Татьяна

Пятый день небо плакало моросью.
Татьяна закрылась в актовом зале прячась от всех – она не хотела, чтобы её кто ни будь сейчас видел.
Она не плакала.
Она ожидала, что что-то плохое прочтёт в своём личном деле, но то, что она прочла не поддавалось пониманию.
Это же она про себя сейчас прочла.
Это отказная от неё бумага было написано её почерком.
Там, до её рождения была какая-то её кровная жизнь, которая её касалась.
Эта, что отказалась от неё девять месяцев ходила с животом и знала, что у неё родиться ребёнок.
Она могла и не родиться!
Какой ужас!
Боже, какой ужас!
Её на этом свете никто не ждал.
Почерк на заявлении был точно такой же, как и у неё.
Её почерком было написано это заявление об отказе на неё родившуюся семнадцатого апреля.
Подпись…
Число…
Адрес…
Её подпись...
Число совсем рядом с её днём рождения…
И адрес…
Васильевский остров…
Такой остров есть в Петербурге…
И ещё одна девочка…
Это никак не помещалось у Тани в голове.
У неё одинаковый с ней почерк.
Значит одна на двоих у них кровь.
Один на двоих почерк.
И она оказалась ей не нужна.

Азка Грекова вот полгода назад прочла своё личное дело у Надежды Прокофьевны, и потом кривя рот и точа нижние зубы о правый верхний клык рассказывала всем, что у неё оказалась мать пьяница, да курящая, да погулять в компаниях любила, да дома у себя в общежитии не жила.
- Асоциальная она – почти хвасталась своей матерью Азка – Там у врача так и написано – асоциальная.
Таня тогда в энциклопедию заглянула чтобы узнать, что обозначает это слово.
- Не испытывает она видишь ли ты материнских чувств ко мне – испуганно хохотала Азка.
Ну и слова там разные про мать свою Азка вычитала.
Ненормальная у неё там мать оказалась.
Ненормальная…
У них у всех наверняка такие же ненормальные матери.
Ну не круглые же они все поголовно здесь в интернате сироты.

Таня заранее себя готовила – знала, что по исполнении пятнадцати лет ей разрешат познакомится со своим личным делом и она прочтёт там наверняка что-то похожее про себя.
Не только Азка Грекова так рассказывала о том, что там прочла – и Тонька Молчанова, что училась на год старше их раньше рассказывала о том, что прочли в своих личных делах, и Лерка Захарова рассказывала, и Аня из бывшего девятого «А» класса.
А такие хорошие девочки были.
Что там можно ещё прочесть?
При живых матерях они здесь в детском доме живут сиротами.
При живых…
Они это все хорошо знали.

Там была ещё рядом бумага от главного врача роддома.
А он что писал?
Интеллигентная...
Как это интеллигентная?
Интеллигентная и отказалась от неё в роддоме?
С высшим образованием…
Как это с высшим образованием?
С каким это высшим образованием?
Живёт со своей мамой в двухкомнатной квартире на Васильевском острове…
Как это они с мамой живут?
С какой это мамой?
Это значит у неё ещё тогда и бабушка была?
Она, эта, что отказалась от неё, она со своей матерью тогда жила?
С её Таниной бабушкой там вместе жили, и они с этой бабушкой решали, что второй ребёнок им в семью не нужен?
Им нужен был один ребёнок, одна девочка им нужна была, а родилось две девочки.
Какой ужас…
Холодная дорожка пота потекла у Тани по спине.
Им нужна была одна девочка.
Так, что там было написано - была не замужем…
Не замужем…
Для себя родила…
А остальные что – не для себя рожают?!
Она, Таня, оказалась вторым ребёнком и значит лишней для своей матери и своей бабушке.
Она, Таня, ничего плохого никому не сделала, а для них оказалась ненужным ребёнком.
Её из роддома домой не забрали…

Таня смотрела в окно – по стеклу катились вниз водяные дорожки.

За что они так с ней поступили?

Таня сидела в углу сцены у открытого фортепьяно и поочерёдно большим и безымянным пальцами нажимала на клавиши.
Она не слышала звуков.
Пальцы машинально независимо от неё нажимали то на одну клавишу пианино, то на другую.

Значит у неё есть сестра.
Таня смотрела в окно и не видела ничего.
Они двойняшки.
Возможно близнецы.
Две абсолютно похожие друг на друга родились девочки.
И их разлучили.
Как можно было из абсолютно одинаковых девочек выбрать одну и не взять другую?
Они же близнецы!
Их же нельзя разлучать!
Чем она хуже той оказалась?
Кроме детского дома и интерната Таня ничего не знала, а у той значит была семья.
Бабушка была...
Её любили, конфеты её покупали, платьица…
Водяные полоски всё текли и текли по стеклу вниз.
По головке гладили там ту девочку, одеяльце на её кровати поправляли, когда она спала.
А как зовут интересно ту сестру?
А ей кто имя дал?
Эта, что родила её или в детском доме они сами придумали?
У Тани перехватило горло.
Большой палец руки выстукивал ноту ре - безымянный фа.
Эта трель уже полчаса висела в воздухе.

Всё!
Татьяна оттолкнулась от пианино.
Надо брать себя в руки!
Там за стенами актового зала девочки, учителя…
Они ничего не должны знать!
Никто ничего не знал, что она пойдёт сегодня знакомится со своим личным делом к Надежде Прокофьевны.
Взять себя в руки и ни в чём себя не выдавать!
Зарубцеваться, одеть броню и не быть хлюпиком!
Таня встала.
Всё!
Одела броню!
Всё прекрасно!
Небо синее, трава зелёная, солнце яркое и она живёт на этом свете!

Через двадцать минут в дверь актового зала забарабанила Лена.
- Таня – это я. Таня – нам пора обедать.
И Таня открыла дверь.
- Обедать пора идти – Лена удивлённо посмотрела на Таню - Ты что такая грустная?
- Голос не идёт что-то сегодня – Таня закрыла горло рукой и посмотрела на подругу холодными спокойными глазами.
- Так сырость, дождь идёт – вот и голоса у тебя нет.
- Голоса нет – эхом повторила Таня – У меня нет сегодня голоса.
И они пошли обедать.

После обеда делать было нечего – из-за мороси на улице экскурсия по городу у Анны Владимировны отменилась, а сидеть в комнате не хотелось.
Таня с Леной спустились по лестнице чёрного хода вниз.
Дверь на улицу там была как всегда закрыта, но около двери было большое окно, где иногда собирались ребята старших классов и втихаря от всех курили.
Азка и Татьяне в прошлом году однажды там предложила покурить.
Сигарету дала.
Таня при всех курить не стала, но сигарету взяла.
Вначале весны, когда никого не было внизу и дверь на улицу ещё оказалась открытой она вышла на крыльцо и попробовала закурить.
Девчонки же почти все курят…
А Лерка Захарова так красиво курит…
Таня зажгла спичку, подожгла сигарету, набрала полный рот дыма и остановилась -  внутрь в легкие дым вдохнуть побоялась.
Страшно стало.
И говорят это вредно…
Страшно этот дым глотать.
Ненормальный он какой-то, дым этот.
И Таня выдохнула дым из себя.
А у неё голос.
Вдруг голос станет хуже от того, что она курить стала?

У Тани был абсолютный музыкальный слух и был голос.
Она всегда знала, что она особенная.
На всех выступлениях она была гвоздём программы.
Какой же концерт без её участия?
Ею в интернате гордились.
Вот, интернат, дети не в семьях живут, говорят запущенные, брошенные, а тут оказывается наперекор всему у них какой талант вырос.
Анна Владимировна добилась у директора разрешения на то, чтобы Таня в любое время, когда ей нужно будет могла брать ключ на вахте от актового зала и петь там сколько ей хотелось.
- Голосит – слыша её голос из закрытого актового зала говорили про неё в интернате – Голосит то как.
Ещё Анна Владимировна принесла ей старые заезженные пластинки.
Нежданова…
Обухова…
На стареньком пластмассовом проигрывателе Таня слушала через шипение этих заезженных пластинок голоса прошлого.
Надо было понять, как они делают звук, строят голос.
От эстрадных пластинок Таня отказалась.
- Я буду оперной певицей.
Анна Владимировна молча посмотрела тогда на неё.
Отговорить её от этой мечты было нельзя.
Наверное, сил не было у кого-то её отговаривать – сирота, детдом, интернат, всё не богатое и казённое, а у девочки не знающую реальную жизнь такая заоблачная мечта.

Дождь ещё моросил.
Таня встала у окна и открыла их настежь.
Лена о чём-то своём рассказывала – Таня её не слышала.
Она вытянула руки под морось и стала ждать, когда в ладони наберётся вода.
Как это так, что от неё отказались?
На Лену нужно было не смотреть.
Как это так?
Сердце болело спрятанное под бронёй.
Она ведь не плохая девочка…
Она никого не обидела…
Никого не ударила…
Не толкнула…
Она спокойная, уравновешенная…
Она в конце концов поёт!
У неё голос!
Слух!
Она будет оперной певицей и к ней на концерт будут приходить люди!
Зачем от неё такой нужно было отказываться?
Лена что-то спросила у неё.
- Да-да – Таня кивнула ей головой.
Как это стыдно…
Родной матери она оказалась не нужна…
Таня вздрогнула и покосилась на стоящую рядом Лену.
Нужно взять себя в руки спрятать лицо – Таня мокрыми ладошками вытерла себе лицо.
- Как хорошо – Таня повернулась к Лене – Дождик холодный-холодный.
Лена засмеялась, глядя на лицо Тани.
- Ты вся мокрая, как заплаканная.
- Так плачут? – Таня закрыла руками свои щёки – Разве так плачут?
- Так в кино плачут – слишком много слёз.
- А ты попробуй, как я.
Лена протянула руки под дождь.
- Я в выходные к дяде Лёши пойду.
Ах, вот о чём она говорила с ей.
- Они мне планшет купили.
Планшет купил?
- Планшет – это хорошо – сказала Таня.
Таня опять повернулась к Лене и внимательно посмотрела на неё.
А ведь Лена у них здесь в интернате действительно настоящая сирота.
У неё нет никого из родных.
Что про отца своего Лена ей говорила Татьяна не помнила.
Может совсем ничего не говорила.
Мама у Лены вышла замуж за дядю Лёшу, когда Лене было где-то пять лет.
Лена рассказывала об этом Татьяне.
А когда Лена училась во втором классе мама у неё умерла.
Грипп.
На ногах грипп перенесла и всё.
На работе её маму некому видишь ли было заменить и она больная вышла на эту никому не нужную работу.
Лена появилась у них во втором классе в середине учебного года.
Таня помнила, как пришла эта аккуратная стеснительная девочка в их класс.
Она сразу понравилась Тане.
Что-то в Лене было необычное.
Она была не детдомовским ребёнком.
Маму вспоминала…
Так сладко её слушать было…
Этот дядя Леша навещал её в интернате изредка и приносил ей всякие вкусности.
Пряники приносил.
Вафли.
Яблочную пастилу ещё приносил.
Её одну навещали у них в классе.
Это было так необычно…
Дядя Лёша потом женился и познакомил Лену со своей новой женой.
Лена стала приходить к ним в гости.
Они были хорошими людьми.
Потом у них родилась дочка.
Уличка.
Лена стала звать девочку сестрёнкой.
Конечно они ей не родственники и эта Уличка ей никакая не сестрёнка, но они были Лене не чужими, и их маленькая хорошенькая доченька всегда радовалась приходу Лены и Лена радовалась им всем.
Быть родственниками не обязательно быть кровными людьми.

В выходные дни Лена ушла к ним на все два дня.
Таня опять закрылась в актовом зале одна.
Петь не получалось.
Она сидела на сцене за открытым фортепьяно и не о чём не думала.
Дождь прошёл, но за окнами было сыро.
Зал был пустой, откуда-то дуло по полу.
Таня нажимала по белой клавише рукой – звук был монотонный и никакой.
Хотелось раскачаться, уложить всё взбудораженное внутрь в плотное спокойствие и подняться над этим над всем.
А что?
У неё на этом свете есть что ни будь хорошее?
А что есть?
Она вот живёт на этом свете, у неё есть голос, она не голодная, ей тепло и впереди у неё будущее.
Ещё есть подруги – Лена и Соня.
Есть ещё Анна Владимировна, которую она очень любит, и которая очень отличает её от остальных в классе.
Соня…
А Соня ведь тоже настоящая сирота, как и Лена.
У Сони год назад родители погибли в дорожной аварии, и они с братом оказались в их интернате.
Соня пришла к ним в конце восьмого класса, а её младший братик Саша пошел в пятый.
Таня хорошо помнила, как пришла к ним в класс Соня.
Её посадили на первую парту у окна, и она с серым лицом замерла на парте глядя на доску.
Её было жалко-жалко, и Таня подошла тогда и к ней.
Соня пришла к ним из другого загадочного мира.
Совсем на их девочек не похожая.
У Сони стоял в глазах ужас от отсутствия родителей и от жизни в интернате.
А Таня не могла понять какую другую жизнь принесла с собой в её жизнь Соня.
Она была умная, начитанная и очень по-взрослому рассуждающая девочка.

Нота звучала и звучала в пустом зале.
В углу потолок в актовом зале был шершавым и пожелтевшим от протечки.
Образовалось новое мокрое пятно.
С потолка не капало, но пятно было удручающее и опускало Таню в нормальную жизнь.
В дверь актового зала мелко три раза стукнули.
Это Соня.
Только Соня так деликатно может стучать.
- Можно у тебя нам с Сашей посидеть в зале.
Им хотелось побыть не в коллективе.
Таня это понимала.
- Да сидите – место есть – Таня открыла дверь и показала рукой на пустой актовый зал.
- А ты не поёшь? – Соня прошла в дверь пропуская впереди себя брата.
- Голоса что-то нет.
Соня с братом сели на передний ряд у окна и стали смотреть вперёд.
Они и раньше так же приходили, и так же сидели, и почти не разговаривали друг с другом.
Там в другой жизни с родителями у каждого из них была своя комната в квартире, и они привыкли быть в этих комнатах одни, а тут в интернате всё было общее и всё делалось в коллективе.
Большинство решило…
Большинство захотело…
А они не хотели быть большинством.
Они хотели быть отдельно.
Это Тани было хорошо понятно.

После обеда Анна Владимировна зашла в комнату девочек.
Таня разбирала свою тумбочку разложив всё вынутое из неё на своей кровати.
Бумажки со старыми записями были уже не нужны, и Таня отложила их в сторону.
Упаковка от высохших фломастеров легла сверху.
Жесткий ластик для карандашей тоже был фактически не нужен.
Шариковые ручки легли в другую сторону.
Коробочка с нитками и иголками тоже были нужны.
- Таня.
Таня обернулась.
- Приборкой занимаешься? – Анна Владимировна подошла и положила руку на спину Тани заглянув к ней в глаза.
- Да уже в тумбочке ничего не помещается – улыбнулась Таня, показывая рукой на свою кровать.
- Ты никуда сегодня не пошла?
- Нет, не пошла.
- И сегодня не пела?
- Нет, не пела.
- Надежда Прокофьевна с вами приходила?
- Да, приходила.
- Про колледж вам рассказывала?
- Она сказала либо на парикмахера дальше нам идти учиться в этот колледж, либо на швею.
- А ты что решила? – Анна Владимировна повернула Таню лицом к себе.
Таня опустила голову и молчала.
- Танечка?
- Я хочу быть оперной певицей – Таня подняла голову и посмотрела в глаза своей учительницы.
- Оперной певицей – повторила Анна Владимировна.
- Да.
- Оперная певица – это очень хорошо, но на неё учатся после одиннадцатого класса, а у вас только девятый класс. Сейчас обязательно нужно полное школьное образование. В колледже вы закончите десятый и одиннадцатый классы и получите профессию.
Таня кивнула головой показывая, что она всё понимает.
- Я хочу быть оперной певицей и больше никем. Я про желания своё говорю, а не про то, что нужно выбрать.
- Есть музыкальное училище на Театральной площади – Анна Владимировна растерянно смотрела в глаза Тани.
- А на певицу где учат? – Таня не сводила взгляда с Анны Владимировны.
Это был для неё сейчас самый главный вопрос.
- В консерватории – Анна Владимировна погладила её по плечу.
- В консерватории – эхом повторила Таня и отвела глаза в сторону.
- Надо ещё два года где-то учиться.
- У меня голос – стояла на своём Таня - Мне нужно где-то учиться, чтобы поступить в консерваторию.
Анна Владимировна поправила воротничок на блузке Тани и погладила у неё верхние пуговички рукой.
- Ты пока занимайся там в актовом зале, пой, а я всё для тебя узнаю, что нужно. Хорошо?
- Хорошо – согласилась Таня.
Она ещё раз посмотрела на Анну Владимировну.
Хорошая она женщина, эта Анна Владимировна.
Все её здесь любят.
Хорошая…
Но она всё равно ей ничего не расскажет про то, что прочла вчера в своем деле о себе.
Не надо это никому ничего говорить.
Это только её касается.
Стыдно.

Анна Владимировна подошла к другим девочкам, посмотрела, что они делали, поговорила с ними и вышла из комнаты.
Таня сдвинула брошенные вещи в сторону и села на кровать.
Петь.
Анна Владимировна сказала петь.
Петь, значит.
Не отвлекаться не на что.
Всё выкинуть из головы и серьёзно начать готовится к поступлению в консерваторию.
Консерватория...
Анна Владимировна сказала консерватория.
Вот значит куда надо поступать учиться.
Сколько там времени осталось до окончания девятого класса?
Таня в окне видела пустые ветки деревьев.
Всего ничего осталось.
Да, выбросить всё из своей головы, что она прочла там в этом своём личном деле и серьёзно заняться своей жизнью!
Серьёзно заняться своей жизнью!
Петь!
Петь, чтобы быть певицей!
Что бы быть оперной певицей!
Таня смотрела в окно.
Её глаза зацепились за высоко летящим за окном вертолёт.
- Вертолёт летит – Таня кивнула девочкам в комнате на летящий вертолёт.
Девочки повернули головы.
- Высоко летит – согласились они.
- Высоко.
Таня встала, угол покрывала дёрнула на раскиданные на кровати вещи и вышла из комнаты.

Пусть только попробуют поругать её за раскиданную кровать!

На вахте Таня взяла ключи от актового зала.
Ре… ре… ре - выбил палец на клавише фортепьяно.
Фа… фа… фа - добавил второй палец.
Опять ре, опять фа, опять ре, опять фа.
Таня взяла ноту голосом, подержала её и взяла выше.
Вторая рука легла на клавиши.
Глядя куда-то в сторону в тёмный угол сцены Таня начала распеваться.

После ужина, когда за окнами уже совсем стемнело в комнату к девочкам тихо вернулась Таня.
- Забыла поужинать? – со своей кровати поднялась голову Соня.
Её братик Саша был тут же, сидел на Сониной кровати и смотрел на Таню.
- Забыла – подтвердила Таня.
Соня знала, что отвлекать от пения Таню нельзя.
- Мы тебе ужин сюда принесли – Соня кивнула головой на закрытую тумбочку.
- Да? – Таня посмотрела на тумбочку.
- Всё наверное остыло.
- Спасибо.
- Молочная каша с рисом, кисель и булочка.
- Там Фомичёва в дверях стояла – подал голос с кровати брат Сони Саша – Мы тарелку с кашей другой тарелкой накрыли, а стакан с киселём я за спину спрятал.
- Ты у нас молодец – похвалила Сашу Таня.
- Всё уже остыло – опять кивнула головой на тумбочку Соня.
- Ничего, я и так съем.
Таня прошла к своему месту и посмотрела на скомканное покрывало закрывающее разбросанные вещи из тумбочки.
- Забыла. Я вещи разбирала из тумбочки и забыла их положить на место. А Лена ещё не приходила? – Таня повернулась к Сони.
- Нет. Она же с ночёвкой ушла.
- С ночёвкой – зачем-то повторила Таня.
К родственникам с ночёвкой…
Таня села на свою кровать и достала из тумбочки тарелку с кашей.
- Холодное всё – Соня подошла к Тане.
- Ничего – Таня достала ложку из-под покрывала.
«Я веду себя, как больная» - промелькнуло у неё в голове.
- Сонечка, всё хорошо. Не в первый раз. Кашу можно есть и холодной.
-  Ничего?
- Вкусная – не притронувшись к каше сказала Таня – А Лена значит ещё не пришла?
- Нет.
Сердце не отпускало.
Не отпускает сердце.
Что это сердце не отпускает…
Чем-то надо себя занять…
Таня посмотрела на тарелку с кашей.
Попробовала её.
А действительно каша оказалась вкусной.
Раз – ложка пробежала по тарелке, два, три, ещё с боку осталось и всё.
Маловата порция.
- Киселёк где? – Таня заглянула в тумбочку – Никто его без меня не выпил?
Саша на кровати захихикал.
- Хочешь? – Таня показала Саше стакан с киселём подняв его высоко над головой.
- Нет. Он твой – отозвался мальчик.
Таня выпила свой кисель и съела булочку.
- А булочки у нас печь умеют.
- Да, выпечка у них всегда вкусная.
Да.
Другой они не ели.
Не обращая внимания на Соню Таня присела на корточки перед своей тумбочкой и стала аккуратно укладывать в неё разбросанные по кровати вещи.
На кровати осталась только небольшая стопочка ненужных бумажек, прозрачная упаковка от высохших фломастеров, жёсткая, как подошва от ботинка резинка для карандашей и засохшие обглоданные изнутри корки от апельсина.
Таня всё собрала и вынесла в урну к туалету.
- Грязные тарелки и стакан утром в столовую отнесём.
- Отнесём в столовую.
Таня расправила покрывало на кровати, а потом легла сверху и запахнула ноги уголком одеяла.
- Голова болит. Я полежу.
Соня кивнула.
Таня отвернулась к стене и закрыла лицо рукой.
Не плакать!
И она не плакала.
Крупная слеза сама по себе выкатилась из глаза, протекла по щеке и ушла в подушку.
Таня прикусила щёку.
Молчать!
Ни о чём не думать!
Вторая слеза накопилась в углу глаза, задержалась на ресницах, а затем покатилась по следу первой.
Таня кашлянула, поперхнулась, села на кровать и раскашлялась.
- Что это на меня кашель напал?
Таня закрыла руками лицо и прокашлялась.
- До слёз кашель одолел – Таня вытерла руками слёзы и отняла ладони от лица – все ладони были мокрыми.
«Не плакать!» - приказала она себе.
Не плакать!
Не над чем здесь плакать!
- Поперхнулась видимо – Таня обернулась к Сони.
- Крошки от булочки видимо попали не то горло – Соня внимательно смотрела на Таню.
- Першит – Таня провела рукой по горлу.
- Ты видимо сегодня много пела.
- Много пела.
- Сделай перерыв и всё пройдёт.
- Должно пройти – согласилась с Соней Таня и опять упала на подушку.

Лена пришла под вечер на следующий день.
- Я сушки принесла. У меня сушки есть, там пряников немного и конфетки ещё карамельные.
Таня с Соней сели с ногами на кровать к Лене кружком вокруг маленького полиэтиленового мешочка и стали разбирать его содержание.
- Прянички то шоколадные.
- Шоколадные.
Они вынули сначала пряники из мешочка.
- Там ещё один есть на дне – заглянула в мешочек Лена.
-  Сашке можно один оставить?
- Один можно.
Они съели пряники, а потом стали грызть сушки.
- Ты с дядей Лёшей говорила? – Таня сразу взяла несколько сушек в руку.
- Он говорит, что нужно выбирать реальную профессию. Сказал, что и парикмахер, и швея - это хорошие профессии для нас. Нам нужно серьёзно вставать на ноги.
- А что из этих профессий он советует?
- У дяди Лёши старшая сестра парикмахером работает в престижном салоне, и она потом может меня к себе взять работать.
- Значит ты пойдешь в парикмахеры?
- А куда ещё?
Девочки помолчали.
- Ждали, ждали, когда вырастим, а сейчас считайте выросли, профессию выбирать нужно, а так страшно. Так взрослыми быть не хочется.
- Хочется от сюда уйти, а взрослыми становится не хочется. Как жить то будем дальше не здесь?
Девочки опять помолчали.
- Соня, а у тебя родственники есть?
Соня отрицательно покачала головой.
- Нас же с Сашкой никто не взял.
- Так родственники есть? – Таня смотрела на Соню.
- Есть.
Таня понимающе кивнула головой.
- А у Лены есть дядя Лёша.
- Есть.
- Он же тебе поможет если что. Поможет?
- Поможет.
- А у тебя как? – Соня перевела взгляд на Таню.
Таня раскусила очередную сушку.
Сушка захрустела у неё на зубах.
- А я одна.
- А ты куда пойдёшь?
- Я буду оперной певицей и больше никем.
И они опять замолчали.
Сушки хрустели на зубах.
Хлопнула дверь, и они повернули головы к двери.
Азка Грекова ворвалась, проходя мимо к своей кровати не останавливаясь запустила руку в их полиэтиленовый мешочек с сушками и конфетами, захватила в свой безразмерный кулак всё то, что попалось ей в этом мешочке, со спинки своей кровати сорвала свою кофту и ушла обратно туда от куда пришла.
Девчонки переглянулись и ещё раз посмотрели на дверь за которой скрылся это чучело.
Лена фыркнула.
- Это какое-то монгольское нашествие целое.
Соня заглянула в мешочек.
- Надо делить конфеты пока они есть у нас.
- Дели – и Лена высыпала содержимое мешочка на покрывало.

Вечером, когда они погасили свет Таня, повернувшись лицом к стене закрылась одеялом с головой оставив маленькую щелку для воздуха и стала не думать.
Она ладонью закрыла глаза и тихонько закачала себя в кровати.
Лена у себя в постели пошевелилась, пошевелилась и уснула.
Азка в дальнем углу у окна просто рухнула в свою кровать и храпнула несколько раз и перевернулась на другой бок.
Соня тихо полежала под своим одеялом держа его руками за края, а затем вытянув шею осторожно посмотрела в темень комнаты, где стояла кровать Тани.
Она всё знала.
Она всё поняла.
Она видела Таню весь этот и вчерашний день.
Она перед обедом проходила по коридору, а Надежда Прокофьевна стоя у своего кабинета и говорила Анне Владимировне, что Таня прочитала у неё своё личное дело и что так спокойно прочла.
Спокойно прочла…
Да на ней сейчас живого места нет!
Соня прислушалась.
Таня не плакала.
Она только тихо раскачивалась в кровати и молчала.
А ей, Сони, что делать?
В парикмахерши идти?
Отец горный институт кончил, мама была педиатром – детей лечила.
Сашка сказал, что как отец пойдёт учиться в горный.
Он плакал вчера, когда они стояли у окна на черном входе.
Домой просился.
Когда ей будет восемнадцать она заберёт его от сюда.
Ей будет восемнадцать, а Сашке сколько тогда будет?
Пятнадцать?
Это значит он девятый класс заканчивать будет и его так же в ПТУ уговаривать будут идти учиться.
У них квартира родительская осталась, и они будут там с ним жить.
Она закончит это ПТУ, которое все называют колледжем и пойдёт работать и у них с Сашкой будут деньги.
И они будут жить, как при маме и папе.
Скорее бы эти восемнадцать лет наступили.
Так на кого пойти учиться?
Таня на своей кровати тихо вздохнула.
«На швею пойду. Таньке платья концертные шить буду, а она будет стоять в этих платьях на сцене и будет петь что-то красивое, старинное и давно забытое. У неё есть голос и есть характер. Она точно в ПТУ учиться не пойдёт»
И Соня сползла с подушки под одеяло и так же, как и Таня закрылась под ним с головой.

В столовой Лена с Таней сели рядом.
- Рассольник – заглянула в кастрюльку Лена.
- А что? Ничего. Я люблю рассольник – Таня пододвинула свою тарелку к кастрюльке.
- И опять печёнка с макаронами.
- У, какая страшная – согласилась Таня -  Есть её даже не хочется.
- Макароны эти…
- Компот из чего?
- Из яблок.
- Ясно. В жизни себе макароны с печёнкой никогда готовить не буду.
- Не будешь? – Азка Грекова перегнулась с соседнего столика – Отдай мне печёнку.
- Бери –Таня передала тарелку с макаронами на соседний столик.
- И мою бери -  Лена отказалась и от своей тарелки - Я лучше две тарелки супа съем, чем эту печёнку.
- Анна Владимировна сказала после обеда собраться в её кабинете – в благодарность объявила Аза.
- Придём – отозвались девочки.
- Это на счёт колледжа.
- Мы догадались.
- Голодные будем без второго – Таня повернулась к Лене.
- Да не хочу я это есть.

У Анны Владимировны собрались не все.
Она по классному списку опросила всех пришедших и записала кто уже куда решил идти учиться после школы.
Сказала ещё, что нужно выпустить газету про толерантность и назначила ответственных и поругала всех за то, что они перестали ходить на физкультуру.
- Ольга Ивановна на вас жалуется.
Девятый «А» молчал.
- Меня за вас ругают на совещаниях.
Ребята молчали.
- Вы же выпускной класс, вам же дальше жить.
Анне Владимировне самой не нравилось, что она говорила.
Она посмотрела каждому из них в глаза.
Спросить почему остальные к ней не пришли?
Где они все ходят?
Нервы себе потрепать ещё один раз из-за их успеваемости и посещаемости занятий?
А что от этого изменится?
Анна Владимировна махнула рукой на дверь и класс поплёлся на занятия.
- Таня.
Таня знала, что ей нужно остаться.
- Подойди ко мне. Я всё узнала для тебя – Анна Владимировна положила локти на стол - У меня есть знакомая, у которой младшая сестра поступала в консерваторию. Она не поступила, но как поступать знает.
Таня подошла вплотную к столу Анны Владимировны и взялась руками за столешницу.
- После одиннадцатого класса принимают, почти все приходят после музыкальных училищ. Из разных городов приезжают. Тебе это интересно?
Таня молчала.
- Там есть фортепианный факультет, оркестровый, есть факультет народных инструментов. На композиторов там ещё учат, на дирижёров. И есть конечно вокальное отделение. Это то, что тебе нужно. Там петь учат.
Таня слушала, опустив глаза и молчала.
- Конкурс где-то семь человек на место. Семь человек подают заявления на учёбу в консерваторию, а берут из них всего только одного. На вокальное отделение берут немного человек.
- И всё?
- Они должны тебя хотя бы послушать, как ты поёшь. Это уже много будет.
- Но у меня нет одиннадцати классов? – Таня подняла глаза на Анну Владимировну.
- Зато я у тебя есть, авантюристка. В городе есть несколько школ с экстернатом. Экспресс-школы называются. Платишь деньги, консультируешься, готовишься к экзаменам, сдаёшь экзамены за десятый и одиннадцатые классы и получаешь документ об окончании школы. Аттестат зрелости получаешь.
Таня молчала и смотрела на Анну Владимировну.
Анна Владимировна пожала в ответ плечами.
- Другова варианта нет. Либо колледж на три года, либо такая школа- экстернат.
- У меня же денег нет – возразила Таня.
- А подготовится к экзаменам за десятый и одиннадцатые классы сможешь?
Таня пожала плечами.
- Подумай над всем этим, что я тебе сейчас сказала и никому пока ничего не говори.
Таня кивнула головой.
- Проверь себя, а потом мы поговорим с тобой. Хорошо?
- Хорошо – тихо сказала Таня.

Какой громадный и тяжёлый мир навалился на неё сейчас.
Это жизнь взрослых людей?
Как неуклюже и страшно быть взрослым человеком.

Экстернат.
Нина Романовна удивлённо смотрела на Таню.
- Учебники за десятый и одиннадцатые классы?
- Да.
- У нас же только девять лет учатся.
- А раньше?
- Ты имеешь в виду старые учебники за прошлые годы?
- Да.
- Так сейчас же, в-десятых, и в одиннадцатых классах другая программа.
- Это не имеет значения. Хоть какие-то знания там есть для десятых и одиннадцатых классов?
- Есть конечно.
- Мне этого достаточно. А старые учебники, когда у нас были десятые и одиннадцатые классы у вас сохранились?
Нина Романовна растерянно смотрела на Таню.
- Надо на складе посмотреть.
Таня кивнула головой.
- Тебе нужно?
- Да.
- Срочно?
- Не очень.
- Я посмотрю. Я на складе посмотрю. Тебе по каким предметам они нужны?
- По всем.
- Понятно.

- Татьяна, что ты задумала?
- Хочу посмотреть, что там в старших классах проходить нужно.
Соня провела пальцем по корешкам старых учебников.
- Так много. Ты что – хочешь экстерном всё это сдать?
- Хочу.
- Ты не хочешь учиться в колледже?
- Не хочу.
Соня села на кровать.
- Ты сумасшедшая.
- Другие в искусство не идут.

В актовом зале после обеда закрывшись на ключ Таня села за фортепьяно.
Услышав её голос Анна Владимировна подошла к двери, постояла у неё какое-то время, легонько потрогав закрытую дверь рукой и спустилась на второй этаж, прошла по коридору, поднялась на третий по чёрной лестнице и через маленькую комнатку, в которой обычно переодеваются для выступления артисты вошла в актовый зал.
Таня, услышав шорох кулис за своей спиной подняла руки над клавишами.
- Прости меня, что я тебе потревожила – Анна Владимировна поднялась по ступенькам сцены.
- Нечего – я только начала – обернулась к ней Таня.
- Нина Романовна из библиотеки сказала мне, что ты взяла у неё старые учебники за десятый и одиннадцатые классы. Это верно?
- Да, я взяла.
- Хочешь попробовать сдать сразу за десятый и одиннадцатые классы экзамены экстерном?
- Да, хочу если получится.
- Времени мало осталось, а ты хочешь за девятый класс сдать и успеть подготовится и за десятый и за одиннадцатый классы?
- Да, хочу попробовать. Мне ещё деньги где-то нужно заработать для экзаменов. Я хочу через Лену с её дядей Лёшей поговорить о работе.
- Это не реально. Таня – это не реально за такие сроки и к экзаменам подготовится и деньги заработать и к конкурсу в консерваторию подготовится.
- Я в колледж на портниху учиться не пойду – упрямо глядя в глаза Анне Владимировне ответила Таня.
- Я вот к чему пришла – Анна Владимировна встала перед Таней загородив собой пианино - Я хочу поговорить с тобой наедине без свидетелей. Я подумала - я дам тебе деньги на экстернат. Я не очень бедная женщина и могу позволить себе помочь тебе в деньгах. Отдашь, когда разбогатеешь. Хорошо?
Таня молчала.
- Таня, я торопить тебя не буду. Ты просто готовься к экзаменам и ни о чём другом не думаешь. Я тебя очень хорошо понимаю - у нас в семье все хорошо играли на музыкальных инструментах, и все неплохо пели, но никто учиться дальше серьёзно музыке не стал, даже мыслей таких ни у кого не было. А у тебя такой голос – я в этом что-то понимаю. Ты просто только готовься к экзаменам и всё. Такие вещи в глаза не говорят, но ты необыкновенная девочка и таким людям нужно обязательно помогать.
Таня поднялась глядя в пол, а потом ткнулась в плечо Анны Владимировны и заплакала.
- Тихо, тихо, тихо, тихо…  - Анна Владимировна прижимала Таню к себе и погладила её по спине – Успокойся, моя золотая. Успокойся. Всё хорошо. У тебя всё будет хорошо. Мы прорвёмся и у тебя наперекор всему всё будет замечательно.
Таня согласно кивала головой и вытирала ладонями лицо.

Следующие два с половиной месяца были, как один нескончаемый каторжный день.
Утро, завтрак, потом занятия в классах, обед, после обеда закрытый актовый зал и раскрытое фортепьяно перед глазами, потом старые учебники за десятый и одиннадцатые классы на подоконнике за шторкой,потом ужин, после ужина опять учебники, но уже в комнате.
Сначала Таня всё это выдерживала, потом стала уставать, потом убрала ненужное и прибавила необходимое, потом к вечерам стала болеть голова, а потом она однажды после занятий упала в обморок в классе.
- Таня?! Таня!
- Ничего-ничего – у меня давление низкое – открыла глаза Таня.
- Тебе полежать нужно.
- Мне не нужно лежать. Нет-нет, я сейчас пообедаю и в актовый зал пойду. Я окно там открою и будет свежий воздух.
- Упадёшь там.
- Нет-нет, не упаду. У меня давление низкое. Это пройдёт.
Таня пообедала со всеми и закрылась в актовом зале.
Из открытого окна в зал хлынул холодный воздух, и, вся дрожа Таня облокотилась о подоконник.
Сейчас она придёт в себя…
Сейчас, сейчас…
За окном уже распустилась зелень.
Таня смотрела на внутренний дворик интерната сверху и не узнавала его.
Как времени мало осталось…
Как впереди всё страшно…
- А-а-а – Таня удивилась на большой раскидистый клён во дворе - она о матери своей, о той, что её родила совсем не вспоминала всё это время.
О какой это матери?
Таня смотрела на клён.
И о сестрёнке своей не вспоминала.
О какой ещё там сестрёнке?
Клён стоял во дворе и трепетал новенькими листьями.
Как далеко это всё от неё стало сейчас.
Немощь какая-то непонятная во всём теле не уходила.
Таня поставила локти на подоконник и оперлась на них.
Спортом надо заниматься – Таня покрутила головой прогоняя туман перед глазами.
Или на худой конец зарядкой по утрам начать заниматься.
Или хотя бы здесь в актовом зале, когда её никто не видит поделать какие-нибудь спортивные упражнения.
Таня повернулась к фортепьяно, посмотрела на него, осторожно сползла с подоконника, подошла к стулу, села на него и открыла крышку музыкального инструмента.
Какая зарядка?
Какая там ещё зарядка?
Тут пианино стоит.
Это счастье, что тут в интернате есть это пианино и на нем можно играть.

На выпускных экзаменах тройки у неё были.
Две тройки.
По каким предметам?
А, не всё ли равно?
Четыре пятёрки.
По каким предметам?
Остальные были четвёрки.
Всё, как у всех.
В школу-экстернат с Таней поехала и Анна Владимировна.
Анна Владимировна побоялась отпускать Таню одну.
Всё за неё в этой школе узнала, со всеми, с кем надо было поговорила и всем, что нужно было рассказала о Тане.
Экзамены нужно было сдавать быстро – поджимало время.
Сначала Таня сдавала зачёты, чтобы получить доступ к экзаменам.
Все эти дни сдачи зачётов Анна Владимировна прождала Таню в коридоре волнуясь за неё.
Русский – тройка.
Литература – тройка.
История, обществознание, физики, химия, эти математики…
На английском Таня отказалась говорить на русском и всё, что было ей непонятно в вопросах, написанных в билете на русском языке уточнила у учителей на английском.
По-английскому ей поставили четвёрку.
Таня смеясь выскочила из аудитории.
- Ой, не могу – она зажимала рот руками – Я на русском ответы не знала, а они на английском меня спрашивают.
Анна Владимировна стояла рядом.
-  Я только первый вопрос знала. Два остальных даже на русском не знала. Говорю им – «Давайте я вам про другое расскажу». Я говорю им, что знаю на английском, а они удивлённо смотрят на меня и молчат.
Таню разобрал смех.
Анна Владимировна стояла рядом и улыбалась.
- Всё хорошо?
- Четвёрка.
- Всё хорошо?
- Да.
- Ну и прекрасно. Мы им деньги заплатили, а они нам за это оценки выше двойки поставили. Правильно ведь? Ведь верно же?
- Верно – согласилась, улыбаясь Таня.
- Если бы они нам ниже троек поставили – кто бы к ним за деньги стал приходить и сдавать у них эти экзамены? Верно?
- Верно.
 - А ты молодец. Я так за тебя рада – Анна Владимировна обняла Таню за плечи.
- А ЕГЭ? – Таня вопросительно посмотрела на Анну Владимировну.
- И ЕГЭ сдадим.
- Вы только в интернате никому ничего не говорите про меня.
- Это - само собой разумеется.

Оценки по ЕГЭ были такими же, как и на зачётах к допуску к ним.
Таня получила аттестат.
Анна Владимировна не отходила от неё ни на шаг.
Таню не отпускала нервозность.
Сердце неровно билось и в животе стоял предательский холодок.
Июльская жара доводила Таню до полуобморочного состояния.

Они вдвоём отстояли громадную очередь в приёмную комиссию консерватории и подали заявление на вокальное отделение.
- Это ужас какой-то – прошла Таня вдоль доски объявлений – Я здесь ничего не знаю.
- Пусть они тебя просто прослушают и выскажут своё профессиональное мнение о твоём голосе.
- Я так их боюсь.
- И я боюсь.
- Но кто не прыгает – тот же не перепрыгнет? – Таня посмотрела на Анну Владимировну.
- Да, кто не прыгает – тот не перепрыгнет – согласилась Анна Владимировна – Но мы с тобой всё-таки авантюристки.
- Авантюристки – согласилась Таня.
- Да.
- Только в интернате никому не рассказывайте про меня.
- Не расскажу.
- Если не поступлю, то никто смеяться надо мной не будет.
- А если?
Они переглянулись.
В интернате никто ничего не знал.

На первое прослушивание они простояли перед дверью почти пол очереди.
- Как? – Анна Владимировна вопросительно смотрела на Таню, когда голос очередного поступающего в консерваторию слышался за дверью.
Таня внимательно слушала очередной голос обводя воздух глазами.
- Так, так, так… здесь так не надо… так…
Лицо её было по-взрослому серьёзным и сосредоточенным.
Таня слушала, как поют за дверью, её рука трепетала в воздухе.
- Как? – спрашивала Анна Владимировна.
- Хорошо, что мы в середине очереди и я слышу, как они поют.
- А как они поют?
- Я слышу, что у них не так. У девушки в такой кофточке – Таня показа на себе, какая у той девушке кофточка -  У неё хороший голос.
- А остальные?
- Я думаю, что буду петь, как остальные.
- Таня? – не до конца понимая Таню испуганно спрашивала Анна Владимировна.
- Но я же их слышу.
- Только бы поступить – Анна Владимировна в волнении оглядела всех стоящих перед дверью.
Вышла девушка с листком бумаги и назвала Танину фамилию.
- С богом – перекрестила Таню Анна Владимировна.
- Не благодарю – в пол ответила Таня.
И Таня пошла за дверь.
Рояль, за ним женщина-аккомпаниатор, ряд длинных столов.
Женщина, сидящая почти в центре с удивлением, взглянула на Таню.
- Сколько тебе лет? – сразу спросила она.
- Пятнадцать.
- Мы принимаем к себе после одиннадцатого класса – женщина продолжала с удивлением смотреть на Таню.
- Я экстерном сдала за десятый и одиннадцатые классы.
-  Вот, как – женщина подвигала перед собой на столе бумажки - А занималась ты с кем?
- Я самостоятельно готовилась.
- Ват, как – не переставала удивляться женщина.
Таня стояла перед этой женщиной и смотрела на неё - она ещё не пела, а она ей такие ненужные вопросы задаёт…
Что будет дальше?
- Вы меня послушайте?
- Да, да, мы тебя обязательно прослушаем.

Анна Владимировна, отодвинув всех с сторону от двери встала поближе и наклонилась к щелке.
Таню о чём-то расспрашивали – конкретные слова не долетали до двери, но звуки разговора были слышны.
Зачем они с ней разговаривают?
Она должна спеть, и они должны послушать её.
Анна Владимировна ничего не понимала.
С другими было как-то не так…
А вдруг они её и слушать не будут?
Вдруг Таня сейчас выйдет из двери, не спев им ничего?
Анна Владимировна поставила ногу вплотную к двери.
И сразу из-за двери возник аккорд звуков, по клавишам рояля пробежали чьи-то пальцы, потом взялись ещё несколько аккордов и перекрыли их и Танин голос заполнил всё кругом.
Так петь могла только Танечка!
Таня!
Танечка!
Так петь могла только она!
Лучше её ещё никто не пел сегодня в этой аудитории!
В холодном поту Анна Владимировна стояла у двери и всё ещё для надёжности подпирала её ногой.
Её девочка там поёт!
Они её слушают!
Там же профессионалы, профессора сидят!
Они хоть объяснят им, что у Тани за голос.
Анна Владимировна закрыла лицо руками.
Таня перестала петь.
Её опять о чём-то стали спрашивать.
Анна Владимировна повернулась лицом к двери и стала смотреть на дверь.
Таню спрашивали – она отвечала.
Таню спрашивали – она отвечала.
Они не выгнали её сразу после пения.
Анна Владимировна всё поняла.
Она убрала ногу с порога двери и Таня вышла.
- Что они спрашивали у тебя? – Анна Владимировна испуганно смотрела на Таню.
- Почему я у профессионалов не занималась, да сколько мне лет. Про голос говорили.
Анна Владимировна секунду помолчала.
Она постояла эту секунду у двери глядя на эту самую дверь, а затем решительно взялась за ручку.
- Извините – она отодвинула собравшимися и открыла дверь - Мне нужно с ними поговорить.
Таня сделала шаг в сторону, и Анна Владимировна исчезла за дверью.
Что это такое?
Анна Владимировна ушла за дверь в аудиторию к приёмной комиссии.
Таня ничего не понимала.
Она постояла какое-то время на месте, посмотрела на всех стоящих около неё и отошла в дальний угол к лестнице ждать Анну Владимировну.
Анна Владимировна не выходила.
Она что-то пошла спрашивала и ей что-то должны были сказать.
Таня ждала у лестницы.
Анна Владимировна не выходила.
О чём она там говорит с приемной комиссией?
Что там так долго?
Зачем?
Ужас какой-то.
У двери стояли, обсуждая что-то, смотрели по сторонам.
Таня ждала.
Анна Владимировна не выходила.
Надо уйти от сюда и подумать о том, что ей сказали там.
Где Анна Владимировна?
Где?
Где?
Ну?
И Анна Владимировна вышла из аудитории.
- Я здесь – Таня подняла руку.
Анна Владимировна увидела её, кивнула головой и пошла к лестнице.
- Пошли – она взяла Таню за локоть, и они спустились с лестницы.
- Я поговорила с ними – Анна Владимировна, взволнованная остановилась внизу – Они хорошо о тебе отозвались.
Таня встала.
-  Сказали голос сильный, бархатный, меццо-сопрано, культура звукового извлечения есть, точное звучание, удивительный тембр голоса.
Таня стояла на последней ступеньке лестницы и не моргая смотрела на Анну Владимировну.
- Мы всё правильно сделали с тобой – Анна Владимировна была очень взволнована, у неё трепетали руки - Правильно, что пришли сюда. Они ещё что-то говорили, но всё хорошее. Удивились, что ты такая молоденькая.
У Тани сдавило горло и по телу пошли мурашки.
- Они очень хорошо о тебе отозвались. Отметили правда, что подготовка у тебя не сильная, но ты им показалась интересной, перспективной.  Они явно выделили тебя среди остальных.
У Тани дрожали руки и кружилась голова.
- Я не знаю, чем это кончится – продолжала Анна Владимировна - Они тоже конкретно ничего не сказали. У них набор сейчас. И конкурс большой, а они, как они сказала, с трудом набирают нужное количество студентов. А? Как тебе это?
Таня спустилась на одну ступеньку ниже.
- Я думала они самых сильных отберут и всё, а они, оказывается, как творческий вуз отбирают ещё и студентов-единомышленников. Им нужно, чтобы студент был их студентом. Ты понимаешь, что я говорю?
Таня кивала головой.
- Эта женщина за столом сказала, что они несколько лет назад взяли в консерваторию двух девочек с хорошими голосами. Голоса у них были сильные, а поставлены голоса были неправильно. В консерватории подумали, что исправят им постановку голоса, но ничего не получилось. Они так и остались с такими голосами. Это творческий вуз. Голос ставится один раз в жизни и на всю жизнь. Ничего переделать невозможно. Это искусство, это сложно, тонко. Как важно, чтобы первый учитель у творческого человека был грамотным. Ты понимаешь, что я говорю?
Таня молчала и смотрела в пол.
- У тебя этого нет. Тебя нужно только учить – тебя не нужно переучивать.
Таня кивала головой.
- Я так их поняла, что они скорее возьмут сильного, пусть менее подготовленного студента, но не с испорченной постановкой голоса, чем более подготовленного, но которого нужно будет переучивать.
Они обе замолчали.
- Ты что ни будь поняла, что я сказала? – Анна Владимировна подняла глаза на Таню.
- Нет – честно созналась Таня.
- И я ничего не поняла.
Они молча постояли внизу у лестницы разглядывая пол в вестибюле.
- Им нужен свой студент.
- Да – согласилась Таня.
- Это творческий вуз, и они набирают студентов по какому-то своему принципу.
Таня кивала головой.
- Всё правильно. Мы всё правильно сделаем. Мы пойдём с тобой до конца.
- Пойдём до конца – согласилась Таня.
- А сейчас поехали ко мне домой. Мы устали, а у меня дома окрошка есть.
- Окрошка?
- Окрошка.
- Это суп такой?
- Суп такой. В интернате таких не готовят.
- Поехали – подумала и согласилась Таня.
- Нам на Васильевский остров надо ехать.
- На Васильевский? – Таня удивлённо и вопросительно посмотрела на Анну Владимировну.
Она уже один раз сталкивалась с таким названием в городе.
- Нам на метро нужно ехать. Мой дом сразу напротив метро находиться. Дорогу перейти и мой дом сразу.
- По Васильевскому острову идти после метро не надо?
- Нет, не надо.
- Это хорошо.
И они вышли из здания консерватории.
- Жара какая – Анна Владимировна закрыла голову ладонью.
- Жара – согласилась Таня - Ужас какой.
И они пошли к метро.
- Какой ужас.

Квартира Анны Владимировны находилась на третьем этаже.
Лифта в подъезде не было, и они поднялись по широкой каменной лестницы.
Щёлкнул замок под ключом.
Большое солнцем залитое окно в прихожей, высокие потолки, все двери в квартиру на распашку.
- А-а-а, какая у вас квартира – Таня удивлённо встала в прихожей.
- Проходи-проходи, смелей – мы у себя дома.
Татьяна прошла дальше.
- Какие у вас высокие потолки – Таня разглядывала потолок.
- Это старый дом. Тогда так строили.
Анна Владимировна скинула туфли и пошла босиком в комнату.
- Давай немножко отдохнём, а потом пообедаем.
- Давайте.
- Жара.
- Жара.
- И я устала.
- Устала.
Анна Владимировна села в кресло и откинула голову на спинку кресла.
- Садись, куда захочешь – Анна Владимировна махнула рукой.
Столы, стулья, диван, резной буфет – всё было для Тани необычно.
- Вы одна здесь живёте? – Таня села на краешек дивана.
- Одна. У меня два года назад умерла мама и с тех пор я живу одна.
Таня обвела глазами комнату.
- Я была раньше замужем – поняла Анна Владимировна, не заданный вопрос - У нас не получилось жить вместе. Не ругаясь развелись с мужем, а детей у нас не было.
- Большая у вас квартира.
- Это благодаря отцу. Нам с мамой отец эту квартиру сделал. Я потом тебе всё расскажу, а сейчас просто спокойно отдохнуть в кресле хочется.

Через пол часа они сели за обеденный стол на кухне.
- Окрошечка -  Анна Владимировна разлила по тарелкам окрошку.
- Холодный суп? – Таня заглянула в тарелку.
- Холодный. В самый раз по такой жаре.
- А у нас такой не готовят.
- У вас в интернате многое что не готовят.
- С хлебом его?
- С хлебом. И со сметаной.
- Здесь в стаканчике сметана?
- В стаканчике.
Они ели окрошку и раскачивали от удовольствия и усталости головы из стороны в сторону.
- А-а-ах, как вкусно.
- Вкусно.
- Хорошо, что мы сходили в консерваторию – Анна Владимировна продолжала переживать прошедший день – Голос показали, профессионалов послушали.
- Страшно было – созналась Таня.
- Там есть подготовительные курсы и ещё при консерватории есть не далеко среднее музыкальное училище.
- Я слышала, и девочки там говорили.
- Не получится сразу поступить – пойдёшь учится туда. Теперь ясно, что тебе нужно здесь учится.
- Там за деньги?
- Это уже не имеет значения – главное, чтобы ты девочка их уровня.
- Страшно.
- Я сама удивляюсь, что вошла к ним разговаривать. Ты думаешь я взрослая и ничего не боюсь? Сама не понимаю, как я туда пошла.
Анна Владимировна помолчала.
- И правильно сделала, что пошла. Всё услышала, что нужно. Голос у тебя сильный, редкий, не испорченный неправильной постановкой.
Таня молчала.
- Мы всё правильно сделали – кивала головой Анна Владимировна.
- Только в интернате ничего не говорите пока – опять попросила Таня.
- Да-да-да - соглашаясь закивала головой Анна Владимировна.
Она собрала грязные тарелки и поставила их в мойку.
- Второе сейчас будешь или попозже?
- Если можно – попозже.
Анна Владимировна согласно кивнула.
Она обвела глазами кухню и вспомнила, что что-то не договорила.
- У меня родители поженились рано. Мама у меня была мягким человеком, воспитанным, мамой бабушкой от всего оберегаемой, а отец из жёсткой семьи. Отец у него был авторитарным человеком, со своей женой никак не считался. Женщина неровня мужчине и всё тут. Как сказал – так чтобы было выполнено и без возражений. И отец таким же был. Мама не выдержала такого отношения к себе и ушла от него.
Анна Владимировна погладила столешницу ладонью.
- Отец потом был ещё два раза женат. Официально – как он говорил. От второй жены детей не было. От третьей – сын и дочка. Мама много позже как-то была в Перми в командировке. Рассказывала – вышла вечером в тусклый коридор, где горела всего одна лампочка, а навстречу отец идёт. Они так и встали удивлённые напротив друг друга. Оба живут в Петербурге, а столкнулись первый раз после развода за тридевять земель в Перми. То, да сё. Он на три дня по бизнесу прилетел, мама на четыре дня в командировке от работы. Старая любовь не забывается – вот они и провели эти дни вместе. Я оттуда началась. Ты девочка уже большая – тебе можно уже рассказывать об этом?
- Наверно можно – чуть улыбнулась Таня.
- Мама скрыла дома об их встрече, до последнего скрывала свою беременность, а когда всё выяснилось – имя отца не назвала. Родилась я. Бабушка на меня взглянула и догадалась сразу, кто
мой отец. Мама подтвердила. А отцу она ничего не сообщила и никаких претензий ему не предъявляла - решила, что это только её касается. Кто-то из их общих знакомых конечно знал, кто мой отец. А потом, когда мне лет восемь было отец случайно на улице встретил своего одноклассника и от него узнал о моём существовании. Пришел к нам. Я этот день хорошо помню. Напугал он меня даже. Мне он тогда так не понравился.
 Анна Владимировна смеясь закрыла лицо руками.
Таня смеялась вместе с Анной Владимировной над её словами.
- Незнакомый дядька – Анна Владимировна развела ладони в стороны – Большой такой, толстый, шумный и абсолютно чужой… Помогать стал нам материально, а так я его почти не видела… По телефону изредка звонил…
Анна Владимировна махнула на стол рукой.
- Он и со своими детьми не очень возился. Главное для него была работа, его бизнес. Жёсткий был человек. Надёжный, всегда поможет, но никогда рядом не был.
Тюль на окне слегка колыхалась от ветра, но прохлада не входила в дом.
- Второй раз я его увидела, когда я на первом курсе сдала летнюю сессию в институте. Он перепутал и решил, что я в этом году оканчиваю школу и мне нужно помогать поступать в вуз.
Анна Владимировна с сидящей напротив Таней смеялись глядя друг на друга.
- Это мужчины и к этому надо быть готовым.
Анна Владимировна опять погладила стол рукой, нащупала пальцем крошку и покатала её по столешнице.
- А потом, когда я уже работала после института он позвонил и приехал к нам домой. Мама болела, и он выглядел не хорошо. Сказал, что серьёзно болен, никакими деньгами это не вылечить. Сказал, что он хочет при жизни распределить всё им нажитое, чтобы после его смерти мы, его дети, не ругались за наследство, не перессорились, и не судились друг с другом.
Крошка под пальцем надоела Анне Владимировне, и она щелчком отправила её в полёт.
- Мы с мамой тогда в этой комнате жили – и Анна Владимировна показала рукой в коридор на комнату рядом с кухней - А в этой, что напротив входной двери жила наша соседка, пожилая женщина. Квартира была коммунальной. Мы с соседкой не дружили, но и не ругались – она была такая не контактная. Всё в комнате у себя сидела – на минутку выйдет из комнаты чайник поставить и нет её. К родственникам на какое-то время уедет жить и нет её. Отец предложил соседке купить для неё отдельную квартиру. Соседка согласилась на большую однокомнатную квартиру в центре города. Покапризничала с выбором, но с одним вариантом согласилась и съехала – вот так у нас с мамой оказалась эта большая отдельная квартира.
- Вам повезло.
- Повезло.
- А если я не поступлю? – Таня подняла глаза на Анну Владимировну.
- Не поступлю? – Анна Владимировна эхом повторила её слова – Боюсь, что скорей всего это будет именно так. Я думаю, что с первого раза в такой институт поступить очень трудно. Такой конкурс...
Анна Владимировна покачала головой. 
-  Такая у всех у них подготовка…
Таня молчала.
-  Но у тебя неординарный талант. У тебя определённо неординарный талант. Тебе от природы дано больше, чем многим из них.
- Анна Владимировна…
- Будем пробовать поступить, Танечка.
- Анна Владимировна...
- Да-да, будем пробовать и пойдём до конца.
Таня закивала головой.
- Будем.
Тане было неловко находиться в квартире Анны Владимировны, но уходить ей от сюда не хотелось.
Анна Владимировна оставила Таню ночевать у себя.

- Какое у вас пианино – удивилась Таня.
- Да – Анна Владимировна погладила рукой крышку пианино – Это старинное немецкое пианино. Бехштеин. Их раньше называли «Поющие рояли».
Анна Владимировна открыла крышку пианино и пробежала пальцами по клавишам.
- Слышишь какой тёплый звук? Какое душевное звучание.
Таня с изумлением смотрела на пианино.
- Какой мягкий, светлый тембр. С нашим из актового зала не сравнить.
- Раньше говорили «играть на бехштейнах».
- Чудо – согласилась Таня.
- А ты знаешь – за этим самым пианино сидел когда-то сам Фёдор Шаляпин.
- Как это?
- И пел, наверное, сидя за ним. Это пианино родителям бабушки подарил один старый художник, когда увидел, что маленькую бабушку стали учить играть на музыкальных инструментах. К старости художник остался один без наследников. Бабушкины родители с ним дружили. У этого художника мать в своё время работала медсестрой в больнице. У Шаляпина там в больнице сын маленький лежал. Шаляпин навещал сына. Так они познакомились. Потом маленький сын у Шаляпина умер. Хорошие отношения с художником остались.
Анна Владимировна постояла какое-то время у пианино рассматривая его, как будто видела это пианино первый раз.
- Такое пианино, как красивая женщина – имеет за собой шлейф прошлого.  Смотри – Анна Владимировна подошла и погладила рукой поверхность пианино.
- Смотри, что здесь с боку нацарапано.
- Аня Росова - наклонившись прочла вслух Таня и засмеялась - Буква "я" не в ту сторону написана.
- Аня Росова – это моя бабушка - в ответ ей засмеялась Анна Владимировна - Ей было тогда лет шесть-семь, и она в этом возрасте совершила один не очень хороший поступок. Она мне потом смеясь о нём рассказывала. До конца она всё это тогда в детстве конечно не понимала и пошла на преступление.
Анна Владимировна закрыла лицо руками и засмеялась, вспоминая рассказ бабушки.
- Гуляла она тогда около дома с подружкой, и та бабушке похвасталась, что её мама большой начальник и что она зарабатывает целую сумку денег, ну, а моя бабушка сказала ей в ответ, что её папа ещё больший начальник и что он зарабатывает ещё больше – целых две сумки денег.
И Таня, и Анной Владимировной рассмеялись глядя друг на друга.
- Подружка бабушке не поверила и тогда бабушка в доказательстве своих слов пошла домой и вытащила втихаря из сумки своей мамы бумажную купюру из кошелька и вернувшись к подружке показала эту купюру не верящей ей девочке.
Таня от смеха зажала себе рот ладонью.
- Сумасшедшая. И та ей поверяла?
- Конечно поверила! Деньги же на лицо! И они вдвоём пошли на набережную в знак бабушкиной победы покупать на эти деньги себе конфеты!
- Ну, дают – смеялась Таня.
- Они тогда жили на Крюковом канале. Там у набережной были тогда такие закрытые торговые столики, где можно было купить прямо на улице газированную воду, шоколадки, конфеты. Вот они туда вместе с подружкой и пошли. Банкнота, купюра эта у бабушки оказалась большого достоинства и на это обратила внимание продавщица. Она стала расспрашивать у маленьких девчонок откуда у них такие большие деньги.
- Ну и приключение на ровном месте – закачала головой Таня.
- Подожди-подожди – это приключение имело потом большое значение. Если бы не оно…
Анна Владимировна опять подошла к пианино и погладила ладонями крышку пианино.
- Пианино. Наше пианино здесь.
Таня с интересом смотрела на Анну Владимировну.
- Какая-то пожилая женщина около продавщицы забрала у них деньги и взяв бабушку за руку велела отвести её к её матери. Мама видимо поругала тогда бабушку за такой проступок – бабушка не помнила это, а вот её отец вечером накричал на маленькую бабушку. Бабушка очень испугалась тогда его крика. Она понимала, что что-то она не хорошее сделала, но для неё было тогда очень важно доказать своей подруге, что если она сказала ей, что её отец большой начальник и что он зарабатывает две сумки денег, то вопрос чести было доказать это, а так кричать на неё незачем. Она и так всё понимала без этого крика.
- Вопрос чести у неё был.
- Вопрос чести. Отец в довершении всего поставил бабушку в угол.
- О, как!
- В угол. Бабушка в жизни никогда в углу не стояла. Не до – не после. Как личное большое оскорбление она восприняла это позорное стояние в углу. Ей нужно было как-то уравновесить свой позор и она, увидев на подоконнике маленькие маникюрные ножницы взяла их и втихаря нацарапала ими с боку на стоящего недалеко от угла пианино своё имя и фамилию.
- Аня Росова.
- Аня Росова.
- Обалдеть – закачала головой Таня.
- Нацарапанное никто не заметил, а через два года отца бабушки пришли арестовывать. Времена Сталина были.
- Сталина.
- Тридцать седьмой год.
- Тридцать седьмой год.
- Бабушкин отец был инженером и работал на заводе. На заводе случилась большая авария. Посчитали с чего-то, что это диверсия. А кто её мог совершить? Не рабочие же у которых заводы и фабрики теперь стали в собственности и не крестьяне, которым землю дали наконец-то в их вечное пользование. Эту диверсию мог сделать только чуждый элемент в лице царского инженера в очках и шляпе. И к гадалке не ходи, что это он один там им всё это и навредил.
- Анна Владимировна.
- Арестовали, расстреляли, а после смерти Сталина реабилитировали бабушкиного отца. Бумагу выдали, что реабилитирован.
Анна Владимировна хлопнула ладонью по крышке пианино.
Пианино отозвалось где-то внутри себя одинокой струной.
- Вот видишь? Помнит.
Они молча постояли у пианино.
- А царапина? А имя это на пианино?
- Ах, да – Анна Владимировна кивнула головой – Пианино... Бабушку тогда очень напугал этот арест. Ей восемь лет было. Ночь. Обыск. Отец большой начальник, а эти его арестовывают. Всё раскидали по полу. Отца увели, а на следующий день к ним приехал это, что арестовывал бабушкиного отца. На грузовике приехал с солдатами. Они опять всё обыскали, всё разбросали и унесли из квартиры это пианино, настенные часы ещё и маленький резной столик с зеркалом.
Анна Владимировна опять хлопнула ладонью по крышке пианино.
И пианино опять отозвалась плачущей струной.
- Как это?
- Мама бабушки тогда тоже ничего не поняла. Напуганы были до смерти. Быстренько собрали какие-то свои вещи и переехали жить к подруге маминой бабушке на окраину города. Подруге мамина бабушка побоялась сказать, что мужа арестовали – сказала, что муж нашел другую женщину и она с дочкой вынуждена была уйти от него.
- Страшно было говорить правду?
- Ещё как страшно. Сталинское время, а тут муж враг народа.
- И подружка вашей бабушке поверила в это?
- Наверно нет, но что было делать?
- Скрывать надо было?
- Скрывать. Мама бабушки устроилась в больницу каким-то администратором работать, им там со временем выделили маленькую комнатку в здании больницы и до войны они там жили. Потом война. Блокада города. Они всю блокаду прожили в Ленинграде.
- В истории вашей семьи отразилась вся история страны.
- Отразилась.
Анна Владимировна постояла у пианино разглядывая его.
- Всю блокаду Ленинграда прожили в этом городе. Мама бабушки тогда сбегала на свою старую квартиру – там никого нет. Все соседи в эвакуацию уехали. В крышу их дома бомба тогда попала и в их комнате повредила потолок. Им дали другую комнату в другой квартире. Там тоже соседей не было. На кухне кирпичная печка стояла, вот они на кухню жить и переехали. Тепло от печки. Мама у бабушки работала в госпитале, а бабушка, ей тогда где-то лет одиннадцать- двенадцать было, училась в школе здесь в осаждённом Ленинграде, ходила на Неву за водой, собирала дрова для печки и топила её к приходу мамы. Она быстро взрослой стала. Однажды натаскала деревянных мокрых ящиков домой, а куда сложить их для просушки не нашла и как-то умудрилась открыть закрытую на замок комнату уехавших соседей. Мебель их сдвинула и затащила туда эти мокрые ящики, а потом буфет их обыскала – а там крупа нашлась, мука, немного сахара, брикеты горохового супа. А? В блокадном Ленинграде такое найти.
Анна Владимировна повернулась к Тани лицом.
- Это в блокаду такое найти.
- Голод был.
- Голод. Бабушка из одного брикета как там было написано сварила к приходу мамы гороховый суп. Та с работы в подъезд заходит – какой-то запах слегка съедобный в подъезде стоит, она в квартиру поднялась – там запах сильнее, она на кухню, а там её дочь сидит с закутанной в одеяле
кастрюлей. «Мама, я суп нам гороховый сварила». Её мама даже говорить не могла от этого.
- Гороховый суп в блокадном Ленинграде.
- Гороховый суп в блокадном Ленинграде. Они потом так часто вспоминали этот гороховый суп за обедом.
- Это, наверное, было чудо тогда для них.
- Конечно чудо. Эти обнаруженные чужие маленькие запасы продуктов им жизни спасли.
- С каким прошлым этот город у нас.
- А с пианино сложилось так – Анна Владимировна провела рукой по крышке пианино – Мы уже жили здесь в этой квартире в этой комнате. Я заканчивала институт. Мама работала. Ей тогда где-то лет сорок восемь было. Заехала по работе в ту часть Васильевского острова – Анна Владимировна махнула рукой в сторону, куда тогда заехала её мама - А обратно оттуда до нас только один автобус шел. Мама стала ждать этот автобус. Заморосил дождь. Мама спряталась под козырёк какого-то подъезда от дождя. Рядом дядечка-старичок примостился. Автобуса долго не было. Разговорились они. Дядечка удивился оригинальности маминых высказываниях по каким-то там вопросам, рассказал, что он полтора месяца, как похоронил жену. Сын давно живёт отдельно и мало интересуется жизнью родителя. Старичок не знал, как сварить макароны и стал спрашивать у мамы совета по варке этого изысканного продукта питания. И машинка для стирки белья у него почему-то не включалась и бельё не стирала. Пришел автобус. Они поехали. Его остановка была на одну раньше, чем мамина. Он свою остановку проехал, вышел с мамой на её остановке и всё никак не мог наговорится с ней. Мама под конец пообещала ему зайти к нему в гости и посмотреть эту не стирающую машинку и что ни будь ему приготовить из еды.
- Автобусный роман.
- Вот-вот, мама и смеялась над собой тогда, что подцепила семидесяти семилетнего кавалера на остановке.
Анна Владимировна улыбнулась стоящему перед ней пианино.
- Пришла к этому дядечку-старичку. В двух домах от нас его дом находился. Двухкомнатная квартира вся уставленная антикварной мебелью. Машинку для стирки белья мама включила, обед ему приготовила, прибралась слегка, по квартире походила, а в одной из комнат - это пианино стоит.
- Это пианино стоит? – ахнула Таня.
- Подожди-подожди – остановила её Анна Владимировна – Мама пианино увидела, сказала, что играть на неё немножко умеет. Хозяин квартиры попросил что ни будь сыграть. Она села за пианино, взяла несколько аккордов. Она мне потом говорила, что её с первых звуков этого пианино всю аж жаром обдало. Дрожь по телу пробежала. Она даже не поняла почему на неё так звуки этого инструмента подействовали.  Мама что-то поиграла ему, они песню какую-то его молодости спели вдвоём. А потом маме на ум вдруг пришла историю их семьи и то, как когда-то украли у них на следующий день после ареста деда пианино. Мама встала и заглянула тихонько на боковушку пианино, а там имя её бабушки нацарапано.
- Аня Росова – ахнула Таня - Буква я не в ту сторону написана.
- Аня Росова – подтвердила внучка Ани Росовой Анна Владимировна - Буква я не в ту сторону написана.
- Как же так?!
- Мама как-бут-то со своей матерью встретилась там тогда рядом с этим пианино. Она говорила, что встала её мама перед ней и стоит и смотрит на неё. Как живая стоит.
- Так вышло то всё?
- Вот так вышло. Мама тогда на хитрость пошла – этому старичку о себе рассказала, о своих родителях и его спросила, кто его родителях. Про отца его спросила. Спросила, где его отец работал.
- И он рассказал?
- Рассказал. Папенька у него с юности в этом НКВД или ГПУ, или как его там - в КГБ работал. Арестовывал людей, как врагов народа, допрашивал их. В войну разбирался, кто приказ на отступление войскам давал.
- И это он оказался?
- Этот мамин старик оказался сыном того дядьки из НКВД или КГБ – Анна Владимировна смотрела в пустоту - Я не знаю, как это заведение называлось тогда. КГБ? КГБ? Это он арестовывал отца моей бабушке тогда при Сталине! И это он напугал тогда так мою бабушку! Представляешь, что это такое?!
- И он тогда ограбил вас? Он? И он тогда украв у вас это пианино? Он?
- Он!
- Как это он?
- Мир тесен!
- Ничего не спрячешь.
- Представляешь какая мама домой тогда пришла?
- Представляю.
- Мама ничего этому дядьке не сказала. Он старенький. Ему далеко за семьдесят тогда было. Он очень-очень немощный тогда был. Ему если поволноваться, то у него сердце бы не выдержало. Конечно он ничего этого не знал.
- Не знал?
- Он маму поблагодарил за помощь, попросил её прийти ему ещё помочь.
- И мама пришла?
- И мама с полгода к нему время от времени приходила и помогала ему. И на пианино там у него играла. На нашем пианино играла. Песни своей молодости они там за пианино пели. Он так дядька начитанный, интересный был. Что тут делать было?
- А как оно здесь у вас оказалось опять? – Таня показало рукой на пианино.
- Дядька этот серьёзно заболел – мама в аптеки стала за лекарствами бегать для него, ему готовить что ни будь поесть, а он забеспокоился, что не может отблагодарить маму за всю её заботу о нём. Денег у него не было - пенсия небольшая. Он глазами комнату обвёл и спросил маму, что из этого его антиквариата ей подарить в благодарность за заботу о нем. Мама и сказала – «Пианино». Сказала и испугалась даже. В голове это всё сидело у неё – она и сказала. Дядька удивился, подумал и согласился подарить ей это пианино. Мама для порядка стала упираться стесняясь, что, не подумав сказала, а он стал настаивал. Мол мама на пианино играет, поёт, его вспоминать будет. Мама по сопротивлялась, а потом побоялась, что перегнёт палку в упорстве и он передумает и заказала машину с грузчиками. Перевезла к нам это пианино. Вот оно стоит теперь у меня.
- Какая страшная и необычная история.
- Так сын этого дядьки после его смерти через суд назад пианино требовал.
- Да что вы говорите? – ахнула Таня.
- Требовал. Мама документ о реабилитации своего прадеда взяла, нашла у нас фотографию, где её прабабушка за этим пианино сидит. Пианино же это особенное, свой индивидуальный вид имеет. Там на обороте год проставлен был. Нашла фотографию, где её прадед, того, которого потом арестовали, в дверях их комнаты стоит, а сбоку чуть-чуть видно это пианино. Сфотографировала нацарапанную бабушкой надпись.  Рассказала на суде всю историю с арестом прадеда и с этим пианино. Фотографии и документы показала. И внучку этому фотографии показала на суде. Сказала, что не знает откуда у них остальной антиквариат, а это пианино точно у них ворованное. Внучонок этого типа стоял, как оглушённый.
- Ещё бы - такое о своём деде услышать.
- Суд оставил пианино у нас.
- А настенные часы и резной столик с зеркалом?
- А я знаю, как они выглядели?
- Нет?
- Конечно нет.
- Жаль.
Таня осталась ночевать к Анны Владимировны.
Они весь вечер проговорили о Танином поступлении в консерваторию, о том на что нужно обратить внимание и что пока ничего не нужно говорить в интернате.
О девочках их класса поговорили.
Очень жалели Соню с братом так жестоко оказавшемся сиротами.
О Лене вспомнили и о её счастье, что есть у неё такая семья её дяде Лёши.
О мужиковатой Азке Грековой поговорили, которой в самый раз идти в парикмахерши.
- Но вообще-то она хорошая – защитила одноклассницу Таня.
- Она тебя не обижала?
- Нет.
- Она и с мальчишками дралась.
- Она меня курить учила.
- Курить? – удивилась Анна Владимировна.
- Я попробовала и мне не понравилась.
- Не понравилась?
- Да.
- Это хорошо, что не понравилось.
- И пить учила.
- Что? И пить ещё учила? Водку что ли?
- Я по чёрному ходу зимой в актовый зал спускалась, а там на первом этаже девчонки стояли с бутылкой вина. Коричневое такое, прозрачное вино в бутылке. И у них два стакана на всю компанию. По очереди они пили. У Азки стакан в руке. Она меня увидела и стакан мне протянула. «Пей, мол. Попробуй радость жизни»
- Радость жизни? – опять удивилась Анна Владимировна.
- Радость жизни. Я языком попробовала это вино в стакане, а оно противное, горькое. Чуть-чуть в рот взяла - ужас, как не вкусно. Брр.
- Пить больше не будешь?
- Нет, не буду – закачала головой Таня.
- А курить?
- Не, не будут. Страшно в себя дым глотать и за голос страшно. Голос же.
- Ну и правильно.
Таня не стала рассказывать Анне Владимировне, что тогда в заслугу своему сильному характеру поставила отказ от вредных курящих и пьяных привычек.
Она тогда ещё свое дело не читала и думала, что от неё отказалась её пьющая и курящая мать.
У всех же именно такие матери оказались и у неё видимо такая же была.
Какие ещё женщины от ребёнка в роддоме отказываются?
А такие привычки передаются по наследству.
А она, Таня, такой не будет.
Она сильная и свою жизнь проживёт не так.
А мать то у неё оказалась непьющая.
И её непьющей быть оказывается быть не трудно.
Не её это заслуга.

На следующий день Таня созвонилась с Соней.
Та находилась у себя в своей родительской квартире и приводила её в порядок после долгого отсутствия.
- Мою всё, переставляю мебель, что-то подклеиваю, что-то отскабливаю.
- К тебе можно?
- Приезжай.
Маленькая двухкомнатная квартирка в новостройках.
Балкон.
- Я потихоньку уборку делаю – Соня провела Таню в большую комнату - Кухню три дня мыла и всё выскабливала. Саша тут был у меня несколько дней. Плакал, не хотел в лагерь ехать. Почти истерику закатил. Мне его так жалко.
- Конечно жалко – согласилась с Соней Таня – Он такой мальчик нежный у тебя, стеснительный. Он совсем не для интерната.
Соня кивнула головой.
- Вы оба такие. Не как мы из интерната.
- Ты тоже, как не из интерната.
- Я на себя ещё маленькая панцирь надела и ничего интернатского в себя не впускала. Цель такую для себя поставила.
- У тебя получилось.
- Я старалась.
- Я в колледж на швею пошла – Соня сдвинула к стене стол, чтобы Таня могла пройти.
- На швею?
- На швею. Там десятый и одиннадцатый классы закончу, и я потом в горный институт пойду учиться. Мой папа кончил горный институт, и я туда пойду учиться. Саша тоже туда хочет пойти потом учиться.
- На кого учиться в горном институте?
- Не знаю пока – мне главное, чтобы, как папа в горном институте учиться.
- Это правильно.
Они прошли в узкую щель между стеной и столом и сели на разложенный диван.
- А Азка Грекова на парикмахера пошла. И Лена на парикмахера пошла. В одном колледже будем учиться. Да почти все наши девчонки в этом колледже учиться будут – только на разных специальностях. А ты где? Ты куда пропала на такое время?
- У меня от всех секрет. Ты никому не скажешь?
- Нет – заверила Таню Соня.
- Не говори пока ничего обо мне никому. Ладно?  Я в консерваторию поступаю на вокальное отделение. Певицей хочу стать. Оперной певицей.
- Как это? – не поняла Соня.
- Сдала экстерном за десятый и одиннадцатые классы и подала заявление в консерваторию.
- А как это? – всё ещё ничего не понимала Соня -  А туда реально поступить?
- Меня уже прослушивали и не ругали.
- А поступить?
- Конкурс семь человек на место.
Соня потеряла дар речи.

Таня осталась у Сони ночевать.
Они весь вечер вспоминая смешные случаи из их школьной жизни.
И это было так необычно – у них вдруг появилось прошлое и о нём можно было вспоминать.
- Помнишь, как мы всем классом с русского сбежали?
- И нас в кинотеатре всех вылавливали.
- А мы на стулья легли.
- И нас с тобой не нашли.
Они рассмеялись глядя друг на друга.
Таню не отпускал холодок внутри.
Консерватория…
Консерватория…
Как получится?
- Тань, а как нам тесты они тогда принесли заполнять?
- А мы разными чернилами заполнили. Помнишь?
- Помню. Строчка синий ручкой, строчка черной. По очереди писали.
- А нас тогда ругать за это.
И Таня возмутилась.
- А почему мы должны были играть в их придуманные игры? Они придумали опрашивать нас, а почему мы им должны отвечать, какие картины и каких художников мы больше всего любим? Какая песня нам больше всего нравился? Какую певицу мы больше всего любим? Почему мы должны были на это отвечать?
- А Вовка Птицын написал, что, как певица ему Шмыга больше всего нравиться. Помнишь?
- Помню. А его за это ругали на открытом собрании.
- А за что ругали то?
- За то, что он Шмыгу написал.
- Дурь какая-то.
- Конечно дурь.
Таня повернулась к окну.
Консерватория…
Как много туда народу пришло поступать.
- А по физике, как Николай Николаевич нам на соображения вопросы задавал?
- Ты запомнила?
- Да был какой-то там двигатель внутреннего сгорания. Попробуй там запомнить что-то? А тут спрашивает – «Есть два металлических стержня – один из них магнит. Как отличить магнитный стержень от не магнитного?»
- На сообразительность задал.
- Ну, да. Все молчат.
- Класс весь молчал.
Таня рассмеялась – сердце не отпускало.
- Я сижу, смотрю – все молчат. Я подождала, подождала - руку никто не поднимает. Что делать? Подымать не хочется. А что делать? Я и подняла руку. Из нашего троечного угла единственная рука поднялась.
- Как Николай Николаевич тогда посмотрел на тебя!
- Как Николай Николаевич тогда посмотрел на меня – Таня закачала головой.
- А потом про лампочку спросил.
- И я опять единственная руку подняла.
- Он на тебя такими круглыми глазами смотрел и понять ничего не мог.
- Так мы все там троечным углом были.
Сколько ещё экзаменов в консерваторию нужно сдавать?
Как получится?
Что получится?
Ужас.
- А Славка по карнизу прошел.
- Из-за Ольги.
- Из-за Ольги.
- А как мы шины за школой после субботника подожгли. Помнишь?
- Дыму было -  Соня смеясь закрыла лицо руками.
- А эта тётка, у которой окна рядом, как ругалась.
- А я эти три дня у Анны Владимировны жила.
- У неё?
- У неё.
- Как здорово. Она хорошая женщина.
- Хорошая.

В четверг Анна Владимировна вместе с Таней поехала в консерваторию.
Таня ушла к остальным, а Анна Владимировна осталась у окна ждать её.
За окном что-то пылило и летало в воздухе.
Так хотелось, чтобы у этой талантливой девочки всё получилось.
Анна Владимировна прислонила руку к стеклу.
Стекло было тёплое от уличной жары.
Анна Владимировна мотнула головой отгоняя ненужные мысли – на стекло окна от этого движения на стекло с ресниц отлетели две прозрачные капли.
Она что – плачет?
Анна Владимировна закусила губу и стала смотреть на эти капли слёз на стекле.
«Если Таня подойдёт к ней после того, как слёзы высохнут на стекле – всё будет хорошо»
- Я гляжу вы опять вместе с девочкой пришли на экзамены – та женщина из приёмной комиссии остановилась у окна.
Анна Владимировна повернулась.
- Да.
- Да вы никак плачете.
- Да нет – это так, это от волнения – Анна Владимировна провела ладонью по щеке – Сама не знаю почему со мной такое.
- Не надо так волноваться. Ваша девочка несомненно талантливая. Мы её отметили.
- Она сирота. Она в интернате выросла.
- Вы об этом говорили.
- Ей некому помочь. За её спиной никто не стоит.
- Мы это помним.
- Она такая целеустремлённая.
- Я не решаю всё одна, но мы её будем иметь в виду.
Анна Владимировна с жаром взяла за руку женщину.
- Она наверстает всё то, в чём она сейчас отстаёт. Она очень настойчивая.
- Мы понимаем это, мы понимаем. Вы только не волнуйтесь. Ваша девочка ещё такая молодая – у неё вся жизнь впереди. Мы подскажем, что нужно ей дальше делать.
- Возьмите её пожалуйста в консерваторию – попросила жалостливо Анна Владимировна.
- Вы не волнуйтесь так – женщина похлопала рукой по руке Анны Владимировны – Всё будет хорошо – и она пошла дальше по коридору.
Анна Владимировна проводила её взглядом до угла коридора.
Таня стояла у тёмной стены и не моргая смотрела на Анну Владимировну.
Анна Владимировна резко обернулась к окну – капли слёз на стекле успели высохнуть. 
Таня подошла.
- Не надо меня ничего спрашивать – Анна Владимировна ещё раз вытерла слёзы со своего лица ладонью.
- Хорошо. Я в середине списка.
- Я всё делаю правильно – кивнула головой сама себе Анна Владимировна.
- Это полчаса ещё ждать или даже больше.
- Они тебя выделили из всех – Анна Владимировна повернулась своё лицо к Тане.
- Может мы туда отойдём – там скамейки есть – закивала Таня головой показывая в сторону на скамейки.
 Анна Владимировна положила руку на руку Тани.
- Ты такая талантливая у нас, такая хорошая.
- Да-да-да. Мы там полчаса посидим, и я пойду тогда.
- Как это всё так сложно.

-  Таня! – кричала Лена в трубку телефона – Таня! Ты где? Ты где? Я на даче у Лёши! У дяди Лёши! Приезжай к нам! Здесь так хорошо! Черничка уже поспела!
Таня прикрыла ладонью трубку телефона.
- Лена это – объяснила Таня Анне Владимировне – Она меня к себе на дачу зовёт. Черника говорит поспела.
- Хорошо-хорошо. Отдохни несколько дней. Тебе отдохнуть нужно. Черника – это очень хорошо.
- Лена – Таня убрала ладонь с телефона.
- Танька, давай ко мне. Таня!
- А что, если мне действительно съездить к Лене на пару дней на дачу? – убрав телефон в сторону Таня спросила ещё раз у Анны Владимировны.
- Только не на пару дней, а на два дня. На два дня.
- На два дня съездить на дачу к Лене, на два дня, а не на пару дней.
- Съезди – кивнула головой Анна Владимировна – Обязательно съезди.
- Лена – Таня опять приложила трубка телефона к уху – А давай я действительно приеду к тебе на два дня.
- Давай.
- Диктуй адрес.
- Пиши!

Электричка довезла Таню до станции.
Что там дальше на бумажке написано?
Таня заглянула в бумажку.
Со всеми пройти до развилки.
Так.
Прошла со всеми.
Повернуть направо.
Повернула направо.
Через железнодорожные пути.
Через железнодорожные пути.
Все с электрички шли торопясь, обгоняя Таню.
Первый поворот налево.
Ворота.
Таня достала телефон.
- Лена, я уже у ворот садоводство.
- Проходи прямо и первый поворот направо – я выхожу на дорогу.
Таня повернула направо.
Лена увидев Таню с радостью замахала ей рукой стоя у открытой калитки.
- Правильно, что приехала!
Домик дяди Лёши оказался обычно-маленьким – застеклённая веранда вдоль всего дома, две небольшие отдельные комнатки, крутая лестница наверх и залитая солнцем светёлка.
- Там брат Марины живёт со своей семьёй – махнула рукой наверх Лена – тут Марина с Лёшей и с Уличкой, а во второй комнате бабушка, мама Марины Полина Александровна живёт. Это её дача.
- А ты где?
- А я здесь временно на веранде на диванчике под марлей.
Лена откинула край марлевого балдахина над диванчиком.
- Садись.
- Это от комаров? – Таня пощупала край балдахина.
- И от комаров, и от мух.
- А где все сейчас?
- Лёша на работе – он в выходные приезжает. Саша тоже на работе. Марина со Светой в разведку пошли в лес проверить есть ли там грибы. Сосед два подберёзовики на краю леса нашел. Бабушка с Улей и Серёжей пошли в магазин за подсолнечным маслом.
- К грибам масло, что ли? – засмеялась Таня.
 - К грибам – ответила смехом Лена - Сейчас придут с грибами. Хочешь я булочку в молоко и с яичком обжарю и чай попьём?
- Хочу.
Действительно скоро пришла бабушка Полина Александра с внуками, посмотрела серьёзно на Таню, познакомилась с ней, одобрила кивком идею Лены поджарить нарезанный батон на сковородке.
Детишки сели кружком вокруг стола и Лена по мере готовности поджаренных и вкусно пахнувших ломтиков батона стала по очереди раздавать им по Бедному рыцарю.   
- Вкусненько – Уличка откусила своего рыцаря.
- С чаем, с чаем.
- Вкусненько – согласился маленький Серёжа.
- На чай подуй сначала.
- Вкусно – согласилась и Полина Александровна и скосила глаза на Таню.
Её это дача.
Таня всё поняла.
 
В саду чирикала какая-то птичка.
Жара спадала.
Марина со Светой вернулись из леса без грибов.
- Не насобирали? – смеясь их встретила Лена.
- Нет.
- В такую жару не растут значит грибы в лесу?
- Но сосед же нашел?
- Два гриба?
- Два гриба.
- А вы значит ничего не нашли?
- Нет, ничего не нашли.

Лена с Таней после чаепития забрались с ногами на маленький диванчик под марлю.
Малыши принесли к ним свои кубики.
- Сложите серого волка – дала им задание Лена.
Таня поворошила рукой золотые волосы Уличке на голове.
- Соня как? – повернулась к Тани Лена.
- У Сони маленькая двухкомнатная квартира. Я была у неё. У неё хорошо. К себе зовёт жить.
- От родителей квартира досталась?
- От родителей.
- А мне дядя Лёша будет квартиру-студию покупать. Они уже на первый взнос накопили. Ты знаешь, что такое квартира-студия?
- Нет.
- Это маленькая отдельная квартира без кухни. Кухня прямо в комнате.
- Это тоже неплохо – подумав сказала Таня.
- Дядя Лёша с мамой тогда квартиру покупали, что у нас сейчас есть. У меня доля в квартире есть. Мне купят квартиру-студию и у них будет тогда та квартира только их.
- Понятно.

- Вот волк – маленький Серёжа поднял глаза на Лену – У нас волк получился.
- Хорошо. Теперь мухомор собирайте.
Таня опять поворошила шелковые волосы у Уличке.

- А у тебя как?
- С квартирой?
- Да, с квартирой.
- На очередь поставили.
- А долго ждать?
- Да, наверное, как всем - долго.

- Мухомор – Серёжа поднял глаза на Лену.
- А лиса у вас есть на кубиках?
- Есть.
- Собирайте лису.

Таня с Леной помолчали.

- Вот лиса.
- А зайчик есть на кубиках?
- И зайчик есть.
- Собирайте тогда зайчика.

Потом они все пошли смотреть мультики по телевизору в комнату Полины Александровы.
Таня с Леной сели на стулья у двери, а ребятишки забрались на большую кровать к отдыхающей бабушке.
- Мы с Таней в интернате вместе учились – пояснила Полине Александровне приезд Тани Лена.
Полина Александровна кивнула головой.
- Мы теперь буде вместе учиться в колледже.
Полина Александровна опять кивнула головой, не сводя взгляда с Тани.
- Я не буду учиться в колледже – Таня отрицательно закачала головой.
- Как не будешь? Мы же все там учиться будем.
- Я в консерваторию поступаю на вокальное отделение.
- Как в консерваторию? – удивилась Лена - А школа?
- Я сдала экстерном экзамены за десятый и одиннадцатые классы. У меня аттестат зрелости на руках.
С изменившимся взглядом Полина Александровна смотрела теперь на Таню.
- Так надо голос иметь.
- Лена хорошо поёт – за Таню ответила Лена - Она всё время пела у нас в актовом зале, тренировалась. Ей даже ключи разрешали брать от актового зала, когда она хотела.
- А если не поступишь? – Полина Александровна с любопытством разглядывала теперь приехавшую без всякого приглашения на её дачу эту чужую для неё девочку.
- Если не поступлю в консерваторию, то буду учиться в консерватории. Я буду только оперной певицей и больше ни на кого учиться не буду.
- Вот, как.
- Да, только так.

Спать они с Леной легли на веранде под марлевым балдахином тесно прижавшись на узком диванчике друг к другу.

Утром Лена с Таней погуляли по участку.
- Здесь все кусты распределены между всеми. Особенно кусты черной смородины.
- Да? А это чьи?
- Осторожно – это бабкины кусты – засмеялась Лена.
- Твоих кустов здесь нет?
- Ты что? Какие мои кусты. Этот дом муж Полины Александровны когда-то строил. Она здесь полная хозяйка.
- А что ты тогда сюда ездишь?
- Так Лёша сказал, что - либо мы вместе с Уличкой будем здесь летом отдыхать, либо Уличка сюда не приедет. И Полине Александровне так сказал и мне.
- И ты здесь сидишь из-за этого?
- Здесь и сижу из-за этого. Скучно здесь. Никого нет. С Уличкой вот отдыхаем, воздухом дышим. Эта молчит и на меня смотрит.
Чего же ты тогда меня сюда на чужую дачу зазвала? – хотела спросить у Лены Таня.
- С неё не убудет – ответила ей Лена.
- Я сегодня в обед уеду – мне послезавтра на экзамен нужно.
- Марина после обеда в город поедет. Поезжай с ней – у неё сегодня вторая смена.
- Нет, я хочу одна ехать.
- У тебя консерватория?
- Консерватория.
- Какая ты молодец. Так никто из нас не сделал.
- Пойдём по улицам погуляем – кивнула головой за заборчик Таня.
- Пойдём. Уля, Уличка! – Лена повернулась к домику - Ты с нами пойдёшь по садоводству гулять?
- Пойду – отозвалась из-за парника Уличка – Я с вами даже на край света пойду.
Таня с Леной рассмеялись.
- Я ей край света обещала показать, так она мне всё время напоминает об этом.
- Пошли по садоводству гулять и край света ей показывать.
- А Серёжечку возьмёте? – на крыльцо вышла Полина Александровна.
- Возьмём.

- У Сони хорошо. Она меня к себе жить зовёт.
- А Саша её как?
- Плачет, в интернате жить не хочет.
- Жалко его – он мальчик нежный, застенчивый. Он совсем для интерната не подходит.
- Соня хочет его после совершеннолетия забрать к себе.
- Она это может сделать и раньше – мне Мила говорила, что через суд можно сделать себя раньше совершеннолетней. Это эмансипацией называется.
- Да ты что? – удивилась Таня – Эмансипация.  Надо обязательно сказать это Сони. Я думаю она этого не знает.
- Надо с Надеждой Прокофьевной поговорить. У нас же там и юрист какой-то в интернате есть.
- Я обязательно это Сони скажу.
Они прошли дальше по очередной линии садоводства.
Уличка с Серёжей увидели большого синего жука, переползающего через дорогу и отстали от них.
- Хорошая девочка Уличка – Таня обернулась на детей.
- Она моя сестрёнка – заулыбалась Лена.
- Это правильно.

Не дожидаясь обеда Таня собралась уезжать с чужой дачи.
- Я здесь последний раз – провожая Таню сказала Лена – Я из-за Уличке здесь и дядя Лёша просил.
- Ну их.
- Точно – ну их.
- Дядя Лёша сейчас будет за меня первый взнос за квартиру вносить – я и перееду туда жить.
- Отдельную?
- Отдельную. Эта косится, что дядя Лёша за меня свои деньги мне за квартиру платит будет.
- Ей жалко?
- Это наши с дядей Лёшей отношения и её это не касается.
- Ну да.
 
Таня приехала к Анне Владимировны.
Пустая квартира.
Звук у пианино был бархатный и тёплый.
Ре.
Ре.
Фа.
Фа.
Ни о чём думать не хотелось.
Анна Владимировна беспокоилась, спрашивала там у всех, заходила разговаривала там со всеми – Таня понимала, что она старается для неё, и что вдруг это как-то поможет, но ей это не нравилось.
Таня молчала.
Анна Владимировна это понимала.
Через день Таня одна поехала в консерваторию.
Предпоследний приезд в консерваторию.
В среду нужно было приехать ещё один раз.
Таня ничего не сказала об этом Анне Владимировне.
В пятницу в консерватории вывесили списки.
Фамилия Тани была где-то в конце во втором столбике на отпечатанном листке.
Список был составлен не по алфавиту – и Таня поняла почему.
Но она есть в этом списке!
Значит…
Значит она поступила.
Эмоций не было – была усталость от бешенной гонки этих последних несколько месяцев и желание побыстрей от всего этого избавится.

- Списки вывесили – Таня после консерватории вернулась в квартиру.
- И как? – Анна Владимировна откинула от себя вязание.
Таня кивнула головой.
- Я поступила.
- А-а-а… Как это? Как хорошо! – обмерла Анна Владимировна.
- Я так устала. Я больше ничего не хочу.
- Отдыхай-отдыхай. Я тебя сейчас накормлю – и Анна Владимировна повела Таню на кухню.
- Как я устала. Ничего не хочется.
- А мне с утра ничего не сказала, что сегодня списки вывесить должны.
- Боялась сглазить.
- Ну-ну, понятно. Это очень хорошо, что поступила. Теперь никаких проблем.
- Никаких проблем.
- Главное – надо теперь первую сессию сдать хорошо.
- Я это поняла. А как в интернате удивятся, что я поступила в консерваторию.
- Ещё как удивятся – там же ничего о тебе не знают.
Таня вздохнула.
- Давай завтра ко мне на дачу поедим и отдохнём?
- У вас есть дача? – удивилась Таня.
- У меня отец был и мне весь джентльменский набор оставил после себя. Есть дача. Зимний дом есть в коттеджном поселке. Недалеко. На автобусе доехать можно. Машина есть, да она на даче в гараже стоит, и я её водить не умею.
- Машина есть, а вы не умеете её водить? – опять удивилась Таня.
- Не умею – Анна Владимировна рассмеялась.
- Как это мило. А дачу отец вам оставил?
- Конечно отец.
- У меня нет сил сопротивляться.
- А у меня есть желание хорошенько нам с тобой отдохнуть от этого всего за городом.
И они к вечеру уехали за город.

Дни стояли жаркие-жаркие.
За забором если пройти дикий малинник был небольшой пляж.
Песочек меленький-меленький.
К берегу крутой спуск.
В воде тоже резко становилось глубоко.
Таня сделала несколько шагов, легла на воду и поплыла.
- Как хорошо. Как я давно мечтала зайти летом вот так в воду и плавать в ней сколько хочется.
- Ты никогда не плавала сколько хочется?
- Никогда. Летом в лагере директор загонит в воду очередной отряд на пять минут побултыхаться и всё, и вылезай быстренько на берег из взбаламученной нами воды.
- А как же ты плавать научилась?
- Так директор и научил. Сначала на бережке всех нас тренировали. Он показывал, как нужно правильно плавать - мы повторяли, а потом мы опять в воду заходили и пробовали. Я и поплыла. Этот стиль брас называется.
Анна Владимировна рассмеялась.
- Сразу видно, что это брас.
Заплывать далеко не стали.
Таня вернулась к мосткам и попрыгала там у берега отталкиваясь о дно ногами и падая после этого на спину.
Брызги летели во все стороны.
- Как хорошо.
И как хорошо всё прожитое уходила куда-то назад в прошлое.
- Купайся-купайся сколько хочешь. Такой день. Вода какая тёплая. Я так мечтала поскорее сюда приехать и окунуться в воду.
- Так вы из-за меня в такую жару в городе остались?
- А я бы не смогла купаться здесь пока не узнала бы твои результата.
Таня ещё покрутилась в воде и повыскакивала до пояса подпрыгивая и разбрызгивая воду вокруг себя.
- Как здесь хорошо.
- Вон тот большой из красного кирпича дом – это дом моего отца.
- Как? – удивилась Таня и повернулась к большому далёкому красному дому за высоким забором.
Дальше по берегу за забором коттеджного посёлка за отдельными своими заборами стояли несколько больших домов.
- Этот? Самый большой? С чёрной крышей?
- Этот. Я один раз там была. Отец был тогда уже совсем плох и прислал в город машину за мной – Анна Владимировна подошла ближе к берегу и села в воде на песок.
- Ну и домина – Таня села рядом – Три этажа дом.
- С братом познакомил. Наверно хотел, чтобы мы знакомы были между собой. С сестрой познакомил.
- А они как отнеслись, что у них вдруг сестра оказалась?
- Так мы же уже все взрослые люди были. Брат Борис нормально. Мы с ним поговорили тогда, а сестрёнка… Сестра – она с отставанием в развитии родилась. Ей тогда хорошо за двадцать было, а она, как десятилетний ребёнок была – гербарий, бабочки, куклы в бальных платьях…
- А вы там у них бываете сейчас?
- Нет. Борис с женой разбились в машине насмерть в прошлом году. На дороге в дерево врезались. Мальчик - их сын маленький остался. Сестра Ира замуж была ещё раньше выдана братом – её муж Фёдор весь бизнес отца взял тогда в свои руки. Я его раза два всего и видела, и то у соседа нашего, у Вадима около его дома.
- Как это так?
- Я потом тебе всё расскажу – Анна Владимировна встала и пошла из воды.
- Всё что ли?
- Да, пошли поужинаем.
- Директора нет, а мне не по своей воли опять из воды выходить?
- По своей воли выходить – засмеялась, оглядываясь на Таню Анна Владимировна – По своей воли из воды выходить.

- Отец тогда уже плохой был. Давно жену похоронил. При жизни решил всё разделить между нами своими детьми. Как считал нужным разделить. Познакомил вот нас – Анна Владимировна пожала плечами.
Таня сидела рядом и смотрела на Анну Владимировну.
- С Борисом мы где-то одного возраста были, Ира младше нас. Ей двадцать пять - двадцать восемь было где-то тогда. Высокая, худая такая, с вытянутым некрасивым лицом. Волосы такие мелко-мелко кудрявые в хвостики завязанные. С красивенькими заколочками в волосах.  Она просто посидела рядом, посмотрела на меня и убежала по каким-то своим кукольным делам. Улыбчивая такая, обласканная семьёй. А с Борисом мы хорошо поговорили. Отец сказал тогда, что вот этот дом в коттеджном посёлке за забором продаётся. Хочу ли я, чтобы он купил его нам с мамой для дачи. Как хочу? Для меня такой вопрос был полной неожиданностью. Я пожала плечами – мне было неудобно как-то на эту тему даже думать. Отец и его большие деньги были всегда где-то далеко и нереальны для меня. Отец понял, что решать нужно ему самому и уже не спрашивая меня купил нам с мамой этот дом.
Анна Владимировна вздохнула.
Таня погладила Анну Владимировну по руке.
- А мама так и не смогла здесь побывать ни разу.
- Болела?
 - Болела. Сначала даже по квартире ходила плохо. Потом ей стало лучше. Она на полтора года всего-то отца пережила. За четыре дня перед смертью слегла. Потом кома... Последний день так часто и неглубоко дышала… Инсульт…
- Инсульт – это голова?
- Голова. Как хоронить? У одной подруге муж тяжело болел тогда, вторая ночью со своей семьёй на юг улетала, третьей в городе тогда не было. Я к Борису позвонила за помощью. Он мне своего подчинённого прислал и тот всё оформил мне для похорон. Борис деньги даже за похороны мамы с меня не взял. Я ведь с одной стороны вроде незаконнорожденная, а с другой стороны моя мама была первой женой моего отца.
- Грустно всё так. Да?
- Грустно.
- А богатый у вас отец был.
- Богатый.
Анна Владимировна постелила Тани постель наверху, а когда Таня легла зашла к ней пожелать ей спокойной ночи.
Анна Владимировна поправила складки одеяла и осторожно присела на край кровати.
У Тани волной накрыло сердце – это было так не знакомо, тепло и так по-домашнему.
- Тебе хорошо здесь?
- Хорошо.
- И мне хорошо. Сосед Вадим завтра будет коптить форель у себя во дворе – нас в гости пригласил на форель.
- Мы пойдём?
- Конечно пойдём. Он дядька хороший. Видит, что я одна на даче сижу – зовёт меня каждый раз на копчённую рыбу посидеть с ними.
- Это он с соседнего дома?
- Да, с соседнего. Овдовел давно, потом женился совсем на девчонке. Моложе дочери жена его оказалась. Его родная дочь с коттеджа сразу съехала. Фёдор, что женился потом на его сестре то ли родственник этой его новой жены, то ли земляк – я точно не знаю. Ира здесь где-то с ним познакомилась. Познакомилась и влюбилась. Она же самостоятельно одна нигде не бывает. Больше же ей не в кого было влюбиться. Фёдор моложе Ирины на восемь лет, на полголовы ниже её, деревенский. Брат Борис естественно был против. Ирина истерику закатила и по первому льду на озере пошла топиться от неразделённой любви. А Фёдор как раз у Вадима в гостях был и увидел с берега это потопление. Правда рискуя жизнью с самой середины озера вытащил её из воды на берег. Она в него вцепилась и от себя уже не отпускала. Борис на фоне такого героического поступка сдался. Поженил их. Вот так вот женятся на богатом приданом нынче.
- Провинция, тишина, а какие страсти.
- Не говори. Но Вадим говорит, что Ирину Фёдор не обижает, балует даже.
- За такие-то деньги?
- И за такие деньги обижают и не балуют.
- Да?
- Я вот смотрю на этот огромный отцовский дом. Три этажа в нём, а живут там – Ирочка, которая ничего в жизни не понимает, маленький и болезненный сын Бориса, который с возрастом никакой бизнес деда не потянет и приблудный удачливый деревенский мужичок Федя со своей хитринкой в жизни. Для чего, ради чего отец, отодвинув на последнее место свою семью и своих детей всё это делал? Ведь чужому человеку это всё досталось. Да, при жизни отец был король. Но ведь нету продолжения. Фёдор по идеи чужой человек. Бизнес отца он тянет. Борис не справлялся после отца со всей отцовской империей, а Фёдор потянул. Талант, жилка у него есть, а у Бориса ничего этого не было. Он исполнитель хороший, а руководитель никакой.
Анна Владимировна замолчала.
За окном не унималась цикада.
- На это жизнь тратить? Вон у Вадима и бизнес поменьше и дом пониже – так у него и на себя время есть и для себя. По мне, так лучше, как Вадим жить.
- Вадим? Это который рядом? Который с рыбой? А у него что – рыба своя?
- Нептун он у нас. Садки здесь для рыбы расставил. Форель, карпа разводит. Сначала у берега садки поставил, потом его попросили берег освободить. Берег же общественный – берег занимать нельзя. Вадим к острову свои садки перенёс. Остров далеко от берега. Остров необитаемый – на него с воды даже не выйти – весь берег острова в кустах и деревьев стоит. Родники бьют со дна озера. Оно проточное. Речушка вытекает там дальше за домами. Мостки Вадим уложил у своих садков на воде, будку какую-то там на плоту поставил. Видела какие он воздушные шарики развесил там над своими плотами?
- Видела. А зачем он так сделал?
- А кто его знает. Тут праздник у кого-то был. Бал что ли. Он приплывшие к нему по воде шарики и развесил над своей будкой.
Таня рассмеялась.
- Продолжение банкета значит?
- Наверное продолжение.

Копчёная форель была вкусна.
Они сидели на свежем воздухе у дома соседа за белым пластмассовым столиком.
С Настей, с молодой женой Вадима говорить было не о чём.
Она сидела утренней звездой Венерой в своём голубом воздушном пеньюаре в пластмассовом беленьком креслице чуть в стороне на ветерке, брезгливо морщилась на копчёную на столе рыбу, молчала и всё перебирала, и перебирала рюши и воланы своими хорошенькими пальчиками на своём хорошеньком утреннем полупрозрачном одеянии.
Нимфа. 
Вадим радовался приходу гостей и говорил им о разведении рыбы, о температуре воды, о погоде, о скором прибавке рыбного поголовья.
- Форель… Как она вам? А? А карп? Вы попробуйте карпа. Знаете, какая особенность в разведение рыбы?
- Нет.
- О-о-о… А, копчёная рыбка вам как? Нравится?
- О-о-о…
- То-то же.   

С сентября у Тани начались занятия в консерватории.

А потом был конец декабря.
Конец декабря…
Не хотела этого всего Татьяна…
Перед Новым Годом Мишка Ротор остановил её в коридоре консерватории.
- А, ты – обрадовался он – Ты мне как раз и нужна. Таня, нужно в музыкальное училище в Матвеевом переулке пойти завтра к полвторого на их предновогодний концерт. Выступить там от нашей консерватории.
Не хотела она туда идти.
- Шефское такое выступление с нашей стороны.
Таня помотала головой.
- Надо.
- Не хочу я туда идти.
- Тань.
Татьяна идти в музыкальное училище не хотела.
- Надо. Спой там что ни будь для них. Ты, как ориентир им будешь. Ты им по возрасту больше всего подходишь. Показать им на своём примере, что всё доступно.
Татьяна мотала головой - она идти не хотела.
- Надо. Думаешь – я хочу? Владимир Николаевич попросил меня. И тебя взять с собой велел. Ты в самый раз им подходишь.
Таня идти не хотела.
Не хотела!
В музыкальное училище в Матвеевом переулке?
Зачем?
- Надо!
Слово «надо» она понимала.
- Вот и хорошо. Я тебя завтра буду ждать на улице в час десять у входа в Мариинский театр. Оттуда вместе и пойдём. Я там всё знаю – я там учился раньше. Запомнила? – Мишка нагнулся и заглянул к ней в глаза.
- Запомнила.
- В час десять. Не забудешь.
- Не забуду.
На сердце было паршиво.
Идти туда не хотелось.

К часу десяти Мишки Ротора у входа в Мариинский театр не было.
Его ещё ждать пришлось!
Она же девушка!
Она же не должна первая приходить и ждать молодого человека!
Нахал!
Но он пришел-таки.
- Ладно-ладно, немного задержался. Пошли – и он подхватил её за руку – Здесь недалеко.
Таня выдернула руку и пошла рядом.
Училище было близко.
При входе у гардероба было много народа – кто-то одевался, кто-то раздевался.
- Я сейчас, я ключи возьму – мы отдельно разденемся – и Мишка шмыгнул в дверь гардеробной.
Таня пошла сквозь толпу.
Незнакомая девушка, увидев её ахнула и схватила Таню за рукав.
- Тебя Людмила Александровна спрашивала. Ты реферат ей успела сдать?
Секунда - Таня смотрела на эту девушку.
Секунда - и она всё поняла.
Таня стояла и смотрела на эту незнакомую ей девушку.
- Наташа, ты что? Реферат нужно было сдать до двадцать четвёртого числа.
- Я не Наташа – Таня отступила назад, вытягивая свой локоть из руки незнакомой девушки.
- Наташа...
- Я Таня и мы с тобой не знакомы.
- Как? – и девушка стала удивлённо рассматривать Таню.
- Вот ключи – Мишка потряс ключами перед лицом Тани – Пошли в класс раздеваться.
Таня прошла за Мишкой Ротором мимо этой незнакомой девушки поняв с кем она её перепутала.
Класс был обычный – учительский стол, в ряд остальные столы, стулья.
Таня скинула куртку, бросила её на учительский стул, поставила на учительский стол сумку и повернулась в Мишке Ротору спиной – надо было одеть принесённую с собой Ленину юбку – не в брюках же выступать на сцене.
Таня через голову одела юбку, застегнула на ней пуговицу и через не застёганную молнию юбки расстегнула застёжку брюк.
Таня поёрзала и брюки сползли вниз.
Одна нога легко выскочила из брючины, а другая застряла.
Стоя спиной к двери Таня слышала, как открылась дверь, и кто-то тихо вошел в комнату.
Таня знала кто это там вошел.
Она даже знала, какой разговор произойдёт дальше.
Как будто по какому-то кем-то написанному сценарию всё это происходило.
Таня подёргала запутавшейся ногой в воздухе, и вторая нога наконец-то освободилась от брючины.
Таня, подобрав с пола брюки и повернулась к вошедшим.
Две девушки отойдя от двери на несколько шагов стояли перед ней.
Та вторая была уже знакома, она была с коридора у гардероба, а первая, та, что оказалась ближе к ней стояла и во все глаза непонимающе смотрела на Таню.
Перед Таней стояла и смотрела на неё её полная копия.
Одно дело там у Надежды Прокофьевны прочитать всё о себе – другое дело - вот так увидеть всё.
- Ты кто? – копия смотрела на неё во все глаза ничего не понимая.
- Я твоя сестра.
- У меня нет сестры.
- Ты Наташа?
- Да.
-  А, я Таня. Твоя фамилия Ростовцева?
- Да.
- И моя фамилия Ростовцева. Тебе шестнадцать лет?
- Да.
-  И мне шестнадцать лет. Ты родилась семнадцатого апреля?
- Да.
- И я родилась семнадцатого апреля. На Васильевском острове живешь?
- На Васильевском – неуверенно подтвердила девушка. 
- Шестая линия?
Наташа кивнула головой.
- Маму Верой Васильевной зовут?
Девушка на вопрос не среагировала.
- Бабушку Верой Михайловной?
- Матвеевной – поправила её та.
- Пусть будет Верой Матвеевной. А теперь подумай – откуда я это всё знаю?
Стоящая перед ней девушка пожала плечами.
- Шестнадцать лет назад твоя мама семнадцатого апреля родила не одну девочку – Таня показала испуганной девушке на руке один палец и направила этот палец на неё – А двух девочек.
Таня выпрямила второй палец руки и показала эти два пальца на собеседницу.
- Этого не может быть. Я бы знала – возразила та.
- А от меня отказалась потому что ни она, ни её мать твоя бабушка не хотели тянуть двух детей, а хотели, чтобы у них был только один ребёнок.
- Этого не может быть. Она бы мне рассказала.
- Рассказала? Похвасталась бы перед тобой своим отказом от меня? Я в своих руках держала и своими глазами читала ту отказную, что твоя мать своими руками написала тогда в роддоме. Эта же заявление её сохранилось. Оно лежит там у меня в моём личном деле в интернате.
- В интернате? В детском доме что ли? Отказная?
Стоявшая перед Таней растерянная девушка ничего не понимала.
Таня помнила себя тогда такую.
Нужно время, чтобы всё понять.
У Тани это время было уже позади.
Стоящая перед ней такая незнакомая и так на неё похожая девушка всё это слышала и ничего ещё не понимала.
- Этого не может быть.
- Твоя мама тебе всё остальное расскажет дома сама.
Таня расстегнула сапоги и поставила перед собой на пол чёрненькие туфельки.
- Нам выступать сейчас у вас на концерне от консерватории.
Таня специально вставила слово «консерватория», чтобы как-то подняться над интернатом и детдомом и показать, что получилось у неё что-то в этой жизни.
Таня повернулась к Мишке Ротору – он ещё копошился в своём костюме выправляя воротничок на рубашке.
Да, он был рядом.
Слышал он, не слышал?
Лицом он был не здесь.
- Нам класс закрывать нужно на ключ – не оборачиваясь сказала пришедшим девочкам Таня.
И девочки вышли.
Их номер поставили в середине концерта.
Пришлось ждать своего выхода за кулисами.
Зачем она сюда пришла?
Зачем?
Так не хотелось сюда идти…

Суббота, воскресенье…
В понедельник Таня была в консерватории.
Сдавались последние шероховатости перед зимними каникулами.
- Тебя сестра спрашивает на проходной – секретарша Людочка заглянула в аудиторию.
- Сестра?
Лена что ли пришла в консерваторию?
Чего Лена пришла сюда?
Они же завтра встречаются.
Случилось что?
Таня побежала в низ - ступенька, ступенька и Таня сбавила шаг.
У проходной в хорошенькой серенькой кроличьей шубке и белой пушистой шапочке стояла та так на неё похожая девушка из музыкального училища и смотрела снизу-вверх на приближающую Таню.
Таня приостановилась и пошла ещё медленней.
- Привет – Таня кивнула ей головой.
- Привет – ответила она.
Таня спустилась ещё на одну ступеньку.
- Хорошо, что ты оказалась в консерватории.
- Хорошо.
Таня посмотрела на холодное повзрослевшее лицо пришедшей.
О чём с ней говорить?
- Ты всё правильно сказала – Наташа смотрела глазами куда-то внутри себя – Я домой пришла, их, двух этих на кухню вызвала. Стоят, во все глаза на меня смотрят. Спрашиваю - «Кто вам разрешил от моей сестры отказаться в роддоме?» Они аж дара речи лишились от такого вопроса. «Ты что? Кто тебе такое сказал?» Я говорю, что я с тобой столкнулась в музыкальном училище! Что ты в консерватории учишься! Что я видела тебя и разговаривала с тобой – Наташа закрутила ладонью вокруг своего лица – Что мы похожи с тобой, как две капли воды! Мимо такого сходства равнодушно не пройдёшь! Что я с тобой говорила! Что ты всё знает, что заявление её в роддоме читала! Это отказ, написанный маменькиной рукой ты держала в своих руках и читала его! Ты читала его! Я им сказала, что ты читала его!
Таня молчала.
- Они поняли, что я всё знаю и что всё известно стало! Они так стояли и смотрели на меня! А потом они так кричать стали друг на друга! Стали выяснять кто из них тебя из роддома брать не хотел!
Таня не знала, что на это сказать.
- Оправдывались! Кричали! Поссорились даже друг с другом поэтому! Успокоится весь вечер не могли!
У Наташи дрожали руки.
Таня молчала.
- Мать всё поняла. Знаешь – мать всё поняла. Ходила по квартире и не переставая била себя руками по лицу. Она сказала, что всё тогда вышло так неожиданно. Сказала, что всю жизнь так переживала за этот отказ от тебя. Она сказала, чтобы ты со мной к нам сегодня домой пришли знакомиться.
Таня закачала головой.
- Нет-нет. Я не пойду. Я никуда не пойду. Передай своей маме, что я не пойду. Она опоздала на шестнадцать лет на встречу со мной. Опоздала.
Наташа испуганно смотрела на сестру.
- Не пойдёшь?
- Не приду.
- Так… Не пойдёшь… А, как же быть?
- Не знаю.
- Ты на меня так похожа – Наташа кивнула на лицо Тани.
- Я сама удивляюсь. Первый раз в жизни свою полную копию вижу.
- И я – усмехнулась Наташа - Совсем почти разницы нет никакой.
- Непонятно даже.
- А ты…  ты, когда узнала про нас?
- Когда пятнадцать лет исполнилось. С пятнадцати лет нам можно своё личное дело взять у директора и прочитать его. Прочитать почему я сиротой осталась при живой матери.
Наташа поёжилась.
- Там всё написано?
- Там всё написано.
- И фамилии и адреса есть?
- И фамилии и адреса есть.
- И ты к нам после этого не приехала, когда узнала наш адрес?
- И вы ко мне ни разу не приехали, хотя мой адрес было узнать не сложно.
- Я ничего не знала.
- А я после того, как узнала – знать уже ничего не хотела.
- Ты меня прости за это, за то, что меня взяли из роддома, а не тебя.
- Ты не виновата ни в чём.
- Всё равно противно.
- Противно.
- Так ты к нам так и не пойдёшь?
- Так и не пойду.
- Они ждать будут.
- Я шестнадцать лет ждала, а никто ко мне не пришел. Что они на это могут мне сказать?
- Ничего.

Потом был Новый Год.
Ёлки кругом.
Таня все зимние каникулы провела у Лены в её новой квартире.
На Неву ходили смотреть фейерверк…
Лыжи…
Коньки...
Съездили к Сони в гости на Старый Новый Год...
Ей брата Сашу отдали через суд, и счастливый Саша весь вечер хвастался подружкам сестры какие подарки ему на Новый Год Дед Мороз положил под ёлку.

После зимних каникул в конце первой учебной недели Таня опять увидела в низу у лестницы серенькую шубку Наташи.
Наташа раскачиваясь стояла в самом углу вестибюля и снизу-вверх смотрела на спускающуюся по ступенькам Таню.
- Ты?
- Да.
Удивительно, но Таня совсем не вспоминала о Наташе всё это время.
Где-то далеко всё это было от неё.
Далеко и почти неправдой.
Неправдой всё то, что с ней в раннем детстве случилось.
Почему?
Таня пожала плечами.
Она не знала почему.
Сестра?
Да, сестра.
Но Лена и Соня были ей ближе.
Они были её частью, её большим школьным прошлым.
Они были ей очень близкими подругами.
Подругами её казённого неуютного детства.
Они были ей сестрами.
А Наташа?
Таня умом понимала, что Наташа сестра ей.
А дальше что?
Они вышли из консерватории и завернули за угол.
Римский-Корсаков Николай Андреевич сидел на своём месте припорошенный снегом.
Они сели на скамеечку напротив памятника.
- Я к тебе несколько раз уже прихожу.
Таня кивнула головой.
- У нас знаешь, что случилось? У нас тридцатого бабушка умерла от инфаркта.
Таня поняла.
- До сих пор не верю, что она умерла. Как это? Как теперь жить без неё будем?
Таня молчала.
- Жалко так её. Всё думаю, как вернуть её обратно.
Таня смотрела под ноги и разглаживала снег под скамейкой подошвой сапожка.
Они помолчали, каждый думая о своём.
- А ты на вокальном отделении учишься? – Наташа покосилась на Таню.
- На вокальном – ответила Таня.
- А как это у тебя так получилось?
- Я экстерном сдала экзамены за десятый и одиннадцатые классы и сразу поступила с первого раза в консерваторию.
- Я тоже очень хотела петь, но мама сказала, что поющих людей очень много и что я буду просто в будущем без работы с такой профессией. Оперных театров для оперных певиц на всех не хватает. Настояла, накричала на том, чтобы я на фортепьяно пошла учиться играть. В детском саду, говорила, поиграешь для детишек, попоёшь с ними их незамысловатые песенки – вот мне и на хлеб с маслом будет в будущем.
- Ты её послушалась?
- Послушалась. А что оставалось мне делать?
- А ты петь хотела?
- Да, я очень петь хотела.
- А мне никто не мешал. Боялись отговаривать - сирота, а тут ещё и мечту у меня отнять. Не отняли. Учительница моя Анна Владимировна пластинки мне принесла с записями хороших голосов – я слушала их и пела, как они пели.
- Я тоже петь бы хотела. Мне больше петь нравится.
Таня опять скосила глаза на сестру и промолчала.
Они сидели на скамеечке такие одинаковые, но так по-разному одетые и такие по-разному несчастные.
Судьба.

Наташа ещё дважды за зиму приходила к сестре в консерваторию.
Зачем?
Таня не знала.
Таня просто сидела на скамейке, смотрела на Римского-Корсакова и слушала Наташу.
Наташа рассорилась с матерью и у неё что-то всё не так было в жизни.
- Работать заставляет – раскачиваясь на скамейке и пряча нос в рукавицу говорила Наташа.
Таня смотрела на Римского-Корсакова и на налипший на памятник снег.
- У бабушки пенсия была большая – она военная была у нас. Пенсия была больше, чем мамина зарплата.
Тани было это всё равно.
- Денег не хватает. Научным работником работает, а на другую работу, где больше платят переходить не хочет. Я что? Что я могу? На пианино в детском саду играть?
Таня понимала, что должна всё это выслушать до конца.
- Ругаемся постоянно. О тебе я ей уже ничего не говорю... А, ты как? – Наташа повернула голову.
- А что я? Я учусь – Таня потеплее укуталась в шарф.
- Ах, да. Тебе никто не мешал, и ты учишься, где хочешь. Я тоже петь хочу, а она заставляет меня работать. Мне же шестнадцать лет – почему я должна в эти годы работать? А ты работаешь?
- Нет – поёжилась Таня - Мне государство платит пенсию, как сироте. Я на них и живу.
- А мне работать надо.
Наташе не с кем было поговорить об этом.
Она же не могла хвастаться своим подругам, что она из близнецов и что её мать отказалась от одного ребёнка в роддоме для того, чтобы оставшийся ребёнок жил не хуже других.
Непонятно всё это было, холодно и жестоко.
Стыдно было такое говорить подружкам о своей матери.
Наташа раскачивалась на скамейке.
- Я пойду конечно работать, но не туда, куда меня мать запихивает.
Серая большая птица села на голову Римского-Корсакова – снег с головы памятника композитора осыпался, упал на плечи и белой пылью полетел вниз.
Таня смотрела, как он крошится и осыпался в низ.
- А ты где живёшь?
- Мне общежитие дали, но я ещё и у своей учительницы по интернату живу.
- Это она тебя в консерваторию устроила?
- Она.
Они замолчали.
О чём дальше говорить?
У Тани замерзали ноги.
Она поёрзала ими под скамейкой.
- Мне ещё год учиться в этом училище - пожаловалась Наташа.
Таня молчала.
- Я его закончу, а ты уже будешь на трете курсе консерватории.
Таня молчала.
Она не знала о чём спрашивать сестру.
- А поступлю ли я в консерваторию – это не известно.
Таня смотрела перед собой на снег.
- А где потом после консерватории ты работать будешь? Ты знаешь?
- Я пока об этом не думала.
В тишине под чьими-то ногами скрипел снег.
Римский-Корсаков передёрнул плечами и снег с его плеч съехал бесшумно вниз.
Правильно сделал Николай Андреевич – так ему стало лучше.
- Весна скоро – Наташа посмотрела на небо - Через двадцать дней март будет, весна будет.
- Весна – согласилась Таня.

В середине март вспомнил, что он весна – звонкое высокое небо засияло вверху над городом, запах воздух свежестью.
Но к концу марта старуха-зима тряхнула молодостью - задул ветер и налетела метель.
Наташа ёжась сидела в розовой демисезонной курточке на скамейке и жаловалась на жизнь.
- Я неделю отработала. На ветру отстояла пять дней с десяти часов до трёх. У метро отстояла. На людях. Рекламные листки на массах там раздавала. Мне за это пятьдесят три рубля дали.
- Сколько? – не поверив в услышанное Таня.
- Пятьдесят три рубля.
- В день?!
- За все дни работы!
- Как это? – не поняла Таня.
- Так никто эти листочки не брал, и никто к ним на их массаж не пришел от меня.
- А это что – тебя касалась?
- Так от меня никакой пользы они не имели вот и не заплатили мне совсем.
- И что делать дальше?
- Я ещё в «Теремке» блины печь пошла.
- С твоими-то руками блины печь?
- Я один день отработала. Я в первый день обожгла руку кипятком. Кипяток наливала и обожгла руку. Вот смотри ещё красное осталось – Наташа засучила рукав.
- Ну ты даёшь – ахнула Таня.
- Я по детским садам ездить не буду, как мать хочет.
Они замолчали.
- Плачет она – добавила Наташа.
Таня смотрела себе под ноги и молчала.
- Что делать дальше?
Ветел всё дул и дул, ветки деревьев всё качались и качались.
Хотелось лета и тепла.

Веточки черёмухи Анна Владимировна поставила в вазочку.
- Как пахнут. А?
- Красивые они.
- Красивые. А куда летом то поедим?
Таня пожала плечами.
- Ну, давай ко мне на дачу? – предложила Анна Владимировна.
- Сдам сейчас сессию и тогда можно будет ехать.

Таню с утра вызвали на кафедру.
Нонна Кирилловна попросила Таню съездить к заболевшему педагогу и занести ей пригласительное письмо от Управления Культуры.
- Это где-то на Васильевском. Где-то рядом с тобой.
Таня посмотрела на адрес.
- Да, нет – это девятнадцатая линия.
- Не рядом?
- Нет - это не рядом.
- Занеси письмо. Будь человеком. Мне самой сейчас некогда.
- Да, всё нормально, занесу – и Таня взяла письмо.
 
Большой проспект Васильевского острова.
Бульвар.
Деревья зелёные-зелёные.
Таня торопясь шла по Большому проспекту – ехать в транспорте в такую погоду не хотелось.
Солнце слепило глаза.
Люди, люди.
Таня обходила людей.
Весенняя сессия подходила к концу.
Первый курс консерватории был позади.
Таня обошла людей, стоящих у троллейбусной остановки.
Дальше…
Дальше…
Быстрее…
Быстрее...
Зелёный свет светофора.
Она перешла дорогу.
Ещё одна остановка.
Таня взяла правее, обходя стоящих людей на остановке.
Зачем она повернула голову и посмотрела на эту скамейку у тротуара?
Там люди стояли.
Чуть в стороне эта скамейка была.
А около скамейки – Наташа.
А-а-а…
Таня сейчас только вспомнила - у них же квартира на Васильевском острове.
Рядом с Наташей стояла женщина явно ей не чужая.
Таня скользнула глазами по лицу женщины и перевела взгляд на Наташу.
- Привет – Таня не останавливаясь подняла для неё руку.
- Привет-привет. Ты куда? – Наташа удивлённо смотрела на Таню.
- Мне нужно. Я тороплюсь – не останавливаясь Таня помахала ещё раз Наташе рукой.
Быстрей…
Быстрей…
Таня прибавила шаг.
Она всё поняла.
Она всё поняла…
Такие же волосы, как и у них с Наташей.
Такие же глаза.
Это так первый раз увидеть свою мать?
Ужас какой...
Подальше от сюда.
Подальше.
Подальше от сюда…
Как противно.
Как не нужно всё это было ей.
Она почти забыла обо всём.
Ну, не забыла, но всё это куда-то провалилось внутри её и не вспоминалось.
Не нужно это ей всё.
Не нужно!
Хватит!
Таня передёрнула плечами.
Она уходила от этого прочь.
Быстрей!
Быстрей!
Такой хороший весенний день.
Воздух какой.
Так всё хорошо кругом.
В этом жить надо.
Этим надо жить.
- Таня! Таня!
Её кто-то окликнул?
Нет-нет, это не её.
Её уже там нет.
Она ушла от этого всего далеко.
Дальше.
Прочь.
Анна Владимировна…
Анна Владимировна – где ты?

Анна Владимировна опешила и отступила назад.
- Что с тобой? Таня! Что с тобой? На тебе лица нет.
Таня замахала рукой и пошла дальше.
- Таня! Танечка!
- Не могу – Татьяна встала у стены – Не могу я так!
Татьяна закрутила головой.
- Таня!
- Не могу! Не могу! – Таня кусала губы.
- Что такое, Танечка?
- Я этого ничего не хочу! Анна Владимировна! Я этого ничего не хочу! Мне это ничего не нужно!
- Таня! Танечка! Золотце моё! Что такое случилось?
- Анна Владимировна!
Таня плакала.
Слёзы ручьями текли по её щекам.
- Я не хочу этого!
- Таня...
- Сейчас. Сейчас – Таня ткнулась лицом в плечо Анны Владимировны – Сейчас всё скажу.
Анна Владимировна успокаивая обняла её.
Таня глубоко дышала.
Анна Владимировна погладила Таню по голове, поправила ей пуговички на блузочке, воротничок.
- Всё хорошо. Всё хорошо. Успокойся.
- Я вам ничего не говорила – Тани не хватало воздуха - Я не хотела никому ничего говорить. Я хотела, чтобы этого ничего никогда у меня не было, а оно прилипло ко мне и не отпускает.
- Таня…
- Я тогда перед Новым Годом в музыкальное училище ездила. У Лены тогда юбку ещё брала для выступления.
- Да-да, помню.
- Вы знаете, что я из двойни?
- Из двойни…
- Меня из роддома не взяли потому что родилось две девочки, а мать ждала одну девочку.
- Знаю.
- Знаете?
- Знаю. У нас специальные педсоветы есть, где нам рассказывают всё о каждом ребёнке в интернате, о его семейном положении и о его болезнях.
- Я ту вторую Наташу тогда в музыкальном училище встретила.
Анна Владимировна отпрянула.
- Полная моя копия – Таня прокрутила пальцем вокруг своего лица.
- И она что?
- Она ничего не знала. Она так на меня смотрела. У нас одинаковая фамилия, один день рождения, их домашний адрес. Дома ей всё подтвердили, что я сказала.
- Это зимой было?
- Она потом несколько раз приходила ко мне в консерваторию.
- И она что? - Анна Владимировна заглядывала в глаза Тани.
- Мать сказала, чтобы я пришла к ним домой с ними знакомится.
- Знакомится?
- Я сказала, что она опоздала на шестнадцать лет знакомится со мной.
- Танечка…
- Мне никто не мешал выбрать профессию после школы, а ей мать запретила учиться петь и заставила учиться играть на пианино, чтобы потом в детских садах играть для детишек.
- Так.
- Она приходит ко мне и всё жалуется, а мне это всё равно было. Я умом понимаю, что она моя сестра, но она мне совсем чужая. Жизнь же не индийское кино. Она мне совсем чужая. У меня в душе нет для него места. Мне Лена, мне Соня родные, а она чужая.
- Танечка…
- Я их сейчас на проспекте видела.
- Как на проспекте? Их обеих видела? – ахнула Анна Владимировна.
- Я мимо бежала, а они на остановке стояли.
- Ты с ними разговаривала?
- Мимо пробежала и только с Наташей поздоровалась.
Таня ткнулась лицом в плечо Анны Владимировны и тяжело задышала.
- Танечка. Танечка…
Крупные слезы бежали и бежали из глаз по щекам Тани.
- Как можно оставить в больнице своего ребёнка?! Она написала, что тяжело ей будет подымать двоих детей! Как это тяжело, когда мы вместе родились?! Наташа в шубке ходит, в шапочке, она на музыку за деньги ходила учиться, бабушка у неё была, а на мне эта колом сидящая зимняя куртка одета ещё с интерната! И сам интернат кругом! Я всё в коллективе, да в коллективе, а я одна хочу быть! Одна в своей отдельной комнате хочу быть! Ну, пусть хуже она бы нас одевала, суп бы пожиже был, но мы бы вместе вдвоём росли! Вдвоём! А так мне с ней нечего говорить! Интересы совсем разные! Она мне сестра родная и она совсем мне чужой человек!
- Тихо, тихо, тихо – Анна Владимировна гладила Таню по спине успокаивая её.
- Я не хочу этого!
- На дачу едим. Едим на дачу. Сдаёшь последний экзамен и сразу едем на дачу – обняла Таню Анна Владимировна.
Таня закивала головой ладонью вытирая слёзы.
- Телефон. У тебя телефон звонит в сумке – Анна Владимировна отстранилась и отодвинула от себя Танину сумку – Телефон у тебя звонит.
- Пусть звонит – Таня перекинула сумку на другое плечо - Я знаю, кто это – я говорить ни с кем не хочу.

В начале августа Наташа всё-таки дозвонилась до Татьяны.
Но этот разговор совсем не нужен был Тани.
Но, что делать…
- Как у тебя дела?
- Нормально.
- Ты тогда на остановке поняла, что я с мамой стояла?
Таня кивнула головой.
- Она там сразу сознание потеряла после тебя и упала. У неё инсульт был.
Таня слушала Наталью дальше.
- Она месяц в больнице пролежала, а теперь на реабилитации находится.
- Это плохо.
- Ходит, хромает. Рука плохо работает. Что мне делать?
Таня пожала плечами.
- Взрослой становится не хочется и всё тянуть на себе.
Это верно – взрослой становится не хотелось.
- Денег нет.
- Денег нет.
- Работать нужно. Я уж не знаю учиться мне дальше в училище или нет.
- Это тебе самой решать нужно.
- А ты учишься?
- Учусь.
- Вот как.

В конце октября, а потом и в ноябре в консерватории на вокальном отделении возник разговор, что формируют группу студентов для поездки в Милан.
Нашёлся меценат.
Между студентами пошел разговор о том, кто же может поехать.
Потом всё стихло.
Всё эти разговоры как-то показались сразу не реальными и сказочными.
Милан…
В декабре Нонна Кирилловна подтвердила Тани, что меценат держит своё слово и группа всё-таки поедет на недлительную стажировку в Милан.
Не поедет - полетит.
Самолётом полетит.
Потом был Новый Год.
- Таня – после Нового Года Нонна Кирилловна задержала Таню на лестнице – Окончательно сформирована группа для поездки в Милан. Летят семь человек студентов и три преподавателя. Много было споров, но тебя тоже внесли в списки. Ты летишь.  Ты поняла?
- Да.
- За счёт мецената летим. Это будет в конце февраля.
- Я поняла.
- Ты несовершеннолетняя – с тобой должен лететь взрослый человек. Опекун.
- А кто?
- Это надо решить.

Анна Владимировна была дома.
- Анна Владимировна! Анна Владимировна! Я в списке на поездку в Милан!
- С ума сойти – ахнула Анна Владимировна – А когда?
- В конце февраля.
- А на сколько?
- Я не спросила. Нас потом соберут и всё расскажут.
- И ты летишь?
- Мне нужен взрослый, чтобы со мной полететь.
- Какой взрослый?
- Я же несовершеннолетняя. Меня без взрослого со мной человека не выпустят.
- А кто же с тобой полетит?
- Не знаю. Может вы?
- Как я?
- А у меня больше никого нет.
- А как я могу? Я же работаю.
- А как же мне быть? – Таня посмотрела вокруг себя - У меня кроме вас никого нет. Вы самый близкий мне взрослый человек.
- Таня…
- В Милан лететь нужно.
- А в качестве кого же я с тобой полечу?
Таня опустила глаза.
- В качестве моей мамы.
Анна Владимировна перестала дышать.
Таня подняла глаза.
Анна Владимировна поняла – это предложение, это Таня зовёт её в свои матери.
- В качестве кого? – опять спросила Анна Владимировна.
- В качестве моей мамы.
- Таня…
- У меня кроме вас никого из взрослых роднее нет!
У Тани от страха ею сказанных слов ресницы стали мокрыми-мокрыми.
Она стояла и часто моргала глазами.
Анна Владимировна ловила свои слёзы рукою.
Это её девочка!
Она такая хорошая.
Она такая талантливая!
Она родная для неё!
Ей рядом она нужна!
Таня сама сказала это сейчас!
Доченька её!
Доченька родная!
Всё!
Посвятить свою жизнь этой девочки!
Помочь!
Бросить эту ей не нужную работу!
Продать эту никому не нужную дачу!
Денег надолго хватит!
Если что – к Федьке, к мужу сестрицы этой Ирины обратиться!
Вадим говорил, что он нормальный человек!
Для искусства, для не чужого человека попросить!
- Я поеду с тобой – Анна Владимировна отстранилась и посмотрела в глаза дочери.
- Да?
- Да.
- Мы вместе? – Таня улыбнулась сквозь слёзы.
- Мы будем вместе. Я поеду с тобой. Я буду с тобой вместе.
И Таня крепко обхватила руками свою Анну Владимировну.
   

А в феврале незнакомый мужчина позвонил по сотовому телефону и не назвав себя сказал, что ему нужно встреться с ней.
Татьяна не поняла кто он, но догадалась, что он из той незнакомой ей жизни.
Опять будет этот неприятный и ненужный с кем-то разговор.
Когда это кончиться?
Ну что она всем этим так нужна?
Таня не стала надевать куртку, она только накинула её на свои плечи чтобы показать, что она только ненадолго выскочила для разговора на улицу и выйдя из консерватории решительно направилась к памятнику Римскому-Корсакову.
Чужой невысокий некрасивый мужчина средних лет в старомодном коричневом пальто стоял у памятника.
Угадав в нём звонившего Таня направилась к памятнику.
Зацепив Таню глазами мужчина удивлённо и растерянно уставился на неё.
Таня всё поняла.
Мужчина пристально смотрел и смотрел на приближающуюся Татьяну, а затем сделал шаг назад.
Таня вплотную подошла к нему.
- Это вы ко мне звонили?
Мужчина растерянно смотрел на Таню.
Она поняла – она очень походила на эту свою сестру Наташу и мужчина этого никак не ожидал.
- Ты Таня?
- Ну, да.
- Как странно.
- Да?
Таня обернулась и подошла к скамейке, на которой она уже не раз сидела с Наташей и села на своё старое место.
Мужчина последовал за ней и сел рядом.
- Я ничего не знал.
Начинается.
- Я твой дядя. Я брат Веры, я брат твоей матери.
Это что ещё за родственник?
- Я только на днях обо всём узнал. Эту дурь всю узнал. Это они с матерью так придумала. Я ничего не знал.
Мужчина помолчал.
- Замуж выйти у твоей матери не получилось, так Верка родила неизвестно от кого. Во позору-то было. А тут ещё двойня оказалась.
По тому, как он это говорил было понятно, что он какой-то там начальник и привык так говорить с людьми.
- Что вы от меня хотите? – Таня запахнулась в куртку.
- Верка одна осталась. Ели ходит после инсульта. Надо вам познакомится. Вы мать и дочь в конце концов. Что тут непонятного?
Таня молчала.
- Что было, то было. Надо вперед смотреть и матери помочь. Надо всё понять и простить. Ты же взрослая девочка.
Таня рассматривала снег под ногами.
- Наташка тут ещё пропала невесть куда.
- Как это она пропала невесть куда? - повернула голову к мужчине Таня.
- Да заявила матери, что в Белоруссию к родственникам съездит. Мать ели ходит, до магазина ели с палкой доплетается, а она ей заявила, что отдохнуть хочет, что у неё каникулы видишь ли ты!
Мужчина зло посмотрел на Таню.
- Один раз отзвонилась, что всё у неё нормально. И всё! И у неё телефон вне доступа!
Таня поняла, что он видит в ней Наташу и злится на неё за такое, по его мнению, неправильное поведение.
- Я-то при чём тут?
Дядьку поёжился.
- Знакомится с матерью надо!
А ведь этого дядьку как-то зовут, а он даже не представился.
- К первому сентября не явилась, цаца такая! Занятия в училище начались, а её нет! – дядьку распирало раздражение - Мать звонила к родственникам, а она оказывается там даже не появлялась!
Таня поддёрнула у себя куртку показывая, что ей здесь холодно сидеть.
-  Мы по подругам звонить – они ничего не знают. Потом Верка записную книжку нашла и к школьным подругам её звонить стала. К Стелле позвонила. О, имя какое. Оказывается, одна из её класса тоже пропала! Сказала матери, что с Наташкой в Белоруссию к нам отдохнуть едут, а тоже пропали! Сговор у них ясно был!
Что дальше?
- Мать той девчонки в полицию подала заявление! Мы тоже!
Мужчина зло замолчал.
Таня догадывалась о чём он молчит и понимала, почему он молчит.
- Нет её нигде! – крикнул дядька на Таню и куда-то даже дальше Тани на следующие скамейки.
Таня повернулась и посмотрела дальше вдоль дорожки – на соседней скамейке с краю сидела старуха с клюкой выставив вперёд свою палку и положив на неё руки.
Ещё женщина шла с маленьким мальчиком по дорожке приближаясь к ним.
Таня повернулась опять к дядьке – тот вопросительно скосил глаза на Таню.
Что ему от неё надо?
- Верка беспомощная одна живёт без денег, а этой нет!
Это она уже поняла зачем он пришел к ней.
Запчасть она к исчезнувшей Наташе.
Вот она сидит тут, как две капли воды похожая на Наташу.
Подмени её ею и всё будет по-старому.
- Одна из девчонок потом созналась, что Наташка с какими-то музыкантами связалась и на корпоративах стала петь у них. О, как деньги решила зарабатывать!
Таня помнила разговор с Наташей.
Да, она петь хотела.
- В Израиль её кто-то предложил поехать выступать там в их ресторанах!
Таня вздрогнула – она всё поняла и ей всё стало ясно.
- У них там что – своих певиц мало?!
- Мало, если она так подумала.
- А ты сама на кого учишься то в консерватории?
- На певицу.
Мужчина хлопнул себя по коленям.
- А вам не всё равно на кого я учусь?
- Это ваше бабье дело, а с матерью надо помириться.
Мужчина ещё раз громко хлопнул себя по коленям.
Голуби над памятником Римскому-Корсакову взмыли вверх и дружной стайкой полетели на дорожку к скамейкам.
Таня проследила за их полётом.
Старушка на дорожке сыпала из кулька крошки на снег, а птицы слетались и слетались вокруг неё на лакомство.
Вторая старушка с клюкой всё так же сидела на краю скамейке положив руки на палку и разглядывая снег под ногами.
Редкие снежинки кружились в морозном воздухе.
Таня повернулась и покосилась на дядьку - он вопросительно смотрел на неё.
Он что – ответа от неё ждёт?
- Тут девчонку одну из Турции вывезли. Она танцовщицей поехала танцевать, а её в бордель там определили работать. Поняла о чём я говорю?
Таня давно всё поняла.
- Она какому-то клиенту всё о себе рассказала, и попросила помощи. Ну, он её на своей машине в наше посольство и отвёз. Вот так эта любительница потанцевать за границей и выбралась домой. Ей тут в полиции фотографии пропавших девчонок показали, так она Наташу опознала. На каком-то доме её видела. Два дня вместе были, а потом Наташу и ещё каких-то девчонок дальше увезли. Куда? Непонятно. Ты поняла, где она?
- От меня вы что хотите?
- Так Наташка всё, с концами. Дурь она и есть дурь. Мирится с матерью теперь тебе нужно.
- Зачем?
- Как зачем? Она твоя мать! Простить ей всё, и помириться.
- Я на неё не сержусь.
- Ну, так в чём дело?
- Знаете – у меня была своя отдельная от вас жизнь. Матери в моей жизни никогда не было… И сестры не было… И вас не было.
- Так…
- Давайте теперь я буду говорить. Я вас выслушала. Выслушайте теперь меня.
Таня вспомнила фразу, которую уже говорила.
– Жизнь эта – Таня обвела рукой перед собой – Жизнь эта не индийское кино. Вы пришли, родственником кровным мне назвались, а я что - на вашу шею кинулась должна? Я головой всё понимаю. Вы родственник. Вы родной брат женщины, которая меня родила. Она мать, которая меня родила, Наташа моя кровная сестра-близнец, вы мой кровный родственник, которого я первый раз в жизни вижу и о котором я никогда раньше не слышала. Я доже не знаю, как вас зовут.
-  Матвеем меня зовут.  Матвеем Васильевичем. Я дядя Матвей тебе.
- Так вот дядя Матвей – вы мне чужой человек. Вы мне незнакомы и в душе у меня нет для вас всех места. Не помещаетесь вы все там.
- Да что ты такое говоришь?
- И Наташа ко мне приходила – мне не о чём с ней говорить было. Мне непонятны и были чужды её разговоры. Она чужой человек для меня, хотя она и близкий родственник мне по крови. Я не росла вместе с ней. У меня нет к ней привязанности.
- Ты что такое говоришь? Она родная сестра тебе!
- А внутри у меня к ней пустота. Мне что – притворяться?
- У тебя просто обида на неё!
- Вот у меня есть подруги по интернату. Лена и Соня. Вот у меня даже есть ключи с собой от квартиры Лены – Таня вынула из кармана ключ и показала его собеседнику - Я могу в любое время приехать к ней без звонка, открыть дверь этим ключом, принять душ, переодеться в её халат, залезть в её холодильник, залечь спать на её диван, включить телевизор, а дома она или нет – это уже вторично. Она в душе мне сестра.
- У Веры тоже есть отдельная двухкомнатная квартира на Васильевском острове!
- Да меня там никогда не было!
- У тебя там будет отдельная комната. Своя комната!
- Наташина комната! Я так понимаю – это Наташина комната!
- Так теперь она твоя будет! Куда Наташку завезли оттуда не возвращаются! Всё, пропала она. Мы конечно искать её будем, но ты сама понимаешь, что скорее всего она не вернётся оттуда.
- А я значит - я в замены ей?
- Что?
- Я так жить не хочу!
- Это как так жить?
- Как вы живёте.
- Мать тяжело больна, а ты так?!
У Тани вдруг пронеслось в голове – инсульт, а тут клюка у сидящей на соседней скамейке старухи.
Таня повернула голову и посмотрела на сидящую сгорбившуюся старуху с палкой.
Женщина сидела не шелохнувшись.
Таня пристально смотрела на неё.
Старуха не шевелилась.
Ужас какой…
Таня отвернулась и поправила куртку.
- Вера! Ты поняла? Вера! Нужно поговорить! – не вставая с места дядька крикнул в сторону сидящей старухи.
Таня боковым зрением видела, как медленно и тяжело поднялась та со скамейки.
- Надо договориться, выяснить в конце концов всё и простить друг друга всё, что натворили.
Что простить?
Таня смотрела себе под ноги.
За что ей у этой женщины просить прощение?
- Таня, я виновата – опираясь на клюку встала перед Татьяной её незнакомая ей мать.
- Мне всё равно – Таня не смотрела на неё.
- Я все эти годы так переживала за свой тот поступок. Так сердце у меня всё это время болело.
- Я все эти годы прожила в детском доме и меня не трудно было найти.
Старуха замерла.
- Надо как-то договориться – дядя Матвей хлопал себя по коленям руками.
- Наташа – женщина качнулась к Тане.
- Я Таня.
- Да, Таня, Таня, я виновата перед тобой. Таня – старуха шатаясь стояла перед ней держась за палку.
- Мне всё равно – Таня ни на кого не смотрела.
- Прости меня.
- Мне нечего вам прощать. Я вас не знаю. Вы абсолютно незнакомый мне человек.
- Прости меня. Прости меня, я виновата перед тобой. Прости меня, прости. Я сама не понимаю почему я так тогда поступила.
- Мне всё равно. Вы мне чужие, незнакомые люди. Эта всё ваша жизнь, а не моя. У меня сейчас уже всё есть – у Тани дрожал голос, дрожали руки – У меня есть консерватория. У меня есть подруги, которые мне дороги, как сестры. У меня есть рядом со мной взрослая хорошая женщина, которая всегда заботилась обо мне, которую я сейчас называю мамой. У меня есть сейчас мама!
Тяжёлое молчание висело в воздухе.
- Она за меня деньги заплатила, чтобы я экстерном за десятый и одиннадцатый классы сдала и в консерваторию поступила. На все вступительные экзамены в консерваторию она со мной ездила. С комиссией там разговаривала. Переживала она за меня. Плакала. Это же поведение родной матери, которой я дорога!
- Наташа…
- Я Таня…  Я Таня… Я не Наташа.
- Таня…
- Я на следующей недели лечу в Милан от консерватории на стажировку – Таня встала и одёрнула на себе куртку - Я несовершеннолетняя и поэтому лететь должна в Милан со взрослым человеком. Вместе с мамой я лечу… Она летит вместе со мной… Я с мамой своей лечу в Милан... У меня есть мама… Она всё бросила и летит вместе со мной в Милан. У меня есть уже мама, которую я знаю и люблю… Вы не приставайте ко мне - у меня нет в душе для вас места. Вы мне чужие. Я не могу заставить себя считать вас родными людьми. Я внутри себя это сделать не могу… Это не индийское кино.
Таня отошла от скамейки.
-  Живите, как раньше жили и не мешайте мне жить дальше. Я переболела своим прошлым и у меня нет сил, чтобы дальше с вами разговаривать.
- Наташа… Наташа…
- Она не Наташа. Она же сказала тебе, что она не Наташа, она Таня – недовольно прикрикнул на сестру её брат Матвей.
- Да, я Таня. Я Таня. Я не Наташа. Я Таня, а вы ищите Наташу. Она ваша дочь, а не я.
- Наташа, Наташа – старуха пошла, ковыляя за Таней – Наташа…
- Таня я - не оборачиваясь бросила Таня.
- Да, Таня… Танечка…
- Ищите Наташу – Таня обернулась - Ищите Наташу. Ей нужно, чтобы вы её искали, а меня вы потеряли семнадцать лет назад.
Дядька с силой хлопнул ладонями себе по коленям.
Стайка голубей резко взлетела вверх и помахав крылышками в воздухе опять приземлилась у рассыпанных крошек.
Таня шла к консерватории и щурясь смотрела на февральское белевшее сквозь пелену марева солнце.
Разговор позади.
Она свободна.
Милан.
Анна Владимировна летит с ней.