— Любимая, у тебя есть прекрасная возможность увидеть магию. Я никогда не раскрою тебе секрет этого кофе, но заключительную часть приготовления ты сможешь увидеть. Выйди, пожалуйста, ко мне, глянь. Тебе очень понравится.
Мой выходной. Я нежилась под одеялом, пока Перчик возился в кухне с завтраком. Это был один из немногих мужчин, который нравился мне во всём — черты лица, манера говорить, чувство юмора, форма пальцев, вкус в одежде и прочих нюансах — горячий, страстный, иногда острый, как лезвие бритвы, и бесконечно притягательный.
Когда это всё началось?
Кажется, всего пару или тройку недель назад он признался мне в любви дрожащим от волнения голосом, перехватив меня по пути на работу прохладным осенним утром — именно в тот момент, когда это осознал. А сегодня его голос, способный разбудить всех соседей вокруг, разливался по всей квартире в безуспешных попытках вытащить меня из ленивой расслабленности, что вынудило его прибегнуть к плану `В` — явиться в спальню с чашкой того самого магического кофе.
У него всегда в запасе был план `В`. На всякий случай.
Я размышляла над тем, когда это мы стали такими близкими, а его лицо таким родным? В какой момент — после первого поцелуя, после первого "полёта по воронке"? Нет. Обмен физиологическими жидкостями не может быть причиной того, что я чувствовала и он, несомненно, чувствовал тоже.
— Как тебе кофе?
— Чудесный! А там, кроме сахара ещё что-то есть? Я сейчас слипнусь!
— В нём растворился "Млечный Путь" (кажется, так называется этот приторный детский батончик), который должен был стоять, как член, но тебя слишком долго не было. Там были ещё яички из мороженого. Ты всё пропустила.
Он небрежно сгрёб моё податливое тело, слегка навалившись сверху своим внушительным весом, не заботясь удобно ли мне в этой позе. Мне было удобно. Длина его рук и форма кисти, словно были созданы для того, чтобы обнимать меня полностью, вкладывая в ладонь мою грудь.
Так когда же наступила эта близость?
Может, когда я забежала к нему пообедать, пару недель назад? Мы стояли во дворе, в арке у Канала Грибоедова, на набережной которого мы и познакомились. Он пинал опавшую листву, докуривая свою сигарету в перерыве между клиентами, а я не могла отвести от него взгляд, смакуя каждое движение рук, губ, и его бесподобно выразительных глаз, цвета небесной дымки.
— Милая, вот как ты ни старайся, но тебе очень плохо удаётся скрыть то, что я вижу в твоих глазах. Это, знаешь, как дети — рожу спрятал, а жопа наружу торчит. Но твоя "жопа" настолько большая, что даже встань ты сейчас вон за то дерево, её всё равно будет видно.
Я, действительно, наслаждалась им молча. Наверное, стоит проявлять больше нежности не только в жестах и поступках, но и в словах, пока ты любишь. Но я опять промолчала. Я всё ещё боялась подпускать его слишком близко, хотя уже была пропитана им полностью.
— Ты в курсе, что сегодня "китайская фабрика" закрыта?, — продолжал он анонсировать мой отдых, не выпуская из крепких объятий.
— Как это?, — попыталась я выскользнуть из-под его медвежьей хватки, но получилось только немного дёрнуться. Придумать десяток причин и, пока он не опомнился, закончить начатое, разбросанное в гостиной обрезками ткани, тоже не удалось.
Он всегда называл меня "своим маленьким китайским гастарбайтером", как только ему предоставлялась возможность наблюдать с каким удовольствием я превращала плоское в объёмное, прикладывая отдельные детали к себе перед зеркалом, сшивая, приутюживая и снова примеряя. "Ты хоть понимаешь, что променяла меня на иглу?!" — сетовал он, полным драматизма голосом, когда я отдавала предпочтение шитью перед поездками в "осеннюю сказку" или домашним просмотром фильмов.
В какой момент был утрачен самоконтроль, который сохранял мои мысли в размеренном покое?
В первое свидание? Нет. Оно было слишком коротким — тридцати минут явно бы не хватило, чтобы можно было так безнадёжно втрескаться в совершенно незнакомого тебе мужчину. Скорее, это могло случиться чуть позже, в наш совпавший выходной. Тогда ещё, правда, не существовало понятия "наш". Он предложил начать с похода в кино, перед этим подкрепившись "Завтраком Чемпиона", который, как выяснилось потом, состоял из набора разных сладостей, а если я усну во время сеанса, обещал в подробностях рассказать мне сюжет фильма. Эти планы были накануне. А утром я их отменила. Наплевав на все стереотипы, победоносно затащила его в свою пещеру, минуя кино, общепиты и прочие атрибуты первой дюжины свиданий, с одной единственной целью — выспаться! Ну и, конечно, проверить его мужество — о желании мужчины в отношении себя женщина понимает гораздо раньше, чем оно бывает озвучено или проявлено.
— Мне очень спокойно с тобой и, вместе с тем, меня немного потряхивает от того, как ты можешь возбудить меня взглядом, но совсем не похоть побуждает желание быть рядом, и я хочу, чтобы тебе было тоже хорошо со мной. Хоть в половину от моего.
— "..чтобы тоже было хорошо?" Ты затрагиваешь слишком интимные темы. Мне нельзя об этом задумываться. Ни один мужчина не примет меня такой какая я есть, с моей работой и убеждениями, поэтому я не хочу ни к кому привязываться.
— Знаешь, я недавно лежал и думал, рассматривая твои фото, получая неземное удовольствие, глядя на твоё, словно вылепленное из глины, тело, я думал не "какая жопа", а "Пацан, перестань думать о ней и о том насколько она глубока, ты не имеешь права влюбиться в неё, ты не сможешь принять то, что она делает", а потом "Стоп! Она делает то же, что и ты, она приносит людям радость и питается ею. Так какая к чёрту разница, если уют и гармонию она будет получать лёжа у тебя на плече? Важно не то, что ты делаешь, а для чего". И ещё, я не хочу тебя привязывать. Хаксли, кажется, сказал "Один принадлежит всем".
И уже никто не проводил тестирование, не анализировал плохо это или хорошо, потому что это было потрясающе, нежно, страстно и желанно.
Но Любви ещё не было. В те почти сутки строгого постельного режима он всё ещё оставался посторонним очаровательным юношей для меня, а я, как он выразился, Ларцом Пандоры для него.