- Черти што ли водят? Не пойму…
- Уххх… Уффф…
- Ты ещё… провались, совье отродье! Разухался, паразит!
- Шшшшш….
- Што за наваждение? Мать вашу так…
Васька Сомов бесконечно долго блукал по степи и никак, хоть убей, не мог выйти на трассу «Дон». Хотя, в паре сотен метров впереди, шумела проклятая дорога! Настолько четко, буквально перед носом, был слышен шелест шин машин из-за непроглядной лесной полосы и тарахтение двигателей, что казалось: руку протяни и вот она – жизнь. Декабрь хоть и не сильно холодный в этом году, но из одежды: только рубаха с безрукавкой, дырявые штаны и стоптанные наухнарь кроссовки на босу ногу. Небо мрачными пузырями почти полностью затянуто. Снега нет совсем, темень и… Васька… обессиленный, опустошённый. Чёрные силуэты кустов приближаются вплотную, казалось бы, вот… всё! Нет, впереди опять поле, лесополоса и за ней раздающиеся звуки проезжающих автомобилей.
- Да што ж такое-то? Што за чёртова сила, бляха моха? – Бубнил про себя путник и из последних сил шагал, нет…- еле-еле передвигал ноги.
Ох, опять глаза эти, светящиеся во тьме. Их уже не пара, а несколько пар… Что самое удивительное, луны-то нет, мелькает из-за туч, а глаза дикие, полные ужаса светятся, да ярко-то как… Складывается ощущение, будто кто-то невдалеке обгоняет и присоединяется к этим голодным глазам навстречу ему, ждёт его в свои страшные объятия. Ждёт с наслаждением великим!
- Нет… не могу больше, - пробормотал в усмерть уставший человек и врезался с размаху всем телом в примороженную землю. – Может и правильно, может так и надо, кому я нужон-то? – Летела, успокаивающая самого себя, обволакивающая предсмертным теплом, благая мысль.
Жизнь пролетела вся, без остатка перед закрытыми глазами в единый миг. Биография короткая, что там говорить: родился, учился Бог знает как, так же и в армии отбыл, да так же и женился на односельчанке, работал трактористом, а потом… потом, как водится, выгнали за пьянку. Не заметил Васька, что стал спиваться, деградация обвалом пошла, не заставила себя долго ждать. На необразованную голову она, деградация-то эта, быстрёхонько прибежала и обрушилась со всеми своими вытекающими последствиями: белками, стрелками и прочей нечистью. Но нет, заметил… заметил ведь Васька, что как-то не так всё в жизни его поворачивается, когда избил жену, потом отца, а затем и на мать руку поднял. Не может быть такого, чтобы не заметил. Жена не выдержала – ушла. Дом так и остался сам по себе…- с голыми стенами, завалившейся крышей и заросшим огородом. Пропил Васька в доме родном всё, даже трубы отопления пропил. Пропил детей, брата родного - «Афганца», всех родственников… пропил.
Луна выглянула из-за тучи, ослепила ярким светом, мороз крепчал. Удивительная штука – жизнь. Борется она в человеке, каким бы он не был, до самого конца, до последней возможности, заложенной в мозг природой. А может не во всяком человеке сила эта, неведомая нам, есть? Для них может она специально создана по бесовским понятиям, для таких вот… никчёмных? Чтобы пили, жрали, воровали, убивали…
Сом внезапно открыл на мгновение глаза от щелчка в черепной коробке. Ведь приготовился уже уйти из жизни в приятном сне, расслабился, а тут на тебе – съесть пытаются! Здоровенный степной волчара смотрел, выворачивающим наизнанку взглядом, на замерзающего путника. Да таким, что умирать Ваське срочно расхотелось. Мало того, серый начал посылать, как показалось, телепатические сигналы прям в Сомячью голову:
- Ты чё, дубина стоеросовая, - говорил ему, скалясь, волк. - Пенёк вильховый, полночи параллельно дороги чешешь вприпрыжку… нет бы налево свернуть, урод! Да ты и на дороге всё одно – сдохнешь! Никто не остановится… Кому ты на хрен сдался, окромя меня!
- А-а-а-а-а!
Ваську так трясонуло в миг секундный от навалившегося дикого ужаса, что волк сиганул тут же в степь без всякой на то оглядки, не дождавшись долгожданного ужина. Собрав последние силы с волей, Сом поднялся, свернул в сторону и… вышел всё-таки на дорогу. Ночь коварна в Донских степях, без леса заблудишься. Будет нечистая водить за нос до самой своей обители страшной. Но вот, опять повезло Ваське, не отпускает жизнь людская, бережёт его. Что за закон такой, непонятливый? Детишек, вон умирает, сколько по глупостям разным, да от болезней, а этого ничто не берёт – ни водка, ни черти.
Светало. Камаз, гружёный семенами пшеницы, уверенно шёл по трассе. Конечно, можно было бы и переночевать в пути, торопиться некуда, но мужики достаточно отлежали все бока на спалке в течение дня, ожидая погрузки. Поэтому и поехали в ночь, надеясь к обеду прибыть на место и разгрузиться.
- Ты глянь, Серёга, чёт нас никто и не тормозит… Раньше, бывало, не успеваешь в документы бабло совать мусорам гаишным. А таперь – лафа! Даже на понтоне ничего не отстёгиваем. Видео регистраторы в каждой машине, диктофоны на постоянной прослушке. Взялись, видать, за них конкретно. Побегуть с работы, небось… Жить-то надо на чё-то.
- Дурак ты, Ваня, - ответил Сергей, одной рукой держась за баранку, а другой прикуривая сигарету. – Дикий ты, говорю, словно из леса недавно вышел. Сразу видно, давненько на Камазах не летал. Ничегошеньки, дружище, в двадцать первом веке не поменялось. Только правила немного другими стали. Мы вон, идем, к примеру, колонной за удобрением в Россошь. Сразу там, при погрузке обратный путь взяткой оплачиваем, чтобы придраться было не к чему и не одна гадина не тормознула аж до дома. Во как придумали… И щас я при погрузке тышшу за дорогу отдавал. Эта система до всяких там «платонов» уже была испробована и обозначена. Чиновники увидели и узаконили. Теперь у нас две проплаты за проезд стало. Энтих крохоборов не извести ни в какое время, пока в наших собственных башках пружина направление не поменяет. Вся наша история Российская на них изначально повязана…. на путях караванных. У нашего государства политика рыночная своеобразная: нам втюхивают «деньги-товар-деньги», а для себя любимых - «деньги-деньги-деньги» без всякого товара на то. На нефти с газом и дурак проживёт, а ты вот умудрись – ничего не производить, а деньги просто так собирать.
- Сбавь-ка ходу, Серый! Чё, там такое? Чучело синее на дорогу пытается, под колесо бросится!
- А ну-ка, ну-ка! Стоп машина! Ведь на нашего Сома похож, что год назад пропал без вести!
Когда Камаз свернул на обочину, Васька уже стоял на коленях на трассе с поднятыми вверх руками и рыдал стуча зубами, пытаясь выжить любыми путями. В такие минуты ни о чём не думаешь, только одна мысль колошматит по голове: выжить, выжить, выжить, выжить…
- Сомяра, ты, чё ли?
- Яйя, б-б-братцы… яйя! Яйя этттто, ттттого… яйя этттто! Спппасите, бббратцы! Спппасите!
Ваську кое-как затолкали в кабину. Тот щелкал зубами, тряс чрезмерно щетиной, звеня замёрзшими слезами на ней. Он с невероятным усилием пытался что-то сказать, но было слышно только невнятное бормотание.
- Ваня, водку доставай, наливай гранёный! - Прорычал Сергей.
- Ага, щас… вот она, родимая.
- Влей ему сам полстакана в рот. Не сможет, бедолага… вон как его колошматит-то.
- Давай-давай Сомик, булькай! Щас полегчает. Эт я тебе, как бывший ветврач говорю.
- Вань, давай следом ишшо полстакана… и минут через пять – ишшо!
Совсем немного времени прошло, как Камаз тронулся, а ещё через полчаса Васька заговорил:
- Ух ты… полегчало, кажись отходить начал.
- Лишь бы не в мир иной, - засмеялся Сергей.
- Сом, ты как здесь объявился, чудище лесное? – Спросил Иван, наливая себе тоже толику водяры, поскольку своё уже отработал и имел полное право выпить за здоровье своего же напарника, а заодно и за потерпевшего.
- В плену был…
- В каком плену? Ты чё несёшь, алкашина? На Украине чё ли заблудился?
- Та не… в России…
- Ты давай не крути, а то щас высажу! Давно пешком не ходил?
- Меня ащё в марту цыгане возле дома моегонного украли…
- Цыгане?
- Ну да, цыгане… Я проводку хотел снять на цветмет, щёб опохмелиться…
- И чё?
- Слухай, не перебивай… А тут оне, на старенькой семёрке… Давай, грит, мы те дядька нальём, чай тож люди, хоть и цыганва. Я и поддался на провоканцию енту, мать яво ети. На следующий день оказался дысь в степях под Ростовом на Дону. Избили для порядку, другой день тоже - для уму… Да так вот цельную неделю и вставляли. Потом водки дали и пожрать хорошо. Вот, мол, вишь, как мы к тебе с добром относится будим, если покладистым будишь и нашенскую волю исполнять… А нет, или убегти вздумается, истязать начнём и убьём – никто и не узнает. Там у них не только я, ащё узбеков всяких завались и других с Азии навалом. Но те за машины сезон работают на полях и в шалашах живут в лесополосах.
- Как за машины?
- Ну как-как… Бог яво зает как… Привезут гасторбайтера без документов и говорят, мол, ежели сезон отработаешь, то в конце машину получишь, а в процессе – пропитание трёхразовое.
- Это у нас, под Ростовом, такая хрень творится? Ну, машину, я так понимаю, не дождёшси?
- Творится и не такая ащё, а похлесче буде… Машину отдают, всё по уговору, как и обещали - жигулёнка старенького, металлоломного, тысчонок за десять. Те, смугложопые, долго махают руками в неудовольствии, а потом и тому рады, что не убили, да ещё хоть как-то.
- Ну а ты?
- А я чё… овец пас. С собой давали овощей, яйца, сало с хлебом. Вечером - большой кусок мяса и четвёрку водки. И так кажный день Божий. Ночевал в сарае, много думал… Думал, что убегу – жить по новой зачну, по-человечьи… Убегти не пришлось. Вывезли вчера в степь и выкинули из машины в чём был. За ненадобностью в зиму стал. Весной оне ишшо себе таких, как я пымают.
- Дык, точно по новой жить зачнёшь?
- Точно, братцы, верняк… зачну…
С начала декабря, как Сом нашёлся, прошло почти два месяца…
Тётка Катя зашла к соседке, двести рублей занять. Дома, мол, шаром покати, есть нечего, хочь на хлеб до пенсии…
- Катя, милая! А чё лицо-то наполовину синее, божечки?
- Вот вить и синее, соседушка… сынок ридный наградил по приезду из дальних стран. Телевизор не дала ему новый на самогон выменять. Говорит, мол, старый посмотришь… А я ни в какую, вот и получила…
- А в полицию?
- Не знаю чё и делать-то… Убью, козла… убью, гадину…
Ещё немного поговорив, тётка Катя сунула в карман двести рублей и вышла на улицу. Тут она увидела шагающего по заснеженной тропинке сына Ваську. Сом держал в руке топор. Испугалась мамка, но виду сразу не подала.
- Куды ж ты, паразит такой, намылился… с топором, бессовестный? Мало мать на всю округу опозорил?
- Не твоя забота! Метель куды шла! Сусид обещался топор на поллитру поменять, вот и несу. Мне он, топор ентот, покудова ненадобен.
- Господи! Да коли ты напьёсси-та, зараза? На, зверюга, двести рублей! Вертай топор в зад! Давай сюды!
Стояла январская святочная ночь. Васька Сом пьяный в доску с двух бутылок самогона валялся на скомканом половике. В дверном просвете стояла мать. В руке был тот самый злосчастный топор, который она выторговала утром у собственного сына. Около часа так она простояла молча, не шелохнувшись. Но потом спросила саму себя вслух, с надрывом беспросветным, с глубоким вздохом ненавистной безнадёжности, глядя на храпящую грязную кучу:
- Кто ж тебя породил, тварь такую? Неужели я?
И… всё. Только глухой звук раздался от обуха топора, упавшего с размаху на Васькину голову.