Глава 1 в которой маленький Берни встречается с отцом.
Теплый осенний день скатился рыжим солнечным диском со склона горы и задержался на подворье старого Эгиля. Ветра не было, и поздние желтокрылые бабочки собирали последний нектар на увядающих соцветиях медвянки. Листья на деревьях и трава уже утрачивали летнюю изумрудную зелень, сдаваясь во власть желтого и оранжевого.
Аста с умилением наблюдала за игрой четырехлетнего сына. Мальчик, смеясь во все горло, носился за щенком Ульви по двору, а тот, высунув от возбуждения язык и радостно виляя хвостом, уворачивался от маленьких, неловких рук Берни. Щенок явно понимал смысл игры и получал от нее не меньшее удовольствие, чем его маленький хозяин. На синеглазом личике малыша ярким румянцем горели круглые щечки, от беготни растрепались и торчали в разные стороны темно русые вихры. Не зря, ох, не зря приклеилось к ее сыну прозвище Берни – медвежонок. Этот добродушный, немного неуклюжий увалень действительно напоминал медвежонка. Вот вырастит, с любовью и нежностью думала Аста, и станет большим и сильным, как медведь – хозяин горных лесов.
Берни на бегу зацепился ногой за какую-то палку и с размаху полетел на землю, беспомощно всплеснув руками. Мать тут же бросилась к нему и подняла, бережно отряхнув одежду.
- Торбьёрн, мальчик мой, не ушибся? – Она поцеловала его и прижала к своей груди, утешая и забирая всю боль себе.
Большие синие глаза наполнились слезами, но ни одна слезинка не пролилась на румяные щеки. Потому что, когда рядом была мама, ласковая, добрая, любимая, родная мама, боль быстро исчезала, пугаясь материнской любви. И спустя минуту малыш уже снова рвался поиграть, побегать со своим четвероногим другом, забыв про неудачное падение.
Так бы и сидела Аста, сложив руки на коленях, пригревшись на солнышке и наблюдая за игрой сына, но в ворота, тяжело припадая на больную ногу, ввалился старый Эгиль, отец Асты. Длинные седые волосы развивались вокруг испещренного сетью глубоких морщин лица, а светлые голубые глаза тревожно мерцали.
- Аста, Аста, - закричал он, задыхаясь от непривычного для старика быстрого шага, - я видел на склоне горы черных всадников! Они скачут в нашу сторону.
Сердце в груди Асты громко бухнулось о ребра и затрепетало, как крылья испуганной птицы. Она вскочила, подбежала к сыну и подхватила его на руки. Мальчик вырывался и брыкался, как норовистый жеребенок, не желая прерывать игру. Ульви задрал голову и растерянно уставился на хозяина, который вдруг взмыл высоко в небо и оказался на руках большой хозяйки. Почему больше не играем? Разве уже пора обедать?..
Женщина бросилась к дверям большого, бревенчатого дома, надеясь укрыться от беды за его прочными стенами. А то, что скачущие черные всадники несли за собой беду, она не сомневалась. Она усадила сына на кровать и, сунув ему игрушки, бросилась к окну. В распахнутые настежь ворота уже въезжали раскрасневшиеся, возбужденные от быстрой скачки, всадники в черных одеждах. И впереди всех – Тормунд – Черный князь.
Окинув холодными, и такими же синими как у Берни, глазами двор, Тормунд спешился и, не глядя, бросил поводья в руки старика Эгиля, точно тот был слугой, а не хозяином богатой усадьбы. Впрочем, для князя Горной Страны все ее жители, богатые и бедные, знатные и никому не известные, были слугами. Эгиль покорно склонился перед господином.
- Где Аста? – бросил Тормунд, внимательно и немного презрительно осматривая хозяйственный двор с конюшней и коровником, крепкий, ухоженный дом, привязанных к изгороди рабочих лошадей, снующих под ногами откормленных кур и гусей, вялившуюся на солнышке на веревке рыбу. Он по достоинству оценил хозяйство Эгиля. Видать тот оказался не только славным воином, каким он был во времена отца Тормунда, но и неплохо управлялся с большим хозяйством, оправившись после тяжелого ранения в ногу.– Где моя жена, старик?
Повторил свой вопрос князь, не дождавшись ответа. Эгиль молча кивнул в сторону дома, хотя сердце его тревожно сжималось от страха за дочь и внука. Из всех дверей и окон дома робко выглядывала челядь. Но, что толку молчать, если вокруг дюжина вооруженных до зубов головорезов князя, готовых по первому же сигналу хозяина выхватить из ножен мечи и изрубить на куски всех и вся.
Откинув с плеча черный, шитый серебром плащ, Тормунд направился к дому. В сенях из-под ног его прыснули в испуге слуги и собаки. Князь молча усмехнулся: его боялись не только люди, но и животные! В теплом сумраке внутренних помещений он видел прячущихся по углам людей, но Асты среди них не было. Это начинало раздражать.
- Аста!! – крикнул он вглубь комнат так, что на кухне зазвенела посуда. Ну, сколько можно прятаться?
Войдя в самую дальнюю от входа спальню, Тормунд наконец увидел бледную от страха жену. Женщина жалась к стене, закрывая собой ребенка.
- Ну-ка, покажи мне его! – приказал князь, резким движением оттолкнув женщину в сторону. Она чуть не упала. – Как ты вырос, сынок, за этот год!
Огромный, черный человек склонился над Берни, сверкая белыми зубами в улыбке, отчего-то напоминающей волчий оскал. Его руки в черных кожаных перчатках потянулись к мальчику и схватили его жестко, словно были железными. Берни стало очень страшно, так страшно, что захотелось плакать и спрятаться от этого чужого человека за маминой юбкой. Он потянулся ручонками к матери и жалобно всхлипнул. Черный человек оторвал его от пола и поднял в вытянутых руках, рассматривая, как забавную игрушку.
- Похож, похож, поганец! В нашу породу пошел! А ну, пойдем, покажу тебя нашим воякам. Вот вырастишь, будешь сам ими командовать.
И, словно, не замечая цепляющуюся за него испуганную женщину, пошел с хнычущем ребенком в руках к выходу. Солнце ударило в глаза Берни, как только вышли на крыльцо. И он зажмурился, чувствуя, как по щекам стекают горячие слезы. Увидев своего господина с сынишкой на руках дюжина головорезов радостно заорала, одобрительно кивая и воздевая к небу пудовые кулачищи с зажатыми в них страшными, вспыхивающими молниями в солнечном свете, мечами.
- Да здравствует Торбьёрн – наследник князя!
- Да здравствует князь! – прокатился многоголосый возглас по двору дома Эгиля.
От этого крика, от прикосновения железных пальцев черного человека, от того, что он висел в этих руках где-то между небом и землей, а мамы рядом не было, маленький Берни еще раз всхлипнул и заревел в голос. Отец удивленно уставился на него.
- Ты чего ревешь, герой? Разве ты не знаешь, что мужчины не плачут? – и улыбка-оскал стерлась с жесткого, словно выточенного из камня лица с синими, пронзительными глазами.
- мама-а-а!!! – кричал мальчишка, пытаясь вывернуться из жестких, сильных рук в черных перчатках.
- Отпусти его, Тормунд! – крикнула Аста, хватаясь за сына, стараясь вырвать его из рук отца.
Тормунд недовольно нахмурился, но ребенка отпустил. Голоса его свиты стихли в ожидании развития событий.
- Эй, Эгиль, старый вояка, что ж ты не приглашаешь гостей к столу? – Князь повернулся к хозяину дома, - Мы устали с дороги, проголодались. Давай, давай, скликай прислугу, пока я не рассердился!
Эгиль и его слуги забегали, засуетились, готовя стол для гостей. Эгиль, припадая на больную ногу, отправился в погреб за брагой, прикидывая в уме, что останется от припасов после этого набега? Ну, да ладно! Лишь бы эти головорезы не напились до скотского состояния.
Но, видимо, князь и не собирался задерживаться в гостеприимном доме Эгиля, потому что попойки не получилось. Воины князя расселись за столом и с жадностью накинулись на угощение, но кружки с брагой отставили в сторону. Тормунд усадил Асту рядом с собой и велел взять сына на руки. Мальчик с опаской поглядывал на страшного человека, который называл себя его отцом. Он видел, как тот белыми крепкими зубами отрывает куски мяса от окорока, а самому казалось, что это волк, страшный лесной охотник, разрывает мощными клыками плоть убитой жертвы. Отец смеялся, что-то рассказывал своим воинам, бросая косые взгляды синих, пронзительных глаз на маму. А та сидела ни жива – ни мертва и молча прижимала к себе сына.
- А ты чего не ешь? – спросил отец у Берни и протянул к нему руку с куском мяса, с которого стекал и капал на стол янтарный жир.
Мальчик испуганно отшатнулся и, обняв мать за шею, спрятал лицо в ее пышных светлых волосах.
- Ну-у-у, так не пойдет! – произнес Тормунд и бросил кусок мяса обратно на блюдо. – Заберу ка я сына к себе, Аста. А то ты плохо его воспитываешь. Капризный, избалованный растет.
- Нет, нет, я его не отдам! – замотала головой мать, еще сильнее прижимая сына к груди, точно хотела растворить его в себе, чтобы уж точно никто не мог его отобрать.
- А разве кто-то ждет твоего согласия? – усмехнулся Тормунд. – Ты мне хоть и законная жена, но знаешь, что мне от тебя был нужен только сын, наследник. А сама ты мне ни к чему. Так что, молчи, женщина, и делай то, что тебе велят. Собирай его вещи!
- Тормунд, не забирай его, он еще маленький, прошу тебя! – жалобно запричитала мать дрожащим от слез голосом.
- Мужчину надо воспитывать с пеленок! А ты из него растишь слабака и неженку. Властителем Горной Страны должен быть сильный и бесстрашный воин, а не маменькин сынок.
- Но ему еще нет даже пяти! – в отчаянии воскликнула мать.
- Ему уже почти пять, Аста! Надо было забрать его еще год назад, ну, да ладно, наверстаем пробелы в воспитании.
- Прошу тебя, Тормунд, не забирай его! – она смотрела на него умоляющими, полными слез глазами.
Тормунд поморщился. Она всегда была слишком мягкой, слишком слабой, плаксивой, а он этого не любил. Разве может такая женщина воспитать настоящего воина? Нет. Пора брать воспитание сына в свои руки.
Он отодвинул стул и встал из-за стола. Вся княжеская свита, дожевывая на ходу угощение, вытирая рукавами мокрые усы, стряхивая с бород крошки пищи, по вскакивала со своих мест следом за господином. Тормунд выхватил Берни из рук матери и прикрикнул на нее:
- Хватит выть! Быстро собирай его вещи!
Берни не понимал, куда его несет по двору на руках черный страшный человек? И почему следом, цепляясь за его плащ, плача и причитая бежит мама? И от ее растрепавшихся на ветру волос, от отчаянных слез мальчику стало так страшно, что он закричал и стал вырываться, извиваясь всем телом и молотя ногами. Но руки в черных перчатках сжимали его как тиски, так, что было трудно дышать.
- Фрейвар, возьми мальчишку! – крикнул князь одному из своих головорезов. Тот, уже сидя верхом на мощном мохноногом жеребце, согласно кивнул кудлатой головой.
Ульви, видя, как уносят его маленького хозяина, как рыдает и тянет за ним слабые руки большая хозяйка, понял, что происходит что-то ужасное и несправедливое, и бросился с громким лаем на чужака, от которого исходил острый запах опасности и беды. Тормунд, скосив глаза на маленького защитника дома, походя отпихнул его ногой. А тот подлетел в воздухе от пинка и с размаха ударился о стену конюшни со странным сухим звуком, будто что-то треснуло или лопнуло… Секунду спустя маленькое тело щенка медленно сползло по стене и распласталось безвольно на земле, напоминая снятую шкурку лесной зверушки. И только быстро стекленеющие глаза не мигая смотрели, как черный человек передает маленького хозяина в руки бородатого воина, усаживая его перед седлом, как падает на колени и бьется в истерике большая хозяйка, а черный чужак, не обращая на нее никакого внимания, вскакивает в седло.
- Будь ты проклят, Тормунд! У тебя нет сердца! – кричала в след скрывающимся за воротами всадникам Аста.
- Мама!! Мама!!!– еще долго несся отчаянный детский крик над тихой долиной, поднимая с насиженных мест встревоженные стаи птиц, будя долгое горное эхо.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/02/11/831