Глава 1
История, о которой пойдет речь, произошла в небольшом провинциальном городке, в российской глубинке, в наши дни. Но, несмотря на современность, события в ней описанные, таинственны и волшебны, а подчас и опасны. Вы можете подумать, что это выдумка, но не спешите с выводами: в жизни, все возможно, даже то, что кажется невозможным.
Был в этом городке один старинный дом, вернее, старинных домов там было много, но в нашей истории речь пойдет о доме № 17, что на улице Сиреневой. Сам он никакой исторической ценности не представлял: дом, как дом: деревянный одноэтажный, окна с резными наличниками, высокое крыльцо, вокруг дома палисадник, густо заросший сиренью вдоль забора, по центру разными садовыми цветами, а так, ничего особенного. Но вот чердак! Чердак был даже очень интересен, не архитектурой, конечно, а своим внутренним содержанием.
Дело в том, что дом, уже лет двести, не меньше, принадлежал одной семье, верней поколения менялись, но все они были потомками одного человека. Этим человеком был доктор Капустин, земский врач, въехавший в этот, тогда совсем новый дом, два века назад со своей молодой женой.
Доктор много сделал для своих земляков, его помнили, и дом так и называли: дом Капустина, хотя фамилии хозяев неоднократно менялись. Просто, у доктора единственной наследницей была дочь Люба, у нее тоже родилась дочь, и так сейчас в этом доме проживало уже шестое поколение. А самой юной представительницей этого рода была девочка Люба, и назвали ее в честь прапрабабушки. Жила она в этом доме с родителями и бабушкой, которая сейчас гостила у сестры в Москве. Люба была обыкновенной девочкой, худенькой, длинноногой, с русыми косичками и веснушками на носу. Исполнилось ей одиннадцать лет, и она перешла в пятый класс местной средней школы. Училась обыкновенно, не хуже других, но сейчас об учебе говорить не стоит, ведь на дворе август, а значит, еще не кончились летние каникулы.
За почти три месяца отдыха, Люба успела погостить у своей второй бабушки в деревне, съездить с родителями на юг к морю, проездом погулять по Москве, а теперь, в оставшуюся неделю была предоставлена сама себе и, чувствовала себя полной хозяйкой в отсутствие бабушки. Так вот, Любаше давно хотелось побывать на таинственном чердаке, но родители попугивали ее летучими мышами и даже привидениями, которые будто бы обитали там. Кроме того, на чердаке не было электричества, а единственное окошко выходило в палисадник, и потому, там всегда царил полумрак. Они просто боялись, как бы дочь не покалечилась, блуждая в таинственных потемках, битком набитых вещами всех предыдущих поколений. Тем этот чердак и был интересен: сюда сносили все, что выходило из моды, теряло практический смысл, дряхлело, но выбросить было жалко, ведь каждая вещь хранила память о ком-то близком и дорогом. За долгие два века здесь обрели свое пристанище и старая мебель, и остатки сервизов, и картины, и сундуки с нарядами бабушек, и много чего другого, всего и не перечислишь.
Наконец настал исторический момент, когда здоровое любопытство победило мистические страхи, и Люба отправилась на чердак, в поисках чего-нибудь необычного, то есть за приключениями. Исторический момент пришелся на 25 августа 12.00 пополудни. Почему? Да потому, что солнце стояло в зените и, было довольно ярким, что давало возможность более уверенно перемещаться по завалам чердака, так как его лучи хоть немного проникали вовнутрь. А 25 августа потому, что каждый школьник в это время уже остро ощущает неминуемый конец счастья под названием « летние каникулы» и напоследок, перед тем, как окунуться в суету учебных будней, хочет набраться еще каких-нибудь ярких впечатлений.
Вот и Любовь, вооружившись электрическим фонариком, на всякий случай, вдруг придется повстречаться с привидениями, а они, как известно, боятся яркого света, смело ступила на путь приключений, а именно, на лестницу, ведущую на чердак. Девочка была готова к чудесам, и чудеса начались.
То есть, не сразу, конечно. Но все по порядку: лестница покорилась легко, чердачная дверь немного поупиралась, но, в конце концов, со скрипом поддалась и открылась. Пахнуло пылью и стариной. Глаза после яркого солнечного дня не сразу привыкли к сумраку, но вскоре проступили очертания предметов, стало можно войти. Люба вошла и стала оглядываться. Как же много тут всего было! Девочка не знала на чем остановиться: вот старый буфет, в нем посуда и какие-то бумаги, перевязанные бечевкой. При помощи фонарика, удалось выяснить, что это фронтовые письма. Их прадед слал прабабушке с фронта. Вот укрытые покрывалами картины в рамах – это работы местных художников. На них этот дом, прапрабабушка, совсем еще молодая, кажется, ее рисовал какой-то пылкий поклонник. Но краски со временем потускнели, и портрет потерял свою выразительность. Вот большой сундук, окованный медью, бабушка говорила, что в нем старинные наряды. Любу неудержимо потянуло именно к сундуку, чувствовалась в нем какая-то притягательная сила. Девочка верила в свою интуицию, и бороться с притяжением не стала, наоборот, смело направилась по зову сердца, преодолевая бурелом старых вещей.
Сундук был не заперт, крышка оказалась очень тяжелой, но все же, Люба сумела ее открыть и откинуть. В нос ударил запах прелой ткани и чего-то еще, кажется духов или душистых трав, которыми перекладывали одежду в старину, чтобы придать приятный аромат.
Включив фонарик на полную мощность, девочка стала рассматривать богатства, которые предстали ее взору. Ее охватило разочарование, там была просто старая одежда, слежавшаяся и истлевшая от времени. Люба даже не решалась ее ворошить, потому что все рассыпалось бы в руках. Она уже совсем, было, решила закрыть сундук, но как же интуиция? Любаша слушалась ее всегда, решила и на этот раз быть послушной. А потому, начала вынимать платья, пальто, кофты и одежду, которой она не знала названия, теперь такое не носят. Все это она выкладывала на пол, и вскоре образовалась большая куча старого тряпья. По другому и не назовешь: кружево ручной работы разъезжалось большими дырами, косынки и пальто побила моль, блеск пуговиц потускнел, и все рвалось прямо в руках от малейшего натяжения.
Люба уже стала уставать и терять интерес, а ничего диковинного не попадалось, но какая-то сила заставляла ее вновь нагибаться и вынимать вещь за вещью, пока не опустел весь сундук. Потом, на всякий случай, девочка осветила фонариком дно, и у самой стенки ей на глаза попалась длинная узкая шкатулка. Любино сердце гулко стукнуло и замерло в предчувствии: « Вот оно - сокровище!»
Девочка бережно достала находку. Это оказалась шкатулка из темного дерева, на которой красовались какие-то знаки. Она таких слов никогда не видела ни в русском, ни в английском языке.
« Может иероглифы китайские?» - мелькнула у нее мысль. Но думать её было некогда, шкатулка была довольно тяжелой,
явно что-то лежало внутри, и любопытство гнало скорее заглянуть туда. Только открыть тайну оказалось не так-то просто. Явно прощупывалась щель между дном и крышкой, но раздвинуть ее просто так было невозможно, хотя и запоров никаких не было. Люба ощупала и осмотрела с фонариком шкатулку со всех сторон. Она уже совсем, было, собралась спуститься с чердака в кухню и попробовать расковырять футляр ножом, но в этот момент, видимо случайно, нажалась какая-то тайная кнопка на резной крышке, и шкатулка раскрылась сама. Потом, рассмотрев повнимательней, Любаша поняла на какую закорючку нужно нажимать, чтобы сработал замок. Золота, бриллиантов и других драгоценностей в шкатулке не оказалось. Там, на красном бархате лежала трубка – не то флейта, не то дудка, как у заклинателя змей в цирке, Люба в таких тонкостях не разбиралась. Она вынула инструмент из футляра, он был деревянный, как и футляр, но дерево было более светлое и с красным оттенком. По всему корпусу ровные круглые отверстия, как у флейты, мундштук почти не потертый – видно, играли на ней мало. И все свободное от отверстий пространство украшено теми же письменами, что и футляр.
Девочка поднесла инструмент к губам и попробовала извлечь ноту, но получилось шипение, совсем непохожее на музыкальный звук. Как ни нажимала она отверстия, с какой бы силой не дула, музыки не получалось. «Ну вот!» - расстроилась Любовь: «Нашла драгоценность – дудка какая-то, да и та с браком!» В сердцах она отбросила ее на ворох платьев. И тут произошло чудо: едва флейта коснулась одежды тем концом, из которого выходит звук, как старые тряпки начали преображаться в прекрасные, ослепительные наряды. В таких платьях не стыдно было бы появиться на любом сказочном балу и самой принцессе или даже королеве. «Вот это, да!» - изумилась Люба: « Так вот в чем тут дело! Дудка-то не простая и не бракованная. Она – волшебная!» С благоговейным трепетом Люба подняла флейту за мундштук двумя пальчиками и другим её концом осторожно прикоснулась к старому облезлому буфету. И вновь произошло чудо – буфет преобразился, заиграл бликами на новой полировке. Треснутое буфетное стекло вмиг срослось, как будто трещины не было и в помине, а на дверцах откуда-то появились красивые медные ручки. «Волшебство!» - подумала Любовь и стала прикасаться волшебной флейтой ко всему, до чего могла достать. Содержимое чердака менялось на глазах. Старые вещи исчезали, а появлялись новые, хотя и старинные. Вот девочка коснулась замысловатого канделябра с огарком свечи, стоявшего на старом комоде, и чердак озарился светом сразу пяти свечей, которые непонятно откуда вдруг взялись. Потом, она обновила комод. Наконец, дошла очередь и до старинного портрета прародительницы.
Глава 2
Вот тут-то и начались настоящие чудеса! От прикосновения флейты, сначала стали ярче краски, засверкала позолотой облупившаяся рама. Постепенно, и девушка на портрете стала меняться: на щеках появился свежий румянец, глаза засветились живым блеском, появилась улыбка. Хотя, Люба точно помнила, красавица на портрете была серьезной. Девочка не могла поверить своим глазам, но ушам поверить пришлось потому, что портрет заговорил. Вернее не портрет, а уже, вполне живая девушка, изображенная на нем:
- Здравствуй, тезка! Вот я тебя и дождалась.
- Откуда вы знаете, как меня звать? За-за-зачем вы меня дожидались? Я плохого ничего не сделала! Ну, разве, что дудку эту без спроса взяла, но я ее верну! – и она быстро сунула флейту в футляр. – Все верну на свои места! Только не заколдовывайте меня или, зачем вы еще меня ждали? Пожалуйста! Я отличницей стану круглой, и маму буду слушать всегда, и разбрасывать одежду перестану, и посуду буду мыть! Вообще, все буду делать! Только, пусть все будет по-прежнему!
- По-прежнему не будет уже ничего. День настал, час пробил, и пророчество сбылось! - промолвила красавица с портрета.
Волосы у Любаши, на голове зашевелились от страха:
- Так вот, как это бывает, а то пишут в книжках, что волосы дыбом встали от испуга. Думала, врут все, а оказывается – правда! - мелькнула глупая мысль и тут же исчезла. Возникла другая: - зачем я оживила эту ведьму, что же теперь будет-то?
Все Любины мысли были написаны на лице, а потому, прапрабабка, вернее, красавица стала успокаивать Любу:
- Меня, не бойся, я тебе плохого не сделаю. Я – твой друг. И не дудку ты нашла, а волшебную палочку. Да, да – самую настоящую – волшебную. Вернее, замышлялась флейта, но получилось не совсем то, что замышлялось. Хотя, тоже неплохо. Давай, я все расскажу по порядку. Все равно тебе придется узнать эту тайну. Так, что присядь, рассказ будет долгим.
Люба закрыла опустевший сундук и, примостившись на его крышке, приготовилась слушать. Она уже немного успокоилась, заколдовывать ее не собирались, но волнение от того что, она услышит ужасную тайну, не покидало.
- Ты ведь знаешь, что хозяином этого дома некогда был твой прапрапрадед, мой отец Капустин Павел Иванович. Сам он был местным и, когда закончил медицинский факультет, вернулся в родные края. В студенчестве у него был друг, тоже здешний, они вместе учились. Звали его Марк Игнатьевич Свистоплясов. Начинал он, как и отец, на медицинском факультете, однако от чистой медицины со временем отошел и увлекся психологией. Причем, конкретно идеей влияния на человеческий мозг, с целью массового подчинения людей. Отец, почувствовав в Свистоплясове опасные замашки, пытался его образумить, но, чем больше они спорили, тем друг становился упрямей, и, в конце концов, их пути разошлись. Отец вернулся домой, начал работать земским врачом, женился и был счастлив простой жизнью в провинции, его все здесь уважали. А вскоре родилась я. Время шло.
Когда Марк Игнатьевич появился в нашем доме, мне было лет восемь. Внешности он был обыкновенной: средний рост, простое, ничем не примечательное лицо, но что-то в нем было притягательное, то ли энергетика особая, то ли магнетический взгляд, не могу объяснить. На правах старого студенческого друга отца, он стал часто бывать у нас. Много рассказывал о своих путешествиях по миру. Сразу после окончания университета, он уехал в Германию, тогда психология там развивалась активней, чем в России. Потом долго путешествовал. Я слышала его рассказы об африканских обрядах Вуду, индийских заклинателях змей и йогах, чукотских шаманах и еще много всего. Рассказывал он очень интересно, я слушала, открыв рот, но многого, конечно, тогда не понимала. Маме, тоже нравились его рассказы, отец же относился к Свистоплясову с осторожностью, и особенно не старался приглашать его в наш дом, а тот казалось, не замечал подозрительности отца, приходил частенько, мне гостинцы приносил. На работу Свистоплясов устроился в местную психиатрическую больницу. Там были весьма рады такому специалисту. Не часто в уездную лечебницу приходят работать доктора с заграничным образованием. Практиковать он начал активно, слушались его назначений безоговорочно. И вскоре уже весь городок говорил о его мастерстве. Буйные больные становились послушными и безобидными. Курсы лечения сократились, а состояние больных улучшалось. Многих отпускали домой, в семьи. Вскоре главный врач лечебницы ушел на пенсию, и Марк Игнатьевич занял его место. Кроме того, он стал вести психологические приемы всех обращавшихся. Лечил от пьянства, бессонницы, утихомиривал излишне бойких детей, снимал нервные расстройства. В лечении активно применял гипноз и секретов не раскрывал.
Становился доктор Свистоплясов все популярнее, и слава о нем распространилась на всю губернию. И все было бы хорошо, если бы не один случай. Жил в нашем городишке богатый господин. Владел хлебопекарней, бакалейными лавками и мельницей. Имел двух наследников, которых отослал после гимназии учиться в столицу. Вскоре он овдовел, а по истечении годового траура, женился на молодой девице, она была почти ровесницей его детей. Как любой деловой человек с состоянием, составил завещание, отписав почти все своим детям, однако не обидел и жену. Из того, как поделил нажитое добро, тайны не делал.
Через какое-то время, после женитьбы, он обратился к нашему светилу по поводу бессонницы, а может, и еще какие были проблемы, не знаю. А только назначил ему доктор Свистоплясов курс гипнотической терапии. По окончании его, больной от своих проблем успешно избавился, но вскоре по непонятной причине покончил с собой, предварительно, написав новое завещание, по которому все оставлял молодой жене.
Наследники, прибыв на похороны, как только были соблюдены все процедуры, подобающие случаю, обратились к душеприказчику и были неприятно удивлены, оставшись ни с чем. Что-то заподозрили, а потому обратились в полицию с заявлением о том, что завещание составлено под влиянием психологического давления. К тому же, самоубийство такого известного человека, все равно стали бы расследовать. Под подозрение сразу попала молодая вдова, а вскоре открылось и участие Свистоплясова в этой истории. Выяснилось, что между ним и вдовой существовал договор по которому, если муж вскоре после лечения умрет, не вызвав ни у кого подозрений об убийстве, и отпишет все имущество вдове, то она щедро вознаградит доктора, выделив приличную сумму из мужнина наследства. Марк Игнатьевич все отрицал, но тут стали выясняться и другие подобные случаи. Потянулись обиженные родственники, обманутые наследники менее богатых пациентов оборотистого доктора. Приехала из губернии комиссия в психбольницу. Оказалось, что и там не все гладко. Выяснилось, что доктор ставил на больных эксперименты, повлекшие за собой гибель нескольких человек. При обыске его кабинета, обнаружили дневники, куда он заносил результаты опытов на людях. Из них следовало, что Свистоплясов вынашивает идею массового влияния на умы людей. Когда Марк Игнатьевич почувствовал, что скоро окажется под арестом, то обратился к отцу, с тем, чтобы тот сохранил кое-что из его личных вещей, так как боялся их утратить, пока отбывает тюремный срок. Отец отказать не смог. В основном это были иностранные книги по психологии, какие-то древние свитки на непонятных языках и эта шкатулка, о содержимом ее Свистоплясов ничего не сказал, да и было ему не до того. Лишь взял клятву с отца, что тот ни в коем случае не проговориться о том, что получил на хранение.
Вскоре Свистоплясова арестовали, потом был суд, и приговорили его к десяти годам каторги. А психиатрическую практику запретили навсегда.
Поначалу мы вспоминали его часто, но постепенно разговоры о Марке Игнатьевиче прекратились. Имущество его, отец снес на этот чердак и запер в сундуке, завалив сверху всяким хламом.
Продолжение см: http://proza.ru/2018/02/09/678