Нарезка
1.
Матч затягивался, газон уже не выдерживал нагрузок. Игроки беспомощно устремляли взоры на табло, – шёл четвёртый час игры, конца которой ожидали уже больше, чем жених первой ночи.
Иванов спиной угадал появление тренера, развернулся с мячом и рванул поперёк поля. Трибуны не одобрили поступка, дикие вопли послышались со всех сторон.
Нападающий обязан идти вперёд сам и приманивать товарищей по команде, а этот Иванов… «Иванова на мыло!»
Не будь Иванов мастером своего дела, история могла повернуть иначе. Он промочил тренера мячом, как при пенальти. Тот едва устоял на ногах, к чести его надо прибавить, мяч удержал в руках.
– Какого хрена судья добавляет и добавляет время?
Тренер спрятал лицо за мячом, возговорил из-за снаряда:
– С минуты на минуту должен появиться президент.
– С какой радости?
– Говорят, должен присмотреть себе заместителя, чтобы вынослив был, как слон, молчун и, одновременно смел, остёр на язык. – Тренер моментально огляделся по сторонам, успокоился. – Если спросят меня, кого бы я рекомендовал, то я назвал бы тебя.
– Спасибо, конечно, но четыре часа… это уже на пределе человеческих возможностей… ладно, вопрос снимаю.
Игра возобновилась с неким азартом, будто команды включили второе дыхание. Трибуны неистовствовали, рёв помалу приближался к отметке, за которой человеческое ухо уже ничего не ловит. Тренеры бросили свои скамейки и побежали по беговой дорожке; со стороны могло показаться, что результат игры их мало тревожит.
За начальством потянулись помощники, массажисты и прочая челядь, – этого добра у каждой команды хватает, всё упирается в возможности её бюджета.
Трибуны одобрили решение тренерских корпусов, зрители – это обезьяны: один сморозит глупость, выбросит фортель – тысячи последователей найдутся. Что-нибудь пить, что-нибудь плевать, орать, обниматься, целоваться или руки распускать…
Мяч не шёл в ворота, влетал. Иногда после удара нападающих, иногда личной волей вратаря. В знак непонимания и протеста, вратари демонстративно ловили мяч, затем разворачивались на сто восемьдесят и – пяткой, коленкой, бедром и щиколоткой – отправляли добычу в сетку.
Вы хотели зрелища? Получите.
Иванов нападал, другой Иванов защищался, средь вратарей и полузащитников Ивановых не значилось; числились в запасе шестеро, но никаких гарантий, что их выпустят на поле.
Муторное дело ждать президента. Ты для него готов до первых морозов, в одних трусах… а он не едет, будто Дед Мороз записался на приём раньше.
Пот тонким слоем покрывал газон, проклятия и резкие слова пустили корни, и эти десятки мест следовало обегать, иначе игрок пропадал в зарослях минут на пять-шесть, выглядывал на табло – нет ли изменений, юркал иногда обратно, если не получал пинка.
Любопытное совпадение случилось на шестой минуте восьмого тайма. Все двадцать два игрока и запасные прозрели в миг единый. Стадион был полон приматов всевозможных моделей и модификаций, от самых мелких, карманных, до тяжеловесов. Задним умом команды стали шевелить… ну, чем там шевелят? Вот, этим самым. Стоило прозвучать финальному свистку, игроки рухнули друг на друга, не в силах членами пошевелить. Недоумение на лицах тренеров: «Нам ведь обещали президента. Его не будет?»
Эпоха обещаний была в самом разгаре, а это – частный случай. Студенты проводили опыт под названием «Поведение толпы в среде себе подобных». Здесь огромный риск, если задействовать людей. Попробуйте удержать на скамейке дольше двух часов, уже не говоря о прочих неудобствах. А обезьяны правил никаких не знают, не имеют понятия о продолжительности матча. Зато исследователи получили полную картину о состоянии тех, кто заполняет трибуны. Учитывались и размеры стадиона, и погода, и результат игры… Всё говорит в пользу того, что человечество деградирует от года к году, с немыслимой скоростью, вручая себя мёртвым механизмам, позволяя проводить над собой эксперименты и задумываясь о будущем всё реже, до полного обнуления.
2.
Ухаживая, он увлечённо рассказывал о своих успехах на охоте, чтобы выглядело вне всяких сомнений, что лучше его нет:
– А ещё я присмотрел одну сочную свинью. Ох, и резвая тварь. У неё слева два серых пятнышка, и когда-нибудь я организую крестовый поход против неё.
Ближе к ночи, отдаваясь ему, она прошептала: «Хочу эту, с пятнышками!»
– Да хоть две… чуть повернись… чуть выше… О, в самый раз! Итак, на чём мы остановились? Д-да, второй такой, похоже, нет в природе. Что ж, желание дамы… камешки под коленями, чуть выше ещё… Ты разве не чувствуешь их своим прекрасным тазом… Слушай, откуда сыплются слова незнакомые эти? Точно я институт какой заканчивал.
– С милым рай и на камнях. Ещё! Ещё! Обними покрепче! С-сильнее! Глубже!
Когда парочка миновала вершину оргии, камушки расползлись по личным окопам и гнёздам, по пути обсуждая, на сколько эстетичным было зрелище, проверяли и тактильные ощущения: «Что это за задница? Мягкая, как глина двадцати лет». – «И не говори, соседка! Под ливнем, и я могу размякнуть, следов наоставлять всюду, куда занесло из любопытства. Но её задница ни в какие стандарты не помещается. То холодная не в меру, то мокрая, когда не ждёшь. Собственно, что возьмёшь с несовершенства? Это же люди, жалкие, беспомощные создания! Отними у них богов, и пропадут в один день». – «Окстись, соседка! Не дай бог, услышат боги, тебе несдобровать».
Если иногда говорят: «Ты у ног что ли стоял/стояла?» – то камушки эти могли бы кивнуть. Будь у них шеи. У охотника шея имелась, поутру память напомнила, какие соцобязательства он давеча повесил на оную.
–Так с пятнышками, не забудь. – Юная, привлекательная, она замерла на пороге шалаша, шаловливо поводя бедром с синяками. – Это ты меня так разукрасил в порывах страсти. Говорю к тому, чтобы по возвращении не возревновал. Ревность – это пища для ума…
– Ревность. Откуда выскочило слово? Мы же институтов не кончали.
– Оттуда, откуда и твой «институт». Это просто ужас! Как прилипнет какое слово – не отделаешься.
– Мылом надо. Говорят, помогает.
– Где я тебе добуду? Магазинов ещё не придумали, цен не назначили. Вот нарожаю – тогда всё и появится. А пока – радуйся жизни, ни алиментов, ни таблеток и коммуналки.
Охотник невольно отшатнулся от пассии: никак заразу подхватила; слова диковинные сыплются изо рта, будто песку наглоталась. Пятясь, он нащупал запасное копьё, надломил ствол у земли и слегка вооружился, подумал про себя: а ведь основное копьё не отдаст, будет хранить, чтобы вернулся за ним, и к ней».
– Я, это, того… значит, пошёл. С двумя пятнышками, говоришь. Будет тебе с пятнышками, да не подведут ноженьки в новом, почти сумасшедшем проекте. – Про себя подумал: «Где я тебе возьму с двумя пятнышками? Никогда такой не встречал. Что делать? Потомкам надо составить петицию, письмена нацарапать, и смысл вложить такой: парни! Не будьте идиотами! Нафантазировать и наобещать все мастаки, а эти сразу берут за горло, ножкой притопнут – ХОЧУ ТАКУЮ! Попробуй, не угоди. Ей же не объяснишь, что эта, с пятнышками, водится на другом материке, что троллейбусы туда не ходят, что без паспорта… твою мать! – Опершись на новое копьё, охотник потрогал губы. Так вот откуда рождаются эти… новые слова! Отрезать их, что ли?
Коснулся лезвием ножа – больно!
Наверное, не отсюда. И не у кого спросить. Разве у пришельцев… Ты ж понимаешь, прибыли целой экспедицией, прибыли изучать дикарей, понаставили излуча… телей. Вон оно что! Откуда они берутся-то, новые слова. «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Всё перемешалось в голове. У них своя культурная программа, нас собираются приобщить к высокому ис… искусству (почему нужно два «С», когда хватило бы одного?). До простых вещей не могут додуматься, что говорить о сложных? Хорошо, ножик стянул, в хозяйстве пригодится. А кофе пьют поганый, ни хрена не разбираются в ароматах. Есть у них таблицы, паучков рисуют в них и им же потом верят, доказывают друг другу, что цифры выше всяких богов. Тупицы, одно слово. Я могу познакомить с любым из ста восьми, кого знаю лично. Средь них, конечно же, половина дам. Богини – не для красного словца, красные дипломы по окончании своих таинственных курсов. Потом находишь книжку, кое-как начнёшь соображать, название прочтёшь. А там подсказка на все твои вопросы: «Трудно быть богом». Ну, слухам верить, даже таким подсказкам… когда-нибудь соглашусь и поверю. Пока же надо добыть хрюшу. Очень сытую, с двумя серыми…
Исполнение желаний – первая обязанность богов. Они видят тебя насквозь, предугадывают малейшее. Если ты не сволочь. У кого достанет ума поощрять за плохое поведение? Неуд за четверть, неуд за год, и приготовься оказаться на берегу, у самого Синего моря, у избушки-развалюшки, в нагрузку к которой идёт старуха ворчливая, дрянь ненасытная, способная сжить тебя со свету белого.
Вот раздвигает охотник кусты, глядь – она самая, как по заказу. Как приударил за ней, как расстарался, так и времени учёт утратил. День примерно на двадцатый, загнал тварь пятнистую в глубоковатую траншею, спереди и сзади колышками оградил пространство, чтоб восстание не подняла. Прилёг на пузо, в траву пахучую, стал по спинке чесать, за ухом, – понравилось, захрюкала от удовольствия, задницу норовит подставить – и тут почеши.
– Ну, ты и свинья! Мало, что три недели почти сна и отдыха не знал, что ж свинью такую подложила? Где бюст, талия и бёдра? Может, решила жалобу по правам своим в какой комитет настрочить? Не я тебя худел, сама исправно дерьмом помечала долгий бегства путь. Думала – наступлю, и брошу преследование? Как бы не так. Желание дамы руководит поступками настоящего мужчины… э-э, кому я рассказываю? – Сидит охотник на краю траншеи, чуть волосья не рвёт: как же ему быть? Даме не дарят подклеенный флакон духов, наклейки не подменивают, в чеках не подправляют цифры.
Покою не давали эти два пятна. Слово не воробей, но выход должен быть. Во всяком случае, не на соседний же материк мчать: боги подберут что-нибудь из местных возможностей и материалов.
Птаха просвистала над пленницей, пометила помётом: стало быть, сводила старые счёты, лишь прознана, что обидчица оказалась в нужном положении и месте.
Охотник машинально ткнул запасным копьём по следу. Размазалось новым пятном. А старое пятно основательно повреждено… Этот день так и залёг в Историю Днём Макияжа и моющих средств. Охотник открыл своё дело и уже никогда не гонял свиней. Отмыть лишние пятна, нанести, сколько пожелает заказчик: «Хотите именно три? Какой формы? Чтобы напоминало футбольный мяч? К завстрашнему будет готово… я не грамотно выразился, сказал «к завстрашнему»? Что вы говорите? Язык не стоит на месте, он развивается. Загляните ко мне в рот».
3.(продолжение сле... ДУЕТ)
ПОСТАРАЙСЯ
Знания смертельны во многих случаях. Бывают варианты полегче, но и там молчание – цена успеха. Положим, ты намерен сразить любимую строительством дворца-всем-на-зависть, ждёшь завершения работ со дня на день; есть ли смысл распускать язык, испортить праздник?
Колонтай дробил оборону, выкручивался, за речью следил, как никогда прежде. Уклончивые ответы и словцо не по теме обычно сбивали с толку визави, но старые методы отказывают однажды.
Жена, в которой он души не чаял, взялась за него после ужина, не откладывая в долгий ящик. Женщины чересчур наблюдательны, когда касается твоих маленьких слабостей и расходов. А если она у тебя ещё и писатель, плохи дела. Может раскрыть десяток преступлений, не выходя из дому. Как недавно: ограбили банк детишки и скрылись. Её слова оказались пророческими: «Взять парней одной национальности, скажем, потрошителей банков. Выдают себя с головой на простейших промахах: вдруг зажили не по средствам. То обходились дешёвым пивом, теперь смотрите: даже вида не выносят. Система тотальной слежки вычисляет таких запросто».
Сегодня речь зашла о его героических буднях. Лучше бы дописывала свой роман: на мониторе начало главы он прочёл невольно: «Опусти пистолет, давай поговорим, как мужчины. Твоя бывшая заявилась вечером с вещами, я прикинул – твоего ничего не прихватила. Может, чего-то я не знаю…»
Он внимательно слушал доводы супруги, искал в её словах подсказки, чего следует избегать в будущем. В машине недаром держал «прогулочный» галстук. Не станет же устраивать обыск, в конце-то концов. Это его территория, и на неё никому нет входа. Посему и не удивительно, как нашим красавицам охота заглянуть хоть одним глазком в святая святых, под надуманным предлогом.
Кроме галстука, в укромном месте хранилась старинная книжица да древний артефакт, некоторые называют его лазером для прокладки временных туннелей. Дорого обошлась штучка, но себя окупит скоро, продавец не просто продемонстрировал его работу, а сопроводил подробными инструкциями, как поддерживать резак в рабочем состоянии. Напрашивался вопрос: почему продаёшь такую универсальную штуку? Ответ всё расставил по местам: «За ним охотятся. Не хочу расстаться с жизнью. И ты имей ввиду».
Колонтай обычно предупреждал любопытство, пресекал одним из проверенных приёмов. А оно ведь где-то накапливается, зреет. И вот он, зачётный вечерок, с крайне преувеличенной значимостью разговора. Она готовилась, многократно перепроверяла факты, уточняла для решительного финала. Чем больше она говорила, тем больше он убеждался, что женский мозг работает на иных частотах, выводы ошеломительны. Ещё чуть-чуть, и вынудит сознаться…
С женой ему повезло. Хоть не пустышка, умеет наблюдать, складывать в уме и видеть результат прежде, чем будет начертано рукой, за знаком равенства.
Он в очередной раз одёрнул себя, механически ощупал узел галстука. Ах, да, галстук оставлен в гардеробе. Сделал над собой усилие, пытаясь внимательнее отнестись к набору доказательств; это ещё не приговор, но выводы, капля за каплей наполнявшие доказательную базу, грозили разрывом отношений. Неделю холостяцкой свободы он пережил не раз. Сегодня же Сью превзошла саму себя.
– Я устала. Твои фокусы в приличном обществе не все оценивают благосклонно, знакомые ещё улыбаются, кивают, к твоим шалостям по привычке относятся чересчур снисходительно, но, поверь, никто не может разгадать, чего ради? Не иначе, тайком строишь дворец редкой красоты, собираешься преподнести к юбилею. Не поверю, что не готовишь сюрприз. Но даже если я размечталась, твои помыслы только про игру, мне придётся признать поражение. Я вышла замуж не за того. Да, Колонтай, не за того.
Он провёл рукой по животу. Прекрасный вариант:
– Разве я не стал меньше кушать?
– Всё просто: он мешал тебе, животик. На многое пойдёшь, чтобы оставаться в форме. Твои делишки с недвижимостью настораживали постоянно. Кто-то разоряется, ты первым прибегаешь с соболезнованиями, ссужаешь деньгами на первое время. И ни одного свидетельства твоей причастности. Уже и для тебя не секрет, что пострадавшие горазды подозревать всех подряд, ты же возглавляешь этот список.
– Секундочку, дорогая. Труп есть? Нет, и дела нет.
– Я не забыла тот ужас. Захожу домой, меня встречают голые стены. Не на что сесть! Игра в карты доведёт…
– Прости, дорогая, это в прошлом. Система работает бесперебойно, наконец, я оседлал удачу. Тебе грех жаловаться нынче: шесть свободных кроватей – занимай любую.
– Я хочу спать, как все, и не думать о кошмаре, когда приходят незнакомые люди и просто вытряхивают тебя на ковёр.
– Когда это случилось, напомни-ка. Восьмого января, пять лет назад, и четвёртого апреля, в позапрошлом. Так?.. – Но ему ответ не нужен, важно другое: – Коротышка взял банк восьмого. Шлагбаум – четвёртого. Так, слушаю тебя внимательно, сокровище моё.
– Тогда поговорим о налогах. Тебе невероятным образом удаётся обходить их. В голове не укладывается, какую схему ты применил тут. Для меня очень подозрительны твои отношения с Бобом, точно вы друзья детства.
Отец семейства привычно разделил претензии на пункты.
– Что касается Боба, то никто другой не желает ему процветания и долгих лет, как я. Без таких, как он, планета давно бы рассыпалась песком. Он сам живёт и другим позволяет сводить концы с концами.
– Как всегда, я ничего не поняла, переходим к налогам.
– Сокровище моё, если скажу, лишишься сна. Может, обойдём эту историю? Как-нибудь в другой раз, а?
– Тогда я буду настаивать. Ты умудряешься не отвечать ни на один вопрос, и сегодня не отвертишься. Можешь понять женщину? Я у-ста-ла!
– Прекрасно. Маленькая справка: ты готовишься разорвать отношения, кто-то появился на горизонте? Есть ещё вариант, но озвучивать…
– Говори!
– Тебя подослали выведать секрет моей плавучести в этом неспокойном океане судеб?
– Ничего подобного!
– Чудненько. Тогда откровенность за откровенность. Налоги платятся вовремя, и в полном объёме. Считай, ты дважды упала с кровати не бесплатно.
– Колонтай, ты уходишь от темы.
– Я хотел, как лучше. – Он тут же перешёл на шёпот: – Ладно, твоя взяла. Эх!.. Боб оплачивает мои налоги. С него не убудет. Только никому. Людям вредно знать многое из того, о чём знают.
– Афера откроется однажды, и?
– И ничего! Сошлюсь на ошибку в программе, с лёгкостью верну всю сумму, и вся недолга.
– У тебя нет таких денег.
– Сегодня нет. Но завтра-то, надеюсь, наступит. Для меня сейчас главнее то, что ты по-прежнему со мной, и в ближайшем будущем изменений не предвидится.
Лёгкий румянец залил её щёки.
Нет, всё-таки, не зря связала с ним жизнь. Со своими странностями, да, но у кого их нет? Меня устраивает всё, кроме этой шпионской скрытности. Ну, и живи, казалось бы, закрой глаза, принимай данность. У меня хоть есть, за что держаться. Есть уверенность, пусть и призрачная, но грех жаловаться. Вот и старший кое-что перенял у отца: этакая безобидная закономерность свалилась на школу, как божья кара. Стоит Вику получить низкий балл, у преподавателя слетают со счёта деньги. Нанимали частных детективов – ни одной зацепки. Разводят сами руками: с таким профессионалом довелось столкнуться впервые, как бы тут не были замешаны правительственные структуры. Коллектив стакнулся, решил опробовать метод, идущий против норм; подняли средний балл, и деньги с тех пор лежат неприкосновенными. Люди неглупые, решили пустить на самотёк: в конце концов, от одного оболдуя система не пострадает. Дочь тоже отличилась. Однажды так напугала учительницу по вокалу, что у той открылся уникальный голос. Теперь с гастролями скитается по земному шару.
Звонок в двери её застал врасплох. Соседка Роза, наверное, извелась, не смогла дождаться до утра. Раз на цыпочках муж засеменил на второй этаж, его схемы распространились на соседку. Сью бросила вдогонку:
– Что на этот раз?
– Бес попутал. – Его голова свесилась через перила. – Гиппопотамам в Африке срочно нужны прививки. Она сама подтолкнула к идее, говорит – пусть бы нашёлся смельчак, отвёз вакцину, уж я бы выделила бы пять тысяч, даже десять, они такие милашки.
– Уже лечу, соседушка, из последних сил! – Открыла двери, посторонилась.
– Муж дома? – Роза сама, как гиппопотам, еле протиснулась в узкий для неё проход. – Сейчас хорошие скидки на модели пошире, а не то я перестану в гости ходить. Да, так что, уехал? Знаете, Сьюзан, у вас не муж, а сокровище! Стоило заикнуться, и нате вам, приносит упаковки. Они самые, прививки для этих крошек. Десять тысяч не велики деньги, но что я буду смотреть по телевизору, если они погибнут? Я тут прошлась по соседям, мы скинулись на билеты… Ну, и пусть не съедят только людоеды эти, с копьями и тощими задницами. Эта мода на худобу и туда докатилась.
Битый час хозяйка выслуживала исповедь о том, как важно участие в судьбах братьев наших меньших, мастерски подавляла зевоту, пока не успела, просто задумалась.
Роза вспомнила, что обещала зайти к другой соседке: голова вроде цела, а памяти нет совсем.
Закрывая за нею двери, Сью вновь погрузилась в свои расследования. Ничего не может поделать с собой, словно заразная болезнь передалась через подушки. Анализируй, примени известные формулы, и деньги нависают горой, только руку протяни… в теории. А мой Колонтай применяет всё на практике.
Утром «практик» сделал последние приготовления, в десятый раз прокрутил в голове маршрут. Дело, которое он затеял, поставит точку на всех проектах в будущем. Они просто будут ни к чему. Самое главное, что для рискованного плана не нужно выходить из дому. И никто не осмелится спуститься следом, полюбопытствовать. Отец добывает деньги, всё остальное вас не должно интересовать.
Заветную книжицу открыл на предпоследней странице. Набор священных звуков создал в гараже специальную акустику. Стены резонировали на основной звук – режущий твердь. Древний, двухсторонний лазер принудил твердь к отступлению. Помавая руками, начинающий маг сделал первый шаг по образовавшемуся туннелю. Последняя операция, и уходим на покой. Перед глазами, как живые – подрядчик, давший слово закончить завтра. Его дворец, скрытый до времени от любопытных глаз густой сетью с рекламой подрядчика, готов. Остался последний штрих – наполнить копилку доверху, плотно утрамбовать крышкой и посвятить себя семье, однообразию и скромности, покупать не очень дорогие продукты, изредка покидать дом, чтобы оторваться там, где нет знакомых глаз. Он оторвётся по полной, только выдержит достаточную паузу. Одна знакомая отсидела восемь лет, сделала паузу, скромно горбатит на старого импотента и разъезжает на «люксе-444». Пусть считают, любовницу содержит он, на эти вещи принято закрывать глаза. Колонтай быстро разобрался в схеме, когда в очередной раз резвился на островах среднего достатка; там они встретились, там родился великий проект.
Туннель уходил на глубину… Кажется, так и должно быть. Банк снизу считается неприступным. Для остальных, кто не знает. Нет, всё верно, он чуть подзабыл. Сверхпрочный бетон, легированная, особо прочная сталь, – ни малейшего шанса желающим поживиться. Накануне Колонтай побывал в этом «Империале», в ячейку поместил пустой сейф и вышел. Кейс наполнялся ночь. Мягкотелый двойник получился настолько удачным, что на него не реагировали приборы наблюдения. Он прошёл курс молодого бойца, изучил разницу в купюрах.
Второй туннель, вертикальный, по исполнению сразу заполучил ступени. Винтообразная, пусть и под прямыми углами лестница привела практикующего в ту самую комнату. Голый до неприличия двойник вручил кейс, переминаясь с ноги на ногу, не поднимал глаз, был весь в ожидании награды. Может, для кого-то и тяжкий труд – проникать в ячею, отсортировать наличность, но работа выполнена, так что… причитается?
Колонтай сунул ему свёрток.
– Это тебе. Оденься.
Трусы и майка массового производства. На прошлой распродаже был побит рекорд: миллион комплектов раскуплен за три часа.
«Я не знаю, как тебя благодарить, хозяин». Рта двойник не имел, как и голосовых связок, лёгких. Он был накачан эфиром, действие которого закончится через сутки. Войдёт охрана, и тут уже никто не скажет: материализуется ли тело после смерти или останется невидимым… Труп, скорей всего, обнаружат только те, кто живёт в мире с частотами двойника. Сжалятся – предадут огню, но могут и отомстить людям: труп будет разлагаться и источать сногсшибательный запах, банку может потребоваться новое здание. Но прежде его разорят клиенты. Следствие столкнётся с отсутствием улик на записях камер слежения. Банкиры всполошатся, ведь никто не даст гарантий, что невидимка не нагрянет к ним.
«Может, ещё что надо сделать? Я готов исполнить любой приказ!»
– Хорошо, подумаю. У нас с тобой неплохо получается, что тебе принести ещё?
«А какой он, мир, за стенами комнаты этой?»
– Он огромен. И опасностей для жизни ещё больше.
«Не, я отсюда ни ногой. Просто спросил».
Некое движение сзади Колонтай угадал интуитивно, втянул голову в плечи и оглянулся.
– Ты ничего не заметил?
«Когда вы, хозяин, рядом, что мне ваши соотечественники? А если и ходят тут разные, я же не буду им подчиняться. Вздор!»
Хозяин задумался. Не теряя бдительности, прошёлся налегке, заглянул в туннель, прислушался. Кто-то же обучил двойника слову «вздор». Пора уносить ноги.
Кейс в одной руке, лазер в другой. Те же самые звуки, произнесённые в обратном порядке, позволяли тверди помалу заполнять покинутые кубометры туннеля. Но теперь ухо следовало держать востро. Что за поворот? Его точно не было.
Подсвеченный изнутри жезл угодил по руке таким точным ударом, что лазер отлетел шага на три. Твердь охватила ноги, стала трамбовать саму себя… в считанные секунды Колонтай оказался скован до подбородка. И теперь из канала послышались чёткие шаги. Как расплата за прошлое. Ярко-красные одежды, диковинная обувь. Окладистая бородка и пронзительные глаза, смотреть в которые нет ни малейшего желания.
Жезл сорвался с места и угодил прямо в руку владельца. От киношного мага этот отличался феноменальной достоверностью.
– Поворот, говоришь, появился. Я бы не побеспокоил, обстоятельства так сложились. Держал тебя на примете, вот и пригодился. В карты проиграл, равным. Теперь приговорён прожить половину человеческой жизни. У меня будет семья, жена Сьюзан, сын Вик, дочь… продолжать? Боб – имя шефа. Какие дикие имена у вас. Но проигравший не выбирает. У тебя есть два варианта: остаться в глыбе навсегда либо занять моё место, я – твоё. Насколько мне известно, законы игры частенько переходят на твою сторону. Поэтому есть надежда, что отыграешься, за меня. Тогда всё вернётся на свои места. Пока же – подпиши своей рукой признание в любви к Сьюзан. Завтра буду показывать ей дворец. Она будет целовать меня, дети вознесут на Олимп… Впрочем, пиши и поздравление с юбилеем, доставлю. Держи ручку, кровью подписывать ничего не надо, я не их тех, кто ищет рабов. Считай, мы из разных профсоюзов. Игроки иного толка, в отличие от демонов.
От ног уходила кровь. Колонтай привык считать в мгновение ока.
– Согласен!
Поздравление он написал правой рукой, она вдруг получила свободу.
– Отправь меня к равным. Постараюсь отыграться до захода Солнца.
– Теперь уточним детали. Книжку я подбросил. И ту даму на отдыхе. И двойника помог создать, так что, как ни крути, за тобой должок. Мало того, мне тоже претит обязанность целоваться с чужими жёнами. Деньги, дворец – всё есть. Уж постарайся.
26.05.2018 г
ОТ СКУКИ НЕ ПОДПИСЫВАЙ КОНТРАКТ
Горстка пепла беды никак не предвещала. Эттин отряхнул песок с формы, осмотрел повреждения. Солдат обязан заботиться об имуществе, в чём и расписался, заключая контракт. Обозрев окрестности, он чуть наклонился и шевельнул стволом то, что осталось от «дырки с бугорком», – так по классификации разнообразия местной флоры и фауны обозначалась тварь. Эдакий колючий бублик с зубастой головой, которая может появиться из бублика в любом месте. Встроенный экран маски принял запрос; Эттин ещё раз пробежал по строкам классификации, сравнил фото, сделанное одновременно с выстрелом. Ошибки нет, разведка сама перепроверила данные прежде, чем дать ссылку.
Надо же, на выстрел сбежались аборигены, не замечая гостя, разметались вокруг горки пепла, кто на коленях, кто плашмя, взвыли, воздевая руки к небу. У-у, это надолго! Почему разведка не сообщила об отношениях твари с аборигенами? Может, это их священный «пук-пук», одаривающий благовониями… или делающий причёски, как на Хересе-231. Там сами не стригутся, хрень садят на голову, она и стрижёт наголо.
Заботливый экран выбросил подсказку: «Постарайся наладить контакт, снимешь маску – не улыбайся». Рановато снимать маску, лучше погожу.
Белая листва на ближнем дереве поднялась торчком. В подошвы тотчас нешуточно долбануло, все сто двадцать амов веса подбросило юйма на три. Эттин направил ствол в почву, расставил ноги пошире. Если кто-то надумает застать врасплох, то для него эта попытка станет последней.
– З-зараза! – Выругаться-то он успел, не сумел перехватить ускользающий приклад гобстера. Оставаться на этом месте уже не хотелось. «Только не надейтесь, что я остался с голыми руками», – солдат прихлопнул по карману, в руке оказалась полная обойма джа; без малого, сотню героев она способна обезвредить, но и на этом боезапас не заканчивается. Кое-что в ранце, кое-что в самоходных носках…
Носки послушно катили, поотстав на два шага; прекрасное дополнение пехотинцу: палатка, сменный ствол к гобстеру, к которому можно выстругать приклад, три обеда и два ужина, – просто добавь воды. В комплекте имеется и «марл» – бионасос, который добудет воду с любой глубины, но вряд ли придётся его запускать в дело. Воды здесь предостаточно, разведка хоть в этом не ошиблась.
Пока аборигены оплакивают тварь, можно прогуляться вокруг капсулы, слушать эфир да тешить себя надеждой, что его сегодня же подберут, как записано в контракте. Исправный катер остался на высокой орбите и на все запросы отвечает: «Системы неисправны, пилот покинул борт». По правилам ведения конфликтов, технику не следует уничтожать, это трофей той стороны, которая одержит верх. Можно было бы сбросить пустую капсулу и затаиться, но тогда автоматика отключит кислород, а личного запаса может не хватить. Дурдом! Могли бы предусмотреть возможность остаться на борту, в том же холодильнике, только никто не даст гарантий, что приборы противника не обнаружат симуляции. Коль подписал контракт, будь добр, доведи бой до конца или продержись как-нибудь до ужина.
Возвращаясь к капсуле, Эттин столкнулся с такой же тварью, она была крупнее раза в три. Руки сами сделали всё верно, на автомате. Вторая горка пепла разнообразила пейзаж.
Аборигены бросили первую горку, обложили эту. В их стенаниях слог «бо» звучал чаще других. «Бо» – может быть чем угодно: больным, богом, большим… много вариантов в родном языке, что означает на местном?
Он забрался в капсулу, включил наружное сопровождение. «…бо…бо…», с небольшими модуляциями, с вкраплениями других горловых петард, «бо» стало фундаментом для отпевания. Почему они не обратились к гостю? Никто не запрещал попросить – ты, мол, больше не убивай, мы столько не съедим за день… Вторая куда крупнее, вторая… – на этой мысли Эттин запнулся. Скрежет по обшивке, мощные толчки по корпусу…
Камера медленно доворачивала угол, выбирала люфты, возвращалась и вновь шла в атаку, – попал песок.
Вот это да! Точно такая же дрянь, но ещё крупнее. Тут два варианта: либо тварь после смерти сама возрождается в размерах, позволяющих ответить убийце, либо это действие причитаний. «Бо… бо…» Мало, у капсулы есть предел прочности, так что пора навести порядок.
Подловив момент, он пальнул в мишень, почти не глядя. Своим глазам поверить легче, чем камерам: «дырка с бугорком» имела размеры с саму капсулу, а это все восемь тров. Эттин заглянул в джа. За два выстрела тварь увеличилась в размерах раз в восемь. Видимо, пора переходить к переговорам, потому как оружие работает против владельца.
– Эй, я пришёл с миром! – были первыми его слова. Спрыгнул на песок, встал над двумя молящимися. Подумал чуть, добавил: – Вы не поверите. Я защищался.
Они не изменили правилу: бо да бо, бо-бо, никто даже головы не поднял.
Эттин поднял, и успел в самый последний момент выпустить заряд. Теперь и он, и эти идиоты оказались погребёнными под слоем пепла, видимость ноль, справа и слева голоса.
Надо им рты заткнуть, идти на звук! Да, и что-то со временем не то: оно будто работает на них.
Фильтр забился почти на третьем вдохе. Надо выбраться и принимать решение. В нашем случае ни одна инструкция не… да где тут выход?
Маска залепила ноздри и рот. Мгновенно промелькнуло напоминание о курсах «Учимся дышать через уши». Кто же знал, что могут пригодиться? Мы ещё смеялись: «Потом научать дышать через анус и пенис». Сколько же испытаний на бедную голову контрактника! Кабы знал половину того, что может подкараулить, то одной подписью было бы ме…
Какая здравая мысль! Дайте, только выберусь!
Он вывалился на свободное пространство, одной рукой отбросил маску, сорвался на затяжной кашель с хаотичными глотками воздуха. Сплошным потоком хлынули непрошенные слёзы; размазывая вместе с ними пепел, Эттин почуял неладное, втянул голову в плечи и поднял глаза ввысь. Над ним возвышались двенадцать... нет, гораздо больше голов этих, «дырка с бугорком», и согласно кивали. Кивали с высоты двадцати, если не больше, тров.
А его руки механически размазывали пепел по лицу. Не стоит останавливаться, раз эти движения нравятся тварям. Чем больше пепла, тем больше слёз, – местная закономерность? Опять разведка недоглядела.
Он пошевелил ногой. Карман опустел. Да тут уже ничего не помогло бы: втирай, пока втирается… Эттин только сейчас сообразил, что «бо-бо» звучит, не прекращаясь. Перед глазами появлялся тот самый загадочный бугорок: на одном фото он есть, на других не найдёшь. Бублик с бугорком, дырка… Для чего в пасти зубы в три ряда, уточнять не надо. Хищники любят поиграть с жертвой, посмотреть – здорова ли? Вялую могут не тронуть.
Беспамятство или потеря сознания – изумительное творение, непревзойдённая защита организма. Стыдно кому сказать, но так и случилось. Эттин вдруг обнаружил себя дома, как раз возвращался со свидания, получил оплеуху от Жю, и утешал себя мыслью: «Значит, любит, з-зараза!»
Это слово опять вернуло в бой, затем в капсулу, потом к моменту, когда не успел удержать приклад. Но вот он, вместе с подобными себе, раскачивается и наблюдает за солдатом, втирающим пепел в лицо. «Бо-бо» сопровождает все его движения, подчиняет одному такту.
2.
Командование в бешенстве. Стоило пойти русским на уступки, как они влезли во все сферы: одни преподают русский язык, другие пашут на стройках, – какой отгрохали комплекс! Третьи таксистами, четвёртые… Одним словом, куда ни глядь, русские всюду.
Да, и по поводу комплекса. Материалы их, их проекты, и контрактники поначалу потянулись, но, з-зараза, даже не доходят до столов, где полагается подписывать контракты. Почему, имея решение пойти на службу, молодёжь, едва переступив порог пункта, теряет всякий интерес к службе?
Расследование причин ничего не дало. Опрошенные отказники, почти в одно слово, говорят, проводя ребром ладони по горлу: «Мне этого хватило вот так!» И командование уразумело, что, если воевать, так только самим. Кто ж будет рисковать собственной головой? Почти всё руководство подало в отставку, задержался командующий архивным отделом, пока не выдал коллегам по пачке прух: «Пишите свои мемуары, бумаги хватит на всех». И вот боевые товарищи, встречаясь за чарочкой, однажды пришли к единому мнению: не даром ползли слухи о новом русском оружии, оно, видать, и сработало, сработало так чисто, что не к чему придраться.
И через правительство прокатили все мирные соглашения, какие предлагали русские.
3.
Скука убивает. Поддавшись последнему веянию, Эттин подался на пункт, занял очередь, которая растянулась на три квартала. Мимо прохаживались военные и подбадривали будущих пилотов, десантников: «Мы с вами, ребятушки, наведём порядок! Да у вас, видно невооружённым глазом, вырастают крылья! Вперёд, сынки!»
Невыносимая жара, картинка – хуже не придумать: затылки и затылки, и никакого движения. Время растянулось неимоверно в этом узком проходе. Вентиляторы поют: «Бо-бо, бо-бо», хоть бы пластинку сменили, никакие нервы не выдержат! Что так долго?
Один за другим, несостоявшиеся контрактники пробиваются на выход, отчаянно ругаются. В чём дело? Пока заполнишь анкету на две тысячи вопросов, считай – контузия; испортил экземпляр – начинай новый, и вопросы одни чего стоят? «Сколько раз сказал генерал о том, что у вас растут крылья?» «В каких войсках служил сосед, живущий тремя этажами (выше/ниже: подчеркни подходящий вариант)?» «Во сколько лет девочки мечтают выйти замуж за военного?» «Если противник окажется сильнее, я… а) сдамся в плен. б) перейду в армию противника. в) доем паёк и выйду из окружения. г) прикинусь аборигеном». По факту, ещё никто на сдал тесты, так что решайте сами.
Многие психанули и покинули очередь, решили попытать судьбу в другой день. Эттин сказал про себя: слабаки пусть уходят, дождусь. К ужину я дойду до стола, чего бы то ни стоило.
Отсев принимал угрожающие размеры, Эттин поздравил себя с маленькой победой: вот уже и крыльцо. К нему ведёт дорожка, по обе стороны маленькие деревца, колючие и кажущиеся неприступными. Как и пункт набора. С ума сойти! Вам мы нужны, а у вас какой-то беспредел. Неужто организовать не можете? Какие из вас генералы, если на простейшем… бо-бо-бо.
Странно, эти звуки будто преследуют. Эттин поравнялся с дверьми, стал наводить справки:
– Никогда не видел предметов из натурального материала. Что за порода?
– Дерево называется ель, – откликнулся доброволец, стоящий впереди. Русские ещё называют ёлочкой.
Внутри здания была такая же акустика: кто бы что ни сказал, от стен рикошетит: «бо-бо, бо-бо». Странный дефект.
4.
Это был прорыв! Одна только мысль – остаться среди этих тварей навсегда, валяться на чужой планете в ожидании капсул, чтобы солдат одной из армий вышел и пристрелил… даже если свои догадаются и вернутся за тобой, то тебя не найдут! Обнаружат две-три «дырки с бугорком», отделаются отпиской: «пропал без вести в боях за империю».
Но помощь пришла, откуда и не ждал. Русский катер сел поблизости, из него выпрыгнул русоволосый крепыш, присвистывая, направился к нему.
– И как, наигрался в войну?
– Вот так хватило! – Эттин провёл рукой по горлу.
– Интересно, если вернуть тебя на пункт набора контрактников, как бы поступил, имея нынешний опыт?
– Бежал бы без оглядки, но это уже невозможно.
– Всё возможно, если есть сильное желание.
– Врёшь!
– На известное заклинание «бо-бо» есть противоядие – старая русская песенка, первый слог обнуляет всякое «бо-бо» с первого раза.
– Поделишься секретом?
– Запоминай:
«МА-ленькой ёлочке холодно зимой…»
25.02.18 г
НАМ НЕ СТРАШЕН СЕРЫЙ ВОЛК!
Я так и знал! Вот чувствовал, что этим закончится! И главное, с утра ничто не предвещало. Я даже в мыслях не имел, что буду покрывать лаком гитару. Играл, вытягивал русские немудрёные песенки, радовался жизни. И тут жена вспомнила слово «ремонт». Слово, сказанное дважды, меня напрягает: неужто в мой огород камешек? Стоило заикнуться про Руслана, она прям загорелась: включи комп, найди страницу. Не думал, какой себе харакири нажил, теребил струны, драл голосовые связки, но внутренне уже понимал: струны не выручат, надо придумать нечто оригинальное. В шкафу с инструментом обнаружил две банки с лаком, разного розлива, и сроков годности переживших не по разу. Стал вспоминать, какими кисточками можно орудовать, но возглас супруги не оставил времени на раздумья. Всадил палец в банку и нанёс первый мазок на гитару… А, не так: сначала попытался открутить пробку, присохла так, что призвал на помощь газовый ключ. Стеклянная бутылочка подозрительно таращилась на мои подходы, но крышку не отпускала. Одновременно с возгласом жены, стекло хрустнуло. Лак нагло отверг прикосновение кисточки, беру железный прут, а так камень камнем. Против молотка не устоит и голова Лукашенко, так что палец получил первые граммы для инспекции. Лак ложился не ровно, только двумя пальцами этот недостаток стал убывать на глазах, цвет моей красавицы прибывал, уже намекал, что теперь гитара поднялась в цене, ровно на полторы тысячи. А-А! – вскричал победно, и задействовал четыре пальца. Технология проста: левой рукой удерживаешь за гриф, правой втираешь лак, как лекарство от старости.
Одним словом, супруга несколько раз отрывала от занятия, но, оценив состояние рабочей руки, отстала. Моего слуха касались вздохи и ахи: «Ай, да молодец! Вот это мужчина! Мечта хозяйки… И пол, и двери, и рассказ успел написать. Я на его стороне. На прошлом он тебе единицу вкатил, так тебе и надо! И первого места не занял, и ремонт не собираешься делать… А вот напишу Руслану, пусть готовит вещички. Приеду и отобью. А ты, музыкант, останешься подле его жены и будешь рвать струны, пока Руслан начнёт и закончит ремонт. Всё, возражения не принимаются!»
Глаза на лоб: она пошла собираться в дорогу. Чё делается, как же я так промахнулся?
Подождал, пока она собрала сумку, две бутылка коньяка вместила, себе помады и туши…
Нет, я думал, шутит. По телефону заказывает билет до Казани, и настроение боевое.
– Ты на самом деле?
– Нет, я ещё три века ждать буду. Нюх меня не подводил. Отобью мужика, если жена его захочет слушать твои трели, я оттуда позвоню, точный адрес сообщу.
Она умчала. Я до последнего не верил, прилип к окну… села в такси. Твою мать! Это что – на самом деле? А мне ещё гитару покрыть, кто знает, через сколько высохнет лак. Не будешь же липкими пальцами по клавишам трещать. А трещать надо бы, предупредить Руслана, чтобы уехал куда на неделю-другую. Я свою половину знаю: если сказала «отобью», с пути не свернёт. Помню, пожалела парня, Вовку Сидорова. Приклеилась к нему сучка, моя говорит: «Час я ей устрою. Ты не ревнуй, друга твоего спасаю». И как приударила за Вовкой, он мозги утратил, все на песни переплавил. Голос у него не плох, как распелся, чую – жену теряю. Твою м-м… я установку помню, жду, что с той девахой будет. И покривела, надулась, плюнула Вовке в лицо… Жена моя выждала паузу, выдохнула, когда за шкуркой такси прикатило, дверцей хлопнуло.
– Всё, Вовка, спектакль завершён. Спасла я тебя от твари!
– Почему «твари»?
– Мне тебя учить? Ей только деньги, а ты нужен как верблюд. Как наши проститутки выходили замуж за евреев, чтобы перекочевать в Израиль. Там благополучно разводились и живут всласть, тешат старых пердунов.
Вовка, помню, ушёл сразу, переболел обидой, а потом явился с пузырём.
– Ты была права. У ней хахелей – я даже боюсь предположить, сколько.
– А то я не видела её нутро. Никейва! Печать некуда поставить.
Ладно, Вовку отбили. Мне-то теперь что делать? Пусть до отправления поезда есть час или два, ещё успею. И так ударно потрудился, что гитара моя засияла лучше новой.
Керосину дома не нашлось, чем только ни пробовал – липнут руки. А ведь Руслан не ведает, какая армия выступила в его тихое гнездышко. Ой, беда-беда, надо же выручать своих! Налепил на пальцы обрывки газеты, пошёл телеграфировать Руслану. Тут – бац! А если жена его сидит на страничке, моя новость может её сильно огорчить. На планшет к нему нет доступа, там застолбил входы В. Бианки. Эти жёны… А вот возьмёт и сделает инвалидом: примчит моя, она скажет – забирай!
О! Тут может получиться поворот не туда. Раз отдают без боя, моя заподозрит неладное и откажется, скажет: «Жила столько лет без ремонта, ещё потерплю». И уедет!
Как же! Разве мы знаем, на что способны наши жёны? Да ни в жисть.
Тут звонок в двери. Вернулась! Ё-моё, финал уж близок.
И что вы думаете? Тот самый марсианин, который разгоняет кошачьи концерты по весне. Я сфотографировал его давно, просто некогда сходить к участковому и сдать мерзавца. А мне супруга глаза открыла: «Да в сговоре они! Марсианин ему приплачивает, чтобы не трогал. А живёт у нас, на техническом этаже, мне ли не знать».
– Чего тебе?
Он скромно закатил глаза, ногой отчертил полукруг.
– Уехала?
– Похоже на то.
– Тогда я по делу. Слышу, как жалуется твоя гитара. Лак специальный нужен.
Я отступил внутрь крепости своей: «Проходи. Не только мне нужен. У тебя есть предложение? Или зашёл поиздеваться?»
– Где гитара?
– Сохнет. – Проводил гостя, сам гадаю: а вдруг это беглый мастер? Может, на его гитарах играют лучшие музыканты.
Он коснулся шестым пальцем лака, покачал головой.
– Надо снимать.
– Я так старался…
– Пальцем в небо. Я понятно выражаюсь? – Он вытащил скребок, пошёл снимать липкую массу, излишки или отработанный материал я принимал на фанерку. Не прошло и десяти минут, как корпус был освобождён от моего «мастерства».
– Что дальше? Вижу, ты основательно подготовился.
Он подставил мочку уха, указал на рюмку: «Выжимай в неё».
– Может, пояснишь?
– Охотно. Эти уши слышали величайших исполнителей. У нас железы есть особые, в мочках ушей. Они накапливают мелодики и вырабатывают состав особый. Если им покрыть корпус любого щипкового инструмента, ему цены не будет.
Я помялся. Он уделал мою гитару, которая стоила почти две тысячи, теперь предлагает стрёмный состав… Ладно, если что, сдеру.
– Давай!..
Состава нацедил или надоил полную рюмку. Теперь что? Ах, тоже пальцами. Что ж, опыта не занимать, в этом деле мне нет равных. И состав прекрасно ложился на советскую фанеру, придавая небесную… глубину и размытость. Минутная стрелка едва насчитала пять минут, поверхность отвердела. Марсианин схватил молоток, каким отбивают мясо, и врезал по корпусу.
– Ты что творишь, твою м-м… И что?! Хочешь сказать…
– Нам не страшен серый волк.
– Зачёт. А если кто ногой?
– Нам не страшен серый волк.
Руки прилипли к грифу, пальцы привычно сделали «Цыганочку». То, что возвращал корпус, не было похоже на привычный тембр. Мне подменили инструмент, и я пока не понимал, выиграл от того или же… Нет, вроде, неплохо; даже уши стали реагировать иначе. В конце концов, понял: отныне этот инструмент нельзя называть гитарой. Это нечто из области неизвестной науки, хотя гриф тот же, и тот же исполнитель.
– Ты где, чудик?
Никто не отозвался. Ушёл – и ушёл, но я уже не мог оторваться, отложить инструмент. Лишь в третьем часу ночи свалился на постель и утонул в грёзах. Сквозь сон, помню, всё ещё пытался мысленно предупредить Руслана об угрозе жизни.
Ближе к полудню раздался удивительно мелодичный звонок в двери… стоп! Я ведь ничего не менял. Тональность звонка в новину для слуха, но кого там принесло? Видимо, марсианин решил осведомиться об успехах.
Лысоватый очкарик взял быка за рога, сунул в руки контракт:
– Если вы не подпишете со мной, я покончу с собой прямо у вас на глазах. – И достал ножичек, тридцати сантиметров в длину.
– Я н-ни… вы считаете, я играю лучше других? Василий в третьем подъезде… ничуть…
– На Василия найдётся другой охотник. Мне нужны именно вы.
– О, как! Слышала бы эти слова жёнушка.
– Подписываем! – Он приставил нож к горлу, предварительно ослабив бабочку.
Шариковая ручка редкой красоты, гербовые бумаги. И ещё я что-то должен сделать перед подписанием контракта. О! Руслана предупредить.
– Уберите нож. Подпишу, только сначала скину два-три слова знакомому, на «Фантастах». Если он ещё со своей женой.
Клавиши сами проваливались в нужном порядке, я не успел подносить пальцы. Глянув на предупреждение, добавил в конце: «Руслан, я сделал, что мог, теперь всё будет зависеть от скорости твоих ног. Может, заеду с гастролями и в твой городок, читай внимательно афиши. Примерно будет сказано так: непревзойдённый виртуоз своего подъезда, которого сумели оценить чужие люди, а родная жена не разглядела».
– Ну-с, давайте ручку. Нам не страшен серый волк.
01.05.18 г 00.37мин
О ДАМСКИХ ПРЕЛЕСТЯХ, АГА.
Прокатил по экранам «Ночь в музее», народ потянулся. А что главное в задаче, чтобы не ослабевал интерес? Смена экспозиций, возвращение шедевров из мастерских. Редко, но частные коллекционеры могут тоже выставить сокровища свои, инкогнито, к чему им излишняя огласка? У обывателя свои догадки: коллекционеры состязаются меж собой, делают ставки, кто сколько отхватит в день открытия.
Что нам до них? Известная миниатюра «В греческом зале» пользовалась успехом у двух поколений, следующее не нашла в ней того, что предшественники находили; случился сдвиг в сознании, а в какую сторону – покажет время.
Девчонки из нашего класса что-то зачастили в музей изящных искусств, не я первый на удочку попался. «Шурик, одна подруга отказалась, идём с нами».
Группа собралась у входа, и мне было не с руки: подойти к ним постеснялся, так Ирина с Татьяной ухватили под руки, вогнав в краску... Никогда прежде не пользовался таким успехом, с чего бы? Проходя мимо зеркал, никаких отличий от себя, вчерашнего, не заметил.
Девочки взвизгнули. Оказывается, повезло с экскурсоводом. Мягкий, с изысканными манерами старикан узнал многих наших красавиц, жал ручки, называл по именам.
– Кого выгуливаете на сей раз?
Все взоры устремились в сторону мою, – опустив очи долу, я готов был мероприятие сорвать… ну, не сорвать, сам сорваться.
Старикан бочком подрулил ко мне, заговорщицки шепнул: «Держитесь меня, молодой человек, ни на шаг, иначе никаких гарантий».
Ползём, как все, другие группы то перебегут дорогу, то сзади прошелестят. Бахилы издают звук специфический, временами он пропадает на нет, то будто рота солдат торопится в столовку. Не знаю, я один заметил? Наш вождь водит кругами, аки Моисей, но сорок лет оставаться среди девчонок, пусть и первых красавиц в школе, мне не очень-то и хотелось. В трудном походе по кругу вроде я обязан охранять, снабжать и, ближе к вечеру…
– Молодой человек, я же просил!
Я испугался, прибавил шаг. Девочки зашипели: «Иди и помоги ему!»
Разве мы не герои под прицелом стольких глаз? Охотно присоединяюсь. Старик упёрся в глухую стену, будто и арка есть, обрамлённая бархатными шторами.
– Что надо делать?
– Надо сдвинуть вправо…– Раз ничего не вышло, он скомандовал «влево».
Мать моя! Стена сдвинулась, девчонки проскочили внутрь, старик задёрнул шторы и перед ними установил табличку: «Ремонт».
– Чтоб больше никто?.. – я смутно стал подозревать, что вся гладкость мероприятия продумана до мелочей. Заговор!
Экскурсовод оценил итог своего труда, отряхнул руки, ухватил мою и утащил под занавес… Мне показалось, или на самом деле… расстояния не вписывались в объяснения разума, здесь счёт шёл на метры. Я же не ослеп: колонна имела в ширину полтора метра, следом открывался зал, а здесь – идём, идём; кому понравится, когда его дурачат в лоб?
– Спокойно, молодой человек, мы на месте. Как хоть звать?
– Шу…
– Ясно, шуметь не будем. Чихать умеете?.. Ещё разок. Пусть думают, строители тут задыхаются от пыли. Матом можете навернуть?.. Ну, не надо, раз не хотите, а так бы вернее отпугнули. Если вы не заметили, одна группа идёт по нашим следам, очень надеюсь, отделаться удалось. Итак, посвятим себя новым открытиям. Что же нам приготовили сегодня? – Как фокусник, он знал, где искать шнурок; дёрнул – мы оказались на свободе. Девчонки почему-то жмутся к стенке, в нашу сторону не смотрят.
Я только лизнул оком обстановку и сразу опустил глаза. Старик, напротив, обрадовался, как ребёнок:
– Опа-па! Сейчас скажу точно: в год казни Пугачёва, эта экспозиция была привезена из Пруссии, до этого выставлялась в Испании. Плюс эти, эти, – он загибал пальцы, – потом Советская власть, псевдодемократы… А нет, Раиса Максимовна однажды заглянула. Вышла из туалета, прямо в этот зал. Есть в природе некие законы и переходы, я пройду, а ты, идя следом, можешь провалиться. Вот и ей повезло: охрана рыщет вокруг, с ног сбилась. Супруг ейный бледен, как мел, чуть не расплакался, когда вышла. Но увидел лицо, счастливые глаза её, отвернулся в угол и долго говорил с носовым платком. Что ж, мы рады приветствовать «Дамские прелести, как они есть». Для тебя лично говорю, Шура: разуй глаза, иначе пойдёшь по жизни слепым котёнком, копя обиды и просчёты. Тебе же выпал случай пройти курс академии, за один сеанс. – Старикан засуетился, закружил на месте: – Указка быть должна, мои руки помнят её. Вот!
Смелости у меня достало, указку рассмотрел, но выше – глаз поднять не смею. Могу лишь в мыслях дорисовать то, что врезалось за миг единый, пока не моргнул. Вдоль стен статуи величественные расположились, одна другой краше. И при одежде, и без оной, другая – так комплект весь удерживает на локте. Бёдра – понятно, не «Мак-Дональдс», калории никто не считал, «Мансанты» с её кукурузой не было в помине.
Со стороны, наверное, забавно наблюдать: гном подле ног великанш, спиной к ним, ибо воспоминания пытается освежить. Тю! Покраснел, молодость вернул желанием страстным; указка подрагивает в руке, но инструкция пустила корни намертво, как быть; ножичек достал, конец указки отточил наощупь, оттягивая миг, когда глаза открыть придётся и повести группу в мир неподдельной красоты.
Полез в карман, и что же? На конце указки появляется… нет, я такого не предполагал никак! Резиновая копия юношеской руки! С одной стороны, всё верно, изделия наконечником не испортишь. И статуям не грех припомнить, когда в последний раз мужская трогала… прикасалась ласка, не смотри, что камень. И камень жаждет ласки, а ты проходишь мимо да норовишь поддеть ногой.
Старикан воротничок поправил, прочистил горло, для специальной темы тембр подобрал.
– Друзья мои… мы ведь друзья, я прав? Обычно этот зал закрыт для посещений. Он в планах не указан, его как бы нет на самом деле. Идеи в воздухе витают постоянно, на всякое явление свой календарь. Пора и нам вернуться… повернуться к идеалам красоты. Ущербность нынешних явле… поползновений толкает женщину в объятия грязных… Ладно, я не о том. – Гид действительно развернулся на каблуках и воздел глаза. Благоговение читалось в его феерически преданной фигуре, на каблуках не стояли ножки, он был подобен пёрышку, застрявшему в щели половой, и сквознячок теребил его кудри. Когда успел переоблачиться в ливрею? Или то кажется очам моим?
Он с нежностью вознёс указку с наконечником известным, исподволь стал подводить растопыренные пальцы, на месте которых хотели бы оказаться миллионы рук настоящих.
– Просто превосходно, что мы начинаем с этого идеала. Поэтическая грудь. Именно она, своими пропорциями и такой сочной деталью, вскормила миллион поэтов. В комплекте, как обычно, две штуки, но сколько крови пролито за обладание ими! Не трудно подсчитать… а нет, голова уже не та. Классики вниманием не обошли, конечно, иначе к славам не прокладывается путь. «И мы любили, мы могли, пока крепостные девки право первой ночи стерегли». Что ещё прибавить? Коль нет поэтов среди вас, пропорция не проймёт. Переходим к следующей фигуре. Мы сразу видим различия, если не слепы. Почему рядом установлены – та ещё загадка. Это «насос», как принято в кругах нашего брата-экскурсовода. Да, встречались прежде, пусть и не часто: долби, топчи хоть до утра – витают в мыслях только деньги, какими рассчитывает поживиться. Спросишь у другой: а как же полёт совместный, чтоб под звёзды, и Месяц локтем натереть? Ей на уме лишь бусы, как у подружки, чтоб изумруд хотя б один… Изумруды мудрости прибавляют, верно, но в этом случае – увы.
У следующей скульптуры гид преклонил колена, поклон отвесил в пояс.
– Минуту терпения, с мыслями соберусь. – Его шея вытянулась, сколько могла, голова сравнялась с уровнем коленей мраморной красотки. – И вот самый обычный вариант. Такие женщины созданы для единственной любви. Как видим, грудь имеет линию свою. Жить в бедности начертан путь, и крохи радости крошить на годы, но стать примером и предметом зависти для многих. «Они любили». Ради этого стоило жить. И боги эту пару уже не разлучат и после смерти, для таких существует свой, укромный мир, ибо новое пламя всё реже рождается на Земле, всё извращает гнойная похоть, врагам отдаться за гроши, за сладость, когда в ней дефицит… Эх, кабы однажды свернули не туда!
Его слушали, затаив дыханье. Я будто ухом видел: девчонки щупали прелести свои, сравнивали с оригиналом. Может, кто-то из них уже прочёл свою судьбу.
Три шумовые гранаты сбили нашу группу в кучу, я в центре, носом в грудь кому-то. Глаза не смея приоткрыть, на волю суха положился.
– Всем стоять! Где этот хренов старикашка? Стоять, сказал!
Нас отпустили через час, всех обыскали для чего-то. А голос старика звучал, точно записанный на флэшку: «Ради этого стоило жить».
И ПРО ДЕНЬГИ
Грахабой чертил хвостом по земле, на обочине за ним осталось тысячи три отметин, а землянина всё не видно. Свяжись - наживёшь головную боль, но этот, кажется, говорил серьёзно. Карты, карты и координаты, всё под контролем, я скоро буду.
Грахабой поднял лицо к солнцу.
Я на месте с самого утра, где его носит?
Наконец, облако пыли потревожило горизонт. Терпение ещё не подводило, так что - получите распишитесь.
Видавший виды Мерседес прикорнул напротив, толстяк напустил вид, что торопится изо всех сил.
- Вот! - Он продемонстрировал карту, верней, фрагмент участка рядом с отметкой "67 км".
Грахапой протянул руку.
- Сначала деньги!
Серый хвост свился в пружину, остриё втянулось в спираль. Хвост увеличивался в размерах прямо на глазах, если растянуть, то будут все пять метров… шесть и больше.
- Друг, не вздумай шутить. Деньги! - Землянин испугался не на шутку.
Пришелец щёлкнул кейсом, в нём ожил плоский принтер. Запустив его, Грахабой набрал в окне: "2000000".
- В каких тебе?
- Давай в евро.
Поправки внесены, принтер пошёл метелить банкноты, на выходе пачки охватывала лента со знаками Резервной Системы.
Толстяк скупо укладывал пачки в мешок толстого холста, вращал глазами и боялся сбиться со счёта. Когда бухгалтерия дала "добро", карта перешла к новому владельцу.
Ровно через минуту с небес спустился бур, крепко встал на ноги и запустил хобот в почву. И землянин пялился на хобот, прикидывал в уме объём сокровищ, которые шли в накопитель. Полчаса работы, и баки полны, пора сворачиваться, убирать следы.
Толстяк задом стал отступать к машине, Грахабой напустил беспечный вид и даже отвернулся. Но наконечник догнал предателя, стоило тому открыть дверь. Из всех подробностей, Грахабою запомнилась кровь. Она шла горлом, в такт с пульсом. Три минуты агонии, и дело в шляпе.
Грахабой забрал мешок, купюры вернул в загрузочный лоток принтера. Бумага пригодится ещё. Тут ещё один идиот согласен взять бумагу.
Земляне глупы до наивности, как наивны до глупости. Так что операцию "Придурки" можно продолжить в другом месте.
Бур нырнул на орбиту, Грахабой разложил штуковину, напоминающую сложенный картонный ящик, на асфальте, встал в центр.
За миг до сего, кто-то мог видеть существо на асфальте, недалеко от машины и трупа. Теперь остались только они.
11.02. 2018г. 2 часа. 40 мин.
ПРОЧЬ С ДОРОГИ
1
С её уст едва не сорвалось: «Ты мне руку чуть не оторвал!» Разглядев, кто перед ней, промолчала, механически потирая плечо и кисть. Первый гнев помалу сменился удивлением. Мало, что лес вокруг, такие деревья вообще видела впервые, от букета запахов голова шла кругом, но пока не до них. Этот лохматый получеловек-полузверь поглядывал на неё из-подо лба, припав на колено, одну руку держал у сердца, пальцами другой руки перебирал горсть камушков. Видимо, остатки браслета, сообразила она, по три отверстия в каждом. А вот и застёжка в стороне, с обрывками нитей.
– Ты кто? – выдавила она. Тотчас припомнился герой фильма. Семейство гоблинов на вершинах родовых дерев жило, не тужило, пока не пришли лесорубы. Отец семейства – один в один. – Гоблин… но я же… Это ты мелькаешь в снах! И мама рассказывала раньше.
Он кивнул.
Совсем рядом грохнуло так, что деревья пошатнулись.
– Ложись! – успела скомандовать она, растягиваясь по траве.
Гоблин не пошевелился. Помешкав, выдал:
– Это ТАМ. – Пальцем ткнул ей за спину.
Она привстала, оглянулась. Свист осколков, к которому не успела привыкнуть, но слышала не раз, поставил в тупик:
– Сюда не долетают? Вон оно как. – Отряхнулась, подобрала ноги, оправила платье и оперлась на руку. – Я видела тебя в кино.
– Не снимаюсь, хотя один пообещал с испугу.
– Вера.
– Знаю.
– Шпионишь за мной? Не замечала. Что ещё тебе известно?
Гоблин опустил руку, под ней он прятал подзажившую рану.
– Ты родилась среди людей, а прежде жила здесь. Рубака. Вспомнишь ли?
Вера нахмурила брови. Это слово… это имя! Внутри будто лопнул пузырь, и воспоминания хлынули сплошным потоком. Теперь сны слились в одно целое. Калейдоскоп событий прошлого устоялся, одна ниточка зацепилась на экваторе… оттуда их род отступал на север. Чи… чинайцы расплодились невероятно, никто не ожидал. Их послы лгали: «Нам разрешено иметь одного ребёнка, иначе смерть семье». А сами плодились, как муравьи, и расползались до тех мест, где их оружием встречали. Здесь меняли тактику – мы бедные изгнанники, приютите. И тут же начинали гнать самогон, спаивали белых, с ними ложились в постель и рожали маленьких чинайцев. Весь восток материка завоевали без войны, смешиваясь с местными, а чтобы не бросалось в глаза, разделились на национальности, хотя цвет кожи и разрез глаз выдаёт с головой.
Ей пришлось закрыть глаза, чтобы потвёрже укрепиться в прошлом. Лёгкими, едва заметными кивками она утверждала соглашения с памятью по каждому эпизоду, вплоть до своего посвящения… Это когда хитрый враг обезглавил роды, женщины взялись за оружие. Последних мужчин увели в пещеры, ради сохранения чистоты крови.
– Союз с гоблинами заключили, помню…
– Это когда поняли, что по отдельности не выжить.
– И ты возглавлял охрану…
– Твою охрану.
Вера поднялась с земли, несмело указала в сторону незримой границы. На той стороне гремела война. Весь мир ополчился против Китая, который умело сталкивал чуждые себе народы, пока к власти не пришли молодые – свободные от обязательств, данных общему неявному врагу прежними чиновниками. Все страны воевали постоянно, один Китай нигде не значился, его как бы и нет… в один день вдруг все производства переехали туда, правительства находят оправдания своим решениям. Братская помощь – грубо состряпанная липа; пока свой народ нищает, русский лес, нефть и газ сплошным потоком, в уплату за то, что остаются у власти. Большие дела делаются тихо. Переписи населения преследуют единственную цель, но правду не говорят. Белых на планете осталось около двух процентов, и конец их, кажется, предрешён.
– Вспомнила! Я должна встретить Его!
Рубака повеселел.
– И назвать настоящим именем. Теперь ты должна вспомнить имя.
При этих словах Вера растерялась.
– Без древнего календаря…
– Много подделок. Тебе который нужен?
– В котором новое лето начинается двадцать первого июня… правильнее – первого червича.
– Имеется такой. – Гоблин прихлопнул в ладоши, из кустов брызнула мелкота – один другого меньше, подспорье папаше.
– Твои?
– У нас так не говорят. Общие. Когда стоит вопрос о выживании, условности ни к чему. Паспортов не приняли, учёту не поддались. Мы гораздо свободнее, потому и границ не знаем. Границы для рабов, не осознавших, в каком положении оказались.
Вера приняла таблицы из белого мрамора, сориентировалась по именам русских богов.
– Имя суженого состоит из имён бога Рода и богини Слави, день рождения между двадцать девятым апреля и десятым мая… Но если он на двадцать четыре года старше меня? Или на все сорок восемь?
– Видишь, как мешают паспортные данные? Хорошая ловушка для сомневающихся. О Русском воинстве слышала?
– Бьют из подполья. Нет, уже вышли открыто, да в прямые боестолкновения не ввязываются. Численный перевес не в нашу пользу.
– Неужели ты думаешь, они не обеспечат встречу?
– Устала ждать.
– А терпение? Сама готова ли? Теперь представь: за кем-то из них идёт слежка. Как ему выйти на тебя? Сдать с потрохами вашу пару – разве в самом страшном сне. Вот ответь мне: почему война пришла в твой город?
– Совместные учения… между военными конфликт возник, дипломаты ищут выход…
– У каждой газеты свой хозяин. Обе стороны с самого рождения тебя ведут. Анализы крови вас приучили сдавать, как бумагу и стекло. Население обязано что-нибудь сдавать, хоть друг друга. Эдакий концлагерь, с мнимыми свободами. Интернет, телевидение – всё иллюзия. Настоящая жизнь – здесь, ибо наши глаза видят подлинную картину. Ясновидящие видят часть правды, а остальное население видит то, что разрешено видеть.
– Я догадывалась…
– И думала, что готова к исполнению миссии.
Вера вспыхнула:
– Но теперь-то на шаг ближе!
– Сроки поджали так, что оттягивать дальше некуда.
– Погоди, Рубака… там был взрыв. Это где я спряталась. Очень близко.
– Конфликт не уладят дипломаты, пока враг не убедится, что ты точно погибла. Наши помогли. Организовали труп двойника. Армия отбудет восвояси, ваше начальство понаедет. Пока разбираться будут, у тебя есть три-четыре дня. Встретиться, провести обряд слияния, а потом все девять месяцев оставаться под охраной. Будущий русский сарь должен вдохнуть воздух людского мира, правила не отменить. В противном случае планету придётся уступить врагам. Наши миры пойдут, как бесплатное дополнение.
Вера задумалась на миг, искоса глянула в сторону, откуда явилась.
– Она вся в крови?
– Уж будь спокойна, комар носа не подточит.
– А Он?
– А его караулят проститутки. Если лишат девственности, ты не сумеешь родить бога.
2
В воздушном платьице, завистницам на загляденье, она выпорхнула из подъезда. Совершенно не задумываясь, куда поведут ноги… На них обращали внимание и вчера, и третьего дня. Не про вас, как говорят, ох, не про вас. И если прежде эти ноги обходили вниманием центр с вызывающей роскошью, сегодня ступали именно туда.
Война не затронула центр. Своих не бьют, так, что ли? Неужто можно продаться с потрохами за мимолётные удовольствия?
Охрана центра легко вычисляла, кого пропустить, кого завернуть. Нельзя массам вникать в подробности нужд элиты.
«А если не пропустят?» – Вера задумалась, достала зеркальце. С таким лицом банк не возьмёшь. Где уверенность?
Её пропустили.
Крашеные кумушки цеплялись ко всем, кто бреется по утрам либо расчёсывает модные бородки. Старичьё из администрации важно занимает столики в кофейне, присматривая красоток; вот уж кому не спится: сначала ждёшь, пока уснёт жена, потом купюры из заначки вытащить, разделить до получки, да и пора мэру пожаловаться: почему цены у бабочек растут не по дням, а по минутам. Пора беспределу положить конец, иначе самые преданные импотенты полезут в петлю…
Её заметили, послали записочку. Официант рванул наперерез. Вера даже не остановилась, обогнула и второго, третьего посыльного. Толстый дядя решил подавить личным обаянием, перегородил проход.
– Вы же ищете, а я исполню любое…
Она окатила его таким взглядом, что тот лишился дара речи. Её внимание привлёк визг крашеных: «Алёшенька! Они проснулись, это чудо!»
Вера взяла власть над ногами. Рассекая восторженную толпу, она, наконец, обнаружила ту самую шевелюру. Полные неба глаза, такое почти не встретишь на великих просторах…
– Только шампанское! Алёшеньке с утра только лёгкое.
Он вяло отбивался, но два бокала уже оказались в его руках.
– Выпей за здоровье твоих родителей! Грех не выпить.
Вера приблизилась ещё на шаг, до плотного кольца из сытых и тощих задниц.
– РодоСлав! – Её голос перекрыл трескотню свах и сводниц, дочерей греха и отставных жён. Бокалы грянули об асфальт.
Она воздела руку, обозначив своё местоположение. Он поднял обе:
– Иду! Эй, прочь с дороги!
16.09. 2018г