Пролежав в луже грязи и дерьма не один битый час, Скатти начинала злиться.
Картина перед ее глазами не вызывала удовольствия и радости глаз.
Девушка вообще имела характер простой, неказистый, ценила обычный комфорт и невычурную жизнь, несмотря на то, что приходилась родной дочкой принцу айдарскому.
Но такого напыщенного неуважения к себе даже простушка Скатти не могла простить. «Ах если бы у меня был хотя бы карманный нож! Я уже чувствовала бы себя защищенной…»
Местные жители уже перестали обращать на нее внимание, а дети скрылись в покошенных лачугах на поздний ужин. Из раскрытых окон потянуло ароматом жареного мяса, тушеного картофеля с чесноком. Скатти проглотила слюну.
Ее мать, Хальти, часто готовила блюда северной кухни, хотя у них был целый штаб кухарок и поваров, готовящих изысканные кушанья для царской семьи. Это было ее увлечение для расслабления души, как она сама частенько говаривала.
Мама вкладывала душу в детей, лелеяла их детские умы, не жалела любви и больше всего страшилась, что девочки вырастут избалованными «перинными» девушками, не знающих ничего кроме роскоши и вина. Скатти нравились северные суровые люди по рассказам матери; она представляла их эдакими всесильными, справедливыми златокудрыми правителями, где даже бедный крестьянин всегда придет на помощь врагу. Ее сестра Морелла, наоборот, терпеть не могла север и северян, сслыаясь на их дурные манеры и отсутствие романтики у мужчин. Она была грациозная, хрупкая, но при этом, очень ловкая и гибкая, пленяющая окружающих своими огромными черными глазами с пушистыми ресницами. Однако связываться с Мореллой было опасно – она с раннего детства носила под туниками и платьями маленькие кинжалы, ножи и различные яды, составлением которых она очень увлекалась. Отец так любил ее…так любил…что не передать словами.
Никто не подал Скатти и глотка воды.
«Агварес сказал бы, что я сама виновата, что проявила слабость…Сто раз он твердил мне, что в этом мире девушка должна быть осмотрительна, как лесная куница, быстра, как песчаный койот, хитра как бронзовый лис…А я…» - Скатти опустила взгляд на свое чуть отвисшее пузико и пухлые ляжки и вздохнула. «…А я никогда не отличалась быстротой и реакцией…Это всегда была стезя Мореллы.»
Над обмякшим, промерзшим телом девушки раздался нагловатый напускной кашель. Скатти поджала посиневшие от вечернего холода губы и не сразу подняла гордую голову.
«Пусть знают, что я не боюсь их…я храбрая, я сильная, мой дух не сломить! Папа бы гордился мной…гордился своей дочкой…я делаю все, как ты говоришь, папа, я послушная, я смелая и бесстрашная дочь, только услышь меня папа…!» - глаза Скатти вдруг наполнились слезами, но отнюдь не от врагов, тяжелой тучей повисших у нее за спиной.
- Миледи! Хорош нюни распускать! Водой ты никого не разжалобишь. А объясниться тебе придется сейчас же. Надеюсь, ты получила полезный урок. Как говорят у нас в Видархолле – кхе-кхе, как у нас там говорят, Патрик? Дырявая бошка моя…эх! А к черту красивые слова, мы ж не такие манерные, как толстая чудная леди? А ну вставай! Ну и тяжелая ты, словно свинья, откормленная к празднику! А доспехи нацепила то какие громоздкие; кого поразить-то хотела? Моя жена сроду бы не подняла и твоего наруча…Хотя и зачем это ей!
Ядовито ухмыляясь, на Скатти презрительно глядел тощий невысокий мужчина, лет под сорок, с полудлинными спутанными волосами и застрявшей в козлиной отвисшей бородке яичницей. Желтое, сморщенное, испитое лицо его напугало юную Скатти, и на секунду слезы ее высохли.
Пошатываясь, он тыкал ей в живот наконечником сломанной стрелы. Его окружала такая же петушиная свита, воины чуть помоложе, в тех же котах пурпурного цвета и гербами быка, вздымающего на рога голову человека. Они с пренебрежением глядели на молодую деву, которая, с трудом держась на ногах, то и дело норовила поскользнуться и упасть в грязь на связанных вместе ногах, однако мечи они держали наготове.
«Видархолл! Главная военная крепость моего деда на северной границе, Медвежьего Короля! Так вот , куда я попала…» - грузная печаль навалилась на плечи Скатти. Мать рассказывала, что дед ценит эту полуразрушенную крепость выше золота, ибо это важный пункт взаимодействия с самой Эрикой и Северным Королевством. Несмотря на бедность, стремящуюся к нищете, они обладают самой жестокой и дисциплинированной армией. Ну, конечно же, про их пресловутую дисциплинированность дед много не знает.
Медвежий Король потакает всем им слабостям и желаниям, вроде выпивки, а те выполняют беспрекословно любые его приказы. В Видархолле говорят: «Великая удача стать наемником Короля – купание в вине и золоте тебе обеспечено!» Поэтому население Дола Тысячи Лезвий сплошь составляет толстый слой похотливых и жадных до наживы наемников и «солдат»…В серебристый Лауритс таких бы точно не пустили! Отец говорил, что они не солдаты, а просто убийцы, способные ради куска свежего мяса на ужин зарезать молодую деву, не повинную ни в едином проступке.
Отчего же они так худо одеты, раз владеют золотом моего деда?
- Господа, я не знаю ваших имен, прошу простить мою оплошность. У меня так затекли ноги, и я была бы премного благодарна, если бы вы перестали меня мучить и освободили от веревок.
В ответ раздался хохот и ругательства. Их главарь с яичницей в бороде склонился над маленькой Скатти, воняя элем и застоявшейся грязью, и прошептал прямо ей в ухо, брызгая слюной:
- Один из наших разведчиков схватил тебя у границы Видархолла, дорогая леди Вежливость, или Пухлый Просторный Зад, что подойдет тебе больше? - под громогласный смех, он продолжал, хватая ее за плечи цепкими пальцами, больно впиваясь в самые мышцы.
– Меня зовут Стиг – я глава Видархолла и верный слуга Медвежьего Короля. Мой разведчик доложил, что ты начала свой путь из предательского королевста Айдар. А что мы делаем с нежными айдарцами, ребята? Ну-ка, скажите хором, в один голос! Порадуйте доброго пьяного папочку!
- Голову на кол! Голову на кол! Голову на кол! – завопила «свита», притопывая ногами в такт. – Ах, и, правда! – довольно подтвердил Стиг, обнажая покрытые желтым налетом зубы. – Голову пузатой мы вздернем поскорей, мы вздернем поскорей! Что за чудный день, что за ладный день?!
- Стойте!!! – истерично завопила вконец напуганная Скатти, пытаясь вырваться из длинных пальцев Стига, уворачиваясь от мерзостного его дыхания. Тот снисходительно разжал хватку, горько улыбаясь, будто кошка, желающая поиграть с мышкой перед обедом, и переглянулся с товарищами.
– Не троньте меня! Мой дед оторвет ваши головы! Я…я… - тут Скатти запнулась, понимая, что «я дочь принца Агвареса Айдарского» прозвучит уж слишком смело и неуважительно, учитывая всю «любовь» видархолльцев к Золотому Королевству. -…Я внучка Медвежьего Короля Ярла, «звериного графа», владыки Дола Тысячи Лезвий, похитителя детей медведиц, я ехала к нему в Лауритс…погостить на выходные…да…погостить…почему бы внучке не навестить деда? Нам о многом стоит поговорить и обсудить насущные дела…решить возникшие проблемы и тому подобное, – голос Скатти дрожал и прерывался, и стая Стига прямо таки наслаждалась «провалом» пухлощекой девы, облизывая почерневшие губы.
«Мама…мама…помоги мне…твои слова…ты говорила…ты ведь говорила, что чем больше своих титулов и прозвищ ты назовешь врагам – тем больше шансов на победу, ибо пугает людей сила и неизвестность, что сокрыта в тайных словах…Вспомнить, вспомнить, все, что вы оба мне рассказывали…!»
Обидчики на мгновение оборвали ликующие улыбки, ровно дикари, пребывающие под действием неких засушенных трав, и вопросительно уставились на Стига. Тот буравил круглое лицо девы своими выпуклыми масляными, черными глазами, блестевшими невесть от чего, и помолчал немного, будто размышлял, а что же ему сейчас, собственно, надо? Развлечься очередной шпионкой айдар, или все же выяснить ее происхождение? Наказание Медведя Ярла будет незамедлительным…так можно и выпивки лишиться, или еще чего похлеще, типа руки или головы…
Послушная стая Стига выжидающе ждала его приказа, переминаясь с ноги на ногу. Скатти совсем съежилась и стала походить на несчастную забитую овцу в окружении волков.
«Но ведь если меня убьют…» - она громко всхлипнула и из ее покрасневшего носа вылетела огромная зеленая склизкая сопля, но она не обращала на это внимания, опускаясь на колени. «Если меня убьют сегодня…Папа, ты узнаешь об этом…Ты вспомнишь нелюбимую Скатти, жирную корову, что отягощала тебе жизнь…я ведь так любила тебя, так мечтала о тебе, твоих теплых словах…О них мечтала и мама…а ты…ты любил только одного человека в этом мире, не заслуживающем даже жизни! А если меня убьют сегодня…возможно, ты…ты…полюбишь меня всем сердцем?»
Слезы градом лились по ее припухшим щечкам, портя ее все же милую невинную красоту. Стиг постоял еще с минуту, имея вид крайне туповатый, словно дурак, оказавшийся между выбором красной и черной икры на ужин и легонько пнув Скатти в бедро, громогласно закричал в сторону:
- Рагна! Позовите Рагну! Рагна, где тебя носят черти!!! Пойди-ка сюда! Нужна твоя помощь!
Из-за угла выскользнула высокая фигура в черном капюшоне, властно шагающая по рыхлой грязной дороге, удерживая в одной руке рвущегося на свободу дикого лесного волка, чей хищный взгляд был устремлен на затрусивших назад ребят Стига. Волк сделал мощный рывок в сторону шмыгающих куриц, скаля зубы, но фигура в капюшоне опустила голову над его мохнатой головой, шепнула что-то, и безумный зверь, облизнувшись, уселся подле хозяйки послушным домашним псом.
- Это моя лучшая разведчица – Рагна. Хоть она и женщина и все, что из этого вытекает,– с пренебрежением отозвался Стиг. Он был расстроен, что развлечение сорвалось. – Она притащила тебя в Видархолл. Старая ты карга, Рагна…За что я все еще держу в крепости колдунью Поля Ведьм…Или откуда ты там пришла? Оторвать бы твой язык и вовек не узнать правды твоей жизни! Патрик! Патрик! – заорал он благим матом в самое ухо стоящему рядом лысому юноше. – Что ты стоишь, Патрик, неси мне эля! Зачем мне такой глупый водонос, который не предугадывает желания господина?! Пошел вон!
Бедный Патрик, втянув голову в узкие, совсем юные плечи четырнадцатилетнего подростка, вприпрыжку устремился в сторону ближайшей таверны, теряя по дороге рваный ботинок.
- Уберите…уберите его!!! – испуганно бормотала Скати, отползая на коленях назад. Черная фигура погладила волка, и тот принял добродушный вид собачонки, почесывая задней лапой нос.
Свет загорающихся вечерних звезд озарил красивое, хоть и немолодое лицо женщины с тонкими правильными чертами лица, скинувшей капюшон, который освободил две короткие черные косички. Мертвенно-бледная кожа, светящиеся серо-голубые глаза, и изучающий, почти маниакальный взгляд все еще красивой, осанистой женщины, вконец напугали измученную Скатти, хотя весь устрашающий призрак был, ни чем иным как игрой света луны, тьмы сгущающихся сумерек и обостренной фантазии молодой девы.
Она с жалостью дотронулась до мокрого лба Скатти, и ладонью смахнула с него катящийся пот. Мельком взглянув на недовольного этим жестом Стига, она вновь приняла холодное отсутствущее выражение лица и негромко произнесла таким же спокойным, ровным голосом следующее:
- Меня зовут Рагна, дитя. В моих краях это имя значит – «мудрая»…Но была бы я мудрой – не прозябала бы в этом краю грязных разбойников, – сдвинув тонкие брови, она снова взглянула на притихшего Стига, поглощающего бутылку эля, принесенного Патриком. – Нужда и голод вынудили меня прислуживать народу Дола Тысячи Лезвий.
- Вы можете вернуться на вашу родину – Поле Ведьм, или как там…У каждого есть возможность выбирать, кому служить, - грубо огрызнулась Скатти, надувая губы, словно обиженный ребенок. Рагна снисходительно улыбнулась, но губы ее сжались. Огромный волк, словно спустившийся с Заснеженных Высот, почувствовал перемену настроения хозяйки, ощерившись, отступил назад. Шерсть на загривке его вздымалась дыбом, но сильная рука женщины уверенно держала веревку.
- Я ненавижу айдар, какие бы чудесные и вдохновляющие речи не выходили из лживых уст их… - с трудом сдерживая гнев, проговорила Рагна, чем несказанно изумила Скатти. Радостный Стиг в веселом ожидании сидел на корточках, надеясь на интересное развитие событий, хотя был уже мертвецки пьян.
– Все айдар сделаны из лжи, жажды интриг, наживы, плотских удовольствий… - Рагна шипела, словно змея, чью кладку собирались обокрасть хищные птицы, неслышным шагом обходя Скатти, не сводя с нее пристальных горящих глаз. – Я нисколько не обманула вас, - устало произнесла Скатти. – Вы убили моего…МОЕГО медведя, который был МОЕЙ жертвой, первой жертвой, павшей от меча! И вы называете себя не интриганкой?
Рагна усмехнулась и гордо выпрямилась во весь рост. Ее строгая, холодная красота еще могла бы покорять многих мужчин, будь то ее ведьминские проделки или хорошая наследственность, но сама Рагна очевидно умело использовала свой дар, добиваясь только того, что ей нужно.
Она казалась Скатти очень страшной, страшнее Стига и его своры; она старательно прятала взор от ее холодного, морозного, леденящего кровь, взгляда, и ей опять хотелось плакать.
«Плевала я на честь, на долг…и даже на тебя, папа…я хочу домой…я так хочу домой!»
Скатти не удержалась и в голос заревела, будто годовалый теленок. Рагна приподняла брови и вздохнула. – Не плачь, дитя…Я не обижаю детей…Даже Клык ни разу в своей жизни не укусил ребенка…
- Я не ребенок! – сквозь прерывающиеся всхлипывания вскричала Скатти, но ведьма покачала головой. – Моего мужа, верного гвардейца Лауритса много лет назад убил айдарец, поклявшийся ему в вечной дружбе…Поклялся на крови. – Рагна многозначительно переглянулась со Стигом, и тот, закатив глаза, нехотя, кивнул.
Опустившись на землю, тонкими, прозрачными пальцами она принялась развязывать веревки Скатти, позволяя ей наконец-то размять окаменевшие ступни. Как только падубовые путы соскользнули, молодая дева завыла от боли, но сквозь льющиеся слезы, все, же благодарно улыбнулась.
- Но судьба не остановилась избивать меня… - грустно продолжала ведьма, освобождая опухшие руки пленницы, дуя на вздувшиеся вены. – «Добрые» демоны, проявили ко мне милость, и у меня родилась чудесная дочка, которой я передала многие свои умения и дары. Мы жили на Поле Ведьм в деревянной уютной избушке, и каждое утро ходили к изумрудным берегам тенистого Гринфорта, катящего свои магические воды до самого Воющего Пролива. Малышка так любила собирать малину и клюкву, растущую у берегов реки и гулять по солнечным опушкам леса…Но однажды… - Рагна умолкла, часто заморгав, но тотчас грозно сверкнула взглядом на валяющегося в куче тухлого сена храпящего Стига. Его свора уже разбрелась, кто куда, понимая, что спектакля не дождешься; только дрожащий от холода Патрик, стоял, сунув руки в карманы, ожидая возможного пьяного приказа своего вонючего, смрадного господина. Однако, даже юноша, поймав уверенный взгляд ведьмы, который говорил о чем-то, понятном только им двоим, устремился бежать сломя голову, теряя второй рваный ботинок.
- Вставай, Скатти. Тебе не стоит меня бояться. Я поклялась убивать любого мужчину-айдарца, осмелившегося пройти по тропе Черной Вдовы…Такова моя месть. Сама богиня Теней – Райда одобрила мой выбор. Нет мести более священной, чем месть за своих детей и мужей. Это стоит того, ибо мне больше незачем жить…Ты еще мала и не понимаешь много об этой жизни…
Скатти задумалась, молча разминая кисти и колени. Слезы уже высохли на ее лице.
- Моего отца вы тоже убьете?
Рагна ничего на это не ответила.
Взяв дочь принца айдарского за руку, ведьма и ее Клык направились к одной из башен деревянной крепости Видархолл.
Видархолл – одна из древнейших крепостей, наравне с Торвальдом, замком Огненного Льва, Лауритсом и крепостью Пустынников, что в Красных Пустошах. Более убогая, неухоженная и разрушенная, но все же, обладающая своей призрачной и кровавой историей.
Но ни одна из этих крепостей не сравнится с тысячелетним возрастом Одинокого Замка Трех Братьев. Никто из ныне живущих не знает, как он образовался, кем был построен и чего ради вырос на севере Волчьего леса, окруженный черноводным Дэдхоллом и Лучезарным морем на востоке. Нет постоянного населения в той гигантской крепости, как и общественного значения.
Но многие смельчаки, ступившие за пределы Дэдхолла, оказывались пропавшими без вести, погибшими навсегда. Многие бунтующие подростки, канючащие у родителей меч или лук для охоты, намеренно угрожали, что сбегут за Мрачную Реку, если те не пойдут на компромисс.
Обычно, любящие родители тут же бросались выполнять прихоти любимых чад.
А что же полуразрушенный Видархолл, получающий военную поддержку от Медвежьего Короля Ярла и Северной Королевы Эрики?
Невозможно представить, что эта пропахшая гнилью и помоями дыра, остается одной из самых смертоносных и неприступных крепостей. Конечно, во многом, благодаря их воинам, готовым стрелять без разбору и рубить все, что движется ради удовлетворения жажды наживы, золота и вина.
Наемники остаются наемниками в любой части Киритайна и Красных Пустошей.
Состоящая из двух высоченных башен со стрельчатыми окнами без стекол, соединенная веревочным, дощатым мостом, крепость Видархолл не внушает ужаса. Не помогают даже повсюду развешанные знамена с быком, пронзающим голову человека и черепа, насаженные на пики.
Что же помогает внушать ужас противникам Дола Тысячи Лезвий? Которых, к слову, почти не осталось…
Рагна натянула капюшон, и мышью проскользнула в дверь, встретившись взглядом с двумя копейщиками, охраняющими вход в Пиршественный зал Видархолл, находящийся в Левой башне.
Длинный, плохо освещенный стол был уставлен скромными яствами, подготовленными явно для одного не шибко голодного человека, но Скатти, как волчица набросилась на скудную трапезу.
Ведьма сидела напротив, все также изучающее глядя на круглое лицо пленницы; подле ее ног, скрутившись калачиком, лежал бдительный Клык, неустанно следящий за обстановкой в зале.
Кончив есть, Скатти утерла жирный рот рукавом порванной рубахи и несмело улыбнулась, не зная, как вести себя дальше. «Как хорошо, что отец не видит меня…свою глупую, маленькую девочку…такую глупую, о боги, какую глупую!»
- Хочешь ли ты знать секрет силы Видархолла?
Дева кивнула, хотя ей и по правде не хотелось.
Больше всего ей хотелось спать и проведать своего коня, если тот еще жив. Но Рагна сверлила ее проникающим взором голубоватых больших глаз, будто видела нутро Скатти насквозь, ныряя в самые затаенные уголки подсознания.
«Не смотреть, не смотреть ей в глаза…а то она меня точно заколдует…» - думала про себя Скатти, допивая остатки травяного чая, уткнувшись носом в чашку. «Пусть попробует хоть как-то оскорбительно отозваться о моем отце – я задушу ее голыми руками…если найду смелость…и силы, да…И волка тоже задушу, как мягкую игрушку задушу!»
Но бросая рассеянный взгляд на волка, охраняющего Рагну, сил и уверенности у нее как-то поубавилось.
- Наемникам и убийцам Видархолла – не могу назвать их солдатами – помогает в битвах и стычках богиня Теней Райда. Многие воины Дола Тысячи Лезвий, прибывшие из Стального Острова, распространили свои верования и культы на западе.
Я видела Великую Богиню Теней и Отмщений Райду своими глазами…
Во время одного из восстаний…Да…давно это было…
Тогда в распре участвовали даже три брата с берегов Мрачной реки, но даже они…всесильные, могущественные, отступили, завидев огромную, рваную тень свирепой богини Раздора и войны, стремительно летящую над полем сражения, несущую могильный холод из самых недр подземного царства, что лежит глубоко под Стальным Островом.
Наемники Видархолла, вдохновленные вездесущей богиней, которой они возносили молитвы каждый вечер, разбили армию Ярла и трех братьев.
Это было второе поражение Трех Братьев, известное за всю историю этого мира. Вряд ли демоны хотят об этом вспоминать, но это правда.
Впоследствии, Медвежий Король предпочел дружбу с наемниками Видархолла, а не вражду, ибо видел, чем все это может кончиться…
- Получается… - решила вставить и свое слово Скатти - …Выходит, что есть могущественные, а есть - слабые Боги? Айдар поклоняются Богу Соленого Моря Сириону и Фаэрону – Богу Огня. Пока они не подводили нас, хоть и никогда не проявляли своего зримого присутствия, - ведьма нахмурилась, поглаживая Клыка по прижатым ушам, внимательно слушая собеседницу. – Мой отец – принц Агварес Айдарский всегда говорил, что Сирион помогает только добрым намерениям и борется со злом…по мере своих сил..и… - тут Скатти запнулась, поднимая глаза на Рагну.
Злобная, змеиная усмешка покорежила ее красивые алые губы; белые впалые щеки загорелись огненным румянцем, придавая ее величественному облику полноту жизни и дыхание смерти. Скатти до последнего сомневалась, призрак ли ведьма, но сейчас, пугливо, глядя на ее напряженную фигуру, готовую взорваться ледяным пламенем, сомнения пленницы испарились.
«Если существует на свете мертвый, леденящий огонь, пробуждающий жизненные силы – то я без колебаний вспомню тебя, Рагна»…
Лохматый волк у ее ног поднялся на все четыре лапы и, уставившись прямо в глаза Скатти, намеренно зарычал, показывая свое недовольство. Рагна встала из-за стола так резко, что загрохотали столовые приборы и упал стул на другом конце стола. Руки ее дрожали, и она поспешно спрятала их в длинные рукава черного плаща.
- Ответь мне дитя…только на один вопрос. Один-единственный вопрос, что гложет меня много лет… - тихо, почти шепотом проговорила Рагна, и в ее выразительных глазах блеснули слезы. – Какие…Какие добрые намерения были у твоего отца?! – она злобно вытерла слезу рукавом и отшвырнула ногой стул, напугав засыпающего часового у двери.
Клык угрожающе загудел, ступая на мягких лапах к ноге Скатти.
– Какие такие добрые намерения были у твоего отца, когда он пять лет назад похитил мою девочку…? Мою единственную, любимую, красивую, добрую и скромную девочку?! Ответь мне сейчас же!!! – как разъяренная волчица зарычала она на ошарашенную пленницу, вжавшуюся в стул. – Каждое утро она ходила к Гринфорту собирать малину и клюкву…Она взрослела и хорошела на глазах, и ее ждало прекрасное будущее, ведь она родилась на Поле Ведьм…А в один прекрасный солнечный день я звала ее домой на обед, но увидела лишь черноволосого всадника с гербом Золотого Льва на плаще, уносящего мою любовь неизвестно куда!!! Добрые намерения?! Красть детей у матери – это доброе намерение?! Глупая девчонка! Мой волк бы загрыз тебя насмерть за такие слова, но я милостиво дарую тебе жизнь! Презренная глупая девчонка! Что ты вообще знаешь о любви?
Окликнув рычащего волка, она развернулась на носках и поспешно выбежала за дверь, пряча лицо под капюшоном.
Была уже глубокая ночь, но Скатти все еще неподвижным камнем сидела за столом, уставившись в одну точку.
У нее дергался глаз, но душа ее, как, ни странно, нашла свое долгожданное успокоение. Положив голову на руки, она полночи пролежала возле грязной посуды, пока чья-то вонючая рука вновь не схватила ее за ноющее плечо.