного рыдания; время от времени он шмыгал носом и еще больше “зарывался” в колонну, как-будто пытаясь спрятаться от всего мира.
Бедный парень, подумалось мне! Интересно, что же случилось? Про себя я решил – точно безответная любовь! Эх, молодой человек… знал бы ты, какие несчастья бывают в жизни!
Алевтина Ивановна (так звали мою спутницу) рассказала мне многое о Новом Афоне: мы выпили воды из святого источника, что забил после большевистского нашествия и погрома; прошлись по Царской Аллее; меня очаровал водопад невероятной красоты. Но самым удивительным из всего, что я увидел – это была пещера уединения одного из 12-и апостолов самого Христа, пещера Симона-Канонита. Я узнал, что именно на свадьбе Симона, Христос по просьбе Девы Марии, претворил воду в вино.
Когда мы подходили к той пещере, вдали я заметил фигуру молодого человека и без труда узнал в нем парня, плачущего в обнимку с колонной : та же синяя полосатая куртка и та же кепка. Заметив нас, он торопливым шагом стал спускаться вниз по склону, вероятно, не желая встречаться с кем-либо.
Пока Алевтина Ивсновна с воодушевлением рассказывала об апостоле Симоне, я снова стал корить себя и спорить с собой:
– Св.Симон! Ученик самого Христа! Названный брат Спасителя! Он мог бы помочь моей Наташе! Может, она предчувствовала свой уход и поэтому так искренне и смиренно хотела посетить эти места? Я вспомнил тогдашний ее взгляд, скорее перемену выражеия ее глаз: вначале радостное предвкушение, потом настойчивая просьба в глазах, затем – укор и вконце – разочарование от моих слов… А мне тогда не хотелось идти, и этого было достаточно!!! Почему я вспомнил этот взгляд сейчас? Неужели не увидел тогда? А может, просто не захотел увидеть? Время от времени этот меняющийся взгляд “выныривал” из моего сознания и вновь исчезал, как голова утопающего. Ощущение было тяжкое.
Мою мысль прервала Алевтина Ивановна:
– Парнишку-то видал? Горемыка! Господь ему в помощь!
– Когда я вошел в Собор, он плакал, прильнув к колонне. А я подумал про себя, молодости пресуще приувеличение своих печалей. Откуда им, молодым, знать, что такое настоящее горе!
– Не суди, сынок! Ты ж ведь и не знаешь, что его печалит.
Я замолчал. А ведь она права, откуда мне знать? Сразу на ум пришла пословица – “ Своя рубашка ближе к телу”.
– Этот бедолага простоял таки до самого полудня, поливая слезами колонну, – грустно сказала Алевтина Ивановна. – Когда я спросила его, могу ли чем помочь, он, вытирая слезы, сказал, что ему уж никто не поможет…
– Интересно, почему льются слезы, когда обидно и больно? – я вспомнил свои почти ежедневные слезы, особенно вечерами, когда вернувшись с работы в пустую квартиру, я оставался один на один с собой. Мне так не хватало моей Наташи, я сильно по ней скучал.
– Ах, сынок! Верно говорят, слезы – это слова души человеческой. Часто, что не может высказать человек, то ли слов нет, то ли сил, чтобы открыться… да мало ли как бывает в жизни, вот тогда то за него душа и говорит, душа плачет. – На миг она задумалась. – Стоит душе заговорить с человеком, то тот сразу и за слезы – что от радости и счастья, что от горя и печали.
А ведь она снова права, подумал я.
– Ты знаешь, сынок, – вновь заговорила моя спутница, – уж 40 лет как живу в этих местах… стольких людей повидала, а десяти пальцев хватило бы сосчитать тех, кто с душой, по-настоящему, захотел бы узнать о Монастыре. А этот парнишка вышел из Собора и прямо ко мне с вопросом – “ Тетушка, а где ж главная Икона- то? Ну а я ему тихонечко на ушко и шепнула, мол ходят слухи, что монахи припрятали ее во время разграбления Собора… Надежно спрятали до нужных времен. А он, бедняжка, вздохнул и ответил, что для него это нужное время и пришло. Взялся за голову и снова заплакал. Да поможет ему Господь, да утешит и к сердцу прижмет!
Ее нежные слова ласкали мне слух. Так захотелось самому прижаться к этой доброй женщине, так захотелось обнять ее… и я не сдержался:
– Алевтина Ивановна! У меня нет ни матери, ни жены. От вас идет такое материнское тепло! Вы позволите обнять вас?
Она ласково посмотрела на меня и села на большой камень, что стоял у тропинки:
– Сядь сынок, прямо у ног моих, на травушку.
Обхватив своими теплыми ладонями мое лицо, улыбнувшись, она нежно растормошила мои волосы и, положив мою голову на свое колено, сказала:
– А теперь закрой глаза, сынок!
Она пела тихим голосом какую-то народную песню без слов, гладила меня по голове, а мне хотелось, чтобы эта песня не кончалась…
( продолжение следует )
http://www.proza.ru/2018/02/06/561