Он вчера не вернулся из боя...

Татьяна Никитина 7
Какой смысл мы вкладываем в слово «подвиг»? Самопожертвование, такой поступок в критической ситуации, когда, забыв о себе и думая в этот момент о других, которых нужно защитить, спасти, прикрыть, человек совершает, кажется, невозможное.

Нет, он не считает, что совершил подвиг, хотя к девятнадцати годам на десантном комбинезоне Валерия уже поблескивал боевой орден. Фамилия у него маршальская, Малиновский. Мальчишкой хотел быть военным, видел себя офицером, командиром, мечтал о смелых вылазках, о хитроумных боевых операциях. Фоном мысленных сражений были яркие эпизоды минувшей войны, впечатлившие в книгах и фильмах. А дома его окружала сугубо штатская обстановка: отец был рабочим-дорожником, мать – бухгалтером. Когда же пришла пора становиться на воинский учёт и стали приходить повестки, начались поездки в военкомат, хождение там по кабинетам, ожидание в очередях – вся эта затяжная процедура оформления поубавила бойцовского пылу. Валерий передумал идти в военное и после десятилетки устроился рабочим на овощесушильный завод в родном посёлке Радунь.

В восемнадцать его призвали в армию. Полгода служил в соседней Литве, потом направили в Афганистан. Первое время жили в походных палатках, пока не прибыли сборные фанерные домики. Собрали они их быстро, хотя и попотели на солнцепёке. Осталось установить двухъярусные койки.

- Ну, братцы, кто на второй этаж? Чур, я на первый!..

- Никаких «чур»! Кто полегче – на второй, тяжелее – на первый. И уберите гильзы с койки, поднимать будем – скатятся.

Малиновский собрал в охапку гильзы, подхватил заодно и автомат, ребята ухнули и водрузили его койку наверх, метко угодив ножками в пазы нижней.

- Почта!.. – забарабанил в фанерную стенку пробегавший мимо солдат.

Они побросали молотки  и гвозди и кинулись к столу раздачи писем. Там уже толпились такие же новобранцы.

- Малиновский, пляши! – окликнул земляк, протягивая заветный конверт. – От девушки, небось?

Нет, письмо было от мамы. Он торопливо разорвал конверт. Приятная тёплая волна разлилась по груди.

«Всё у нас хорошо, - писала мать, ты только, сыночек, береги себя. Будь поосторожнее. Не прячься, конечно, за других, но и не бравируй напрасно. У меня сейчас постоянно включено радио – и дома, и на работе. Как только начинают передавать про ваши края, уже ничего не могу делать – слушаю и представляю, как ты там…

Помни, сынок, какая б ни была ситуация, как бы ни было трудно, не падай духом, не опускай руки, а борись. Только когда человек перестаёт бороться, сопротивляться, его можно одолеть.

Пиши почаще, Валерочка…»

А утром они вышли в рейд. Первая боевая операция по обезвреживанию банды душманов, в которой участвовал Валерий после полугода тактических учений и тренировок. Бронетранспортёр, а по-здешнему «бэтээр», который вёл Валерий, шёл в голове колонны. За его спиной одиннадцать бойцов. Душно. Хочется пить. Но фляжку с водой лучше приберечь на потом. Когда еще попадётся на пути безопасный, не заминированный колодец.

...Сначала их здорово тряхнуло, потом заглох двигатель. Рычаги больно упёрлись в грудь Валерия, он перевёл сцепление, но двигатель не повиновался. Обернулся назад – ребята на местах, целы, дыма в кабине нет.

- Налезли!.. – раздражённо ругнулся кто-то.

- Гляну, что с двигателем! – Валерий подтянулся, толкнул крышку люка.

- Шлем застегни и осмотрись! Вдруг засада? - Да погоди ты! Техники подъедут, помогут! – вразнобой советовали бойцы.

Валерий приоткрыл люк, огляделся: вроде спокойно, ничего подозрительного. Уже совсем близко следующий «бэтээр». Он быстро, по-кошачьи спустился, плюхнулся на землю, потрогал гусеницы… Задний «бэтээр» пошёл на обгон. «Отстанем!» - заныло внутри у Валеры.  Он обогнул гусеницы, рывком нырнул под днище транспортёра. И в этот момент земля под ним дрогнула, стукнули по броне осколки, тупо и сильно резануло по ногам.

«Подорвался! Чтоб тебя!..» Валерка сцепил зубы, упёрся локтями, вытолкнул непослушное тело назад. Слева, на обочине, слегка накренившись, стоял подорвавшийся «бэтээр», тот, что шёл на обгон. К ним уже спешила машина с техниками и медпомощью. Санинструктор вспорол пробитые осколками, набухшие от крови сапоги Валерия, туго закрутил шины, ввёл два кубика обезболивающего и снотворного, и раненый впал в забытьё.

***

Он не писал домой, что ранен, – не хотел лишний раз волновать мать. Ведь всё кончилось нормально. Правда, при ходьбе ноги еще побаливают, и шрамы их не украсили, но не девчонка же. Через полтора месяца, выйдя из госпиталя, узнал, что тот рейд, который начался для него так неудачно, на днях успешно завершился. Хотя и потеряли в нём нескольких ребят…

Малиновский участвовал еще в десятке рейдов, не раз вступая в открытую огневую перестрелку с душманами.

- Приходилось видеть их близко? – спрашиваю у Валерия уже после его возвращения из Афгана.

- Конечно, на расстоянии выстрела.

- Молодые, старые? Как одеты?

- Больше молодых, но есть всякие. Одеты кто во что горазд: и в гражданском, и в форме пакистанской армии.

- Когда ты стрелял, что чувствовал?

Молодые голубые глаза смотрят устало и грустно. На лбу и над верхней губой проступают росинки пота.

- Зло на них чувствовал – за подлые засады, за гибель друзей, за то, что не дают людям спокойно жить и работать.

…Валерий был в далёком рейде, когда в часть пришла телеграмма из Радуни о том, что умерла  мать. Сообщить ему об этом сразу не представлялось возможным, да и не имело смысла: домой он всё равно не успел бы. Мать так и не узнала, что сын был тяжело ранен, хотя и без того больно ныло материнское сердце. Не узнала, что в августе 1984-го на торжественном построении комдив вручил её сыну высокую награду – орден Красной Звезды.

Вернувшись домой, Валерий пошел на кладбище, опустил цветы на могильный холмик и, долго вглядываясь в обелиск, всё не верил, что матери больше нет. «Что ж ты не дождалась, мама… Ты видишь, я выкарабкался, вернулся… И руки не опускал, боролся – ты же сама просила…»

Работать решил на большом оборонном заводе, куда сагитировали бывшие одноклассники.

- Так где, говоришь, служил, в Кабуле? – уточнил парторг механического цеха.

- Так точно!

- Десантник?

Валерий кивнул.

- Ну, здорово, однополчанин! - парторг протянул новичку широкую крепкую ладонь. - Попробуй и на заводе заработать орден!

Парень смущённо улыбнулся в ответ.

                ***

…Склонность к военной службе была заложена в нём с детства. Сын офицера, фронтовика, Саша вырос среди военных, в маленьком гарнизоне Брестской крепости. Там после войны служил отец. Потом переехали в Гродно. Армейские годы Александра прошли на Дальнем Востоке, на полуострове Даманский, куда он попал через год после трагической стычки с китайцами. Вернувшись в Гродно, работал на заводе токарных патронов, но тяга к армии взяла своё. Окончил школу прапорщиков. Четыре года служил в Чехословакии. Оттуда и попросился добровольцем в Афганистан. Почему? Зачем? Об этом я не могу его спросить.

Вот что писал Александр Блохин своим родным в письмах без адреса со штемпелем полевой почты:

«Здравствуйте, мои дорогие!

Прошу простить за долгое молчание. Последнее письмо я вам отправил месяц назад и в тот же день уехал в рейд… Ну что из новостей вам написать? Про войну и потерю друзей писать не хочу, да и вам понять это трудно. Сообщу, что меня представили к медали «За отвагу», так что, может, и получу её когда-нибудь…

Сегодня 14 июня, а это значит, что мне уже тридцать лет…»

Ещё это значит, что весь месяц Александру было не до писем, потому что  рейд - это война и боевые стычки с моджахедами, в которых погибают товарищи, что ни за что ни про что к медали «За отвагу» не представляют.

«Как тяжело убивать людей, хоть это и враги, - писал он жене. - Трудно падать на машине в пропасть, подрываться на минах… Я многого хочу. Хочу, чтобы мы были вместе и никогда не разлучались, хочу, чтобы вы любили меня очень-очень, хочу, чтобы у нас был еще и сын, я бы ему всё это рассказал…»

Он был старшим техником роты, лучшим техником батальона, как писал о Саше Блохине один из его сослуживцев в армейском журнале «Знаменосец».

БМП – боевая машина пехоты, в которой ехал Александр, поднималась по крутой горной дороге. Горы вокруг Кабула очень красивые. Яркие, сочные краски, будто потоки варенья стекают по склонам. Но не до них сейчас… Не первый день длился рейд. Даже в бронированной кабине слышалось завывание свирепого здешнего ветра – «афганца». Ноябрь…

- А дома уже снег выпал…

- Снега и здесь хватает, вон поднимись повыше в горы…

- Сам поднимись, если жить надоело!

- Ребята, кишлак, видите?

- Ага. Значит, жди засады…

Засады вроде не было, но сапёры предупредили, что дорога впереди заминирована. На случай возможного взрыва водители увеличили дистанцию между машинами. Вдруг по рации передали, что у впереди идущей машины заглох двигатель – видимо, что-то с клапаном, нужна регулировка. Обычно её проводят в стационарных, заводских условиях. Но недавно Александр придумал довольно простой способ регулировки и даже успел обучить ему двух водителей.

- Надо попробовать, вдруг получится? Не сталкивать же машину в пропасть! – он бросился к люку, надавил плечом, но крышка не поддавалась, сильный порыв ветра плотно держал её. «Этого еще не хватало!..» Злость придала сил – крышка заскрежетала и откинулась, тяжело ударив по броне. Сашка поправил шлем, выглянул наружу – ветер не давал смотреть. Прищурился: «До чего же красиво! Синее темнеющее небо, искорки проступающих звёзд, загадочные очертания гор, на них – яркие отблески вечерней зари. Как на космических картинах Соколова. Вот бы показать это дочке! Когда-нибудь…»

- Порядок, парни! Авария неподалёку. Тормозни!.. – бросил вниз водителю. – Выскочу!

Он поправил автомат, чтобы не зацепиться вылезая, подтянулся и сел на крышку люка. Бойцы внутри машины услышали, как грохнул взрыв и следом застрочил автомат. Сашкин!.. Рванулись к люку. На кончики сапог Блохина, свисавших в проход, капала кровь. Пальцы еще цепко сжимали курок автомата, но очереди своей он уже не слышал.

Он так и остался тридцатилетним. А наградной лист к медали «За отвагу» Александру Блохину выписали уже посмертно, на имя жены.

Держу в руках прапорское свидетельство Александра, и пальцы мои становятся влажными и холодными. Россыпь  рваных отверстий, побуревшие пятна крови…

- Э, девчата, - выдохнул ветеран-фронтовик, заглянувший в редакцию и узнавший от нас о гибели в Афганистане сына сослуживца. - Для солдат это обычное дело. Если вспомнить, сколько ребят погибло на наших глазах…

Он уже не мог, как мы, терзаться и вздыхать, впервые близко ощутив жестокость и непоправимость этой гибели.

Саша был высоким – метр восемьдесят. И редко унывал. На новогодних ёлках в Чехословакии любил быть Дедом Морозом. В Афганистане устраивал КВНы для солдат. В Гродно тоже оставил память – работая на заводе токарных патронов, варил с ребятами кольцо-барельеф, венчающий Курган Славы. Оказалось – погибшим на той войне от погибшего на этой.

***

Эти скупые рассказы о Валерии Малиновском и Александре Блохине я написала в 1985-м, когда еще шла афганская война. И не смогла опубликовать. Офицер гарнизонного штаба, от которого зависело, ставить или не ставить штампик, позволяющий публикацию, сказал тогда так:

- Поскольку их фамилии не фигурировали во всесоюзных средствах массовой информации в числе погибших и принимавших участие в боевых действиях, мы не имеем права их обнародовать.

Вот так, отправлять ребят на войну из союзных республик можно, а упоминать об их участии и гибели нельзя. Это прерогатива только центральных газет, да и то с разрешения военного цензора.

Сегодня цифры потерь на афганской войне доступны. 723 уроженца Белоруссии погибли на ней. Трое стали Героями Советского Союза, двоим из них это звание присвоено посмертно.

В феврале 1989-го завершился вывод советских войск из Афганистана, легче вздохнули матери, растящие сыновей. А три года спустя глава уже независимой Беларуси Станислав Шушкевич выразил готовность оказать помощь мятежной Молдове. И вновь заскребло на душе. Интересно, какую помощь? Неужели военную? Но какой стороне мы будем помогать? Той, что за бывший Союз, или той, что за воссоединение с Румынией? Только зачем? Не хватит ли нам Афганистана? И погибших ребят, которые, жертвуя жизнью и выручая друг друга, неизвестно ради чего, если соглашаться с иными трактовками, остались на той войне.

Прошло 30 лет после той непонятной засекреченной войны. И вот о выживших и вернувшихся с неё, пусть на основе  реальных, но частных фактов, состряпали отвратительное по моральному воздействию кино под названием «Ненастье», выставив былых «афганцев» форменными бандитами, движимыми одной идеей: материальное благополучие - любой ценой! Даже ценой жизни: чужой или своей. А ведь далеко-далеко не все были такими, далеко не каждый стал бы участвовать в разбоях, безумных вакханалиях, в издевательстве над своими согражданами.  Представляю, каково было смотреть этот фильм матерям или отцам погибших или вернувшихся с войны и не вступивших на скользкий путь солдат и офицеров, их жёнам и детям… Таких было большинство. А опорочили всех.

Оправдывать выходки главных персонажей фильма и их реальных прототипов тем, что Афган сломал их психику, а на родине не окружили должной заботой и поддержкой? Но куда сильнее страдала психика у миллионов фронтовиков Великой Отечественной, и нормальных квартир еще долго после войны у многих из них не было, а вот ведь терпели, работали, строили, растили детей. Понимали – не всё сразу.

-----------------
Дополнено в феврале 2019.