Магазин так и назывался "Мясо". Не затейливо, как сейчас: дары чего-то там, мир еды или белья, "гурман" и прочие изыски нейминга.
Я подошла к его серому крыльцу на улице имени героя войны и сразу погрузилась в вязкую тоску. Она исходила от очереди-толпы жаждущих мяса людей. Толпа стояла плотно и, видимо, давно.
Лица в ней не сильно различались: усталые, бесцветные, с туповатым выражением недокормленных, ко всему привычных бурёнок. И мизерной надеждой - на кусок кровавого продукта. Вскоре узнала - сегодня выбросили полукопченую и даже - шокированно шептали покупатели - московскую колбасу, а также печенку. Такое выбрасывали по четвергам. Кто знал, спешил сюда по этим дням. К открытию. Ни я, ни мои родители в этот торговый пункт не хаживали - бесполезно. А стоять долго ни у кого не находилось времени и желания. Обходились варёнкой и бульонами на костях. Копчености вредны - категорично заявляла мама. Да и от дома нашего это "Мясо" далеко...
Но сегодня мне велела прийти сюда всесильная Алевтина Никифоровна - мать Виталика. Бросила по-царски, милостиво-надменно подняв тонко выщипанные брови, два волшебных слова: придешь, мол, завтра. А Виталик уже объяснил, что надо войти в дверь с надписью "Служебное помещение" в самом конце торгового помещения, слева от прилавка. Что ж, решила я, порадую своих предков. Приближалось первое мая...
Туда, к служебной двери я и стала робко просачиваться, что оказалось не так-то легко. Очередь являла собой монолит без всяких щелей, и чем ближе к прилавку, тем крепче. Марка цемента повышалась - пришло сравнение. Ибо я как раз готовилась сдавать стройматы, будь они неладны! Корпели вместе с Виталиком, у него в роскошной трехкомнатной квартире - в полумраке среди тяжелых бархатных штор, ковров в три слоя, километровых шеренг нетронутых многотомников на полках, оттеняемых блеском бессчетного хрусталя.
Я честолюбиво волновалась: предмет не мой, противный, трояк же, а тем более, ниже, получать неохота. Стрёмно. И стипендии лишат, а она ой как нужна! Диванчик вот младшему брату надо прикупить - вырос...
Виталик же был, как всегда спокоен, и больше глазел своими безмятежно-голубыми очами на меня, чем в конспект со схемами печей и шаровых мельниц. Вчера, пока к восьми вечера на белой волге домой не привезли напудренную и неулыбчивую Алевтину Никифоровну, мы с ним как раз учили параметры марок. Портландцемент имеет самую высокую, кажется...
Но тут эти мои нехитрые размышления о марочности вяжущих прервались. Оглянувшись на пройденный к московской колбасе путь, я увидела, как внутрь магазина протиснулась знакомая долговязая фигура в черном берете и квадратных очках. Да это же наш проф! По философии! И заодно научному коммунизму. Точно он! Циркуль! Так звали его студенты и даже педсостав - за длиннющие ноги, острые углы колен и локтей. И, надо сказать, реально уважали - - за неординарность и неотмирность, что ли. Профессор-философ не походил ни на кого из других преподов, блистая немыслимой эрудицией, вдохновенной немецкой поэзией и вселенским размахом своих дум. Этим он умудрялся заражать и нас.
Что он-то тут делает!? Среди оголтелых мясоедов? Неужели он тоже ест мясо, раздирая железом и зубами его волокна, с усилием и наслаждением пережёвывая плоть меньших братьев и забывая про свои загадочные пролегомены, сияющую триаду Гегеля, огненного Феейербаха и Шиллера?! Моя уверенность в том, что этот аскет или йог, этот полусвятой питается книгами и микродозами какой-нибудь травы, поколебалась.
А Циркуль начал движение по моему же маршруту, с теми же препятствиями, к той же заветной двери. Толпа отнеслась к нему еще более настороженно, если не сказать злобно: "Небось, тоже блатной! А еще в очках! Вон, беременная и та не лезет! А ну, вставай в хвост!"
В конце концов Циркуль остановился и нелепо застыл в схватившемся цементе людской толпы. При этом голова его торчала высоко над ней, беспомощно посверкивая стеклами ненужных и даже вредных здесь очков.
И тут мне открылась ошеломляющая истина: так вот почему не волнуется Виталик! И вот почему у него, который терпеть не может гуманитарные науки, у одного из немногих, по философии пятерка! По диалектическому материализму...
Перед моими глазами возникло одутловатое лицо и накрашенные, презрительно поджатые губки Алевтины Никифоровны.
Продолжение http://www.proza.ru/2018/03/23/53