С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА.
Утренняя суета в метро, потоки спешащих людей, их сосредоточенные лица удивляли Евгения, приехавшего из провинции в Москву, чтобы сделать пересадку на поезд, следующий в южном направлении. Эскалаторы бесперебойно работали, перевозя массы спешащих людей, от чего кружилась голова.
Этот живой организм казался широким потоком многоводной реки, неожиданно попавшим в узкое русло, где каждая частица набирает ускорение и помимо своей воли несется вперед, чтобы вновь выбраться на простор.
В этом потоке никому не было дела друг к другу и это вызывало у Евгения ощущение полного одиночества и обреченности. Некоторые пассажиры читали газеты или журналы, заполняя время в пути политическими, спортивными новостями и очень «важной» информацией для общества о сексуальных наклонностях, любовных приключениях театральных и эстрадных звезд. Другие смотрели в никуда, отгородив себя пеленой безразличия к действительности. Но все были в себе, в своих думах и стремлениях.
Платформа, то на мгновение пустела, то вновь наполнялась людьми. Эскалаторы беспрерывно выплевывали одних и проглатывали других пассажиров, мчащихся навстречу своим судьбам и ожиданиям.
Евгений дождался очередного поезда и, как только он втиснулся в вагон, двери безжалостно и с шумом захлопнулись. Поезд тронулся.
В толчее и давке пассажиры стремились найти себе место поудобнее, чтобы не мешать другим, ухватиться за поручень в надежде выдержать инерционные нагрузки ускорения и торможения несущегося поезда. За окнами мелькали фонари бесконечного туннеля, в ушах посвистывал специфический ветер метрополитена.
Оглядевшись, Евгений из-за плеча высокого пассажира, читающего газету, увидел свободные места на одной скамейке. Нестерпимая боль в ногах и усталость заставили его протиснуться поближе к ней, в надежде занять место. Протиснувшись, он вдруг обнаружил, что скамейка занята двумя спящими мальчуганами лет семи – восьми. Они лежали головка к головке. Очевидно, после бессонной ночи мальчишки пробрались в поезд, совершающий кольцевой маршрут и, найдя свободные места, были сражены глубоким сном. Рядом толпились люди, не нарушая покой малышей и оберегая его. Две пожилые женщины вытирали слезы, испытывая душевную боль от увиденного. Мужчина средних лет, держась за поручень, сжал челюсти. Его лицо было суровым, глаза выражали печаль и посылали проклятья тем, кто довел мальчишек до такой безысходности. Некоторые пассажиры театрально выражали своё равнодушие и безразличие, а может быть, уже привыкли к таким каждодневным картинам в метро, другие тихо переговаривались между собой о своей беспомощности, жестокости новых, ожиревших «демократов» и безразличия власти. И было видно, что всех одолевала мысль: «Мальчишки! Их судьба?»
Увиденное шокировало Евгения, горечь и печаль охватили его душу и сердце.
Уже была поздняя осень. За пределами метро было холодно и сыро, дул пронизывающий ветер и срывался дождь со снегом. На одном мальчишке была истрепанная зеленая курточка с пятнами от осенней ночной влаги, но уже успевшей высохнуть от тепла детского тельца, потертые кроссовки и джинсы с множеством заплат, на другом – пальтишко, из-под которого выглядывали брюки серого цвета и стоптанные ботинки не по размеру и без шнурков. Их головки покоились на шапочках, одного – на вязанной, другого – на кроличьей ушанке. Они безмятежно спали, посапывая и подогнув под себя ножки. Личико одного было сильно обветрено и украшено веснушками, головка покрыта давно не стриженными и не мытыми волосами. Личико другого было бледным, отличалось худобой и болезненностью, головка покрыта длинными темными волосами. Губы обоих мальчишек растрескавшиеся с заедами были приоткрыты и не скрывали щербинок от выпавших молочных зубов. От детей разил неприятный запах московских помоек. Во сне у них нервно подергивались веки и шевелились губы, очевидно от ночных впечатлений, испытанных в подворотнях столичного города, на железнодорожных платформах и в зданиях вокзалов. По щечкам изредка пробегала дрожь от ночного холода и сырости, а, может быть от той действительности, в которой волей судьбы им пришлось оказаться. Снились ли им родители, спившиеся или одуревшие от наркотиков, вкусившие такой «свободы и демократии», Родина, которая лет через десять обязательно разыщет и призовет их защищать её рубежи и наводить порядок в горячих точках планеты – ведь для этого дела не подойдут отпрыски ожиревших и бездушных чиновников, творящих законы для себя… А может быть, им снились добрые, нежные руки мамочки, её теплые объятия, нежный голосок, поющий колыбельные песенки, добрый и ласковый взгляд, её любовь к своей кровиночке, частички её Я, будущего и вечного.
Слезы навернулись на глаза Евгения, он стал пробираться к выходу. Диктор четким голосом объявила название остановки, предупредила пассажиров о вежливости и отправлении поезда. Двери захлопнулись, поезд тронулся, увозя в кромешную тьму туннеля мальчишек, которые нашли место приюта в вагоне метро, чтобы отдохнуть и вновь включиться в поиски хлеба насущного.
Евгений долго смотрел ему вслед, а когда скрылись из виду красные огоньки его фонарей, стал пробираться к эскалатору, несущему людей наверх. Оказавшись в переходе, он услышал звуки аккордеона. Приблизившись, Евгений увидел аккордеониста, сидящего на раскладном стульчике, мастерски исполняя мелодию к кинофильму «Щит и меч». Ему вспомнились проникновенные слова этой песни в исполнении М.Бернеса:
С чего начинается Родина?
С картинок в твоем букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
А может, она начинается
С той песни, что пела нам мать,
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять.
-------------------------------------------
Положив в футляр аккордеона десять рублей, Евгений с тяжелыми думами продолжал путь навстречу неизвестности и своей судьбе. В такт его шагам пульс в висках отбивал:
РОДИНА! РОДИНА! РОДИНА, где Ты – ы – ы?!
11.03.2005 г.