Засуха

 
Анатолий ТОЛПАКОВ
роман
 
Действия Романа «Засуха» разворачиваются в год засухи, поразившей Советский Союз В 1975 году. Зимой 1974 года снег только чуть припорошил землю. В Поволжье, Южном Урале, Казахстане десятки миллионов домашнего скота ждали своей участи, а пока их ждала только пожухлая прошлогодняя трава и остатки заготовленного прошлый год сена. Все жители подверженной засухе территории молча ждали, что предпримет Партия и Правительство.
А партия и правительство (в сущности одно и то же) показало всю мощь Советского Союза. В стороне не остался никто; ни горожане - лазающие по деревьям, как обезьяны и заготовляющие веточный корм, ни парт. номенклатура, разъехавшаяся по благополучным областям, на предмет договора о прессовании прошлогодней соломы. Все заводы должны были изготовить кормоцеха, для запаривания этой самой соломы с добавкой комбикорма, который теперь направлялся только в пострадавшие области. Предупредили даже негров-коммунистов, строящих коммунизм в Африке, мол, перейдите на годик на бананы и жареных термитов или других каракатиц, пока не до вас, своя скотина может погибнуть от бескормицы. Тоталитаризм тоже хорош, когда наступают природные катаклизмы.
Как бы то ни было, благодаря мощи Советского Союза, поголовье скота даже увеличилось. По статистике в 1975 году было перевезено более миллиона вагонов с кормами из одного конца необъятной Родины в другой. Народ был горд своей страной. Пока

 
Аленушке Толпаковым посвящаю.

П Р О Л О Г
Сбор был назначен у деревянной церквушки, срубленной, как обычная изба, только небольшая башенка с колоколами отличала её от других изб, да стояла она на отлёте. Собравшиеся на круг казаки прятались в тень церкви, поджидая атамана. Жара «плавила мозги», как сказал сотник Потапов Григорий. Вдали на телеге показался едущий к церкви атаман, писарь и ещё несколько казаков. При подъезде атамана, казаки почтительно встали, расправляя под ремнями рубахи и разглаживали усы, у кого были. На солнечной стороне, на лавке сидели старики, поставив меж колен свои батожки и грея на солнце старые кости.
- Здорово, братья казаки, - поздоровался атаман. Петр Толкачев
Толпа ответила нестройным гулом, некоторые старики сидя,
приложили свои заскорузлые ладони к вискам, оказывая этим особый почёт к атаману.
- Братья казаки! - обратился атаман к толпе казаков, - постигла нас засуха, а сено косить надо, если зимой падут кони, то мы уже не казаки, а просто мужики. Поэтому с сего дня стада не пасти в поймах рек, за ослушание по двадцать плетей, сняв портки. Сенокос поделить по дворам. За косьбу чужого отмера тоже двадцать плетей. Войсковой атаман говорил, что губернатор решил выдать каждому реестровому казаку по восемь пудов пшеницы, да по два пуда ещё на каждого едока в семье, по два с половиной пуда овса на каждого строевого коня. На всё божья воля, но зиму надо пережить, а для этого надо накосить сена.
Все одобрительно загудели, хвалили губернатора, посмеивались, дескать знает, кого надо подкармливать. Вдали показался мчащийся во весь опор всадник, все повернулись и стали всматриваться, даже старики со слезящимися глазами, приставив козырьком ладони ко лбу. Скакал Ибрайка, староста соседнего башкирского аула и, не переводя духа, выпалил: - Казак угнал вся табун. Убил Салаватку и угнал.- Слёзы покатились из глаз.
- Когда угнали казахи табун? - придерживая руку Ибрайки, спросил атаман.
- Не знает моя. Утром долго нет табун, мой малайка поехал, там мёртвый Салаватка.
Атаман поговорил вполголоса с писарем Бердниковым, долго думал и принял решение:
- Казаки, мы поедем следом втроём, я, Пашка Бердников и Ибрайка, все остальные на сенокос.
-Возьми с десяток казаков с ружжами, - посоветовал один из стариков.
-Не надо. Не воевать еду с казахами. Если это угнали какие башибузуки, Темирхан их сам поймает и доставит к нам. Не след ему с нами собачиться. Следы какие есть? - спросил он у Ибрайки.
- Какой след, атаман? Весь степ отара топтал, травка ни одна не осталась, - ответил правду Ибрайка.
Да, действительно, какой может быть след по такой засухе, остатки травы вытоптала скотина, была бы трава, не бегали бы зря по полю, а то не стадо, а эскадрон всадников, целый день мечется по полю в поисках травы.
- Васька, дай своего коня Ибрайке, - крикнул атаман, собираясь вскочить на коня.
- Моя домой надо, хоронить надо, - объяснял Ибрайка.
- Ну езжай, хорони. Васька с нами поедешь, - приказал атаман.
Гнать галопом коня по такой жаре, значит загубить его, поэтому
атаман выехал быстрым шагом, вслед ему пристроились Пашка-писарь и Васька.
Не будет же угонять косяк в сорок лошадей Темирхан, когда своя тысяча мечется по полю в поисках корма. Откочует он наверно в сторону Тургая, там житняк растёт при любой засухе.
К вечеру были у Темирхана. Увидев воду в речке, кони захрапели, берег речки был выеден весь, но маленькие телята всё ещё бродили по
берегу, надеясь найти что-то съестное, тянули розовые язычки к листьям камыша, пока опасаясь вступить в воду.
- Какой дорогой кунак приехал, - раскинув руки, навстречу шёл Темирхан. Грамотный казах, учился в Оренбурге в реальном училище, собирался в Омск в кадетский корпус, да обмишурился. Влюбился в русскую девку, мечтал уговорить отца на женитьбу, да куда там. Узнал это отец, забрал его домой, с тех пор уже двадцать лет прошло, в Оренбурге ни разу не был. - С хорошими вестями, Петро?
- Салам алейкум, Темирхан, как тебе сказать, по твоим меркам, это не стоит ничего, а по нашим - о-го-го!
- Заходи в юрту, значит, хвалишь меня, раз приехал на готовый бешбармак.
- А что мне тебя не хвалить? Человек ты честьный, сосед хороший, а от добра - добра не ищут, - и, похлопывая по спине соседа, направился к юрте.
Из юрты пахло очень аппетитно и, не евшие целый день путники, глотали слюну. Сидевшие за достарханом старики почтительно вставали и здоровались, знали атамана все, посадили на самое почётное место, но молчали, плохо знали русский язык.
- Говори, Петро, с чем приехал?
- Угнали косяк лошадей у башкир, убили пастуха.
- Ой-бай! - загалдели старики и по-казахски строили свои догадки, качали головами.
- Убили - это плохо. Нам, соседям башкир, плохо, теперь на любом базаре будет завязываться драка. - Темирхан по-своему поговорил со стариками и продолжил: - Слышал, в наших краях появились аргыны и самое воинственное их племя кыркмылтыки. Думаю, это их рук дело. Мощный род, связываться с ними никто не будет, я тоже не буду, если это они, то уже их нет. Остался только тот, кто их навёл. Если узнаю, на аркане к тебе приведу, пусть судят. Ибраю передай, пусть приедет ко мне и выберет штук тридцать кобылиц. Соседям надо помогать. А как, Петро, с пшеницей?
- Плохо Темирхан. Видишь, всё выгорело. Спасибо самодержцу, выделяет зерно своим служивым, а вам только в Оренбург, на базар.
- Казаков с десяток для сопровождения дашь? Каждому по коню
дам.
- О-о-о, тогда и я с тобой, - смеялся атаман. Выделю Темирхан, казаки молодые хоть белый свет посмотрят.
- Хороший ты кунак, Петро, пей кумыс, разойдутся старики, найдём кое-что другое.- Почему-то при виде атамана всегда вспоминал свою Лизавету - неспетую лебединую песню. Потом угощал водкой казаков, только Ваське не наливал, потому что атаман сказал: «Ишшо пороху не нюхал, рано».
- Много горя приносит засуха, Темирхан, вот куда денешься без казны. Государь не забывает нас, своих служивых.
- Для нас ещё большая беда - джут. Гололедица. Для кочевника гололедица - смерть. Табун вымрет.
- Нам нонче тоже придется забить много скота, не прокормить столько, негде косить. Гиблый край, только разведёшь скотину, побольше, с запасом засеешь и тут засуха. Грешные мы перед Богом, Тимерхан.
- Грешные, грешные Петро перед Аллахом.
- Нонче сильно подрубила засуха, - сокрушался захмелевший атаман.
ЗАСУХА
Роман
Сосед, дядя Ваня, провожал в армию сына и по этому случаю в доме собрались гости. Приехали родственники, как положено в деревне, пришли все соседи, одноклассники призывника и другие приглашённые. Лилась музыка из динамика, торчавшего из форточки, молодёжь табунилась поближе к музыке, мужики сидели на досках, уложенных на шлакоблочины, и курили махру. Дядя Ваня был хороший хозяин и, чтобы всем было удобно и комфортно, устроил эту курилку, поставив посередине дырявый бак для воды, для окурков. Тема разговора была одна - неурожай, самая болезненная тема для сельчанина.
- Смотри-ка, мужики, конец ноября и ни одной снежинки, днём тепло, как летом, это куда мы катимся? -- стряхивая пепел в сторону бака, сказал Иван Ткач, по прозвищу «Профессор». Если его не остановить какому-нибудь авторитетному мужику, то он превратит этот вопрос в лекцию. Свои мужики это знали, поэтому бестактно вставали и уходили по одному, но «лекция» продолжалась, даже если возле него оставался какой-нибудь сопливый пацан, а если уходил и он, Ткач, набравший обороты, ещё долго бубнил один. Сегодня никто ему не перечил, пусть говорит, все ждали приглашения за стол, тогда ни секунды не раздумывая, все встанут и зайдут в дом.
Открылась калитка, и вошёл главный инженер совхоза Петрович со своей женой Раей, черноволосой красавицей. Рая пошла в дом, а мужики, раздвинувшись на скамейке, предоставили место Евгению Петровичу, даже Ваня Ткач тактично умолк. Инженер был родом из соседней деревни, отработал там несколько лет заведующим машинно-тракторной мастерской и вот его перевели сюда главным инженером. Этот перевод больше всего обрадовал его жену Раю. Её он отбил у живого мужа, хоть и пьяницы, и этим был недоволен отец Жени, старик высоких моральных устоев. И как не старалась Рая угодить ему, он всё «воротил морду», как говорила Женина мать. Не принимает старик, не надо. Поселились они сначала в общежитии совхоза, чем доставили немало горя и слёз матери, особенно, когда Рая забеременела, мать открыто выступила против отца, не стесняясь соседей, крыла его во всю и имя-то придумала из фильма «Бармалей», ей казалось, что слово это самое позорное. Им дали квартиру, родился сын, теперь старик стал подкатываться к ним, очень хотелось видеть внука, нянчить его. Характер у Раи был лёгкий, она простила старика, вот и сегодня отец приехал на лошади и забрал на пару дней внука и внучку.
- Нынче зима будет или нет, как думаешь, Петрович? - спросил Михаил Полтавский, лесник.
- Зима-то будет, а вот снег, не знаю, пойдёт или нет. В этом году благодаря весенним дождям, хоть сено заготовили и урожай собрали на семена, а как будет дальше, кто его знает?
- Евгений Петрович, а что будет, если как на Украине в тридцатых годах, три года не будет урожая? -- спросил Шаболка.
- А кто сказал, что там три года была засуха?
- Да мой батька и все хохлы переехали сюда в начале тридцатых из-за голодухи.
- Голодуху можно организовать при самом хорошем урожае. Ты слышал звон, да не знаешь, где он. Государство забирало зерно подчистую. Шла индустриализация. Расплачивались за станки и механизмы только золотом и зерном, а засухи там не было. Это сейчас версию засухи распространяют для оправдания. А переезд на малозаселённые земли Урала и Сибири приветствовался любым правительством, особенно из благодатной Украины. Народ-то там трудолюбивый.
- Да не може быть такое, - засомневался Шаболка.
- Мужики, я знаю, что делать с Шаболкой. Я сначала втолкую эту ситуацию Ивану Ткачу со всеми доводами и цифрами, а потом посажу их на один трактор. Пусть Ткач читает каждую пересменку ему «лекцию», пока не поверит или с ума не сойдёт. Правильно думаю?
Мужики все засмеялись, они уважали Женю за его ум и рассудительность, несмотря на молодость.
- Гости дорогие, просим к столу, - крикнула тётя Рая, выйдя на крыльцо.
Мужики зашевелились, стали кидать в бак окурки, отряхивались и потянулись в дом. Женю хотели посадить во главу стола, как начальника, но он воспротивился.
- Мы самые близкие соседи, поэтому мы должны также ухаживать за гостями, как и хозяева, правда, Рая? - поворачиваясь к жене, спросил он.
- Правда, правда, мы на дню десять раз бегаем друг к другу с тётей Раей, какие же мы гости. Мужики, разливайте по стаканам. Женя, командуй, твои же мужики. Горячее остывает.
Борю-призывника с друзьями и девчатами посадили во главу стола, их праздник, пусть сидят. Родители под всяким предлогом уходили на кухню, и каждый молча страдал, переставляя бутылки с места на место или перебирая посуду. Тяжело было им, старикам, отправляли на два года последыша, как-то первого провожали, не очень грустили, а вот меньшого жалко, да ещё в Германию, отец пошагал по ней.
- Папа, мама, ну что вы попрятались, пойдёмте к столу, всё готово, - тараторила средняя дочь, - и сидите с гостями, мы сами управимся.
Мать уже прикладывала платочек к глазам, отец молча пошёл к столу и присел на краешек скамейки, которую притащили из столовой.
- Ну, Борис, служи хорошо, не подведи родителей, земляков, пиши почаще письма. - Женя встал со стаканом. Следом встали все. Выпив, загалдели, застучали ложки, вилки. Мать с отцом тоже делали вид, что ковыряют в тарелках.
- Женя, пусть разливают по второй, как говорится между первой и второй промежуток небольшой, - протискиваясь вдоль стены, говорила старшая сноха, одновременно собирая пустые тарелки и бутылки.
- Женя, разливайте, пока они голодные, а то наедятся, потом их не упоишь, - все дружно поддержали смехом Раю.
После второй желающих произнести тост прибавилось, некоторые, произнеся тост, выпивали сами и закусывали, не обращая внимания, поддержал его кто или выпил один и ладно, было бы сказано. После третьей рюмки стал подниматься для тоста старик Мальцев, вырывая из рук старухи полу пиджака, которая прижимала его вниз, не давая встать в рост. Наконец старуха поняла тщетность своих действий и отпустила, дед же, увидев пустой стакан, поднёс к бутылке и сказал: -- Наливай!-- Чья-то услужливая рука наполнила полный стакан, чем ввела бабку в ужас, кто же его потащит.
- Бабушка, доведём его до дома в лучшем виде, - сказал, успокаивая бабку, Евгений Петрович. - Говори, дед.
- Борис. Ты знаешь, шо немцы боятся уральцев и сибиряков больше, чем чёрт ладана. Вот как идёт наш полк, а немцы знают, что он уральский, тикают, аж пятки сверкают, - полный стакан водки делал своё дело и дед начал путаться, - главное Боря, береги голову, н-не забувай одевать каску, если даже до ветру пошёл. А так, только вперёд, мы как бывало пойдём вперррёд, - дед закатив глаза, покачал головой, - бегут, аж пятки сверкают.
- То-то у тебя обе раны на заднице и на ляжке сзади, - ввернула старуха.
- А эт-та, я мырял в воронку, я же говорю надо в первую очередь б-беречь голову, - дед поднял руку, пытаясь продолжить речь, но тут бабка своевременно дёрнула за полу пиджака, и дед плюхнулся на скамейку. Молодёжи было смешно, они смеялись беззвучно, держась за животы, чтобы не обидеть старика. Дальше произошло то, что и происходит на всех деревенских вечеринках. Разбившись на группы, говорили каждый о своём. Молодёжь ушла танцевать на улицу. Деда Мальцева одолевала дремота, он даже тяжело вздыхал время от времени, низко уронив голову. Бабка чувствовала, что пора уходить, да кто ей поможет, все заняты своими разговорами. Один Петрович обратил внимание и спросил у бабки:
- Что, деду пора на боковую? Мы с Раей сейчас проводим вас.
Рядом сидящие помогли вывести деда из-за стола, потревоженный
он попытался запеть «Б-быв-вали дни вес-селые, по десять дней не ел, не т-то, что было нечего, а просто не х-хот-тел». Рослые Женя и Рая подхватили деда под белы рученьки, его седая голова с реденькими волосами доходила им до плеч и чуть не на весу повели домой.
- Прямо стыдоба с ним ходить куда-нибудь, - причитала, семеня сзади, бабка. - Говоришь, не пей, старый уже. не слушает.
- Ничего страшного, бабушка, чужих нет, все свои, деревенские, нам бы прожить такую жизнь, ещё удастся или нет, - успокоил бабку Женя.
- А что вы будете одна, пойдёмте с нами, дед теперь будет спать, - предложила Рая.
- Спасибо доченька, только я останусь с ним, вдруг пить захочет, да и устала я. Спасибо детки, идите гуляйте, мы своё отгуляли, полежать охота.
Женя с Раей попрощавшись, ушли обратно на проводы. Подходя к дому услышали гармонь и разухабистую песню «Провожала Ваньку мать во солдаты»
- Пойти бы домой, полежать, детей дома нет, - шептала Рая.
- Успеем, неудобно удирать раньше времени. - Женя прижал к себе жену. - Завтра нужно выделить автобус им, пусть увезут солдата в военкомат, меня-то отец увозил на лошади.
Навстречу из калитки выскочила парочка, взявшись за руки, но увидев главного инженера, стеснительно отпустили руки и расступились по сторонам, пропуская их. Рая с Женей солидно прошли между молодыми и, только, закрыв калитку, Рая вспрыснула.
- Я бы тоже сейчас убежала с тобой, - прошептала она.
Из дома слышались звуки выходящей гармони, наяривавшей «Барыню». Сзади уже раздавался стук каблуков нетерпеливых баб. Проводы были в разгаре и до какого часа не гуляли бы вечером, наутро все приходили похмелиться и проводить солдата.
П
Женя к семи часам был на разнарядке, напомнил завгару Чубу про автобус на проводы и уселся на потёртый дерматиновый диван, стоящий в кабинете директора совхоза.
- Александр Васильевич, к нам поступил новый трактор МТЗ. На какое отделение отдадим?
- Ты обещал кому?
- Да нет, по производственной необходимости надо бы отдать на третье, водопровода нет, всю зиму надо развозить воду.
- Ну, отдай на третье. Вот два года обещают начать строительство водопровода, а воз и ныне там. Просил у райкома, чтобы отдали деньги нам, мы бы сами давно построили, да куда там, даже не разговаривают.
-Надо же райисполкому держать строительный отдел, разве отдадут нам, если раздадут полномочия совхозам, тогда и они на хрен не нужны.
Собирались все специалисты совхоза. Зашёл главный ветврач, хороший специалист, но выпивоха, а на замечания и выговоры директора всегда отвечал невинным голоском: « Ну, Александр Васильевич, я же не виноват, что профессиональной болезнью ветврача является бруцеллёз и алкоголизм». Директор был нормальный мужик, ценил в основном профессионализм, другой бы давно турнул. Главный агроном Володя Чернов имел тоже один недостаток, был заядлым охотником, даже хотел приохотить к этому директора, да тот не поддался, зато было на кого свалить областных начальников, желающих поохотиться. Главный зоотехник Аман был ответственным за устройство шашлыков и бешбармака для вышестоящего начальства. Председатель профкома был ответственный за спиртное. Ловкий был мужик, пропитые с начальством деньги тут же списывал следующим образом: ловил какого-нибудь
Василия, Петра или Степана, заставлял их писать заявление на материальную помощь, оказывал эту помощь, половину отдавал заявителю, а второй половиной покрывал пропитое с начальством. Парторг тоже был из понятливых мужиков, знал, что тягаться с директором совхоза ему не под силу, уж больно сильный хозяйственник Александр Васильевич, а у него слабость, он бабник. Может быть, парторг и не такой уж бабник, каким постоянно делает его жена Рита, ревнуя к каждому столбу. Она даже подходила к директору по этому вопросу и грозилась поехать в райком.
- Дура! - прямо сказал директор, - поехала бы моя жена, вызвали бы, пожурили для галочки и всё, твоего же сразу выгонят и где он будет работать? Скотником? Верней всего запьёт от горя, что собственная жена заложила. Ты этого добиваешься? Успокойся. Никому твой сивый, на хрен не нужен. Пришла бы жена инженера Петровича, я бы ещё поверил. Мужик видный, симпатичный, а твой-то шпингалет кому нужен? Так что не дури, ты наоборот должна его поддерживать, а ты топишь. Иди, Рита, не дури.
Видно Рита подумала, пыл ревности увял и она ушла.
На разнарядке решили все вопросы, стоящие на повестке дня. Евгений Петрович заехал на своём «Газике» на проводы, где заодно и позавтракал, проводил солдата и направился на третье отделение за десять километров. Подъехав к мастерской отделения, увидел, как управляющий отделением, хлопая себя ладонями по бёдрам, чем-то возмущался. Женя вышел из машины, к нему квохча, как наседка, двинулся управляющий.
- Вот, посмотри, Петрович, доработался, аж ляжка лопнула у стогомёта. Вот работнички. Ну с ума сойдёшь с ними, - кипятился управляющий.
- Ну и какие проблемы, заварите, сверху наложите пластину и ещё проварите для жёсткости. А зачем тебе стогомёт, вроде все полевые работы закончены? Пора вообще снимать стогомёт с трактора.
- Евгений Петрович, обещал я сегодня сено увезти начальнику управления.
- А тебе на хер он нужен, начальник управления? Какие у тебя могут быть дела с начальником районного управления? Ну что за хапуги. Знаю, что беловский инженер увёз ему аж две телеги, а тут вези за пятьдесят километров сено. Что рядом совхозов нет? И не вздумай или выписывай за свой счёт прогон трактора. Ты, Палыч, не бери на себя лишнюю обузу, есть директор совхоза, а он вишь ли решил втихаря щипать. Знает, что такие простачки, как ты, не смогут отказать. Наглец высшей пробы, совсем зажрались, чувствуют себя барами, - и обращаясь к механику, сказал, - Володя, езжай, получай новый МТЗ. Кому отдадите трактор? Зиму будет возить воду и чтоб никаких срывов.
Управляющий и механик посмотрели друг на друга вопросительно.
- Ну кому? - спросил Василий Павлович у своего механика.
- Давай отдадим Вите Ненашеву. Он непьющий, за техникой смотрит.
- Давай, -- согласился управляющий.
-Езжайте, заедете в центральную бухгалтерию, возьмите доверенность, и на тебе чековую книжку.
Женя достал из внутреннего кармана чековую, и, подавая механику, сказал:
- Вернёшь мне. Проверь комплектность.
Механик ушёл, а управляющий, переживавший за сено начальнику управления, опять начал разговор.
- Петрович, я же не стал отказывать Мухину, чтобы он не взъелся на совхоз.
- Успокойся, Палыч, у тебя есть непосредственный руководитель - директор совхоза, а на всех остальных положи, они для тебя никто. Позвони, объясни, что без директора не можешь, запретили тебе. Вот я, как заместитель директора по производству, запрещаю тебе. Усёк? - Палыч согласно кивнул головой. -- Ну тогда я поехал.
- Петрович, а что со стогомётом? Снимать с трактора или варить ляжку? Надо же так доработаться, что ляжка сломалась, -- возмущался Палыч.
- Да не возмущайся ты, меньше всего виноват тракторист. Знаешь, во всех конструкторских справочниках написано, что самая никудышная сталь Ст3 годится для сельскохозяйственного машиностроения. По бессовестному, пойдёт эта сталь для сельского хозяйства, вместо того, чтобы пустить его на переплавку, зачем чьё-то головотяпство валить на тракториста. Сколько в году работает каждая сельхозмашина? От силы месяц, потом мы ищем на него запчасти, которые никто не потерял, а в сельхозтехнике они отсутствуют. Месяц ремонтируем, а года через три уже не поддаётся ремонту, надо списывать и покупать новые сельхозмашины. Мы уже привыкли и никто об этом не думает, потому что машины государственные, деньги на покупку новых машин государственные, зарплата наша государственная и экономисты тоже казённые, кроме того металлургические заводы тоже требуют металлолом, вот и идёт переливание из пустого в порожнее и не в наших силах, Палыч, что-то изменить. Я доходчиво объяснил тебе? - закуривая, спросил Петрович.
-Доходчиво. Только вот опять, - засомневался управляющий, - неужели руководство об этом не знает?
- Какое руководство?
- Высшее.
- А им наплевать на сельское хозяйство. Давно ли ты стал зарплату получать?
- Ну, как развернулась целина.
-Вот высшее руководство и думает, что сельское хозяйство налажено, а если говорить начистоту, если делать всё по уму, как делается за границей, половину наших бездельников надо повыгонять. А куда их деть? Опять головная боль руководству. Так пусть, думают, идёт, как раньше шло, ну, наверно, пока не дойдём до ручки.
- Евгений Петрович, открыл ты мне глаза, а я никогда и не думал об
этом.
- А тебе и не надо голову ломать, толку, что ты будешь думать. Изменить ты ничего не изменишь, а вот здоровье подорвёшь. Я же знаю твой беспокойный характер. У тебя, я слышал, внук родился, думай лучше о нём. Приятней же думать о внуке?
- Ещё как. Внук это одна радость. Скорее бы снег пошёл, плохо без снега, неуютно. Через два дня начало декабря, а земля голая.
- Ладно, Василий Палыч, поехал я в район, повёз график ремонта техники. Будь здоров, - и сел в машину.
- Петрович, давай загоним на ремонт в первую очередь наш Т-100, бульдозер, а то начнутся бураны, надо откапываться.
- Он у меня и так в первой очереди, гоните в МТМ, действительно его нужно отремонтировать, может быть снег и пойдёт, небесная канцелярия расщедрится. Мужиков ставь на ремонт борон, сеялок, займи людей, меньше пьянствовать будут. Кузнецом кто у тебя будет на отделении?
- Ну, Тимоха, опять.
- Тимоха - пойдёт. Одну машину угля разгрузи для горна возле кузницы.
- Растащат опять ночью, кто рядом живёт, - с сожалением сказал управляющий.
- Давно бы сварил будку и пусть кузнец замыкает и от дождя, и в снегу не рыться потом. Слушай, Палыч, тебя старого волка учить, что ли, хозяйствовать? Дома-то наверно, у тебя уголь не лежит под открытым небом, а тут казённое, пусть поворуют или со снегом перемешают, всё равно привезут и всё нам до лампочки.
- Завтра сварного поставлю варить будку. И что это я раньше не подумал? А то прошлую зиму рассказывала молодёжь. Прогуливались они с девчатами возле кузницы и видят, в темноте однорукий Малаш тащит целое корыто угля, даже лямку сшил, как бурлак. Ну, молодёжь и кричит ему для смеха: «Ты куда, Малаш, попёр совхозный уголь, завтра управу скажем», им-то всё равно, посмеяться надо, а тот в ответ им не очень громко «Это не я, не Малаш, а Петька Кожемякин», ну молодёжь и покатилась со смеху, а иначе бы не рассказали. Всем всё равно, всё вокруг колхозное, всё вокруг моё, - с сожалением сказал управляющий.
Ш.
Перед районным управлением стояло несколько машин и возле крыльца курили мужики. Женя с особым удовольствием поздоровался с главным инженером совхоза имени Горького Гайворонцевым, многоопытнейшим патриархом, уже давно переросшим должность директора совхоза, но беспартийным. Директор совхоза номенклатура обкома партии и будь ты семи пядей во лбу, а без партбилета никуда, вопрос о дальнейшем карьерном росте даже не рассматривается. Гайворонцев чувствовал разум Евгения Петровича, относился к нему с уважением, несмотря на молодость, поэтому тоже с удовольствием, крепко по-мужски пожал его руку. Вышел экономист управления, закурил сигарету. Гайворонцев толкнул Женю и, чтобы слышал экономист, сильным шёпотом сказал:
- Смотри, свои курит, - кивнул в сторону экономиста.
- Свои экономит, - поддержал его Женя, - давно уже не стреляет.
Они подтрунивали над экономистом, вспоминая случай месячной
давности. Тогда, выйдя с совещания по подведению итогов окончания уборки, все закурили и, не упуская случая стрельнуть сигаретку, вышел и экономист управления. Коля Авраменко, инженер «Уральца» опередил его и доверительным шёпотом попросил «Васильич, не займёшь трояк, сейчас ребята будут складываться, а я дома деньги забыл?» Васильич вытащил молча из кармана три рубля и отдал Коле. Никто и не обратил внимания, пока Авраменко не вернулся, обнимая коробку из-под одеколона, в которую горкой были сложены сигареты «Прима», пачек двадцать с лишним и, подавая коробку экономисту, сказал:
- На, Васильич, поживи хоть месяц, не стреляя сигарет. -- Васильич смотрел с недоумением на гору сигарет и от растерянности спросил:
- А зачем?
- Затем, чтобы ты не стрелял постоянно.
Перед управлением хохот стоял гомерический.
- План ремонта сдал? - спросил Женя.
- Сдал, да у меня все сельхозмашины отремонтированы, теперь буду добавлять каждый месяц в сводку по паре штук, а то я однажды хотел вые.... по молодости и подал в сводку стопроцентную готовность. Так, скотина, Илья, за зиму вообще перестал включать меня в разнарядку на дефицитные запчасти, -- посмеиваясь, сказал Гайворонцев.
- До этого я как-то сам допёр и никогда не даю полную готовность, инженерам медали не дают всё равно.
- Вот смотри Жень, агроном всю зиму спит, делать ему нечего, зоотехник всё лето бездельничает, скотина пасётся, а мы же, как прокажённые, летом полевые работы, зимой ремонт, а вот случись рекордный урожай, на высоте будет агроном, и не вспомнят про инженера, техника которого убрала этот урожай. А вообще правильно говорят: «Был бы дождик, был бы гром, на хрен нужен агроном».
- А слышал анекдот. Эйзенхауэр спрашивает Хрущёва « Слушай, что такое осот, дайте нам немного семян, мы хоть посмотрим, что это за растение». Хрущёв отвечает: «Не надо семян, я пошлю к вам несколько своих агрономов, и у тебя поля сами зарастут осотом».
- Правильно, - хохотал густым басом Гайворонцев. - Иди, Женя, сдавай план свой, тут мужики что-то мышкуют, выедем в лесок, хоть погутарим.
-Вот и «Маяк» приехал, можно составлять сводный план. Здравствуй, Евгений Петрович, - подавая руку, сказал Поздняков.
-Здравствуйте, Илья Михайлович, - усаживаясь против главного инженера управления, ответил Женя. - Илья Михайлович, почему я не получил в этом году ни одного газоновского колеса? С трёх отделений нужно возить учеников на центральное в школу, а автобусы разутые. Уже два грузовика поставили к стенке, а колёса переставили на автобусы, это же не выход из положения. Начну трубить об этом, опять же я буду перед вами плох. Подскажете выход? Или, кто тянет, на того и грузят?
- Евгений Петрович, нужно было закрывать более тяжёлые участки, не кипятись.
- Колхозам, где по одному автобусу, вы не забываете разнорядить по шесть колёс, а мне с пятью автобусами ни одного? Директор с этим вопросом в ближайшее время пойдёт в райком и я просто вас информирую, чтоб вы были в курсе. -- Поздняков вот-вот уходил на пенсию и скандалов с райкомом боялся хуже проказы. -- Или с первого поступления дайте хоть одну машину, в Челябинск некого послать, одно старьё, шофера боятся ехать, совхоз самый дальний в районе, а поддержки никакой.
-Вы, ребята, идите покурите, а мы тут поговорим с Евгением Петровичем тет-а-тет, -- обращаясь к инженерам отдела, сказал Поздняков. Все с радостью побросали ручки и ринулись в коридор. - Вот что, Женя, в марте я ухожу на пенсию, предложил твою кандидатуру начальнику управления на моё место, он не против и тебя поддерживает секретарь райкома Шустов. Вы же с ним вместе учились?
- Учился я, а он списывал и открыто говорил, что никогда не будет работать инженером. Отец передовой председатель колхоза, Герой Социалистического труда, наверно знал, что говорил.
- Ну это не моё дело, так что побудешь ещё в моей шкуре.
- Так я же не коммунист.
- А здесь и не надо быть коммунистом, мы же инженеры, не номенклатура обкома.
-А в таком случае, почему не Гайворонцев, у него и опыта побольше и все инженеры его уважают.
- Говорил я с ним, так он знаешь, что ответил?
- Что?
- Чем работать в этом гадюшнике, я лучше повешусь. - Поздняков смотрел на Женю, ожидая его реакции, а Женя посмеявшись, сказал:
- Ну и молодец, Геннадий Прокопьич. Это дело далёкого будущего, а что мне сейчас делать? Скажу сразу, я не в восторге от предложения, в совхозе я привык, сроднился с людьми, так что надо думать, советоваться с товарищами, женой, родителями. -- С родителями Женя даже и не думал советоваться, потому что они приняли бы это на «ура», чтобы похвастаться перед соседями.
- С первого поступления дам тебе шесть баллонов и первая поступившая машина будет твоя.
- Шесть колёс? Да вы что, смеётесь? На семьдесят пять машин шесть колёс? Ладно, мне надоело, пусть решает директор, - припугнул опять Женя.
-Ладно, должна поступить разнарядка на шестьдесят колёс, половина будет твоя, завтра позвоню в областное управление. А по должности думай.
- Разрешите идти, - с поднявшимся настроением встал Женя.
- Иди, Петрович, да пусть эти бездельники идут в кабинет. С радостью убежали, - бурчал Поздняков.
Полянку выбрали уютную, уже давно вытоптанную, заросшую густым кустарником вокруг так, что посторонний взгляд не увидит ни машин, ни людей, а то прошлый раз выбрали место за лесопосадками, только выпили, хорошо разговорились, что даже не заметили, как подъехал секретарь райкома. Двое уже боролись на руках, болельщики поддерживали возгласами.
- Боретесь? - спросил подъехавший секретарь.
- Николай Михалыч, вот решили обсудить некоторые вопросы в непринужденной обстановке, вы не против? - спросил Гайворонцев.
- Да я не против, вот только как посмотрит на пьяных за рулём милиция, всё равно будете через райцентр проезжать. Боритесь, боритесь, -- сказал секретарь и уехал.
- Интересно, что он думает, где милиция кормится и как содержит скотину свою или думает, раз я главный специалист совхоза, то меня не тянет выпить, и я должен застыдиться, покраснеть, вырыгать водку, за которую деньги плачены и устремиться под подол своей бабы? Давайте скинемся у кого сколько осталось и остановимся в центре Чесмы, ну ни одна морда милицейская не подойдёт, а если подойдут, то только в надежде выпить на халявку, - сказал Гайворонцев.
Так и сделали. Никто не подошёл, а больше ни у кого не было денег и все разъехались по домам.
А сегодня выбрали хорошую полянку.
- Женя, гони трояк, сегодня скинулись по трояку, чтобы потом не ездить, а за тебя я вложил, пока ты шептался с дедом, -- сказал Коля Авраменко.
- Держи, - подавая три рубля, ответил Женя, усаживаясь на вынутую из УАЗика сиденье. Земля уже была холодная.
- Снег нынче выпадет или нет?
- А Бог его знает. Вот смотрите, как только ввели премиальные по двенадцать окладов за перевыполнение плана, ни одного благоприятного года. Заметили, мужики? - Черновский инженер оглядывал всех, ища поддержки своим словам.
- А заметили, как поднялся план? Чтобы получить премию, нужно получить среднюю урожайность по двадцать центнеров с гектара, так что рот не разевайте, казну обдурить тяжело, так как она так и смотрит, чтобы кого-нибудь самой обдурить, -- сказал Г айворонцев.
- Ну их на х.. мужики, давайте лучше про баб или анекдоты, - рассердился Авраменко, - вот чем отличается французский инженер от русского, знаете?
- Чем?
- Французский инженер во время работы говорит о работе, во время отдыха о бабах, а русский во время работы - о бабах, а во время отдыха - о работе. Давайте лучше послушаем Дацюка, как его очистила баба в Челябинске.
Дацюк, здоровенный бугай, нисколько не расстраиваясь, стал басить:
- Откуда я знал, что она воровка. Кувыркались в парке до утра, всю задницу комары искусали, а заметил, что нет ни копья, когда сел в троллейбус и хотел купить билет.
- Что, даже три копейки не оставила? - смеялись мужики.
- Да мелочь наверно высыпалась, когда кувыркались.
- Ну, а баба какая?
- О-о-о! Баба работала, как швейная машинка, титьки, как двухпудовые гири.
- Тяжёлые? - раздался взрыв смеха.
- Нет, большие.
- Ничего, Толя, не расстраивайся, что пропито и прое..., всё в дело произведёно, - наставлял Гайворонцев.
Разъехались, когда уже стало темнеть.
IV.
На Новый, 1975 год лениво начали падать мелкие снежинки. Все с напряжением всматривались в небо, надеялись, что наконец-то повалит снег. Но он не повалил, а чуть-чуть побелил поля, а где была высокая пожухлая трава, даже не побелил, провалился. Земля в своей наготе имела сиротливый вид и казалось, что она обиделась за то, что её не укрыли. В наших краях это была первая бесснежная зима, бывали малоснежные, но такое первый раз. Кони паслись всю зиму, ни разу не ударив копытом, чтобы разгрести снег, как они делали при тебенёвке. Тоскливо было на душе у всех, кто связан был с землёй. Нет снега, нет влаги, нет урожая, нет кормов для скота, нет картошки и овощей. Казённую скотину прокормят - государство не даст умереть, а что с частным скотом? Каждый хозяин надеялся как-нибудь выкрутиться и правильно надеялся. В совхоз корма будут возить всё равно, прошли времена, когда скотине давали падать от бескормицы, а раз будут корма у совхоза, значит, они будут и у частника. «От большого немножко, не воровство, а делёжка», - говорит поговорка. Государство само приучило воровать. Никто никогда и не подумал открыть магазины, где продавали бы корма. Хочешь держать скотину, выкручивайся, да хоть юлой завертись, кроме как своровать нет выхода. Сельский работник может получить натуроплату, а учителю или врачу не положено, а магазина нет. Как должен действовать учитель и врач? Покупать ворованное. А за что? За бутылку. Вот так и приучило государство всё воровать, ворованное пропивать. Были худшие времена, люди выживали, а теперь все затаённо ждали, что же будет дальше, никто не попадал в такую экстремальную ситуацию. Эту зиму проживём, корма есть, а дальше война план покажет. Крестных ходов не было. Бога все забыли - потому что страной руководили коммунисты-атеисты, поэтому Бог не дал главному атеисту два квадратных метра земли.
- Давай съездим к родителям, понаведаем, я по детям соскучилась, - обнимая мужа, попросила Рая.
-Да дети домой захотят, старики обидятся, - ленясь ехать, не соглашался Женя.
- Не захотят, - обняв голову мужа, она упёрлась грудью в лицо ему, зная, что это сильно возбуждает его.
- Ладно, поедем потом, - он, целуя, заставлял её пятиться в сторону дивана, а она на ходу расстёгивала кофточку.
Им было очень хорошо. Женя лежал молча, слушал, как успокаивается, сладко постанывая, Рая и думал, почему так устроено, что мужчина так бурно получает удовлетворение и сразу наступает апатия, как бы он не любил женщину, а вот женщина бережёт своё удовлетворение и старается сохранить подольше. Начни её сейчас ласкать и она готова на всё.
- Хватит, роднуля, ехать - значит ехать, - поднялся Женя и начал одеваться. Рая с блаженной улыбкой продолжала лежать, не стесняясь своей наготы, родной всё-таки муж. Но как бы не было хорошо, надо вставать и Рая стала одеваться тоже.
Родители с детьми встретили их с радостью, только у стариков была в глазах какая-то тревога и не выдержав, мать спросила:
- Чё заторопились, пусть бы все каникулы пожили бы у нас.
- Ну и пусть живут. Мы что, забираем их? Мама, я же тоже ваше дитё и скучаю по вас, вот и приехали.
Дело приняло совсем другой оборот. У матери на лице появилась улыбка. Отец, который молча сидел на табуретке, явно страдая, зашёл сразу на кухню и стал сыну рассказывать деревенские новости. На вопрос матери «Настенька, поедем домой?», Настя категорично ответила: «Нет, я с бабой буду жить». Все засмеялись.
- Мама, вы, наверное, балуете их, - с укоризной сказала Рая.
- Посмотрю на тебя, то есть посмотрела бы, когда ты станешь бабушкой, будешь баловать или нет.
- Посмотрите ещё, прабабушкой будете.
- Дай то Бог. А ты чё сидишь? - накинулась на отца.
- А чё, плясать что ли? Так колени болять.
- Сходи к Степану. Замучил, надо ему Женю увидеть и всё. Спрашиваю зачем, не говорит.
- Ладно, схожу, - и дед стал, кряхтя, одеваться.
Пришёл дядя Стена, поздоровался, уселся на табуретку и без предисловий начал, видно устал ждать Женю.
- Женя, ты институт закончил, а то наш Коптырев ничего не знает.
- Институт. В Челябинске, а Коптырев техникум в Троицке, но он молодец в технике волокёт и главное, он партийный, так что будет работать главным до пенсии.
- Да хай он робит. Мой внук нонче заканчивает школу и рвётся в военное училище. Так он же и на похороны мои не приедет? Поговорил бы ты с ним.
- Дядя Степан, как я могу отговаривать его, если у него есть желание стать офицером, может быть пацан мечтает об этом. Даже пытаться не буду, у человека только жизнь начинается, свои планы, а тут я. Нет, дядя
Стёпа, не обижайся, у каждого своя дорога и пусть идёт по ней, раз он её выбрал. А кто успеет на похороны, один Бог только знает.
- Правильно, сынок. Парень вырос, думает своей головой, и ты, Степан, не шибко встревай в его жисть, не твово ума это дело, где ему учиться. Свои-то дети разъехались кто куда, одна Лена и осталась в деревне, да и внук должен киснуть возле тебя? Ишь ты, какой Бармалей. - Женя с Раей невольно засмеялись.
- Мама, ты откуда знаешь про Бармалея, - спросил Женя.
-Так кино же было или мультфильма, не помню, так он всем досаждал, как отец или Степан сейчас. Давайте будем ужинать. Скидавай, сосед куфайку свою, бутылочку поставлю, скидавай.
Дядя Стёпа, услышав про бутылку, мигом скинул фуфайку и присел к столу. Когда выпили, Степан ещё не закусив, спросил у Жени:
- А что говорят про снег? Зимы-то нет.
- Никто ничего не знает. Так же как и вы.
- Была у нас засуха в двадцать девятом году, помню, пацаном был, так тогда всё лето ни дождинки не выпало, а зимой снег был. Помнишь, Петро?
- Да, зимой снег был, только дождя не было, зато жрать совсем не
было.
Женя знал истинную причину голода, но решил, лучше промолчать. В двадцать девятом году горе-руководителям страны опять в городах пришлось ввести хлебные карточки, а в деревнях штрафы и тюрьмы за непоставку зерна. Горемычный народ голодал и дрожал от страха. Нигде об этом он не читал, не было таких книг, а делал такие умозаключения прочитывая подшивки старых газет в публичной библиотеке. Случилось так, что он познакомился с девушкой-библиотекарем, и как-то она попросила помочь перенести ей подшивки старых газет, вот он и пристрастился читать их, и будучи от природы головастым человеком, сопоставлял разрозненные факты, сделал для себя выводы, которые никак не сходились с официальной версией. Любые успехи, преподанные взахлёб, он воспринимал скептически, а со временем это подтверждалось от следующих статей « головокружение от успехов».
Когда начало темнеть, они засобирались домой и спросили у детей:
-Поедете домой?
-Нет, - хором ответили ребятишки, а дочка даже притопнула ножкой.
Родители были довольны до слёз, а отец аж крякнул с удовольствием.
-Ладно, мам, приеду перед школой и заберу, - сказал Женя, поцеловав детей и, попрощавшись, пошёл прогревать машину.
- Мама, сами бы с отцом как-нибудь приехали к нам, погостили бы, - предложила Рая.
- Скажи Женьке, на лошади сами привезём детей, так что пусть не едет, они готовы целый день кататься на телеге с дедом. Плохо в этом году сани не запряжёшь. - Поедем! - повернулась она резко к деду, повысив голос, как будто он возражал.
V.
Грустно было смотреть на голую степь. Снег за всю зиму так и не выпал. Припорашивало пару раз, да не смогло прикрыть пожухлую траву. Про снег уже никто не говорил, все молча ждали, куда кривая выведет. Да и райком притих, а следом и райисполком. Управление сельского хозяйства не требовало ежедневных отчётов по рации о ходе подготовки техники к весенне-полевым работам. Если не выпадет снег, то и нет смысла сеять, впустую закопать семена в землю, всё равно не взойдут. Сорняк взойдёт, например, осот тянет влагу из глубины в полтора метра, есть смысл лучше паровать всю пашню. Год пройдёт впустую, зато можно очистить поля от злостных сорняков. Об этом говорил директор совхоза, приехавший с областного партхозактива.
-Владимир Иванович, надо на этот случай составить новую технологическую карту. Будем надеяться на лучшее, но к худшему надо готовиться. Евгений Петрович, нужно готовить технику для командировок, особенно пресс-подборщики, тракторные сеновозные телеги, косилки, грабли, стогомёты, одним словом, всю сенокосную технику. Правительство разработало мероприятия по преодолению засухи на территории Урала, Казахстана и Поволжья. Наша область закреплена за Владимирской и Кировской областями. Будем прессовать прошлогоднюю солому, а если будет возможность подкашивать сено, камыши. Все промышленные предприятия будут заготавливать веточный корм для нас, так что шефы тоже не останутся без дела. Каждый совхоз должен строить свои кормоцеха для запаривания соломы с комбикормами, что это такое пока никто не представляет, но партия говорит надо, значит все будем лепить, кто на что горазд. Ты не знаешь, что это такое, Евгений Петрович?
- Понятия не имею, не проходил такую науку, наверно зоотехники проходили, это их епархия. Просто привыкли к тому, что всё железное -¬дело инженера, а по сути это дело животноводов, они же технологи кормопроизводства.
-Да, вот телефонограмма начальника управления. Именная. Прибыть тебе срочно сегодня же к Мухину. Что это ты срочно ему понадобился?
Евгений Петрович тут же вспомнил прошлогодний разговор с Поздняковым, о котором уже забыл, только ночью тогда поговорил об этом с Раей, когда вернулся с района.
- Ну, а сам-то, что думаешь, - спросила она.
- Сам ничего не думаю, потому что неохота, а ты что думаешь?
- А я думаю, от добра добро не ищут, здесь мы прижились, деревня как своя, люди хорошие, а там кому мы нужны, да и отец с матерью рядом и другие родственники. Я не хочу ехать, это моё мнение, а дальше решай сам. Как решишь, так и будет.
- Золотце ты моё, - обнял жену Женя, - я тоже так думал. Если я поеду, то механически превращаюсь из специалиста в чиновника. Главный инженер управления это чиновник, который распределяет запчасти, технику и, как сказал Гайворонцев, в гадюшник не хочется. Решено, если предложат, я откажусь.
-Александр Васильевич, я знаю зачем вызывает, можно по телефону отказаться, время не терять.
- От чего?
Женя рассказал директору о разговоре полугодовой давности и своём нежелании ехать.
- Нет, Петрович, ты всё-таки езжай. Мухин, хоть и чушка, но всё же начальник управления и отношения с ним не надо терять. Придумай какую-нибудь вескую причину.
- Да что я могу придумать, кроме как жена не хочет ехать.
- Скажи, что пьёшь, - предложил ветврач. Все засмеялись, даже директор улыбнулся.
- Может быть, нам с вами нужно ехать. Он с вами разговаривает осторожно, я это заметил, можно и райкомом припугнуть, мол, в такой ответственный момент забирают специалиста, притом, заместителя по производству. - Заместителем по производству в совхозе, то есть первым заместителем, являлся один из главных специалистов, за это у него оклад должностной был на десять рублей больше, чем у других главных специалистов.
- Резонно, - подумав, сказал директор. - Поедем вместе. - И заглянув в сводку по животноводству, продолжил: - Иван Николаевич, а это что за падёж телят, их молоко телятницы выпивают, что ли?
-Александр Васильевич, а это телята чёрно-пёстрых коров. Они слабенькие, смотрим, как и за другими, а утром смотришь, копыта откинули. Говорил Аману, не надо брать этих коров.
- О, нашёл крайнего, - взъерепенился зоотехник, - ты же видел, что насильно всучили их, охота была возиться с ними. Всучили, как высокоудойных, а толку от них. Кто отдаст хороших коров? Выводили не породу, а масть, как будто от масти зависит удой. Скоро и по мясу не будем план выполнять. Было взвешивание, не было среди них ни одной коровы, чтобы живой вес дотянул до четырёхсот килограммов, значит мяса в них килограмм сто восемьдесят в лучшем случае, а наши сементалки дают двести пятьдесят - триста.
- А что вы теперь после драки кулаками машете, для чего я здесь? Думали директор по специальности инженер, ни хрена в наших делах не рубит, чем ссориться с зоотехническим отделом, который принимает ваш отчёт, втихаря приняли коров, которых они закупили по тупоумию. Почему не известили меня, если вам давали их насильно? Вообще, для чего вы здесь штаны протираете? - на скулах у директора появились желваки. - Чтобы в следующий раз думали головой, а не жопой, подготовьте приказ, где припишете три телёнка - главному ветврачу, два - главному зоотехнику, по одному на ветеринарных техников и зоотехников отделений и телятниц. Ночуйте в коровниках, но падежа чтобы не было. Всё!
-Ну как не обострится профессиональная болезнь после такой взбучки, - пошутил неунывающий ветврач и, глядя на Амана, спросил - может, поделим с тобой по два с половиной телёнка, оклад-то одинаковый, а платить мне за трёх телят, а тебе за двух. Несправедливо. Пиши ты приказ, если буду писать я, то обязательно поделю поровну.
Мужики, посмеиваясь над животноводами, выходили из кабинета директора и закуривали, Женя остался спросить, когда поедут в район.
- Сейчас, я заеду домой, попью чаю и заеду за тобой, - ответил Грачев.
На улице пригревало солнышко конца марта, припорошенный снег давно исчез, не было ручейков, грязи, как бывает весной. А вокруг расстилалась грязно-серая жухлая прошлогодняя трава, вдалеке желтела стерня, за ней тёмная лесополоса, ни одной зелёной травинки, да и рано пока -- соображал Женя, может быть появится хоть какая-нибудь зелень, а так земля похожа на позднюю осень.
- Что-то рано сегодня на обед, - удивилась Рая.
- Жена, едем с директором отказываться от должности.
- От какой?
-Ты уже забыла? Меня хотят перевести в район. Помнишь? В управление?
- А-а-а! Вспомнила! Давай отказывайся. Мне, допустим, хорошо и здесь. Езжай один, если хочешь, - Рая хитро смотрела на Женю.
- Поживу пока один, девчат в районе много. Не заскучаю.
- Ах ты! Убью! - Рая обхватив его за пояс, прижалась всем телом. - Ты нравишься бабам, тебя опасно одного оставлять. Мигом окрутят. Бабы сейчас наглые.
- Давай чаю, сейчас подъедет директор.
- Ой, всю жизнь лежал бы с тобой в обнимку, - отпустила Рая и стала разливать чай.
Женя рассказал про падёж телят и о профессиональной болезни ветврача. Немного посмеялись шутке и Рая опять сердобольно стала защищать животноводов, вспомнив об их семьях.
- А как бы ты поступили на месте директора, жалостливая моя?
- Я бы простила, отругала и простила.
- Вот поэтому тебя и не поставили директором, а поставили Грачёва. Если идёт падёж телят, нужно было поднимать тревогу. Из-за чего падёж: или болезнь, или недокорм? В районе целый ветеринарный отдел, ветлечебница от скуки полынку перегоняют на спирт, ожирели все, за породистых сойдут. А данные дойдут до райкома? Все будут в стороне, чесать будут одного директора. Вот вызывай их, если у самого тямы не хватает, а то внесли в сводку и успокоились, а семьи пусть обижаются на своих пап и мам, которые не хотят добросовестно работать. Я полностью поддерживаю действия директора, иначе будет бардак.
- Ну, ладно, ладно. Успокойся, я просто так, не подумав, брякнула, умница ты мой справедливый, - вытянув вперёд губы, просюсюкала Рая.
Подъехала директорская «Волга» и Женя, чмокнув Раю в губы, ушёл на улицу.
Всю дорогу они молча смотрели на унылый пейзаж, на безоблачное небо и на превратившиеся в ручейки реки, питающиеся только родниками, даже не слышалось весёлого щебетанья птиц, как бывает весной. Возле деревень бесцельно бродила скотина, выпущенная хозяевами пощипать травку, которой не было, сено домашнее, сохранившее в стогу витамины, было вкуснее пересохших остатков прошлогодней травы.
К начальнику управления зашли вдвоём. Мухин оборзевший, даже не кивнул им головой, а показал на стулья возле приставного стола, приглашая присесть.
- Александр Васильевич, вы ко мне по делу? Вызывал-то я Евгения Петровича.
- Вот по этому делу я и приехал. Вы же хотите забрать у меня Евгения Петровича. Так?
- Так, - ответил Мухин чётко.
- Вокруг такая экстремальная ситуация, предстоят длительные командировки, постройка кормоцехов и вы его хотите забрать, чтобы он сидел и перебирал бумажки? Да не бывать этому, сейчас из этого кабинета иду в райком. В первую очередь вы должны были позвонить хотя бы мне, узнать моё мнение. Может быть, он раздолбай, а почему не спросили его согласия?
- Он же согласился с Поздняковым, да и секретарь Шустов его рекомендовал.
- Никогда я не соглашался с Поздняковым, только что разве не противоречил, так как очень нуждался в газоновских колёсах в тот момент. - Директор, при этих словах, опустив глаза, заулыбался.
- А Шустов?
- А Шустов тянет сокурсника повыше, спасибо ему, а между нами даже разговора не было, а если мы встречаемся, то говорим только о бабах, которых приводили в общагу.
- Ну, с Володей мы сами договоримся, - показывая Мухину, что он на короткой ноге с третьим секретарём райкома, сказал Евгений Петрович.
- Неволить никто не собирается. Свято место пусто не бывает, найдём кого-нибудь, на тебе, Евгений Петрович, свет клином не сошёлся, - зло высказывал Мухин. Он думал Толкачёв примет должность с благодарностью, а он, смотри, как себя повёл. А Грачёв пользуется тем, что нравится первому секретарю своей прямотой, вот и разговаривает с начальником управления таким тоном. Пора, брат, пора тебя ставить на место. Распустились, однако.
- Ну, тогда мы свободны, Алексей Андреич? - Грачёв внимательно посмотрел на Мухина.
- Он свободен, - кивнул в сторону инженера Мухин, - а ты, Алек¬сандр Васильевич, задержись, поговорим ещё, раз уже приехал.
Толкачёв, выйдя от начальника, сразу зашёл в инженерный отдел.
- Иди к начальнику скорей, он уже спрашивал про тебя.
- Я уже был у него, и, слава Богу, всё закончилось благополучно благодаря моему шефу Грачёву, - Женя передал разговор, состоявшийся у начальника управления.
- Ну и дела-а. Подвёл ты меня Евгений Петрович, если бы ты не согласился, я бы уже другого подобрал.
- Илья Михалыч, а когда я соглашался?
- Осенью, когда мы с тобой разговаривали.
- Осенью я не соглашался, сказал «надо подумать». И вот подумал, чем с Мухиным работать, лучше повеситься, как сказал Гайворонцев. - Отдел засмеялся, а инженер по технике безопасности Баландин спросил:
- Так и сказал Прокопьич?
- Да, так и сказал Гайворонцев, - поддержал Поздняков, - мне тоже не очень-то хочется сидеть дома, да уж мочи нет терпеть выходки Мухина. Ну что за начальник управления, который не поработал руководителем хозяйства. Доложит в областное управление, что тем хочется услышать, а потом уже подгоняет данные, как наобещал. Я же ему не мальчик, чтобы постоянно помогать врать.
- Вот, Илья Михалыч, хотел, чтобы я помогал врать? - подловил на слове Толкачёв.
- Нет, Петрович, даже не думал об этом, ты мужик с головой и не допустил бы моей ошибки, вначале я думал, что делает это по неопытности, а со временем вникнет во все тонкости и будет потихоньку исправляться.
- А от чего ему исправляться, если он и не портился? Человек верой-правдой до тридцати двух лет руководил комсомолом района, всё, что требовал обком комсомола выполнял, комсомольский возраст прошёл, в обкоме наверно уже икру метали, не знали куда дальше деть его, а тут на счастье обкома скопытился наш начальник управления Литвинов, очень достойная вакансия для секретаря райкома комсомола, а то, что он ни хрена не рубит в нашей работе, мало кого волнует. Правда же, мужики? - Женя обратился ко всему отделу. Все согласно закивали головами.
- Не забуду, как на селекторном совещании, - медленно начал Поздняков, -- начальник областного управления чесал всех за плохую установку техники на зимнее хранение, за то, что рабочие органы не покрыты антикоррозийным покрытием. Когда очередь дошла до нашего района, Зайцев задал прямой вопрос Мухину: « Сколько вам нужно ингибитора на район?». До этого как раз он умничал, никому не давая сказать слова, поэтому я подумал: « Ну, сволочь, выкручивайся сам, раз ты такой умный» и спрятался за спину впередисидящего, а он же представления не имеет, что это такое. Ох и забегали у него глазёнки в поисках меня, задвигал туда-сюда папку с бумагами по столу и всё-таки выкрутился, сказал «Сколько сможете дать, мы не откажемся, вещь всегда нужная».
Мужики смеялись, представляя картину метания Мухина.
VI.
Шло расширенное заседание бюро райкома партии. Бюро райкома -- этакое политбюро районного масштаба, куда входили три секретаря райкома, председатель райисполкома, начальник управления сельского хозяйства, если в районе было крупное промышленное предприятие, то обязательно его директор, начальник милиции, прокурор, председатель народного контроля, председатель райкома профсоюза. Один
руководитель передового хозяйства, одна передовая доярка, один механизатор, один шофёр, если имелся Герой Социалистического труда, то и он обязательно входил в бюро. Последние входили в бюро для демонстрации демократии.
В районе был Герой Соц. труда - комбайнёр Коптев. Героя выращивают не один год и курировать этот процесс должен не меньше, чем первый секретарь. Допустим, удался урожайный год, Коптев занял первое место в районе по намолоту зерна, его награждают орденом, правда, обязательно должен быть коммунистом. Считалось,
беспартийный не сможет так самоотверженно работать и если передовик не был коммунистом до этого, срочно принимали в партию. Дальнейшее зависело от его поведения и от климатических условий, уже кому как повезёт. При нормальном стечении обстоятельств передовик получал второй орден, и тут-то начиналась самая героическая работа. Под чутким руководством партии, чтобы такие директора, как Грачёв, не испортили дело, начиналась битва за рекорд, допустим в масштабах области, поэтому закреплялся представитель райкома. Комбайнёр Коптев один физически не мог проделать такой объём работ, поэтому придавался ему опытный помощник, возле него дежурила бригада ремонтников, от комбайна отвозили зерно несколько машин, чтобы не было простоев. Битва длилась всю уборочную страду, дело Коптева трезво работать по очереди с помощником, никто не обращал внимания на сорность и потери. Только вперёд, только тонны и лишь бы только погода не подвела. На весовой зернотока контролировал парторг совхоза, одним словом, ежедневный план выполнялся и перевыполнялся на двести-триста процентов. Будущий герой, конечно, старался во всю, ещё бы, впереди маячат радужные перспективы, материальные в первую очередь, ну и почёт. Так героически трудился Коптев и вот теперь он член бюро райкома. Передовая доярка тоже была не из простых, она всегда получала от своих коров высокие удои. Самые высокие удои она получала в тот момент, когда из обкома приходила разнарядка на выдвижение депутатов в областной совет или даже в Верховный. В разнарядке указывался пол, возраст, национальность, семейное положение и, если доярка проходила по всем параметрам, она проходила в депутаты на выборах, кандидат был в единственном числе. Образование в разнарядке не указывалось, поэтому некоторые плохо читали или писали. Радовало депутата только то, что в год она дважды ездила в Москву на халявку, а во время сессии ломала голову только над тем, всё ли она купила в московских магазинах. Быть членом бюро райкома, конечно, не очень нравилось, сидеть безмолвно, слушать пустую болтовню, когда дома столько стирки, прополки грядок и других забот, но как говорится, не всегда коту масленица, а назвался груздем - полезай в кузов. Руководитель хозяйства попадал в члены бюро самый послушный и беспринципный, а остальные знали, благодаря кому они занимают эту должность.
Сегодня бюро было расширенным, то бишь присутствовали все заведующие отделами райкома и были приглашены все директора совхозов и председатели колхозов. Рассаживались по рангу: члены бюро за столом, в торце которого сидел первый секретарь, приглашённые на стульях, стоящих вдоль стены. Первый открыл совещание. Прочитал повестку дня. Главный вопрос, как преодолеть засуху и запастись кормами для общественного скота.
- Товарищи! Как я говорил уже вам, правительство принимает все меры по преодолению трудностей, вызванных засухой. Наша область закреплена за Кировской и Владимирской областями, в которых мы можем косить сено, прессовать солому, но если у кого-то есть и другие возможности, мы только рады, будем это приветствовать. Все шефы хозяйств задействованы на заготовке веточного корма, который они будут доставлять в хозяйства собственным транспортом. Все заводы получили задания на изготовление кормоцехов, через пару месяцев обещают обеспечить ими все хозяйства, для этого нужно использовать пустующие помещения.- Говорил секретарь долго, добавляя свою речь выдержками из газеты «Правда» и закончил своё выступление как всегда словами: - Товарищи, кто хочет высказаться по этому вопросу, прошу.
Высказаться захотел председатель райисполкома, второй человек в районе, и, повторяя те же слова, что говорил секретарь, немного переиначив и поменяв местами. Следующим выступил начальник управления и повторил почти то же самое и тут не выдержал директор «Победы» Анисимов.
- Алексей Андреич, вы уже третий говорите одни и те же слова, что переливать из пустого в порожнее, нам что делать конкретно Ну, приедем мы в Киров или во Владимир, обращаться нам к прохожим или как?
Слово опять взял секретарь, он был в обкоме, где присутствовало наше областное начальство и задавали конкретные вопросы, остальные выступали только показать, что они тоже радеют.
- В каждой области будет представитель нашего обкома, наш район закреплён в Кировской области за Слободским районом, а во Владимирской - за Боголюбовским районом. Шустов выезжает в Киров, а Лапаев во Владимир, по их возвращении сообщим адреса их штабов, но вам тоже сначала нужно выслать представителей, чтобы они договорились с хозяйствами, а потом можно высылать бригады, если есть что заготавливать. Мухин проявил инициативу и договорился с Новосибирскими товарищами по заготовке камыша. У него там друг в областном сельхозуправлении, можете вносить свои предложения.
- А как кормить камышом коров? - спросил хитрый председатель колхоза Халяпин, по специальности агроном. Как любой травяной корм, чтобы сохранить его, нужно высушить, а камыш после сушки превращается в дрова, как кормить коров? Куда им толкать в рот или..? - он не стал договаривать.
- Прежде его надо скосить, а камыш, как я знаю растёт только на болоте и на водоёме - выступил Грачёв, - зимой ещё можно скосить, когда замёрзнет водоём, а летом никак не получится.
- У людей получается, ставят трактора на катамараны и косят, - с раздражением ответил Мухин.
- А катамаран тащат бурлаки из колхозников, - съехидничал Грачёв.
- А бабы их вытаскивают охапками камыш на берег, - добавил Анисимов.
Секретарь уже понял нереальность предложения Мухина, поэтому примирительно сказал:
- Этот вопрос действительно надо продумать, так можно в крайнем случае накосить на корм одной корове, но не для стада.
- Ты посёлок Ларино проезжал когда-нибудь? - шёпотом спросил у Грачёва сосед справа, председатель колхоза Шеметов.
- Да не было нужды, - ответил Грачёв шёпотом.
- А вот меня нужда заставила. На УАЗике отвалилась газулька и мы еле доплелись туда, чтобы приварить на место. Встретился с председателем, который оказался на базе. Я доехал до коровника, где стоял сплошной рёв коров, как будто сдох лучший бык-производитель. Спросил его, что случилось и почему стоит такой вой. «Да, машина с бурдой сломалась, вот послал за ним трактор, пусть тащит волоком, а то коровы с бодуна передохнут». Я думал, он смеётся надо мной, знаю я его давно, вместе учились в Тимирязевке. «Они что, пили бурду? Откуда?» удивился я и выяснил, он оказывается получает бурду с катарского пивзавода, приучил коров к этому пойлу. Пивзавод бы выливал это в яму, а так ещё получает за него деньги, только коровы превратились в алкоголиков, но удой у него хороший.
- И что, притащили машину?
- Притащили. Разлили бурду по кормушкам, коровы вмиг слопали и стали такими удовлетворёнными, прямо удивительно. Похмелились и стоят с осоловелыми глазами. Так вот, у моего друга одна забота, чтобы страна не бросила пить пиво и не закрыли пивзавод.
- Зря беспокоится твой друг, этого никогда не будет.
- Шеметов, Грачёв, расскажите всем, над чем вы смеётесь, мы тоже повеселимся, - сказал первый секретарь, - перед нами такие трудности, а вам весело. Что вы предлагаете, кроме того, как критиковать предложения других, надо предложить свои.
-Обком и правительство правильно решили, как преодолеть последствия засухи, вот мы и договариваемся, что брать в дорогу, неизвестно, сколько придётся там жить, -- сказал Грачёв.
- Кстати, первым руководителям запрещаю ехать в командировку, всем безвыездно находиться в хозяйствах, кто не имеет надёжного заместителя, его беда, значит, не умеет работать с людьми, - секретарь строго оглядывал директоров.
- В обкоме были предложения лущить прошлогоднюю стерню и тоже пустить на корм. Давайте обсудим этот вопрос, реален он или нет, --предложил секретарь.
Всё -- таки первый секретарь был разумным мужиком, поэтому он решил отвергнуть это мнением специалистов и руководителей. В уголке сидел соглядатай обкома и делал пометки в блокноте.
- Можно попробовать, невспаханной зяби в районе много, - опять начал умничать Мухин. Главное для него, на всякий случай поддержать мнение обкома.
-Да это же несусветная дурь. Соберём одну землю, у коров забьются кишки, и желудок перестанет работать. И сколько мы соберём корма? - возмутился Шеметов.
- Алексей Андреич, приезжайте к нам и практически это проверим. Лущильник без угла атаки будет просто катиться по полю, а если установить угол атаки, порежет эту же стерню, никакими граблями не собрать и действительно соберём одну землю. Надо не размениваться на разные прожекты, которые кроме затрат, никакой пользы не дадут. Николай Михайлович, не надо нам изобретать велосипед. В обкоме не дураки сидят, да и в правительстве, правильно решили прессовать солому в благополучных областях это наш единственный и реальный выход из создавшегося положения, - Грачёв пронзительно смотрел в глаза Летаеву, ища поддержки и не садился на место.
- Александр Васильевич прав, мы немного отклонились, давайте лучше готовиться в командировки.
- Николай Михайлович, нас волнует транспортировка по железной дороге, этот монстр нам не под силу. Мы отправляли два вагона леса с лесозаготовок, так нам пришлось одаривать чуть ли не каждого стрелочника, а это же не один вагон, а тысячи? - Грачёв вопросительно смотрел на первого секретаря Полетаев.
- Вот это уже практичная сторона дела, не беспокойтесь, кормам - зелёная улица, а вот простои вагонов недопустимы, нас предупредили, что за это будут снимать с работы, так что имейте в виду.
- Да нас и так постоянно пугают, кому не лень. Вот тех бы, кто пугает на недельку бы в нашу шкуру. Спеклись бы, одна головёшка бы осталась, - бурчал пожилой Шеметов, оглядывая директоров и демонстративно не замечая членов бюро райкома.
-Кто вас пугает, я никого не пугал? - спросил секретарь
-Я же говорю, кому не лень. Открыто не говорят, а обещают доложить. Вам зачем пугать, вы просто без попугивания можете снять, а вот, кто не может, те и налегают. Таких я посылаю на! Вы меня поняли, куда я их посылаю? Нервы расшатаны. Правильно я делаю Николай Михайлович? Мне же работать надо, а не их обихаживать.
- Правильно, Николай Николаевич. Вы тоже мне говорите про таких упырей, не стесняйтесь, в конце концов благополучие района зависит в первую очередь от руководителей хозяйств. Пока я руковожу районом, никаких наветов слушать не собираюсь, так что будьте спокойны, и это к сведению доносчиков. Меня интересуют реальные дела , а не шептание в коридорах. Всё, приглашённые могут быть свободны, а члены бюро после перекура продолжат работу.
Директора дружно вышли из кабинета первого секретаря, на ходу вытаскивая курево.
-Мужики, может сообразим что-нибудь? - Шеметов, на правах старшего по возрасту, обратился к вновь назначенному директору Сальникову. - Илья, сегодня ты должен вступить в нашу славную компанию, а для этого обязан накрыть поляну. Деньги дома забыл? Займём. Водку не научился пить? Научим. Ты знаешь, у нас как в армии: не умеешь - научим, не хочешь - заставим.
- Наши явки любой лесочек, чтобы прикрыл наши машины. Вот оставляю в провожатые своего водилу, закупай провизию, а он укажет дорогу, -- усаживаясь сам за руль, говорил его друг Халяпин. - Поехали, мужики, на наше место.
Кавалькада машин, выехав из районного центра, устремилась к лесочку за болотом. Даже болото высохло и камыш не позеленел. Расположились кругом, обсуждая прошедшее бюро.
- Хорошо, хоть Полетаев есть. Королёв, председатель райисполкома - дурак дураком, Мухин ему под стать. Первый секретарь ничего не может с ним сделать; один выдвиженец обкома комсомола, другого направил обком партии, как будто своих мужиков мало. Вон Шеметов, поопытней пустобрёха Королёва. Пошёл бы, Николаич? - спросил Грачёв
Шеметов призадумался и, махнув рукой, признался:
- Пошёл бы мужики, только для того, - сделал паузу, обвёл всех взглядом, - чтобы выжить Халяпина. За двадцать лет совместной работы надоел, как горькая редька. Главное, хитрей меня и износился в конец, стал настоящим коммунистом: не курит, выпить сейчас заставим, зову по бабам - тоже отнекивается, ну, какой из него друг? В молодости я с ним в одну комнату в гостинице не вселялся, а если уж вселишься, всю ночь будешь делать променад по гостиничному коридору, пока он кувыркается со своей новой бабой.
- Ты лучше расскажи, как мы делали в Москве променад в три часа ночи, -- блаженно улыбаясь, попросил Халяпин, привыкший к его постоянным подковыркам.
- Да, было дело, - призадумался Шеметов.
- Ну, расскажи, Николаич, - загалдели мужики в предвкушении смешной истории.
- Поехали мы с Иванычем на ВДНХ, слёт передовиков. Ну, как всегда делается, зашли в ресторан и подхватили двух симпатичных бабенок. Попировали, потанцевали и поехали на такси к одной на квартиру. Хорошая, трёхкомнатная квартира, захватили из ресторана ещё бутылку, выпили и разошлись в разные комнаты. Всё было хорошо, пока в три часа ночи не взвизгнули тормоза возле дома. Моя, почуяв неладное, выглянула в окно, и тут же взвизгнула: «Сволочь, он уже приехал. Одевайся скорей и бежите на верхний этаж, выйдете, когда он зайдёт в квартиру», стала подавать мне одежонку. Галстук в карман, шнурки некогда завязывать, когда вышел в коридор, стоит Иваныч в пальто на голое тело, а под мышкой держит рубашку, пиджак и галстук. В таком виде нас вытолкали из квартиры. Влетели мы этажом выше, а Иванычу ещё охота подсмотреть, какой у неё мужик, стал перевешиваться через перила, да я его дёрнул назад, - когда прошёл первый приступ смеха, Шеметов продолжил, - вышли мы на улицу, где находимся, не знаем, вокруг ни души, сильно спать хочется, а тут мороз и ветер, как назло даже такси ни одного. И шли мы с ним больше часа, куда глаза глядят, пока нас не догнал милицейский патруль. Старшина милиционер, прослушав наш рассказ, сказал: «Петухи поют - проснулись, е.. идут - согнулись» и довёз нас до гостиницы на ВДНХ, больше я с Халяпиным в командировках не связывался и вам не советую.
Халяпин смеялся вместе со всеми, а когда успокоились, сказал:
- Плохо, что нам запретили выезд в командировки, не зная обстановки, как можно ориентироваться. Нет, мужики, надо требовать у райкома, чтобы разрешили нам выезд вместе со своим представителем, хоть туда и обратно, представить картину, а иначе, как с завязанными глазами.
- Правильно говорит Иваныч, нужно посмотреть на обстановку своими глазами, тогда легче принимать решения, -- поддержал Грачёв.
- А у меня и послать некого, нет инициативных, самостоятельных помощников, все смотрят мне в рот, - пожаловался Анисимов.
- Сам виноват, чего же ты жалуешься, значит, так поставил работу, что без тебя ничего не решается. Зажимаешь инициативу, вот никто и не хочет брать на себя ответственность. Теперь покукуешь, будешь на дню по два-три раза переговоры заказывать, сиди теперь на телефоне - назидательно выговорил Шеметов.
В душе каждый руководитель ощущал неясную тревогу, такой засухи не помнили даже старики, никто не представлял, как можно прокормить стадо в пять тысяч голов кормами, привезёнными за несколько тысяч километров. Авторитарный режим в такой ситуации как раз к месту, все дорожат своим местом, занимаемым под солнцем, поэтому указания партии будут выполняться беспрекословно, экономические раскладки тут не к месту. Железная дорога выдержала войну под бомбёжками, а теперь с тепловозами, вместо паровозов и подавно справится. Комбикормовым заводам дано указание и весь комбикорм пойдёт в пострадавшие области, остальные обойдутся дроблёным зерном, у пострадавших и дробить нечего, потому что вообще не сеяли. Партия докажет народу, как под её руководством возросла мощь государства и теперь оно без усилий может пережить засуху на третьей части посевных площадей и при этом не допустить снижения поголовья скота. Такое задание поставило партийное руководство и никто не сомневался в том, что это задание будет выполнено.
- Ну, Илья Владимирович, желаем тебе всех удач на твоей нелёгкой должности, особенно в этом году, привыкай к трудностям, а особенно желаем тебе, кого хочется, сколько хочется и как хочется, - провозгласил тост за нового коллегу Шеметов и все дружно выпили.
- Ты, главное, перед людьми не зазнавайся, держись просто и демократично. Среди нас немало дураков, которые став директором, думают, что Бога за пуп держат, все перед ним букашки, только он один вершитель судеб людей. Они долго не работают, правда, такими становятся те, у кого волосатая рука наверху, - сказал Халяпин и прикурил сигарету. - Это если ты надумал нормально работать для себя и населения совхоза, ты для них отец родной, больше им идти некуда, если пойдут в райком, то не для того, чтобы хвалить тебя. В райком идут обиженные тобой, поэтому думай, прежде чем что-то сделать или брякнуть. Ты у всех на виду.
- Не слушай, Илья, стариков. Пей, гуляй, пока гуляется, пока всё в руках, а то выгонят и ты никому не нужен, - перебил всех Анисимов,- ты думаешь Халяпин или Шеметов паиньки. Как бы не так. Старый конь борозды не портит, хоть и мелко пашет. Пока на областном совещании мы слушаем очередного оратора, который не различает барана от козла, они спокойно едут к своим подругам-бабкам и радуют их, а дома хорошая отговорка устал в командировке. Старость, мол, не радость.
- Ты, Борис, дошутишься. Знаешь, что сделали варненские директора с Калининским директором, который вечно насмехался над стариками? - начал Шеметов, умеющий всегда рассказать весёлую историю. - Всё доводил старичков, а они договорились и написали женской рукой письмо ему домой, знали, что письмо-то получит жена, потому что всегда дома. Конечно, они перехватили через край, дело дошло до райкома, зато в следующий раз, когда он начинал подтрунивать над старичками, ему напоминали: «Давненько ты в райкоме не получал п.. .лей» и он успокаивался, а то придумают ещё похлеще что-нибудь.
- Ладно, мужики, что будем делать с запретом выезжать на места командировок директорам, это же смехатура, как слепому руководить боем? Надо всем собраться и сразу идти в райком с этим вопросом. К Чушке идти бесполезно, я так думаю, -- вопросительно оглядел всех Грачёв.
- Ну, как всегда, на следующей неделе нас соберут опять, тогда и выступим все, - успокоил Шеметов. - Разливайте, соловья баснями не кормят, надо же и домой ехать.
- А вдруг не вызовут на следующей неделе? - усомнился молодой Сальников.
- Сразу видно, что молодой. Илья Владимирович, а чем им заниматься, если не тереться о директоров. Подумай, как-то нужно показывать свою необходимость. Три двухэтажных здания, забитых битком незаменимыми специалистами, именуемыми чиновниками, работают на наше благо, а раз работают на наше благо, нужно нас директоров, специалистов, председателей сельсоветов постоянно вызывать на совещания, планёрки и так далее, а если мы привыкнем к самостоятельности, то и они на хер не нужны. Понял? - вопросительно посмотрел на Сальникова Анисимов.
Сальников утвердительно кивнул головой. Пикник подходил к концу, а мужикам, как всегда хотелось, как говорится «догнаться», и они опять стали собирать по рублю и отправлять гонца, пока не закрылись магазины.
- Нет, ребята, я пас. Вам-то что, десять- двадцать километров и дома, а мне шестьдесят км трястись, так что будьте здоровы, - и, пожав всем руки, пошёл к машине.
VII.
Мужики работали за «восьмёрки», то есть приходили на рабочее место, занимались в основном ремонтом техники, а если не было запчастей, просто сидели, травили байки и анекдоты, а восемь часов в табеле ставь, не моя беда, что сидел без дела, то запчастей нет, то токаря не вовремя выточили нужные детали. В обед шли в столовую. Кормили отменно, котлеты были никак не меньше мужской ладони. Хорошо жилось сельчанам. За столовую высчитывали копейки, зарплата шла, правда мизерная, но на жизнь хватало и продолжалось это в течение года и только в посевную и уборочную всё вставало на дыбы. Только два месяца: месяц посевной и месяц уборочной можно было заработать хорошие деньги по нашим меркам. Тут уж не до отдыха и сна. Мужики действительно спали по несколько часов, а утром, ещё ни свет, ни заря, уже возле техники. Быстро смазать, если требуется заменить рабочие изношенные детали и без проволочек в поле. Никто никого не подгонял, все понимали, «как потопаешь, так и полопаешь». Беда сельского хозяйства - сезонность, хоть ты тресни, весной надо посеять, а осенью убрать, а остальное время?
Остальное время мужики якобы работали на подготовку к этим двум месяцам, десять месяцев готовились к двум. Многих направляли на животноводство, ходили в отпуска, а в основном, чего греха таить, грелись зимой, кто где пристроится.
Зато эти два месяца каждый человек был на счету, но людей всё равно не хватало. По велению обкома в село ехали помогать шефы-горожане, помощники они были аховые, но на радость. На радость парням ехали девчата с часового завода, на радость драчунам студенты с политехнического института, на радость вдовам целая колонна шоферов. Шефы объедались натуральными с ладонь котлетами, грелись на зерновых буртах под осенним солнышком. По указанию политбюро в Урало-Сибирскую зону направлялись комбайнёры из Украины, где уже кончилась уборка. Представители совхозов встречали их на станции, сажали в автобус и, обещая золотые горы, везли в совхоз. Самым шустрым оказался зам.директора по хозчасти Курдюков у Грачёва. Он приехал на станцию с ящиком водки и кричал на весь перрон:: «Айда, хлопцы, тяпнем за встречу по сто грамм», мол, весело будет робить. Усевшись в автобус, и тяпнув по сто грамм, и увидев ещё полный ящик, хлопцы уже никак не хотели вылезать из автобуса и чтобы « весело робить» хотели ехать «тико на Маяк».
Шло благословенное время «застоя», вот бы весь двадцатый век прожить в таком «застое». Наконец-то у населения страны Советов исполнялись главные три инстинкта человека. Первое - насыщение, люди забыли, что такое голод, нищенство было экзотикой, нищих сразу определяли куда следует, где они уже не могли просить милостыню. Второе - инстинкт самосохранения - некого было бояться и слова «моя милиция меня бережёт» -- было действительно. Третье - инстинкт продолжения рода - пожалуйста, женись, получишь квартиру, дети не останутся голодными и раздетыми, даже если с тобой что-то случится. Одним словом, жили при коммунизме, только не знали об этом, ждали ещё какой-то коммунизм, до которого оставалось всего пять лет.
Уже десять лет продолжалось сытное, спокойное, безреформенное застойное время, да вот засуха 1975 года выбила из колеи «строителей коммунизма». Шефам нынче в совхозе делать нечего, шоферам тоже - зерна нет, грустно было парням-драчунам и вдовушкам. Впереди были командировки и не в Челябинск за триста километров, а в Киров - за две тысячи.
- На разведку выезжаем втроём: я, Толкачёв и парторг, на хозяйстве останется Чернов. Евгений Петрович, что у нас с сеновозными телегами?
- Все имеющиеся телеги отремонтированы, но их мы, кроме К-700 заберём в командировки, поэтому каждое отделение получило задание переоборудовать все ПТС-4 на сеновозные. Александр Васильевич, не хватает металлопроката, из металлолома вырезали всё пригодное, пусть наши шефы вместо веточного корма привезут нам металл, ну на хрена нам их веники?
- Резонно. Если бы корова жевала ветки деревьев, то она была бы лосихой, всё это придумано для отчётности, мол, задействовали все резервы, также как Мухин придумал с камышом. Пусть сам косит, мы ему даже болотные сапоги подарим. Выедем завтра часа в четыре, чтобы к началу рабочего дня быть у шефов, они, по-моему, только обрадуются, что не надо заготавливать веники. Пусть откупаются металлом.
Шефы часто откупались от подшефных совхозов поставкой стройматериалов, металла, иногда подкидывали станки, о которых в деревне и не мечтали. Станки и оборудование на заводах были в основном немецкие, вывезенные из Германии после Победы и служили без поломок до сих пор. Откупались шефы, чтобы не выполнять задания обкома по строительству одного-двух домиков в подшефном хозяйстве, а куда денешься. Шефы какого-нибудь НИИ не имели даже грузовой машины, поэтому договаривались с совхозом, доставали им материал, а совхоз давал им акт о постройке дома шефами. И овцы целы и волки сыты, как говорится, хочешь жить -- умей вертеться.
После совещания у директора управляющие окружили главного инженера с вопросом:
- Евгений Петрович, когда приезжать за металлом, весь металлолом перевернули, вырезали всё, что можно?
- Мужики, вы что, спали в кабинете директора? Слышали же, что завтра выезжаем к шефам и если кто-то имеет в наличии подходящий прокат, позвоним. Только до моего приезда никто металл отпускать не будет, а то у нас есть такие шустрики, как Юсупов, обведут вокруг пальца кладовщика, заберут весь металл и будут сидеть, как собака на сене.
Юсупов молча, но горделиво улыбался, вот мол какой я, и пояснил, - Сопливых вовремя целуют.
Возле конторы толпились мужики, в основном молодёжь и загалдели, как только Женя повернулся к ним. Все они хотели в командировку, но по какой-нибудь причине их не отпускали. А ехать хотелось, на халявку увидеть чужие края. По решению директора все командированные питались бесплатно, кроме того, получали командировочные.
-Евгений Петрович, почему меня завгар не отпускает в командировку? Машину свою отремонтировал, заводится с полпинка, а он говорит, что своим драндулетом буду позориться перед всей Кировской областью. Пусть выделит краску я покрашу и не будет драным драндулетом, как говорит плюшевый.
Женя улыбнулся прозвищу завгара, удивляясь, как в России точно придумывают прозвища, характеризуя одним словом и облик и характер.
- Почему плюшевый? - спросил Женя
- Потому, что похож на плюшевого медвежонка. Из ушей и носа торчит пушок и ходит, как косолапый.
- Ладно, Серёжа, поедешь ты в командировку, только не на своём драндулете, а на моём УАЗике, без машины там не обойтись.
Предела радости у Сергея Жадана не было, да и Женя всегда был доволен им, потому что любую брошенную машину он ставил на колёса, головастый был паренёк.
- Ребята, все успеете съездить, всё лето и зиму будете ездить, так что ещё надоест. А первым всегда тяжело притираться к местным, неустроенность быта и так далее. Вот, съездим мы, посмотрим обстановку, приеду и расскажу вам, а сейчас сам ничего не знаю, -- и словно, вспомнив что-то, спросил: -- А зачем вы все пришли сюда, почему не на рабочем месте?
- Время обед, мы пошли обедать, видим скопление машин и остановились возле конторы.
Женя взглянул на часы, было четверть первого, действительно уже обед, а он думал, почему сосёт в желудке, и пошёл к машине. Остановился возле дома, выскочили встречать дети, и дочка громко закричала:
- Папа, а мы в войнушку играем. Там немсы идут, один меня укусил. -- Она пока не понимала смысл, а носилась в толпе, поддаваясь общему азарту игры. - Папа, ты больше не пойдёшь на лаботу?
- Нет, доченька, сейчас пообедаю и опять поеду, а то дяденька директор будет ругаться на меня.
- А Танькин папа не ходит на лаботу, он всегда дома.
- Танькин папа связист, сходит на работу, пока она спит и находится дома, пока все телефоны работают, а вот сломается у кого-нибудь телефон и он тоже уйдёт на работу, -- Женя подошёл к крыльцу, неся на руках дочь, но домой она не захотела заходить, слезла с рук и понеслась догонять свою ватагу.
Дома Рая чаёвничала с соседкой Лидой, увидев входящего Женю, торжественно сообщила: - Женя, скорей к столу, сейчас Лида расскажет анекдот.
Женя поздоровался, снял пиджак и усаживаясь к столу сказал:
- Я весь внимание.
- Евгений Петрович, помнишь, Егор Лычагин ездил на Кисегач, в дом отдыха?
- Ну, вроде ездил, а что?
- Так вот, сегодня к нему домой заявилась курортная невеста с намерением навсегда поселиться и сейчас пьют чай с Клавой. Сам Егор убежал куда-то и прячется. Наговорил ей, что он директор совхоза, одинокий, дескать, тяжело на такой ответственной работе без женщины. Ну, допустим, наврал, пока уговаривал, но зачем давать адрес?
- Может он не давал, адрес можно узнать в администрации курорта. У неё тоже не все дома, как можно поверить первому встречному и поехать к чёрту на кулички.
- Да он такой баламут, любого уговорит, вас ещё здесь не было, когда он стал предсказателем погоды. Нет дождя и нет, все уже в тревоге, а он заявляет управляющему, что завтра будет дождь. Управ обещает выдать ему бесплатно два центнера дроблёнки, если пойдёт дождь. Наутро действительно пошёл дождь. Получил он дроблёнку , понравилось, видать, через полмесяца опять подходит к управу и заявляет: «Завтра будет дождь, выдашь мне дроблёнку?», на что Юнусов ответил: «Только по факту». Дождь опять пошёл, Егорка загордился и предсказал Витьке Хромову, что у него родится четвёртая дочка. Предсказал правильно, только пьяный с горя Витька, почему-то посчитал виноватым в рождении четвёртой дочери предсказателя и по пьяне набил ему морду. Егор стал осторожней, но не удержался и, чтобы его Клава продала лотерейные билеты на почте, уговорил Стельмаха купить целую пачку за пятьдесят рублей, предсказывая выигрыш «Жигулей». От Стельмаха он долго прятался, сеновал сторожить ходил только в сопровождении Клавы, но всё же попался ему в лапы, долго ходил с фингалами, но больше не стал никому предсказывать. Себе дороже. Женя с Раей хохотали, держась за бока.
- Лида, тебе только анекдоты сочинять, - сказал Женя.
- Петрович, вот те крест на пузе, спроси у любого старожила. А знаешь, что такое крест на крест?
- Нет, не знаю, - утирая от смеха выступившие слёзы, сказал Женя.
- Да поп на медсестре.
Весело обедали, и разговор плавно перешёл на будущие командировки. Узнав, что в командировку едет и парторг, Лида без сомнения заявила:
- Вечером у Свиридовых будет концерт. Ритуся вся выйдет из себя. Кому на хрен нужен её сивый?
- Да дурость это, - поддержала Рая, - он по своему положению обязан поговорить с каждым работником, притом душевно. Тяжело мужику с такой бабой
- Ладно, девоньки, я пошёл. Рая, приготовь на дорогу всё, что положено
- А что положено? Зубного порошка нет, ты знаешь. Неужели и в Челябинске нет? - Почему, тогда не знали.
- Нету. В самых крупных магазинах был. Ты же знаешь, что у нас в СССР всегда что-то в дефиците. Если всего будет вдоволь, исчезнет блат, а это плохо для хозяев жизни. Неужели трудно сделать порошок?
Толкачёв решил побывать в гараже и поговорить с Жаданом, чтобы он готовил УАЗик в командировку.
- Сергей, машина должна работать, как часы. Смени масло, фильтр, проверь везде уровень смазки, -- передал ключ зажигания и ушёл в контору.
У Грачёва сидел инженер по трудоёмким процессам Кнодель, знавший все коммуникации и водопровод совхоза, как свои пять пальцев.
- Заходи, Петрович, кстати. Вот Яков Яковлевич по воде. Трубы проржавели, надо менять полностью, да где их взять?
- Ну, единственная надежда на шефов, в облснабе на нас и не посмотрят. Мужики обнаглевшие, дальше некуда.
- Вот и чёрная дыра, как называют сельское хозяйство. По идее мы должны заниматься выращиванием зерна и производством мяса. А на деле? Мы содержим школу, совхозную больницу, дороги зимой и летом, водопровод, канализацию. Убери совхоз и всё встало. Заниматься всем соцкультбытом должен сельсовет под руководством райисполкома. Цены на продукцию копеечные, самостоятельности никакой. Электроподстанцию в совхозе утверждает Совет Министров и включают в план пятилетки, а сколько мы электродвигателей сожгли, потому что к нам за шестьдесят километров доходит напряжение сто восемьдесят вольт. Э-эх, жизнь бекова, нас е.. , а нам некого. Иди, Яков Яковлевич, если шефы достанут трубы - повезло, а нет, опять всю зиму будем отогревать мёрзлую землю.
Правильно говорил Грачёв. Деньги никто не считал, да и не было денег, перечисляли из организации в организацию, якобы платёжные поручения. Директор совхоза считался хорошим, если всё убранное зерно как можно скорее перегонял на элеватор, задействовали всю технику, дороги были розовыми от потерянных зёрен, но так как деньги никто не считал, а в первых рядах быть хотелось, гнали зерно, куда укажет райком и управление. За каждым хозяйством закреплены были районные организации, тоже слетались, как вороньё. Бесплатно, по разнарядке райкома. Но и давали. Дизтопливом и бензином буквально заливали. Уже полные все цистерны на центральной заправке и на отделениях, а утром по рации опять разнос: «почему вчера бензовозы не ездили на нефтебазу». Делать нечего, доводы всё равно никто не слушает. Посылали пару бензовозов на нефтебазу, заправляли с колёс трактора, дизтопливо всё равно оставалось, а надо освобождать ёмкости, потому что утром начнётся снова да ладом. Сливали остатки в старые силосные ямы. В некоторых случаях показывали чудеса бережливости: заставляли сдавать отработанные масла, да только ни один мужик не будет собирать отработку, потому что видит, как сливают на землю солярку, почему бы не слить в траву отработанное непригодное масло. Не все такие грамотеи, про регенерацию и не слыхивали. Чистое масло тоже некуда сливать, а уполномоченный, поддержанный райкомом, требует отработку. Главный инженер выходит из положения, объясняет понятливому бензовозчику ситуацию, тот получает масло, выезжает с нефтебазы, а минут через двадцать привозит «Отработку» на сдачу. Доволен уполномоченный, доволен райком.
Металлолом круглогодичная головная боль главного инженера. Можно привезти работникам вторчермета зерно, сено, но эта ниша занята давно, есть постоянные везунчики, которые поставляют продукцию. За них металлолом будут возить остальные, их будут обвешивать, делать скидки на неметаллические примеси. Инженер выходит и из этой ситуации. Металлолом в совхозе есть, но разделывать некому, зато поступает много сырой, ненужной техники, поэтому из сельхозтехники машина сразу сворачивает во вторчермет, такая участь постигала всю противоэрозийную технику, сработанную топорно и бесполезную.
- Жень, в стране дураков живём, - когда все ушли, сказал Грачёв, - а страна мощная. Сколько профукали, а всё не кончается. Я вот прикинул, чтобы продержать наше поголовье, в день надо минимум пятьдесят тонн соломы и пятнадцать тонн комбикорма. На один день. Немного своруют, никто не усмотрит, так как частник тоже должен кормить свою скотину. Итого, для безбедной жизни мы должны разгрузить два вагона грубого корма и половина вагона комбикорма.
- Разгрузить и перевезти готовый корм не так сложно, - перебил директора Женя, вот такой объём ежедневно запрессовать, вывезти на станцию и загрузить проблематичней, всё равно я побаиваюсь своевременной поставки вагонов под загрузку.
- А этим будут заниматься штаб райкома, обкома, а наше дело, как я понял, своевременно делать заявку. Может из бухгалтерии тоже кого отправлять в командировку для учёта?
- Александр Васильевич! Ну, на хрена они нужны? Баб только с нами не хватало, без них там забот полон рот, есть на отделениях учётчики, вот пусть и ездят по очереди. Нет, баб ни в коем случае, женщина на корабле к несчастью. Вон сегодня из - за бабы бедствует Егор Лычагин. Ну и пень старый, а всё туда же, - Женя рассказал Грачёву случай на курорте, который узнал от Лиды-соседки.
- Вот так, Егор, - смеялся директор. - А на тракторе у него поясница болит. Значит, так он лечил поясницу?
VIII.
Выехали в область в четыре утра. За восемь месяцев первые осадки, слегка моросил дождь. Восемь месяцев назад в конце ноября выпал первый снежок, который потом сам по себе исчез и вот моросил дождь. Не верилось, часто протирали глаза, не сон ли, отвыкли уже. Ехали молча и наверняка молили Бога, каждый сам по себе, хоть были все атеистами, как подобает советскому человеку.
- Чтобы пошла трава, необходимо, чтобы такой моросящий дождь шёл неделю, тогда, возможно, земля промокнет и то вырастет только на пастьбу скота, но никак не для сенокошения, - без всякой надежды говорил Грачёв, сидя на переднем сиденье «Волги».
Говорить не хотелось, поэтому сидящие сзади Толкачёв и Свиридов разговор не поддержали и надеялись закемарить. Женя действительно уснул, а когда проснулся, уже проезжали Челябинских садоводов. «Волга», обгоняя редкие машины на улицах, подъехала к подъезду часового завода. Все вышли из машины, размялись и зашли в подъезд. Вахтёрша, узнав, кто приехал, услужливо объяснила обстановку, знала, откуда привозят мясо и отоваривают на праздники, да и в квартал раз.
С Грачёвым некоторые здоровались уважительно, прижимаясь к стенке коридора, как бы уступая дорогу, а секретарь директора завода даже изобразила радость на лице, поздоровалась и сразу ушла в кабинет. Выйдя тут же из кабинета, даже не закрывая дверь, посторонилась и, показывая рукой в сторону кабинета, сказала: - Проходите, Владимир Иванович ждёт вас.
Навстречу, выходя из-за стола, пошёл директор завода Блинов Владимир Иванович, грузный мужчина средних лет.
- Приветствую славных работников села, которых опять постигла природная катаклизма, - улыбаясь, пожал руку Грачёву и остальным, при этом наш директор представил нового парторга Свиридова, Толкачёва знал, - прошу садиться, уважаемые подшефные.
Блинов, видимо, нажал на кнопку, потому что тут же зашла секретарь с подносом, на котором стояли четыре чашки чая и вазочка с конфетами.
- Ну, как живёте-можете? - спросил, улыбаясь, Блинов.
- Живём, но не можем, - ответил Грачёв словами анекдота.
- Выходит, плохо?
- Выходит хорошо, заходит плохо, - все дружно засмеялись.
- Ну, вы, наверное, настроились на веточный корм? - спросил Грачёв.
- Не говори, Александр Васильевич, настраиваемся. Не понос, так золотуха. Ты хоть расскажи нам, в каком виде поставлять их? В обкоме сослались на вас, они, мол, лучше знают - нужны веники или просто на вес. Позови снабженцев и парторга, - сказал Блинов вошедшей секретарше.
- На хрен не нужны нам ваши веники, кушайте их сами, - в глазах Блинова сверкнули радостные блески, но Грачев продолжал, - лучше окажите помощь металлопрокатом.
- Каким?
- Сейчас любым, надо готовить сеновозные телеги, чем можешь.
- А перед своим райкомом как мне отчитаться?
- Не боись. Дадим бумагу, что ты завалил нас вениками, даже попросим остепенить тебя, так сказать, попридержать твоё рвение.
- И сколько это будет стоить металлом?
- Ну, тонн пять-шесть. Необходимый список вам сейчас отдаст Евгений Петрович.
Женя подал список необходимого металла. В это время вошли парторг и начальник снабжения. Радушно поздоровались и присели к столу
- Подшефные просят помочь металлом. Вот список, посмотри, подумай. Сможем помочь?
Снабженец взял список и сразу у него округлились глаза:
- Да у меня годовой фонд металла тридцать тонн, мы же часовой завод, а не завод металлоконструкций, - и отрицательно покачал головой.
- Ну да ладно. Тогда будешь заготавливать тридцать тонн веточного корма, такое задание довёл до нас райком и вывезешь в подшефный совхоз « Маяк». Понятно я излагаю, Тиунов?
У снабженца ещё больше округлились глаза, он ничего не смог сказать в оправдание, только пролепетал: - Да где же я возьму столько веников?
- А где хочешь, на это ты начальник снабжения завода, или ты хочешь, чтобы я пошёл в райком и расписался в своём бессилии. Так что будем делать, вязать веники или откупаться металлом?
- Металлом. - буркнул Тиунов.
- Вот так-то лучше. В год тридцать тонн. А почему ты не дружишь с нашими военпредами, да они завалят тебя металлом, знаешь, какие у них связи и возможности? Военно-промышленный комплекс!!! Птичьего молока только нет. Работать надо, Тиунов. Действительно, в совхозе крайне напряжённая обстановка и мы, как шефы, должны помочь. Александр Васильевич всегда идёт нам навстречу. Что-то я не замечал, чтобы ты отказался от совхозного мяса по бросовой цене. Или отказывался?
- Нет. Не отказывался.
-Через недельку машина с металлом должна быть в совхозе. Разговор закончен?
-Закончен. Через неделю машина будет в совхозе, - пробубнил Тиунов.
- Ну, так-то лучше. Свободен. Ну что, крестьяне, отобедаем наверно вместе, давненько не встречались?
- Владимир Иванович, друг ты мой сердечный, ещё нужно объехать политехнический, мелькомбинат и НИИОГР. Мы же только вам облегчаем работу по дружбе, а с остальных будем требовать веточный корм, кровь с носу, но пусть выполняют задание своего райкома. Кстати, какое довели до вас задание?
- Три тонны, - подсказал парторг завода, - а много это или мало, мы не знаем.
- Прилично, если ещё учесть, что у вас на заводе работают в большинстве бабы, то нужно недельки две возить их в лес. Из уважения к Владимиру Ивановичу мы с мужиками по дороге решили облегчить вашу участь, а так-то без веточного корма нынче не обойти-и-ись.
- Александр Васильевич, а что вы с ним собираетесь делать? Разве корова будет есть ветки? - заинтересовался Блинов. Этот же вопрос интересовал самих сельчан.
- Мы же строим кормоцеха, а для увеличения кормовых единиц необходимы каротины, протеины, всё это есть оказывается в ветках, - нёс околесицу Грачёв, хоть и сам, как инженер-механик сомневался в пользе такого корма.
-Спасибо Владимир Иванович за поддержку, надо ехать к следующим и уже у них просить ветки.
-Спасибо тебе, Александр Васильевич, за твоё понимание. Ну, никто не хочет войти в положение завода. Работают в основном женщины, а райком «строй дома у подшефных» и всё. Ну, хоть караул кричи. Ну, не буду задерживать, раз торопитесь, позвоните, вдруг задержитесь. Сорганизуемся, посидим.
-Ну, если задержимся, - пожимая руку, сказал Грачёв. - Бывай здоров.
Следующим пунктом остановки выбрали мелькомбинат. Директор оказался на месте, это повезло им.
- Каждый день жду вас с содроганием, - пожимая руки, говорил директор Ереклинцев Николай Васильевич, - присаживайтесь. Ну, надо же, сколько хлопот устроила нам небесная канцелярия, как думаете выходить из положения?
- Из положения я буду выходить дома со своей личной коровой, Николай Васильевич, а с совхозной, пусть выходит государство. Совхоз - советское хозяйство, кто хозяин?
- Советсткое государство.
- Во! А мы наёмные трудяги, что скажет хозяин, то мы и делаем. Хозяин сказал, прими у директора мелькомбината десять тонн веточного корма, вот я и приехал. Что-то не вижу? - Грачёв заглянул под стол. Все заулыбались.
- Вот я и говорю, жду с содроганием. И надо же такую херню придумать. Александр Васильевич, мы же всегда договаривались, давай так, мы решаем твою какую-нибудь головоломную проблему, а ты нам простишь ветки.
Грачёв состроил гримасу, указывающую, какую трудную задачу поставил перед ним Ереклинцев, и, обращаясь к своему парторгу, спросил - какая у нас головоломная проблема?
- Корма, - коротко ответил Свиридов, разводя руки.
Грачёв выразительно посмотрел на Ереклинцева.
- Мужики, да не режьте без ножа, всегда же договаривались, - взмолился главный мельник.
- Может, трубы дадут? - вопросительно посмотрел на Грачёва Толкачёв.
Грачёв задумался, как бы прицениваясь и уступая просьбе Ереклинцева, произнёс:
- Как у вас с водопроводными трубами? Мы бы сейчас не отка¬зались от трубы на сто четыре миллиметра. Ну, если есть такая возможность?
- Порешаем, - с готовностью ответил Ереклинцев. - Александр Васильевич, нет неразрешимых вопросов, - нажал кнопку вызова секретаря и, подождав, приказал, - Рискина ко мне.
Всё складывалось, как нельзя, хорошо, всё шло по плану, как продумывал Грачёв, долго ворочаясь в постели перед выездом в область.
- Ты говорил про трубы в обмен на муку где-то на севере? - обращаясь к вошедшему заместителю, спросил Ереклинцев. - Нужно тонн пять трубы на сто четыре. Хватит тонн пять?
Грачёв, ликуя в душе, меланхолично провёл пальцем по горлу. - Как только привезёте трубы, получите документы на приёмку веточного корма и, обращаясь к своим мужикам. - Поможем старому другу Николаю Васильевичу? А уж с остальных шефов только веточным кормом. Иначе нам не обойтись.
Ереклинцева тоже интересовал вопрос, зачем нам столько веток, но Грачёв так же доходчиво, как и Блинову, объяснил, зачем нужны ветки и если бы не большая, многолетняя совместная работа и дружба, ни за что совхозники не пошли бы на уступки шефам-мельникам
Когда отъехали от мелькомбината, Грачёв удовлетворённо потирая руки, обернувшись сказал:
- Жрать хочется, сейчас заедем в областное управление, в столовую, а после обеда в политехнический и НИИОГР.
В родном управлении встретили массу знакомых, которые заехали перед отлётом в Киров или во Владимир, другие ещё раз узнать про командировки. Столовая управления сельского хозяйства не была сапожником без сапог, славилась на всю округу своими дешёвыми и вкусными обедами, поэтому служащие близлежащих организаций стремились пообедать вкусно, сытно и недорого, но их по какому-то признаку не пускали. Как определял, что это горожанин, не имеющий отношения к управлению сельского хозяйства, тайна вахтёра на входе. Зам.директора НИИОГР сумел прорваться в столовую и, уплетал недорогой обед, когда к нему подсел Женя.
- О, а ты откуда взялся? - удивлённо спросил Дехтярёв.
- А ты как, тёзка, пролез в нашу столовую?
- А я постоянно хожу сюда, иду смело, здороваюсь, вахтёр думает, что я свой. А ты по делам?
- Мы с шефом по вашу душу приехали, сейчас мы присядем. Держи место. Очередь подходит. - Толкачёв устремился к раздаче. Укладывая тарелки на разнос, Женя шепнул директору. - Зам.директора Дехтярёв здесь обедает. На ловца и зверь бежит. Вы идите к нему, а мы со Свиридовым принесём обед.
- Ба-а! Кого я вижу! Евгений Викторович! - Грачёв подсел к Дехтярёву. - Шеф твой на месте? Вот приехали поговорить о шефской помощи.
Подошли с разносами Женя с парторгом, молча пообедали, перекидываясь короткими, ничего не значащими фразами.
После обеда решили до НИИОГРа прогуляться пешком, всего полквартала, зашли в приёмную директора, чтобы не упустить, если появится. День был удачный, через несколько минут приехал директор, лысый колобок Вихрев Владимир Никанорыч. Подкатился к вставшим навстречу мужикам, пожал руки и, как бы делая рукой реверанс, пригласил в кабинет.
- Как вы нынче поживаете, ребята, я всё в толк не возьму, чем кормят сейчас скотину, вот езжу по области, нигде нет зелени, беда прямо.
- Стойловый период продолжается, Владимир Никанорыч, так, выпускаем на прогулку, а пастись негде. Может после сегодняшнего дождя травка проклюнется, а в общем действительно беда, поедем прессовать прошлогоднюю солому в Киров, строим кормоцех, ждём веточный корм.
Вихрев при этих словах опустил голову и, теребя в руке огромный красный карандаш, сказал:
- Александр Васильевич, мы вас понимаем, тяжело вам. С веточным кормом, который нам всучил райком партии для нас неразрешимая проблема. ИТР разбросан, можно сказать, по всей стране, а райком это не волнует, раз контора в Челябинске, выполняй решение и баста. Придётся нанимать на работу, высекут за перерасход заработной платы. Ну, куда ни кинь, везде клин,- задумался и добавил - трактор мы получили. МТЗ. Может, вы его возьмёте, вместо веток, он вам нужнее, всё равно стоит круглый год. Как, Александр Васильевич?
- Трактор сейчас кстати, понимаем мы ваши проблемы, пойдём вам навстречу. Евгений Петрович, надо приехать кому-то с доверенностью, чековой книжкой, оплатить и забрать трактор.
- Не надо платить, мы просто оказываем помощь подшефному совхозу.
- Владимир Никанорыч, оплатить надо, иначе мы не сможем его поставить на баланс, а шефскую помощь можете оказать каким-нибудь металлом, а то вот сейчас нужно готовить сеновозные телеги, вырезаем из металлолома. Если есть такая возможность?
- Порешаем вопрос. Оставьте заявку на металл.
Женя тут же подал список необходимого металла.
- Сколько сможете, Владимир Никанорыч, - добавил Грачёв.
После того, как закончили все вопросы о металле, Грачёв опять
заявил Вихреву, как и другим шефам, что, только уважая и ценя многолетнюю дружбу двух предприятий, идём на компромисс, а уж другие шефы будут отдавать только веточный корм.
- А в политех можно и не идти, им что, пошлют студентов в лес, а эти оболтусы наломают нам дров, хоть печь топи. Сами же были студентами, знаем.
- Нет, Александр Васильич, надо заехать и вот почему. Во дворе у них постоянно стоит бортовой УАЗ, видно из окна проректора по АХЧ, а чтобы у них не было иллюзий, дадим параметры веника, а если не соответствуют, то принимать не будем. Зачем нам дрова? - сказал Женя.
- Попытка не пытка, давай заедем.
В политехе к ректору не заходили. Большой учёный, далёк был от хозяйственных дел, которые с успехом вёл проректор Гибадулин, который матерился по делу и без дела и кажется, очень гордился, вот он какой простой проректор.
- Приветствую суверенный совхоз «Маяк», - своим басовитым голосом встретил подшефных Г ибадулин.
- Шарифуллыч, соловья баснями не кормят, мы приехали забрать веточный корм, коров нечем кормить, - взял быка за рога Грачёв. - Если не приготовили ещё, скажи адрес Центрального райкома.
- Да присядьте, мужики, объясните, что это такое?
- Метёлки у вас на складе есть? Так вот они такие же, только с листьями. Каждая метелочка связана дратвой. Вот такой ГОСТ.
- И когда они нужны будут?
- Уже вчера. Когда получили решение райкома?
- Да недельки три назад. Хотел с вами уточнить, что это такое, да всё недосуг выехать к вам.
- Ну вот, Магомет пришёл к горе. Что скажешь?
- Может, придумаем что-то совместно? По домикам же решали вопрос.
- Домики могли подождать, а ветки вопрос жизни скотиняки. Тощать уже начали.
- Александр Васильевич, - вмешался в разговор Толкачёв, - Ринат Шарифулыч свой мужик, всегда помогает мне, прошлый год помог шестигранником, токаря горя не знали. Вон у них на приколе вечно стоит бортовой УАЗик, годится нам в командировки, может металлом каким. Их выпускники работают на всех заводах, неужели не помогут родной альма-матер?
- Тысячи студентов у них, проблем, по моему, людских никаких, - нарочно упирался Грачёв.
- Александр Васильевич, оторвать десяток студентов от учебного процесса большая проблема, зря ты так думаешь. Профессорско-преподавательский состав поднимет такой визг, что придётся уши затыкать и драть к едрёной фене. С людьми тяжело. Отдаём лучше УАЗик и поможем металлом. Любой найдём, - подумал и добавил Гибадулин.
- Чёрт! Все хорошие люди, никого не хочется напрягать. Войдём в положение Шарифулыча, но другие шефы только веточный корм, - смотря на Свиридова и Толкачёва, погрозил пальцем Грачёв.
Гибадулин улыбался довольный, как лихо он обработал сельчан. Правильно, УАЗ, поступивший к ним неизвестно для каких целей, ему не жалко, а металл для них не проблема. Немало больших начальников отирается в институте, собираясь защитить кандидатскую диссертацию, а если ещё и докторскую, то этот мужик может отправить и вагон металла.
Уж кто-кто, а Женя знал, как делаются диссертации большими начальниками. Например, как писал диссертацию секретарь обкома Григорьев Петя. Благодаря красивому почерку, знанию технического языка и землячеству Женя стал переписчиком кандидатской диссертации секретаря обкома, называемой «Применение бункеров-накопителей в условиях Южного Урала». Первая диссертация была написана давным - давно, допустим
«Применение бункеров-накопителей в условиях Среднего Поволжья», то бишь в Куйбышевской области. Потом появились диссертации в условиях Оренбуржья, Зауралья (Курган), Среднего Урала (Свердловск), Приишимья (Целиноград), Горного Алтая (Барнаул) и таких диссертация было девяносто, по числу областей, АССР, автономных округов. В нашей области первый хватился Григорьев, благо статистические данные со страху выдадут самые точные, без подвохов и Жене просто красивым почерком надо содрать с Оренбуржья весь текст, меняя на Южный Урал и подставляя свои цифры. Делал он это не безвозмездно, а за новый служебный УАЗ-69А, которым наградило его областное управление сельского хозяйства, за отличную постановку техники на зимнее хранение.
Грачёв, выйдя от проректора по АХЧ Гибадулина, тоже довольный улыбался, полагая, что всех шефов обвёл вокруг пальца и запасся металлом, который по фондам практически никогда не поступал в совхозы.
Приехав в аэропорт, встретили больше десятка человек, тоже выехавших на разведку в Киров, иные летели во Владимир. Все директора области знали друг друга, потому что были бесконечные совещания, семинары или какие-нибудь недельные курсы. Областное управление знало, что делало, если у директоров совхозов и главных специалистов были коровы, ремонт техники, подготовка семян, им же совсем делать нечего, поэтому и шли эти мероприятия. В очередь за билетами поставили Свиридова, как самого бесполезного для дела члена команды совхоза, а Грачёв с Толкачёвым пошли побродить по залу ожидания, в надежде встретить знакомых поближе. Такой сыскался сразу, Ширшов из соседнего района.
- Ты куда стопы направил, Геннадий Николаевич?
- Владимир, - пожимая руки мужикам с «Маяка», ответил Ширшов.
- Почему не в Киров сначала?
- Да просто так, в Москву хочу заехать. Во Владимире же нет аэропорта, туда едут уже из Москвы на автобусе или электричке. Бабе обещал духи настоящие, а где, кроме Москвы, найдёшь?
- Да и в Москве надурят, - и обращаясь к Толкачёву сказал, - вот молодец, для себя живёт, духи ему надо, на хрен ему солома.
- На пенсию выходит на днях, обещал, а так бы купил «Кармен» и хватит. Всё же пятерых детей вырастила, нам с тобой ведь растить некогда. Я прав?
- Истинная правда, Гена. Так тебе сколько лет?
- Пятьдесят восемь.
- Да ну-у? Я думал лет сорок пять, не больше. Думаю об твою морду только поросят бить. Здоровяк.
- Правильный образ жизни веду. Нет, Саша, порода такая. Отцу уже восемьдесят, а только первые седины на висках.
- Конечно, думаешь только о приятном: о духах и бабах. А может у тебя во Владимире знакомые есть, так мы изменим маршрут, пока билеты не купили?
- Да сроду я не переваливал Уральский хребет, служил и то на Дальнем Востоке. Может в ресторан, тяпнем по соточке?
- Нельзя, в самолёт не пустят.
- Вот видишь, я и на самолёте никогда не летал, только один раз на кукурузнике, который опылял совхозные поля гербицидами. Пьяный был и заставил лётчиков прокатить.
Подошёл Свиридов с билетами, раздал паспорта и все гурьбой отправились на регистрацию.
IX.
В Киров прилетели в четыре часа утра. Полупустой аэровокзал, только в одном углу, поближе к туалетным комнатам, разложив перины, расположился цыганский табор, только женщины и дети. Все прилетевшие командированные расселись по скамьям, дожидаться утра. Толкачёв, глядя на цыганят, разметавшихся на мягких перинах, с завистью сказал:
- Как в данный момент хочу быть цыганёнком. Спать хочется, сил нету, а в самолёте так и не вздремнул. А ты? - обратился он к парторгу.
- Да так, дремал. Уж больно ревёт ЯК-40. А шеф храпел за милу душу. Женя, а почему нас не кормили?
- Я откуда знаю. Спросил бы у стюардессы. Ночью, наверное, не кормят, я тоже хочу жрать. Алексей, а где у этих цыган мужики? Так же не бывает, чтобы табор состоял из баб и ребятишек.
-Мужики. У цыган мужики в почёте, они ночуют где-то в гостинице, возле своего барона. Ты видел, чтобы мужик у них гадал или выпрашивал милостыню? Нет, и не увидишь. Они или воруют или торгуют чем-нибудь! Воруют-то они все, от мала до велика.
- Нет же на них никакой управы, почему-то их не сажают за тунеядство? Попробуй наш мужик не поработай пару месяцев. А с них, как с гуся вода.
- Помню, в детстве, после войны, наша соседка вдова, жалея малых ребятишек, пустила переночевать маленький табор из трёх санных повозок. Так они переночевали, а дальше зажили у ней, пока не сожрали всю её муку, двух курочек, а когда наши мужики, по просьбе вдовы, вышвырнули их из хаты, срамили её по всякому и обещали напустить порчу.
- Жалко вдову, особенно её ребятишек. Откуда взялись цыгане, была же у них где-то родина? Когда-то. Откуда они расселились по всему миру?
- Кто его знает. Вот евреи расселились по всему миру из Израиля, когда там ещё не было государственности.
- Евреи ясно. Кто бы что ни говорил, всё-таки это особый народ. Я читал про них. Единственная нация, имеющая свою религию - иудаизм и они её не распространяют, как другие религии. Иван Грозный насильно крестит татар, арабы завоёвывают полмира и насаждают ислам. Евреи даже не допускают в свою религию другие нации. А сколько великих людей среди евреев. Один Эйнштейн чего стоит, революцию у нас сотворили они. Твой вождь Ленин тоже подозрительно картавит.
- А тебе не вождь? - спросил парторг.
- Вождь, как не вождь, у нас вождей не выбирают, их назначают. Вот ты вождь алкаша Анчина, исключить ты его из партии не можешь, потому что себе дороже. Скажут тебе же - не досмотрел, не вёл разъяснительной работы и по кумполу, нахлобучат кепку на глаза и уши.
- Да пошёл ты, - Свиридов отвернулся от Жени.
- Да ладно, не сердись, шучу же.
- Цыгане по антропологическим данным родственники индийцам, - сказал вдруг Грачёв. Он, оказывается, не спал и слышал весь разговор. - Чем вести идиотские споры, лучше бы разузнали, где можно перекусить.
В штабе узнаем про наш совхоз и сразу выедем туда. Мне нужно торопиться, иначе подведу Летаева, хотелось бы и во Владимир заглянуть, да уж ладно, посмотрим, как встретят здесь, а дальше видно будет.
Подошёл мужик, вертя на пальце ключ зажигания, предлагая довезти до города. От него не отходил другой мужик с полной авоськой говяжьих консервов, видимо разжился в командировке.
Водила пошёл дальше в поисках клиентов, а за ним мужик с консервами, наверно торопился обрадовать жену. В этот момент вкатили тележку с выпечкой в воздухе поплыл аромат горячих беляшей и пирожков и женский голос запел : - Горячие беляши и пирожки с картошкой, капустой и яйцом. Горячие бе.. - Толпа командированных быстро окружила лоточницу и она прекратила призывы, Аромат был такой силы, даже цыганята проснулись и, сидя на перинах, хлопали чёрными глазами--бусинками.
-Бери побольше, а я пойду поищу, чем запить, шеф настроен решительно, так что пожрём ещё не скоро, - сказал Женя Свиридову и пошёл искать буфет.
После завтрака спать захотелось ещё больше, прямо глаза слипались, а когда опять обратился к Жене парторг, чтобы отвязаться и вздремнуть, сказал: - Алексей, отстань, а то я договорюсь с тобой до какой-нибудь антипартийщины, поспи лучше, слышал, что сказал директор?
-Слышал. Надо бы сначала устроиться в гостинице. Что по совхозам таскаться с баулами?
Толкачёв не ответил, он уже задремал и проснулся, когда подошёл первый рейсовый автобус до Кирова.
Проезжая вдоль реки Вятки, увидели плывущие брёвна, сплав - не сплав, что-то непонятное, видели в кино, как плоты сплавляют, а тут бардак бардаком, брёвна по одному, по два, а где и кучей сплошным потоком плыли по реке, как будто кто-то, играя, бросал их по одной штуке в реку. Значит, здесь так принято сплавлять лес. Леса вокруг много, сплавляй себе на здоровье, только потом Женя узнал, что всё дно Вятки усеяно топляками. Утонувшие брёвна хозяйственный мужик не имел права вытаскивать и использовать, это хищение социалистической собственности, пусть они сгниют на дне, но трогать не моги. И сколько Женя не добивался, ответа на вопрос никто не мог дать. Нельзя и всё! И сам не гам - и людям не дам.
Все командированные вышли возле обкома партии, зашли в подъезд, но дальше милиционер не пропустил, работники обкома ещё не пришли и наш штаб не работал. Оставив чемоданы возле постового, все вышли на улицу. Раз обком, значит центр города, ничего примечательного, город, каких сотня в стране. Обком, недалеко горком и облисполком.
Все представители штаба жили в одной гостинице, поэтому кучной толпой прибыли в обком, среди них был и Шустов Владимир Петрович. Кабинетов, как в райкоме, у них не было, все заседали в одной комнате. Да не было необходимости, потому что вальяжничать здесь некогда, надо работать. Шустов отвёл своих районных мужиков и, вытащив из кармана список, зачитал закреплённые совхозы. Слободского района «Маяку» достался «Вахрушевский». Оказалось, надо доехать до города Слободской, при этом Шустов вытащил коробку спичек и показал надпись города, а там к автостанции пойдёт рейсовый автобус до посёлка Первомайский, и где-то посередине Вахрушево. Ни хрена себе, а Грачёв хотел успеть доехать до Владимира за эти два-три дня, а тут до первого совхоза будешь добираться целый день. Делать нечего, повздыхав, отправились на автостанцию, и просто повезло Маякцам, на автостанции находился автобус Вахрушевского совхоза, который привёз учеников на пионерский слет и заехал забрать своих, если окажутся на автостанции, за пузырь.
- Слушай, читаю совхоз Вахрушевский, это не Слободского района? - поинтересовался Толкачёв у шофёра.
- Слободского. А ты к кому едешь?
- Да ни к кому мы. Командированные. Хотим заготавливать у вас солому. Можно с вами доехать?
- Пожалуйста. Вас много?
- Да нет, нас трое. Директор совхоза, парторг и я, главный инженер совхоза.
- О-о-о! Всё начальство. С вас и на бутылку не сорвёшь, ещё доложите нашему директору.
- Как тебя зовут?
- Павел.
- Не волнуйся, Паша, никто никому не доложит, а на бутылку лично я дам. Сейчас я сбегаю, позову своих и поедем. Ты никого не ждёшь?
- Нет, заехал, думал, кого из земляков прихвачу, а никого и нетути.
Через пару минут автобус уже отъехал от автостанции с обрадованными мужиками. По обеим сторонам дороги тянулся лес, только иногда попадались поля с максимальной площадью в полтораста гектар, чем вызвал тревогу у мужиков, привыкших к бескрайней степи и каждое поле было размером в четыреста-пятьсот гектаров. Вот это размах, а здесь всё игрушечное.
Автобус остановился возле конторы и повезло Грачёву во второй раз: директор совхоза Чарушин Николай Иванович оказался на месте. Толкачёв, выходя из автобуса, сунул Паше пять рублей. Паша сначала застеснялся, но деньги взял и уверил, что всегда готов к услугам, пусть только скажут.
Чарушин оказался очень говорливым мужиком и матершинником. Слово «бля» он произносил через несколько слов, к месту и не к месту. Грачёв представил своих помощников, Чарушин не стал представлять, а его мужики помощники заполнили кабинет послушать, с чем приехали уральцы.
- А большое у вас в совхозе поголовье? - спросил Чарушин.
- Пять с лишним тысяч только КРС, - ответил Грачёв.
- Ни х.. себе. А посевной?
- Двадцать семь тысяч.
- Вот это ни х.. себе, - удивился Чарушин. - Так сколько у вас тракторов в совхозе?
- Сто пятьдесят? - Грачёв посмотрел на Толкачёва.
- Сто пятьдесят шесть - уточнил Женя.
- Вот это ни х.. себе. Это бля сила. А ты пятьдесят тракторов не можешь вовремя отремонтировать, бля, - пожурил Чарушин своего инженера Борю Овчинникова и подумав, проговорил, - Александр Васильевич, вот что я скажу тебе. Солому забирай прошлогоднюю всю, нонешнюю оставим немного на подстилку, остальное забирай. Есть в лесах поляны гектар по пятнадцать-двадцать, коси, сколько сможешь выкосить, мы всё равно не успеваем, но говорю сразу, не наберёшь у нас такого количества корма, чтобы содержать твоё поголовье. Я всей душой, но всё, что могу, - Чарушин развёл руки. Из монолога можно было сделать вывод, что сам он матюки не замечал, да и окружающие привыкли. - Ну а какое у вас дойное стадо?
- Две с половиной тысячи.
- Кто же их доит?
- Доярки.
- Это больше ста доярок?
- Да нет, поменьше. У нас же молокопровод.
- А у нас ни х.. нет. Доят девчата с меховой или спичечной фабрики, шефы наши, свои в доярки не идут. На отделениях живут одни бабки--божьи одуванчики, молодёжь сразу смывается на фабрики и заводы, им на х.. не нужны коровы и дойки. Вот так и живём. Василь Петрович, закажи в столовой вечером ужин хороший, посидим с коллегами, раз нас связала судьба.
- Владимир Иваныч, мировой ты мужик, говори свои проблемы, тоже будем помогать тебе, а пока обсудим быт наших мужиков: где будут жить, где питаться?
- Жить будут в общежитии, питаться в столовой.
- Может поваров своих привезти?
- Не надо. Повара в очереди стоят, а вот доярок нет. Александр Васильич, комбайнёры у тебя нынче свободны?
- Прямо, как птицы в полёте.
- Может быть, с уборочной поможешь? Нехватка механизаторов.
- Без разговоров. Командируем лучших комбайнёров, сварщика, токаря, моториста. Ну, а взаиморасчёт, договоримся. А сейчас скажи мне, как добраться до Владимира?
- Очень просто. Садишься на московский поезд и спрыгнешь во Владимире, после Горького.
-Тогда извини. Я же уехал в командировку самовольно. Понимаешь, обком запретил выезд первых руководителей в командировки, а как я могу ориентироваться, если сам воочию не увидел, куда едут мои люди. Согласен?
- Вполне.
- Так вот, с молчаливого согласия секретаря райкома, мы рванули самовольно, раз уж у нас получилось такое полное взаимопонимание, давай мы совместно поужинаем в другой раз, а сейчас доставь нас до Кирова на чём-нибудь и мы выедем во Владимир. Просто день сегодня удачный и ты оказался на месте. Постоянно будут приезжать кто-то из них, но будет и постоянный представитель из холостяков. Есть у нас путёвые специалисты. Совместно пообедать мы не против.
- Так чем мотивируют запрет на командировки?
- А ничем. Я полагаю, готовятся уже принимать вагоны с кормом, кстати, вагоны с комбикормами уже поступают. Так вот, сейчас главное для обкома не допустить простоя вагонов. МПС это страна в стране и с ним надо держать ухо востро. Допустим, не вовремя поставили вагоны под погрузку кормов, мы по инструкции сообщаем в штаб в Кирове, те в обком, а обком Лёне, так, мол, и так, МПС игнорирует решение Политбюро, не даёт под погрузку вагоны. А если будет простой при выгрузке, они доложат Лёне, что рады бы дать вагоны, да только они не выгрузились. Ильич натягивает обком, обком - райком, райком - директора, а если директор в командировке, кого натягивать? Круг никак не замыкается, поэтому и запретили.
- Страна дураков. Поехали обедать, а потом автобус увезёт вас в Киров.
- Петрович, как у вас с ходовыми ремнями? - прошептал Боря- инженер на обеде.
- Боря, напиши мне заявку. Вижу хреново вы живёте с запчастями. Напиши пару насосов шестерёнчатых, генераторов, магнето, ну и в чём нуждаешься ещё, приедем эшелоном и привезём.
- Спасибо, Евгений Петрович, заодно, пока здесь будешь, поучи его, - сказал Чарушин.
После обеда опять захотелось спать, и Женя предложил, чем болтаться на вокзале, поспать в общежитии совхоза, выехать вечером к поезду. Спать хотели все, поэтому решили остаться до вечера.
Во Владимир приехали после обеда, взяли бы такси, да не хотелось стоять в очереди, поэтому, узнав, на чём добраться до обкома, сели в автобус. В штабе их встретил Лапаев, второй секретарь райкома, который играл в шахматы с таким же представителем, как и он сам.
- О, Мужики, как добрались? - радостно вскочил Вадим, наверно проигрывал.
- Добрались нормально. Время--деньги, Дмитрий Иваныч, куда нам дальше ехать, к кому обращаться?
- Маяк, Маяк, - повторял Лапаев, перебирая бумаги. - Совхоз Вязниковский, Боголюбовский район. Как туда добраться? Рейсовым автобусом, который сегодня ушёл, будет только завтра утром.
- Сейчас пойдём в гостиницу, места на вас забронированы, потом сходим во Владимирский Кремль - сразу чувствовался секретарь по идеологии. Ему торопиться некуда, да и по землякам он, по-видимому, соскучился.
- Как у тебя с разнарядкой на приём в партию? - спросил Лапаев у Свиридова.
- Есть два механизатора, молодые, серьёзные парни, знаю, что одна должна быть передовая доярка или телятница, но не хотят, хоть убей. Учительница одна желает, которая прошлый год кипиш поднимала против директора школы.
- Учительницу нам не надо, а тем более, которая поднимала кипиш, кровь из носу - ищи доярку, - поставил точку Лапаев.
- Дмитрий Иванович, конечно не моё сопливое дело, указывать партии, кого принимать, а кого нет, - раскладывая свои пожитки в гостиничную тумбочку, вмешался Грачёв, - только почему эта учительница не имеет права вступить в КПСС, тем более принципиальная, раз не побоялась выступить против директора школы?
Грачёв был раздосадован тем, что теряет зря время, целый день на ожидание рейсового автобуса и было бы лучше, если бы голова Лапаева была забита не кандидатами в партию. Давно можно было вызвать свой новенький служебный УАЗик, который мог бы доставить оперативно приезжающих на место, указанное в списках райкома и штаба. Одно сослагательное наклонение, дела никакого, прожирают казённый хлеб, только для того, чтобы сообщить место будущей командировки, но райком - прямо не выскажешь.
-Учителя не требуются, - нисколько не смутившись, парировал Лапаев.
-Так кто решает, какие коммунисты требуются, а какие нет? - возмущённый наглостью спросил Грачёв.
- Обком высылает разнарядку по районам, а район по хозяйствам, не в моих силах что-то изменить, потом нахлобучка будет мне, - улыбаясь, и уставясь на Грачёва, ответил Лапаев, не понимаешь, мол, очевидных истин.
-Вот потому-то все умнейшие мужики вне партии. Вон мой Толкачёв, умнейший мужик, но простите, в партию к Свиридову, он не пойдёт, а в спорах с ним заткнёт его за пояс. Я не дурак, понимаю, что спорить бесполезно, но иногда удивляюсь, надо же так забронзоветь, что политическую партию превратить в касту неприкасаемых.
- Так ты недоволен политикой партии? - внимательно вглядываясь в Грачёва, спросил Лапаев, как будто хотел уличить его в антипартийных намерениях.
- Вот так всегда, только задашь неудобный вопрос, сразу уличают в антипартийщине, что вы держитесь так за свои места, по-простому между собой поговорить нельзя, прямо боги вокруг нас, смертных людей. Довёл ты меня, Дмитрий Иванович, так если ты такой мудрый, то почему не вызвал сюда свою служебную машину и, вместо того, чтобы сидеть в штабе, не объехал все совхозы, чтобы давать приезжающим дельные советы, своевременно доставлять их к месту. Партия должна помогать, а не надзирать. Можешь доложить мои слова куда хочешь, только имей в виду, в этом году снять меня с директоров никто не рискнёт. Я тоже номенклатура обкома и если вызовут, повторю весь наш разговор, так что в твоих интересах замять наш разговор.
Женя со Свиридовым молча слушали препирательство секретаря райкома и директора совхоза, совхоза, гремевшего на всю область своими успехами. В душе Толкачёв радовался, как отбрил шеф секретаря, а то разговаривают так высокомерно, ну, действительно боги какие, а сами не могут догадаться до простых хозяйственных решений.
- Ладно, Саша, - примирительно начал Лапаев, - я думал тоже вызвать машину с первым же выезжающим эшелоном, куда одного вызывать к чёрту на кулички.
- Дмитрий Иванович, не знаете вы наших шоферов, - перешёл опять на «вы» Грачёв, - выдайте ему талоны на бензин и командировочные и найдёт он вас, даже у чёрта на куличках, язык до Киева доведёт. Когда мы посылали машины в Краснодар за семенами подсолнуха, за три дня они доехали без атласа дорог, а домой ехали два дня. Надо доверять людям, - повалившись на кровать, призадумался и попросил Толкачёва - Женя, погуляй по улице, может какого частника сыщешь, свозить в совхоз «Вязниковский». Сколь туда километров? - посмотрел на молчавшего Лапаева.
- Да километров шестьдесят.
- Давай Жень, пошустри, может повезёт, правда домой в поезде будем ехать голодными, про самолёт и говорить нечего.
Вышел Толкачёв на улицу, думая о том, что Грачёв может так говорить с Лапаевым, они работали когда-то в одном совхозе, один инженером, другой парторгом, ну, как они со Свиридовым, а когда Лапаев закончил академию при ЦК, его выдвинули в секретари райкома, а Грачёв, пока тот учился, уже стал директором совхоза. Много воды утекло с тех пор, теперь Грачёв разговаривал с Лапаевым на «вы» при посторонних, но при случае не постесняется и послать куда подальше. Даже старики Халяпин и Шеметов об этом не помышляли. Перед гостиницей стояли две машины «Москвич» и «Жигули-01». Редкие машины проезжали по улице, не будешь же каждую машину
останавливать, как к гостинице подкатила такси «Волга». Из машины вышла дама в шляпе и скользкий мужичок с тонкими усиками. Таксист открыл багажник и, достав чемоданы, захлопнул крышку багажника и, не глядя на подошедшего Женю, объяснил: - Еду в гараж, пересменка. -¬Какая может быть пересменка в одиннадцать утра? Таксист демонстрировал перед простым пассажиром свою недоступность.
- Да ты послушай, шеф. Я тебе хочу предложить выгодное дело, а ты рыло воротишь. Будешь слушать или нет?
- Ну, говори, - заинтересовался таксист, - только баб нет до вечера, водяры хоть запейся, червонец - бутылка.
- Баб не надо, водки тоже. Увези до совхоза «Вязниковский». Надо успеть на похороны брательника - по мнению Жени это должно разжалобить таксиста. Таксист же понимая безвыходность ситуации для пассажира, прикидывал в уме, сколько запросить, чтобы не вспугнуть его и сорвать хороший куш. Про пересменку он напрочь забыл.
- Дорога неважная и оттуда порожняк, гони сотню.
Ни хрена себе, пол оклада главного инженера за пару часов, но отказываться не стал
- Сейчас сбегаю за родственниками и поедем, - Женя сам не мог решить с таксой, поэтому побежал в гостиницу, думал, если директор не согласится, то он просто не выйдет к таксисту, пусть наглая морда ждёт до упаду. Забежав в комнату, объявил о такси и цене поездки. Грачёв, не раздумывая, согласился и, махнув рукой Свиридову, направился к выходу.
-Поехали, вещи пусть остаются, Вадим Дмитрич, унеси, пожалуйста, ключ администраторше, может к вечеру вернёмся, если Бог даст.
Грачёв сел на заднее сиденье, пришлось Жене сесть рядом с таксистом. Про похороны он не успел рассказать попутчикам и они слушали разговор таксиста с Женей, ничего не понимая.
- Молодой брательник был?
- Да не старый ещё.
- Болел или что?
- Прихварывал, да в телеграмме ничего не сказано.
- А работал ещё?
- Да, директором совхоза.
- Да ты что? - в глазах таксиста отразился испуг - Стяжкин, что ли?
- Он самый, - подтвердил Женя, понимая, что переврал, а теперь лезет всё глубже.
- Прямо не верится, я его знаю хорошо, вот весной было областное совещание, так я им подгонял баб. Хороший был мужик, весёлый, главное напьётся - денег не жалел, широко гулял, всё говорил «Один раз живём, бери всё от жизни».
Таксист рассказал Жене, что в этом совхозе жил его служак, теперь он живёт в городе, и через него-то он и познакомился со Стяжкиным. А знакомого директора совхоза иметь хорошо, нужен ли молочный поросёнок или свежее мясо, всегда пожалуйста.
- Слушай шеф, Стяжкин действительно мой кровный брательник, только живой он ещё, а придумал я, чтобы ты не отказался везти меня. Понимаешь, надавил на человеческую жалость. Извини, друг.
Грачёв со Свиридовым давно поняли суть их разговора и молча, с интересом, ждали продолжения. В это время, выезжая из Боголюбово, где Андрей Рублёв творил, Толкачёв увидел посередине реки церковь и спросил: - А что, на берегу реки не могли построить, что ли?
-Эта церковь называется Покрова на Нерли, построена с незапамятных времён.
- Почему на Нерли?
- Река так называется, Нерль.
- Название какое-то нерусское.
- Так значит едешь к брательнику в гости? Я и смотрю, чем-то вы похожи, только он толстый и лысый. Но ты пока молодой. Тебя как зовут?
- Женя.
- А я Костя. Знаешь, Женя, не буду я с тебя драть сто рублей, хватит полтинника по свойски. А где ты проживаешь сам? Откуда едешь?
- На Урале живу, в Челябинске.
- О-о! Далеко, а чего тебя занесло в такую глушь?
- А мне кажется у вас непроходимая глушь, на весь Владимир полтора такси и ни одной асфальтированной дороги. Народ у вас какой-то зашуганный, даром, что недалеко от столицы живут, даже аэропорта нет, дыра-дырой, - добивал таксиста Женя.
- А ты сам здесь не жил, что ли? - удивился Костя.
- Я бы здесь от тоски помер. Брательник мой по молодости поехал в эти края, да и остался, теперь тоскует по родине, поэтому гуляет с бабами и пьёт. Что ему остаётся делать в чужих краях? Так-то, Костя, надо жить, где родился, там и пригодился.
- А мужики куда едут?
- У них свои дела, в гостинице познакомились.
- А Магнитогорск это в вашей области?
- В нашей. Гигант металлургии. Весь комбинат и за неделю не обойдёшь.
За разговорами стали доезжать до «Вязниковского». Женя развернулся и получил от директора пятьдесят рублей, две купюры по двадцать пять.
- Подвези к конторе, - попросил Женя и сунул деньги в руки таксиста.
Возле конторы не было ни души. Костя не стал задерживаться, высадил пассажиров и, пожав руку Жене, уехал обратно.
- Наверно попали на обед. Свиридов, учись у Толкачёва, видишь, как запудрил мозги таксисту и сэкономил нам половину денег. Лишь бы директор никуда не уехал. Будем ждать - и направился к лавочке возле входа в контору.
Контора была не чета Маякской двухэтажной, а была похожа на барак и только вывеска гласила, что это контора совхоза «Вязниковский», да рядом был стенд с передовиками производства и доска показателей, где мелом были заполнены графы, дневной удой на одну фуражную корову. Графа «общий надой за день» пустовала, можно было бы вычислить дойное поголовье КРС. За сутки вспахано зяби сорок два гектара, не густо. Сколько всего вспахано и какой процент к плану, тоже пустовал, так что не прикинешь, сколько пахотной земли в совхозе.
- Бедновато живут в этой полосе России. Видимо гнали всё в наши края во время целины и по инерции не могут остановиться. Я это понял ещё в Кирове. Ремонтные мастерские у нас на отделениях лучше, снабжение тоже никудышное, техника - всё старьё, даже комбайны С-6 остались. Куда это годится? Но поля во Владимирской области побольше, чем в Кировской, не сплошные леса, всё-таки. Жрать охота, даже сухой паёк никакой не прикупили в магазине, обрадовались, что едем. Алексей, сходи в магазин, купи хоть пряники и попить что-нибудь. А Лапаев, бестолочь, даже не догадался позвонить в совхоз, предупредить, что выехали. Вот с такими начальниками штабов и проср... начало войны в Отечественную.
Свиридов ушёл в ближайший магазин, мимо протарахтела повозка со свежескошенным сеном, а мужик на телеге долго присматривался к стоящим возле конторы, силясь догадаться, кто бы это мог быть.
-Петрович, придётся тебе курсировать между Кировом и Владимиром, больше я ни на кого не надеюсь, постоянно посадим на точки твоих холостых инженеров Губайдуллина и Чудайкина, ребята хваткие, потянут, да и механизаторов они знают лучше, чем животноводы. Каждый главный специалист обязательно побудет месяц в командировке, нечего отсиживаться дома за бабьей юбкой, а тебе придётся выезжать ежемесячно, хоть на недельку. С кормоцехом, по-моему, справится Яков Яковлевич.
- Справится, - подтвердил Толкачёв.
- Ты знаешь, чего я боялся больше всего весной? - спросил у Жени директор.
- Что заставят сеять?
- Точно. Ну и голова. Думал, закопаем семена, чтобы отчитаться, а на следующий год будем завозить опять чьи-то отходы. Всё-таки, нашлись разумные головы, не стали настаивать.
Пришёл Свиридов с бумажным кульком и бутылками лимонада в карманах. Перекусили, и опять потянуло на сон. Молча клевали носами, сидя на лавке, пока не пришёл первый, пообедавший.
- Товарищи, вы по какому вопросу?
- Я директор совхоза «Маяк», с Челябинской области, приехал заключить договор о заготовке кормов, согласно разнарядке, а это мои помощники.
- Главный бухгалтер Толмачёв Сергей Иванович, - представился невысокого роста, чистенький, благообразный мужик. - Пройдите в мой кабинет, сейчас я позвоню на квартиру директору.
Вскоре появился «брательник Жени», как уже шутя, обозвали директора «Вязниковского», полного и лысоватого, средних лет мужчину. Пошли взаимные приветствия, расспросы о состоянии дел друг у друга. Грачёва интересовала посевная площадь, от чего зависело, сколько соломы могут напрессовать.
- Двенадцать тысяч, - с большой важностью проговорил Стяжкин, ожидая удивления от большой посевной площади.
- Не густо, - задумчиво заметил Грачёв.
- Как не густо? - даже растерялся Стяжкин, а у вас сколько?
- Двадцать семь тысяч - это официально, да тысячи три имеем для поднятия урожайности.
- Как это? А-а-а, понятно. И как, справляетесь?
- Как видишь. Иначе приехали бы другие.
- А сколько нужно соломы?
- Всё, что отдадите. Если есть возможность подкосить сено, будем благодарны, возможно, поможем чем-нибудь, подумайте.
- Да-а-а! У вас масштабы совсем другие. Мы знаем, что Урал - опорный край державы, но что совхозы такие мощные и не думал.
- Целина же была у нас, уже двадцать лет всё гонят на целину. Вот только зона рискованного земледелия, часто случаются засухи. А иной год вырастишь урожай, а погода не даёт возможности убрать, заливает, но нынешняя засуха - даже на памяти у стариков не сохранилась такая.
- Солома, кроме подстилки, нам не нужна, забирайте, раз попали в такую беду, а сено, - Стяжкин решил признаться в своей слабосильности, - мы косим до самых белых мух, не хватает ни техники, ни рабочих рук. Давайте совместно заготавливать сено пятьдесят на пятьдесят процентов.
Грачёв отлично понимал, что Стяжкин хочет переложить заготовку сена на его плечи, но тут же согласился.
- Согласен. Мы заготавливаем сено, половину отдаём вам, только на сеновал вывозите сами, а мы свою половину прессуем и отправляем.
- Вот это деловой разговор, - обрадовано ответил Стяжкин, и будто вспомнив, - мужики, вы же не обедали, едем в столовую, разговор там и продолжим.
В столовой, как в любом совхозе, была комната для приёма гостей, где стоял стол, накрытый белой скатертью, стеклянный шкафчик с обязательным чайным сервизом, рюмками разных размеров, маленький холодильничек, где хранилось спиртное, да пара банок икры, иногда фрукты, смотря кого встречают. Хозяином этой комнаты был только директор и заводил сюда товарищей рангом не ниже себя, только иногда старых друзей детства или институтских однокашников, чтобы показать, чего он достиг, а если с райкома или шефы с области, то обязательно заблаговременно закупались другие продукты, чтобы показать своё благополучие и радушие по поводу приезда такого уважаемого товарища. Стяжкин понимал, что не стоит рыть копытом землю перед Грачёвым, видел многоопытного мужика, поэтому начал со своих проблем.
- Александр Васильевич, беда - нехватка кадров, молодёжь никак не хочет оставаться в деревне, во Владимире опять вот открыли новый завод, керамический. Стоит одному узнать и вся молодёжь, как стая воробьёв, срывается с места и опять рушатся надежды на закрепление молодёжи на селе. У вас как?
- Точно также, один в один. Молодёжь уезжает в город и, честно признаюсь, у меня не хватает совести их отговаривать, и я не отговариваю. Вот мы с тобой, Виктор Николаевич, разве желаем своим детям, чтобы они вкалывали всё лето от зари до зари? Нет, не желаем. Также и другие родители. Многострадальное село в любой ситуации оказывается в заднице, каждый вождь начинает свои эксперименты с селянами. Нормально жить начали лет пятнадцать назад, без голода двадцать лет, а пошла последняя четверть века. Как бы не было, а гегемон наш в городе живёт спокойней, чем в нашей буче, боевой и кипучей. Говорят, диктатура пролетариата. Какая на хрен диктатура пролетариата, знаем, чья диктатура, только молчим. Знаем, Алексей? -- обратился к парторгу.
- Знаем, - обречённо согласился секретарь парторганизации.
- А народ у вас тоже пьёт? - спросил Стяжкин.
- Не то слово, за воротник льёт. Отправишь в ЛТП, сам потом жалеть будешь, работать некому. Везде одни и те же проблемы. Ну что, Виктор Николаевич, мы отправляем к вам бригаду, пока будем косить сено и прессовать прошлогоднюю солому?
- Отправляй, Александр Васильевич, обеспечим жильём, питанием, а пока за знакомство продолжим дружеский обед, плавно перетекающий в ужин.
- Извини, Виктор Николаевич, с удовольствием бы, да грехи не пускают. - Грачёв рассказал Стяжкину о самовольной поездке и закончил просьбой доставить их во Владимир на поезд.
X.
В Москву маяковцы прибыли рано утром, ждать родной фирменный «Южный Урал» надо было до трёх часов дня. Подремали в зале ожидания, пока не зашевелился город, и решили сходить в мавзолей Ленина и посетить ГУМ и Кремль. Г рачёв, приезжая в Москву на ВДНХ, посещал мавзолей и Кремль, но Женя и Алексей были в Москве первый раз , и Грачёв взял на себя роль гида. Довольный результатами командировки, он не сидел на месте, простоял сам в небольшой очереди и купил билеты на поезд, купил куль пирожков, свалив всё на лавку, сказал: - Купите что -нибудь попить
Женя сходил к киоску, купил всем кефир, свежие газеты, а когда утолили голод, развернул газету, не пишут ли что о жесточайшей засухе на одной трети зернового клина страны. О засухе ничего не писали, в стране тишь да гладь, только вот два типа нарушают покой страны, поэтому их высылают одного вообще из страны, а другого в ссылку. Газета «Правда» была возмущена и крыла их «во всю ивановскую». Один - Сахаров, страна сделала из него учёного, а он, оказывается, потворствовал капиталистическим акулам. Бывают же неблагодарные люди. Другой - Солженицын, писатель, никудышный, как утверждала «Правда», тоже что-то натворил. Что именно натворил, не писали, но возмущались его поведением. Ниже было письмо деятелей культуры и писателей, в котором все единогласно требовали высылки из страны этого горе-писателя. Женя думал, если высылать всех неумёх в своей специальности, то уж треть страны должна уехать, в первую очередь начальник управления Мухин. Он бы с удовольствием отправил к капиталистам бульдозериста Киселёва, который круглый год только ремонтировал свой бульдозер, не принося никакой пользы. Уже хотел списать его с баланса совхоза и сообщил об этом Киселёву, как вдруг, явившись по вызову директора в кабинет, не застал там заплаканного бульдозериста, с мольбой смотревшего ему в глаза.
- Пусть доработает, ему осталось полгода до пенсии, - отрешённо махнув рукой, сказал Грачёв.
- Пусть дорабатывает. Я просто хотел, чтобы он отвязался от трактора.
- Да я, Петрович, на днях выеду, - воспрял духом Киселёв, - вот увидите.
Киселёв не выехал ни на днях, ни позже, а ремонтировал бульдозер, пока не отправили на заслуженный отдых.
Ниже в заметке поведением двоих возмущался токарь-карусельщик завода имени Лихачёва и тоже предлагал выслать отступников, чтобы не мешали они достраивать коммунизм. Вот пошли карусельщики, восхищался Женя, и откуда они знают про учёного и писателя. Он инженер, любитель читать всё подряд, слыхом не слыхивал про них, а этот знает про все их делишки и требует высылки. Одно слово - москвичи.
Дальше возмущался известный спортсмен, знатный шахтёр и знатный чабан. Тут-то у Жени и закралось сомнение, так как чабанов-то он знал хорошо, они только и умели менять овец, спрятанных при пересчёте на бутылку водки. В те благословенные времена овечка стоила копейки. Обычно за свою жизнь чабаны не прочитывали ни одной книги, а газеты использовали только на самокрутки и другие естественные нужды.
-Александр Васильевич, вы не знакомы с этими мужиками, которых кроют и в хвост и в гриву? - спросил Женя, подавая директору газету. - В чём они провинились? Кроют без объяснения причин, просто наймиты капитализма и всё.
- Нет, не знаю, - подумав, ответил Г рачёв, - не забивай, Петрович, голову всякими пустяками. Лучше поедем, посмотрим Мавзолей вождя мирового пролетариата. Свиридов, проснись, едем к Ленину, не хватает только котомок.
-Кстати, Александр Васильевич, слышали анекдот про современных ходоков?
- Нет, расскажи.
- Колхоз «Путь к коммунизму» послал ходоков к Брежневу, узнать, когда же дойдём до коммунизма. Прибыли ходоки к Лёне. Зайти решил один, двое остались охранять котомки. Вот, мол, Леонид Ильич, колхозники послали узнать, когда будем жить при коммунизме, на что тот ответил « По учёному тебе объяснять, ты не поймёшь, давай лучше по простому». « Давайте». Брежнев подозвал его к окну и, показывая вниз спросил: «Видишь, справа, стоит моя «Чайка»?-- «Вижу». « Видишь слева стоит «Чайка» Косыгина»? - «Вижу», «Вот когда между ними будет стоять твоя «Чайка», тогда и дойдём до коммунизма». Вышел ходок к своим, они спрашивают «Узнал?» - «Узнал», « И когда»? « Объяснять вам по учёному, вы не поймёте, давай я вам объясню по простому». «Давай». «Видите, стоит моя котомка?». «Дальше стоит котомка твоя, видишь?» - « Видим».- «Вот когда между ними будут стоять котомки Брежнева и Косыгина, тогда мы дойдём до коммунизма».
Немного посмеялись и пошли к метро. По удивлялись красоте отделки станций метро, доехали до Красной площади. Перед Мавзолеем извивалась очередь длинной лентой. Несмотря на ранний час, желающих воочию увидеть Ленина было много. Очередь продвигалась с такой же скоростью, как соратники Ильича брели на каторгу и маяковцы вскоре вошли в Мавзолей. Два офицера-чекиста зорко всматривались в проходящий народ. В отдалении лежала рыжая мумия, ну что манекен в магазине. Женя был разочарован, ну кому нужен этот манекен, да ладно, хоть дома расскажу, что видел мёртвого Ленина, который и теперь живее всех живых. Прошли мимо кремлёвской стены, где покоился прах выдающихся коммунистов и маршалов, а наиболее выдающиеся имели даже собственные могилы с бюстами. Жене изрядно надоело это панихидное шествие, теперь он прочитывал только год смерти деятеля, чтобы знать в каком году страну постигло то или иное горе. Зашли во внутрь Кремля, где опять КГБэшник проверил паспорта, посмотрели на Царь-пушку и Царь-колокол, ничего выдающегося, стало скучно, да и жрать хотелось, видом палат и соборов сыт не будешь.
- Пойдёмте лучше в столовую, - предложил Женя
-А в ГУМ не хотите? - спросил директор, - купим бабам и ребятишкам какие подарки, всё же в Москве побывали. Давайте на ВДНХ, там и кормят в столовой по деревенски и сувениры всякие продают, хоть увидите рекордсменов--быков и скакунов, которые вам и не снились. На ВДНХ их в первую очередь встретил памятник жеребцу «Квадрату», потом пошли по сектору животноводства. Бык-производитель весом больше тонны с кольцом в ноздрях, свиньи всяких пород с длиной тела в два метра.
- Объясняй нам, Алексей, это по твоей части, -- директор не шутил. В совпартшколе будущим парторгам дополнительно выдавался диплом агронома, зоотехника или экономиста.. Но все они, собираясь стать парторгами, не учили специальность. Свиридов по граждански считался зоотехником. - Разве корова устоит на ногах, если на неё запрыгнет бык весом в одну тонну?
-Эти быки наверно используются для искусственного оплодотворения, - ответил Свиридов.
- Жалко мне этих ананистов, за всю жизнь не попробовать живой п.., - рассуждал Толкачёв. - Уж лучше быть беспородным дворняжкой, -¬пожалел быка Женя.
Дальше шли стенды с рекордными урожаями, это хозяйства, куда возят членов Политбюро или заграничных товарищей, показать, каких успехов можно добиться при социализме. Съедь с безупречной асфальтированной дороги, сверни на разухабистую, посыпанную щебёнкой «направление» и проедь десять-пятнадцать километров и взору откроется крестьянская деревня с косыми заборами, провалившимися крышами, исхудавшим скотом и сопливой, чумазой пацанвой, копошащейся в пыли. Вот это настоящая русская деревня. Началось всё с фельдмаршала Потёмкина, строившего по пути следования Екатерины Второй красочные домики. Сколько столетий прошло и смотри, как бы коммунисты ни ненавидели царизм, а вот образцовые хозяйства, куда валили несчитанные деньги, им нравились, высокопоставленные гости гордо любовались плодами своей правильной политики. Так думали высокопоставленные гости, а простые люди думали, неужели они все до того тупые, что верили тому, что им показывали? Были же, когда-то, и они обыкновенными гражданами, не в пробирке выросли. Сколько существует Россия, столько и будут показывать эти неправедные «Потёмкинские деревни» и ни один правитель не скажет «Стой. Сверни направо или налево, на разухабистую, убитую дорогу» и не проедет до настоящей деревни, реальной. А почему? Потому, что в период его правления, он должен видеть только красивые деревни и счастливые лица жителей этих «Потёмкинцев», которые бурно аплодируют правителю, всегда переходящую в овацию, если он соизволит помахать им рукой. Только невдомёк им, что после окончания правления их смешают с деревенским навозом. И правильно сделают, потому что палец о палец не ударил, чтобы люди не тонули в этом навозе. А пока он выдающийся политический деятель и только в постели с грустью думает о том, что со временем и его похоронят на Красной площади.
- Вот нам надо превратить наш совхоз в такое хозяйство, -- прервал мысли Толкачёва Свиридов, увидев, как мечтательно смотрит на стенд главный инженер.
- Пошёл, Лёха, на хер, превращай, кто тебе не даёт, поднимай своих коммунистов, которые больше валяются пьяные по канавам, -- со злостью ответил Женя и направился к выходу. Очень хотелось покурить.
Следом вышел Грачёв и, прикуривая, спросил, улыбаясь:
- Ты чё, Жень, сорвался на комиссара?
- Да зае... со своей агитацией. Пусть агитирует пацанов или коммунистов. Я что ему оселок, об который оттачивает своё агитационное мастерство.
- Вот почему он тебе и не предлагает вступать в партию. Мнение своё имеешь, отличное от партийного, чего доброго брякнешь на каком партийном форуме, потом доказывай, что ты не верблюд и не дружит с тобой домами. Если серьёзно, надо тебе уже вступать в партию, засохнешь на этом месте, хоть умом ты давно директор совхоза.
- А мне и тут хорошо. А вот Свиридова иногда жалко, серьёзной ответственности у человека нет, а нужно показать собственную необходимость, вот и крутится, как вошь на гребешке.
Вышел Свиридов, пряча записную книжку во внутренний карман пиджака. - Вот записал все рекордные показатели, расскажу людям.
- И ты думаешь, крестьяне изумятся? Начхать им на твои показатели. - Женя отвернулся.
- Баста. Вас двоих вместе в командировку отправлять нельзя. Антагонисты. Сейчас закупим продукты на дорогу и в вагон, отсыпаться до самого Челябинска.
XI.
Железнодорожный тупик кишел как муравейник. Сотни автомашин, гружёных сельхозтехникой, сотни тракторов, сеновозных телег запрудили всю округу и подъезды к тупику. То и дело посвистывал маневровый тепловоз, откатывая загруженные платформы и подавая порожние. На лужайке, ожидающие очередь на погрузку, образовали лежбище; перекусывали, резались в карты или травили байки и анекдоты. Когда подъехал Толкачёв, маяковцы всем гамбузом укрепляли на платформе последних два трактора К-700. Мужики торопились уже домой, так как по графику погрузку начали в пять утра, а не спали уже с трёх часов. Руководил погрузкой заместитель директора по хозяйственной части ловкач Курдюков Володя.
- Петрович, здравствуй. Вот подтверди шефу, что бруски, которые мы привезли для укрепления тракторов на платформе, не удовлетворили железнодорожников, и мне пришлось у одного старика прикупить сорок шпал за пять мешков зерна.
- Ладно, Володя, только впредь с зерном будь поаккуратней, не обещай направо-налево, знаешь же обстановку.
- Ну, положение было безвыходное: или из очереди вылетай, или предоставь под колёса тракторов шпалы. И так под передние колеса МТЗ ставили свои бруски, да и под телеги, а то бы и сотней шпал не обошлись.
Подошёл Сергей Гудайдуилин, начальник Кировского отряда.
- Евгений Петрович, вы с нами поедете или с Владимирцами?
- С Владимирцами! - весело крикнул, подбежавший начальник Владимирского отряда Коля Чудайкин. -- Евгений Петрович, поехали с нами, в преферанс будем играть.
- Я поеду на машине, - сказал Толкачёв.
- Долго нам придётся вас ждать.
- Посмотрим ещё, кто вперёд приедет, я на машине или вы на поезде. А теперь по автобусам, дома получите деньги. Предупреждаю, пьяный сразу остаётся дома, в командировку не поедет
Возле конторы совхоза давно толпились бабы в ожидании подъезда со станции мужиков, они пораньше заняли очередь в кассу, чтобы мужья перед поездкой лучше отдохнули, а не торчали в очереди. Иные женщины не доверяли мужьям, поэтому пришли для контроля. Из подъехавших автобусов вывалили мужики, и площадь перед конторой превратилась в базар, где смеялись, ругались, а то и кричали.
- Степан, ну что ты за свинья такая, только утром дала чистую рубаху, а уже вся в мазуте.
- Это не мазут, это я шпалы таскал.
- Та, хрен редьки не слаще, мне опять отстирывай.
- Феденька, я бутылочку купила, сейчас деньги получишь и сразу домой.
- Шо ты брешешь, - визжала другая, - з командировочных алименты не высчитывают, я же у Таньки узнавала.
Холостяки кучковались отдельно, вот они-то завтра точно будут как сонные мухи, потому что бродить будут до утра со своими подругами.
Женя подъехал к конторе и сразу зашёл к директору
- На пассажирском никто не хочет ехать, все хотят быть при своей технике, говорят, что поваляются лучше на полу товарняка.
- Охота тебе тоже в такую даль тащиться на машине. Погрузил бы свой УАЗ на платформу, а сам бы на поезде.
- Нет. Надо узнать дорогу. Если постоянно просиживать на вокзалах, как мы с вами, то никуда не годится.
- Смотри, тебе жить. Может кого из главных специалистов в помощь?
- Не надо. Как договаривались, каждый из них съездит на месяц, и то, для общего догляда, а главное, чтобы они нормально без потерь довозили смену мужикам.
- Разве трудно довезти людей без техники. Сели на поезд и через сутки сошли. Подумаешь, - сказал парторг.
- Ты, Алексей, как маленький. Не знаешь мужиков? Если бы без пересадки, другое дело. Гарантирую, дай Бог не сбыться моим словам, в каждой бригаде будут отставать по паре человек.
- Почему именно по паре? - ухмыльнулся парторг.
- Алексей, точно тебя родила не мама, а корова. Потому что, куда быстренько сбегать договаривается пара, один не рискнёт, а пара поддерживает друг друга и рискует.
- Ну, хватит вам спорить, - примирительно сказал директор. - Во сколько ты выезжаешь?
- Часов в восемь. Всё равно приеду раньше эшелона, по армии знаю.
- Иди, отдыхай, - директор встал, протягивая руку Толкачёву. - Надеюсь на тебя, ждём вагоны. Будь здоров.
Выйдя от директора, Женя заехал в гараж, потом к Жадану, поручил ему получить путевые листы и талоны на бензин, кроме того, запастись канистрами и попросил довезти его домой.
Рая, разрумянившись, пекла ему на дорогу пирожки и раскинув руки, приглашая его к объятию, сказала:
- Женечка, миленький мой, как же я буду без тебя?
- А также как и другие без мужей. Разбаловал я тебя, держусь за юбку.
- Нет, держись лучше за это. Мне приятней, - она рывком опустила его руки до своих ягодиц. - Да, Женя, давай сегодня же привезём хоть сыночка домой. Одной мне будет очень тоскливо.
- Вот чёрт, я и не подумал. Как же вызвать Серёгу?
- Сейчас я допеку и сбегаю сама за ним, а ты отдыхай пока. Нет, попьём вместе чаю, а потом побегу, хоть почаёвничаем вдвоём.
- Почаёвничаешь, как же. Вот Лидуся идёт, - увидев в окно соседку, сказал Женя.
- Ой, Лидуся. Ей-то что, дома ни ребёнка, ни котёнка. Муженёк целый день на счётах брякает, приходит домой чистенький, не то что ты.
- Соседка, ты дома? Думаю, с утра уже не видела, надо попроведовать. С утра Волчиха припёрлась, два битых часа сидела, п... косоголовая., - и увидев Женю осеклась, но не покраснела. - Ой, извини, Петрович, не думала, что ты дома, уже привыкла, что тебя нет никогда.
- Почему косоголовая? - спросил Женя.
- Да это присказка такая к мату. Сейчас Петрович уйдёт, я тебе что-то расскажу, со смеху подохнешь.
- Рассказывай, сегодня он никуда не пойдёт, дома будет
- Неудобно как-то, - новость пёрла из неё, она не могла совладать с собой, - ладно, всё равно услышишь. Так вот, Каштаниха сегодня устроила драку со своим Петей, не глядя, что он в командировку уезжает, а до этого хлестала свою сеструху Дашку, подвернувшейся ей под руку верёвкой. И знаешь за что? - наслаждаясь интригой, Лида уставилась на Раю.
- За что?
-Помнишь, Дашка теряла тёлочку, и три вечера подряд они катались на Петиной машине в поисках тёлки.
- Не помню, ну и что?
- Так вот, приходит сегодня Дашка к сестре Каштанихе и просит приглядеть за скотинкой, а сама поедет на аборт в район.
- От кого? - спрашивает Каштаниха.
-Да от Петьки нашего, - успокоила сестру Дашка, мол, не беспокойся, чужих нет. Во, дура, так дура.
Женя смеялся, обхватив живот, Рая присела на табуретку, сил не было стоять, а Лидуся даже не улыбнулась, а продолжала комментировать события.
- Она, дура, что думает, если сестра вышла замуж, так он общий что ли и всей семьёй можно им пользоваться?
- Петя бедолага, наверно тоже так думал? - утирая слёзы, сказал Женя.
- Наверно. Не на сторону же хожу, вот и сейчас, смотрю, сидит на бревне, курит, думает.
- Думать-то надо , было, когда искал тёлочку, - вставила Рая, пока Лида переводила дух.
- Вот именно, я тоже говорю. А эта дура! Молчи уж, пустая голова, мужик ей хорошо сделал, а она подвела его.
- Молчала бы, не признавалась, дальше бы пользовалась, правда Лида, -- направлял ход её мыслей Женя.
-Не говори, - откусывая пирожок, согласилась Лида. - Може тёлочку в первый же день нашли, да видать понравилось обоим, вот и продолжали поиски.
Скрипнули тормоза УАЗика, и через некоторое время вошёл Жадан с истрепанным атласом автомобильных дорог СССР и стеснительно остановился у порога.
- Проходи Серёжа, попей с нами чаю с горячими пирожками, - стала приглашать Рая, подвинув табурет.
- Да я по делу, - промямлил Жадан.
-Попьём чаю, а потом начнём прокладывать наш маршрут. Молодец, что догадался, а потом съездишь в Калиновку за сыном, а то Рая боится одна оставаться.
- Евгений Петрович, разговаривал сейчас с шоферами в гараже, так они предлагают перевалить через Урал на Уфу, а не на Пермь. На Пермь, говорят, заблудимся. Сложная тайга и дороги хуже. Только через Уфу будет чуть дальше. - Жадан вопросительно ожидал ответа.
- Дороги у нас везде не фонтан, давай через Уфу. А где раздобыл атлас?
- У Толи Хренова. Он и объяснил, что лучше нам перевалить Урал через Уфу, а там Куйбышев и вдоль Волги на Горький
Кто не ездил по советским дорогам, пересекая третью часть страны, тот и горя не видал. Дороги как бы строились, как бы и нет. Строились, потому что в каждом районе существовало ДРСУ. Но существовали они чисто номинально, вся техника собрана с совхозов, кто чем пожертвует. А жертвовали в основном списанными тракторами, область выделяла, отработавший в городе свою молодость, автогрейдер. Автомашины должны были работать с каждого хозяйства по разнарядке района столько-то часов в ДРСУ. Совхозы не могли своевременно вывозить свои грузы, поэтому чихали на разнарядку района, и ДРСУ района только числился, но не работал. Были городские дорожные управления, помощней районных, имели технику, автомашины, но каждый на своём участке пыхтел на трассе М-5, то есть Москва-Сибирь и так далее, якобы до Владивостока. Трудно решались вопросы первой беды России, поэтому существовали направления, просёлочные дороги, временные объездные дороги и жизнь пульсировала по ним, а нормальная дорога бесконечно строилась. Услышав, что в Европе больше половины грузов перевозится автотранспортом, даже самые умные мужики скептически улыбались, мол, вот до чего дошла капиталистическая пропаганда - врут, не стесняются. Как так можно врать, мы же воочию видим, что построенный асфальт на автодороге М-5 через пару лет превращается в сплошные колдобины и приходится начинать заново. Мы не поддаёмся, продолжаем строить, избавляясь от первой беды России, да и то сказать, просторы - то наши никак не сравнимы с европейскими. Казаки-то наши на своих коняках осваивали да осваивали новые земли, да посылали самодержцу депеши о новых присоединённых землях. Им-то что, казакам, для их коней сгодится и тропинка, едут себе гуськом друг за дружкой, никакой дороги им не надо. Нам, большевикам, осталось самое трудное: ликвидировать вековую отсталость России от европейской цивилизации, правда, царизм всё-таки смог связать всю державу сетью железных дорог, и на этом спасибо.
- Серёга, чего гадать, вот поедем и увидим, от эшелона уже отстали, а без машины там не обойтись. Ты теперь будешь в постоянной командировке. Устанешь, пришлём замену.
- Нет. Не устану, Евгений Петрович. Если машина пойдёт по рукам, к концу года от неё останутся рожки да ножки. Согласны?
- Согласен, Серёга, только имей в виду, если устанешь, в любое время можешь передать машину, кому доверяешь и приехать домой. А может, там найдёшь себе подругу? Могу выступить в роли посажённого отца. Раю вызовем посажённой матерью.
- Серёже можно, - ввязалась в разговор Лидуся, - он холостой, да только все наши женатые кобели там притворятся холостыми, надо бы хоть одну бабу послать с вами для догляду.
- Во, Лида, лучшей кандидатуры для догляду кроме тебя не найти,- и призадумавшись, как будто что-то вспомнив, добавил, -- кстати, мужичку твоему есть вакантное место, как же я забыл? Учёт надо вести, а женщин не берём. Так что готовь его в командировку со следующей партией.
- Куда его, Петрович, в командировку. У него же поясница, со скотиной-то сама управляюсь.
- Ничего, тяжелей авторучки он там поднимать не будет, а может даже поправит поясницу, как Егор Лычагин.
- Я ему паразит, поправлю, отчекрыжу под корень.
- Сама же потом будешь волком выть,- подначивал Женя Лидусю.
- Не буду. Вон сколько мужиков, добра этого.
- Добра-то много, а вот Дашка у сестры заняла, своего добра нет.
- Так? Хватит молоть вам чепуху, молодой с вами сидит, - пресекла
разговор Рая.
XII.
Ехали уже пять часов, сменяли друг друга. Жадан пристраивался уснуть на заднем сиденье, но из этого ничего не получалось, рельеф дороги не позволял, того и гляди, свалишься с сиденья. Помучавшись, решил поговорить с Петровичем, не так будет скучна дорога.
- Петрович, а по нашим дорогам лучше ездить. Правда?
- Почему?
- Да здесь одни подъёмы и спуски, деревню не видно, пока не упрёшься в неё. То ли дело у нас, всё как на ладони.
- Привыкли мы к степям, я вот за три года службы в армии, к тайге так и не привык, тесно было мне, нет простора.
- А вы ещё три года служили?
- Да, я один из последних служил три года. Обидно было, фазаны демобелизовывались вместе с нами. Не били мы их, не виноваты они, просто подфартило пацанам. А к тайге не привык.
- Степь тоже бывает разная. Где я служил на станции Отар в Казахстане не жизнь, а одно мученье. Голимый песок, первое время глаза у всех были красные спасу нет от песка, за обедом на зубах скрипит песок, в ушах тоже набивается. Кто к чему привык. Местные даже не чешутся, какой бы ветер не дул. Для нас же самый лучший наряд был чистка картохи на кухне, тишина, песок не сыплется.
Приближались к Уфе. Чаще стали попадаться указатели направления на русском и башкирском языках. Не хотелось плутать по незнакомому городу, поэтому Женя особенно внимательно смотрел на указатели, пытаясь угадать объездную дорогу, выбрал маршрут на Куйбышев. Вздохнул облегчённо, когда стрелка показывала на северо-запад, значит, смогли объехать город. Подъехал к заправке, заправились под завязку, наполнили канистры, кто его знает, когда ещё попадёт город или крупный населённый пункт, где есть АЗС. Сервиса на автотрассе никакого, ни поесть, ни поспать. Дальше ехали молча, сменяя всё чаще друг друга, и к вечеру стали подъезжать к Куйбышеву.
- Надо, Серёга, где-то заночевать. Дороги мы не знаем, плутать ночью не хочется, лучше отдохнём, а утром пораньше двинем дальше.
- Неплохо бы отдохнуть, только где? Вон мужик голосует, давайте посадим его. Местный. Всё знает. -- Подъезжая к человеку остановился и Женя открыв свою дверцу, вылез из машины. Подойдя к нему, голосующий мужик спросил:
- До Кинели довезёте?
- А хрен его знает, если попутно, довезём.
- Попутно, а вы куда едете, в Куйбышев?
- Мы едем в Киров.
Мужик только теперь обратил внимание на серию ЧЩ и спросил:
- А откуда едете?
-Из Челябинской области. Нужно попасть в город Киров. Гостиница у вас есть поблизости?
Мужик задумался, вытащил из кармана пачку сигарет «Махорочные» и закурил. Женя понял, почему пожелтели его седые усы на морщинистом лице.
- Есть гостиницы. Как не быть. В Куйбышеве, в центре города, а больше нет. В Кинели нам не нужна гостиница, приезжие ночуют у знакомых или на станции.
- Слушай отец, а где нам переночевать, чтобы не ехать в Куйбышев, устали уже.
- Не побрезгуете, поехали ко мне, старуха щами накормит, живу с краю, места в хате хватит.
- Только в магазин надо заехать, купить, что-нибудь перекусить.
С проводником ехали веселей, он сразу указывал, куда надо поворачивать и точно довёл до магазина. В магазине товар был тот же, что и на Маяке, как будто и не отъезжали за тысячу километров. Женя купил консервы, печенье и бутылку водки. С ценами у нас в Союзе был полный порядок. «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до Северных морей» хлеб стоил пятнадцать копеек за булку, водка - два пятьдесят две. Пустая бутылка принималась за двенадцать копеек. Алкаши шутили, «если бы не пил, то и на булку хлеба не было бы денег».
Жена у Бориса Мефодьевича оказалась очень радушной хозяйкой.
- Пойдёмте в огород, там вода в баке тёплая, согрелась за день, с бака помоетесь. Дед, а ты ещё ноги помой, сейчас в тазик воды наберу, цельный день в сапогах, от твоих ног и гости разбегутся.
- Хватит тебе при людях, -- ворчал дед -- Один раз сказала, а рассусоливать нечего.
За столом разлили по четырём стаканам. Серёга, мельком поглядывая на инженера, думал, взяться за стакан или нет.
- Выпей одну для аппетита, - поддержал Петрович.
Когда выпили, поели, Женя спросил у деда
- Вы наверно участник войны, Борис Мефодьевич?
- Не пришлось воевать. Сидел я в то время на Урале. В Свердловской области. В Тавде. Лес валил.
- Враг народа?
- Нет. Бытовая статья, - старик разлил остатки по стаканам. Жадан своевременно прикрыл свой стакан ладонью, бабка после первой убрала свой. Дед, никого не уговаривая, разлил остатки на двоих, поднял и сказал: - Ну, будем! - и разом опрокинул в рот.
- Так за что, Мефодьич, посадили? Кто-то донёс?
- Мир не без добрых людей. Донесли. Украл мешок зерна. Это было хищение в крупных размерах и припаяли мне десять лет с конфискацией имущества. А имущества у меня одни штаны, тогда они забрали телёнка у отца, мол, мужик имеет пай в семье, а дома ещё четыре сестрёнки. Работал штурвальным на «Сталинце-6», жрать дома нечего, вот и не удержался.
- Дед, давай польём огород, потом рассказывай всю ночь, -- видимо, не первый раз слышала историю и знала, на сколько это может растянуться.
- Вы посидите, я быстренько, а то эта курица не отстанет.
- Пошли, пошли. Петух нашёлся.
Женя сразу вспомнил, как в юности тоже поработал штурвальным на сцепе из двух «Сталинцев-6». Таскал два комбайна-сцепа трактор «Сталинец-60». Бригада сцепа состояла из восьми человек: комбайнёр, тракторист, два штурвальных и четыре девушки-копнильщицы. Тяжелей всех было копнильщицам. Целый день махали они вилами, отгребая солому из грохота в копнитель. Платки были завязаны так, что открытыми оставались только глаза. Но ввиду дефицита мужского пола, такой неквалифицированный труд полагался только женскому полу. Именно из таких девчат получались женщины, которые на своих плечах вынесли войну. Штурвальным доставалось утром, перед выездом на поле, надо было смазать больше ста тавотниц плунжерным солидолонагнетателем, рычажных шприцев тогда не было, а целый день держишь штурвал, стоя на мостике, регулируя высоту среза или поднимая жатку, если попадался камень. Один раз Женя чуть не погиб. Основной бедой в это время был недосып. Спать хотелось целый день, а как только наступало время танцев в клубе, сон как рукой снимало. Разум понимал, что нужно выспаться, да куда там. Какие-то потусторонние силы толкали в клуб к девчатам. Послал как-то комбайнёр Женю к другому агрегату за ключом, встал сам за штурвал. Женя дождался соседний агрегат, взял ключ и решил прикорнуть, пока с черепашьей скоростью не подъедет свой. Нужно было лечь на скошенную стерню, а Женя не подумав, прилёг на пути агрегата. Толкнула, с криком подбежавшая, Таня-копнильщица. Женя открыл глаза, перед ним чакал режущий аппарат жатки. Не заметь его заранее на полосе комбайнёр и не подай сигнал «остановки» трактористу, искромсало бы его на куски. Женя похолодел, а по трапу сбегал хромоногий комбайнёр-татарин, в руке с воинственным видом перехватив свой батожок за тонкий конец, значит, толстый прогуляется по хребту Жени. Он не стал этого ждать и дал стрекача по полю, где-то сзади плюхнулся на стерню батожок, пущенный вдогонку, тогда он сбавил темп и оглянулся. Даже среди грохота двух моторов - трактора и комбайна, слышался семиэтажный мат взбешённого комбайнёра. Продолжалось это довольно долго. Наконец вся компания стеной двинулась на поиски батожка татарина. Или искали без энтузиазма, или дремали все, но батожок не нашли, а без него трудно комбайнёру и тогда руководитель агрегата поставил условие Жене: найти батожок и будет прощён, встал за штурвал первого комбайна и агрегат просигналив, тронулся. Виновник, который не сходил с места, оценил маршрут побега, траекторию запущенного батожка и без особого труда нашёл его и обняв его, опять закемарил. Целый день дулся и покрикивал на него комбайнёр, хоть никогда не ругал особо членов бригады, а девчат всех называл только «дочками».
- Старая вам на дорожку собирает овощи, - сообщил вошедший Мефодьич. Сел, закурил свою «махорочную», а когда вошла жена с чашкой огурцов и зелёного лука, спросил:
- Ты что, нашу поллитру заныкала, что ли?
- Хватит. Людям отдохнуть надо с дороги, сейчас ещё выпьешь, до утра будешь им лясы точить. Знаю я тебя.
- Тащи, тащи. Можно сказать земляки приехади.
- Мефодьич, продолжай свою историю на Урале.
- Ну, пригнали нас в Тавду, ещё по дороге я скорешился с другими деревенскими ребятами, пятый к нам прибился парень с Кургана, самый сильный со всего этапа. Бригады создавались по желанию, дали нам две пилы, два топора и один ухват на пятерых. Если хочешь выжить, а не стать дистрофиком-доходягой, надо вкалывать. И мы вкалывали, так же как и в деревне у себя. План перевыполняли, так что с питанием было нормально. Пригнали эстонцев после войны, к этому времени я уже был бригадиром, все они были враги народа по пятьдесят восьмой. Работать, как мы, не хотели, а жрать хотели вместе с нами, а мы не дураки, зачем на кого-то горбатиться? И пошёл я к начальнику отряда. Положил в карман золотые часы, выменянные за шмат сала, подарил их начальнику и объяснил, пусть они создают свою бригаду, а нам они не нужны. Начальник понял меня, и мы безбедно отбарабанили свой срок.
Отбарабанить-то отбарабанили, только домой нас отпускать никто не собирался. По окончании срока вызывают, ничего не объясняя, говорят, до особого распоряжения, и ничего не попишешь. Права там качать не дадут. Живые и ладно, вкалываем дальше. Администрацию мы устраиваем, потому что даём лес. С блатных и врагов народа толку мало, каждый из них хочет прокатиться на чужом хребте в рай. И так мы дотянули до смерти Сталина. Когда об этом объявили, в строю кто-то сказал « Ну и х... с ним». Раздалась над головой автоматная очередь, начальник в бешенстве застрелил из пистолета трёх крайних заключенных. Мы долго лежали на снегу, пока не поступила команда «Встать». Начальник караула, показывая пальцем на троих убитых, сказал: «Это враги народа, вам понятно». Никто не возражал. Кому жаловаться? Конвоиры наши были белорусы, если только услышат разговор в строю, кричат «Не гаргачи, стрелять буду, падла». Через полгода тем, у кого окончился срок, выдали трудовые книжки и работали мы как вольнонаёмные, только разговор о возвращении не заводи до особого указания. Мы и сами-то уже отвыкли от деревни за двенадцать лет и, когда приехали вербовщики из Караганды для строительства города Темиртау, мы завербовались всей бригадой, лишь бы вырваться с этой ненавистной тайги. Думали в Караганде теплей, намного же южней. Хрен там, в лесу хоть ветра не ощущаешь, а там постоянный ветер, а мороз с ветром вдвойне холодней. Отмантулили мы с другом из Куйбышева три года вербовки и вернулись в родные края. Решили держаться вместе, смотрели же на нас косо, не особо радостно принимали на работу, хоть везде не хватало рабочих рук, повстречал я свою Татьяну, начался у меня уже четвёртый десяток. Сошлись, стали рожать детей, выучился я на шофёра и до самой пенсии крутил баранку. Сейчас жизнь хорошая и не дай Бог вам видеть то, что видели мы. А сейчас ложитесь спать, вам надо отдохнуть, дорога у вас ещё дальняя. За тридцать лет работы шофёром многое перевидел и побывал во многих местах. В Горький вам не надо ехать, надо доехать до Казани и сразу свернуть на Киров, вернее на Вятские Поляны, это город уже в Кировской области недалеко от Казани, километров двести. Ты, Сергей, запиши, а то забудешь.
Клевавший носом Сергей уверил, что не забудет, и пошёл спать. Спали как убитые. Утром Мефодьич проводил ребят как собственных сыновей, жена вынесла узелок с огурцами и луком.
- Если другой раз будет сюда дорога, заезжайте, как домой, - сказал Мефодьич.
- Непременно, обязательно заедем.
- Хорошие люди,- охарактеризовал Серёга, трогаясь с места.
Асфальт был приличный, гнали под восемьдесят километров в час и
опять меняя друг друга, подъехали к Казани и, расспросив дорогу на Вятские Поляны, рассчитывали ночевать в Кировской области, но опять, по дури, не учли особенность наших дорог. А особенностью является следующее: если между районами области нет областной трассы, нет и дороги между районами, бывает грейдерная дорога с камнями величиной с собачью голову или просто просёлочная дорога, наезженная местными жителями. Если между областями нет союзной трассы, то также как и между районами. Каждый район латал свои дороги, каждая область тоже латала только свои, а вот на десять-пятнадцать километров между областями денег не было, да и кому это надо, ордена не дадут, а будет перерасход дорожного фонда ещё и взгреют.
Ночь застала горе - путешественников на грунтовой дороге между областями и от греха подальше решили заночевать, потому что много было ответвлений, проложенных ягодниками и грибниками, не хватало им только блудить по незнакомым лесам. Женя пристроился на заднем сиденье, а Жадан скрючился на переднем, уторкав в промежуток между сидений старую фуфайку. Усталость брала своё и они уснули, несмотря на неудобство. Первым проснулся Жадан, решил проверить масло в двигателе, воду в радиаторе и как ни старался не будить Петровича, но когда захлопнул капот, проснулся и он.
- Доброе утро, Петрович. Как спалось?
- Спал, как младенец. Даже слюна потекла. Ну, что, двигаем?
Тронулись, не зная, куда едут, но ехали по самой накатанной
дороге, кое-где объезжали лужи и тогда по тенту царапали сосновые лапы. Через дорогу пробежала лиса, остановилась на дороге, посмотрела в сторону машины и юркнула в лес.
- У нас бы встали на пригорок, сориентировались и определили бы куда ехать, а тут дальше носа ничего не видать. Везёт нам, Петрович, опять голосуют, только девки, да много их. Подъехали к группе из трёх девушек, совсем молоденьких с баулами в руках. Жадан радостный заёрзал на сиденье.
- Что, Петрович, остановиться?
- Ну, конечно, сам едет наобум и ещё спрашивает.
- Куда едете, девчата? - улыбаясь, спросил Сергей у девчат.
- В Вятские Поляны. А вы куда?
- И мы туда же. Садитесь. -- Сергей вылез из машины, открыл заднюю дверь, переложил баулы девчат за заднее сиденье и вернулся на место. Подождал, пока усядутся девчата, и тронулся. Женя был очень доволен тем, что ехали всё-таки правильно.
- Девчата, сколько километров осталось до Вятских Полян? - спросил он.
- Километров двадцать, наверно, -- ответила самая маленькая, но видимо самая бойкая. В говоре Женя заметил какой-то акцент, который про себя назвал вятский. Вятичи, древляне, русичи - одного поля ягодки, а вот говор и наречие различаются, кто окает, кто акает, кто-то сокращает глаголы.
- А что вы делали в лесу? - опять заговорил Петрович.
- Мы из Черанёвки, вышли на попутку, -- ответила та же бойкая девчушка.
- А автобусы разве не ходят?
- Ходят, только автобус приезжает в обед и пока доедем до Полян, уедет Кировский автобус.
- Так вы едете до Кирова?
- Да.
- Считайте вам повезло, мы тоже едем в Киров..
- Правда? Ой, как хорошо, - девчата радостно зашептались.
- Девчата, мы едем издалека. С Урала. Нам нужно позавтракать. Покажете нам столовую?
- Покажем, - радостно загалдели девчата.
- А дорога до Кирова хорошая?
- Хорошая. Асфальт всю дорогу.
Подъехали к старому захолустному городу, где преобладали двухэтажные деревянные дома. Столовая в центре города оказалась в таком же доме на первом этаже. Плотно перекусив, когда ещё придётся поесть горячего, компания поехала дальше. За руль сел Петрович, рядом посадили бойкую девчушку, чтобы подсказывать дорогу, хоть подсказывать было нечего, асфальтированная дорога была одна и разумеется она вела в область. Просто это была причина, так как Жадан хотел сидеть с девчатами. Женя думал о своих делах, смотрел на дорогу, а Жадан вёл оживлённую беседу с девчатами и сделал свой вывод о здешних местах. В деревне Черанёвка жили все по фамилии Черанёвы, в деревне Кононовка все были Кононовы, а различали их по прозвищам, например, Черанёв - дрын, Черанёв - бобон, Черанёв - сопливый. Девчата учились в училище, закончили и теперь едут работать на меховую фабрику «Белка» в тот же Слободской район.
Наговорившись вдоволь, Серёга запросился за руль. Теперь девчата ехали сзади, а Петрович листал атлас дорог, который мало пригодился, на переднем сиденье. Проехали много районов, два раза пересекали реку Вятку, главную водную артерию Кировской области, только к вечеру доехали до Слободского, где высадили девчат и поехали в Вахрушевский, нашли инженера, который устроил их в общежитии. Командированные, наскоро поужинав, с наслаждением вытянулись на чистой постели.
ХШ.
Утром Толкачёв дождался окончания утренней планёрки, которую проводил директор совхоза Чарушин
- Разрешите, Николай Иваныч?
- О, входи Евгений... ?
- Петрович, - подсказал Женя.
- Евгений Петрович. Уже приехали?
- Приехал я один с водителем. Эшелон едет. Когда прибудет, не знаю. Сейчас думаю съездить в штаб, в Киров. Дорогу толком не знаем, не дадите нам сопровождающего?
- Да бери своего коллегу, главного инженера. Я же просил тебя подучить его, молодой он ещё, неопытный.
- Добро, Николай Иваныч. Кстати, что я ему обещал, в эшелоне едет. Сейчас имеется солома для прессования?
- Соломы навалом. Прошлогодние омёты стоят на поле. Хватало бы тракторов, уже бы часть перевезли, что не успели бы - сожгли. Зябь нечем пахать, вот и стоят омёты.
- Ну, значит нам повезло. Везём и сенокосную технику, поможем и вам с сенокосом.
- Ну? Женя, да я тебя в ж.. расцелую.
- Целовать меня не надо, я же не баба. А вот во Владимире мы договорились, косить сено пятьдесят на пятьдесят процентов. Мы косим все ваши кормовые поля, сгребаем, копним «Ветерками», только свою долю вы сами вывозите на сеновал. Идёт?
- Женя, друг ты мой, да знаешь как ты меня выручаешь. Хоть разорвись, всё не успеваю. Не хватает механизаторов, хоть ты вые...Да, а где ты ночевал?
- Да Боря устроил нас в общежитии, говорит, мы там жить будем.
- Нет, Петрович, тебе нужно жить отдельно. Для субординации. Я сам подыщу квартиру, создам тебе условия, чтобы не хотелось уезжать.
- Согласен. Кто не желает комфорта? Как будет у нас с питанием? Вы дадите указивку в столовую?
- Непременно, - нажав кнопку вызова секретаря и велел вызвать зав.столовой
- Ну, я поехал?
- Езжай, Евгений... Петрович, - Чарушин постучал согнутым пальцем по лбу, -- склероз, ё. совхоз довёл.
В Киров ехали втроём. Боря Овчинников, сидя сзади посреди сиденья, рассказывал Петровичу, наклонившись, как глумится над ним директор.
- А кто по специальности директор? - спросил Женя.
- Зоотехник.
- Да тебе вообще можно жить припеваючи. Что он смыслит в нашем деле? Ничего. Просто нахватался верхушек. Вот у меня директор инженер, на моём месте работал много лет, вот его-то не проведёшь. А твой скотовод. Ежедневно ставь сам перед ним проблему, говори чисто техническим языком. Только надо решать эти проблемы, а если будешь молча переносить упрёки, он и в х. тебя не будет ставить. Говори только правду. Не хватает работяг, ты их не разгонял и не родишь. Нет запчастей, никто их не потерял, виновата сельхозтехника, пусть сам ставит вопрос в райкоме, в управлении. Не надо брать на себя всю вину за бардак, который устроили не мы. Кто устроил, пусть тот и исправляет. Основная беда - нехватка кадров и их пьянки. Не покрывай, есть профком, партком, пусть тоже работают. Будь позубастей, иначе съедят с говном или снизу или сверху. Ты, Боря, женатый?
- Нет ещё.
- Рекомендую жениться, одна из главных проблем отпадёт, конечно появится масса маленьких, но это уже преодолевается вдвоём. Всё же полегче. А ты не партийный?
- Партийный.
- Вот это уже хуже. Под маркой соблюдения партийной дисциплины тобой командует и парторг. Парторг хоть и назначен райкомом, имеет негласное указание во всём поддерживать директора, а если уж пойдёт коса на камень, то слетит парторг, а не директор. За директора ещё нужно ответить перед обкомом, их номенклатура, а парторг засланец райкома. Ну, председатель профкома назначается директором, только формально избирается, ты это знаешь. Директор просил тебя подучить, вот я и учу на его голову. Завтра же упрись по какому-нибудь глупому указанию, а он обязательно расскажет мне, а я поддержу тебя. Только не рассказывай ему о нашем разговоре.
- Сегодня утром выговаривал, вновь установленный ТСН на базе сломался. Поворотный круг вырвало.
- А кто устанавливал?
- Районное МЖФ, сельхозтехника.
- А ты акт приёмки подписывал?
- Нет, главный зоотехник подписывал.
- Вот пусть главный зоотехник и отвечает на вопрос. Должен был подписать инженер по трудоёмким процессам.
- У нас его нет.
- А по штату есть?
- По штату есть. Ставить некого.
- Любого головастого слесаря животноводства. Не нужен там инженер с высшим образованием. У меня Яков Яковлевич, когда-то окончил курсы механиков и уже лет двадцать на этой должности и дай Бог ему долгой жизни. Вот тут уже должен ты подсуетиться и подобрать на должность человека, а ты, молча, всё взваливаешь на себя. Не надо. Твоё дело наладить техническую службу совхоза и руководить ею, а не быть на побегушках и не быть мальчиком для битья.
Подъехали к штабу, находящемуся на прежнем месте, это Боря, в процессе разговора, указывал молча, вытянутой ладонью, куда надо поворачивать.
- Женька, привет, - встретил Шустов однокурсника.
- Привет, Вова. Отправил эшелоны в Киров и Владимир, сам выехал на машине, три дня ехал, теперь не знаю, когда прибудет техника. Солома готова, хоть завтра начинай прессовать.
- Женя, мы сидим только для контроля поставки вагонов, а что в пути делается, это нам не ведомо. Ты деньгами не богат, а то у других мне и спрашивать стыдно. Скажут, секретарь райкома пропился. Может, останешься на сегодня, в кабак сходим?
- Не могу, Вовка. Со мной инженер совхоза, и вообще, пьянству, б.. .ву - бой. Девиз - даёшь корма. Сколько тебе нужно? Не хер питаться в ресторане, найди в округе столовую.
- Ты что думаешь, мы в ресторане питаемся? Как же на два восемьдесят суточных пропитаться в ресторане. Жене я позвонил, чтобы выслала, через недельку получу, дай рублей пятьдесят, если можешь?
- Я могу и сто, в совхозе я питаюсь бесплатно, -- Женя отсчитал Шустову сто рублей десятками. -- Смотри, я дождусь эшелон, налажу работу и рвану во Владимир, не у кого будет занять.
- А кто от вас уехал во Владимир?
- Агроном с парторгом. Володя займётся охотой, а парторг - бабами.
- Жень, правда, он бабник?
- Да какой с него бабник, жена у него дура, делает из него бабника, отчитайте её, если она обратится. Напраслину гонит на мужика. Наш Грачёв так и сказал ей, что она дура, теперь к нему не ходит жаловаться.
- Ну, а как в совхозе директор? Нормальный мужик?
- Мужик хороший. Только матерится по поводу и без. Предложения без мата нет, при женщинах тоже. А хозяйства здесь, по сравнению с нами, так себе, карликовые. Мы даже сено будем косить пятьдесят на пятьдесят в обоих хозяйствах.
- Ну, Грачёв есть Грачёв, не зря сам рвался в командировку. Мудрец.
- Дураков не держим. Ладно, Вова, поехал я, а ты что весь год здесь будешь?
- Вот наладится дело и кто-то из зав. отделов заменит меня, а я буду просто наезжать в месяц раз.
- Так вот друг, я тоже буду наезжать в месяц раз, только у меня два места, куда нужно наезжать. К делу! Значит, как потребуется вагон, звоню тебе, верно?
- Верно. Для этого я и сижу здесь.
- Володя, как ты думаешь, перезимуем без падежа скота?
- Дело чести для партии. Костьми лягут, другие животноводства оголят, но поголовье сохранят, иначе хана. Казахстан - основной поставщик мяса. Урал, Поволжье - молоко и мясо. Шутить никто не собирается, поэтому железнодорожники разговаривают с нами вежливо, наверно сверху настучали по чайникам.
Толкачёв, пожав руку Шустову вышел к своим, где Жадан, облокотившись на крыло машины, разговаривал с одноногим стариком с деревянной култышкой. Бори рядом не было.
- А где наш друган? - спросил, подойдя, Женя.
- Стоит в очереди за пивом. Бутылочное пиво выбросили, вот и стоит уже больше получаса. А этот дед с Вахрушево, приезжал на врачебную комиссию по поводу инвалидности.
- Здорово, дедок. Что, прошёл комиссию? - подавая руку старику, спросил Женя.
- Прошёл, как не пройти, новая нога же не вырастет. Каждый год приезжаем на комиссию, и кому это надо?
- Комиссии это надо, дед. Они же не бесплатно осматривают вас, они не дураки и тоже понимают, что новая нога не вырастет.
- Дык я-то не против приезжать, за сорок километров живу, а некоторые за триста приезжают, сегодня на вокзале будут ночевать одни одноногие. А сегодня зашёл один начальник одноногий, прямо как обнаковенный гражданин. Штаны наглаженные, ботинки блестят, в галстуке. Ему сразу подставили стул, он надавил кнопку на коленке, нога сразу согнулась и присел. Все улыбались, что-то они говорили с председателем комиссии, пока заполняли его бумажки, только не знаю об чём говорили, на ухо я туговат. Я постоял, подождал, пока отпустят ответственного товарища и спросил, кто это такой. Только мне никто не ответил.
- Петрович, нарвались на бутылочное пиво, главное и очередь небольшая, наверно случайно выбросили и никто пока не знает, -¬радостный подошёл Боря. В руках он нёс полную сетку бутылочного пива «Жигулёвское», из карманов брюк высовывались ещё две бутылки, лицо выражало такое удовольствие, как будто он нашёл клад.
- Борис, а я равнодушен к пиву, горькое оно и полынью отдаёт, с молодости равнодушен, мне всё равно есть оно или нет - ответил Петрович.
- Нет, мы в общаге устраивали в институте целые попойки, если удавалось достать пиво, брали по несколько трёхлитровок.
- Ладно, мужики, поехали домой, нам ещё нужно встретиться с директором. Кран, Боря, есть у тебя?
- Есть. Только без аккумуляторов стоит, не даёт сельхозтехника аккумуляторы, хоть убейся, -- сетовал Боря.
- Лишь бы он исправный был, аккумуляторы снимем с любой машины.
- На войне, наверно, потерял ногу, дед?
- То-то и оно, что с войны пришёл целёхонький, прямо удивительно, ни одного ранения, а тут попал. В молотильный барабан затянуло ногу.
- Да-а-а! Оно и не предполагаешь, где упадёшь.
Женя представил картину: экипаж агрегата за ремень вращает барабан в обратную сторону, в приёмной камере извивается от боли и кричит комбайнёр, если ещё не потерял сознание, плачут от страха девчушки-копнильщицы. Хорошо, если на поле стоит машина, ожидая намолоченное зерно, а если нет, то верная смерть. Изойдёт кровью, как ни перетягивай ногу. Не зря Женин комбайнёр прежде, чем лезть в приёмную камеру, глушил двигатель. Лучше не полениться, завести двигатель ещё раз, а заводился он не от стартёра, а только рукояткой, да горячий бил в обратную сторону, норовя оторвать кисть руки или свернуть скулу, если не предостерегаться. Поэтому горячие головы хотели быстренько прочистить барабан, а потом ходили без руки или ноги.
- Закурить можно в машине? - спросил дед, вытаскивая свой замасленный кисет.
- Кури, дед, кури. Может, мою закуришь? - предложил Женя сигарету с фильтром.
- Благодарствую! - ответил дед, взял сигарету, оторвал фильтр и прикурил, -- слабоватые, одной не накуришься.
- Возьми вторую, - протянул Женя пачку.
- Благодарствую, я уж потом свой самосад задымлю.
Дальше ехали молча, думая каждый о своём, только Боря, откупорив одну бутылку пива, наслаждался то и дело покряхтывая. Вспомнив, предложил деду, но тот отказался.
- В голову не шибает, что его толку пить, только ссать.
Подъехали к конторе совхоза. Стояла директорская « Волга»,
значит Чарушин здесь. Зашли к директору, Женя присел на стул у приставного столика, а Боря, с запахом пива, подальше.
- Ну, как съездили?
- Съездили. Эшелона пока нет, штаб это не интересует, они созданы только для своевременной подачи вагонов под погрузку.
- А знаешь, Петрович, для тебя это главное и если бы не контроль партии снизу доверху, не постановление правительства, за каждым вагоном бегал бы до инфаркта, железнодорожники катались бы в масле.
- Знаю. Мы отправляли два вагона леса для совхоза из своей же области, на что уж пройдоха наш зам по хозчасти Курдюков, и то, чуть не плакал. Неделю жил в лесу. Увёз целую корову, раздавал нужным людям мясо. После этого было решено, вывозить лучше лесовозами, пятьсот километров, зато не мятый, не клятый.
- А вот наш Борис Михайлович стесняется предложить мясо в сельхозтехнике, поэтому возит оттуда одни неликвиды.
- А что тут стесняться, - удивился Женя, - не нами это придумано и сам Леонид Ильич это не отменит. Вези мясо, зерно, дружба с кладовщиками подогревается только этим, и никакими другими симпатиями.
- А вдруг не возьмут? - пробубнил Боря.
- Кто? - в один голос удивились Чарушин с Женей. Чарушин продолжил: - да они тебя уже внесли в списки безнадёжно тупорылых и ничего путного ты от них не получишь.
- Да, да, - покивал головой Женя, глядя на Борю, поддерживая Чарушина, и посмотрев на него, сказал, - завтра мы с Борей выедем в Слободскую сельхозтехнику на разведку, так сказать. Кем бы мне прикинуться?
- Прикинься моим замом.
- Решено. Завтра, Боря, поедем...
- А мясо?- спросил Боря.
- Завтра разведаем, заведём дружбу, выясним, кто в чём нуждается, если у кладовщика полный двор скотины, то ему нужны корма, если у кладовщика даже нет собственного сарая, то нужно ему мясо. Логично?
- Ты когда будешь таким, как Петрович, - взъерепенился на Борю опять Чарушин.
- Будет, Николай Иваныч, будет. К окончанию моей командировки будет наглый, как танк. Обещаю.
-- Ну, а я за это, повезу тебя на хорошую квартиру, - хитро подмигнув, с улыбкой, сказал Чарушин.
Подъехали к опрятному деревянному домику, заросшему садом и цветами. Женя думал, живут крепкие старики, а из глухой калитки вышла крепкая, красивая женщина лет тридцати пяти. Её русые волосы были собраны в толстый пучок на затылке
- Прими, Глаша, доброго человека на постой, не спать же ему с подчинёнными в одной общаге, не положено, субординация. Зовут Евгений Петрович.
- Милости просим, раз есть в этом нужда. Проходите, осмотритесь, как ещё понравится?
- Я, Глафира Петровна, не очень уросливый, а в быту и еде не привередливый, - входя в дом ответил Петрович.
Изба была большая, срубленная из толстых брёвен, деревянный крашеный потолок, на окнах висели вышитые занавески, на подоконниках горшки с цветами. На тумбочке стоял телевизор «Рекорд» с плюшевой накидкой на экране, на стене висела в рамке фотография будёновца, рядом с которым сидела женщина с толстоморденькой девочкой на коленях. Посередине стоял круглый стол, вокруг четыре стула с гнутыми ножками.
- Вот здесь будете спать, - открывая двустворчатую дверь другой комнаты, сказала Глаша.
В комнате стояла широкая деревянная кровать, шкаф и комод. Всё было накрыто вышитыми покрывалами. Уют в доме был такой же, как и его родителей. Мало современного, покупного, вся мебель была изготовлена крепко, хорошим столяром.
- Глаша будет получать продукты на складе и готовить тебе, мы ей будем доплачивать, да и корма ей нужны на зиму, будет получать как рабочий совхоза. В медпункте ей платят совсем мало, да всё вдвоём веселей, особенно осенью и зимой долгими вечерами, а может и ночами.
- Николай Иванович, ну как вам не стыдно, - Глаша вся зарделась, улыбаясь, обозначила на щеках две ямочки. Сейчас она была неотразима.
- Глафира Петровна, я с удовольствием поселюсь у вас. Похоже на родительский дом, уютно очень.
Нужно было определить Жадана, увидеть столовую и познакомиться с заведующей столовой. Завхоз дядя Ваня был весельчак и, как понял Женя, Жадан уже свёл с ним дружбу, они вместе пересчитывали постельные принадлежности, чтоб к приезду мужиков всё было готово. Директор, радуясь, что уральцы возьмут на себя сенокос, ничего не жалел для командированных. Они вместе с Женей заехали в столовую, где их встретила Нина - заведующая столовой.
- А как по отчеству? - спросил Женя.
- Зовите просто Нина, - ответила она
- Нина, так Нина, вот решил с вами познакомиться, всё-таки на долгие месяцы вы наша кормилица.
- Пожалуйста, Евгений Петрович, будем всегда рады сытно накормить вас и ваших ребят.
- Радости не очень много, но имейте в виду, наш директор велел сообщить вам, что будет работникам столовой платить по полставки, заявления о приёме на работу перед отъездом я соберу.
Зав столовой даже растерялась и вопросительно смотрела на своего директора, который развёл в стороны руки и сказал:
- Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец, не отказываться же, пишите заявления, деньги лишними не бывают.
- Ну, спасибо, Евгений Петрович, заявления я у девчат соберу. А сейчас отведайте наш ужин.
- Спасибо. С удовольствием. Серёга. - позвал Петрович Жадана, - давай порубаем.
После ужина Сергей увёз Петровича к Глафире, увидев её, тут же загадочно улыбаясь, посмотрел на него и спросил:
- Муж-то есть у неё?
- Спрашиваешь? Конечно, есть.
- Но муж не печка, можно и подвинуть, - шептал, смеясь, Жадан.
- Дуй, сдавай под охрану машину в гараж и иди отдыхай. Завтра едем в Слободской.
Петрович занёс в комнату свои вещи, снял костюм и переоделся в спортивное трико, единственная покупка в Москве, когда их гидом водил Грачёв по ГУМу, с удовольствием вытянул ноги, усевшись на стул, кровать неудобно разбирать без хозяйки, хоть и очень хотелось повалиться на неё.
- Евгений Петрович, можете почитать наши местные газеты. Ничего интересного, выписываем из-за программы телепередач.
- Глаша, зовите меня просто Женя, это как-то сближает людей, мы ведь с вами наверно ровесники, мне тридцать третий год.
- Хорошо, Женя, тогда переходим и на «ты», а мне уже тридцать пятый. Чай будем пить?
- С удовольствием с вами, извиняюсь, с тобой.
Глаша, смеясь, ушла на кухню и через некоторое время зашла с подносом, на котором стояли две чашки чая и вазочка с конфетами и печеньем.
- А это, видимо, на фотографии твои родители?
- Да, отец, мать и я - улыбалась она, опять обозначая милые ямочки, - видишь, какая толстуха была, брат был ещё в пелёнках, поэтому не попал на фотографию.
- Он здесь живёт?
- Нет. Он живёт в Североморске. Капитан третьего ранга.
- Приличная карьера. Ему же около тридцати?
- Тридцать один, но должность у него капитана второго ранга, он старпом крейсера. Двое детей у него. Я рада за него. А ты женатый?
- Ну, конечно. В моём возрасте холостяк, если только он больной или горький пьяница. У меня тоже сын и дочь,- Женя заметил, как у неё потускнел взгляд при последних словах, поэтому решил дальше не развивать эту тему.
- Тяжело работать в медпункте?
- Совсем нет. Работы у меня ежедневно часа на три. Смотрю за несколькими беременными женщинами, это моя ответственность, да старухи приходят, в основном посудачить. Езжу раз в месяц в район за медикаментами и с отчётом. Не хочется, чтобы отчий дом зарос бурьяном, а то давно уехала бы в город, стаж у меня уже пятнадцать лет, устроилась бы, - и вдруг заторопившись, сказала: - Женя, хочешь, включай телевизор, а я встречу скотину, будь как дома, не стесняйся, -- и ушла.
Женя почувствовал, что в разговоре подошли к самому неприятному моменту, поэтому она ушла. Что с ней случилось. Почему она одна? Ведь женщина-красавица и держится она не за отцовский дом, что-то другое удерживает её в этой глуши. Несчастная любовь, после которой ей не хочется повторять пройденное? Обман и не хочется больше верить мужчинам? Эта загадочность влекла его к ней. Красота - дай Бог каждой. Фигура - быть натурщицей у самых знаменитых скульпторов, ваявших богинь. Что у ней не сложилось? Все эти тайны откроются, если он будет обладать ею. Обладать такой женщиной - героизм, профукать, поскромничать - потом всю жизнь казнить себя. Если угаснет желание обладать красивой женщиной, значит, угасает жизнь. Даже если ты бессилен, в тебе должно быть это возбуждающее мужское желание. В конце концов, это природный инстинкт, любой самец начинает гарцевать при виде самки, на время в сторону отходят и долг и мораль, даже разум, которым обладает единственное существо на свете - человек. Только после удовлетворения этого инстинкта к человеку возвращается разум, чувство долга и мораль грызёт совесть, но уже поздно, дело сделано.
Женя слышал, как она вошла и поставила ведро на пол, видимо с молоком, что-то мыла, гремела посудой и затихнув в своей комнате, вошла в гостиную в халате с распущенными волосами. Улыбнувшись неотразимой улыбкой, спросила:
- Женя, а почему телевизор не включаешь?
- А я просматривал газеты, - соврал Женя.
- Пишут что-то интересное? - включив телевизор, спросила Глаша и села напротив, обнажив ложбинку на белой груди.
- Глаша, знаешь, у кого самая лёгкая работа?
- У кого?
- У корреспондентов. Они обязаны работать по принципу «Всё хорошо, прекрасная маркиза». Если какой-нибудь умник пойдёт дальше, то статью причешет редактор, он же член бюро райкома, а если не причешет, то слетит с работы. Так что вся пресса у нас не интересная, только разве «Литературная газета» да журнал «Юность».
- Да, я согласна с тобой, а жена у тебя красивая? - не унималась она.
- Для меня, да. И люди тоже говорят. Бог сводит людей. Если бы я родился в Кировской области, женился бы на тебе, ты очень красивая.
Глаша заулыбалась, обнажая прелестные ямочки, видно было, что ей это очень приятно.
- А кто разводит?
- Сатана, наверное.
Дальше говорили о разных жизненных ситуациях, рассказывали друг другу смешные истории из студенческой жизни. Женя рассказал случай с Дашкой. Она смеялась, широко открыв чувственный рот, показывая белоснежных ряд ровных зубов до тех пор, пока из её серых с поволокой глаз не потекли слёзы.
- Ой, не могу, - привдыхала она, утирая платочком слёзы.
- Пора на покой, тебе наверно вставать к табуну?
- Да. Давай я разберу тебе постель.
Женя подождал, пока она не разобрала постель, и, когда она развернулась к нему, чтобы уйти, оказалась почти вплотную к нему, и какими-то умоляющими, то ли просящими глазами посмотрела ему в глаза, он обнял её, прижавшись всем телом, стал целовать её неистово, она не сопротивлялась, обречённо легла на кровать, простонав: «Выключи свет». Женя стал целовать груди и когда руки скользнули вниз, она вторично простонала « Я сама». Это был стон полноценной, кровь с молоком женщины, исстрадавшейся по мужской ласке, которая оберегала свою честь и, по деревенским меркам, не могла её запятнать. Она была податлива, её руки метались в экстазе по плечам, спине, бёдрам и прерывисто шептала « Вот здесь, милый, вот здесь, вот здесь, милый, вот здесь» и так без конца, как будто заела патефонная иголка. Наконец стон прекратился судорогой мышц, и она просто прижала его к себе, обняв за спину. Потом они оба лежали обессиленные и молчали. Долго молчали.
- Глаша, ты прекрасная женщина, неужели мужики у вас такие олухи. Почему ты не замужем?
- Была, - с вздохом и шёпотом ответила она, как будто кто-то ещё находился в доме.- Даже два раза. Неродиха я, вот и вся моя беда. Сильно ты мне в душу влез, зачем мне скрывать. Первого любила, жили мы пять лет, ездила по всяким водам, но так и не смогла забеременеть. В отчаянии нападала на него, говорила, что он бесплодный и, в конце концов, развелись. Через полгода вышла замуж опять. Так что наши мужики не олухи. Прожила с ним два года, не то чтобы любила, а просто уважала. А мой первый муж женился и народил сразу двух девочек-погодков, зря я на него нападала. Тут умер отец, мама тоже плохая, в город не хотела ехать, да и муженёк мой был не в восторге, оттого, что приедет тёща. Да ещё болезная. Хорошо поговорили, и он без слов дал развод, сделала вывод - не любил, просто ему нужна была красивая самка, с которой не стыдно было бы показаться на людях. Полтора года назад похоронила маму, теперь я хозяйка - держу корову, сажаю огород. За заботами не так тоскливо.
- Не поверю, что здесь никто не клеился.
- Клеились, - засмеялась Глаша, прикрыв ладонью рот, - тот же самый Чарушин, возомнил себя неотразимым любовником. Не могу и допустить, чтобы в деревне шли обо мне досужие разговорчики. Надо хранить память о родителях.
- А вдруг от меня забеременеешь?
Глаша вздохнула, помолчала и страдальческим голосом спросила: - Издеваешься?
- Глашенька, даже не думал, извини, если тебе это неприятно, - положив ладонь на сердце, теперь тоже шёпотом, сказал Женя и стал целовать её груди, сильно втягивая соски в рот. Глаша забеспокоилась и её руки опять стали блуждать по его спине и бёдрам. Кожа была горячая и гладкая, возбуждение нарастало. Глаша развернулась, подставляя себя и разведя ноги, тихо постанывала. Женя грудью сминал ей груди и целовал губы. Она в такт двигала бёдрами, она была на вершине блаженства и, когда всё кончилось, глубоко дыша, сказала:
- Ты разбудил во мне настоящую женщину.
- А про нас с тобой будут тоже говорить, даже если бы ничего и не было, - отдышавшись, сказал Женя.
- Со мной-то никто не посмеет зубоскалить, всё-таки на округу я единственный лекарь, а как ты себя поведёшь, не знаю.
- Тут будут находиться мои мужики, рот им не заткнёшь, намекать будут, но я не собираюсь с ними скабрезничать. В конце концов, у меня жена, которую я люблю и дети, в которых души не чаю. Паче чаяния, на людях мы должны говорить только на вы и официально. Согласна?
- Хорошо излагаешь зараза, - вырвала она фразу из только что прошедшего фильма по телевизору и они оба засмеялись.
- Согласна, конечно, с тобой, Женечка, - просмеявшись, сказала Глаша, - беспокоит меня только выражение моего лица, мне кажется, после сегодняшней ночи я буду вся светиться радостью, придётся напускать всю суровость, пока со мной люди, а радоваться буду дома. Говорили они очень долго и уснули, крепко обнявшись, когда совсем выбились из сил.
XIV.
Как и предполагал Толкачёв, эшелон прибыл через неделю, мужики все обросли бородами, в товарных вагонах не бывает электричества.
- Заждался я вас, - пожимая руки односельчанам, сказал Женя.- Как ехали?
- Ехали нормально, на остановках запасались водой, дровишками, кое-кто и спиртным, но пьянок не было. Всё в пределах разумного, без происшествий, - доложил Губайдуллин Серёжа.
Разгрузка шла полным ходом. Железнодорожному крану помогал автокран Овчинникова. Подальше расположились бригады, ожидающие разгрузки. Если на станции погрузки был организован тупик для погрузки в нескольких местах, здешний обком не волновал срок разгрузки, уполномоченные райкомов, ругаясь за очередь, звонили в обком. Обком отбивался, как мог, звонил в ЦК, из ЦК в Кировский обком, из обкома к железнодорожникам, грозя, что все виновные положат партбилеты на стол. Положить партбилет на стол - крах для любого руководителя, всё, чего добивался многолетним старанием - коту под хвост. Руководить может только партийный и вообще, все достойные дела совершает только коммунист. Коммунист должен быть чист как хрусталь, а если он попал под следствие по каким-либо делам, коммунист уже автоматически не коммунист, коммунист не может совершить преступление, разве уж очень волосатая рука наверху - тогда он оступившийся.
Толкачёв завёл Овчинникова, где лежали запчасти, и показал в уголке отдельно лежащую кучу для Вахрушевского, которую обрадованные вахрушевцы тут же стали перетаскивать в свою машину.
- Ты дроблёнку Алевтине-кладовщице увёз? - спросил Женя у Бори.
- На следующий же день. Запчастей получил, за год столько не получал.
- Вот видишь. Так промежду прочим узнавай постоянно, в чём она нуждается. Только так заводится блат.
Колонна Маякской техники медленно выстраивалась на дороге из города Слободского.
- Петрович, а мы-то чего ждём, трактора всё равно от нас отстанут. Может нам ехать и начать выгружаться? - спросил седовласый водила Бирюков.
- Пожалуй. Сергей, садись с Никифорычем в кабину и трогайтесь. Разгружаться на выделенной нам площадке. Овчинников от радости удрал, хотел, чтобы он ехал в голове колонны, а он до свидания даже не сказал.
Наконец двинулась вся колонна, состоящая из тракторов МТЗ К-700 с тракторными прицепами, тоже загруженными сельхозмашинами, так они и ехали на поезде, если соответствовали железнодорожным габаритам. Женя вспомнил, как они на К-700 везли семидесятикубовые цистерны, и смотритель переезда не стал открывать шлагбаум, указывая красным флажком вверх и отрицательно качая головой. Объезжать через полевой переезд это тридцать километров круг и убитая дорога. Женя решился и предложил поллитру, дружески похлопывая смотрителя по плечу. Смотритель для порядка поломался, отказываясь от бутылки, но всё нерешительней, потом обречённо махнул рукой и открыл шлагбаум. Трактора взревели и мигом перемахнули через переезд, ничего не задев. Предложи он три рубля, смотритель бы не согласился, а вот товар лицом, другое дело. Думая об этом, Женя полз на первой скорости позади колонны. Надо было подсадить Губайдуллина к себе, да дорогу он объяснил только ему, конечно, любой бы не заблудился, так как дорога была одна, покрытая выщербленным асфальтом, а в конце пути была стела «Совхоз Вахрушевский», а сверху перекрестились два снопа ржавых, так как жёлтая краска давно облупилась. До совхоза добрались в полночь. Когда Женя устроив прибывших приехал к Глаше, была глухая ночь. Но только ступил на крыльцо, как в сенцах вспыхнула лампочка, дверь в избу была открыта и Глаша сразу повисла у него на шее. Она не ложилась спать, ждала его.
- Ой, Женечка, наконец-то я дождалась. Ужинать будешь, я пельменей наделала?
- Буду, целый день толком не ел. Глаша, разбуди меня в шесть, утром теперь надо ходить на разнарядку. Начались, Глашенька, трудовые будни.
- Ничего, трудовые будни - праздники для нас. Так же поётся в песне?
- Да, к коммунизму на пути и Ленин впереди с кепкой в руке. Ну их к чёрту. Пошли спать.
- Пойдём Женечка, я уже и постель разобрала, ждала тебя - сняла халат и оказалась совсем нагая.
При свете луны она казалась статуей и, поняв, что Женя любуется её беломраморным телом, не торопилась в постель, закинув голову, собирала волосы в жгут и накручивала в узел. Тугие полные груди покачивались в такт, плавно округлые бёдра с чуть заметным в темноте треугольником вызвали у него восторг и некоторую жалость к ней. Почему она должна куковать всю жизнь одна только за то, что не может рожать, умная, красивая, значит, мужья не любили её, берут же другие детей на воспитание из детдома.
-- Глаша, ты богиня, мужья тебя не любили, -- заявил Женя, когда она улеглась и обняла его за плечо, разворачивая к себе.
- Знаешь, Жень, первый всё-таки любил и наверно, я сама виновата, закатывала ему истерики, обвиняла. Это я теперь спокойно рассуждаю, а тогда была молодая дура.
- Свободному мужику тебя невозможно не любить, всё в тебе, Глаша. Ты же медик, почему ты не можешь рожать? Врачи ведь свои.
- А при чём здесь врачи? Я много об этом думала и связываю это со своим тяжёлым детством. Ты же видел наш погреб?
- Видел, даже похвалил твоих стариков про себя, надо же, думаю, погреб помазанный и пробелённый.
rp Z"' KJ KJ KJ
- Так вот, этот погреб был нашей землянкой, в которой родились я и мой брат. После постройки дома отец превратил его в погреб, углубил вниз и срезал верх землянки. Когда отец пришёл с фронта, ему дали этот сруб, строили сами родители, а у отца после ранения не разгибалась правая рука. Знаешь, как мать у меня гвозди заколачивала? У-у-у! Как заправский строитель. Строили мы долго, но надежда на лучшую жизнь придают силы. Сруб был голый, а лес негде взять, хоть и живём в лесу. Боялись тогда очень, что посадят. Мы уже подросли, когда отец стал доставать топляки в Вятке. Жалко было отца, поэтому мы с братом и мамой упирались из последних сил, чтобы погрузить бревно на бричку и прицеп, придуманный отцом от передка другой телеги. А брёвна нужны и на матки и на стропила. Всё лето мы воровали топляк, который никому не нужен и останется на дне. Вот думаю, тогда я и надорвалась. Жалко же родителей, вот и упиралась.
- Молодцы вы с братом, боженька и тебе воздаст.
- А ты в Бога веришь?
- Все верят, только виду не показывают. Погонись за любым секретарём оборотень какой-нибудь, закрестился бы и со страху сознание потерял. Тысячелетия существует религия, а они, видишь ли, декретом запретили Бога. Дурости человеческой нет предела. А ты веришь?
- Ты прав. Говорю людям, что не верю, а в душе-то чувствую, что он есть. В тяжёлые моменты мы что, вспоминаем Ленина? Или Сталина? Быстренько начинаем шептать «Боженька, спаси и сохрани».
XV.
- Мужики, слушай сюда, - Сергей Маратович Губайдуллин, сложив ноги калачиком, сидел на кровати и просматривал районную газету «Нива» -- «Вести с полей»: « Полным ходом идёт сеноуборка в совхозе «Вахрушевский». Одна бригада прессует сено в тюки. Что не успевает прессовать, сразу же вывозится на сеновал. С особым энтузиазмом работают косари Михаил Ерёмин и Сергей Полуян. Соревновательный дух не давал им остановиться на обед, который подвёз с полевой столовой разъездной повар, хоть их товарищи, усевшись в тени машины, уже давно обедали. На наш вопрос, почему они не обедают, Михаил, застеснявшись, ответил «Некогда». И тут же, трактор, взревев, двинулся дальше. Приятно было видеть, как после прохода агрегата мастера валилась наземь густая стена травостоя. Немногословен был руководитель отряда Сергей Маратович, это обычное явление, люди дела не могут много говорить. С такими людьми в совхозе можно с уверенностью заявить, что вахрушевцы зимой будут с сеном».
- Эй, энтузиасты! В следующий раз тоже останетесь без обеда, если вздумаете явиться на поле к обеду.
- Маратыч, ей Богу мы делали переднее колесо Серёге.
- Проспали вы, и я не заглянул в вашу комнату. Гуляйте хоть до утра с девчатами, я не против, но дело есть дело, на поле, как штык, вовремя.
Мужики со смехом принялись комментировать статью районного корреспондента.
-Главное, что не успевают прессовать, -- бурчал лучший прессовщик Никанорыч, - отправляют на сеновал. Да было бы всё наше сено, успевали бы.
- Всё, заказываем вагоны и начинаем отправлять сено на родину. Агроном их уже пересчитывал тюки, ему кажется, что мы запрессовали больше, чем он вывез на сеновал. В чужих руках он всегда толще, пришлось полдня провозиться, считая тюки и проверяя ихний тоннаж на весовой.
- Ну, и как?
- Да всё по честному, рассказал об этом на разнарядке директору, что вместо того, чтобы работать, приходится доказывать, что ты не верблюд.
- А что директор?
- Директор вставил пистон агроному и предупредил, чтобы не лез в калашный ряд со свиным рылом, раз сам не может организовать работу. Завтра с Петровичем едем заказывать вагоны, и он уедет во Владимир. Директор наш звонил, что-то у них там не клеится.
Жадан, лежа на своей кровати, как великий стратег, водил пальцем с чёрным отросшим ногтем по атласу автодорог, прокладывал себе путь до Владимира. Водил долго, шевеля молча губами, прочитывал населённые пункты и наконец, удовлетворённый выбранной дорогой, положил атлас на тумбочку и мечтательно уставился в потолок, положив обе руки за голову.
-Ну, что, Серёга, проложил маршрут? - спросил Маратыч у Жадана. Он следил за Жаданом, думая о его грязном ногте. Мужики есть мужики, никто не догадался взять с собой ножницы, женщины этого бы не допустили. Сегодня надо купить в районе, не забыть только.
- Проложил, Маратыч. Только если Петрович согласится. Он всё выбирает покороче дороги, хочет быстрее.
- Все так хотят. А ты сегодня к подруге не идёшь?
- Нет. Отдохнуть надо перед дорогой дальней.
- Да вы завтра ещё не выедете, сколько на станции проторчим с вагонами ещё не известно.
- Правильно, Серёга, не ходи. Видел я твою подругу, тьфу, - сплюнул сердито Николай Ошкин. - Это что за баба, не баба..., а высохшая селёдка. Доска доской. Баба должна быть мяконькой, бугристой, где положено.
- Зато симпатичная, - смеясь, ответил Жадан.
- С лица воду не пить. Пышная баба душу веселит, а такие, селёдковидные, обычно бывают злющие, если ты её привезёшь в совхоз, придётся мне с семьёй уехать, не смогу я жить в одной деревне с таким сухостоем. Пусть тебя гложет совесть, что сорвал меня с насиженного места.
- Дядя Коля, - смеялся Серёга, - завтра, как загрузите вагона три, забудете и про мою подругу и про переезд. Вагоны - это не собирать тюки по полю, где от безделья дурные мысли в голову лезут.
- Правду говоришь, Сергей, работать мужики без лишних слов и перекуров, в первую очередь грузим машины, они быстрей доедут до станции и начнут погрузку вагонов. В вагон войдут три автомашины и две К-700 тележки. Остальные механизаторы, кроме сенокосников, все на погрузку вагонов. Пока нет опыта погрузки, ничего, приноровимся. С Петровичем закажем вагона три, сена у нас с избытком. Давайте спать, завтра трудный день. - Маратыч отвернулся к стенке, намереваясь уснуть.
Утром, позавтракав, выехали в Слободской, куда ещё раньше выехали Петрович и директор Чарушин.
Начальник станции принял Чарушина с большим радушием, познакомился с Петровичем и, узнав цель приезда их, ответил:
- С этими челябинцами нам уже башку свернули, каждый день начальник грузовых перевозок спрашивает, не требует ли кто вагоны
- А никто не заказывал ещё?
- Пока молчат. У меня тупиковая станция, так что весь порожняк стараются передать сюда. Владимир Иваныч, через неделю у снохи день рождения, как с мясом?
- Мясо на месте, где и положено быть, в складе. Сам приедешь или пошлёшь кого? Слушай, Витя, приезжай сам, хоть погужбаним немного, давненько не сидели.
- Постараюсь приехать сам. Поближе познакомимся с Евгением Петровичем.
- Жаль, Виктор Васильевич, но завтра уезжаю во Владимир, с моим замом будете общаться.
В это время, как по заказу, в дверь заглянул Губайдуллин. Чарушин с Толкачёвым разом замахали руками, приглашая войти.
- Вот Сергей Маратыч, постоянный представитель здесь, если нужно, привезёт телегу прессованного сена.
- Нужно, Евгений Петрович, ой, как нужно, тёща заи..., просит помочь накосить, да какой с меня косарь. Пробовал, коса втыкается в землю и всё, как ни стараюсь. А ты, Сергей, приходи прямо ко мне, если будут проблемы с грузовозами. Петрович, везти недалеко, в Первомайский. Там баб - море. У тёщи тоже две живут на квартире. Сергей, а ты женатый? Ну да, сейчас вы все холостые, понимаю.
- Нет, Сергей действительно холостой, поэтому и остаётся на всю
зиму.
- Ну, мы его тут женим. Девок у нас вагон и маленькая тележка. А у тёщи одна живёт, девка - кровь с молоком, сам засматриваюсь на неё, видит око, да зуб неймёт.
- Ну, я Петрович, поехал в райисполком, теперь я тебе не нужен? - и, попрощавшись, ушёл.
Начальник станции засыпал вопросами, любознательный оказался человек и был удивлён, что лесов на юге Челябинской области нет.
- Как без леса? - недоумевал он. - В Свердловске, я слышал, тайга.
- До Свердловска от нас пятьсот километров.
- Скучно без леса, как же совсем без леса? - сокрушался Виктор Васильевич.
- А мы привыкли, нам тесно в лесу, кто где привык. Так, значит, вы поставите нам три вагона завтра?
- Порядки у нас строгие, надо делать заявку, одним словом, готовить документацию
- Виктор Васильевич, а нельзя вашего работника, знающего всю документацию, оформить на полставки, да Бог с ним, на какую-то инженерскую должность, есть у меня вакансии, а вы будете делить зарплату.
Начальник станции долго думал, потирая лоб, позвонил кому-то, и в кабинет вошла молодая женщина.
- Моя сноха, давайте оформим её, чужих опасно, чуть что и продадут. Ухо надо держать востро - и обращаясь к снохе, сказал: - будешь для их совхоза заказывать вагоны для сена, готовить документы по заявке этого молодого человека - указывая в сторону Губайдуллина, -¬а за это будешь получать у них зарплату. Сколько?
- Сто двадцать рублей, у нас ставка простого инженера, -- ответил Петрович. -- Вы сейчас напишите заявление, я увезу в совхоз. Считайте с сегодня вы уже наш работник.
Сноха была довольна, сто двадцать рублей это большое подспорье, а Маратыч был доволен тем, что свалил бумажную работу, которую никогда не любил.
Начальник полез в стол, вытащил бутылку водки и заговорщицким шёпотом сказал: - Давайте быстренько за знакомство, я честно признаться вчера перебрал, болею.
Никто не возражал, отказ это кровная обида, больше не будет такого доверия, а выпьешь, значит, свой человек, не держит камень за пазухой.
- Неудобно, Сергей, сходи в магазин, принеси пузырь, - надеясь на отказ, сказал Петрович, также шёпотом.
Начальник вытянул вперёд ладонь, оставил один указательный палец и помахал из стороны в сторону.
- Хорошего помаленьку, мужики, как-нибудь в другой раз.
- Хорошо, в другой раз, - сразу согласился Петрович, надо было ехать и организовывать погрузку сена.
Народ как-то сразу воспрял духом, когда узнал, что подают вагоны, настроение даже у всех приподнялось, ехали ведь за полторы тысячи километров за этим. Уладив дела, Петрович приехал к Глаше, а в это время население совхоза, увидев, что спокойно стоявшие трактора и машины уехали в сторону Слободского, да ещё запрыгнули в кузов все мужики. «Командированные уезжают» -- пронёсся слух.
Глаша встретила его с улыбкой, но в серых глазах отражалась грусть. Прижалась к нему, долго стояла молча и шёпотом спросила: - Есть будешь?
- Потом, Глашенька. Что за пессимистическое настроение, не на фронт отправляешь, а как твоя сноха отправляет твоего брата в плавание на несколько месяцев?
- Не знаю. Никого не отправляла и не встречала. Просто грустно, даже объяснить не могу. Женя, ты мне ничем не обязан, спасибо за радость, которую ты подарил мне, хорошо было с тобой, ни с кем не было так хорошо
- Перестань, Глаша. Не навеки уезжаю, вернусь через месяц, а может и меньше, как пойдут дела во Владимире. Пойдём, посидим на крыльце, я покурю.
Только уселись на крыльцо, как открылась калитка и, переваливаясь как утка, вошла толстая бабка с клюкой в руке и прислонившись задом к фундаменту дома поздоровалась, отдышавшись.
- Здрасьте, добрые люди.
- Здравствуйте, - хором ответили Глаша с Женей. Женя прикурил и выпустил струю дыма.
- Стало быть уезжаете? - с претензией спросила бабка.
- Уезжаем, - ответил Женя, стараясь догадаться с чем связан интерес бабки к его отъезду.
- Девку охмурил и уезжает.
- Кто охмурил? Я никого не охмурял.
- Да не вы. Этот. Миша-тракторист. С усиками.
- Миша-тракторист никуда не уезжает. Они на поле сено грузят.
- Вот и сено обещался привезти.
- Он обещал, с него и спрос. Может привезёт.
- А ён не женатый?
- Нет, бабуля, не женатый.
У бабки заметно улучшилось настроение. Она доковыляла утиной походкой до крыльца и, охая, уселась рядом с Глашей.
- Глаша, всё собираюсь к тебе. Поясница саднит и колени тоже, - старуха забыла про охмурённую наследницу. Не бабку же охмурил Миша-тракторист. Женя пыхтел сигаретой, довольный тем, что бабка переключилась на Глашу.
- Бабушка, я напишу вам направление и езжайте в районную поликлинику, там вас обследуют и назначат лечение.
- Нет, у район я не поеду, вдруг вечером не успею на автобус, так энтот Миша, того и гляди, останется ночевать у доме. Сидит до ночи. Зовёт Надьку гулять ночью.
- Ну и пусть бы погуляли. Молодые же ещё, им хочется погулять, поговорить, - убеждала Глаша.
- Не пушшу. Хватит мне того, что её мать принесла мне в подоле. Сопливая ишшо гулять по ночам.
- А сколько внучке лет? - спросил Женя.
-- Осьмнадцать исполнится в августе. Учиться грт поеду. Знаю я эту учёбу, не успеют уехать, как приезжают уже все размалёванные, в юбках, прости господи, чуть п... не видать, -- при этом она перекрестила рот. Глаша смеялась беззвучно, Женя сдерживался, он любил разговор со стариками, наслаждаясь их непосредственностью, простым языком и простотой суждений. - Нехай сидит дома, выходит замуж, будет хоть на кого дом оставить.
- Бабуля, как же она выйдет замуж, если вы ни на минуту не оставляете их? Они и поговорить-то толком не могут. - Женя вытащил опять сигарету.
- Ну, буду теперь отпускать, пусть только возле дома сидят, а не шатаются по улицам.
- Ну, хоть это небольшой прогресс. Миша наш, бабуля, хороший парень, серьёзный, в армии отслужил уже, так что жених - что надо
- Ну, дай-то Бог, я смотрю он неплохой, помирать мне скоро, охота внучку пристроить.
- Пристроите, бабушка, какие ваши годы, ещё правнучку вырастите, -- взбодрил бабку Женя.
- Дай Бог, дай Бог - не отказывалась от такой перспективы бабушка, хотя минуту назад обещала скоро умереть. - Пойду, а то Надька одна дома.
- Да что вы боитесь? Мишка-то на поле, - успокоил бабку Женя. Глаша засмеялась.
- Может, чаю попьёте? - для порядку предложила Глаша.
- Чаю можно чашечку, - вдруг неожиданно согласилась, совсем успокоившаяся бабка. Внучка в безопасности, почему бы не почаёвничать с хорошими людьми.
Глаша, прикрыв ладонью рот, с удивлением посмотрела на Женю, взгляд говорил «Язык мой - враг мой». Женя молча развёл еле заметно руки. «Слово не воробей - вылетит, не поймаешь» Оба стали вставать, следом закряхтела и бабка. Держась за косяки, прошла в дом, огляделась.
- Была у тебя на похоронах Маши, опосля и не была, - опираясь о стол, присела на стул. Стул жалобно скрипнул. Напротив сел Женя.
- Вы, бабушка, как будто сами молодыми не были. Небось, тоже тянуло на улицу?
- У-у-у, сынок. В те времена было не до улицы. Собачьи были времена, не дай вам Бог увидеть, что было. Сначала было хорошо, все работали на пилораме у Лесникова или на фабрике этого...немца. ..как его, - силилась вспомнить бабка, приложив пальцы ко лбу.
- Гердта, - подсказала из кухни Глаша. Историю родного края она знала.
- Ага, Херта, потом началась война, а пушнину-то добывали только мужики, а их забрали на фронт. Опять же лес заготавливать Лесникову. Жить-то надо, бабы взялись за топоры и ружья, а дома только сопливая детвора, кто постарше, тоже работали, а как скинули царя-то, началось светопреставление. Херт с Лесниковым куда-то подевались. Первыми с фронта пришли пьяницы и лентяи, сделали комитет и ходили по всей деревне собирали жратву. Обязательно с красным флагом. Опять началась война, эта.. .как её.
- Гражданская, - подсказала Глаша, занося чашки с чаем и вазу с конфетами и печеньем.
- Ага, она. То одне придут пугают, жратву отберут, если есть кони, то и их. То другие придут горлопаны пугают и жратву отберут. С вечера все закрывались, лампы не зажигали. Так что, сынок, про улицу и не думали. Не до улицы было. Как придут, сгоняют всех от мала до велика перед домом Лесникова, залезут на телегу и начинают горлопанить. Один раз из толпы кто-то крикнул: «Белые идут с Оленька. Спасайся, кто может!». И толпы разошлись, и красные сразу удрали. Никаких белых не было. Удрали, наверно, далеко, два дня их не было, а потом вернулись и давай разбираться, кто кричал про белых, сказали, если не признаются, будут стрелять каждого десятого. А тут белые окружили деревню, арестовали всех и кого повесили, а кого и расстреляли на берегу, все они утопли. Стали сеять, сажать картошку, развели немного скота, опять в колхоз забрали всю скотину, приехал с городу уполномоченный, наши бездельники сразу к нему прилипли. Потом стали доносить друг на друга из-за хаты, из-за девок, из-за работы. Сажали без разбору всех сподряд. А тут война с немцами, голод. Жизни мы и не видали в молодости. А ты говоришь, гулять.
- Замуж же вышли всё равно, - не сдавался Женя.
- Дык надо было как-то жить, вдвоём-то сподручней. Только после рождения дочери арестовали его за вредительство, конь охромел, на котором лес трелевал, а трелевать легче, чем работать пилой и топором, вот и донесли. Вернулся он через пятнадцать лет, совсем больной и через год помер. Да вот Глашка его помнит, - Глаша согласно кивала головой. Жалко стало Жене бабушку, не зря она так опекает внучку, может, единственную радость в жизни, и решил он порадовать её.
- Бабушка, Мишка действительно хороший парень, хороший механизатор, не балованный, старшая сестра замужем, он один у матери, отец умер, когда он уже пришёл с армии. Водкой не увлекается, дома по хозяйству управляется сам, руки выросли из нужного места.
Старуха слушала, подавшись вперёд, с открытым беззубым ртом и запричитала: - Дай-то Бог, дай-то Бог, - и вдруг, как будто вспомнив, зачем пришла, подняв указательный палец, повысила голос, - только шоб не обманул!
- Не обманет, бабушка, он бесхитростный.
- Ну, тады я побёгла? - обращаясь к Глаше, спросила бабка.
- Бегите, бабушка, бегите, наверно соскучились по Надьке.
Бабушка, кряхтя, выходила из сеней, бормоча про себя: - Лишь бы
Надьку пристроить, я то доживу как-нибудь.
- Губа не дура у вашего Мишки, внучка у ней очень симпатичная. Главное, не разбалованная.
- С Мишей я поговорю, раз дал ему такую прекрасную характеристику, пусть не вздумает её обманывать.
Женя с нежностью смотрел на Глашу и думал, как её жизнь ни хлестала, а осталась она всё-таки доброй, переживает за чужие судьбы. Его потянуло к ней. Он, подойдя, обнял её, целуя, взялся за упругую грудь, которой не касался младенец, и почувствовав на губах солоноватый вкус, отпрянул лицом. У Глаши из глаз текли слёзы.
- Не обращай внимания, на баб иногда находит, -- на немой вопрос Жени, улыбаясь, ответила Г лаша.
XVI.
Женя поцеловал Глашу и сказал: - Ладно не выходи за мной следом, закройся сразу, чтобы Жадан ничего не заподозрил.
- Счастливого пути, дорогой, буду ждать. - И чуть не вытолкнула его из сеней.
Женя закинул на заднее сиденье свой баул, уселся на переднее и махнул рукой, что означало «Поехали». Было раннее утро, в деревнях выгоняли на пастбище коров, изредка попадались навстречу машины. Слева лес, справа лес, между ними вьётся серая лента асфальта. Лес раздвинулся, появился город Киров, хоть и областной центр, но небольшой город, в полчаса пересекли его и выехали в направлении города Горького.
- Сергей, изучил дорогу, не заблудимся?
- А тут, Петрович, и плутать-то особо негде, дорога единственная. Порасспрашивал я у местных шоферов. Крупных городов до самого Горького нет.
- Как устанешь, скажешь, подменю. Ты подругу Миши Ерёмина видел?
- А-а, малолетку? - засмеялся Жадан.
- Почему малолетку?
- Потому что её бабка на улицу не пускает, вот и прозвали мы её малолеткой. А девка симпатичная, Миха думает увезти её после командировки.
- Правильно и сделает, раз она так слушается бабушку, значит умница. Ценит то, что для неё сделала бабуля.
Ехали весь день, заправились на заправке в городе Бор. Вдали виднелся Горький.
- Надо, Петрович, где-то переночевать, устали уже.
- Не охота заезжать в город незнакомый, зря будем плутать, а так неплохо бы отдохнуть.
Остановились расспросить дорогу. Петрович разминал затёкшие суставы от долгого сидения, а Жадан ушёл к шоферам, толпившимся возле машины с поднятым капотом, поговорил и, вернувшись, сказал:
- Всё, Петрович, нашёл попутчиков, колонна едет до Москвы через Владимир, они не хотят ночевать, что будем делать?
- Нас двое, мы можем меняться, поэтому поедем за ними, правда, колонна едет ещё медленней, но зато ночью надёжней.
Пристроившись в хвосте колонны, проехали Горький, и, увидев указатель на Москву-Владимир, Петрович обогнал колонну и развил привычную скорость, девяносто километров, уж очень муторно было тащиться за колонной, состоящей из ЗИЛов и ГАЗонов. По пути подсаживали пассажиров, просто поговорить от скуки и к закату солнца доехали до Владимира. На въезде в город стояла куча дорожной техники и вагончик. Петрович велел подъехать к вагончику, из которого вышел очкастый мужик.
- Здравствуйте, - подошёл к сторожу Петрович, тот буркнул в ответ. - Земляк, вот едем во Владимир из Челябинска, устали, спасу нет. Нельзя ли у тебя отдохнуть несколько часов, бутылку распить с устатку. Устали сильно.
- Знамо дело, проехать такую дорогу, отдыхайте, - видимо бутылка возымела магическое действие. - Тока машину поставьте в ряд с нашими, мне сподручней приглядывать. Тока мужики, воды нет у меня. Сегодня никто не приезжал, наверно опять асфальтовый сломался.
Утром, проснувшись, увидели сидя спящего за столом сторожа, перед ним пустую бутылку и, чтобы не прерывать его сон, они молча уехали. «Хорошо хоть с разговорами не приставал», - подумал Петрович.
В совхозе сразу приехали в общежитие, никого не было, спал только Данилов, он ночью сторожил на поле технику.
- О-о-о, Петрович,- удивился разбуженный Данилов, -- а вы откуда?
- Мы из Кирова. Г де руководство?
- Не знаю. Может в поле, может в конторе.
- Поле можешь показать?
- Могу, -- посмотрел на часы, - а может, сначала пообедаем?
- Можно и пообедать, за два дня хоть горячее поедим.
В столовой встретили Колю Чудайкина - начальника отряда. Коля, увидев Петровича, просветлел, всё-таки свой шеф, а не агроном и парторг.
- Как дела, Николай Николаич?
- Как сажа бела, Евгений Петрович. Мозги нараскоряку, не знаешь, работать или их ублажать. Был бы один, а то двое.
- А в чём дело всё-таки?
- А вы у них спросите. Они как раз на весовой, наверно, опять выясняют, кто кого объегорил. Парторг говорит: надо прессовать солому и нечего распыляться, агроном говорит: солому всегда успеем, надо косить сено.
- Прав агроном, а парторг тупой же, раз райком сказал ехать за соломой, он и будет стоять за это горой. Одним словом, они тебе на хрен не нужны?
- И чем быстрей, тем лучше пойдёт работа.
Толкачёв про себя уже решил, зол был в основном на парторга, но решил воздержаться от ругани и матов, а так хотелось. Подъехали к весовой, разбор был, видимо, в полном разгаре, потому что друг друга не слушали.
- О-о-о! Кто приехал. Привет, Петрович, агроном крепко пожал руку, молча пожал руку парторг и специалисты совхоза «Вязниковский» их он знал по предыдущему приезду.
- Слушай, Петрович, вот какие у нас дела...
- Стой, Владимир Иваныч, с делами я сам разберусь, не маленький, а вы вдвоём отмечайте командировки и але-улю, прижились тут, - посмотрел на парторга - А тебя не дождётся родной райком, чтобы поставить раком, - покосился Петрович на молоденькую весовщицу.
- За что? - С тоской протянул Свиридов.
- За то, что в кризисный момент оставил совхоз.
- Так Грачёв же послал.
- А ты зарплату где получаешь, у Грачёва? Короче, собирайте пожитки и Серёга вас увезёт во Владимир. Здесь я без вас разберусь. Поехали, - Толкачёв вышел из весовой и сел в машину. Резко поговорив, он сразу поставил на место агронома «Вязниковского», пусть не думает, что он будет сопли жевать, как и эти, и парторг может, в конце концов, поймёт, что важны не его партийные призывы, а работа. Главное, пока они доедут, дозвониться до своего директора, не сомневался, что принял правильное решение и Грачёв его поддержит. В общежитии, где вместе со всеми проживали начальники - агроном и парторг, всё также было безлюдно. Женя вышел покурить, следом и агроном.
- Жень, заи..., не даёт работать и всё, заладил, давай прессовать солому, и всё. Да и местный агроном ему под стать, если бы ты не приехал, я бы остановил сенокос, постоянно подозревает, что мы больше прессуем, чем он вывозит на сеновал.
- Ну, а почему ты к директору не обратился?
- Обращался, обещал разобраться, а воз и ныне там.
- Ладно, Володя, езжай-ка домой, дома всю обстановку передай Грачёву, до вашего приезда я постараюсь дозвониться. А этого мудака я специально припугнул, пусть попереживает, уж сколько раз тыкал мордой в говно, не понимает.
У директора совхоза Толкачёв тоже решил взять быка за рога. Агроном молчал бы в тряпочку, раз не может сам косить, а решил верховодить, не получится. Таким образом, к концу сенокоса можно с ума сойти.
- Здравствуйте, Виктор Николаевич, - улыбаясь с радостью, как будто встретил брата, сказал Женя.
- С приездом, Евгений.
- Петрович - подсказал Женя.
- Евгений Петрович, как здоровье у Александр Василича?
- Нормально, привет передаёт.
Когда кончились взаимные приветствия, чуть не дошедшие до восточных витиеватостей, Женя резко переменился в лице и заявил:
- Виктор Николаевич, я принял решение прекратить сенокос, а переключиться на прессование соломы. Мы много не теряем, у нас кормоцех и запаривая солому с добавлением концентратов, получаем корм не хуже сена.
- Подожди, Евгений Петрович, это что, указание директора? Вроде мужик слова.
- Нет, такого указания он не мог дать, потому что не знает здешней обстановки. Решение принял я, нам нужны корма, а сено не даёт косить толком ваш агроном, а заглядывать постоянно ему в задницу я не намерен, поэтому, если ему нужно проверить, правильно ли мы делим проценты, пусть контролирует по железнодорожным накладным. Теперь я тоже не верю, уже весовщице и намерен посадить туда пожилого мужика для контроля. Есть такой. С агрономом я сотрудничать не намерен и вести разговоры о справедливости не буду. Если вы согласны со мной, сенокос продолжится, только будем работать над увеличением темпов сенозаготовки. А теперь, закажите мне, пожалуйста, переговоры с Грачёвым, можете и сами с ним поговорить, если желаете.
Стяжкин молча думал. Как будто нормально всё было, на халявку двигался сенокос, ну куда ещё лучше-то, а этот боров толстопузый ему всё дело портит. Он нажал кнопку, вошла секретарша и, багровея, тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сказал:
- Вызови срочно Дацюка и этого молодого, как его, Маркова, и закажи переговоры, тоже срочно, с Челябинском. - Повернулся к Жене и уже ласковей - Евгений Петрович, иди, скажи ей адрес и номера.
- Добро, Виктор Николаевич, - отчеканил Женя и вышел. Назвал адрес, номера телефонов и решил покурить, пока раскалённый директор не поостынет. Правильно говорят, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Пять лет совместной работы с Грачёвым дали свои плоды, потому что он говорил, небольшой аферизм в деле всегда полезен. Если отбить бездельников, которые путаются под ногами, Коля Чудайкин вполне справится с поставленной задачей. Докурил, зашёл к Стяжкину и присел у входа.
- Сядь поближе, Петрович, вот сюда, - показал приставной столик директор. - Знал, что Децюк только вид делает, что работает, да всё откладывал. Боюсь молодого назначать, вдруг не потянет.
- Потянет, если не дурак, конечно. Должность будет обязывать, только сразу загонять в угол не надо. Бывают люди, которые теряются, таким несколько советов и появится уверенность. Да что я вас учу, Виктор Николаевич, это вы лучше меня знаете, - похвалил Женя.
Зашёл главный агроном Дацюк и скромненько присел у входа, директор даже не посмотрел в его сторону, продолжая беседовать с Петровичем вполголоса. Женя чувствовал, что он дожидается Маркова. Правильно делает, Марков посмотрит наяву, как слетают с ответственных постов, и будет продумывать каждое своё действие, если думает работать. А такие, как Дацюк, имеются в каждом хозяйстве, толку от них мало, но они умеют вовремя подать голос в поддержку мнения вышестоящего товарища, не перечить его самым глупым указаниям и будет он работать до самой пенсии, если стечение обстоятельств не выявит его никчёмность. Такой час Х наступил для Дацюка и это он понял, когда в кабинет несмело прошёл Марков и присел у противоположной стенки.
- Ты, мудак, сам не можешь организовать сенокос, Так решил верховодить командированными? Я договариваюсь с людьми, а ты решил ставить палки в колёса? Я же сгною тебя, хрен плешивый. Передай дела Маркову, да какие у тебя дела, отдай ему технологическую карту.
- Карта у меня, - тихо сказал Марков.
- Почему не у главного агронома?
- Не знаю. Я как сделал её, показал ему, а он сказал «Потом», вот и лежит у меня.- Маркову не верилось, что директор снимает Дацюка, и по привычке продолжал поддерживать шефа.
- Так ты не то, что не составлял технологическую карту, ты и не смотрел даже. Сейчас же передай Маркову служебную машину и иди на первое отделение учётчиком, не нравится, проваливай с совхоза, другую работу ты не получишь. Скотником или пастухом с твоим пузом не справиться, только холки будешь лошадям сбивать. Иди, видеть тебя не хочу, наглец.
Дацюк молча, понурив голову, вышел из кабинета. Женя обратил внимание, как красное его лицо побледнело. Тяжело, приспособившимся людям, терять своё место, они могут не приспособиться к другому месту, а тут из князей в грязи. Нормальный, уверенный в себе человек, никогда бы не промолчал, доказывал бы свою правоту, а не добившись, ушёл бы сам, не дожидаясь, пока его выпнут, а этот ушёл, как побитая собака, потому что гонор у него был от должности, а никак не от ума и способностей.
- Федя, иди, прими у него машину и как следует. Не повторяй его ошибок, приказ о твоём назначении сейчас напишу.
- Можно идти? - спросил Федя.
- Иди. Занимайся подготовкой к уборочной, следи за полями. К командированным уральцам нос не суй, они сами разберутся, не чета вам, видать крепко держит их директор. А я распустил. Иди, - Федя вышел, а директор продолжал: - надейся на них, думаю, старый уже, опытный, а он вон что творит.
Зазвонил телефон беспрестанно, с короткими перерывами, ясно - межгород. Стяжкин схватил трубку - Алло...Алло...Маяк...Александр Васильевич...Здорово...Нормально...Приехал, передо мной сидит.Да всё нормально. - таким образом Стяжкин передал Грачёву все обстоятельства дела. Говорили они долго и по делу и без дела, а потом, поглядев на Женю, сказал: - Не знаю. Сейчас узнаю. - и, обращаясь к нему, - А где парторг и агроном ваши? Женя поманил пальцем телефонную трубку - Алло. Александр Васильевич?... Здравствуйте. Домой я их отправил сегодня. Конечно, парторг. Чернов на месте всё обскажет. Да, Чудайкин молодец, техника работает у него, как часы. Не хватало организации. Всё будет нормально. Завтра уже будем заказывать. Да, прилично напрессовали. Вот директор ещё хочет поговорить, - и передал трубку Стяжкину. Говорили они о погоде, опять о нехватке кадров, о домогательствах райкома.
- Хороший мужик, Грачёв? - спросил Стяжкин.
- Строгий, но справедливый. Для всех хорошим не будешь. Делай хорошо своё дело, и он твой друг.
- Правду ты говоришь.
- Он не церемонится, сменил четырех главных зоотехников, пока не наткнулся на нормального, хотя в животноводстве, казалось бы, дуб дубом, а вот разобрался.
Женя вышел от Стяжкина, когда главные специалисты стали собираться на разнарядку. Перед конторой стоял агрономовский ГАЗ-69 и под открытый капот заглядывали, выпятив зад, новый агроном и Коля Чудайкин.
- Что нашли? - подошёл сзади Петрович.
- Да вот, движок надо ему ремонтировать уже. Давления нет. Докатался пузан, - сказал Коля.
- Федя, ты теперь главный агроном, иди смело в гараж. Благо у нас в деревне вести распространяются мгновенно, завгар уже знает, что ты главный, отношений с тобой терять не захочет, выделит слесаря для ремонта, а ты этому слесарю и мотористу пообещай хороший презент в виде сена или зерна, больше у тебя ничего нет. И будешь ездить. А сейчас иди на разнарядку, не привыкай опаздывать, - наставлял Женя.
Дело в том, что главным специалистам личный водитель не полагался по штату, вот и выкручивались, кто как мог. Хорошо инженеру, все подчинялись ему, вся техслужба, а остальные? У остальных было мясо, корма, у ветврача спирт, а на худой конец полынка, из которой на автоклаве для выгонки дистиллированной воды можно выгнать самогон.
- Петрович, очень лихо вы разогнали своих и чужих, теперь можно работать.
- Теперь, Коля, нужно отправлять вагоны с сеном, завтра едем на станцию. Здесь похуже, до станции далеко.
- А в Кирове, сколько километров до станции?
- Пятнадцать.
- А здесь десять.
- Как десять? Разве не во Владимир?
- Да, нет, Петрович, рядом станция Харлуши, десять км отсюда.
- Это прекрасно. Завтра едем. А сейчас тоже зайдём на разнарядку. Ты ходишь на разнарядку?
- Не ходил, а зачем, если ходили два начальника.
- Нет, теперь ходи и утром и вечером, я не думаю тебя подменять. Вообще, нужно, чтобы кто-то приезжал с совхоза?
- Нет, я лучше один. Сами приезжайте, если хотите.
- Да видишь, хочу или нет, придётся ездить, директор заставляет. Если у вас будет всё в порядке, реже буду приезжать. По твоему желанию, может кого в помощь?
- Можно кого-нибудь из механиков отделений.
- Коля, бу сделано. Пошли на разнарядку.
После разнарядки пришли в общежитие, стали подтягиваться мужики, пошли разговоры, молодёжь стала собираться в клуб, и когда Женя пришёл поспать в комнату Чудайкина, его не оказалось. Утром он не стал допытывать, где тот был, да он сам выдал себя.
- Таня- весовщица, говорит, что вы строгий и теперь побаивается вас.
- Ладно, не спрашиваю, куда ты уходил.
Коля, улыбаясь, промолчал.
XVII.
В совхоз «Маяк» поступили первые вагоны с тюкованным сеном. Директор сам выехал на раскредитовку вагонов. Когда открыли дверь первого вагона, увидели аккуратно уложенные тюки свежего зелёного сена, толпа рабочих, прибывших на разгрузку вагонов, загалдела, цокала языками, у всех поднялось настроение.
- Александр Васильевич, обмыть надо начало, - сказал Шаболка.
- Обмывают окончание работы, а не начало, а сейчас посторонись, неровён час, задавит, - к дверям вагона пятилась телега К-700 - Курдюков слушай и все слушайте внимательно. Ни одного тюка на сторону, за один тюк виновник остаётся на зиму без кормов. Пусть продаёт корову, но ни килограмма сена он не получит. Жестоко? Да, жестоко. Но вспомните своих товарищей, которые за тысячи километров от семей, заготавливают и отправляют это сено. Развалившиеся тюки в отдельную машину и тоже на сеновал. Если увижу у кого во дворе, оно ворованное и не принимаю никаких оправданий. А теперь за работу
Молодёжь ринулась в вагон, мужики по степенней забрались на укладку, закипела работа и не успел Грачёв ещё раз проинструктировать своего зама Курдюкова, как полтелеги уже было загружено.
-Володя, такими темпами вы разгрузите все три вагона часа за четыре с перекурами. Завтра выезжает кто-нибудь из бухгалтерии, не хрен сидеть им в кабинете, пусть ведут учёт здесь.
-Почему завтра? Мы сегодня разгрузим.
-Не завтра. При следующем поступлении. Нужно больше привозить людей, пусть работают по очереди, для нас главное не допустить простоя.
-Разгрузим, Александр Васильевич, лишь бы вагоны поступали.
-Чернов приехал, говорит, заготовили тюков вагона на три, Толкачёв ждать не будет, отправит. Только имей в виду, сено-то получается золотое, понимаешь? Себестоимость тюка такая, что не скармливать его надо, а ходить вокруг и любоваться. Только не наше это с тобой телячье дело. Партия сказала, совхозник ответил - есть, вот и действуй, не бери в голову.
- А я и не беру, каким-нибудь черножопым братьям из Эфиопии и Нигерии наверно больше отправляем. Александр Васильевич, они правда строят социализм?
- Володя, кому там строить социализм, у них грамотных ноль-ноль один процент. Захватила власть какая-то группировка людей, что дальше делать? Цивилизованный мир эту хунту не поддержит, тогда они заявляют, что они коммунисты, произвели не переворот, а революцию на радость трудящимся и ни о чём, кроме социализма не мечтают. Наши посылают войска, если просят, ну или Куба посылает, чтобы нашим не светиться. Куба же первая сообразила к кому обращаться. А потом начинают гнать всякую помощь от продовольствия до оружия.
- Ну, наверно, чем-то рассчитываются?
- А чем, х... что ли? Ну, Куба - сахар, табак, а эти - бананы? Так нет у нас в продаже бананов. Я сам сроду не пробовал, хоть в Москве несколько раз бывал. А эшелоны с зерном и мясом гонят братьям-негритосам, чтобы весь мир думал, вот как расширяется социалистический лагерь.
- Неужели нет наверху умных мужиков, получается, мы кормим этих негритосов?
- А то кто же. Не Леонид Ильич со своего кармана. Мужиков умных много, но все хотят жить, как и мы с тобой, поэтому молчат.
- Да-а-а! Богатая у нас страна.
- Вот именно. Так что вынесет она эти необходимые для нас пере¬возки сена из конца в конец страны, но лафа кончится когда-нибудь. Это, как алкоголик, который не работает, а только пьёт, вон как Чагадай Володя. Мастеровой, а вот запил после смерти жены, вовремя не остановился, пропил всё, даже дом на хибару променял и пропил, пока за воровство в тюрьму не попал. Ну ладно, что это мы с тобой в политику ударились? Пусть партия занимается политикой, а мы с тобой хозяйственники.
- Здорово, Грачёв, - подскочил директор совхоза с соседнего района, - ты, где это сено надыбал?
По полотну железной дороги тупика разгружались вагоны ещё в двух точках. Только «Маяк» разгружался на этой станции, остальные хозяйства были соседнего района. Вагоны отправлялись на станции с наименьшим плечом перевозки.
- Как где? - прикидываясь простачком, ответил Грачёв, - из Кирова, а ты откуда солому?
- Из Кирова.
- А почему не сено?
- Так сказали же солому, - возмущался сосед.
- Сказали корма. А сено-солома никто не уточнял. Напутал ваш непутёвый райком.
- Все говорили солому. Рады были запастись соломой, - неуверенно вспоминал сосед.
- Нет, у нас говорили про сено, сам Летаев выезжал в Киров и договорились на сено.
- Вот мудила. Наш не то, что самому выехать, даже нас не пустил. На пенсию ему, сволочь, пора, а он зубами вцепился и держится. Петухов, друг его, поддерживает, целый сабантуй организовал, когда тот приезжал.
- Наш тоже организовал, попробуй не организуй. Вот Воропаев приезжал когда, так даже концерт привезли откуда-то, а тот взял да разорался, мол, расходуете на пустяки средства. Так Летаева чуть кондрашка не хватила. Вот с тех пор он поумнел, теперь рачительный хозяин района, видно тогда от страха извилины в мозгах аж закудрявились.
- Хватит брехать, Грачёв. Правда, откуда сено?
- Володя, покажи железнодорожную накладную.
Сосед прочитал накладную, удостоверился и понёс трёхэтажным матом и секретаря райкома и Петухова, поддерживающего его, ну чуть ли не до политбюро дошёл, потом махнул рукой и расстроенный ушёл.
- Не возле бабы надо сидеть, а помотаться, - прокомментировал это Грачёв. - Я поехал, Володя, к четырём часам собираю управляющих отделений. Надо накрутить им хвоста, чтобы бегом бегали, а не вразвалочку. Потребители. Совсем распустились с этой засухой, только и смотрят мне в рот, как будто оттуда может вылететь волшебная жар-птица и устроит им райскую жизнь.
Возле центральной конторы стояли в сборе управляющие отделений и весело гоготали после рассказанного анекдота. Грачёв поздоровался с каждым за руку, буркнул «Заходите» и прошёл в кабинет. В приёмной стояла заплаканная доярка с фингалом под глазом. Заплывший глаз она не прикрывала, а наоборот, демонстрировала, стараясь смотреть им, наоборот, прикрыв здоровый.
- Можно к Вам, а то мне скоро на дойку?
- Ну, заходи уж, хоть с вашим делом пора разбираться самим, муж и жена - одна сатана.
Управляющие рассаживались, предвкушая интересный диалог директора совхоза с побитой дояркой, хоть и самим постоянно приходилось разбирать домашние скандалы на отделениях.
- Ну, что у вас за скандал?
- Ни слова ему не сказала, а он как врежет ни с того, ни с сего. Поругайте его, Александр Васильевич, или на пятнадцать суток отправьте.
- Так уж и не сказала? - не поверил Грачёв.
- Тока одно сказала, чтобы он, козлина, забил дыру в сарае, как не придёшь с работы, все куры в огороде.
- Ну, это уже теплей, я его поругаю, конечно, но и тебе выскажу. Ты думаешь, зачем тебя зоотехник перевёл на молокопровод? В доильное ведро ты, Клавдия, постоянно добавляла воду, то обматюкала Левинскую, которая тебе в матери годится, а чтоб Степана твоего вывести из себя, нужно не только козлом или свиньёй обозвать, но и всей живой тварью, и то он подумает, связываться с тобой или нет. Иди, Клавдия, что толку твоего Степана сажать на пятнадцать суток, он отдохнёт, как на курорте. Ребята в милиции ушлые, сразу узнают о его золотых руках, и пойдёт он по рукам. Кому крыльцо подладить, кому забор или крышу перекрыть, а вечером поллитра, глядишь, и не захочет к тебе вертаться. Ты лучше за своим языком последи, Степан мужик тихий, спокойный, да ведь назови человека сто раз свиньёй и он действительно захрюкает. Иди, Клава, поругаю я его, иди, да материться перестань, ты всё-таки женщина.
- Поругайте, совсем обнаглел, - и ещё что-то бурча, Клава покинула кабинет.
- Вот так и папа, и мама, и судья, - покачал головой Грачёв. --слушайте и запоминайте, повторять не буду. Ни один тюк с сеновала уйти не должен, тюк в доме - воровство, хозяин лишается кормов, пусть продаёт лучше корову, осенью кормами обеспечим, а пока ни-ни. Каждое отделение вывозит тюки для себя, если кто-то думает, что выедет на чужом горбу - ошибается, через полмесяца сделаем инвентаризацию на сеновале, определимся, кто не хочет работать. Все вы опытные руководители, меня тоже знаете не первый год, так что надеюсь, не будет неприятностей. Комбикорм будет вывозиться только на центральный ток, и отсюда будете получать по рациону. Людей успокойте, частному сектору не дадим погибнуть, и сено дадим, только уж объясните всем, пусть приберегут его для отёла. Больше голову вам ничем не забиваю, чтобы вы усвоили основное, так что если нет вопросов, свободны. Видите, сколько народу скопилось в приёмной.
- Вопросы?
- Нет вопросов, - отчеканил неунывающий Юнусов.
- Все свободны.
Зашла директор школы.
- Александр Васильевич, нам бы культиватор, прополоть картошку
- Не понял, Людмила Викторовна.
- Картошку надо школьную прополоть.
- Людмила Викторовна. Вы просили поле для учебно-производ-ственных целей, да? - Директор школы согласно кивнула головой. - Поле вам выделили, вспахали, проборонили. Решили вы посадить картошку. Дали вам семена, картофелесажалкой посадили, а где учебный процесс? Чем занимаются двести детишек? Без первоклашек.
- Детишки только перетопчут картошку.
- Дома не перетаптывают, а здесь перетопчут, они, что у вас, несмыслёныши? Мою картошку дома пропололи только дети с женой. Мне некогда. Окучивать попросите окучник, копать - картофелекопалку, хорошая учебно-производственная цепь.
- Да, я думала, - директор сконфуженно заулыбалась, - всё равно культиватор пропалывает совхозную картошку.
- Ни один культиватор так чисто не прополет, как руки. Вам нужно пересчитать рядки и достанется на двух детишек один рядок, даже если приведёте одних старшеклассников. Считайте, как помню у вас один гектар, междурядье у сажалки пятьдесят сантиметров, вот и получается пятьдесят рядков, два ученика на рядок.
- Извините, Александр Васильевич, -- смеясь, сказала директор школы, - что отняла у вас время, не посчитала я.
- Лень было - улыбался Грачёв.
- Наверно. До свидания, - и вышла.
Зашла дородная Фрося Костриха, села поближе.
- Дак вот, Александр Васильевич, обгулял Лёнька Данилов мою Вальку, шо аж забеременела, а жениться не хочет.
- Почему? - Грачёв привык к таким разборкам и старался превра¬тить это в какую-то весёленькую шутку. Всё равно никто не хотел понимать, что не его это дело, в крайнем случае, надо с этим вопросом идти к председателю сельсовета, да что с него взять, если он сам толпится в очереди к директору или от скуки решил просто провести время, а ведь представитель советской власти.
- Каже, денег нема на свадьбу.
- А родители что говорят?
- Тоже.
- Тётя Фрося, а вы не бегайте за ними, как бегал Лёнька за Валькой. Пусть Валентина рожает спокойно, внука им не показывайте, вот они тогда забегают, будто скипидару им в задницу влили и денег найдут, последнюю корову продадут, и в ножки вам будут кланяться.
- Правда? - с недоверием покосилась на него Фрося.
- Даю голову на отсечение - шёпотом доверительно сказал Грачёв.
- Ну я им покажу, - энергично встала Костериха, - теперь вы побегаете у меня, паразиты. До свидания, - и вдруг остановившись - а сено нам дадут, Александр Василич?
- Дадут, дадут, - успокоил Грачёв.
- Ну, ладно, а эти у меня теперь побегают - пообещала Костриха и вышла.
Зашёл председатель сельсовета, поздоровался за руку с директором и присел к приставному столику.
- Александр Васильич, отличное сено привезли на сеновал, вся базовка сбежалась смотреть.
- И ты тоже? Сельсовет далековато от базовки.
- Я ходил искать Щёголеву. Сессия Верховного Совета скоро, пусть готовится потихоньку, звонили с райисполкома.
- А ей что готовиться, переоделась, подмылась и вперёд. Не держать же ей речь, если и держать, то текст давно приготовили, репетитора назначили. И когда только прекратятся эти детские игры. Сессии, пленумы, съезды. На какие деньги все раскатываются. Страна дураков. Что хотел, Юрий Петрович?
- Александр Васильич, Королёв бесится за дом в пионерлагере, говорит, надо срочно заканчивать, облисполком требует.
- Сейчас мне не до дома в пионерлагере, даже если Королёва удар хватит. Больше шестидесяти человек в командировке, шестьдесят надо готовить на замену, здесь нужно держать людей для разгрузки вагонов, чем больше, тем лучше, чтобы не было простоев. Стройдвор весь на разгрузке вагонов. С кем мне достраивать дом? Подождём до лучших времён.
- Не хочет он ждать, прямо слюной брызжет.
- Не хочет ждать, пусть сам строит, можешь передать ему, я не обижусь на тебя.
Председатель задумался, передать эти слова он не мог, оказывался меж двух огней. Председатель райисполкома, которого Грачёв считал неумным выскочкой, был его непосредственный начальник, а пойти против директора совхоза - потерять всё. Ни бензина для разъездов, ни кормов для личного скота и скота работников сельсовета, и не найдя выходя из создавшейся ситуации спросил:
- Васильич, а в совхозе найдёте мне работу?
- Юра, ты же облечённый доверием населения, можно так сказать баллотированный, как я могу?
- Да, дурак Королёв, правда же представляет, что сельсовет и есть советская власть в совхозе, он же даже председателем сельсовета не работал, прислали из города, о деревенских нравах без понятия. Орёт, как будто я правдешная власть, только вот работать не хочу.
- Успокойся, Юра, завтра нас опять вызывает райком, зайду и к Королёву, объясню популярно, не захочет понимать, пошлю его. Не рискнёт Полетаев в этом году меня снимать, пользуясь моментом надо ставить дураков на их место.
XVII1
Петрович подъехал к весовой совхоза, где также стоял УАЗ Чудайкина Коли.
- Николай, ты на поле-то бываешь? - спросил он.
- А как же, Евгений Петрович. Сюда заезжаю, чтобы только Татьяну проконтролировать, пусть чашу весов не склоняет в свою сторону, - улыбаясь, посмотрел на весовщицу. Она вся зарделась, стала пунцовой и, улыбаясь, низко опустила голову.
Ничего не надо было объяснять больше Жене, всё он понял и для верности спросил:
- Поеду домой готовить вам замену, вместо тебя посылать кого- нибудь?
- Нет, не надо, Петрович, что кататься туда-сюда, пошлите механика в помощь, а я уж тут буду до конца.
Таня сидела мышкой, только ушки на макушке и, услышав последние слова, засветилась радостью.
Женя понял, что Таню Коля приручил окончательно, можно было не сомневаться, что даже указания Стяжкина она обязательно передаст Коле.
- Николай, надо подыскать мне квартиру у каких-нибудь стариков, сена им дадим, храпишь ты сильно.
- Нет, не храплю я, - смеялся Коля. - Таня, у кого можно поселить Евгения Петровича? Только чтоб путные были.
- У сталиниста. Они сами спрашивали. Коля, ты посиди на весах, а я покажу где, заодно тебе квасу принесу холодного. Мама в холодильник поставила.
Подъехали к раскрашенному дому из толстенных брёвен. По забору и порядку во дворе, в доме жили добротные хозяева. Таня прильнула к окну и, стуча пальчиками, кричала: «Баба Варя, баба Варя». Из калитки сада вышла рослая старуха и, подойдя сзади, спросила: «Чё, Таня, гукаешь?»
- Ой, баба Варя, квартиранта вам привезла, и шёпотом добавила что-то. Старуха сразу выпрямилась, поправила передник и, улыбаясь, показывая ряд металлических вставных зубов, пошла к машине. Женя вышел из машины.
- Милости просим, - открывая настежь калитку, проговорила старуха и, указывая ладонью в сторону двора - Вася! Василий! Айда сюда...
Из калитки сада вышел сухощавый старик, подав руку, поздоровался с Женей.
- Вот, на постой к нам. Таня привезла, проходите в дом, посмотрите. Понравится, оставайтесь. Со стариком вдвоём живём, один сын в Кирове живёт, учителем работает.
- Преподавателем в институте, сколь можно говорить, - поправил
дед.
- Всё равно учит, - не сдавалась старуха, - другой на Севере. Строитель он.
С такими людьми хорошо общаться, задав один вопрос, можно получить исчерпывающий ответ с комментариями и разъяснениями. Не будут они сидеть молча по углам избы.
- Я не надолго, но буду приезжать через месяц постоянно. А в общежитии как-то стесняю людей, так думаю про себя, - увидев прислонившуюся к косяку Таню, сказал: - Таня, езжай на весовую. Сергею скажи, пусть привезёт мои пожитки, и к семи часам поедем на разнарядку.
- Во! - кивнула головой баба Варя, глядя на старика, что означало «Видишь, какой начальник у нас поселился». - Я чаю приготовлю, снимайте пиджак, жарко сегодня.
На самом видном месте висел портрет Сталина, даже обрамлённый вышитым рушником, в деревнях такими рушниками обрамляли зеркала настенные и, глядя на этот портрет, Женя произнёс: - Иосиф Виссарионович?
- Да, оболгали человека, дальше некуда. Сейчас все, оказывается, хорошими были, только один злодей был на триста миллионов человек.
Человек твёрдых убеждений, интересно, кем он был в молодости, --думал Женя. С такими можно поговорить, поспорить, но своих позиций они не сдадут, всё равно интересно послушать их мнение.
- Совхоз ваш не чета нашему, по технике вижу.
- Такая же бригада у нас в Кировской области, засуха погнала по стране, пять с лишним тысяч крупного рогатого скота надо прокормить зиму.
- Это в одном совхозе?
- Да, в нашем. Кроме того, тысячное поголовье свиней, лошадей голов триста, но им хоть сено не надо.
- А лошадям? Как же?
- Ну, лошади на тебенёвке, правда нынче и тебеновать негде. Василий Митрофаныч, а вы кто по специальности.
- Я офицер. Всю жизнь мы с Варей мечтали иметь свой дом, завести корову и вырастить сад, удалось на старости лет. На пенсию отправили подполковником, хоть всегда был майором, в совхозе работал заместителем по хозяйственной части, фуражиром, учётчиком. Не работал бы, да корма нужны, сейчас научились покупать за водку. Имей дома водку, а страждущие с кормами всегда найдутся.
- Сено, Митрофаныч, мы вам привезём, только не сейчас. Сейчас косим костер, он немного перестоял, жестковатый, привезём разнотравье, самое лучшее сено, когда начнём выкашивать лесные поляны. А как же ваши сыновья не пошли по вашим стопам?
- По стопам отцов идут сыновья, которые не видели трудностей воинской службы, не бывали на дальних гарнизонах. Вот что видели мои сыновья хорошего? Ничего. То за три километра в школу ходили, в
Монголии полгода вообще не учились и везде временная приспособленность, ни друзей, ни товарищей. Потомственный офицер, это офицер, у которого дед генерал, отец полковник и этот потомок крутится возле них. За всю долгую службу не встречал в дальнем гарнизоне ни одного офицера, у которого отец или дед были большими шишками. Шишки пристраивают своих сыновей в тёплых местечках, где они получают квартиры, живут, как нормальные люди, а не мотаются по гарнизонам. Сын видит, как хорошо папе и тоже становится офицером. Вот и получается семья потомственных защитников родины. Какие они на хрен защитники, защитники - мы, кто мотается по гарнизонам, вот такие потомственные и просрали начало войны, а вовсе не Сталин, который не военный человек в принципе, он политик.
- Но, говорят, разведка докладывала ему, а генералы, напуганные репрессиями, боялись без приказа что-то предпринимать.
- Дурь несусветная! Они что, боялись раздать оружие; винтовки с боеприпасами, которых было предостаточно. Как после первого удара на передовой оказалась масса людей без оружия? Сейчас говорят, не хватало оружия. Ума не хватало, оружия было с избытком, только его захватил противник, а потомственные офицеры в это воскресенье по - барски, вальяжно, отдыхали со своими домочадцами. Они же привилегированная каста. Раздачу оружия солдатам отложили на следующую неделю. Женя, ты служил в армии?
- Да, Митрофаныч, в ракетных войсках в Красноярске.
- Долго ты ходил без оружия?
- Да нет. После принятия присяги, сразу раздали автоматы.
- Это в глухой тайге. А если бы за сто метров от вас, среди деревьев мелькал противник, раздали бы и без присяги. Научены горьким опытом. Оказывается, Сталин велел командующим округами, мол, ребята отдыхайте в выходной с бабами, оружие солдатам успеете раздать, а то, как бы противник что-то не заподозрил. Эту чушь несут историки по заказу Хрущёва, сейчас собираются реабилитировать генерала Павлова, тупого бездельника, из-за которого погибли миллионы безоружных солдат. За бездельника опять виноват Сталин?
- Но он же погубил и многих соратников Ленина.
- Женя, вокруг разруха, страна в руинах, а соратники всю жизнь дискутировавшие в тихих пивных нейтральной Швейцарии, решили продолжить такую жизнь, благо они не голодовали, как всё население. Дискутировать с ними или восстанавливать страну, как ты думаешь? Я
бы, находясь у руля власти, стал бы восстанавливать страну. Вот и результат.
- Киров же не дискутировал, а руководил областью - колыбелью революции, он и с ним расправился.
- Во-первых, колыбелью его сделали уже после, а в то время, просто там находилось временное правительство. Находилось бы правительство во Владимире, колыбелью был бы Владимир. Во-вторых, не Сталин виноват, что Киров был ****ун, укокошил-то его муж Николаевой, сотрудницы его, с которой он спал. Дураком надо быть, чтобы поверить, будто Сталин вёл интригу. Историки, толкаясь локтями, перебивая друг друга, придумывают новые подробности этой истории. История эта хлебная, и вообще сейчас обсерать Сталина, очень Хлебная работа, где ещё на паскудстве можно заработать звание академика. Единственной ошибкой Сталина было то, что он так доверился НКВД, которая сумела внушить ему, что раз окружают страну внешние враги, то они заслали и внутренних, которых надо безжалостно уничтожать. Кстати создателем такого НКВД был совсем не Берия, которого так боялся Хрущёв, чувствуя в нём более умного конкурента. Как раз по приказу Берии в НКВД ситуация более-менее успокоилась, а то, что мы сейчас живём спокойно за ядерным щитом, заслуга только Берии и больше никого.
- Митрофаныч, я, конечно, не свидетель того страшного времени, в литературе об этом совсем не пишут, но много миллионов людей погибло в лагерях. Это факт. Вот и мои старшие предки сгинули ни за что, ни про что.
- НКВД создало условия для доносительства, миллионы людей, которых никогда не учили добродетельству, воспользовалось этой ситуацией, чтобы решить свои мелочные проблемы: женщина, квартира, работа, а то и месть. На начальника донести, чтобы занять его место, на соперника, чтобы обладать его женщиной, мало места в квартире, донесу на соседа и займу его комнату. Тридцать процентов населения, для решения своих проблем, пользовались доносительством, при этом даже не думая, что их может коснуться другой конец палки. Поверь, физически не может один человек контролировать всё это в самой огромной стране в мире. За двадцать лет превратить разрушенную страну в самую мощную державу мира, сумевшей переломить хребет самой мощной стране Германии, победным маршем прошагавшей по всей Европе, нужно было обладать только гением Сталина. Культ личности создаёт не сама личность, а жополизы, крутящиеся вокруг этой личности. Смешно подумать, чтобы Сталин дал указание кричать перед атакой «За Сталина» или на каждом углу вешать свой портрет. Чей портрет висит в кабинете вашего директора?
- Брежнева, - немного подумав, ответил Женя.
- Вот видишь, а наверно висел до этого Хрущёв?
- В эти времена я, слава Богу, служил в армии, но придумали это не современники, испокон веков в кабинете значительного чиновника висел портрет царя. Сменялся царь - сменялся портрет, после революции царей заменил Ленин, как вы говорите, жополизы, сменили портрет Ленина на Сталина и пошло-поехало. Нет, вру, у нашего директора висит Ленин, только сейчас вспомнил, пожелте-е-евший весь от времени.
- Значит, молодец ваш директор, не до пустяков ему, человек занят делом.
- Василий, ужинать будем или нет? Хватит забивать голову чело¬веку, думаешь, ему это интересно? Ты и так доболтался, сталинистом прозвали, - и, глядя на Женю, утвердительно кивала головой, - уже ни фамилию, ни имя отчество не говорят. Говорят, сталинист, и вся деревня понимает, про кого идёт речь.
- Тётя Варя, зря вы так думаете, мне очень даже это интересно, в его словах сермяжная правда, поэтому хочу услышать от него ответы на многие, интересующие меня, вопросы.
Митрофаныч самодовольно молчал, нарезал хлеб, раскладывал вилки и подмигнул жене: -- Ты же знаешь, без бутылки пельмени не ем.
- Е-ешь, - протянула баба Варя. В Средней Азии на дынях и арбузах мечтал о пельменях, правда в Монголии наоборот, закормила я его пельменями, так без ста грамм, правда не хотел есть.
- А как в Монголии живут? - спросил Женя.
- А так же, как и в Туве. Тувинцы к нам в магазин приезжали. Чабан какой-нибудь приедет на своей монгольской лошадке в магазин, всё же родная душа, говорит по-русски, наберёт мешок консервов, макарон, хлеба, в другой мешок водки, махорки, спичек, перекинет через спину лошади, и поехал к своим овцам, -- подкладывая пельмени, разговорилась баба Варя. - Свои монголы приходили в наш гарнизонный магазин
- А они говорят по-русски?
- Молодёжь в своем большинстве говорит, некоторые даже чисто, - перебил жену Митрофаныч. - Мы называли себя жителями Монгольской области, всё же из Советского Союза, в совхозах те же консультанты наши.
- Митрофаныч, а вы не воевали?
- Не пришлось, может повезло, после училища на Дальний Восток по распределению, где притаилась не одна наша армия с танками, артиллерией, самолётами, готовые встретить японцев, не как Павлов встречал немцев. Говорят, если бы немцы взяли Сталинград, японцы бы вступили в войну против Советского Союза. Ни хрена подобного. Японцы не дураки, служба разведки у них работала отлично и они знали, какую мощную группировку держит Сталин на Дальнем. К этому времени, к тому же, японцы вели уже два года войну против Америки, мощнейшей страны. Там встретил Варю, на свадьбу мои солдаты подарили нам новый блиндаж, потом выделили комнату в прачечной. Меня, Женя, бесит, как режиссёры видят начало войны в собственных фильмах. Офицер вечером радостный приходит домой, так же и генерал, встречают их счастливые домочадцы и обязательно едут на пикник, других никаких забот у них нет. Нет никаких проблем, жизнь вокруг прекрасна и удивительна. Выпускники гуляют по ночному городу, добрый милиционер приветливо всем машет рукой, не жизнь - рай. И вдруг немецкие полчища разрушают такую идиллию. Вероломно. Люди военные счастливо пируют на природе и дачах и нежданно-негаданно полчища фашистов. Солдаты без командиров и оружия, подчиняясь инстинкту самосохранения, поднимают руки вверх и вот тут все становятся серьёзными, у кого есть оружие, проявляют чудеса героизма и гордо погибают, проклиная фашистов и прославляя свою армию, которая потом отомстит фашистским гадам. До этого сорок лет назад на клочке земли в Порт-Артуре генералы и офицеры прогнившей царской армии, ежедневно анализировали создавшееся положение, знали, что в виду малочисленности гарнизона не удержат Порт-Артур, но делали всё возможное, чтобы дать отпор. Наши же генералы в такой ответственный момент поехали отдыхать от трудов праведных, а виноват один Сталин.
- Евгений Петрович, вам чай покрепче или как? - спросила Варвара Петровна.
- Тётя Варя, я не большой чаёвник, поэтому давайте что-то среднее. Могу и воды напиться, -- Женя сожалел, что она перебила мужа и нить беседы может прерваться, а чтобы этого не случилось, быстренько задал следующий вопрос.
- Но ведь очень серьёзных генералов он погубил? Например, Тухачевского.
-Женя, наша беда состоит в том, что нет глубоких анализов, расследований, пишут то, что угодно сегодняшнему правителю Я же говорил о доносительстве, вот мешал кому-то Тухачевский. Хоть и не великий он был стратег, а так себе. Прапорщик, он и в Африке прапорщик. Это сейчас из него сотворили полководца. Из него полководец, как из моего х... тяж.
-Тьфу, старый дурак, бессовестный, - тётя Варя, собирая посуду и уходя на кухню, продолжала ворчать, - хоть бы человека постеснялся, про Бога надо думать, а он матюками рот поганит.
-Так вот, - как ни в чём ни бывало, спокойно продолжал Митрофаныч, только закурил, - этот Тухачевский, как военачальник, прославился два раза, один раз удирал от поляков, аж пятки сверкали, другой раз травил в Брянских лесах мужиков восставших ипритом. Сейчас жополизы пытаются сделать из него даже военного теоретика, какой же из него теоретик, если даже высшего образования у него не было, больше всего он увлекался укладыванием артисток в свою кровать. А ты, Тухачевский!
XIX.
В Киров Глаша выехала ранним утром на первом рейсе автобуса. Односельчан село в автобус немного. Села Веселиха с сыном Костей и дед Прохор Филимонов с мешком продуктов для сына и снохи.
-Дед, повёз своим продукты? - спросила Веселиха у деда, пристроившего мешок между сидений.
-Вчера поросёнка закололи, вот везу мясо, да банку варенья. Старуха не послушалась меня, затолкала ещё солёной капусты и банку огурцов. Дура, хотела ещё ведро картошки всунуть, а я что, Геракл, что ли. Это ещё довезти надо. Карга старая и так поясница никудышная, ни хрена не хочет понимать, -- возмущался дед. - Охота внучку посмотреть, а так бы и не поехал. Оба работают, с голоду, что ли пухнут, чтобы возить им жратву.
- Так мало ли что работают, мясо купить в городе, знаешь какую очередь надо отстоять. А это з дому.
- Дык мясо я и сам хотел везти, а она, гундявая, давай толкать, что ни попадя, ишак что ли я, говорю же поясница.
- А я вот с Костей поехала, кустюм ему надо купить, да тухли, да рубахи. Пока служил, всё стало тесным, шибко подрос в армии.
Костя, прогулявший до утра с девчатами, не разделял материнскую радость, а проложив кепку между головой и стеклом, пытался подремать.
- Глафира Петровна, чать тоже по магазинам? - повернулась Веселиха к Глаше.
- По магазинам, - соврала она, - может брат приедет в отпуск, племянникам сладости какие купить, после похорон матери и не приезжал. - Говорить ей не хотелось, она берегла свою тайну и не намерена была выносить это на обсуждение. Это касалось только её и никого больше на белом свете. Она ехала в церковь, не знала, работает хоть одна церковь в областном центре или нет. Будет ходить и спрашивать, всё равно её здесь никто не знает. Спрашивать будет у бабушек, не нарваться бы только на большевистскую активистку, такой гам поднимет, впору хоть убегай. Глаша берегла свою тайну, не могла поверить, а надеялась, боялась даже думать об этом, чтобы не спугнуть счастье. Никогда у неё не сбывалось, если надеялась на что-то хорошее. Всякие мысли роились в голове, а вдруг, какая болезнь примешалась, знала, что физиологический процесс у нормальной женщины должен происходить с нормальной периодичностью, как и прежде это было. Нет, надо думать о другом, не стоит себя настраивать. Вот поехала поставить свечки в церкви отцу и матери. Она поймала себя на мысли, что раньше и не думала об этом, сейчас хочет задобрить всевышнего, надеясь на чудо. А почему она не должна верить в Бога, кто ей может это запретить? Она не партийная, даже если бы и была ею, плюнула бы на партию, если бы сбылась её мечта.
Автобус гудел, как пчелиный рой, ехали все с соседних деревень, знали друг друга, так как молодёжь, переженившись, познакомила всех. Глаша работала «фершалом», как говорили деревенские бабки давно, все уважали её, и, увидев, даже с соседних деревень, старались узнать, правильно ли их лечит очередная «новая фершалица». Девчата особо не задерживались в деревне, а со временем, поняв, куда они попали после окончания медучилища, старались смыться в город, если не влюблялись и не выходили замуж за деревенского парня. Такие оседали, набирались опыта и становились такими же уважаемыми, как Глаша. Сейчас, увлечённые сплетнями со всех деревень, её никто не тревожил, а она, чтобы отвлечься от своих дум, стала слушать, что говорят земляки.
- К нам приехали командированные, солому заготовляют, так они говорят, у них всё выгорело, зимой ни одной снежинки не выпало. Вот горе-то у людей, и чем будут скотину кормить зимой?
- Вот и заготовляют солому, - урезонил дед, видимо свою, бабку.
- Да, что это, корм что ли, солома?
- На безрыбье и сам раком встанешь, с голоду не помрут, - отвечал
дед.
Глаша вспомнила про Женю, со своими думами, она совсем перестала о нём думать, но когда вспоминала, думала «Буду ноги мыть и воду пить». Только бы сбылось, ежемесячно буду ездить в церковь, ставить Богу свечку, открыто буду ездить, пусть говорят, кто что хочет, это уже не будет важно для неё. Боженька! Помоги мне, молю тебя.
- Глафира Петровна, - прошамкала старуха с переднего сиденья, перебив мысли Глаши, - низ живота болит, спасу нет по вечерам. Скажи, доченька, может, надорвалась, али как?
- Беременная ты, - сострил дед, который спорил со своей бабкой. Молодёжь в автобусе залилась неудержимым смехом.
- Возможно и надорвались, попробуйте пока не поднимать тяжёлое, - улыбаясь ответила Г лаша.
- Как не поднимать, дед-то совсем плохой, поливать огород надо, навоз чистить.
- И окочуришься в огороде, говорят тебе, пока не поднимай тяжёлое, дохтур говорит, а ты своё. Что за народ эти бабы? - дед непонимающе покачал головой.
- А ты не встревай, каждой бочке затычка, вот ты ещё хуже бабы везде суёшь нос, - отругала его жена. Дед, не удостоив её ответом, отвернулся к окну и стал смотреть на мелькавшие деревья, кустарники.
Наконец автобус въехал в город, петляя по улицам и переулкам, доехал до автовокзала. Пассажиры, выйдя из автобуса, разошлись каждый по своим делам. Глаша осталась одна, взяв под мышку сумочку, растеряно озиралась, не зная, что делать дальше. Увидев двух старушек, разложивших на бордюре кучки помидоров, пучки салата, подошла к ним. Бабушки подумали, что подошёл покупатель и начали расхваливать товар, предлагая купить.
- Бабушка, не нужны мне помидоры, я сама из деревни, мне церковь
нужна, свечи хотела поставить родителям, а где находится церковь и не знаю. .
- Доченька, церква есть, токо они же не работают. В центре церковь давным-давно сломали, на её месте построили новый обком, на Колобке есть церковь, токо теперь там музей революции, на Остоженке сделали конную базу, а в церкви хранят овёс, склад теперь он. Слышала, есть где-то молельный дом, а где и не знаю. Плохо без церкви и помолиться негде, поставь дома свечку перед иконой, Бог-то он всё видит, и возблагодарит тебя. Не наш грех, что церкви не работают, не мы закрыли.
- Да у меня и иконы нет, - стыдливо призналась Глаша. Была икона старая, когда она убрала её уже и не помнила, а точно помнила, что была в родительском доме икона.
- Так у кого из молодых сейчас она есть, про Бога все забыли, --перекрестившись, добавила - Господи, прости их душу грешную. Доченька, дам я тебе иконку небольшую, только ты посиди недалече, как продам помидоры, так и пойдём.
- Бабушка, я куплю у вас помидоры, - и полезла в сумочку за деньгами.-- Сколько за всё?
- Рублей пять, наверно.
- Нате вам пять рублей, - вытащив из сумки нейлоновый мешочек, пересыпала весь бабкин товар. Дома у бабушки получила икону и отказалась от товара.
- Салатик дома сделаешь, - уговаривала бабка.
- Спасибо, бабушка, по дороге ещё раздавятся и икону замарают, - ей хотелось быстрей уйти, вдруг она передумает. - До свидания, а где мне свечи купить?
- В хозмаг зайди и купи. Теперь нет восковых свечей, одне стеариновые, да Бог простит, доченька. Храни тебя Господь, - и перекрестила на дорогу.
Дома она поставила тумбочку в красный угол избы, поставила на неё в углу икону, вставила свечу в гранёный стакан, зажгла, встала перед иконой на колени и вспомнила, что ни одного слова молитвы она не знает. Задумавшись, решила, что будет просить у Бога ребёнка, тайна перед людьми, а перед Богом ничего не скроешь, поэтому надо просить то, чего желаешь больше всего. Она шептала, как могла, просьбы к Всевышнему, плакала и опять просила Бога помочь. Решив, что достаточно пообщалась, встала, постояла, решая тушить свечу или нет, потом подумала «пусть горит, так надёжней». Ей действительно захотелось кислого, она сделала салат из помидор, с удовольствием поела и прилегла отдохнуть и подумать. Осталось ждать две недели, если опять не пойдёт, то обязательно узнает у старушек про молитву и будет каждый вечер молиться. Бог есть, в этом она теперь не сомневалась. Про молитву она узнала раньше, нельзя было пускать на самотёк.
- А ты чё, Г лаша, решила молиться Богу?
-Тётя Нюра, мать стала каждую ночь сниться, - опять соврала Глаша.
- Тады правильно решила, раз покойник снится - просит молитвы. Молись, Г лафира Петровна.
Медик. Другой бы она быстренько высчитала бы время зачатия, завела бы карточку учёта и придирчиво объясняла бы, чего можно делать в её положении, а чего нельзя. Себе этого не позволяла, не может быть, уже шестнадцать лет как женщина, вот пройдёт ещё десять дней, не будет, тогда можно облегчённо вздохнуть и поставить себя на учёт, только каждый вечер благодарить Бога, не забывать. Десять дней тянулись бесконечно, хотя Глаша работала до упаду, ночью всё равно не могла долго заснуть и вот прошло десять , потом двенадцать, потом пятнадцать дней. Глаша становилась веселей, всем улыбалась, до чего прекрасна жизнь, даже, когда плотник Супрун поправил крыльцо в медпункте, она, улыбаясь, подала во флаконе светлую жидкость.
- Что это? -- опешил, не веря в происходящее, Супрун.
- Спирт, дядя Игнат, - улыбнулась она.
- Спасибо, Глаша, - Супрун ещё долго, недоверчиво переводил взгляд с флакона на фельдшерицу, с самым большим недоумением. - Ну, так я пойду?
- Идите, дядя Игнат, спасибо за крылечко.
Игнат свернул за угол, встретил Володю Рязанова, оператора с поливного участка и спросил:
- У Г лашки, чё, брат приехал?
- Не слышал. А что такое?
- Да вот утром послали крыльцо в медпункт подремонтировать, а она мне спирт вынесла. Я сначала думал, она свихнулась, смотрю, нет, всё в порядке, улыбается. Вот и подумал, может, брат приехал, уж больно весёлая.
- А может, начальник командированных приехал? - предположил Рязанов.
- Ну и что, если он приехал, её-то какая радость?
- Не скажи! Ещё, какая радость, мужик с бабой месяц живут в одном доме. Что они делают? То-то. Ладно, зачем показывал пузырёк? У меня в сумке есть и стакан и закуска. Давай присядем на травку, а то мне скоро включать поливной.
- А, этот начальник командированных, сурьёзный мужик, он и своим не даёт баловаться, - выпив, поморщился Супрун.
- Дядя Игнат, ты прямо, как младенец, сурьёзным не хоца, да? --уставился на Супруна Рязанов.
- Нет, Глаша это не позволит.
- Дура, если не позволит. Удовольствие с доставкой на дом, чё ещё нужно одинокой бабе. Со своими она не связывается. Главное при людях на вы, да по имя-отчеству, будто мы дураки. Тёмный ты в этом деле, дядя Игнат.
- Выпили, Хватит, - Игнат стал заворачивать крышку медицинской бутылочки. - Сидишь, обсуждаешь добрых людей, у кого, что болит, тот о том и говорит. Баба ты, что ли, распускать сплетни? - пристроил бутылку в плотницкий ящик, -- допью с кем-нибудь в плотницкой лучше, чем с тобой.
- Дядя Игнат, ну чего ты взбеленился? Родня она тебе, што ли? - продолжал сидя канючить Рязанов.
- Родня не родня, неча хаить хорошего человека, - и зашагал прочь.
XX
Женя решил выехать домой, первые вагоны отправлены, косовица продолжается хорошими темпами, Чудайкин вполне справляется и с людьми, и с погрузкой, и отправкой вагонов, нужно готовить замену. Молодёжь, в основном, пожелала остаться на второй срок, а почему бы нет. Питание бесплатно, командировочные, зарплата, невест много.
- Сергей, готовься сегодня, завтра утром выезжаем.
- А когда обратно приедем?
- Будет видно, а тебе нужно обратно?
- Неплохо бы, - улыбался Сергей. - Тут и время летит быстрей и веселей, чем у нас. Девчата тут баские. Все желают уехать на Урал, пацаны им таких чудес наговорили.
- Возраст такой, думают, чем дальше от родителей, тем лучше. Локти хотят покусать, не думают совсем головой, да и вы масла в огонь подливаете.
- Каждый кулик своё болото хвалит, всё равно у нас лучше живут, чем здесь, у них даже зарплата поменьше.
- Правильно, зависит от категории совхоза. С какой стати я должен получать одинаковую зарплату с «вязниковским» инженером, если у меня техники в три раза больше, - и вдруг заторопился, - вези меня на квартиру, надо выспаться, завтра через Москву будем проезжать, посмотрим на столицу из окна автомобиля, а то всё на метро, толком ничего не увидишь.
Выспаться не удалось, разговорился с Митрофанычем.
-Путёвый мужик, этот начальник станции, немец Зальцман, вывесил график подачи вагонов, есть ориентир для нас.
-Не немец он, еврей, со времён Кагановича работает, головастый мужик.
-Василий Митрофаныч, хочется послушать ваше мнение, почему Гитлер так не любил евреев, слышал, что лавочку его отца разорил еврей-лавочник.
-Примитивное объяснение причины нелюбви Гитлера к евреям. Причина кроется намного глубже. После поражения от римских легионов, евреи покинули землю обетованную, расселились по всему миру. Народ оказался действительно очень способным, особенно привлекал их интеллектуальный труд, не зря же говорят, самый короткий анекдот это «еврей-кочегар». Самых значительных успехов добивались евреи, в какой бы стране не жили, в искусстве, культуре, науке, в интеллектуальных видах спорта. Назови мне хоть одного еврея мастера спорта в тяжёлой атлетике, нет таких дураков, а гроссмейстеров по белу свету каждый второй - еврей. А Гитлер привлекал на свою сторону тем, что утверждал, немцы - высшая раса и все остальные народы перед ними - недоумки. А как же евреи, которые позанимали все преподавательские должности в университетах и учат тех же немцев наукам. Над ними есть евреи - значит надо под корень их уничтожить. И уничтожали всех подряд абсолютно безвинных, только потому, что он еврей.
- Но Сталин тоже не жаловал евреев.
-А кого он жаловал? Для него все были равны, разве только грузины пользовались землячеством. Никогда Сталин целенаправленно не травил евреев, работали же, те же Каганович, Мехлис и другие.
-А вот у нас первым секретарём райкома был Френкель, -¬вмешалась в разговор тётя Варя. - Ну, какой вежливый, обходительный мужчина. Зайдёт, бывало, в магазин, спросит, вовремя ли завозят товар, не обижаются ли люди на цены, помогает ли совхоз, а после ни один не заглядывал. У-умный был мужик.
-Тебе ласковое слово скажи, и ты сразу зачисляешь того в умные мужики. Дитё малое, - посетовал Митрофаныч.
-А ты большое? Носишься со своим Сталиным, как дурак со ступой, мне-то от него какой прок, если люди при нём то не доедали, то дрожали от страха. Если бы я не работала всю жизнь в магазине, то посмотрела бы, как ты заговоришь о Сталине.
-О, значит воровала! Только не поймали. Молодец бабка! - Митрофаныч, показывая пальцем на тётю Варю, с радостной улыбкой смотрел на Женю. -- Молодец! Судят не за то, что воруешь, а за то, что попадаешься.
-Да ну тебя, сталинист чёртов. Не зря тебя вся деревня кличет сталинистом.
-Не можешь ты, Варька, мыслить стратегически и не встревай, занимайся вон чашками-ложками, курами-петухами.
-А вот Якира Уборевича хвалят сами военные, - только чтобы прекратились семейные пререкания, сказал Женя.
-Не знаем мы, Петрович, пользуемся только слухами, никто же ничего не печатает. У этих евреев нет, конечно, тех плюх, как у Тухачевского, сейчас и не разобрать, кто кого продал, кто кого притянул на скамью подсудимых. Доносы были обычным делом, чего греха таить, и никогда мы не узнаем, кто в чьей смерти виноват. Хрущёв, думаешь, мало смертных приговоров подписал? Человек с хитрецой, внимавший каждое слово вышестоящего, без должного образования, боящийся до смерти Сталина, наверняка, подписывал направо и налево. А наши соломенные полководцы Будённый и Ворошилов, они же маршалами стали по партийной линии. Ну, какие из них маршалы? Безграмотные чудаки. Во время войны многие стали маршалами благодаря своей жестокости. Они-то стали маршалами, а сколько за это людей полегло, простых мужиков, которые должны пахать и сеять. Разве есть разница в том, кто погубил людей -- маршал или НКВД, нет никакой разницы, каждый душегуб добывал свой кусок хлеба, да с маслом. Полная правда никогда не откроется. Хрущёв разоблачал Сталина, но и сам был замешан, поэтому не открыл секретов. Генсек Брежнев тоже будет молчать, потому что всё делалось с одобрения партии, а партия наша не может ошибаться по определению, потому что выверяет каждый шаг во благо трудящихся всего мира. Ты коммунист?
-Нет, Василий Митрофаныч, не коммунист.
-Зря. Выдвигают они только своих, вот думал я поступить в академию общевойсковую, был уже капитаном и лейтенант, комсорг полка хотел. Думаешь, кого они рекомендовали? Конечно, коммуниста, лейтенанта, хоть у меня была лучшая работа по боевой и политической подготовке в дивизии.
- Какая партия и что она в действительности представляет, я знаю. Унижаться перед нашим парторгом-бездельником, чтобы вступить в партию, не собираюсь. Буду жить так, как сложилось, не хочу из-за карьеры терять человеческое достоинство. Ну, дурость это, какой свет ни видывал, руководитель обязательно должен быть партийным. Да чёрт с ними, Василий Митрофаныч, но выросли же во время войны настоящие полководцы?
- Выросли! В первую очередь Рокоссовский. Его солдаты на вопрос, где служил, отвечали просто «У Кости» и все понимали у какого Кости. Ватутин, Черняховский, Чуйков, Василевский, да много их, болеющих душой за жизнь солдат. Рассказывала мне одна женщина историю с Рокоссовским, тётя Валя Коныш, рослая, симпатичная женщина, язык не поворачивается назвать её старухой, но в годах. Так вот, она всю войну проработала официантом в столовой командующего, а Рокоссовский, переходя с фронта на фронт, не оставлял свой обслуживающий персонал, всегда забирал с собой, для него это была, как бы, семья. И вот, выскакивает она с разносом из-за угла, натыкается на командующего и обливает его чаем, тот только развёл по сторонам руки и стоит, улыбается., «подлец, красивый такой». К слову красивый, она обязательно добавляла слово подлец, не знаю почему, но, по-моему, чтобы особо подчеркнуть его мужскую красоту, а может не доступную. «Извините, товарищ командующий» лепечу я, вытирая его полы мундира и галифе передником, а он только приподнял меня, сидящую на корточках за локти и, улыбаясь, произнёс: «-Ну, что вы так расстроились, Валя, смотрите, какая жара стоит, через пять минут высохнет, успокойтесь» « Красивый, подлец» - добавляла она главное достоинство командующего для женщины. Офицеров встречал разных рангов, служивших под его началом, все только хвалили.
- Человеку рано выезжать, тебя за ночь не переслушаешь. Ох и любишь поговорить, -- перебила Митрофаныча жена.
- С толковым человеком, почему не поговорить?
- Толковые тоже устают.
- И то, правда. Ложись Женя, отдыхай, а я пойду Марту посмотрю. Взяла привычку телиться в середине лета. У людей уже большие телята, а у нас сосунок.
-Для меня это радость, внуки далеко, зато сосунок будет развлекать. Маленькие они же все хорошие, что ребёнок, что телёнок, что цыплёнок.
-Девчата тоже все хорошие, откуда берутся ведьмы-жёны? - покосился дед на тётю Варю.
-Оттуда же, откуда берутся вредные старики. Посмотрели бы сейчас на тебя твои солдаты, сгорбился, бреешься от бани до бани, ворчишь целый день. Какой из тебя подполковник, пенёк ты старый, -- победно закончила тётя Варя и ушла в свою спальню.
Женя вышел вместе с дедом. Когда зашли в сарай, увидели, неуверенно стоял на ножках новорождённый телёнок, пытаясь найти сосок. Корова продолжала облизывать, сверкнула глазом в сторону вошедших, и предупредительно коротко промычала. Инстинкт толкал телёнка к соску, наконец, он его нашёл и, причмокивая, присосался. Корова вздохнула, ещё раз коротко промычала и стояла удовлетворённая с видом хорошо выполненной работы.
- Не говори старухе, утром будет сюрприз, - сказал Митрофаныч.
Только засыпая, Женя понял, что не удержался старик, выложил новость, потому что послышался радостный голос тёти Вари и шлёпанье босых ног по полу. Корову же надо попоить.
Ранним утром УАЗик отъехал от дома Митрофаныча. Провожавшие долго стояли у калитки, пока тётя Варя не вспомнив новорождённого телёнка, всплеснув руками, не побежала в дом.
По утреннему холодку можно ехать и хорошо ехать с запада на восток. «Балда в шары не светит» - говорил Жадан, значит, солнце не светит навстречу. Женя вспоминал Митрофаныча. Славный старик, только поговорить ему не с кем. Показался город Владимир, проехали Боголюбово, мимо Владимирского Кремля, пошли частные домики и выехали на Московский тракт. УАЗ совсем не комфортабельная машина, даже окна не открываются, только треугольные форточки. По пояс не разденешься, неприлично и ГАИ за это штрафует на один рубль. По дороге то и дело подсаживали попутчиков, чтобы узнать про местность и просто поговорить, всё же время летит быстрей. Владимир от Москвы по нашим меркам соседний город, а едем уже несколько часов по асфальту. Интересно, что думал Наполеон своими размягчёнными мозгами, когда шёл на Москву из Нарвы? Это в десять раз дальше и ехал он не УАЗе, а на лошадке. Или, что думал Гитлер? Ну, не дураки же они, а вот ринулись захватывать шестую часть суши и закончили жизнь плачевно. Мудрый Бисмарк предупредил своих потомков: «Не воюйте с Россией». Нет. Забыли про Бисмарка, пошли воевать, а нашли свою смерть. Их должны были напугать масштабы российских просторов, нет, ринулись за смертью и позором. Может быть, просторы и виноваты в нашем бардаке, в наших разухабистых дорогах. Германия равна по площади Челябинской области, но там население семьдесят миллионов, а у нас, три миллиона, половина из них живёт в Челябинске и Магнитогорске. И все захватчики начинают свои неудачи сваливать на наши морозы, а кто заставлял Наполеона в канун морозов покидать Москву, сидел бы до тепла, потапливал печки в домах. Ах, зимовать, не было питания, а он, что думал, его ждут с распростёртыми объятиями. Хрен тебе, карапет с бабскими ляжками. Тоже мне нашёлся великий завоеватель. Бесноватый ефрейтор, он что думал, Россия будет строить асфальт для его танков, хрен тебе фюрер, для себя-то не можем построить. Слишком велики просторы. В следующий раз нужно перетолковать с Митрофанычем, почему эти горе вожди так вляпываются в говно, куда смотрят их советники. А дороги! Если свернуть в клубок всю асфальтированную дорогу от Москвы до Владивостока и размотать по Челябинской области, то до каждой заимки будет асфальтированная дорога и нечего нам казниться, посыпать голову пеплом, слишком велики просторы и не виноваты мы в первой беде России. Вторая беда - дураки. Медицинских дураков не очень много, ну, может, на район один буйный и один тихий, такой расклад по всему миру, а вот социальных много, только не разобрать сразу дурак он или умный. Например, в соседнем районе один председатель колхоза совсем одурел. Решил райком первым в области закончить посевную, говорят ему, сей, не срывай посевную, а он упёрся, земля, говорит, холодная, согреется, тогда и буду сеять. Как ему советовали соседи «дуралей, сей давай, на хрен тебе эта головная боль, раз сказал райком - сей». Нет, не послушал своих коллег и начал сеять по настоящему, когда другие уже заканчивали. Подвёл райком партии, который хотел прогреметь на всю область, закончив первым посевную, а из-за этого дурака, закончили, чуть ли не последние. Можно было отрапортовать, не обращая внимания на этот колхоз, да только какой-то корреспондент из областной газеты расписал низкие темпы работ посевных агрегатов, так сказать, без огонька, слабо работал партийно-хозяйственный актив. Райком сделал оргвыводы, председателя и парторга отстранили от работы. Ну и дура - а-ак! Только природа никак не подчиняется райкому. Заброшенные в холодную землю семена, так и пролежали, пока земля не согрелась, а сорняк растёт при любой температуре земли, стоит только её пошевелить. У умных стали поля зарастать сорняком, угнетая культурные растения, а вот у дурака, семена, попав в благодатную почву, пошли в рост сразу, не давая сорняку оклематься после предпосевной культивации. Умники стали заказывать самолёты-кукурузники для обработки полей гербицидами, которые уничтожают сорняки, но и рост культурных растений замедляют. Дурак-то он и есть дурак, написал в «Сельскую жизнь», мол, приезжайте, посмотрите. Приехал корреспондент в сопровождении начальника областного управления. Скоро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Приехали они уже, когда наливался тучный колос у дурака, вернее теперь не у него, а у другого председателя. Столковались с райкомом быстро, зачем же дурь выставлять на показ всем, кто читает «Сельскую жизнь», а читали её тридцать процентов населения, потому что на последней странице номера всегда были советы по огородничеству. Настоящие дураки остались незамеченными, а вот нужного, обзывал дураком каждый, кому не лень. Райком тоже можно понять, если каждый потянет телегу, куда ему вздумается, как лебедь, рак и щука, тогда можно забыть о социалистическом соревновании. Это за границей конкуренция, вот и съедают акулы мелкую рыбёшку. У нас же хорошо, тихо мирно соревнуйся доярка с дояркой, тракторист с трактористом, совхоз с совхозом, район с районом, область с областью.
Корреспондент «Сельской жизни» узнал, что отстранили дурака за нарушение партийной дисциплины.
- Придётся писать статью о тучных хлебах на полях колхоза вашего нарушителя дисциплины.
- Так теперь там другой председатель.
- Вот, то-то и оно, сеял он, нарушая дисциплину, и наверняка этим делом, после опубликования статьи, займётся комитет партийного контроля.
Райком хорошо знал, что попасть на крючок комитета - хана, пахло не только снятием с поста, а даже исключением из партии. Слететь с такого поста означало, что каждая, никуда не годная мразь, будет колоть тебя в глаза по поводу и без повода. Так уж устроен человек, нормальный сделает вид, что ничего не произошло, отношения остаются прежними, в нашей жизни всякое бывает, а вот человек, сам никуда не пригодный, радуется, что в их полку прибыло, добивая падшего мелкими пакостями.
-Хорошо, глубокоуважаемый товарищ корреспондент, мы восстановим его на работе, а вы уж притормозите со статьёй, чего в жизни не бывает, конь о четырёх ногах, да спотыкается.
Корреспондент уехал со статьёй об умном председателе, восстановленном в должности, какие хлеба он вырастил тучные, да какая у него высокая дисциплина трудовая среди колхозников и какой он бескомпромиссный коммунист, потому что прямо на глазах у корреспондента он разогнал всех, кто измывался над ним во время вынужденного безделья.
Вывод: на умных кричат дураки, а настоящие дураки и не приметны, молчат, не высовываются, речи читают по бумажкам. Народ не обманешь, если кто-то речь читает по бумажке, их не слушают, зачем слушать дурака, речь всё равно не он писал.
- Петрович, проехали знак «Европа-Азия»,- прервал раздумья Жени водила.
- Ну, Серёга, часа через четыре-пять будем дома, -- потирая руки, ответил он. -- Вернулись ровно через месяц, полстраны исколесили, широка страна моя родная, где так вольно дышит человек. Серёга, получается, что в другой стране люди задыхаются от нехватки воздуха? Так что ли?
- Наверно, - смеясь, ответил Жадан. - Евгений Петрович, а когда обратно?
- Да ты что, Жадан, ещё домой не доехали, а ты уже обратно. Втюрился, что ли?
- Есть немного. А может, я с бригадой поеду?
- Ну и приспичило тебя. Езжай, если хочешь.
XXI.
-Женя, очередь наша подошла на холодильник, нужно деньги снять на почте. Старый у нас совсем маленький. Отдадим родителям, ладно?
-Всю жизнь мать как-то обходилась без холодильника, ничего не прокисало и не протухало. Давай отдадим, в двух холодильниках нечего охлаждать.
-Женя, давай встанем в очередь на машину.
-На какие шиши? Нам с тобой пока на казённых не переездить, ни бензина не надо, ни запчастей, казённая, она и есть казённая.
-Тоже правильно, вон Карякин как мучается с колёсами. Таня рассказывала, поехали они к сестре на день рождения, туда ехали колесо спустило, а она с грудным ребёнком и оттуда тоже спустило. Намучались.
-Заготконтора сдатчикам мяса выдаёт резину, двести килограмм мяса - одно колесо, ну и деньги, конечно.
-Да мясо они сдали на два колеса, вот уже год ждут очередь, а Кабан по блату и без мяса взял колёса, его жена, оказывается, племянница директора заготконторы.
-Надо идти в райисполком жаловаться, блатные никогда не переведутся, а он будет ждать до скончания веков. Тюха он, раз из-под носа увели положенную резину.
-Женя, у нас в этом году образовалось уже четыре головы. Прокормим?
- Прокормим. Директор сказал, в первую очередь обеспечить сеном всех, находящихся в командировке.
-Тётя Зина Истомина приехала из Югославии, ковёр привезла, кофты всем родственницам, там говорит всё дёшево. Коля Сальников тоже ездил с ней в одной группе, так тот проехал через границу и сразу продал ковёр, деньги у него кончились. Другая баба убила бы, а Надюхе всё равно, улыбается, довольна, что живёхоньким явился.
-Вот его я и зафрахтую себе в водители, не хрен здесь механику гаража делать, когда все машины в командировке.
-Ты что, опять собрался в командировку?
-Рая, я не собирался. Пока никаких ЧП ни в Кирове, ни во Владимире нет, директор меня не погонит. А вдруг? Придётся ехать, больше он ни кого не надеется. Съездили вон, Чирков со Свиридовым в «Вязниковский», чуть всю договорённость Грачёва не похерили.
-Володя, вроде, нормальный мужик, рассудительный, как же он опростоволосился?.
- С парторгом они выясняли, кто главней. Вот я и отправил обоих домой, сославшись на директора, а то Чудайкин совсем руки опустил. Напугал местного директора, что сенокос свёртываем, не даёт, мол, косить толком твой главный агроном. Он его тут же выгнал и поставил молодого. Всё пошло, как по маслу.
- Для дела, жёнушка, стараюсь, пошёл я в контору и с Сальниковым надо потолковать.
Женя позвонил в гараж, чтобы к нему пришёл Сальников, стал читать стопку бумаг, накопившихся за время его отсутствия. Письма были в основном из управления, в которых они требовали какого-то отчёта, высылали графики ремонта по кварталам и месяцам, как будто главный инженер совхоза малое дитя и сам никак не хочет ремонтировать технику вовремя. По сдаче металлолома были угрожающие письма, пугали райкомом. Были письма с вызовами на совещание, на слёт рационализаторов, на собрание передовых механизаторов, по подготовке механизмов животноводческих ферм к зимне-стойловому периоду, по строительству кормоцехов.
- Разрешите? - просунул в дверь голову Сальников.
- Заходи, Николай, тебя поджидаю, садись, рассказывай, как дошёл до такой жизни.
- До какой? - вопросительно удивился Коля.
- Шучу я. Принимай мой УАЗ, временно будешь моим водилой, просмотри хорошо. Только указивка директора, наутро мы должны быть в пути.
- А когда она будет?
- Не знаю. Какое-нибудь ЧП у бригад сенокосных, и мы должны сразу выехать. Понятно излагаю?
- Понятно, Евгений Петрович. С удовольствием бы сегодня же уехал.
- А что так?
- Да баба всё больше разогревается с этим ковром.
- С каким ковром? - спросил Женя, будто первый раз слышал.
- В Югославии вся группа купила по ковру, они у них лежат в магазине, как, например, у нас фуфайки, вот и не сдержались, купили по одной штуке, а денег меняют всего по двадцать пять рублей на границе. Там водку продают всю ночь, пей - не хочу, пиво на каждом углу, грех не выпить по такой возможности. Я-то не знал, а все туристы наши везут туда часы наручные и транзисторы ВЭФ, с руками отрывают. Тётя Зина Истомина вывезла аж трое часов.
- А разве не проверяют?
- Проверяют сумки, а она положила часы в бузгалтер, с её титьками можно и двадцать часов провезти, а я продал только свои. Охота погулять, а денег нет, вот и занимал у тёти Зины. Зато после переезда границы продал аж за сто рублей, рассчитался с Истомихой, накупил в Москве подарков своим, и до Челябинска не вылазил с вагона-ресторана.
- Ну и как живут братья-югославы.
- Живут хорошо, наших лачуг там нет, все дома покрыты красной черепицей, магазинов - на каждом шагу. Хорошо живут.
- А кто был руководитель группы?
- Молчанов. Николай Николаич. Ну, этот.
- Знаю, знаю.
- Вообще, хороший мужик, тихо так советует, как себя вести. За нашим столом сидел чабан из Березиновки, мы просто называли его «бабай», он даже не обижался, и вот, принёс нам официант в горшочке салат на всех четверых с большой ложкой. Официант мужик, девок, что ли нет, прилизанный такой, аж противно. Наш бабай заграбастал весь горшочек и давай наяривать прямо без хлеба. Стыдоба! Официант постоял, удивлённо раздумывая, и принёс ещё один горшочек. Молчанов видел это и после обеда сказал бабаю:
- Нурлан, ты садись рядом с Зиной, она тебе будет подсказывать, как себя надо вести. И не матерись, русский мат и в Африке понимают.
- А итит твою мать можно говорить?
- Можно, раз уж совсем не можешь обойтись без мата.
- Хороший мужик, спокойный, как другие не клохчет, как клушка над цыплятами.
- А деньги у них какие?
- Динары...? Кроны...? А хер его знает, забыл уже, там даже долларами рассчитываются, своими глазами видел в магазине.
- А машины?
- Машины разные иностранные, но попадаются и наши «Волги», «Москвичи», «Жигули».
- Ну, ладно, съездил, мир посмотрел.
- Конечно, Евгений Петрович. У нас что в магазине? Только «Вод¬ка московская» и «Солнцедар», а там! - придыхая, гнул свою линию Коля Сальников, - только водки не знаю сколько сортов, а вина, так не пересчитать, фанфурики от пятьдесят грамм, сто, двести до пяти литров бутыли красивые. Я привёз фанфурики, Надя налила в них чай и поставила в буфет, говорит, хоть память будет, а два платья привёз, не вспоминает.
- Коля, ты задачу понял, можем в любой момент выскочить.
- Понял, Евгений Петрович, лучше бы сегодня уехать, сейчас придёшь домой и опять нытьё про ковёр.
В кабинет вошёл директор и Колю, как ветром сдуло.
- Молодцы наши мужики, вагоны поступают регулярно. Там тоже такая жара стоит?
- Жара, Александр Васильевич, вечером мужики как выжатые, за месяц пару рубашек потом съест
- Я вот подумал, надо создать дополнительный стимул, чтобы ещё больше заинтересовать людей. Самая лучшая агитация - деньги. Думаю, надо премировать людей до ста рублей ежемесячно из директорского фонда, а кого, на сколько премировать, пусть решают Губайдуллин и Чудайкин. Рабочие в рот им будут заглядывать. Верно я говорю?
- Верно, Александр Васильевич. А как с перерасходом заработной платы?
-А никак. Я беру ответственность на себя, поедешь сейчас согласовывать с управлением, на свою задницу беды накличешь, война всё спишет, победителей не судят, главное, заготовить побольше качественных кормов. Надо как-то потихоньку втемяшить в башку и Чарушникова и Стяжкина, что прошлогодняя солома нам не нужна, пусть её на подстилку оставят, а нам дадут свежую, желательно ячмённую.
- Ячмённую не дадут, не дураки же они, да и мало её. Поговорить о свежей соломе можно, пообещать оставить кое-какую технику, например подарок шефов оставить им. Всё равно она в нашей бухгалтерии не числится.
- Можно, - резко решил директор, - давай готовь проект приказа, если отдать это в руки планового отдела, то замучаешься отвечать на их вопросы. Бабьё и их мужики не в командировке. Давай, Женя, на тебя вся страна, то бишь, весь совхоз смотрит. С приказом выедешь в краткую командировочку , и до первого сентября я тебя не трогаю. Ты же в этом году дочку провожаешь в первый класс?
- Провожаю, Александр Васильич, провожаю. Уже форму купили, так она каждый вечер примеряет. Радуется, не дождётся.
- Если бы не детский ум, а соображала, что эта бодяга на десять лет затянется, наверно бы расстроилась.
- Да, наверняка, - смеясь, ответил Женя.
- Пиши проект приказа, потом отъедем вдвоём на Куличье озеро, посидим, у меня в сейфе бутылочка коньяку стоит. Сегодня есть настроение. - Грачёв вышел.
У Жени тоже поднялось настроение, это какой козырь он даёт своим подопечным и людей заинтересует. Молодец, Грачёв, светлая голова.
На берегу озера картина была удручающая, вода отошла от берега метра на три, а на отмелях образовались островки и полуострова. На берегу пожухлая травка, даже камыш был какой-то сникший. Водная гладь была как зеркало, нигде не играла рыбёшка, жара загнала их в глубину. Грачёв с Толкачёвым пристроились в тени «Волги», вместо столика расстелили носовой платочек, выложили нехитрую закуску, выпили по одной, покрякали.
- Клопами пахнет, - сказал Грачёв.
- Точно, клопами. Александр Васильевич, а вот в обкоме партии, наверно, кипит работа, всё-таки работать на целую область не просто.
- В обкоме? Тишина в обкоме гробовая, даже бабы каблучками не стучат, все коридоры в ковровых дорожках. В приёмной любого секретаря обкома, кроме секретарши, трётся какой-нибудь инструктор, они, как шакалы, готовы вырвать у тебя бумагу, которую нужно подписать и зайти самому, так он утверждает свою необходимость перед секретарём. Вот когда я ездил насчёт нового автобуса, инструктор взял письмо, вроде проверить, не по пустякам ли я отрываю такого ответственного товарища, и, смотрю, направился в сторону кабинета секретаря. Поймал я этого воблу за руку, сжал, что он даже поморщился, вырвал письмо и чуть не сказал: « Без сопливых обойдёмся», а сказал, «Мне самому надо к Григорию Ивановичу» и вошёл. Правда, он позвонил в Курганский обком, договорился, вот и включили нас в разнарядку, а зайди этот шакал, чтобы утвердить свою необходимость, письмо положили бы в стопку и хрен нам, а не новый автобус. А вообще-то в обком хвалить не вызывают, поэтому там пусто, инструктора от безделья изнывают, поэтому они такие важные, когда выезжают в район, а в районе перед ними заискивают, мало ли что он наговорит после возвращения.
- А этот Григорий Иванович, нормальный мужик?
- Петунин? - Грачёв на минуту задумался. - Мудак он. Человек с фашистскими наклонностями, в нём нет ничего человеческого. Сколько он мужиков загубил. Вот вызывает он на трибуну, кого невзлюбил со словами «Послушаем такого-то, что он нам скажет». Человек выходит на трибуну, чтобы, действительно, высказать наболевшее. Тут же включается Петунин, не давая сказать ни слова, вызванному на трибуну, начинает придумывать промахи на работе, переходит на оскорбления, вызванный бледнеет, трясётся, а Петунину это в радость, он победно оглядывает зал, ему наплевать, что его все ненавидят.
- Да я бы послал его на х... и ушёл, - возмутился Женя.
- Я бы тоже, Женя, но не все же такие, есть люди, которым кажется, что потеря должности, это конец света, вот они и доставляют ему радость, я же говорю, он с фашистскими наклонностями.
- Но без партии сейчас нам бы было кисло, нужно честно признаться.
- Ну не было бы партии, была бы другая власть, которая должна была разрешить эту ситуацию. Узурпировали власть, будьте добры, занимайтесь проблемой, какую поставила природа, а если власть не хочет этим заниматься, то это уже не власть, а захватчик, которых, в конце концов, изгоняют из страны. Есть, конечно, и нормальные мужики, как наш Летаев, он действительно болеет за дело. Только он не умеет лебезить, белое называет белым, а чёрное - чёрным и когда-нибудь это ему припомнится.
- Хороший мужик Летаев, - согласился Женя, - а вот Мухин свинья, каких свет не видывал. И надо же такому паскуднику, так высоко взлететь.
- Попал в партийную струю. Не спрашивал у Чарушина, будет нашим комбайнёрам платить натурплату?
- Конечно, Александр Васильич, всё путём, за ремонт, за жатву, денежная зарплата и натуроплата за каждую тонну намолота. Сам приказ видел, ещё комбайнёров не было.
- Скоро твоя Рая придёт меня бить, то и дело гоняю по коман-дировкам, а нам выгодно быстрее довести приказ до мужиков, надо увеличивать темпы работ. По холодам много не наработаешь, да и люди устанут уже. Через пару дней выезжай, на дорогу уйдёт дня три-четыре, по паре дней в каждом совхозе, максимум через десять дней приедешь домой, так и скажи Рае.
- Так и скажу, куда деваться.
XXII.
Глаша была от счастья на седьмом небе. Сомнений уже не было, съездила в районную больницу, даже сердцебиение уже зафиксировали у плода, но Богу она продолжала молиться. По вечерам, плотно занавесив окна, она вставала на колени перед образом на иконе и молилась, как могла, своими словами, то просила Бога, то благодарила, а так как молилась перед самым сном, распустив волосы, то похожа была на кающуюся Марию Магдалену. Что удивительно, почему-то она совсем не думала про Женю, если вспоминала, то горячо про себя благодарила, лицо её светлело. Она удивлялась своей скрытности, ни один человек не знал её тайны, и она не спешила открыться, всё же она боялась вспугнуть своё счастье. Второе, зачем подводить Женю, если деревня узнает, что она беременна, не договариваясь, все хором скажут, от кого забеременела. В чём, в чём, а в этом деле разбираются все, от мала до велика. Мужики командированные расскажут своим жёнам, а жёны расскажут Жениной супруге. Вот и скандал у них, а у них дети. Она будет молчать, не вечно же командированные здесь будут, соломы не хватит, до Нового года они запрессуют весь совхоз «Вахрушевский». От счастливых дум, что теперь она не будет одинокой, у неё даже голова кружилась и в приятных размышлениях засыпала.
Утром в медпункт зашла почтальонша и с порога крикнула:
- Пляши, Петровна, телеграмма тебе. Хорошая телеграмма, поэтому не понесла вчера.
- Брат едет, наверно?
- Догадалась, всё равно пляши.
Глаша плавно прошлась по кругу и притопнула ногой, потом чмокнула почтальоншу в щёку, взяла телеграмму, всплеснула руками.
- Ой, завтра уже приедут. Со всей семьёй едут. Маша, что им приготовить, как ты думаешь?
- При жаре самое лучшее питание в деревне - окрошка. Сметана, яйца, редиска, лук у тебя есть, квас я дам. Вчера заквасила, как раз к вечеру будет готов. Сегодня попозже сделай и поставь в холодильник, за уши не оттащишь.
- Во сколько придти за квасом?
- Пойду за табуном, сама занесу.
- Спасибо, Машенька, - улыбалась Г лаша.
Вдруг, оставшись одна, почувствовала тревогу, с чего бы это, всё вроде хорошо, исподволь всё же догадалась, а вдруг приедет Женя, как она должна вести себя при брате, смогут ли они найти общий язык при встрече. Вот снохе Светлане она расскажет про беременность и то перед их отъездом, сноха-баба, передаст брату и он обязательно обрадуется, потому что не раз они обсуждали эту тему и Глаша чувствовала, как сильно переживает брат. Может, самой рассказать ему? Нет. Как-то неудобно. «Будет видно» - успокоила себя Глаша.
- Глаша-а-а. Доченька-а-а. Ты здесь, али нет? - из-за марлевой занавески послышался голос Надькиной бабушки. - Вчерась приходила, только одна Настя полы мыла.
- Здесь, здесь, бабушка, входите.
На крыльце слышалось кряхтенье и возня старухи.
- Бабушка, вы же на свой подол наступили, - послышался голос, подошедшей Глашиной помощницы, Насти. - Ну, зачем вам такой длинный подол?
- Паразит. Раньше он был не длинный. Вниз расту, доченька. Фу-у-у. Старость, это одна маета, - задыхаясь, присела на топчан. - Вечером Михаил сена привёз, сложил на крышу сарая, думаю, дай-ка подмету, наклонилась сложить в ведро мусор, и щёлкнуло, -- при этом бабка потёрла поясницу.
- Ну, что, бабушка, Миша нормальный парень? - вспомнив разговор на крыльце, спросила Глаша.
- Михаил-то. Нормальный. Уважительный такой.
- Отпускаете теперь Надьку по вечерам гулять?
- А чего не отпускать, Михаил-то с ней. Они шибко и не ходють никуда, на танцы в клуб и домой. Спать.
- Так они вместе спят? - спросила Настя.
- Господь с тобой, Настенька, Михаил спит один в горнице, устаёт на работе за день, а потом ещё переться в общежитие.
Настя с Глашей посмотрели друг на друга и понимающе улыбнулись.
- Бабушка, сейчас сделаю укол и дам мазь для натирания, брат мой утром в отпуск с семьёй приедет, бежать надо домой, готовиться.
- Это Витька-то? Ой, какой он у вас важный стал, весь в золоте и жана красивая. Г енерал наверно?
- Какой с него генерал, всего тридцать два года, капитан второго ранга он.
- Какого, какого?
- Второго, - смеясь, ответила Г лаша.
- Ну и слава Богу, значит скоро станет генералом. Встречай гостей, а я пойду. Михаил сегодня обещался на обед домой притить, так Надька собралась пельмени делать, - и кряхтя, ушла, повыше придерживая подол.
- Доверчивая бабка. Михаил спит в горнице. Как же, спит он, на Надьке верхом, - ворчала Настя, качая головой, удивляясь наивности бабки.
- Да ладно, Настя. Сама не была молодой? Бабка довольна, что пристроила внучку, теперь спит глубоким сном праведника. Мне вот надо в первую очередь подмести во дворе, в сарае, чтобы чистота была как при отце. Витька любит, когда двор ухоженный.
Как ни представляла Глаша встречу, получилось всё не так. Приехали они ни свет ни заря на такси, ещё в табун коров не выгоняли, а что им с северными деньгами автобус ждать? Сошли с поезда и наняли такси. Радостные возгласы звонко раздавались в утренней тишине.
- Витенька, кровинушка моя. Света, родненькая. Максим, какой большой стал. Лизуня, говорить умеешь? Не умеешь, научишься. Пампушечка такая. Проходите, гости дорогие, сейчас буду кормить вас окрошкой.
Виктор оглядывал отчий дом, молодец, Глаша, осталось всё как прежде, даже иконка стоит в углу на специально сделанной полочке. А была у нас иконка? Не помню уже, четырнадцать лет, как уехал, на похороны приезжал, кажется, не было, а может была.
- Одна, сеструха, кукуешь?
- Одна-а-а! - с удовлетворением ответила Глаша, даже Витя со Светой с удивлением посмотрели на неё.
- Да нет, Глашка, может нормальный мужик попадётся, даже с ребёнком, скучно же одной.
- Брат, не переживай за меня, всё образуется. Я вот бутылку не поставила. Принести?
- Не надо, сейчас мы всё равно ляжем спать, всю ночь не спали, видишь? - Лиза маленькая уже уснула, уткнувшись носиком в грудь матери.
- Света, разберёшь сама постель? Мне надо корову доить.
- Иди, не беспокойся за нас, - ответила сноха.
Тем временем Женя подъезжал к совхозу «Вахрушевский» и сразу подъехал к столовой, увидев там столпотворение машин и тракторов. Некоторые, поужинав, курили, усевшись в кружок на травке. Радость у них была неподдельная, все вскочили, окружили приехавших, стали расспрашивать про дом, многие же никогда не покидали дом, разве только армия, но это было в молодости. Не доев, выскакивали из столовой. Когда закончились общие расспросы, слово взял Толкачёв.
-Товарищи! Привёз я приказ директора совхоза. Хотите послушать?
- Хотим! - посыпалось со всех сторон.
Женя зачитал приказ. Все молчали, переваривая.
- Поясню, кому не понятно. С сегодняшнего дня вы имеете право на дополнительную премию сто рублей в месяц, кому выдать или кого лишить, решает единолично Сергей Маратыч. Например, дядя Миша Соколов может точно рассчитывать на сто рублей в месяц, потому что он никогда не проспит и раньше не уйдёт с работы. Миша-энтузиаст может утречком задержаться на кроватке.
- Нет, Петрович, я уже не задерживаюсь.
- Утром его тёща-бабка гонит прутиком на работу, - гоготала молодёжь.
- Самое главное, вы поняли суть приказа?
- Передайте большое спасибо директору, не забывает нас - басил Соколов, -- пожалуй, я останусь на следующую смену, по бабе ещё не соскучился. Да, Петрович, вязальная проволока кончается.
- Дядя Миш, вернусь домой и сразу вышлю машину с проволокой.
- Евгений Петрович, а где вы Жадана потеряли?
- Во Владимире. Довёз меня домой и с первой же бригадой уехал обратно. Колю теперь буду держать при себе, чтобы ни с кем не снюхался. Кстати, Коля, пошли ужинать.
Поужинав, Женя завёз Колю в общежитие и поехал «к себе на квартиру» -- так он сказал мужикам. Подъезжая к дому увидел во дворе бегающих мальчика и девочку, значит брат приехал в отпуск. Ну, не разворачиваться же и не уезжать. Зашёл во двор, присев на корточки, познакомился с детьми. Дети оказались разговорчивыми и быстренько рассказали к кому они приехали, перебивая друг друга, рассказали, что здесь жарко, а у них холодно и что «огулсы» и «помидолы» здесь растут на земле, а они покупают в магазине.
- Евгений Петрович, с приездом, здравствуйте.
- Здравствуйте, Глафира Петровна, думаю, дай заеду, давно не видел.
- Познакомьтесь, мой брат Виктор и его жена Светлана, я вам рассказывала про них.
- Помню, Глафира Петровна, - пожимая руки супругам, говорил Женя. Предложенный ею стандарт разговора он понял и принял.
- Пойдёмте в хату, почаёвничаем, Евгений Петрович, сейчас с Витей выпьете, а то мается, не с кем. У меня тоже к вам есть шкурный вопрос, как говорят блатные.
- Если один на один, то в машине, это же продолжение моего кабинета, решим любой вопрос, Глафира Петровна, что мне под силу.
Глаша говорила без умолку, что не похоже на неё, или она так рада приезду брата или за разговором таится что-то другое.
- Евгений Петрович, Витя, вы же ровесники, переходите на ты, да и мы тоже.
- Глафира Петровна, не могу я вам говорить ты, очень уважаю вас, - кто мог после этого усомниться в чистоте их отношений. Женя заметил в углу иконку, неужели брат привёз, понятно, её разговорчивость, весёлость в глазах, связаны с приездом единственного родного человека.
Выпили по рюмке коньяку, наверно брат привёз, закусили.
-Виктор, как служба? В морских делах я абсолютный профан, служил в ракетных войсках стратегического назначения. Ты же старпом, что это за должность?
Должность, Женя, каждой бочке затычка. Ты и не капитан корабля, но всё, что должен, казалось бы, делать капитан, делаешь ты. Капитан корабля, это как священная корова или символ страны. Оно и правильно, единоличная ответственность за всё, представитель страны, последним покидает корабль, первый кандидат на утопленника. Старпом тяжёлая работа, но если встала перед тобой неразрешимая задача - идёт к капитану, а тому идти уже некуда, поэтому капитана надо беречь, как священную корову.
- Одним словом, почётно, но ответственно.
- Да.
- Ну, как с выпивоном?
- Так же как и везде. Мужик, он и есть мужик, охота посидеть с бутылочкой, поговорить в походе, вспомнить дом.
- Ну, а где в походе взять водку?
- Ну, а где взять на охоте в лесу? С собой берут.
- А я то думал у вас ни-ни в походе.
- Да мы что из другого теста, что ли? Такие же мужики и ничто мужское нам не чуждо. У вас разве разрешено пьяному комбайнёру рассекать поле вкривь и вкось? Рассекают же. Североморск - особый город. Заполярье. Человек в гражданском вызывает такой же интерес, как я в форме в родной деревне. Пьяный матросик в увольнении на берег - обычное дело. Офицеры и мичманы после получки стремятся в Мурманск, если есть возможность, посидеть в ресторане, если повезёт склеить бабу. В Североморске это невозможно. Многие, вернувшись из похода, застают пустые квартиры, без жены и детей, разве не повод запить? В остальном, такая же жизнь, последние сплетни, беготня по магазинам за жратвой, холостым просто побродить, полюбоваться чужими бабами. Что поделаешь, закрытый город.
- А крупные ЧП происходят?
- Происходят. Например, сосед купил легковую машину. ЧП круп¬ней некуда в Североморске. Куда же он, дурак, на ней поедет? Уйдёт в поход, жене одно расстройство и тревога, что дети поцарапают и разобьют стёкла. В общем, весь квартал переживает за дальнейшую судьбу автовладельца.
- Ну, это и в деревне так, а что-то в масштабах страны, флота?
- Про капитана Саблина не слышал? Пойдём на крыльцо, покурим. Ты куришь?
- Не то слово. Смолю. А на кораблях курят?
- Конечно, курят. Даже на подлодках. Если человека призвали на подлодку, он что должен бросать курить? Так вот, про Саблина. За достоверность не ручаюсь, рассказывают это шепотком, некоторые офицеры даже служили с участниками этих событий,- приглушённо, вполголоса, рассказывал Виктор, - так вот, служил некий замполит, капитан третьего ранга Саблин, и поднял восстание на корабле, арестовал капитана.
- У нас? На советском корабле? - с удивлением и недоверчивостью спросил Женя, даже вид у него стал растерянный.
- Да! У нас! На советском крейсере! При дорогом Леониде Ильиче! Целью его было выйти в открытое море, даже в открытый океан и сообщить всему миру о хвалёной демократии снизу доверху в Советском Союзе. На кораблях стоят мощнейшие передатчики, сделать сообщение, что два пальца обоссать. Не удалось, подняли весь Балтийский флот, всю морскую авиацию, все глушилки радиоволн. Предъявили ультиматум: или сдадутся или потопят крейсер. Благоразумный мужик, понял, что попёр на систему, погибнут ни в чём не повинные люди, и сдался. Освободил капитана, который сразу арестовал Саблина, по-правдешнему. Разумеется, присудили смертную казнь и расстреляли. Вот это было ЧП. Команду расформировали, крейсер переименовали, полетели головы политработников всех вышестоящих инстанций, вплоть до старого пердуна Епишева. Это начальник политуправления армии и флота.
-Раз задумал он это дело, значит, кто-то из офицеров его наверняка поддерживал?
-Козе понятно, только он никого не потянул за собой, будто предъявил приказ капитана о передаче командования кораблём замполиту. Приказ ты обязан выполнять, какие бы подозрения у тебя в голове не долдонили. Ясно, что без команды старпома, никто бы от стенки не отвалил. Не понял?
Женя, улыбаясь, отрицательно качал головой.
- Ну, не вышли бы в плавание, стенка - пирс, к которому швартуется корабль, отвалить - отплыть от стенки.
- А капитану что было?
-,Я же говорил, капитан отвечает за всё, упустил он, потерял коммунистическую бдительность, доверился вражескому агенту, и отправили дожидаться пенсии на сторожевик. Партия такое не прощает, долго продолжалась мышиная возня, кого-то снимали, кого-то передвигали.
- Слушай, Вить, неужели потопили бы крейсер?
- Как пить дать. Не сомневаясь.
- Крута у нас партия, - восхищался Женя.
- Поэтому и жива до сих пор. Может, пойдём, тяпнем по маленькой?
Света укладывала малышей спать, Глаша гремела посудой на кухне.
Выпили по рюмке.
- Пора и честь знать, - сказал Женя, - устал с дороги, надо отдохнуть
- Долго вы едете к нам?
- Двое суток, останавливаясь только по необходимости, вам тоже надо отдохнуть. Глафира Петровна, идёмте, обскажете свои шкурные вопросы, - и, попрощавшись, вышел. Как только в машину села Глаша, притянул её к себе и начал целовать, сминая груди, шаря рукой по бёдрам, по коленям. Наконец, Глаша оторвавшись от его губ, и тяжело дыша, прошептала:
- Подожди, Женя, сейчас я тебе что-то скажу. Дай отдышаться, - грудь её вздымалась, она положила на неё ладонь и выдохнула. - Я беременна.
- Что-о-о?, - чуть не сказав «от кого», уставился на неё Женя. - Ты же говорила, что ты.. .это.. .ну, как его...
- Бесплодная, - подсказала Глаша, - слушай меня внимательно. Сбылась моя мечта, тебя я считаю Богом, только молюсь настоящему Богу. К тебе никаких претензий, одна бесконечная благодарность, всю жизнь буду помнить и благодарить тебя. Хочешь, у ребёнка будет отчество твоё, только фамилия будет моя, девичья. Вот все мои шкурные вопросы - в темноте он чувствовал, она нежно улыбалась, глядя на него. - Я стала верить в Бога, молюсь каждый вечер. Женечка, дорогой, зачал ребёнка Г осподь Бог, а ты был простым исполнителем, не обижаешься?
- Нет, Глашенька, не обижаюсь, а теперь сильно хочу тебя, как никогда не хотел.
- Потерпи до завтра, заедешь в медпункт и мы придумаем что¬-нибудь, а сейчас я и так думаю, что соврать, чтобы было правдоподобно.
- Скажи, что договаривалась насчёт сена, завтра мы тебе привезём тюки, вот Витя и сложит их тебе, куда скажешь. Завтра своим скажи, что вызывают в район, а я заеду за тобой и мы уедем в лес.
- Однако, - удивилась она, - быстро ты ориентируешься, мне бы такое не придумать.
- А я смышлёный, - весело сказал Женя, - особо в таких делах. Не слушай меня, некогда мне заниматься такими делами. Глашенька, я понимаю какое это для тебя счастье и я очень рад. Рад за нашего малыша.
- Я пошла, а то неудобно перед братцем, - открывая дверцу, она поцеловала его и вышла из машины.
- Жди завтра сено.
- А как же район? - жалобно спросила она.
- Ладно, сено вечером. Попрошу ребят, сложат тебе.
- Да ладно, Женечка, сами сложим. Езжай, а то уже поздно, - и закрыла дверцу.
Зашла домой и сразу принялась мыть посуду, чтобы не смотреть на гостей, по её лицу можно было читать радость от общения с Женей.
- Завтра сено привезут, только вечером, а утром надо съездить в райбольницу, вы уж хозяйствуйте без меня.
- Я забыл уже, когда вилы в руках держал, - сжимая и разжимая пальцы, сказал Витя.
- А вилы не нужны, сено тюкованное.
Ложась спать, Глаша думала о том, что не придётся помолиться, брат не знаю, что подумает. Помолюсь молча в постели, Бог простит, видит же ситуацию, а утром, пока они спят, потихоньку помолюсь перед иконой. И она, молча, шевеля губами, начала молиться.
Женя наутро зашёл к Чарушину после разнарядки.
- О-о-о! Вдруг откуда не возьмись, появился в рот е... Чарушин не мог без мата, но лицо было радостное. - Приветствую тебя, Евгений Петрович и в твоём лице товарища Грачёва и вообще весь коллектив - пожал руку Жене, указал на стул.
- Николай Иваныч, довольны ли вы сенокосом, нашими механи-заторами, комбайнёрами?
- Очень доволен, Евгений Петрович, мне бы таких работников и Маратыч у вас молодец. Серьёзный парень, дружит с завучем школы, я всё знаю, разведка доносит точно, предлагаю остаться главным инженером совхоза. Не будет с Бори толку, несерьёзный, теперь взялся строить аэросани, нашёл где-то запорожевский двигатель и до самого темна возится, через забор же живём, а ваш Маратыч постоянно на поле или в мастерской с комбайнёрами.
- Наш директор тоже очень доволен вами, говорит, надёжный партнёр. Подумали мы и решили оставить вам один хороший МТЗ, только, чтобы прикрыть наш подарок, директор просит выделить нам ячменной соломы. Вдруг управление вякнет, мы в райком, мол, исполняли решение партии по сохранности скота, а нам палки ставят в колёса. Передаю слова директора.
- Считайте вся ячменная солома ваша.
- Спасибо, Николай Иваныч.
- Евгений Петрович, сейчас берём бутылку и на берег. Вчера были на совещании в районе, а после немножко перебрали, поэтому сегодня головка бобо, а во рту кака. Как на это смотришь?
- В принципе, положительно, только некогда мне и очень жаль, посидеть с вами одно удовольствие, - а в уме думал о том, что с Глашей несравненно большее удовольствие.
- Ну, что же, буду похмеляться дома и один, как закоренелый пьяница.
Толкачев проехал на поле, заехав в столовую, раздал девчатам - поварам причитающуюся зарплату, но время как—будто остановилось. Время никак не подвигалось к десяти часам, на которое они договаривались. Все же он подъехал к медпункту в половине десятого и к его удивлению, тут же выскочила Глаша, наверно, тоже никак не могла дождаться десяти часов.
- У меня такое ощущение, будто вся деревня смотрит на меня из-за забора, занавесок, совсем я совесть потеряла, - сокрушалась Глаша, садясь в машину.
- Не обращай внимания, это тебе кажется, - Женя нажал на газ, и машина тронулась. - Людская молва ещё впереди, когда ты родишь.
- Вот тогда мне будет всё равно, со мной будет моя кровинушка, и не буду я плакать по ночам, думать о смысле жизни. Вот он смысл жизни - дитё, а не слава, не богатство, не должность.
В редком сосновом бору было тихо, изредка раздавались голоса птиц. Глаша лежала на расстеленном одеяле, устремив свои серые глаза на верхушки сосен, из расстёгнутой блузки вывалилась белая упругая грудь нерожавшей женщины с вишнёвым соском посередине, подол юбки задрался, обнажив полные, белые бёдра. Женя гладил их иногда запуская ладонь в промежность и Глаша зажмуривалась, он убирал ладонь, она открывала затуманенные глаза. Женя повторил то же самое ещё раз, она также жмурилась, а потом опять открывала глаза. До чего чувственный народ эти женщины, - думал Женя,- неужели так может быть приятно, когда тебя гладят. Вот меня хоть загладься, мне всё равно, разве только потом может надоесть и охота ударить по руке, гладящей тебя. Нет, мужики по сравнению с бабами деревянные, никаких чувств, даже, когда Глаша в неистовстве начинает тереть его спину ладонями, прижимая к себе, он трезво размышляет, что давно не мылся и сейчас полезет грязь. Ну, вот, зачем она так сильно трёт спину, какое от этого удовольствие, потом она судорожно сжимает кулаки, лежит какое-то время и уже совсем расслабленно руки соскальзывают вниз. Некоторое время она лежит без движения, наслаждаясь только ей понятным удовольствием, а уж потом приходит в себя и опять становится человеком, способным разговаривать, только говор у неё тихий и нежный, смахивающий на стон. Потом они оба лежали на спине и смотрели на верхушки сосен, медленно качающиеся от ветра.
- Глаша, ты зачем так сильно трёшь мне спину ладонями, того и гляди, грязь полезет.
- Женечка, я не помню, не знаю, зачем тру, просто мне хорошо. Не думала я, что в этом году буду так счастлива. Вот ты уедешь, я всё равно не буду плакать, потому что впереди ещё большее счастье. Пелёнки, рубашонки, только их готовить, какая радость. Знаешь, я никогда никому не завидовала, кроме как матерям, которые приносили ко мне своих чадушек измерить рост и вес. В душе злилась, такая замухрышка,
обхватом в мою одну ляжку, родила, а я не могу. Теперь не злюсь, теперь люблю всех детей и мам. Господи, какое прекрасное слово - мама. Жить стоит только для того, чтобы тебя кто-то называл «мама». Женя, сколько время?
Женя рукой нащупал пиджак, в карман которого положил часы, чтобы не царапались, поднёс к глазам и сказал: - Без пяти минут три.
- О, Господи, пять часов пролетели, как одна минута. Женя, давай, поехали, как там мои обходятся без меня. - Сама даже не шевельнулась. Женя просто хотел поцеловать её на прощание, но, поворачиваясь к ней, рука опять упёрлась в грудь, жгучее желание охватило его, Глаша, теряя самообладание, опять тихо простонала - Женя, ехать надо, - сама в это время податливо подстраивалась под его действия. Слившись воедино, они забыли про быстро бегущее время, про дом, единственным желанием обоих было принести удобство для действий другого. Опять конвульсии пальцев, рук, ног, частое дыхание Глаши, удерживающей его на себе и апатия Жени, после завершения дела.
- Вставай, - простонала она, не расцепляя руки.
- Ну пусти, встану.
Она раскинула руки по сторонам. Женя стал одеваться и, наткнувшись на сигареты, сказал:
- Вот увлёкся, даже про курево забыл, надо донести рекомендации для населения, кто желает бросить курить.
-,Заодно и Китай перегоним по численности населения, - поддержала Глаша, застёгивая пуговицы на блузке.
ХХШ.
Наконец-то спала жара, а сегодня было даже холодно, пятнадцать градусов. Привыкшие к аномальной жаре, директора съезжались на совещание в рубашечках с короткими рукавами. Накрапывал дождь, в кои-то времена надумал и как бы не замечал его Грачёв шёл в райком от машины медленно, ощущая холодные уколы дождинок год уже не ощущавший этого. Была на душе досада, на хрен ты нужен теперь промочить то, что с большим трудом собрали люди, раскиселить наш жидкий асфальт, и тут же с надеждой подумал о хорошем. Земля матушка напьётся, обязательно трава пойдёт в рост, пока только август, сорняк обязательно пойдёт в рост. Скотина, изголодавшаяся по свежей траве, сможет пастись, набираться витаминов на долгий зимний период, хоть не в укор другим совхозам, он смог запастись свежим сеном, начала поступать ячменная солома, по качеству и поедаемости, не уступающая сену.
Совещание открыл первый секретарь райкома Летаев Николай Михайлович. Во вступительной части он, как всегда, прошёлся по заслугам родной Коммунистической партии, о её прозорливости и умении выйти из любой сложной ситуации, благодаря тому, что вооружена она была теорией марксизма-ленинизма, которая ведёт счастливый советский народ от победы к победе. Не забыл Летаев и мудрый обком партии, который сумел так сорганизовать работу, что корма потоком хлынули в область, только вот есть ещё отдельные руководители хозяйств, Летаев переходил к делу, которые слабо занимаются главным делом, и прикрывая свою бездеятельность, хотят всё свалить, на свалившуюся на голову, засуху. Совещание и было задумано, чтобы прочехвостить тех, у кого меньше заготовлено тюков и напомнить, кто в доме хозяин. Прочитал по сводке количество завезённого корма по тем или иным совхозам, по сложившимся обычаям, сначала надо заслушать того, кто больше всех заготовил кормов, пусть он передаст свой передовой опыт бездельникам, отстающим. Изучившие до мелочей процесс прохождения совещания, соседние директора, сидящие рядом с Грачёвым, стали тыкать его, кто локтем в бок, кто пальцем в спину, дескать, иди, передавай опыт.
- Александр Васильевич, прошу за трибуну, поделиться с нами опытом. Расскажите, как вы добились таких успехов, -- глядя на сводку, произнёс Летаев. Что-то зашептал ему на ухо начальник управления сельского хозяйства. Остальные члены президиума, дотошно изучали графы сводки, запоминали передовиков и явно отстающих, чтобы не брякнуть что-либо невпопад.
Грачёв медленно поднялся и направился к трибуне, стоящей возле стола президиума. По дороге дал щелчка ладонью по затылку Бердину, который, выставив в сторону ногу, хотел сделать подножку. Скромный в быту, как пишут в характеристиках, проявлял чудеса изобретательности, когда дело касалось совхозных дел, обладая тонким юмором, он частенько ставил начальство в тупик, прикидываясь дурачком, не понимающим, чего от него хотят.
- Наш совхоз, под мудрым руководством нашей Коммунистической партии, стремящейся к постоянному повышению благосостояния советского народа, - Летаев покосился на него с сожалением, - приняв к сведению последние указания партии, единым порывом поднялся на борьбу с ударами стихии. Вот мы и заготовили на сегодняшний день,- посмотрев в сводку, прочитал цифры и замолчал.
Умный Летаев молчал, а Мухин вкрадчиво наставлял Грачёва.
- Вот и расскажите своим коллегам, как вы этого добились, какие резервы подключили.
- А откуда я знаю, как этого добился Толкачёв. Я сижу в совхозе, выполняю ваше указание, выезжать мне нельзя. Может, и я бы добился таких же успехов. Он - грузчик, я - разгрузчик, могу только рассказать, как ликвидировать простой вагонов. Не успеваем вывезти, выгружаем прямо на землю, а потом всю ночь возим, подумаешь, двойная перегрузка, да пяток-десяток тюков развалятся, а разгруженные вагоны так и стоят на путях, вот если бы мы их не разгрузили на землю, визгу бы-ы-ы.
- А как вам удалось договориться о заготовке сена. Им что, самим сено не нужно?
- Об этом спросите у них. Просто путёвые мужики попались, вот Толкачёв и договорился, - Грачёву было обидно, что такой умница, как Толкачёв сидит главным инженером, а тупорылые коммунисты руководят совхозами, поэтому он выпячивал Толкачёва, хоть и понимал, что райком ничего не может сделать. Сложилась система и никто не посмеет вильнуть вправо или влево, сразу окрестят правоуклонистом, левоуклонистом и вытурят из партии с вытекающими последствиями.
- Ты же ездил в командировку, чего ты строишь из себя неумёху. Вот и расскажи ребятам, что да как? - не выдержал Летаев.
- А как я ездил? Вы же сами сказали, езжайте, если попадёшься, ты уехал самовольно. Всегда крайний директор. Что я могу им сказать, кто спрашивал, я не скрывал, объяснил, что к чему. Попались нормальные мужики, вот и договорились. Взяли весь сенокос на себя, отправили комбайнёров на помощь в уборке урожая. С кадрами у них ещё похлеще, чем у нас. Кругом тайга, работы в лесу завались, вот и дерут с совхозов, осталось с десяток стариков, которые не могут валить лес по слабосилию, а наши мужики заработают зерно натуроплату. Надо смотреть по ситуации в хозяйстве, на норов руководителя. Своих, перед отъездом, я обязательно инструктирую, чтобы с местными жили дружно. За малейшее нарушение руководитель отправляет домой, это уже наказание, потому что мы разработали мероприятия по поощрению хороших работников. Многие, особенно молодёжь, остались на третий срок. Девок там много, боюсь, как бы на совсем не остались.
- Расскажи, какие мероприятия вы разработали, стимулирующие работу в командировке - попросил Летаев, чувствуя, что Грачёв вошёл в нормальное психическое состояние.
- Ну, зарплата, командировочные, само собой, кроме того, питание бесплатное за счёт совхоза и небольшая денежная премия, на усмотрение руководителя отряда. - Грачёв не сказал про сто рублей в месяц, эти бездельники сразу завопят «За что?», хотя сами протирают штаны на задницах не за сто рублей, а в три раза больше.
- Ну какие суммы? - послышалось из зала.
- Да, небольшие. Вы же знаете, как говорят, лучше маленькая премия, чем большая благодарность, в авральных случаях даже до ста рублей в месяц.
- Рокфеллер нашёлся, - криво усмехаясь, сказал Мухин.
- Никакой не Рокфеллер, правильно делает, ты первый прибежишь ко мне, когда от бескормицы начнут падать коровы, - сердито перебил Летаев. - Скупой платит дважды. Не время сейчас заниматься мелочной экономией. Все силы и средства на заготовку кормов, а ты должен был раньше разработать мероприятия по поощрению, написать приказ. Рокфеллер, - передразнил Летаев Мухина и совсем недовольным голосом: - Кто желает выступить, садись, Александр Васильевич. Только по делу, конкретные вопросы и предложения. Вопросов нет. Ясно, тогда послушаем отстающих. Борис Петрович, можно простить Сальникову, молодой, растерялся, а ты-то, что расписался в своём бездействии. Критиковать вместе с Грачёвым ты всегда готов, как же ты обкакался, мягко говоря?
- Николай Михалыч, ей-богу, закон собачьей подлости. Прошлый год умер лучший прессовщик, а у другого отнялась поясница, встать не может. Отправили его на легковой машине, пусть не работает, только регулирует вязальный аппарат. Вчера позвонили, они наладили работу в Кирове, теперь выехали во Владимирскую область. - Анисимов говорил правду, основной узел у пресс-подборщика вязальный аппарат, если его не настроить правильно, грош цена прессу.
- Подгоняй, подгоняй, Борис Петрович. Никто шутить не будет, выводы будут сделаны самые строгие. У тебя какие проблемы? - обратил взгляд Летаев на Сальникова.
- Можно мне самому выехать на место?
- Может тебе дать кого в помощь из управления?
Летаев говорил мягко, но тут фыркнул и закачал головой Грачёв.
- Что Александр Васильевич возмущаешься?
- Как не возмущаться, Николай Михайлович. Странные у вас мысли, у человека не идут дела, а вы ещё приставите к нему соглядатая.
- Не соглядатая, а советчика.
- Тогда этого советчика и надо было совать в это ярмо. Если у него неправильная организация работ, то в первую очередь пошлют работяги на три буквы советчика. Вы для нас авторитет, а для работяг вы никто, для них мы авторитет.
- И что ты предлагаешь?
- Надо выявить саботажников, которые мешают ему работать, и вымести их поганой метлой, а то молодого назначили и ждут, что из этого получится. Это у вас тут одна партия, а в наших аулах, сколько родственников, столько и партий.
- Илья,- обратился Грачёв к Сальникову, - зайди к Николай Михалычу и расскажи всё, что рассказывал мне. Если бы управление умело выслушивать все доводы и жалобы, он бы рассказал не мне, а управлению
- Зайди, Илья Владимирович, после совещания, даю слово, если действительно так, как говорит Грачёв, выгоню всех к чёртовой матери, включая районную поддержку, - Летаев смотрел на зал налитыми кровью глазами, первый раз видели его таким. - До чёртиков надоело это кумовство. Ничем не занимаетесь в этом году, так что прошу бросить все силы на заготовку кормов. Задействуйте всех мужиков деревни, сельсовет, учителей, связь, электроподстанции, здесь могут разгружать вагоны, дадим указание их руководству в районе.
- Не надо, Николай Михайлович, с ними свяжешься, начнут канючить сено, пусть хватают литовки и косят для себя сено, - оглядывая других директоров, сказал Шеметов.
- Как хотите, но солома должна поступать непрерывным потоком. Кормоцеха, кто ещё не запустил?
Зал молчал. Кормоцеха запустили, солому пропарили, добавленный концентрат, где размешался, где нет. Солома есть солома, скотина её ест в крайнем случае, когда совсем голодно, хоть её перепарь.
- Все запустили кормоцеха?
- Все, - раздался сзади приглушённый голосок.
- Не буду больше задерживать, езжайте по хозяйствам. Да, в вашем лесочке я выставил наряд милиции во главе с начальником, - улыбаясь, предупредил Летаев.
- Николай Михайлович, приезжайте через пару часов туда и я буду лежать, положив голову на пузень начальника милиции, потому что он вперёд меня напьётся, - заявил, смеясь, Шеметов.
- Илья Владимирович, Александр Васильевич зайдите оба ко мне в кабинет сейчас же, я тоже тороплюсь, должны подъехать маркшейдеры, мрамор будем добывать
- Я не нужен? - подскочил Мухин.
- Нет, можешь заниматься своими делами.
В кабинете первого секретаря Сальников рассказал всё, что рассказывал Грачёву при одной из встреч. В старых деревнях обычно полдеревни бывают родственники, двоюродные, троюродные братья, сёстры, они женятся, выходят замуж, появляются сватья, рождаются дети, появляются кумовья и так без конца, семья разрастается, занимают ключевые должности, в простонародье блатные и горе хлипкому руководителю в такой деревне управлять. Бывало, идя навстречу пожеланиям трудящихся, назначали руководить кого-нибудь из их среды. Они съедали и родственника, потому что хотели жить очень удобно, а с руководителя-родственника требовало районное руководство сеять хлеб, давать молоко и мясо. Родственники не хотели этого делать, а остальные в деревне, видя, как прекрасно живут родственники, находясь на блатных точках с небольшим окладом, в пику тоже не работали. Такая обстановка создалась в хозяйстве Сальникова, он заменил, как раз съеденного родственника-руководителя и ему открыто говорили, мол, не бери на себя много, мы что хотим, то и воротим.
- Илья, ты сначала перечисли всех, кто с тобой неуважительно разговаривает, чтобы Николай Михалыч сориентировался.
- Начну с председателя сельсовета, председателя рабкоопа, некоторые управляющие, завток Центрального отделения, главный бухгалтер, экономист, директор школы. Все они ведут себя, как будто я им чего-то обязан.
- Да-а-а! - задумался Летаев,- обстановка у тебя тяжёлая. Вот, что бы ты сделал, Грачёв, на его месте?
- Я бы? Я бы приехал к вам, рассказал бы всё начистоту. Если бы вы меня поддержали, снял бы своим приказом с должностей главбуха, экономиста, завтока и других материально-ответственных за утрату доверия к ним, подключил бы ревизионную комиссию, а всех остальных, по указанию Летаева сняли бы их районные руководители. Правильно я говорю?
- Очень правильно. Илья, рассусоливать нам некогда, поэтому завтра с утра и начни. На семь часов вечера назначь общее собрание. Со мной приедут председатель райпотребсоюза, председатель райисполкома и заведующая РОНО, правильней сказать, они приедут утром, тебя никто не будет беспокоить, они будут искать проколы у своих подопечных, никто из них больше не будет работать на своих должностях, езжай домой, с ними не езжай, -- Летаев указал пальцем на Грачёва, -- тебе не до отдыха, продумай, кто ещё мешает тебе работать, прикинь, кем их заменить, если у них была поддержка с района, то это проявится, возьмёмся за районных.
- А что проявляться, жена Мухина - сестра нашего главбуха.
- Оп-ана! Долго я терпел дурь Мухина, теперь он у меня не отвер-тится. Думаю, что он забегал, когда я велел зайти тебе ко мне? Иди, делай то, что я сказал тебе, езжай сразу домой, а ты останься, - посмотрел на Грачёва, - вас надо разлучить.
- Может, я покурю?
- Иди, покури, через пять минут зайдёшь, - ища какие-то бумаги, проговорил Летаев.
Грачёв вышел в приёмную, даже секретарша ушла куда-то, и он вышел на улицу, закурил. К своей машине шёл Мухин и, увидев Грачёва, свернул в его сторону.
- А ты чего стоишь тут?
- Курю.
- А у Летаева не был?
- Нет, там Сальников.
- Сальников уехал уже, сам видел.
- О, чёрт. Теперь моя очередь, да ладно, докурю.
- Я думал он вас вместе принял?
- С какой стати. Что может быть у меня общего с Сальниковым? Я на юге района, а он на севере. Пошёл я, а то запрётся кто вперед меня.
- Кто бы из твоих коллег потянул должность начальника управления? - даже не дав присесть, спросил Летаев. - Почему спрашиваю у тебя, потому, что уважаю за прямоту, не юлишь.
- Шеметов.
- Старый.
- Халяпин.
- Старый.
- Тогда не знаю.
- А я знаю. Ты.
- Спасибо за доверие, но ничего не получится, меня через полгода выгонят.
- Почему?
- Потому что нет у меня тормозов, а начальство не любит, когда им кто-то перечит. Если бы не вы пришли к нам секретарём, я бы давно инженерствовал где-то в другой области. Климов, дурак с поросячими глазками, взъелся на меня за то, что говорил правду в глаза. Приехал он как-то к нам в совхоз, посевную только закончили, но я попросил, не приказал, а попросил вывезти перегной на поля, потому что дорожники дали два погрузчика К-700, да мой погрузчик. Работа продвигалась хорошо, почти очистили фермы Центрального от навоза, вдруг откуда ни возьмись, он, а я как раз отъехал куда-то. Мой зоотехник увидел его и помчался искать меня, а дежурный на водокачке потом рассказал мне. Оказывается, тракторист моего погрузчика выпил, его разморило, и он пристроился спать в тени трактора. Сначала он будил его словами, потом стал трясти за плечо, тракторист вначале мирно мигал, а когда надоело, ударил его по пальцам и крикнул: «Иди ты на х.. ишак ё..». Он взбеленился и начал орать как недорезанный поросёнок, даже с двух других погрузчиков, высунувшись в окно, заглушив двигатели, трактористы развлекались, слушая его крики. Когда я подъехал, он пинал навоз и доказывал дежурному на водокачке, что на поля вывозится не перегной, а камни и кирпичи. Всем было забавно и дежурному и трактористам, кроме меня, когда он уже обвинил меня, чуть не во вредительстве, вывозя камни и кирпич на поля, я не выдержал, сказал, что «умный человек в говне копаться не будет», потому что он то и дело ковырял навоз носком своей обуви и уехал. Как он утром орал по матюкальнику, извините, по рации на весь район. Может быть и это донесли в обком, но через полгода его не стало, все эти полгода он демонстративно меня не замечал, совхоз постоянно по всем показателям занимал первое место, но переходящее Красное Знамя получали другие. С вами стало работать легко, но где гарантия, что вы и дальше будете работать? Мы слышали, что вас в обком заберут.
- Одна баба на базаре сказала?
- Может быть. Извините, Николай Михалыч, но при всём моём уважении к вам, я не согласен.
XXIV.
Первое сентября очень заметный день в году. Озабочено в этот день не менее половины населения страны, вторая половина, смотря на первую с грустью, с тоской, с благоговением, кидается в воспоминания. Улицы оживают, появляются как подснежники кучки девчат в белых фартучках с белыми бантами на головах, появляются пацаны в тёмно-синей униформе, они не идут так чинно и солидно разговаривая, как девчата, то бегут наперегонки, то принимаются бороться, но, вспомнив, что в школьной форме, перестают. Совсем чинно идут учителя, в деревне учитель очень уважаемый человек, все с ними здороваются вежливо от мала до велика. Идут мамаши и папаши, держа за руки малышей, и идут первоклашки с великой радостью с чуть смущёнными родителями.
Настенька проснулась радостная, уже не валялась в кроватке, с самым серьёзным видом протопала в туалет, встав на стул, умылась, только зубы не почистила, нечем, страна никак не может наладить выпуск зубного порошка, при этом она беспрестанно щебетала. Рая, гладя школьные формы, с улыбкой наблюдала за дочкой, которая добротно прятала под кроватку свои куклы, игрушки, тряпочки, уходила ведь неведомо куда и не знала на сколько, надо прибрать хозяйство от лихих людей, сумку собрали ещё вечером.
- Мама, давай одеваться, опоздаем в школу. Петька, вставай, а то в школу опоздаем, мама, гладь быстрей. Папы тоже нет ещё, говори-ил все вместе пойдём.
Особенно она упиралась в разговоре на букву «р», потому что мать обратила на это особое внимание, мол, если не будешь выговаривать букву «р», тебя будут обзывать «картавой» и рано тебе в школу идти. Вот она и не забывала это ни на минуту, очень хотелось в школу. Наконец-то пришёл отец и, увидев спящего сына, сказал:
- Сынок, ты что, раздумал в школу идти, поедем тогда тюки разгружать.
- Ну, поехали. - Петя имел уже кое-какой опыт, знал, что за радостным первым сентября, потянутся серые школьные дни, где одна радость, побегать на переменке по коридору или по двору. Опустив ноги с кроватки, долго сидел в раздумьях. С отцом бы хорошо уехать, на тупике весело, он уже ездил и знает. По всему полотну железной дороги мужики разгружают вагоны, то и дело слышатся взрывы смеха. Особенно нравилось ему пить воду из кадушки с деревянной пробкой. Воду пили, всасывая через медную трубку. Холоднющая, сколько бы ни стояла на солнце, даже соседние мужики приходили пить, потому что у них вода в алюминиевом бидоне была уже тёплая. Попив, они материли собственное начальство, и уходили. Потом они заехали в товарную контору, где отец отдал тётеньке много денег, а за это она, радуясь, дала Пете одну конфетку.
- Сынок, чего сидишь-то, иди, умывайся, попьём чаю и пойдём все в школу.
- А папа тоже пойдёт?
- Ну, конечно, поэтому и отпросился с работы.
- Ур-ра! - вскрикнул Петя, - потом поедем на тупик.
- Потом все поедем к бабе с дедой. Они вам подарки приготовили.
- Ур-ра, - кричал Петька. Ул-ла, - кричала Настенька, от радости забыв про букву «р».
Толкачёвы всей семьёй пошли в школу, по всей деревне со всех концов к школе стекался народ. Возле школы уже было броуновское движение и гам птичьего базара. В сторонке стояли и, как всегда курили, мужики, у которых был выходной или отпросились. Покурив, они не бросали окурки, оглянувшись по сторонам и не увидев урны, они тушили о подошву окурки и клали в карман. Женщин было немного больше, поэтому собирались кучки, в основном, по возрастному признаку, даже кучка божьих одуванчиков стояла, вот им какой интерес, сидели бы дома, а нет, трутся, посмотреть охота. Учителя пытались построить свои классы, покрикивая на особо вертлявых. Трудно было им, вертлявых было много, поэтому строй то и дело рассыпался, а после окрика собирался вновь. Самыми послушными были первоклашки, с букетами цветов стояли неподвижно и только вертели головами, чтобы не пропустить какую-нибудь команду. Матери первоклашек стояли особой группой, недалеко от своих чад. Вид у них был гордый, первый этап пройден, их дети становились школьниками, и за эти десять лет выяснится, кто есть кто, поэтому к гордости добавлялась тревога. Тревога дополнение к одному основному инстинкту - чувству самосохранения. Без тревоги живёт дурак, а бывают дураки, которых постоянно преследует тревога. Тревога появляется с появлением сознания. Ушла мама на кухню, малыш тревожится, начинает плакать. В школе основная тревога за невыученный урок. Дальше - больше. Тревога за здоровье родных, работу, даже за погоду. Но сегодня первое сентября, все тревоги отошли на задний план. Впереди радость общения. Правда, небольшая тревога за то, с кем посадят за одну парту. А дальше пойдёт приём в октябрята, пионерские сборы, комсомольские собрания, опять тревога, примут в комсомол или нет. В октябрята принимают всех, в пионеры тоже, в комсомол тоже, только хулиганов предупреждают, а потом прорабатывают на комсомольских собраниях, а пока неизвестно, кто станет хулиганом, а кого изберут комсоргом. Пока он первоклашка, какие могут быть тревоги, он и дисциплину нарушать не умеет. Растёт ребёнок, растут тревоги и наконец родитель признаётся, что маленькое дитя - малые заботы, большое дитя - большие заботы.
- Слово предоставляется директору совхоза Грачёву Александру Васильевичу - объявила директор школы.
Грачёв поздравил учеников с наступлением нового учебного года, пообещал выделить школе колёсный трактор МТЗ для учебных целей и огородить школу новым металлическим забором. Все радостно хлопали, особенно не жалела ладони директор школы. И влюблено смотрела на завуча-географичку, жену Грачёва. Баб не обманешь, они-то точно знали, что была бы жена у Грачёва медиком, огородили бы новым металлическим забором совхозную больницу, вот они и зашушукались, улыбаясь. Не проведёшь их! Десятиклассницы спели песню «Пусть всегда будет солнце», аккомпанировал им Паша Ткачёв в очках, с толстенными стёклами, поэтому зрачки его были совсем малюсенькие. Детей развели по классам, мамаши первоклашек тоже зашли в школу, остальная толпа, спускаясь по широкой лестнице, расходилась по домам. Женя думал, ждать или нет Раю, обратил внимание, как спускались вниз бабки-одуванчики одна за другой, крепко держась за перила, они медленно нащупывали ступеньку, как купающийся нащупывает пальцами ног температуру воды. Парторг спустился со школьной лестницы и подошёл к Жене.
- Ну, проводил дочку в школу?
- Проводил, Алексей, дитё радуется, утром проснулась со мной вместе и всё щебетала про школу, объясняла мне, как надо вести себя в школе, видимо мать научила.
- Петрович, вопрос к тебе, почему не вступаешь в партию?
- Лёш, ты бы этот вопрос задал бы эдак лет через десять.
- Почему через десять?
- Потому что мне будет сорок два года. Созрею. Скажи, почему ты не задал этот вопрос пять лет назад? Когда кончался комсомольский возраст, ты уже работал у нас, с наставлениями пытался лезть ко мне. Учил, как нужно говорить с людьми. Помнишь? Помнишь, не пожимай плечами. Я послал тебя без свидетелей, когда ты надоел мне, потому что мне надо работать, а не с тобой дебаты устраивать. Не хитри. Я же тебя насквозь вижу, скажи лучше, кто дал задание поговорить на эту тему. Интересно просто. А зачем мне в партию вступать? Чтобы ты имел возможность лишний раз посношать меня на партсобрании? Нет. Я уже большенький и понимаю, что мне надо, а что ни к чему. Так вот, тебе партия нужна, потому как предоставила тебе должность, а мне не нужна, потому как должность получил за свои способности инженера. Лёша, расскажи мне ещё один секрет, как тебе удаётся уговорить моих молодых трактористов вступать в парию и какой тебе прок от этого? Заметил, вступают как раз те, кто тупей, чем три члена вместе связанных. Для количества?
- Ну да. Есть негласное указание пополнять партию рабочим клас¬сом, молодыми.
- Я-то не рабочий класс и уже не молодой.
- Летаев спросил, почету ты не коммунист. Наверно хотел тебя выдвигать куда-нибудь.
- Согласен с тобой. У нас же только коммунист может руководить, только мне это ни к чему. Люди умные смеяться будут, скажут поздненько пришло коммунистическое сознание и вообще это дурь. В армии у нас один сержант вступал в партию, и ты знаешь, какой вопрос ему задали?
- Какой?
- В каком году родился Мао-цзе-дун? Тогда мы ещё были братья с китайцами. Ну, вот на хрена ему знать год рождения этого Мао, он кто, Иисус Христос, что ли? Или сержант вступал в компартию Китая? Лёня, не обижайся, ну представь себе, штудирую я устав и программу партии, бегаю, собираю рекомендации, первую рекомендацию попрошу у своего сварного, алкоголика Кулагина, а вторую у главного ветврача, пообещаю им поставить бутылку водки. За бутылку они меня не только рекомендуют в партию, даже в Политбюро, по пьяне, начнут уговаривать.
- Ладно, Петрович, понял я тебя и согласен, пойдём лучше ко мне, бутылка дома стоит, для тебя Рита сразу выставит.
- Пойдём, Алексей, чем хернёй заниматься, лучше пойдем, вмажем. Праздник, первое сентября, а если Летаев ещё спросит, скажи, что несознательный я, не дозрел, лет через десять дозрею. Всё равно когда-то этому придёт конец. Вот ты сам веришь в коммунизм?
- Нет, конечно. Что-то туманное, но сказать этого не могу, надо детишек растить. А ты думаешь Брежнев верит?
- Не до конца, но ему окружение создало такие условия жизни, что и поверишь. Докладывают только о повышении благосостояния народа, о трудовых рекордах, достигнутых, прежде всего, сознанием построения коммунистического общества. Комфортно старику, страна семимильными шагами идёт к коммунизму, награды сыпаться, как из рога изобилия, чем не жизнь. Вот у них в Политбюро полный коммунизм каждому по потребностям, а способностей никаких и не надо. Всё приготовят шакалы, крутящиеся вокруг стола Генсека. Ну, будет и на нашей улице праздник, - Женя перешёл на шутливый тон и, обняв низкорослого парторга за плечи, продолжал - тебя из нашей деревни мы первого повесим, и заметь, вешать тебя будут твои же коммунисты, переметнувшиеся к нам, потом повесим и их, как сделали коммунисты. Сначала пригласили офицеров и специалистов, а когда укрепились во власти, взяли и перевешали их. Лёха, а в Новочеркасске правда было восстание? Вы же как-то узнаёте о происках капитализма из закрытых писем ЦК.
- Было, но тебе рассказывать не буду, тебе никакого доверия. Отщепенец.
- Лёха, а если я вольюсь в славные ряды членов компартии?
- Пошёл ты Петя. При Рите не болтай, не смотри, что баба, тоже противоидейная, как и ты
- Лёха, никогда в мире мыслящий человек за идею ничего не делал, если только он не того, не чокнутый, не псих. Всё делается для славы, для власти, для хлеба с маслом.
- А Ленин?
- Если я начну говорить про этого импотента, ты на меня драться полезешь. Сегодня у дочки радостный день, а я приду домой с побитой мордой. Хорошо хоть был импотентом, да детей не было, а то сейчас уже четвёртое поколение, развелось бы их. Тут идейных потомков не перевешать, работы нам предстоит, сколько вас миллионов?
- Пятнадцать. Всех не перевешаете.
- Тебя мы оставим для музея. Вон Рита открывает калитку. Молчим. Здравствуйте, Маргарита Васильевна, - чуть поклонился Женя.
- Здравствуйте, Евгений Петрович, - с такой же интонацией и поклоном ответила она. - Заходите, пожалуйста! - шире открывая калитку, пригласила она.
Женю удивило обилие цветов за закрытым забором «Жлоб, один любуется», подумал он.
- Проходите в дом, не разувайтесь, сегодня выходной, всё равно буду делать уборку. Как это надумали к нам в гости? Говорю Лёшке, дружить надо с Толкачевым, умный мужик, да и Рая у него очень хорошая женщина. Связался с Петьковым, больше никуда и не ходим.
- Правильно, поближе к складу. Лёху не проведёшь.
- Да он пару гвоздей у соседей не попросит, меня посылает. Одним словом - Коммуняка, - и пошла на кухню.
- Не вижу полных собраний сочинений Ленина и Сталина, -- строго прошептал Женя.
- Жень, хватит. Видишь же, - также шёпотом ответил парторг. - Вот надоели споры, - провёл ребром ладони по шее.
- Молчу, давай лучше о бабах говорить, - на ухо прошептал Женя. Почему-то появилось игривое настроение, может потому, что парторг нормальный человек, а поведение его при людях напускное.
- Давай, обоих из дома выгонит.
- Что вы здесь шепчетесь? - Рая несла поднос с водкой и закусками. - Лёша, открывай бутылку, разливай, отметим первое сентября.
- А у вас пацаны в каком классе?
- Старший в седьмом, младший в третьем.
- Про младшего знаю, с моим сыном учится. Сегодня дочка пошла в первый класс.
- Вот послушай меня, Евгений Петрович, говорю мужу, давай купим машину, мой отец пять тысяч даёт, всю жизнь собирал для меня. Боится.
- Кого ты боишься, Алексей?
- Как кого? Вон, участковый, купил с рук «Запорожец», так уже две проверки было, ОБХСС и народного контроля.
- А за сколько он купил?
- За полторы тысячи. У знакомого инвалида.
- Две коровы сдал, вот тебе и полторы тысячи.
- Ну допустим за две коровы полторы тысячи не выручишь, с трёх ещё можно, а ещё докопались, почему без очереди.
- Так машина старая, с рук, - возмутилась Рита.
- Нет, нет, Маргарита Васильевна, сейчас очередь одна, хочешь продать машину, преимущественное право на покупку получает очередник, если уж все откажутся, тогда, пожалуйста.
- Дурдом. Ни продать, ни купить, - качая головой, тоскливо прого-ворила Рита.
- Я бы Алексей, на твоём месте, пошёл бы к Летаеву, объяснил бы, что тесть даёт деньги, которые всю жизнь копил для дочери, нужна машина «Жигули». Надо поехать в райком и бегаю к завгару, выпрашиваю свободную машину. Ездил бы на своей, пусть только бензин дают. Я не думаю, что кто-то рискнёт проверять тебя, если указание даст сам Летаев.
- Вот видишь, вот правильно! - вытянула обе руки вперёд Рита, уставившись на парторга. - И что ты всего боишься? Да плевать мне на твою партию, перед которой надо только дрожать, баб только умеешь по спинке гладить, разговаривает-то, как будто в любви объясняется, будто целовать собрался.
- Маргарита Васильевна, тут вы не правы, он же хочет, чтобы было душевно, а если бы он орал, то это уже не парторг. Люди обращаются к нему с самыми животрепещущими вопросами, вот Алексей и старается отнестись душевно, как и положено замполиту.
- Вот и я душевно прошу его, как замполита, пусть сходит к Тара¬сову. Папа деньги даёт, а он видишь ли стесняется, гладить руки бабам не стесняется, а собственных денег стесняется. - Рита, пользуясь присутствием Жени, решила добить нерешительного мужа.
- Лёха, давай завтра поедем в район, и ты зайди к Летаеву, жену приплети, скажи, житья не даёт. Деньги карман прожигают, да и машина нужна для разъездов. Тебе не хватает-то всего шестьсот рублей на новую «Жучку», давай я займу. Мне до машины ещё, как до Китая пешком, успеешь отдать.
- Ладно, поедем, - согласился парторг, разливая остатки по стака¬нам. У Риты поднялось настроение, она спросила, не хотят ли ещё бутылочку, но Женя отказался.
Хлопнула входная дверь, и раздался нетерпеливый голос: - Алексей Антоныч дома? Поймала сволочугу. Кобель партейный. Рита, где Алексей Антонович?
Парторг вышел в прихожую, где стояла с обрезком дюймовой трубы Полина Докшина. Увидев его, она опять затараторила короткими фразами.
- Алексей Антоныч! Поймала своего кобеля. Сволочуга, стоит, целуется с этой шваброй Столбовихой, подол ей задирает. Срочно надо выгнать его с бригадиров. Ещё партейный. А эта тварь, швабра вонючая, ещё обняла его за шею.
- Подожди, Полина. Не торопись. Расскажи толком, кто кого целует?
- Ходила я в школу, а у меня телёнок в группе больной. Сейчас же как, сдох телёнок, сразу же телятнице приписали. Думаю, дай схожу, утром не ел, молочка дам, может поест. Смотрю, мой кобель со Столбовихой оглядываются вокруг и заходят в котельную молоканки, ну я подобрала эту трубу и подкралась потихоньку. Смеются, шепчутся, я и ворвалась. Хотела эту трубу ей туда засунуть, мой опешил кобелина и я его по башке трубой, а та под чан, как мышь и сбегла. Побегла я её догонять, думаю обязательно засуну трубу, а она как сквозь землю провалилась. Думаю, добью эту сволочь паскудную, захожу, а его уже нет, только кепка в крови валяется. Надо выгонять эту партейную сволочь, в пастухи его, пусть на поле коров целует. Ах ты, кобелина. Со мной он старый уже, а тут, сволота, не старый.
- Полина успокойся, Полина. На ближайшем собрании мы обязательно поднимем этот вопрос и накажем его по партийной линии, а вот с работой пусть решает директор, это не в моей компетенции.
- Так мне, что, ещё к директору идти? - беря на изготовку трубу, спросила Полина.
- Можешь не ходить, я сам доложу ему о недостойном поведении бригадира, ты лучше найди его, а то может где кровью исходит.
- Пусть исходит, кобелина, пусть его Столбовиха ищет.
- Если его найдёт Столбовиха, то он будет Столбовихин, -- улыбаясь сказал парторг, - найди лучше сама, всякое бывает, не кипятись.
- Ну, кобелина, попадись только мне в руки, а этой сучке засуну трубу, лишь бы поймать, - и рассыпая угрозы ушла, при этом покачивая трубой вверх-вниз, как бы пробуя её боевые качества.
- Вот так, Евгений Петрович, иногда и ночью тарабанят.
- Ко мне тоже иногда подходят жаловаться, хотя я тут ни с какого бока не подхожу. В сельсовет надо бежать, там советская власть, пусть они и разбираются. Я, пожалуй, пойду, спасибо за угощение, - и пожав парторгу руку, вышел.
Может быть и правда, русскому человеку, чтобы лучше понять друг друга надо распить бутылку. Сколько лет Женя считал Свиридова надутым индюком, а он, оказывается, неумело выпячивал партийную власть, как его учили в совпартшколе и райкоме, а человек он, оказывается, скромный и даже стеснительный. Ему стало жалко парторга и он решил завтра обязательно везти его в район, по дороге разбудить в нём злость, а зачем без дела лежать халявным деньгам.
XXV.
Директор разговаривал по межгороду с Кировом. - Кто отстал?... Щеглов, Давыдов. Хрен с ними. Их никто не заставлял. Выедет он. Ты его знаешь, он не любит тянуть, - при этом выразительно посмотрел на Толкачёва, - Конечно Сергей. Приедет Петрович, порешает. Нет, не отказывайся. Продавать будем. Ну, будь здоров, - положил трубку на аппарат, оглядел всех сидящих и, задержав взгляд на Толкачёве, спросил, - Понял кто звонил?
Женя понимающе развёл руками.
- Смена в Киров доехала. Есть потери, Щеглов и Давыдов в Свердловске отстали от поезда. Курдюков деньги выдаёт по прибытии, поэтому неизвестно, с деньгами они отстали или без, в любом случае их никто не заставлял. Спрашивает, отправлять сенокосную технику домой или нет. Одним словом, надо выезжать, Петрович, те же вопросы и во Владимире. Кто-то, из отставших от поезда, был в командировке?
- Щеглов был, - Женя ободряюще посмотрел на директора. -- Да не беспокойтесь Александр Васильич. Этот чёрт без гроша до луны доедет, а тут до Кирова. Вы не знаете историю с ходовыми ремнями?
- Нет, - улыбаясь, сказал Грачёв, предвкушая какую-то афёру.
- Повёз он снабженца в резинотехнический склад. Сидит, ждёт, когда тот выпишет товар. Ходит по территории начальник, а там навалена куча ходовых ремней.
«Чьи ремни» -- спросил начальник у сопровождавших. «Мои», - ответил Щеглов, улыбаясь.
« Какого хрена разбросал, грузи и духу твоего чтобы не было». Загрузил он ремни, получили две бочки карбиду и уехали. По дороге он затребовал у снабженца литру за ремни, у того денег не было. Щеглов выгрузил их дома и выменял у меня новый газоновский двигатель, а его двигатель мы поставили на водовозку Не пропадёт он.
- А сколько было ремней? - спросил директор.
- Около сорока.
- Вот беда-то кладовщику.
- Кладовщику? Беда? Да за один присест распишет по хозяйствам, никто и не вякнет.
- Когда, Петрович, выедешь? - спросил директор.
- В понедельник рано утром, завтра с Антонычем поедем ему за «Жигулями».
- А где получать?
- В Челябинске.
- Ну, что же. Езжайте.
На СТО - станцию техобслуживания - приехали рано, Алексей показал чек об оплате денег в райпотребсоюзе, со слесарем пошли выбирать машину. Стоял ряд новеньких «Жигулей».
- Не бери чёрный цвет, пыль заметно сильно, лучше что-нибудь серенькое.
Но сереньких не было. Стояли три золотистого цвета, очень красивые, приглянулись парторгу.
- Вот этот, - показал рукой Алексей
- Занята, - не глядя на мужиков, устало ответил слесарь.
- На пузырь дадим, не волнуйся, - тихо сказал Женя.
Слесарь порылся в сумке, вытащил ключи зажигания и подавая , сказал: - Проверяйте комплектность, комплектовочная ведомость в бардачке, - и ушёл. Появился минут через пять с шустрым малым, который, подойдя к Жене, сказал: - Давай на пузырь. А вам не надо?
Шустрый, вытирая ладони об штаны, готовился взять деньги в руки. Алексей передал Жене десять рублей и слесарь заметил.
- Рано ещё до одиннадцати, поэтому пузырь пять рублей. Пойдёт? --спросил шустрый, - а то сдачу принесу
- Ладно, неси бутылку, - ответил Женя. Шустрый убежал, но через пять минут вернулся и вручил Жене бутылку водки.
- В шкафу стояла, а не в магазине, - заметил догадливый Коля Сальников, перебирая ключи по списку.
«Жигули» не УАЗ, приятно было рулить, окна открыты, шуршат только шины, двигатель слышен чуть-чуть и только стрелки приборов указывали, что двигатель работает. Доехали бы до совхоза часа на полтора-два раньше, да УАЗ не оставишь одного, обидно будет ему. После района остановились, распили бутылку за пять рублей и, уже не останавливаясь, приехали домой. Сбежалась улица, Рита хлопотала возле машины, готовая сейчас же смыть пыль, чтобы ярче заблестело золото.
- А как цвет называется, золотой?
- Нет. Золотое руно.
- Рита, обмыть надо. Ходить не будет, слышь, - говорили женщины. Соседки.
-Обмоем. Куда торопиться. Дайте хоть отдохнуть мужикам. Не шутка, пятьсот километров отмахали. Евгений Петрович, Коля, проходите, наверно проголодались?
Когда мужики зашли в дом, бабы начали строить догадки, откуда у парторга деньги на машину, работа так себе, не прибыльная, был бы завскладом или завмагом, другое дело, а тут с его зарплатой, даже с директорской нет возможности купить. Все сомнения развеяла Рита одним махом.
- Бабоньки, не ломайте голову, деньги на машину дал мой отец.
Все почти облегчённо вздохнули, но тут же с не меньшей интригой
моментально настиг толпу следующий вопрос: кто у неё отец и откуда у него столько денег, аж на «Жигули» хватило. На этот вопрос не могла ответить и сама Рита, поэтому, позавидовав, толпа разошлась, каждая сожалея, что у её отца нет столько денег.
В Киров выехали ещё затемно, в шесть утра. Был конец сентября, последние дни постоянно шли никчёмные дожди, что кулаками махать после драки. Дожди совсем не никчёмные, земля потрескалась так, что даже мыши не могли перескочить через трещины, поэтому, направляясь по своим мышиным делам куда-нибудь, и встретив на пути трещину, они начинали метаться туда сюда, пытаясь найти мостик какой-либо. Дождь сейчас нужен, после такой жестокой засухи, должен лить месяц не переставая, кроме того, дождь должен быть мелкий, моросящий. Вот ливень - никчёмный дождь. Ручьями сбежит в реки, реки в моря и океаны, а люди и земля опять останутся ни с чем. По утрам было зябко и Коля включил печку, в салоне УАЗа стало уютней, сквозь моросящий дождь попадались только километровые столбы, да редкие деревца, с давно опавшими листьями.
Вдруг Женя вспомнил своих далёких предков-казаков, пришедших сюда двести лет назад и не для того, чтобы закабалять коренное население, а совсем наоборот. Вольные сыны степей - казахи и башкирские джигиты, хоть и говорили на одном языке, но никак не могли мирно сосуществовать. Землю они не пахали, от безделья разные лихие мысли посещают бритые головы в малахаях, казахам казалось, что у башкир больше красивых лошадей и женщин, джигиты вихрем налетали ночью на юрты башкир, угоняли лошадей, уводили красивых девушек. Башкиры не лыком шиты, проделывали то же самое. Много слухов доходило до царя о распрях инородцев и, наконец, он принял меры: по всей границе соприкосновения с кочевниками он повелел строить казачьи станицы «дабы пресекать междоусобицу инородцев в пределах Российской империи». Казаки двинулись сюда с жёнами, детьми, скотом и главное, оружием. Построили станицы и набеги прекратились. Казаки обжились, обзавелись кунаками с обеих враждующих сторон, стали обрабатывать землю, переняли это и башкиры. Станицы отстояли друг от друга не менее пятидесяти вёрст, а между ними только временные пикеты. Дошло до кочевников, что казаки хорошие кунаки, да только отстоят друг от друга далеко, перескочить через казачью линию горстка джигитов, пограбить и вернуться обратно, было делом нескольких часов, а потом радушно улыбаясь, встречают казаков, сочувственно цокают языком и качают головами, мол, не видели, не знаем, пасём свои стада, в это время в какой-нибудь ложбине пасся косяк, угнанных лошадей. Надоело это императору, и повелел он строить вторую линию казачьих станиц, отстоящую от старой линии на пятьдесят-сто вёрст. За ночь не проскочишь сто вёрст и не вернёшься обратно, набеги прекратились, а казаки так и остались охранять рубежи России, не меняя своих обычаев, обрядов и воинских обязанностей. Большевики поставили казачество вне закона, но люди помнили свои вековые обычаи и, когда Женя отбил Раю у муженька-пьяницы, отец сказал ему: - Казаки выпороли бы тебя за это, сняв штаны. - и с сожалением добавил: - Эх, нет теперь казаков.
Начался рассвет, а вместе с тем над речкой клубился туман. Коля еле двигался, ориентируясь по перилам моста, а когда перила кончились, на дороге стояла корова и мирно пережёвывала жвачку. Коля сигналил, но корова ни с места, даже ухом не вела.
- Б..., хоть вылазь отгонять, - бурчал Коля.
Наконец корова лениво сделала несколько шагов, уступила дорогу и машина поехала дальше. Туман немного рассеялся, встретилось на дороге всё стадо, которое тоже не спешило уступать дорогу. Женя решил размяться, вылез из машины и, подняв прутик, пошёл впереди, разгоняя коров. Опять посеял мелкий дождь, загнав Женю в машину. «Целый день будем переваливать Урал по такой погоде» -- думал он. - «И дни намного короче». До Кирова они добрались на третьи сутки. Сергей встретил их в общежитии и доложил:
-За последние три дня отправили десять вагонов, теперь будем скирдовать солому, скоро пойдёт снег, в копнах её и не найдём. Надо отправить сенокосную технику домой. Старую бригаду отправил позавчера.
-А Щеглов и Давыдов?
-Приехали через два дня.
В это время, как раз, в комнату Губайдуллина заглянул Щеглов, увидев Толкачёва, сначала осёкся, поздоровался, хотел закрыть дверь, но Женя сказал:
-Щегол заходи, заходи. Ну, и как вы отстали от поезда?
-Мы, Петрович, хотели на станции жратвы купить, думали в Свердловске будет полчаса стоять, а когда вернулись, поезда уже не было.
-Ну и как добирались? Деньги были?
-Деньги были, но с деньгами и дурак доберётся. Сели на следующий поезд Целиноград-Минск. Давыд прикинулся целиноградцем, он в армии там служил, знает город, и обещал жениться на одной проводнице, даже запой сделали.
- А водку что, проводницы продают?
- Так у нас же была водка.
- Вы же за жратвой ходили?
- На сдачу взяли водки, - все засмеялись.
- Что хотел? - спросил Сергей у него.
- Маратыч, можно мне завтра техуход сделать, а то масло аж чёрное.
- Не можно, а нужно,- сказал Женя и, обращаясь к Губайдуллину, - пусть сделает техуход.
- Петрович, будем им отдавать шефский МТЗ?
- Будем.
-Тогда мы навешиваем на него стогомёт, чтобы потом не снимать. Их стогомёт - уточнил Сергей, увидев, как вопросительно посмотрел на него Петрович.
-Завтра заказываем вагоны под технику? Сколько вагонов?
-Два вагона. Можно было пока не отправлять, а раз техника не работает, занесёт снегом, ищи потом.
-Правильно мыслишь. Сам-то в комнате спишь? - С улыбкой спросил Женя.
-Всякое бывает. Если сильно устану или не в настроении, падаю здесь.
-А она не обижается?
-Нет, на берегу договорились.
-А сегодня в настроении?
- Сегодня, да.
- Тогда я переночую в твоей комнате.
- Как хотите, если больше негде.
Женя не ответил на намёк, но увидеть Глашу очень хотелось, как у неё дела, как справляется с хозяйством в интересном положении. Одна. Впрочем, как справлялись одни наши матери с непосильным мужским трудом во время войны? Плохо, что нет здесь у неё родственников.
- Женя, Женечка, родненький, думала больше не увижу, - обнимая, говорила Глаша. Глаза у неё заблестели, и, когда она их закрыла, выкатилась слеза и потекла вниз по щеке.
- Глаша, что с тобой, почему ты плачешь?
- Я не плачу, Женечка, родной, это от радости слеза выкатилась. Всё хорошо, Женя, просто ты долго не приезжал, вот я и подумала, что твои дела здесь закончились, поэтому больше не приедешь, - улыбнулась, опустила взгляд на живот, провела по чуть выпирающему животу ладонью. - Вот видишь? - и, спохватившись. - Вот я дурёха. Проходи, раздевайся. Кушать будешь?
- Спасибо, в столовой до отвала наелся, потом лучше чай попьём, рассказывай, как проводила гостей.
- Хорошо проводила, неделю они жили, уехали на юг, ребятишек на солнышке погреть. Бедные дети, круглый год в курточках. Снохе рассказала перед отъездом про беременность, а она, дурочка, в ту же ночь передала брату. Он радовался, хотел ещё на день остаться, да я их проводила. Как-то неудобно мне перед братом. Мне всё кажется он маленький и ничего про это не должен знать.
- А сказала, кто отец?
- Сказала, только он сказал, смеясь, что могла бы и не говорить, всё меня несмышлёнышем считаешь. Передавал большой привет перед отъездом.
- Ну, вот видишь, как всё хорошо. Глаша, зачем тебе корова, меня это волнует, через месяц тебе уже противопоказано носить полное ведро воды, а корову надо поить, это три-четыре ведра, тюки весят больше двадцати килограмм, подумай о малыше.
- Я думаю, только куда я дену её?
- Продай.
- А кто купит?
- Скажи завтра бабам, к вечеру придут покупатели.
- Правда?
- Вот посмотришь. Я подожду, пока продашь, если не продашь, Чарушин купит в совхоз, это я тебе обещаю.
- Договорились. Завтра же старушкам скажу.
- Молишься во имя Отца и Сына и Святого Духа? - посмотрев на уголок с иконкой, спросил Женя.
- Молюсь, - горделиво ответила Глаша, - сегодня при тебе буду молиться. Своими словами. Спрашивала у бабушек про молитвы, никто ничего не знает, народ оболванился, да и что с них взять, путной жизни у них никогда не было, всю жизнь выживали, как говорят они, чтобы не подохнуть с голоду.
- Молитвами делу не поможешь, работать надо лучше и жизнь пойдёт веселей, - возразил Женя.
- Не скажи, дорогой мой. Сейчас Бога все забыли, каждый думает, как бы украсть, ворованное пропить, как говорится, не боятся никого -¬ни Бога, ни чёрта, - кроме начальства. Не знаю, Женя, что будет дальше, но мне немного страшно за моего малыша.
- Всё будет хорошо, молись и давай спать.
- А как же чай?
- Чай утром попьём. Я соскучился по тебе.
Женя заметил, не только он задумывается, почему мы так живём. Сегодня сотни тысяч тонн груза перекачивается с Севера, с Дальнего Востока, с Западной Сибири, где не было засухи, на Урал, Южное Поволжье, Казахстан. Надо спасать животноводство, можно было пустить поголовье под нож, но правительство знает, что восстановить поголовье, нужны десятилетия. Ситуация чрезвычайная, любое правительство пошло бы на такой шаг, главное то, что Политбюро держит под контролем этот вопрос. У нас на любой инстанции незримо присутствует третий, при любом разговоре твой собеседник может оказаться тем третьим, и дальше с тобой будут разговаривать осторожней, лучше в шутливом тоне, потому что бесятся те, кто посылает третьего и лучше с тобой вообще не разговаривать. Беситесь, это ваше дело, вам нужно, во что бы то ни стало, удержать власть, строить утопию, в которую не поверит ни один благоразумный человек «Каждому по потребностям, с каждого по способности». От этого лозунга прямо кружится голова. В Японии провели социологический опрос. Неизвестно, какие вопросы задавались, но выяснилось, что шестнадцать процентов населения в стране лучше не допускать к работе. Своей работой они наносят только вред, то ли перерасходом материала, то ли энергоносителей, то ли мешая другим работникам, но выгоднее их лучше содержать за счёт общества, не допуская к труду. Это в Японии, где общество считает работу божьим даром, а у нас, где работу считают божьим наказанием, сколько процентов надо содержать? Это про способность, при нашей слабости к алкоголю, получая по потребности, через некоторое время у всех пропадёт способность не только что -то производить, а и говорить вразумительно. Как узнать лимит потребностей? В этом вопросе среди божьих тварей человек занимает последнее место, хоть и является единственной разумной тварью. Волк, зарезав овцу, наестся, накормит потомство и никого не тронет, пока опять не проголодается. Белка делает на зиму припасы, инстинктивно чувствуя, какое количество съестных припасов потребуется на эту зиму, и лишнее не будет заготавливать. А человек? Тут он непредсказуем, тащить будет домой по-чёрному. Пусть лучше сгниёт, протухнет, скиснет - выбросить недолго, одежды нахватать, чтобы на всю жизнь хватило и всегда стоит вопрос, а кто его знает, что будет завтра? Вдруг перестанут давать по потребностям? А кто будет удовлетворять эти потребности? Допустим, тракторист, в своё удовольствие ремонтирует трактор, за месяц его фуфайка превращается в маслянистую кучу тряпья, так как потребность в чистой фуфайке, он выбрасывает старую и одевает чистую, новую, всё равно бесплатно. На сотню трактористов фуфайки шьёт одна швея. По способностям она в своё удовольствие может сшить полфуфайки за день, за два дня фуфайку, за месяц - пятнадцать фуфаек, а сто фуфаек выкинули в мусор. Может помогут нам африканские братья, которые тоже хотят построить у себя коммунизм, за что им отгружают зерно, купленное в Канаде, оружие, изготовленное в Ижевске по способностям, самолёты, изготовленные на Украине, трактора, изготовленные в Белоруссии. На что только не пойдёшь для расширения соцлагеря, смешно, конечно, представить, как негритос в набедренной повязке изучает основы марксизма-ленинизма, набирается ума, которого у нас уже через край. Интересно, какой идиот предложил этот лозунг, да ничего интересного, таких лозунгов у нас пруд пруди «Ленин и теперь живее всех живых», «Народ и партия - едины». Кстати, в конце 1961 года Хрущёв ввёл в столовых бесплатный хлеб. Большие тарелки с горкой нарезанного хлеба стояли на каждом столе, лафа была студентам, приходили в столовую покупали за две копейки стакан чаю. Уплетали хлеб за обе щеки, чуть-чуть прихлёбывая чай, а в конце вываливали остаток хлеба в сумку и уходили. Не только студенты, а жители близлежащих домов, тоже перестали покупать хлеб в магазине, а ходили с сумками в столовую, поэтому через три-четыре месяца этот эксперимент по проверке потребностей советских людей, молча, прикрыли. И ни гу-гу, как-то стеснялись об этом вспоминать. Женя сам был участником этих событий, учась в институте.
- Женя, ну давай чаю попьём вместе, - жалобно попросила Рая.
- Ну, давай, - таким же тоном ответил Женя.
- Мать у меня чаёвница была, когда я еще училась в медицинском, бывало, приеду на каникулы, даже в клуб не ходила, отец рано ложился спать, а мы сидим с мамой и чаёвничаем. Мама рассказывает, я слушаю. Всё-таки, какую трудную жизнь они прожили, вспомнишь, волосы дыбом встают, а остались хорошими людьми без злобы, без зависти, готовые помочь в горе, в беде, - совсем тихим голосом закончила Г лаша.
- Да, неважная доля была у поколения наших родителей. Мои предки - казаки, а казаки любили почаёвничать, они же всю жизнь соприкасались с азиатчиной, где чай, первый напиток. У нас какой первый напиток, квас. Даже поговорка была такая «Напьётся квасу, всю ночь нету спасу», а теперь такая «Напьётся солнцедару, наестся луку и ни слуху и ни духу».
Глаша, смеясь, сказала: - Не вздумай пить «солнцедар» и так дождаться не могу. - Женя, когда мой ребёнок станет взрослым, я расскажу ему всё, что есть у него родные брат и сестра, пусть сам решает, встречаться с ними или нет. Расскажу, когда сама уже стану ветхой.
- Лет через тридцать и я своим расскажу, тогда какой с меня спрос, да и Рая воспримет это со смешком, потому что к этому времени с меня толку не будет, если раньше ей не расскажут ваши девки, например Мишкина Надька.
- Да ну, она ещё совсем глупышка, рада только своему счастью.
- Обабится, обвыкнет в деревне и как-нибудь по случаю ляпнет, мол, жил Петрович у Глаши и как раз в этот период она непорочно забеременела.
- Ну, если так, - смеялась она, - и с Владимира ваши парни привезут
жён.
- Да, Коля привезёт свою весовщицу, Жадан тоже свою подругу, но им рассказать будет нечего. Перед тобой я чист.
- Да, какое я имею право ревновать тебя. Такие права есть только у Раи. Повезло бабе.
Хлопнула калитка. Рая с Женей переглянулись, кто бы это мог быть, не шевелясь, ждали, на крыльце горела лампочка, дверь не заперта, с чего это соскакивать и бежать навстречу, хозяйка дома с квартирантом мирно беседуют, попивая чай. В сенях послышался женский приглушённый смех и постучав, в приоткрытую дверь просунулась голова Маратыча, -¬можно войти?
- Проходите, Сергей Маратыч. Добро пожаловать. Заходите, Ольга Владимировна.
- Здравствуйте, - с поклоном поздоровался с Глашей Сергей. - Говорят, незваный гость, хуже татарина, но так как я уже татарин, хуже некуда. Решил вот с шефом выпить, а то уедет завтра, - обращаясь к Глаше, сказал Сергей.
- И не думал уезжать, выгоняет Глафира Петровна, видите? - обращаясь к Глаше, сказал Женя.
Сергей поставил на стол бутылку водки.
- Присаживайтесь, Сергей Маратыч, Ольга Владимировна, не стесняйтесь. Молодцы, что запросто пришли, а то нам скучно.
Стеснялась одна Ольга, Серёга не очень, потому что попросил рюмки, открывая бутылку.
- Вот привёл Ольгу к вам, потому что не верит, что у нас двухэтажная школа, рядом двухэтажный интернат, совхозная больница, дом культуры, универмаг, колбасный цех, парикмахерская, ателье.
- Всё верно, истинная правда, Ольга Владимировна. Мать Сергея, Анна Лукинична, учительница тоже. Старейшая. На центральном детский сад на четыре группы. Узел связи, телеграф, сберкасса - это на заметку революционерам. - Все посмеялись шутке.
- Вот. А ты не веришь, - укорил Серёга Ольгу.
- А что, Евгений Петрович, такой большой посёлок?
- Шестьсот с лишним дворов, около двух тысяч жителей, второй по величине после райцентра. Раньше она была казачьей станицей, да целина добавила жителей. Раньше, когда была станица, говорят, управлялись двое: атаман и писарь-казначей, а теперь начальства человек полста.
- А церковь есть у вас? - спросила Г лаша.
- Есть. Склад стройматериалов теперь. Хорошо, вокруг площадь, всё видно, никто не ворует стройматериалы.
Ольга стеснительно посмеивалась шуткам Жени. Глаша принесла три рюмки, закуску и присела.
- А вам? - удивлённо спросил Сергей.
- Я принимаю лекарство. Спиртное нейтрализует его действие, - с серьёзным видом объяснила Г лаша.
- Тогда ладно. Нам больше достанется, - сказал Сергей, разливая водку.
- Ольга Владимировна, какой предмет преподаёте?
- Физику.
- Мой самый уважаемый предмет. Жизнь стоит на физических законах, основой всех наук, которые мы с Серёгой изучали в институте, является физика. Фундаментальная наука. Интересная. Я не понимаю школьных сочинений. Сочинять. Сочинить можно рассказ какой-нибудь. А что я могу сочинить, по роману «Война и мир»? Можно написать критическую статью, оценивая действие того или иного героя романа, но это опять не сочинение, а критика. Как только пройдёшь Пушкина, пиши сочинение, да после Пушкина, что можно сочинить своим корявым языком, мне кажется, никто не понимает, чего хотят добиться. Лучше сочини рассказ о фронтовиках, о какой-то профессии, про которую знаешь, да так позорят учителя учеников за то, что нет у них писательского дара, мол, какой-то детский лепет написал, а заставь её написать рассказ о своём классе, получится такой же детский лепет. Не заставляют же по физике открывать ещё физические законы, что можно открыть, открыли, а в литературе пиши сочинение на тему «Война и мир» или «Евгений Онегин» и все тут. Можно обсуждать того или иного героя, любить или нет его, но почему мнение ученика должно совпадать с мнением учителя, чтобы получить хорошую оценку. Можно было бы попробовать написать, как ты думаешь, да давно стереотип написан каким-нибудь учёным мужем, втолкован этой же литераторше в институте, а теперь она, как попка, пытается втолковать это всему классу, не терпя никаких возражений. Дурдом. Теперь не переделаешь, если герой положительный по нашей идеологии, будь добр, придерживайся этого мнения, иначе двойка, а если будешь молоть, что Павел Корчагин у Островского дурак, каких свет не видывал, то и из комсомола могут вытурить, потому что это крамола. А разве не дурак? Младенец понимает, что во время бурана бесполезно чистить снег, очищая железнодорожные пути, а он без шапки, в рваных башмаках героически чистит, пока не падает без сознания. Прок от его героизма? Никакого. Дорога всё равно не очищена, сам надолго выбывает из строя. Но сочинение нужно писать, восхищаться Павкиным героизмом, иначе пара обеспечена и неуспеваемость за то, что умничал, тот же результат, что и у Павки Корчагина.
- Как вы рассуждаете интересно, - воскликнула Ольга.
- Это потому, что вы физик, попался бы литератор, думала бы про меня, как я про Павку Корчагина.
- А зачем идеологам так восхвалять Корчагина?
- Затем, что до начала шестидесятых годов всё население страны, исключая больших начальников и партийцев, вкалывали также босые и голодные. Дурак - проявляя героизм, умный для того, чтобы выжить. Инстинкт любой твари на земле - выжить в этом жестоком мире, а в нашей стране основной народ не живёт, а выживает. Когда это кончится, одному Богу известно,
При этих словах Глаша покосилась на Женю: «Правильно она сделала, обратилась к Богу. Боженька, помоги ему тоже, заморенный он, дай ему сил дойти до тебя».
- Сильно нас замуштровали. Бюрократы и чиновники сейчас уже чувствуют себя барами по отношению к населению страны. Они вершители судеб, что хочу, то и ворочу. Все мы со временем привыкаем к этому, примиряемся, хоть и противно самому, но принимаем их правила. Бороться с ними бесполезно, это уже оправдание самого себя, самое большое, что ты можешь сделать, это дуться на бюрократа и не разговаривать с ним, только ему плевать на твоё настроение. Но всё-таки находятся люди, которые говорят правду, обвиняя компартию и созданную ею бюрократию. Если эту правду скажу я, ты или Глаша, сначала подозрительно посмотрят и если симптомы будут продолжаться, быстренько упрячут в дурдом. Ну как тебя не упрятать в дурдом, если ты не видишь очевидного, партия круглые сутки бьётся, чтобы устроить тебе в будущем райскую жизнь, а ты, как баран, упёрся в какую-то правду.
Совсем другое дело, те два мужика: Синявский и другой, забыл уже его фамилию, ну про которых мы читали в газете. Их так просто не упрячешь, может быть в начале и прятали, да весь мир про них узнал, теперь нельзя прятать, у нас же свобода слова. И вообще, кто-то сказал «Человек - это звучит гордо».
- Евгений Петрович! Это написал Горький - создатель советского классицизма, великий писатель.
- Во! - Женя поднял вверх указательный палец. - Этот буревестник революции умел неплохо пристроиться. До революции проживал на райском островке Родос. Когда в стране всё успокоилось, вернулся, стал пролетарским писателем, стал учить других, как надо жить. Написал «Буревестника», а так как надо идеологически оправдать свои действия, коммунисты быстренько поставили себя в один ряд с этой птицей «гордо реющей и предсказывающую бурю» то бишь, революцию. Невдомёк им, как утверждают орнитологи, гвалт перед бурей поднимают трусливые птицы, тревожась перед приближающейся бурей, степенные гагары сидят спокойно. Понравилась птичка, именем назвали колхозы, совхозы, предприятия, плевать, что она трусливая, сам Горький сказал, что он «гордо реет». Бедные ученики пишут сочинения про самую трусливую птицу, литераторши исправно ставят «тройки с натяжкой» потому, что тот или иной обормот, доучившийся до десятого класса, не умеет полностью раскрыть образ этой революционной птицы. Максим Горький по количеству названных его именем совхозов, уступал только Сталину, а после и вовсе перебрался на первое место.
- Интересно с вами разговаривать, ну пойдём, Серёжа, бутылку свою выпили, людям спать надо.
- Пошли, - согласился Сергей , дремавший под монотонный голос своего шефа.
- Хорошая пара, - утвердила Глаша, разбирая постель.
ХХУ1
В Москве остановились возле первой большой буквы «М», что означало, здесь находится станция метро, это Женя запомнил, когда ещё их гидом был Грачёв. Припарковались возле двух «Москвичей», уткнувшихся носом в сквер. Возле кругленького «Москвича» ноль второго, крутились с очень довольными физиономиями толстая баба с высохшим мужичком. Они уторкивали в багажник авоськи с колбасой, цитрусами, другими фруктами, при этом каждый держал в руке отломанную палочку «Краковской» и самодовольно жевал.
- Давайте спросим у этих, где мы находимся.
- Коля, заруби себе на носу, москвичи так запросто по Москве не болтаются, а эти ротозеи знают не больше нас с тобой. Они приехали запастись провизией, видишь, какие у них довольные морды, они дело сделали, теперь довольные поедут домой, накормить свою сопливую пацанву. Пошли в метро, там всё написано, только не забывай, что вокруг такие же, как и мы. Москвич в метро читает книгу, не зевает по сторонам, он давно уже всё видел и ему это не интересно.
Коля совсем растерялся в метро, не успев вовремя шагнуть с эскалатора, чуть не упал, и Жене пришлось придерживать его двумя пальцами за рукав.
- Коля, если ты не закроешь рот, то я отойду от тебя, чтобы люди не подумали, что я знаком с тобой.
Коля послушно закрыл рот и стал вместе с Женей изучать схему станций метро. Вышли наугад, всё равно в Москве полным-полно магазинов, ещё возле «Москвича» у них потекли слюнки при виде толстой бабы и высохшего мужика с кусками «Краковской» в руке, купили баранку «Краковской» и, стесняясь, есть на улице, зашли в сквер, уселись на лавочке, разломив, стали жевать колбасу. Напротив, на лавке, сидел индус с книжкой в руке, в белой чалме и наглухо застёгнутом кителе, как у Сталина. Белый воротник и белые рукава сильней оттеняли чёрную кожу индуса. Коля уставился на него, даже медленней стал жевать, как будто потерял аппетит. Не набрал ещё обороты жевания, как в сквер зашла улыбающаяся белокурая девушка, под ручку её держал совсем чёрный негр с побелевшими губами и белозубой улыбкой. На голове была шапка мелко вьющихся волос, к удивлению Коли они тихо разговаривали, каждый в руке держал по книге, он даже прижимал её к себе и шептал что-то на ухо. Присев возле индуса, они бессовестно обнимались, не обращая внимания на окружающих.
- Она что, сучка, не могла найти нормального мужика? - возмутился Коля, совсем перестав жевать.
- Почему не могла? Могла. Видать негр голубых кровей, вот и ухватилась за него. А ты что, первый раз видишь негра?
- В первый раз, где я мог их видеть?
- Да у нас, в Магнитогорске они есть.
- В Магнитогорске был, но негров не видел и в Челябинске не видел.
- В Челябинск их не пускают, закрытый город
- Неужели ей не противно? Губы белые и толстые, как у бегемота. Фу, падла.
- Любовь зла, полюбишь и козла. При необходимости выйдет замуж за этого негра, станет какой-нибудь принцессой. За тебя, что ли, выходить, за матершинника? Вон сидит индус, он сын какого-нибудь раджи, а те девушки, -- мимо проходили две узкоглазые, стильно одетые дамы, - наверно дочки секретарей ЦК Китая. В общем, находимся мы возле института Дружбы народов. Дружба народов только для высокопоставленных лиц, уверен, нет тут ни одного бедуина, пастуха. Слышал, как разбился самолёт над Африкой? Так вот, после катастрофы, живы остались трое: немец, англичанин и русский. «Этого сейчас съедим. - указывая на немца, сказал вождь племени, этого в обед, указывая на англичанина, а этого, задумался вождь, - отпустите». Возмущённые дикари закричали: «Да ты что, вождь, отпускать отличный ужин?». «Мы с ним учились вместе в институте Дружбы народов».
- Откуда негры узнают про этот институт? - спросил Коля, дожёвывая свой кусок «Краковской».
- Эти негры из стран, куда мы гоним бесплатно пшеницу и чтобы уверить нас, что стремятся к построению коммунизма, посылают богатых детишек к нам, учиться. Ну что, червячка заморили, пойдём, что ты хотел посмотреть?
- Я хочу ехать домой, что здесь смотреть, после негров, разве только в зоопарк, посмотреть их живность.
- Мне, грт, некогда брат, в кошки-мышки играть, мне вон надо доить бегемота. В речке ждёт крокодил, со вчера не поил. И удав отощал чаво-то? - продекламировал Женя Высоцкого. - Правильно, Коля, поехали домой, запасёмся «Краковской», апельсинами, парой бутылок водки, в дороге пригодится.
Когда выехали из Москвы, напряжение у Коли спало и, удобнее устраиваясь на сиденье, нажал на газ, обгоняя изредка попадавшие попутно ЗИЛы, ГАЗоны и «Эмки». Иногда их обгоняли «Волги», «Жигули» и «Москвичи» с которыми Коля пытался соревноваться в скорости, выжимая из мотора всё, на что он был способен. Мотор был способен на девяносто километров в час, с сильным попутным ветром даже на сто. Когда пересел за руль Петрович, возле Рузаевки их остановили на посту ГАИ. Сбоку стоял жёлтый мотоцикл с коляской. Похлопывая жезлом по ладони в крагах, сержант подошёл к машине.
Навстречу, доставая из внутреннего кармана документы, вылез из машины Женя.
- Куда путь держим?
- В Челябинскую область.
- Ни хрена себе, а откуда?
- Из Владимира.
- О-о-о! Дорога длинная. Бензину надо много. Вот нам на дежурство дают десять литров, а этот драндулет жрёт бензин по чёрному. У вас не будет талончика литров на десять?
- Сколько надо литров, сержант, не стесняйся?
Сержант наоборот сильно застеснялся и произнёс:
- Если не жалко, литров двадцать.
- Держи пятьдесят. Гостиницы нет у вас? Устали уже.
- Откуда у нас гостиница. Сроду нет. Мы сами-то постоянно в поисках, где бы пожрать в обед. Чаем могу напоить, а ночевать в вагончике нельзя, вечером надо ключ от вагончика передать сменщику.
- А чай горячий?
- Сейчас вскипятим. - Сержант осторожно сунул в стеклянную литровую банку кипятильник - два безопасных лезвия, разделённых спичками, через пару минут закипело и сержант бросил туда чайную ложку заварки.
Чай пили молча, за сутки первый раз, шумно втягивая в себя кипяток.
- Сержант, сколько тебе платят? - спросил Женя.
- Семьдесят рублей, - дуя на чай, ответил он.
- Совсем ваши оборзели, разве бывает такая зарплата?
- Бывает, ещё премия рублей двадцать, форма.
- Что, Коля, поедем или покемарим?
- Поедем, Петрович, всё ближе к дому. Спасибо сержанту, напоил чаем, сейчас котельные начали работать, можно попроситься, а то в машине холодно. Быстро остывает. На малых оборотах нельзя, кольца залягут.
- Как пить дать, залягут, - согласился Женя.
Как и задумывал Коля, впереди дымила котельная на окраине посёлка, впереди светился огромный город _ Куйбышев, но в городе трудней найти ночлег. Подъехали к котельной, потный мужик как раз переворачивал ёмкость со шлаком на подвесном монорельсе. Женя подошёл к кочегару и спросил:
- Земляк, не пустишь нас скоротать ночь в тепле? Издалека едем.
- А куда едете? Куйбышев всего тридцать км.
- Да нет, мы едем в Челябинск.
- Фюить, - присвистнул удивленно мужик, утирая шапкой редень¬кие волосёнки, - куда вас занесло, ну, загоняйте машину, - стал открывать вторую воротину.
Коля въехал в помещение котельной, прижал машину к стене, чтобы не мешала кочегару с его монорельсой. Закрыли ворота, и сразу в помещении сделалось уютней, холодный ветер не свистел в ушах, только в соседней комнате гудели центробежные насосы. Зашли в операторскую, так называлась застеклённая комната с видом на котлы. Кочегар по штату был не кочегар, а оператор котельной, также как и доярка - оператор машинного доения. Все мечтали о полной механизации, но сидеть за пультом управления никак не получалось. Строили котельную под газовое топливо, газ не подвели и теперь оператор кочегарил, шуруя в топке длинной кочергой.
- Сегодня утром передали штормовое предупреждение, как бы не пришлось второй котёл запускать, ветер уже сильный. Из-за школы топим, в основном и из-за садика. А куда ездили? - вдруг сменил тему Анатолий-кочегар.
- Во Владимир. Солому там заготавливаем. Слышал про засуху у
нас?
- Ну, как же, по телеку говорили. Плохо вам. Может чаю попьёте?
- Попьём. Чай это хорошо, только вначале перекусим. Ты с нами сто грамм выпьешь?
- Ну, нельзя у нас гостей обижать. Придётся выпить, куда деваться, - хитро улыбнулся Анатолий.
После второй рюмки он заговорил и по его рассказу Петрович понял, что везде в совхозах жизнь заставляет заводить одинаковые порядки. Зимой котельная самый ответственный участок, поэтому кочегарами работают самые серьёзные и надёжные механизаторы. Им очень нравится железнодорожный график работы: день отработал, сутки дома, ночь отработал - двое суток дома. После проведённого лета без выходных и проходных, от зари до зари, для них наступал рай, это по их понятиям, хоть работы были не из лёгких, то в жаре, возле котла, то на морозе со шлаком.
- А мне так работать вообще лафа, потому что я нынче с бабой разбежался, так за скотиной всегда присмотришь и сваришь жратвы.
- А зачем разбежались?
- Сучка, снюхалась с командированным шофёром, обеды будто они механизаторам развозили по полям. Я как узнал, с ходу дал ей поджопник. Ещё спрашивает, ты не жалеешь, что я от тебя ушла? Я говорю, а зачем мне его, идиота, жалеть, я его и не знаю, пусть теперь он жалеет. Если баба слаба на передок, то это до старости.
- А детей нету у вас?
- Дочка есть, умница, - гордо ответил Анатолий, - закончила в Москве институт, с района одна только смогла поступить. Закончила, вышла замуж, жду внучка, может, внучку, мне всё равно кто будет, лишь бы здоровье было у неё и, как мать, умницей была.
- Что творится на улице-е-е! - сказал выходивший из котельной Коля. - Буран настоящий.
Гудевшие насосы заглушали свист ветра на улице. Женя, встревожась, накинул куртку и пошёл посмотреть на улицу. В открытую дверь устремились тысячи снежинок, но, отталкиваемые выходящим из котельной тёплым воздухом, кружились перед лицом, залетали за шиворот, он даже забыл, что бывает столько снега, и, удивляясь, смотрел на фонарь, висевший перед входом, всё новые волны снега, гонимые сильным ветром, кружились вокруг фонаря и уносились дальше. Огни большого города не светились, их заслонила плотная пелена снега, которая как бы радуясь столь долгожданной встрече с землёй, с людьми, стремглав уносилась дальше, уступая место новым порциям снега. Это был буран. Если к утру не успокоится, им придётся куковать в этой котельной. Наутро сверху перестал идти и, только выехав на трассу с затишья посёлка, увидели, что снег, гонимый ветром, дугой изгибаясь, перелетал через трассу и мчался дальше. Иногда встречались заносы. УАЗик, легко разбивая свежий снег, мчался дальше, некомфортабельная, но хорошо проходимая машина. Ехали на пониженной скорости, так как при встрече с заносом необходим запас крутящего момента, теория вождения по бездорожью. Ближе к городу стала появляться дорожная техника, очищая трассу. Больше года не видел бегущего по трассе автогрейдера. Хорошо бы наблюдать за этой долгожданной природной стихией, выглядывая из окна собственного дома, но они в пути, как ещё будет на перевале через Уральские горы?
Подъезжая к городу, поменялись местами, глаза устают быстро от бесконечного мельтешения дворников по ветровому стеклу.
Вся имеющаяся техника у дорожников в случае бурана в первую очередь направляется на трассу М-5 или «Московскую», как называют её местные жители на всём протяжении дороги Москва-Владивосток. В лесу позёмки нет, только верхушки сосен раскачиваются, напоминая о ветре. Снег успел укрыть лапник сосен, эта красота поднимала настроение, ну всё было, как и раньше: земля, укрытая снегом, деревья, с ветками, прогнувшимися от тяжести, из снега торчали былинки, кустики. «Как, интересно, живут без снега, никакого разнообразия, недавно передавали по радио или читал в журнале «Вокруг света», забыл уже, что в Индии выпал снег в столетие раз, температура опустилась до минус пяти градусов, так многие позамерзали до смерти, очень было много жертв. А нам хорошо-о-о! Дай Боженька снежную зиму, холодную не надо, а сильно снежную надо, чтобы весной земля-матушка напилась до отвала, уж тогда она не подведёт, отблагодарит тучными хлебами и сеном.
- Теплеет, - сказал Коля, прикрывая заслонку тёплого воздуха.
- Снег этот, по всей видимости, растает, но уже хорошо, сразу столько влаги. Видишь, как балда пригревает, но если ночью мороз, нам хана, не переедем перевал.
- Да-а-а. Были бы колёса шипованные, - мечтательно сказал Коля.
- «Волги» только шипованные могут быть у больших начальников.
- Да нет, видел я и «Жигули». На заднем стекле табличка «шипы». Зачем их приклеивают?
- Предупреждает сзади едущего, что может затормозить мгновенно, чтобы держал дистанцию. С шипами ездят только блатные, тут простые колёса не достать.
- Петрович, а почему у нас так, ничего невозможно достать, за границей, говорят, всего навалом, главная проблема у них - продать. Тётя Зина Истомина рассказывала, чего там только нет и всё без записи и очереди. Может, врёт?
- Не знаю. - Перевал не давал покоя Жене. - Грузовые машины, у кого есть цепи с собой, тоже переедут.
- С цепями переедут,- утвердил Коля.
Распогодилось. Ярко светило солнце, растопляя остатки снега на дороге, встречная машина закидывала на ветровое стекло снежную жижу. Если попадалась целая колонна машин, невольно приходилось снижать скорость, так как дворники не успевали чистить стёкла. Но как бы ни было, УАЗ продвигался вперёд.
- Будем ехать всю ночь, нас двое. Остановимся, если только заморозит, только надо вовремя меняться, чтобы не задремать за рулём. Имей в виду, Колян, это будет последний сон в жизни, так что, устал, признайся, нечего строить из себя героя.
- Петрович, надо бы пожевать.
- Пожевать остановись на какой-нибудь ровной площадке. За год полностью отвыкли от слякоти.
Выбрав ровную площадку, Коля остановился, выключил свет фар, оставив только горящие подфарники, и ушёл в кусты, справить малую нужду. УАЗик осветила подъехавшая сзади машина, тоже сразу потушившая свет фар. Из «Жигулей» вышел мужик и направился в их сторону, подошёл к водительской двери, открыв, поздоровался.
- Вот уже больше часа держимся за вами, как за мамкин подол. Далеко вы едете? Хотелось бы вместе держаться.
- Мы в Челябинск. А вы?
- Мы в Киргизию, город Кант, не знаете?
- Мы и Киргизию-то не знаем, - сказал Коля, забравшись на заднее сиденье и разворачивая свёртки, готовя походный ужин из хлеба и «Краковской».
- Вы ночевать здесь будете?
- Ночевать мы почему-то опасаемся, вдруг стукнет мороз и жди, когда дорожники посыпят трассу солью или раскидают песок. Вы один рулите?
- Один. Жена и сынишка десять лет. Какие из них рулевые?
- Тяжело одному рулить в такую погоду, впрочем, ведите семейку сюда, у нас машина вместительней, перекусим, чем Бог послал, посоветуемся, не стесняйтесь, мы такие же бедолаги, как и вы. Садись на своё место - обратился он к Коле - нельзя их оставлять, пацан с ними.-- Женя представил своего сына на заднем сиденье, уставшего от бесконечной дороги и сердце его сжалось. Увидев в зеркало идущую семейку, Женя вышел из машины, открыл заднюю дверь и, приглашая сесть, указал на заднее сиденье. Сначала забрался мальчуган, потом маленькая, хрупкая женщина с авоськой в руке и муж, державший в руке большой китайский термос.
- Я - Евгений, он - Николай, представился Женя, едем из Владимира, где прессуем солому, так как у нас засуха - коротко обрисовал ситуацию.
- Капитан Колесов, - по военной привычке начал мужик, но осёкся, исправился: - Владимир, жена Ирина, сын Владик, ездили в отпуск к отцу в Горьковскую область, вот, велел забрать машину, сам уж плохой совсем, еле переоформили по дарственной.
- Ну, что же, дорогой подарок. Нам, главное, перевалить Урал, дальше катись, как по сковородке, до самой вашей Киргизии. Вы там служите?
- Так точно, на авиабазе. До этого служил в Казахстане. Необъятная республика, от Балхаша до Караганды пятьсот километров и ни одного аула, зимой никто не рискует выезжать один, сбиваются в колонны и едут не менее пяти-шести машин, случись, что с машиной и верная смерть. Куда такие степи?
- У нас тоже хватает степей. - Женя почувствовал, что после приёма пищи, совсем расслабился, потянуло на сон, и он спросил. - Сколько часов за рулём сегодня, Владимир?
- С семи утра едем, останавливались только для естественных потребностей.
- Тогда принимаем такое решение, спим до первых лучей солнца, кто первый просыпается, будит остальных, и трогаемся в путь. Желание одно, а разум другое, с нами ребёнок. Утро всегда мудренее. По машинам, - шутливо скомандовал Женя, заулыбалась Ира, предчувствуя долгожданный отдых.
Проснулся первый Женя, разбудил всю экспедицию, и тронулись в путь, попив остатки чая киргизов. Проехали Златоуст, Миасс и к обеду были на развилке, где разделялась дорога на Казахстан и совхоз «Маяк», попрощались с попутчиками, проводили их, и только тогда Женя обратил внимание, что земля тут чуть-чуть влажная, в оврагах и кюветах, где обычно дольше всех держится снег, было пусто.
- Ни хрена у нас не было снега, - с сожалением сказал он Коле.
- Нет, Петрович, не было, - согласился Коля.
- Б...! Проклятое место. Скажи кому, как добирались по снегу, так не поверят, - сердито выругался Женя и, сев в машину, два часа до «Маяка» не произнёс ни слова, задумчиво вглядываясь в дорогу.
XXVI1
Неделю уже моросил мелкий дождь. По утрам, как будто прекращался ненадолго, после восхода солнца, разрываясь, серые тучи оголяли голубое небо. Подходила следующая серая партия облаков, небо темнело и опять начинался нудный моросящий дождь. Земля напиталась хорошо, на целую штыковую лопату, дальше Женя не проверял. Никто не досаждал из управления с графиками ремонтов.
- Тюки мокнут, люди мокнут, может приостановить отгрузку? - спросил Грачёв у агронома.
- Ни в коем случае, - возразил Женя, - здесь мужики греются под боком у баб, которые ночью им высушат всю одежонку на печке, а там одна труба на всю комнату из пяти человек, поставь обувь сушить, и труба занята.
- А что предлагаешь?
- Предлагаю развозить по дворам, всё равно потом выдавать с сеновала. В первую очередь обеспечить тех, кто в командировке, потом пенсионеров, а потом по алфавитному списку. Чтобы пресечь кумовство, посадить дополнительно на весовую ещё двух человек, одного из бухгалтерии, другого из числа пенсионеров.
-Правильно Евгений Петрович, так мы и сделаем. Иван Николаевич, выяснили, почему пала корова в группе Ерахтиной?
- Выяснили. Инородное тело.
- А раньше что не заметили, что скотина болеет?
- Заметили, прирезали, мясо увезли в заготконтору. Они всякое мясо принимают на колбасный цех.
- А что же тогда управляющий разоряется, говорит в тамбуре коровника валяется дохлая корова.
- На пенсию надо отправлять его, глухой, слепой, а всё туда, руководить. Корова уже зарезанная лежала, а мужики ушли в санпропускник погреться, а ему что, чем больше шуму наделает, значит, управ хорошо работает, всё видит и не допустит пропажи социалистической собственности. Старый пердун, - возмущался главврач. По всей видимости, он вчера хорошо перебрал, а сегодня, не имея возможности похмелиться, был в нехорошем настроении, крыл всех направо и налево.
- Все свободны, - сказал директор, - а ты, Петрович, останься.
Специалисты выходили из кабинета, доставая из карманов
сигареты, сейчас будут ещё долго толпиться в коридоре, согласовывая между собой те или иные вопросы.
- Петрович, Женя, не хочешь ли ты в партию? - улыбаясь, спросил Грачёв.
- Парторг настрополил? - вопросом ответил Женя. Я уже парторгу говорил, что перерос уже. В партию надо принимать, когда человек глуп.
А я в возрасте Христа уже, стыдно же, если спросят, почему до сих пор не вступал, что я должен ответить? - Женя внимательно смотрел на директора, чуть подавшись вперёд.
- Ну, не считал себя идеологически подготовленным, что-то в этом роде, - неуверенно сказал Грачёв
- Вот, когда парторг сформулирует все вопросы и ответы, тогда я подумаю. Васильич, -- первый раз назвал его только по отчеству, потому что шёл дружеский, доверительный разговор, - я не глупец, понимаю, откуда дует ветер.
- Ну-ну, откуда же?
- Ветер дует с самого райкома. Летаев убрал Мухина, временно исполняющий обязанности Задорожный ну никак не тянет на начальника управления, мякенький он, соглашатель. Летаев умный мужик, понимает, что теперь ему нужен авторитетный начальник управления, сильный хозяйственник, вот он и будет блатовать Вас туда. Остаётся лучший совхоз без головы, рискует он, замену надо, который нахватался ваших премудростей, а это я, козе понятно, вот он и дал задание парторгу. Правильно излагаю?
- Правильно излагаешь, Женя, молодец. Я тоже не горю желанием стать начальником управления, как говорят лучше быть кочкой на ровном месте, чем бугром в горах. Мне спокойней сидеть в совхозе, но прямо отказать Летаеву не могу. С моим характером я работаю только при Николай Михалыче, другому секретарю надо будет, чтобы я заглядывал ему в рот и ловил каждое его слово. Ты знаешь, я этого делать не могу и не буду, вот и думал подсобить ему в районе, а что ты не будешь вступать в партию, я тоже предполагал.
- Нет, Васильич, поймите меня правильно, ну люди будут смеяться надо мной, после первого партсобрания механизаторы будут смотреть с ухмылкой, я технарь, люблю копаться в технике, не люблю животноводство, потому что я там профан, не обижайтесь на меня.
- Да нет, Женя, какие могут быть обиды.
- Если бы не райком назначал, а люди избирали бы, я без слов согласился бы быть директором, знаете же, как было у казаков «Люб ли вам Сашка Грачёв?» а казаки хором отвечают «Люб, Сашка, люб», вот тогда можно с ними на труд и на бой.
- Согласен с тобой, Петрович, но мы с тобой до этого не доживём.
Зашёл парторг, приехавший из района, подал руку директору, а
затем Жене.
- С комприветом, - сказал Женя и пожал парторгу руку. Парторг посмотрел на юродивую улыбку Жени и всё понял, промолчал.
- Разнарядку дали на одну доярку, - глухо проговорил парторг, разглядывая свои ногти.
- Опять в партию? Рабочий класс собирают? - спросил Грачёв. - Лизу Шелудько, она им покажет, что такое рабочий класс, обматюкает с ног до головы, вспомнит стиральную машинку, что не ей досталась, заодно и Ивана своего прихватит, который «кажный месяц зазря плотить партвзносы», повеселит райком.
- Алексей, почему ты честно не признаешься, что никто не хочет в партию? Ну, на хрена бабе партия, ей особенно жалко партвзносы. Если бы партия увеличивала бы надои от коровы, все бы ринулись.
- Вам легко говорить «никто не хочет». Обвинят меня же в слабой партийно-политической пропаганде, левизне, кривизне и в любой другой х... - махнул рукой и отвернулся к портрету Ленина, висевшему на стене за спинкой кресла директора.
- Вот-вот, посоветуйся с Ильичём. Спрашиваю у дочки «Ильича знаешь?» «Знаю» - говорит. « Кто он такой?» «Он лампочку придумал» - гордо ответила она.
- Иди, Петрович, куда хотел, - сказал Грачёв. - Сейчас уже поругаетесь, знаю я ваш тандем.
- Ухожу, ухожу, Васильич. Только мы с Антонычем лучшие друзья, когда ругаемся, только тешимся. Правда, Лёха?
Парторг даже бровью не повёл, видно надоело ему стоять горой за партию.
Женя лежал на диване, закинув руки за голову. Во дворе делать нечего, постоянно моросит нудный дождь. Вот пойди он вовремя, не было бы этих проблем. Что там делают мужики в командировке, основная беда - негде обсушиться. Не догадаются мужики освободить одну комнату, устроить там сушилку, установить какой-нибудь электрокозёл, видел, кажется, такой в диспетчерской гаража. Время шесть вечера, Грачёв в конторе, разница во времени два часа, как раз там начнётся разнарядка, если заказать по срочному, то можно переговорить и с Губайдуллиным и с Чудайкиным.
Женя вскочил, стал надевать брезентовый дождевик.
- Куда это, Петрович, на ночь глядя? - спросила Лидуся, как всегда пришедшая к Рае почаёвничать.
- По бабам, Лидуся, куда же идут на ночь глядя.
- Я ещё со скотиной не управлялась, - сказала Рая.
- Сейчас приду, сам управлюсь - и поспешно вышел.
- Чего тебе дома не сидится в такую погоду? - встретил его Грачёв.
- Александр Васильич, надо заказать переговоры с Владимиром и Кировом, - рассказал свои мысли о сушилке и вытащил сигареты, решив закурить.
- Дай-ка одну, - попросил Грачёв, вытягивая два пальца, как держат сигарету.
- Что, не вынесла душа поэта? - спросил Женя.
- Нет. С нашей работой только бросать курить, каждый день масса проблем. - Стал заказывать переговоры.
- Слушай, Жень, неужели они сами не догадаются?
- Нет, потому что оба живут не в общаге, у баб.
- И Коля тоже? - удивился Грачёв. - Сергей ясно, язык, как ботало подвешенный, а Коля же скромняга.
- Зато Татьяна у него с подвешенным языком, это хорошо, вот я, например, не имею проблем с домашним хозяйством.
- Раиса у тебя молодец, с такой женой вверх надо стремиться. Не подведёт никогда.
- Мы делаем главное дело, воспитываем детей.
- Тогда нужно увеличивать поголовье, двое мало.
- Васильич, этот вопрос решён месяца два назад, решили подгадать на летний период. Вас возьмём в кумовья. Как говорит Летаев, разведём кумовство.
Раздался длинный звонок, Грачёв сорвал трубку и сразу передал Жене.
- Аллё... Николай Иваныч?... Здравствуйте... А где Сергей?... Хотел, чтобы в одной комнате устроили сушилку. Молодец. Ну, значит, вы молодец. Передо мной сидит - и передал трубку Грачёву.
- Молодец Сергей, устроил сушилку без подсказки. - Грачёв говорил долго с Чарушиным, пока их опять не потревожила телефонистка, с требованием заканчивать разговор, так как подоспел Владимир. На этот раз, вошедший во вкус Грачёв, не передал трубку Жене, переговорил сам и тоже долго беседовал со Стяжкиным, материли начальство, говорили про урожай, сколько намолотили на круг, затронули тему встречи на высшем уровне и сопутствующие им темы пьянства и баб. Телефонистка больше не беспокоила, деньги ваши, говорите хоть до утра, пока линия свободна. Женя стал просматривать газеты, которые лежали на столе. Пленумы, речи на целый газетный лист, статьи об успехах и достижениях, ничего путного и Женя отложил газету. Взял другую, то же самое, только в Америке задержали наркомана с наркотиком ЛСД, пытавшегося приучить к этому зелью подростков. Хорошо, что у нас об этом никто и понятия не имеет. У них, ясное дело, капиталист тебя нещадно эксплуатирует, от горя и потянет к наркотикам.
- Стяжкин Виктор Николаич, в гости зовёт. Вот к Чарушину я бы поехал, лесу много у них, под маркой соломы заказать вагоны, привезти бы вагонов десять, жили бы кум королю. Хочешь - руби срубы, хочешь - распускай на доски. Только у нас за такую самодеятельность могут выгнать с работы, а того хуже - посадить.
- Чего хорошего, а это запросто, - согласился Женя. - Черноборка сделала пристрой к МТМ хозспособом, без сметы и согласования с ОКС райисполкома, Гайворонцева чуть не посадили за расхищение совхозных средств, как будто Геннадий Прокопьич себе сарай построил. Правильно говорят: «Не буди лихо, пока оно тихо». Съездите к Чарушину, я побуду на хозяйстве, не за лесом, а так просто, посмотреть, развеяться.
- Нет, не до этого сейчас, сложная обстановка. Может быть, в благополучный год рискну за лесом, согласую с начальством.
- Только лафа с вагонами отпадёт тогда - закончил мечты Грачёва Женя.
- Точно. Я и забыл про это. Пошли по домам.
На улице крупными хлопьями тихо падал снег.
XXVII1
С начала декабря то и дело завывали бураны. Только закончится один буран, расчистят дороги, подъезды к коровникам, на сеновал, дороги до отделений и основную трассу в район до следующего совхоза, которую райисполком, чтобы снять с себя ответственность, перевёл во внутрихозяйственную. Своя рука - владыка. Постоит пару дней тихая, солнечная погода, давая передышку для расчистки дорог. На следующий день утречком начинает тихо падать снег, всё гуще и гуще, ветер как бы играя снежинками, сначала кружит лёгкими порывами, потом, как бы входя во вкус, начинает дуть сильней, стараясь забить снежинки в любую щель, где затишье, пропадает из видимости ближайший осиновый лесочек, потом ближние лесопосадки, эстакада на карьере, в дальнейшем, всё сливаясь в белую круговерть, загоняет всё живое в какое - либо укрытие. Голуби занимают все чердаки общественных зданий, обычно слуховые окна там бывают выбитые, вот почему все памятники бывают обсиженные, потому что их ставят перед сельсоветом, школой, конторой или клубом. Голубям не хочется далеко лететь, поэтому обсиживают все памятники и столбики и им всё равно кому памятник, Ленину или пионеру с горном. Воробьи от растерянности готовы залететь в любую открывающуюся дверь, страх отгоняет обратно. Корова или овечка будет идти по ветру, пока не упрётся в препятствие, только лошадь терпеливо ждёт окончания стихии, не поддаваясь панике, дремлет, повернувшись задом к ветру.
Человек, разумное существо, знает, что в буран надо найти укрытие, только не всегда оно есть. В степи слабый сдаётся, усталый присев отдохнуть, засыпает и замерзает. Опытный знает, что нужно идти по ветру, если даже устанешь, упадёшь, надо ползти до последнего, только сильный преодолевает стихию и остаётся жив, закон жизни - выживает сильнейший.
На разгрузке вагонов и укрытие есть, да не спрячешься, чёртов простой вагона не даёт уйти в затишье. Хорошо, если вагон прикрывает собой работающих, а если тучи снега летят в открытую дверь вагона? В этом случае тоже надо разгружать, и люди разгружают, борясь с обжигающим холодом и колючими снежинками. Работа идёт намного медленней, не слышно разговоров и шуток, но работа идёт, вагон опустошается. Все грузчики кидаются в затишье и тепло поджидающего автобуса. Трактора с сеном, включив свет фар, трогаются в путь, автобус, обгоняя их, уезжает вперёд, если в пути не встретит занос и не забуксует, а то будет ждать эти же трактора.
На погрузке вагонов всё так же, разве климат там помягче, уральский он уж особо резкоконтинентальный, для мужиков разница в том, что после погрузки вагонов он идёт в общагу и сам должен думать, как ему обсушиться и подготовиться к завтрашней погрузке, нет рядом матери или жены.
В командировке тяжелей, думал Женя, направляясь в район. Мысли перекинулись на Глашу, наверное живот уже вырос, хорошо, что избавилась от коровы. Почему он думает о ней, наверное, чувствует вину? Нет, совсем не виноват, она сказала, что он подарил ей счастье. Счастье материнства. Впереди у неё была беспросветная безнадёга, одиночество. Когда молод, одиночество ощущается не так остро, как в старости. В старости ещё добавляется чувство никчёмности прожитой жизни. Жил для того, чтобы есть и пить. Теперь у Глаши есть смысл жизни, смысл растить потомство. Нет, она благодарна ему, но это будет его тайной, никогда он не расскажет ни про Глашу, ни про ребёнка, иначе он предаст свою Раю, которая всю жизнь любит и поддерживает его
- Петрович, в управление или в сельхозтехнику? - спросил Коля, подъезжая к району.
- Давай в управление, - ответил Женя, про себя думая, что совсем разленился ездить за рулём, если бы какой-то другой специалист прихватил свободно болтающегося водителя, давно бы пристроил его слесарить. Надо освободить Колю, пусть занимается своим делом механика, Грачёв наверно давно замечает это, только молчит.
- Здорово, Женька, сколько лет, сколько зим - Илья Сальников тараторил так же, как когда-то в институте. Он учился на два года раньше, но как земляки, часто делили последний кусок хлеба. - Полгода тебя не видал.
- В командировке, Ильюха постоянно я, - закуривая, сказал Женя, - рассказывай, как ты выгнал с работы самого Мухина.
- Спасибо Грачёву твоему, научил, а то бы уже выжили оттуда. Как научил Грачёв, после приезда домой, вызываю главбуха в кабинет, заходит с такой кислой мордой, мол, как ты надоел. Говорю, пиши заявление на увольнение, морда у неё вытянулась, глазами захлопала, а потом оклемалась, посмотрела презрительно и заявила «пиши сам, завтра же с работы вылетишь». Вызвал всех остальных супостатов, те промолчали и ушли, вроде писать, но никто не написал, а все толпились возле кабинета главбуха. Пока она звонила сестре, сестра мужу, Мухину, пока Мухин не обматюкал свою бабу с сестрой вместе, только после этого все встали ко мне на приём в очередь. Первой зашла главбухша, падла, шмыгая носом, спрашивая, чем не угодила, но я рявкнул «где заявление?» и она убежала писать, остальные заходили с заявлениями, пытаясь в процессе беседы убедить, как они уважают меня, я с ними не разговаривал, отбирал заявления и выгонял. Наутро приехало районное начальство, повыгоняло председателя сельсовета и председателя рабкоопа, потом приехал и Мухин, наглая морда, как будто ничего не знает. Знаешь, зашёл такой простоватый дурачок и, усмехаясь, так по-свойски спрашивает: «Слышал, что-то разбушевался ты, думаю, дай-ка заеду, в «Партизан» поехал». Конечно, ни в какой «Партизан» он не ехал, а приехал ко мне. «Уволил материально-ответственных за утрату доверия, райком поддержал» - сказал я. Надо бы, говорит, самим решить, выгнал - правильно сделал, значит поделом, долго говорил, пока Летаев не позвонил, потребовал Чушку к телефону и после нескольких слов улетел в район, забыв сказать мне «до свидания», а что там было, я и не знаю. Женька, давай выпьем, выпить охота
- Сейчас, я схожу к Позднякову, пойдём в столовую и выпьем.
- Ладно друг, я пока в плановый, если раньше выйдешь, заглянешь в плановый отдел?
- Загляну.
- Толкачёв, я думал ты уже уволился, всю зиму не видать
- Да зима-то только началась, в командировке постоянно, Илья Михалыч, уже баба из дому гонит.
- Петрович, у нас не бабы, а супруги.
- Ага, у тракториста - баба, у инженера - супруга. Так что ли?
- Ершистый ты, как и директор твой. Что хотел?
- Давно не был. Соскучился по вам. А что, нельзя приехать?
- Можно, - устало ответил пенсионер. - Как у тебя с техникой?
- Нормально, Илья Михалыч. Лишь бы погода позволила, к следующей посевной готовы, так как не было предыдущей.
- Это хорошо, я почему тебе позволяю иногда уросить, потому что у тебя всегда стандартная ситуация, как и должно быть.
- Плохо это, Илья Михалыч.
- Это почему?
- Потому что, если бы все так думали, мы до сих пор бегали бы с дубинками. Общество движется в своём развитии вперёд, если только хоть один думает нестандартно. Хорошо, если это правитель, а если низы думают нестандартно, то бишь как правителю не хочется, вот тогда и наступает революционная ситуация: низы не хотят, а верхи не могут.
- Толкачёв! Женя! Хватит разводить антимонию, скажи лучше, не поможешь мне с сенцом?
- С сенцом Илья Михалыч никак, при всём моём уважении к Вам, верхи не хотят, а низы не могут. Грачёв бережёт на период отёла, а вот с соломой ячмённой можно подумать. Илья Михалыч, ничуть не хуже сена. Вы обещали АТУ-А ещё прошлый год? Или утром деньги, вечером стулья? Шучу, завтра организую.
- Хороший ты мужик, Петрович, вот язык бы тебе укоротить.
- Это да! Хорошо хоть живу в советскую эпоху, а то вон, Жора Брунов в средние века, ляпнул, не подумав, его раз и в костёр. Пойду я, Илья Михалыч, интеллекты разные у нас, у вас - супруга, у меня - баба.
- Давай, давай, - махнул рукой Поздняков.
Другому давно бы он сказал: « Не паясничай» или « Не городи херню», а вот Женю терпел, потому что только на «Маяке» можно было собрать областное совещание инженеров, если этого требовало областное управление. Женя понимал, что это «показуха», только не виноват в этом Поздняков, он та же пешка, как и он сам, поэтому готовился, как требовал Поздняков.
- Ты где болтаешься, директор уже звонил, искал тебя? Ещё пьяный приехал, разит как из пивной бочки, - напала на него Рая. - Ой, бессовестный, вдруг сейчас директор позвонит. Сказать, что ещё не приехал?
- Зачем? Раз звонит, значит нужен. Сейчас сам позвоню.
- Ты же пьяный, вдруг вызовет.
- Никакой я не пьяный, выпили, с Ильёй встретился, помнишь, десять лет назад у Карги тамадой был на свадьбе?
- Не помню. Не звони, уже вечер. Утром успеешь.
- Слушаюсь, баба, - и рассказал про встречу с Ильёй и Поздняковым.
- Доводишь старика, он же нормальный, мне всё равно баба я или супруга, лишь бы ты любил меня.
- Жёнушка, дай я тебя поцелую вместо слов, а то сейчас Лидуся припрётся. - И как в воду глядел, в сенях затопали, сбивая снег с валенок, и ввалилась она...
- Опять буран начинается, что ты будешь делать, только утром откопала собачью будку, к утру наверно занесёт. Рая, вот пирог с яблоками спекла, правда низ подгорел немного, давай чай попьём - покосилась на обувь Жени - Петрович дома?
- Дома. Садись, сейчас вскипит чай.
- Командировошные приехали, Мишка Ерёма себе жену привёз, Мотька от радости задрав штаны бегает, в магазине без очереди полезла, толком сноху ещё и не разглядела, а уже красавица, прямо царевна.
- Ну что же дождалась, Мишка-то уже лет пять как с армии, а всё не женился, любая бы радовалась. Жень, айда чай пить с пирогом.
Женя вошёл на кухню, поздоровался с Лидусей и сказал: - Вот Грачёв наверно и искал меня, чтобы привезти командировочных. Он же без меня, как без сиськи младенец.
- Петрович, а ты не видел Мишкину невесту? - заговорщицким тоном спросила Лидуся.
- Видеть не видел, но ребята говорили симпатичная. Бабка её приходила ко мне, узнать про Михаила и чтобы не обманул девку. Интересная бабка - и тут же закралась мысль, а что, если она говорливая, как её бабка, будет болтать про Глашу, что я жил у неё. Нет, Глаша не дура, чтобы демонстрировать свой живот перед всей деревней. Вот, если Серёга привезёт свою учиху, опасно, та всё понимает, её не проведёшь, а приедет она к нему после окончания учебного года, когда Глаша родит. Ладно, не стоит раньше времени переживать, будет день - будет пища. Может уговорить Серёгу остаться главным у Чарушина?
На утренней разнарядке директор «спустил Полкана» на энергетика совхоза.
- В садике у детей задницы к горшкам примерзают, а он профилактический осмотр. Я тебя самого посажу на этот горшок и заставлю сидеть пару часов. Надо же, восемнадцать градусов в детсаду, это здесь терпимо в валенках и полушубке. С сегодняшнего дня сиди ночь в котельной сам, раз не можешь заставить толком топить.
- Окна надо промазывать - тихо оправдывался энергетик.
- Окна промазанные как надо, нечего сваливать на окна, -- нападала зав.детсадом, приведшая в свидетели повара, так как воспитатели принимали детей. - Евгений Петрович, сходи с ним в котельную, разберись, накажи, кого надо, продумайте так, чтобы зарплата зависела от температуры садика. Петрович, зайдёшь потом ко мне, ещё есть вопросы.
Ругать энергетика Ваню Петрович не стал, от директора досталось, зато кочегары в котельной получили сполна.
- Вы, мудаки, здесь работаете или всю ночь в «тринку» играете, в садике восемнадцать градусов. Егор, твоя же внучка туда ходит, не жалко?
Мужики стояли потупившись. Хороший мужик Петрович, справедливый, но пальца в рот не клади. Никто не оправдывался. Ругался он долго и говорил-то сущую правду, как будто постоянно с ними кочегарил.
- Завдетсадом будет вести журнал, где утром и вечером будет записываться температура при Иване Александровиче - Женя показал пальцем на энергетика - если температура меньше двадцати двух градусов, смена полностью лишается премии, не проценты, а полностью. Приказ я напишу сейчас же. Всем понятно?
Мужики невнятно пробормотали...
- Тогда вперёд, пошли Иван Александрович, - выйдя на улицу, продолжил - сам не мог так поговорить? Давно бы написал сам такой приказ, разве директор не подписал бы?
Директор сразу подписал такой приказ и когда энергетик ушёл, прикурил сигарету, затянувшись, пустил дымок, одним словом, тянул время.
- Позвонили вчера из Кирова. Солома кончается, что будем делать?
- А сколько у нас на сеновале грубых кормов? Что-то возили-возили уже полгода, а данных я не вижу. Плохо работать, когда не знаешь результаты. Когда свой сенокос, трубим на весь район, а за две тыщи километров, молчок. Бухгалтерия чаи гоняет?
- Нет, Жень, данные есть, заготовили мы достаточно, до июня месяца хватит по рациону.
- Вот и всё. Надо сворачиваться, люди устали в командировке, выгадывать теперь нечего. Вернуть благополучно технику, теперь это главная задача. Я тоже устал мотаться, честно признаться, моим пацанам-инженерам нужно медали давать, да кто им даст. Не комбайнёры, не доярки.
Зашёл парторг с кипой бумаг, присел на краешек стула, потянулся к директорским сигаретам.
- Алексей Антоныч, надо переговорить в райкоме, может наградят особо выдающихся работников, всё же ситуация была экстремальная.
- Нет, отрицательно покачал головой Свиридов - для награждения медалями и орденами тоже приходит свыше разнарядка, где указаны желательные анкетные данные, да и дата нужна знаменательная. Снизу можно запросить только «За спасение утопающих» или « За отвагу на пожаре».
- Дурдом, - кратко охарактеризовал Женя.
- Не я это придумал, -- начал парторг, но перебил директор.
- Хватит, ваши классовые споры надоели мне. С чем пришёл? - посмотрел он на парторга.
- Вот желает в партию. Галя Лескова.
- Да ты что, Алексей, - с вытянувшимся лицом возразил директор. - Она же б... из б...
- А они коммунисты все, - вставил быстренько Женя.
- Иди, Алексей, выйдет Толкачёв, зайдёшь ты. С вами вместе ни до чего хорошего не договориться. Иди. Толкачёв сейчас выйдет.
Женя был в приподнятом настроении, улыбался рот до ушей. Вот анекдот. На всю деревню анекдот.
- Надо ехать в Киров, Владимир. Завершить дела - директор не смотрел в глаза Жене, перебирал бумаги.
- Надо, значит надо. Только раньше надо было, не успеем до Нового года, придётся встречать Новый год в пути или в общаге. Ладно, партия нас не забудет.
- На машине или на поезде поедешь? - с облегчением спросил директор.
- На машине, на поезде заблужусь, послезавтра выедем, я пошёл готовиться.
- Иди, Петрович, готовься. Пусть Свиридов зайдёт.
В приёмной о чём-то с секретаршей беседовал Свиридов. Женя показал рукой в кабинет и, проходя мимо парторга, обнял за голову и прошептал на ухо «Дала, что ли?» С ответом «Да пошёл ты» -- парторг открыл дверь.
- Леночка, командировки нам с Сальниковым в Киров, Владимир.
- Евгений Петрович, Новый год же скоро?
- Покой нам только снится в этом году, -- развёл руки по сторонам Женя, подумав, опять пошёл в кабинет директора - Александр Васильич, надо срочно звонить нашим, чтобы остановили прессование и только отправка вагонов, если они ещё не протирают штаны в общаге.
- Сегодня же вечером позвоню, - заверил директор.
Уходя, Женя подмигнул парторгу, улыбаясь, а тот незаметно свернул ему дулю, тоже улыбаясь, нормальный мужик парторг, жизнь заставила плясать под чужую дудку. Полстраны пляшет под дудку, потому что надо жить более-менее достойно, полстраны наблюдают, как пляшут первые, уже не надеясь жить когда-то достойно, потому что не попали в первую половину по тем или иным причинам.
XX1X
Москва готовилась встречать новый, 1976 год. Прошедший год был обычным для москвичей, на улицах образовалось множество ёлочных базаров, в магазинах ёлочные игрушки. От колбасы, фруктов ломились полки, нельзя иначе, иностранцев много, надо показывать преимущества социалистического строя. Для наших путников Москва была единственным местом, где они могли запросто купить колбасу, на протяжении двух тысяч километров, хоть с голоду помирай, а без талона грамульку не дадут. В совхозе был свой колбасный цех, колбасу выдавали под зарплату, возили подогревать дружбу в сельхозтехнику, начальству в управление, да и в область, натуральней колбасы не было, не умели ничего добавлять, конечно, делая колбасу, избавлялись от тощака или внезапно заболевшей скотины, не заразной, а так, например, сломала ногу.
- Колбаса свободно продаётся только в Москве и на «Маяке» - сказал Коля, обернувшись, укладывая авоську с колбасой и хлебными батонами на заднее сиденье.
- Коля, переложи кефир шарфом, где-нибудь тряхнёт, и плакал наш кефир. Теперь только вперёд, пункт назначения - совхоз «Вязниковский».
В совхоз приехали уже после обеда, в общежитии было пусто, только не заправленные кровати указывали, что здесь живут и ушли только утром, на дужках висели рубахи, штаны, полотенца, из-под кроватей выглядывали чемоданы. Только в четвёртой комнате нашёл спящего дневального, в лице Паши Изотова, на полу валялась книга, видимо начинал читать от скуки.
- Подъём, Паша,- крикнул Коля.
Вскочил, сел на кровать, увидев своих, заулыбался. Рука была перевязана, вся кисть, вот почему он здесь, а не какой-нибудь дедок.
- Здрасьте, - поздоровался он, ещё не очень проснувшись.
- Здорово, Паша, - сказал Петрович, пожимая левую руку дневаль-ного. - Что с рукой?
- Технику грузили, трос сорвался и е... по руке.
- А мужики где?
- На станции, грузят технику, в пять часов уехали, наверно скоро приедут, совхозный автобус уехал за ними.
- А солому всю отправили?
- Ещё неделю назад. Нет больше соломы, всю запрессовали.
- Молодцы, мужики.
- Ни у кого даже на сигареты денег нет, дайте закурить, Евгений Петрович?
- Кури, Паша - вытащил из кармана пачку. - Пили наверно за окончание.
- Да так, немного, - потом, как будто вспомнив, добавил - может у Николаича и есть деньги, но он не даёт. Ругался и сказал: «вы будете у меня лапу сосать», теперь и курева нет.
- Не так-то просто вывести Николай Николаича из себя, наверно несколько дней пили?
- Ну, делать-то всё равно нечего, вот сегодня дали вагоны, всё чин - чинарём, в пять уехали.
- Ладно, Паша, теперь мы полежим, устали, а ты карауль. - Женя блаженно вытянулся на кровати. - Коля, машину закрыл?
- Ага. - Коля уснул мгновенно.
- Петрович, мужики приехали, вставайте, - радостно будил Паша, знал, что он деньги привёз на билеты.
Вся толпа ввалила в комнату, все возбуждённые, радостные и понятно, некоторая молодёжь три-четыре месяца не ездила домой, особенно алиментщики, накопили немного денег. После расспросов обоюдных, Петрович с Чудайкиным ушли в комнату, долго беседовали и только потом, выйдя, начальник объявил:
- Сейчас выдам по рублю на курево.
- Мало по рублю, - несмело возразил кто-то сзади.
- Николай Николаич, выдай по два, мужики же у тебя молодцы, - попросил Петрович.
- Ладно, по два рубля, куплю билеты на поезд, остальные поделю поровну. Отстанете от поезда, пеняйте на себя, - и по списку стал выдавать по два рубля, на третьем - рубли канчились, по три, по пять не получалось, стали сбиваться артели по пять человек, получать на всех десять рублей, в конце концов, осталось трое мужиков.
- Две трёшки давай, - протягивал руку редкозубый Самец, - как раз две бутылки и две пачки сигарет.
- На ужин, ребята, на ужин, - придерживая больную руку, торопил Паша.
- Рано же на ужин.
- А сколько в магазине проторчим. Думать надо головой.
- Я с тобой, Барабуля, пить не буду, заи... ты своими отрыжками, а я человек воспитанный.
- Кабан, дай закурить, видишь, добрые люди уже из магазина пришли.
- Мужики, не вздумайте при Петровиче пить, это не Коля-Коля, после разнарядки у директора они уйдут к Колиной невесте домой, тогда и погудим спокойненько.
- А ты откуда знаешь, уйдут или нет.
- Сам слышал разговор.
Стяжкин встретил Петровича радостно, но немного грустно.
- Хорошие у тебя ребята, Евгений Петрович, теперь верю, что вы обрабатываете тридцать тысяч гектаров.
- Виктор Николаевич, ничего особенного, целина была, объединили пять колхозов, которые нормально стояли на ногах, вот и получился огромный совхоз, а так, как обрабатывала каждая деревня свои поля, так и обрабатывает. Гигантомания. Машину УАЗ бортовой, мы оставляем вам, хотите, я вышлю вам подложные документы на продажу, чтобы вы могли провести через ГАИ, по взаиморасчётам вышлите документы со мной, если хотите, а нет - почтой. Приезжайте к нам в гости.
- Жалко с вами расставаться, ты, когда уедешь?
- Завтра, провожу на поезд мужиков, послезавтра раненько в Киров. Это у вас солома кончилась, а там видать, нет, вагоны идут регулярно.
- Завтра приглашаю тебя после разнарядки к себе домой. Посидим, поговорим, выпьем.
- Спасибо, не откажусь.
Прощание с «Вязниковским» вспоминал уже по дороге в Киров. Как ни крути, на Новый год домой не попасть. На лошадке приедут родители. Рая ещё до его отъезда разукрасила, установленную им, ёлку. Детям будет весело с дедом и бабой, а вот Рае, не очень. Будет думать, где меня носит. А если бы он не поехал? Сорок с лишним человек не встретили бы Новый год с семьями, а на кровати в общежитии. Может быть успею отправить и Кировских. Никак не признавался даже себе, что хочет повидать Глашу, думал о производстве, а перед глазами мельтешила Глаша. Она была второй женщиной, после Раи, которую он так боготворил. Она счастлива, сбылась мечта всей её жизни, она беременна, она готовится стать матерью, но намного счастливей бы она была, если бы рядом находился отец дитя. Умница, понимает, что этому не бывать, поэтому настраивает себя на одиночество. Нет, это не одиночество, это мечта, смысл её жизни, без любви к мужчине она обойдётся, а вот без малыша нет.
- Котельнич, - прервал его мысли Коля, - может, перекусим?
- Обязательно, Коля, останавливайся, где написано «Кафе», это всё равно столовая.
Присели за стол с разносами, тут же к ним подкатился мужичок с вопросом: - Случайно не в Киров едете?
- В Киров.
- Возьмите, пожалста, меня с детьми. - Женя глянул, за столом сидели три рожицы с умытыми лицами, но грязными шеями, возле них сидела женщина невзрачной внешности.
- А жену оставляешь, что ли?
- Ну, как жену оставишь, мать иха.
- Ладно, если впихаетесь назад впятером, возьмём.
- Та впихаемся, детки малые ещё - и убежал к своим.
- Ну, Петрович, сердобольный вы человек и зачем они нам нужны, пусть бы ехали на автобусе, тут шестьдесят километров, указатель висит.
- Пусть едут, не на горбу же везём.
- Да пусть едут, -- согласился Коля.
- Наверно в гости едете семьёй, -- спросил Женя, когда тронулись, хотя сомневался, в гости такими чумазыми не ездят.
- Нет, жить едем в Первомайку, комнату мне выделили, на карьере устроился дробильщиком. Вот везу семью.
- Так как же вы будете жить, что-то ни подушек, ни одеял?
- Главное чашки, ложки с нами, а пацанва у меня закалённая, зимой умываемся на водоколонке.
- А на старом месте почему не пожилось?
- Да, стерва, тёща доняла, житья не даёт, вот и решили уехать, даром, что дочь родная и её всю дорогу позорит, внуков не любит, - в этот момент послышалась возня и, оглянувшись, Женя заметил, что двое нелюбимых тёщей внуков, уже дерутся.
- Будете драться, высажу, - предупредил Женя, и несколькими подзатыльниками мать утихомирила драчунов.
- Потом директор даст мне грузовую машину, поеду за вещами, у нас там комод, стол, две кровати и табуретки, обживёмся. Главное, тёщи рядом не будет, а то зашпыняла совсем.
- А водку пьёшь?
- А кто же её не пьёт, все пьют, мы тоже с женой иногда покупаем бутылочку, покалякаем о том, о сём.
- Муж с женой лучше всего калякают в постели, а не с бутылкой.
- И в постели калякаем, - оправдывался попутчик. Но Женя уже потерял к нему интерес, а думал о его тёще. Несчастная пожилая женщина, которая, видать, боролась с ленивой дочерью, умеющей только пороситься. Надо же как бывает в жизни, кто-то хочет иметь детей, да Боженька не даёт. А эта способна только выплёвывать байстрюков, но не способна достойно растить. Вот, зачем ей дети, когда у самой шея грязная, а считается матерью.
Вдруг перед глазами опять всплыла Глаша, стройная, с русыми локонами волос, которые она всегда собирала в жгут и накручивала на затылке. Профессиональная привычка, волосы у медика должны быть убраны под колпак. Серые глаза всегда излучали добро и её бархатный, грудной голос всегда действовал успокаивающе, но самым обворожительным был её голос - стон в постели, этого Женя никогда не забудет. Потом время притупит её образ, а вот его образ в глазах Глаши не притупится никогда, живым напоминанием будет ребёнок. И плохое и хорошее в ребёнке она будет выискивать в себе и Жене.
Коля завёз семейку на автостанцию и вырулил на совхозную дорогу. Впереди встреча с Глашей, отправить людей домой, поблагодарить Чарушина от лица Грачёва и прощай Вятская сторона, которую навряд ли придётся ещё раз увидеть, совсем в стороне от больших дорог находится она.
Мужики с восторгом выбежали из общежития, чуть ли не кидаясь в объятия, пожимали руки приехавшим. Тут же заслали гонца за Губайдуллиным.
- Мы домой собрались, Евгений Петрович, технику уже отправили, сами бы вместе поехали, да не лето, холодно, - говорил Дацюк.
- Ну, езжайте на пассажирском поезде.
- Так денег нет, - с возмущением хором ответило сразу несколько человек, но никто не спросил, привёз он деньги или нет.
- Евгений Петрович, приветствую! - с вытянутой рукой шёл Губайдкллин.
- Привет, Сергей Маратыч.
- Пойдёмте в кабинет, там поговорим - и провёл его в свою комнату, где у окна уже стоял конторский стол и несколько стульев.
- Совсем, Серёга, обосновался. Привёз деньги на билеты. Коля как сделал, купил всем билеты, остатки поровну поделил, назначил старшим Пономаренко, а сам остался на Новый год там. Твои действия?
- Точно такие же, только надо выпросить автобус до самого Кирова, если сегодня мужики сядут на поезд, Новый год будут встречать дома. Надо постараться, Петрович, -- убедительно попросил Сергей.
- Серёга, держи деньги и пустую ведомость, -- подавая пачку денег, стянутых резинкой, отрезанной от велосипедной камеры с бумажкой «Киров» - я поехал к Чарушину, пусть выделяют автобус. Ты отдал им МТЗ?
- Жалко было, но отдал. Хотел старый отдать, а он помнит, мерин старый.
Чарушин встретил Женю восторженным приветствием, наполовину разбавленным матюками, расспросил про Грачёва, Женя ответил тем же, только без мата, передал горячий, пламенный привет от Грачёва и попросил срочно автобус.
- Сломался,... твою мать, сегодня же.
- Плохо, может быть тогда летучка какая?
- Во, б., правильно, Евгений Петрович. А я переживаю. Вызвал секретаря - Овчинникова ко мне, срочно! - и, посмотрев, на Женю - Достаточно напрессовали соломы?
- Достаточно, Грачёв Вас приглашает в гости, если будете в наших краях.
- Не знаю, будет ли туда дорога, а хрен его знает, вы же тоже никогда не думали, что будете в наших краях.
- Ни сном, ни духом.
- Борис, срочно летучку увезти мужиков в Киров, постели соломы, чтобы сидели.
- Не влезут, Николай Иваныч, давайте ещё УАЗ-скорую отправим, тогда будет нормально.
- Отправляй кого хочешь, но мужики чтобы успели на поезд. Не стой. Иди. Вот как уговаривал Сергея, не хочет. А с этого толку не будет, какой с него инженер, теперь дома собирает какую-то амфибию, чтобы и ездила и плавала. Хернёй занимается.
- Инженер-то как раз он хороший, раз конструирует, не каждому это дано. Организатор он слабый.
- Во-от! На х. мне нужен конструктор, мне нужен организатор.
- Пойду, Николай Иваныч, торопить мужиков.
- Иди, Петрович, завтра зайдёшь?
- Обязательно, Николай Иванович.
Мужики одевали в дорогу, что получше, всё-таки на люди выходят, молодёжь не уставала зубоскалить, у утюга была очередь, неужели до этого никто не хотел ехать. Все оставляли на потом.
Подошёл Сергей, -- Евгений Петрович, я хочу с вами передать заявление на отпуск, у подруги зимние каникулы, хотим на пару дней съездить в Горький, она же там закончила пединститут. Можно?
- Можно Маратыч, можно, отдыхай, заслужил.
- Ещё. Я напишу на вас доверенность, а вы мне вышлите сюда зарплату и отпускные.
- Без проблем и не откладывая в долгий ящик. А с подругой что решил?
- До лета пусть живёт здесь. Возле Свердловска есть город Реж, там живёт её бабушка, совсем дряхлая, вот зовёт туда, надоела деревня с круглосуточными заботами, хочу уехать в город. Как вы думаете?
- За других я думать не привык, не люблю лезть с советами, у каждого своя жизнь, как можно советовать. Поговорим ещё завтра, а сейчас, увези меня к Глафире Петровне, хочу отдохнуть с дороги и забирай Колю с собой в Киров. Проводите мужиков, завтра встретимся.
Глаша, от неожиданности, села на стул, когда он вошёл. Сидела, как мужик, широко расставив колени, Женя не знал, что беременной женщине с уже большим животом, так удобней. Он снял куртку, подошёл к ней и опустился на колени, она прильнула его голову к животу и гладила волосы, только потом, как бы вспомнив, тихо сказала - Ну, здравствуй!
- Здравствуй, Глашенька! Не зная о чём больше говорить, что спрашивать, почему-то в этом положении она казалась мудрей, знающей то, о чём он и не догадывался мыслить и в то же время, казалась безвинной и беззащитной, как дитя, находившееся в её чреве. Он поднял голову, она улыбалась, продолжая гладить волосы, заметил на лбу и на правой щеке тёмные пятна, он молча их потрогал.
- Пигментные пятна, у беременных бывает такое, -- тихо сказала она. Он, кивая головой, согласился.
Он встал, запрокинул её голову и крепко поцеловал её долго и втягивая её губы в себя, а когда оторвался от неё, она ещё долго сидела с затуманенными глазами, наконец тряхнула головой, как бы сбрасывая дурман, встала, провела ладонями по бёдрам и сказала тихо:
- Видишь, какая я стала, а знаешь, почему живот остренький?
- Почему, Глашенька?
- Мальчишка будет. Петя.
- Почему Петя? У меня уже есть один Петя.
- Тёзки мы с тобой по отчеству, разве забыл?
- Забыл Глашенька. Пусть будет Петя, лишь бы всё обошлось благополучно.
- Фамилии у них будут разные, твой Толкачев, мой Голиков, а имена одинаковые Пётр Евгеньевич, - при этом она так радостно улыбнулась, что Женя даже удивился, что так можно улыбаться.
- Давай пить чай, нет ужинать, давно я не ужинала, не хочется одной, так поклюёшь немного и всё.
Глаша стала собирать на стол. Женя оглядывал комнату, в углу уже стояла большая икона, а маленькая, которая была раньше одна, стояла рядом в сторонке, «Обживается иконами», подумал он и совсем незаметно, за комодом, прислонилась к стенке детская качалка, которую потом Глаша назвала «зыбкой»
- Женя, у меня к тебе просьба, давай завтра съездим в Слободской и сфотографируемся с тобой, это нужно для ребёнка, пусть он чувствует, вот его реальный отец и не нагуляла я его, а зачала любя.
- Вопросов нет, поедем обязательно.
- Я через месяц уйду в декретный отпуск. Хочу съездить к брату в гости, может тогда буду меньше думать о тебе.
- Глаша, я виноват перед тобой?
- Да ты что? - она пришла в ужас.- Ты порасстраивать меня хочешь? Я люблю тебя, я благодарна тебе и Богу, как ты можешь быть виноватым, если я сравниваю тебя с Богом. Я буду умирать и то буду благодарить тебя. И ты и сын - свет в моих окнах, дай вам Бог обоим здоровья и благополучия. Женечка, -- она через стол положила ладонь на его руку, -¬только потому, что я люблю тебя, я не хочу тебе трудностей и осложнений. Жене твоей, дай Бог здоровья, детям. Ты веришь, что я тебя люблю сильно?
- Верю, Глашенька, желаю тебе тоже здоровья и благополучия. Маленькому нашему того же.
Глаша блаженно улыбалась, а слёзы застилали глаза.
- Давай спать ложиться, - очнувшись, утёрла глаза рукавом халата и пошла в спальню.
Женя сходил на улицу и вернувшись, увидел постель на диване. -- А это кому? - удивился он.
- Тебе. Женечка нельзя уже нам с тобой, спи здесь.
- Ладно, Глаша, как скажешь, - и забрался под одеяло.
Вот тоже придумала, нельзя, у них с Раей можно, да и всем можно, блажь это. Может, медикам нельзя, но он не медик. Жгучее желание не давало ему не только уснуть, но и думать о чём-либо другом. Значит, всем мужикам терпеть четыре месяца, весь декретный отпуск два до и два после. - Глаша, я полежу возле тебя, поговорим ещё, давно не видел, соскучился.
- Ну, айда, полежи, - согласила она.
Женя сразу начал целовать соски, шею, губы, гладя ей бёдра, она делала вялые попытки остановить его, но с каждым движением всё больше подчинялась ему, только потом обычным её голосом-стоном проговорила, гладя его спину - Не налегай на живот. - Она тоже думала об этом и чтобы обезопасить живот предложила - Давай как-нибудь по другому.
Утром они проснулись от сигнала подъехавшего УАЗика, уже было светло. Светло в самые длинные ночи, значит часов десять уже. В дверь застучали, это Серёга, Коля сидел бы и ждал. Выскочив в морозные сени, Женя крикну: - Иди в машину, проспал, сейчас выйду. - Серёга, скрипя снегом, ушёл.
- Глаша, ты одевайся, сейчас я съезжу к Чарушину и мы вдвоём поедем в Слободской. Фотографироваться.
У Чарушина поговорили о взаиморасчётах, документы будут готовы к завтрашнему утру.
- Когда выезжаешь домой? - спросил Чарушин.
- Утром, заберу документы и выеду. Конец нашим мытарствам, вернее, конец засухе.
- Да-а! Нелегко вам пришлось.
- Нелегко, но нет преград советскому человеку, я поехал, не поминайте лихом, если не встретимся.
- Будь здоров, передавай привет Грачёву.
В Слободской Женя ехал осторожно, притормаживая возле каждой кочки. Глаша накрасила губы, подвела глаза чёрной тушью, взбила и без того густые волосы, красавица да и только, похожа на Скобцеву, только у той, кажется, глаза голубые, а у Глаши серые.
- Какая пара! - восхищалась женщина-фотограф, то и дело то накрывалась возле фотоаппарата чёрным покрывалом, то опять подбегала к ним и разворачивала кому-нибудь голову в ту или другую сторону, то поднимала кому-то подбородок, наконец, объявила «Улыбку» и сфотографировала, сняв и одев крышку объектива.
- Сколько штук будем делать? - обратилась она к Глаше.
- Один портрет, чтобы можно было на стенку повесить и просто обыкновенных штук пять.
- На стенку вешать дорого, рамка, стекло дорого стоят.
- Сколько?
- Пять рублей - женщина, вытянув губы, качнула головой.
- Ничего, пусть будет пять.
- Муж не будет ругаться? - улыбнулась фотограф.
- Нет, не будет.
- Муж, объелся груш, - улыбаясь, сказала Глаша, когда сели в машину. - Может быть, в Киров съездим, Женя?
- Поехали. Что там?
- Надо мне по одному делу.
Не доезжая Кирова, Глаша стёрла тушь и помаду, вытащила из сумки платок, повязала на голову и на немой вопрос Жени, сказала:
- Молельный дом здесь есть, помолюсь, кто потом меня привезёт.-- Когда подъехали к дому, Глаша закрестилась, зашевелила губами и ничего не сказав, ушла. Пару сигарет искурил от скуки, пока она вышла, лицо её было одухотворённым и с видом человека, совершившего благое дело, тихо сказала, - Теперь поехали домой.
- Глаша, ты же медик, - с укоризной пристыдил он.
- Ну и что. Медик занимается телом, плотью. Всевышнего интересует дух человека и через церковь, через молитву он управляет духом.
- Как хочешь, Глаша, я не против, лишь бы тебе было хорошо.
- Мне спокойно и хорошо с Богом, с тобой и с ним, - при этом она нежно погладила свой живот - Во! Во! Смотри! Пинается, - с восторгом кричала Глаша, показывая пальцем на живот.
- Хулиганит? - спросил Женя.
- Хулиганчик мой. Уж скорей бы, не дождусь, наверно.
- Дождёшься, недолго осталось, больше ждала.
В деревне по пути захватили Колю, чтобы уж больше не выходить на улицу.
- Выезжаем завтра в десять. Может быть, до Нового года успеем домой доехать. Неласковый был этот год.
- Смотря кому, - улыбалась Глаша.
Ночь пролетела стремительно, как будто, её и не было. Глаша, как будто, забыла свои слова, что нельзя. Она отдавалась со всей страстью, стонала, металась как в горячем бреду и всё приговаривала: - Я с ума сошла.
Уснули под утро. Проснувшись, она разбудила его и совсем успокоенная, тихо сказала: - Вставай, Женя, скоро Коля приедет, пока позавтракаешь.
Вставать не хотелось, но надо, и переборов сон, вскочил, начал одеваться, умылся и сел пить приготовленный чай.
Глаша чай не пила, глядела на него в упор, как будто хотела наглядеться, и вдруг, ни с того ни с сего, из глаз закапали слёзы, сначала она хотела незаметно смахнуть, но когда потекли ручьём, она в голос заплакала. Плакала долго, сморкаясь в фартук, Женя не знал, что делать, поэтому молчал. Плакала, всхлипывая, со слезами уходили накопившиеся обиды на жизнь, страдания, которые она перетерпела одна, теперь она не одна и это остановило её слёзы.
- Извини, родной, накопилось, - строя подобие улыбки, сказала она. - Имей в виду, я отсюда никогда не уеду, и если тебе будет плохо, приезжай. Знай, что один человек тебя ждёт всю жизнь, какой бы ты ни был: больной, безногий, безрукий, мне ведь от тебя ничего не надо, лишь бы был рядом. Прощай, радость моя и горе моё, - сказала она и, как младенца» поцеловала в лоб. А теперь уходи, не оглядывайся, не запоминай меня жалкой, - и, молча, перекрестила вслед.
Женя уселся на сиденье, и, чтобы скрыть подавленный вид сказал: - Ну что, Коля, сегодня и для нас закончилась засуха.
- Закончилась, - спокойно утвердил Коля.
- Закончилась, заскорузлая. Много бед принесла, но закончилась.
XXX
1996 год. Выборы президента. Второй тур. На кону остались двое: Зюганов и Ельцин. Население, замученное перестройкой Горбачёва, потом сухим законом, взвинтившим самогоноварение, разгоном партии, не верило никому и ничему. Голову подняли люмпены, которым опять терять нечего и при преобразовании совхоза в АОЗТ в совет акционеров попали именно они, так как разумные, степенные мужики отказались, потому что никто не понимал, что это такое и с чем его едят. Разделили землю, да только на бумаге, а так она никому не нужна, приватизировать можно только жильё, где жил. Вместо председателя сельсовета, глава сельского поселения, весь соцкультбыт перешёл в его руки, юридически он и раньше был в его руках, да мощный совхоз понимал, что всё это для его рабочих и полностью подменял их, зная, что у сельсовета «хрен да душа». Совхоз - так и продолжали звать жители - теперь сам доедал «последний хрен без соли». Кредиты банк не давал, зерно, мясо, молоко никто не покупал, в стране свирепствовал бартер. Молоко нужно, но у молокозавода нет денег для расчёта, чтобы не квасить молоко директор АОЗТ договаривается с директором молокозавода на бартер молока на масло. Масло нужно в городе, а купить денег нет, берут на реализацию шефы, другие знакомые, превратившиеся в предпринимателей. Только когда они отдадут деньги? А может за это время его убьют или посадят. Велик риск, да иного выхода нет.
Директор АОЗТ «Маяк» Толкачёв Евгений Петрович зашёл в Комзембанк на удачу. Управляющую банком Людмилу Витальевну знал ещё давно, с её мужем Юрой вместе учились в институте, теперь он фермер.
- Здравствуйте, Людмила Витальевна, - сказал он, усаживаясь напротив.
- Здравствуй! Евгений Петрович, купи трактор Т-4 за пять миллионов.
- Своих вон у стенки штук десять стоит, на запчасти нет денег. Дай лимонов двадцать кредиту.
- Нет кредита, Евгений Петрович. Не дают.
Задумался Женя, чей она трактор предлагает. Конечно мужа-фермера, значит нафермерился Юра, распродаёт технику. Да что, он один бросает, что ли? Многие попробовали, да бросили, а что если... ?
- Задыхаюсь без Т-4, трактор нужен, Людмила Витальевна, край - посмотрел на неё, в её красивых глазах бесились чертенята и они оба засмеялись.
- Иди, оформляй в кредитном отделе тридцать миллионов.
Оформив кредит, Толкачёв в прекрасном расположении духа
вышел из банка, теперь только зайти к главе района, узнать, сколько на совхоз выделила солярки продкорпорация, и можно ехать домой, утром отправить главбуха и кассира за деньгами, а бензовозы за соляркой.
Глава района, избранный на последних выборах, бывший председатель колхоза уже входил во вкус районного начальника, поэтому буркнул в ответ на приветствие Толкачёва, вальяжно развалившись в кресле.
- Николай Александрович, сколько выделила солярки нам продкорпорация?
- А нисколько вам не выделила.
- Почему?
- Потому что ты со своими избирателями находишься в красной
зоне.
- В какой зоне?
- В красной. Вот посмотри за Зюганова тридцать пять процентов, за Ельцина двадцать семь процентов. А ещё солярку просишь. Есть указание из области, в чьём хозяйстве проголосуют меньше пятидесяти процентов за Ельцина, продкорпорация и разговаривать не будет.
- При чём выборы и продкорпорация? Солярку же я беру под будущее зерно, не под выборы. Что за дурдом?
- Вот так вот - развёл руки глава, - я ничего не могу поделать, уговаривай людей на второй тур.
А сено надо косить. Уже третий год дождей толком не бывает. В семьдесят пятом году вся страна встала грудью против засухи, а теперь никому и дела нет. Все кричат, что молоко, мясо и яйца привезут из-за границы. Чем думают - непонятно, таких бы самих за яйца подвесить. Совсем одурели демократы, дорвались до власти. Невдомек им, что уже потерянное поголовье скота надо восстанавливать десятилетиями
Думал пустить весь кредит на зарплату, скоро отправлять в школу детей, зарплату уже не выдавал три месяца. Из тридцати лимонов, пять нужно отдать за ненужный трактор, пять теперь нужно оставить на солярку, потому что опять засуха, кровь из носу, надо накосить сено, иначе погибнет скот. Нужны запчасти, бензин, дизмасло и ещё много чего. Основная масса жителей казаки, которых обманула Советская власть, да чуть всех не извела под корень, а новая власть делает такие кренделя, что только диву даёшься.
Под ровный гул двигателя «Волги» размышлял Женя о сложившейся ситуации. К кому подойти за справедливостью. Нет Летаева, после разгона райкома сгинул и следов не найти. Губернатор, который выиграл выборы на волне всеобщего отрицания существующей власти, уже перекрасился и теперь вполне поддакивает Ельцину. Понятно, ему тоже надо жить. Что делать? Извечный российский вопрос. Собрать горластых мужиков, поехать к главе Осипову и бросить ключи, пусть найдёт директора, а может сам покомандует. Нет, жалко население, оно ни при чём, надо собрать сход, объяснить людям, а если уж второй тур голосования они меня не поддержат, тогда виноваты сами.
Утром повесили объявление о сходе, где мелко внизу было приписано: «После схода - выдача зарплаты», поэтому на сход стали собираться задолго до начала.
- Пойдёмте в клуб, если много народу, нужно начинать, - сказал Толкачёв. - Ну, а вообще, походите среди мужиков и баб, побеседуйте, объясните сложившуюся обстановку, может, что и поймут в задушевной беседе.
- Мужики, - обратился он к собравшимся специалистам и руководителям, - по большому счёту почему-то мне безразлично как толпа проголосует. Привыкли они, государство не оставит в беде, иное им в голову не втемяшить, поэтому, если в пику нынешней власти они проголосуют опять за Зюганова, я умываю руки. Никакой суд мне не присуждал «Маяк». Я ухожу. Гореть меж двух огней не собираюсь.
На сходе Толкачёв простым и понятным языком передал разговор с главой администрации района и повторил слова, сказанные в кабинете руководителям главного и среднего звена. Всё так и повторил, что наши голоса ровным счётом ничего не решают, выиграет Ельцин, поэтому надо проголосовать за него, тогда будет нам и солярка и кредиты на уборку урожая и сенокос. Все согласно кивали головами, только Толкачёв понимал, все торопились быстрей завершить эту тягомотину и ринуться за зарплатой. Когда он зашёл в контору, коридор был полон народу - очередников в кассу.
- А почему не на сходе? - Спросил он первого попавшегося мужика.
- А баба пошла на сход, а меня сюда отправила.
- Почему сам не пошёл?
- Она горластая, а я не люблю ругаться, - спокойно ответил тракторист Столбовой.
Толкачёв зашёл в кабинет, за ним ещё несколько главных специалистов и глава поселковой администрации.
- Вот кто должен проводить агитационную работу, а он - статист, - показывая пальцем на главу, сказал Толкачёв.
- Если они вас не слушают, я что могу сделать?
- Рано или поздно сельское хозяйство они добьют, так что это большая деревня останется в твоём ведении, эйфория закончится когда-нибудь и настанут времена, когда близко локоть, да не укусишь.
- Евгений Петрович, можно выдавать зарплату? - спросила вошедшая кассир.
- Ну конечно. Отвыкла уже, наверное? - спросил Толкачёв.
- Были бы деньги. Вспомнить недолго, - улыбнулась кассир и
ушла.
- Ладно, мужики. Доживём до воскресенья. Сено нужно косить, поэтому завтра опять нужно грузить лошадей и в Башкирию за соляркой. Сколько осталось лошадей? - посмотрел на зоотехника.
- Семьдесят шесть голов.
- Вот, из трёхсот двадцати. У башкир наверно заворот кишок от бешбармака.
- Наших - то они как раз не колют, а разводят - ответил главный ветврач. - Ну, как от такой жизни не выпьешь? - Сам искоса поглядывал на Толкачёва, улыбаясь.
В коридоре конторы стоял гул, лица у всех были довольные. Через толпу продирались уже счастливые получившие зарплату, зажав деньги в кулак. Тут же встречала жена, сбивала деньги в аккуратную стопку и прятала в карман, а растерянный муж стоял с протянутой рукой и говорил: -- Имей совесть, дай червонец, я же в очереди аж употел.
- Ну ладно, на, - великодушно соглашалась жена.
- Пошли домой, там уже стоит бутылка, - пряча в карман деньги, говорила другая и подхватив под руку вела домой.
Дома Рая с Лидусей пили чай. Увидев Петровича, Лида заторопилась: - Ладно, Рая, побегу домой.
- Сиди, твой допоздна не придёт, зарплату выдают. Настроение хоть вешайся, может хоть, что весёлое расскажешь, -- сказал Женя и присел за стол.
- А что, Петрович, из-за выборов нам солярку не дают? - присела опять Лидуся.
- Вот это оперативность, - удивился Женя. - Да это я сказал час назад, а ты давно у нас сидишь?
- Да уже около часа, - взглянула на часы Лида. - А что я могу весёлого рассказать, Петрович, из дому некогда выйти и со скотиной сама и в огороде сама, а мой пристроился брать домой работу. Включит телевизор, сядет перед ним и как - будто работает, а сам телевизор смотрит. Политикан нашёлся, с ним вечером никакой сериал не посмотришь. Только у Раи и узнаю, что было в сериале. Вы же смотрите «Богатые тоже плачут»?
- Ещё бы не смотреть, иногда с Раей и слезу пустим.
Рая стояла у плиты подогревала чайник и беззвучно смеялась.
- Ох, Лида, мне бы твои заботы. А твой смотрит, не отрываясь, политику, потому что мы этого никогда не видели. Ничего умного не говорят, но каждый вчерашний лаборант претендует на истину, почему бы не поговорить, ввёртывая непонятные иностранные слова, а всё началось с «консенсуса» Миши-меченого и пошло, кто больше наговорит непонятных слов, того быстренько в какую-нибудь комиссию (значит шибко грамотный), или предлагают создать свою партию. Например «Партия защиты бездомных собак». О-хо-хо! И куда катимся? Ладно, за кого думаешь голосовать?
- А за кого надо? Я этого Ельцина не люблю, да и у Зюганова морда противная. А вы за кого?
- За Ельцина.
- Значит и я за него.
После подведения итогов голосования настроение было окончательно испорчено. За Ельцина всё же проголосовало сорок шесть процентов. Велено было каждому директору самолично прибыть с итогами голосования вместе с председателем избиркома. Выехали в три часа ночи, а в четыре, когда привезли бюллетени в район, увидели, что площадь перед администрацией была полна людей. «Ну вот, сейчас начнётся» - думал Евгений Петрович и, когда к нему подбежали сотрудники районной администрации, он устало проговорил: «Сорок шесть процентов»,- чем вызвал бурю положительных эмоций у встречавших.
- Вот это дал «Маяк», - воскликнул Николай Темнов, зам главы администрации. - Петрович, мы ждали не больше тридцати процентов. Получается теперь пятьдесят один процент за Ельцина. Что и требовалось доказать.
- Да это не теорема, чтобы доказывать, это аксиома. Пойдём Коля, доложу Муму, - сказал Толкачёв. Главу района, в бытность его председателем колхоза, прозвали Муму, за его мычание при разговоре.
- Вот видишь, можешь, если захочешь, - вскочил с кресла Осипов, --трудно было?
- Да нет. Собрал сход и открытым текстом передал твои слова. Тебе не икалось в среду под вечер?
- Да нет, не помню, а что?
- Мои мужики крыли тебя семиэтажным матом.
- Ладно, иди в кабинет напротив, отметься.
В кабинете напротив был накрыт стол с холодными закусками, некоторые директора задержались здесь и посиживали с осоловелыми глазами.
- О, Женя, сколько процентов привёз? - спросил Векшин.
- Шестьдесят.
- Нет, я серьёзно спрашиваю.
- Да сорок шесть натянул.
- Ну, для «Маяка» это хорошо. У тебя же там казаки, а они народ упрямый.
- Для меня главное, накосить сено для скотины населения и совхоза. Никакого другого желания нет.
В углу кабинета стоял старенький телевизор, на экране которого виртуозил дирижер с палочкой, оркестр исполнял классическую музыку.
- Мужики! И чего убивается этот дирижер. Все музыканты все равно смотрят на ноты, -- недоумевал директор Сальников.
- Темный ты Ильюха, разве не знаешь что у музыкантов глаза смотрят по отдельности: один на ноты, другой на дирижера. - ответил Миша Смирнов.
Все засмеялись, Не хотелось вспоминать про политику, в которую невольно были втянуты все руководители хозяйств, только Любимов решил пошутить с Толкачевым.
- Женя! Ты со своим красным поясом чуть не пустил весь район по бороде.
- Молчи уж, наверно до сих пор носишься по деревне после получки, ищешь кому бы заплатить партвзносы. Народ у нас апатичный, а может добрый. Сразу забыли проделки коммунистов. А ты Вася наверняка припрятал свой партбилет в сундук, в надежде что партия вернется к власти. Теперь уже никогда, это была последняя возможность. - Евгений Петрович выпил и вышел из комнаты. Очень хотелось спать после всех передряг.
Э П И Л О Г
С тех пор минуло двадцать лет. За это время Евгения Петровича Толкачева успел хватить инфаркт. Благо дети выросли, стали самостоятельными и теперь живут в Челябинске.
В деревне молодые шатаются без дела, работы нет, чтобы уехать в город, нужны деньги, а их у родителей нет. После ухода Толкачёва, года через три хозяйство стало банкротом, а он стал инвалидом.
- Укатали Сивку горки, - сказал Женя Рае, когда ВТЭК дал инвалидность. Начали пухнуть суставы на ногах, признали полиартрит. - Вот жизнь, думал, выйду на пенсию, буду ездить к внукам в Челябинск. Наездился. Теперь в огород бы выйти. Не расстраивайся, жена, будем сад по науке разводить, кур декоративных, найдём занятие.
Рая смотрела на него, глазами полными слёз.
- Пошли пить чай, - сказала она и положила голову на его плечо.
Вдруг стукнула калитка, даже Евгений Петрович приостановился, -
Кого это несёт к нам, может Лида пораньше ушла с работы?
- А ты ковыляй потихоньку к столу и садись, кому надо, дойдёт до тебя, - сказала Рая, подхватив его под локоть.
- Разрешите? - в дверь вошла Надя Ерёмина. Из симпатичной девушки превратившаяся в красивую сорокалетнюю женщину.
- Заходи, Надя, заходи. Добро пожаловать, - улыбаясь, говорила Рая. - Раздевайся. Каким это ветром?
- К Евгений Петровичу надо. Не осталось в деревне умных мужиков, одна пьянь и коммерсанты, вот и решила посоветоваться с вашим мужем, тетя Рая. Он не болеет?
- Да нет, будто. Вон на кухню пошёл, чай собираемся пить. Пошли, - подхватила Рая под руку Надю.
- Здравствуйте, Евгений Петрович, - чуть замешкавшись, не зная, куда девать руки, смущённо поздоровалась Надя.
- Здравствуй, Кировчанка, садись напротив, хоть поговорим, соскучился я по людям. Г оворят, ты на родину ездила?
- Ездила, Евгений Петрович. Вахрушево стоит на месте, ничего не изменилось, идёшь и полдеревни тебя не знает.
- Знамо дело, ты уже больше полжизни у нас прожила.
Рая возилась, доставая из подпола варенье, соленье. Теперь она старалась показать перед гостями, мол, хоть и болеет отец, но стол у нас полная чаша, как и прежде.
- Чарушин-то живой?
- Живой! Ходит с батожком. Видела, не узнал меня. Объясняла ему, он согласно кивнул головой, но я поняла, что он не вспомнил. Сейчас совхозом руководит молодой Голиков Пётр Евгеньевич, - Надя даже не посмотрела на него, сказала просто отвлечённо, а может, она и не знала, - тёти Глаши медички сын.
У Жени ёкнуло в груди. Вот, значит, как дело обернулось. Молодой ведь он совсем, потянет ли?
- Ну и как он? Ты видела его? - спросил Женя.
- Ну как же. Ходила на приём. Молодой, а серьёзный. Под два метра ростом, голос и микрофона не надо, сказал, что возьмёт зав током. Спасибо Вам, в бытность директором совхоза назначили меня зав током, теперь у меня большой опыт.
- А ты что, всё-таки собралась уезжать?
- Да, Евгений Петрович, ничего меня здесь не держит. Сын в военном училище, Миша помер. Там хоть дальние родственники есть, а здесь кому я нужна? Сестра Миши до сих пор думает, что я виновата в его смерти, вишь ли денег не дала ему на опохмелку. Откуда я знала, - у неё на глазах появились слёзы, немного скривился рот, - встал утром и молча ушёл. Хоть бы сказал, что болеет с похмелья, а то ведь ни словечка. У меня и бутылка припрятанная стояла.
- Ладно, Надя, успокойся, только дурак так может думать. Мало ли за эти годы разгула демократии погибло мужиков. Шанёв, Механошин, Щукин, Стельмах, Останин. Всех и не перечислишь. В торговле нет порядка, да и вообще не работает государственный аппарат. Все лезут в руководство, отпихивая друг друга. Завозят всякую отраву, а мужики пьют от безысходности. Работы нет, будущее туманно, они понимают свою ответственность перед семьёй, а что поделать. Затеяли войну с Чечнёй. Сталин всю Чечню выселил в Казахстан за двадцать четыре часа, а демократы воюют уже пять лет. Вот опять наши края посетила засуха. Конечно, по сравнению с семьдесят пятым годом - цветочки, да времена другие настали, теперь никому нет дела ни до совхозного скота, ни до частного. Каждый выкручивается как может. Остатки скота будут забивать, а высокоудойную корову надо выращивать не менее пяти лет.
Рая разлила чай.
- Хватит! Опять снова да ладом. Кому это нужно? Угощайся, Надя, вот варенье вишнёвое, ягодное, а это красная смородина, - подвигала ближе к гостье. - Мы с Женей по вечерам долго чаёвничаем, ведём
разговоры, в молодости некогда было, он матерился, но пытался построить коммунизм, а потом радовался наступившей демократии, да что-то быстро она ему разонравилась, опять стал материться. Тебе не угодишь, - смеясь, сказала жена.
- Зато Евгения Петровича весь посёлок уважает. Все жалеют, что он захворал. - Стала заступаться Надя. - Евгений Петрович, а я к вам с просьбой.
- Какая просьба? Смогу, помогу.
- Даже не знаю, как начать. Неудобно просить.
- Говори, не стесняйся.
- Дом же у нас с Мишей хороший?
- Дом хороший. Не зря Михаил пять лет строил.
- Продать бы его, желающие есть, да ни у кого денег нет. А я, если буду сидеть и ждать покупателя, потеряю работу, которую мне обещали. Вот и хотела попросить вас, чтобы вы были моим доверенным лицом.
Глубоко задумался Толкачёв, лицо посерьезнело.
- Я бы съездила в район, написала бы доверенность на вас, - как-то боязливо и неуверенно проговорила Надя, преданно глядя на него.
- Да ведь ходить ему совсем тяжело, - начала Рая, как бы оправдываясь, тоже внимательно глядя на мужа.
- Ладно! Надо выручать Надю. В своё время я расхвалил твоей бабушке Михаила. Пиши доверенность, только на Раю, с бумагами же надо будет ехать в район, а с меня какой ездок, - он развёл руки и глянул на свои колени. - Торговаться, конечно, буду добросовестно, как будто свой дом продаю. Земля слухом полнится, кто-нибудь подойдёт. Сейчас много приезжают из Казахстана.
- Ну, вот и хорошо, - радуясь, что так решился вопрос, сказала Рая улыбаясь, и, полуобняв Надю, закончила. - Выходи замуж, с сорока лет остаться одной, жизнь долгой покажется. Хватит, два года уже сидишь одна, - и ушла опять по своим делам.
- Передай большой привет Глафире Петровне, всё-таки пол года жил у неё на квартире. Не болели бы ноги, обязательно приехал бы к вам в гости, - а сам думал - прошло время, никогда теперь не увижу Глашу.
Т. Толпаков.
230
К СВЕТЛОМУ БУДУЩЕМУ
Повесть
- Зинка, нам опять подбросили письмо про конец света! - прокричал я, вбегая домой. - Вот посмотри-ка !
Сестра посмотрела на почтовый штемпель, прочитала и сказала матери. - Письмо от бабушки.
Мать взяла письмо, как будто умела читать, повертела в руках и передала Зинке, чтобы она прочитала. Письмо было написано крупным детским почерком, видимо попросила бабушка какого -то пацана, потому что было написано как курица лапой, девчата все же старательней пишут, знаю по своей сестре. Так вот она писала, верней диктовала, что совсем ноги отказали, каждый день сниться дедушка, который умер два года назад и зовет к себе. Я-то точно знал, что ее ожидает, пацаны рассказывали, если мертвец зовет к себе живого, то последний точно окочуриться. Дальше она просило, чтобы приехал отец и забрал корову и теленка, так как совсем не может за ними ухаживать, поэтому их непременно украдут. Всех ребятишек просила поцеловать, особенно меня, так как я был единственный мужского пола и был бесценен, как продолжатель рода ее отца.
Бабушка была мне вовсе не бабушка, а просто старшая сестра отца , у которой на фронте убили обоих сыновей и теперь мы с полным правом ее держали за настоящую бабулю, так как настоящих мы сроду и не видели. Жили они на станции Бускуль, хата у них была большая, дед построил со шпал, думал сыновья женятся, народят внуков, но не получилось; грянула война, сыновья погибли и стали они куковать вдвоем в большой избе, построенной из шпал, так как дед всю жизнь проработал на железной дороге, которая выписывала своим рабочим старые шпалы на дрова.
Да, расскажу почему я ошибся с письмом. За месяц до этого мать, выходя утром доить корову, подняла треугольное письмо, валявшееся на земляном полу. Письма тогда все были треугольные, я и не предполагал, что бывают конверты. В письме было написано, что через месяц придет конец света, так как люди совсем забыли бога, ну что-то в этом роде, я от переживаний толком и не запомнил. Запомнил главное, что скоро конец света и такое любопытство мной одолело, что дальше некуда и стал считать дни до этого. В конце письма была приписка, что нужно это письмо переписать три раза и подкинуть их таким же безбожникам, то есть соседям. Жалко чистые листочки, да чем не пожертвуешь ради собственного спасения. Мы с Зинкой уже собирались рвать тетрадь, как явился Хомяк, помахивая треугольным письмом.
- Вы такое получали?
- Получали. Ты кому собираешься подкидывать? Там же написано, а не то тебе хана.
- А кому подкидывать? Щербаки уже получили, да вся деревня гудит, только про эти письма.
- Ну и что ты думаешь? Правда это или нет?
- Кто его знает? Может и правда. Надо дождаться, а там поглядим
- Что ты поглядишь дурачина, тебя же в живых не будет уже.
- Все равно интересно посмотреть, что произойдет. Давай к Коле Кудрявцеву сходим, этот грамотей все знает.
- Пошли, - поднялся Витька с примятой травы
Коля, как всегда, мастерил, изготовлял чесалку для пуха их козла. Пух Коле был крайне необходим. Мы знали, что мать ему вяжет для культи пуховый мешочек, иначе она очень мерзла.
- У козла пух надо вычесать, - объяснил он.
- А коз же правительство запретило держать, - предупредительно заявил Витька.
- Мы его не выпускаем, так в сарае и живет. А где мне брать пух для культи? Из Хрущевской лысины чесать? Тоже мне придумал, посмотрел бы я на него, если бы культя была у этого лысого.
Проблема коз нас мало интересовала, да и коз у нас с Витькой не было, поэтому я быстренько сменил тему разговора.
- Коль, ты получил письмо о конце света.
Коля с пренебрежением махнул рукой, мол и говорить не хочу про такие глупости. - Туфту кто-то распустил по белу свету народ попугать. Откуда вы думаете это пошло? От попа какого-нибудь. Скучно ему, никто не почитает, вот и решил припугнуть концом света.
- Да у нас попы отродясь не водились, я их никогда и не видел.
- Хомяк! - Коля цыкнул слюну сквозь зубы и сказал. - Ты думаешь, это у нас написали? Нет, это пришло из Чесмы или Челябинска. Темных людей, как ты, вокруг, как нерезаных собак, вот и изгаляются над темнотой попы. Вот когда мне отрезали ногу, мать повесила на мою шею крестик на толстой нитке и ты думаешь я его носил? Черта с два. Я его сразу променял бабке за две груши, а матери сказал, что потерял . Она тоже темная, все боялась , что боженька накажет, а куда еще дальше наказывать, ногу оттяпали по самые яйца.
Уважая Колю за его грамотность, я не кидался сразу с ним спорить, да и книги он мне давал, но тут он уже перехватил.
- Да ну Коль, кто же повезет письмо из Челябинска в нашу сраную Калиновку, - не согласился я.
- Не ты так другой перепишет это письмо, поедет в Беловку или в Новый Путь и подбросит в какую-нибудь хату, вот так и доползет эта ересь куда угодно.
Мне стало грустно, интересно было узнать, что же произойдет, а Коля одним махом отрубил. Ничего интересного в жизни не происходит, скука одна, может поэтому постоянно кушать охота?
- Экзамен сдал за четвертый класс? - спросил у меня Коля.
- Сдал. В Беловку ездили на быках. Анна Александровна и их учительница принимали экзамен.
- Хорошо сдал?
- На пятерки: и чтение, и арифметику
Про чистописание промолчал, хоть тоже написал на пятерку, потому что не очень приятно было вспоминать. Сильно стараясь выводить буквы не заметил, что из носа то и дело шмыгала зеленоватая струйка. Анна Александровна заметила и , подойдя ко мне, прошептала - Иди Толя, высморкайся. - Я густо покраснел, даже жарко стало, уже не маленький, четвертый класс заканчиваю.
Я сходил на улицу, высморкался что было силы, посидел, подождал не потечет ли снова и зашел в класс.
- А ты Витька? - посмотрел на Хомяка.
Витек отрешенно махнул рукой и отвернулся. Тут виновата беловская учительница, уж Анна Александровна и улыбалась ей, когда проверяли Витькины знания. Его попросили написать на доске слово «тракторист» и он написал «трахтаризт», по моему наша покраснела
- Анна Александровна, ну что о нас подумают Чесменские учителя, если мы его выпустим? - говорила беловская.
- Ой, согласна, - со вздохом ответила наша. - Так не хотелось тетю Машу расстраивать. Ладно, пусть еще годик посидит, торопиться ему некуда. Вы правы Валентина Петровна, неудобно перед коллегами.
Слово-то какое придумала «коллеги», какое-то холодное и оставили Витьку на второй год. Если сказать, что Витька расстроился, значить ничего не сказать, он сразу стал предполагать, отлупит его мать или нет. Хорошо было бы, если бы Кондрат дал работу, а то заладил «погодь трохы да погодь трохы » .
- На второй год оставили? - не унимался Коля
- Ну, - равнодушно ответил Витек, свое от матери он получил и был теперь спокоен.
- Жить будешь в интернате? - посмотрел Коля на меня.
- Не знаю. Родители пока молчат. А ты в интернате живешь?
- Да куда мне с одной ногой в интернат, оттуда шлепать надо до школы полтора километра. В этом году я закончил семилетку и на мое счастье в этом же году открылся восьмой класс, теперь буду дальше учиться, - с радостью на лице объявил Коля, - а то бы пришлось искать другую школу.
- Ничего себе счастье, - ошарашено вскочил Хомяк, глядя на Колю, как на полоумного, - и сколько ты будешь учиться?
- До десятого класса. Наш класс так и будет идти до десятого, школа наша теперь называется средняя, значит десятилетняя.
- С ума можно сойти, - и мечтательно закончил. - Эх, дал бы мне Кондрат постоянную работу, я бы эту школу за километр обходил да и Анну Александровну подальше оббегал.
- Эх Хомяк, ты Хомяк! Даже в ФЗО без четырех классов не берут, так что добей хоть четыре класса да к Ивану в Магнитогорск.
- А ты к кому? - ехидно спросил у Коли Витек.
- А мне прямая дорога в педагогический институт, надо же учить кому-то таких балбесов как ты.
Из разговора с Колей я понял, что надеяться на конец света не стоит, а надо попробовать попасть на сенокос, возить копешки. Отец говорил, что рабочих быков надо будет пасти до темна, чтобы свежую траву щипали, да кто его знает, не передумает ли он, а так бы неплохо, хоть на коняке покататься. Мне все хотелось прыгнуть на коне через баръер, как показывали в кино
Вечером мать рассказала отцу про письмо, опять всплакнула, но отец промолчал, он был немногословен, молча пил из пиалки чай и когда мать отчаялась ждать ответа, он сказал:
- Побольше заготовлю сена для быков на ночь, отпрошусь у Черныша и съезжу. Ну что дочки отпустите, справитесь сами? - обратился он к старшим сестрам, теперь Зинка перешла в разряд старших, так как работала с отцом, взамен Вали, выбывшей по причине замужества.
- Езжай папа, справимся мы сами, - ответили дочери, - и маму возьми с малышками.
- Ну, как цыганский табор, двойняшки пусть остаются, а маленькую Тойган заберем.
Двойняшки сразу захныкали, утирая слезы подолами платьев.
- Да пусть едут, какая разница лошади, в них весу-то, девчатам зато будет легче. - возразила мать.
- Ну ладно, пусть едут, - согласился отец, не любил он бесполезные споры. Ни к чему это. Можно поспорить если неправильно содержат скот или неправильно что-то строиться, тут он будет доказывать свою правоту до последнего. Он спорил только с понятливыми людьми, а с дураком бесполезно спорить, он поймет только когда обмишуриться.
Уже на следующий день мать открыла свой сундук , перебрала свои платья и распоров одно, которое уже было мало, начала шить платья сестрам-близнецам, они, затаив дыхание и ни на минуту не отходя от матери, заворожено слушали стрекот швейной машинки. Да и то , не каждый день шьют новое платье, хоть и из бывшего старого, обновки тогда были редкостью. Мне это было ни к чему и я пошел к Щербакам узнать; правда ли тетя Нина купила Шурику магазинную рубашку. Новая рубашка, постиранная висела на спинке кровати.
- Че Шурику новую рубашку купили? - спросил я.
- Ну, - подмигнул мне Гена, - только мамка когда несла, уронила и замарала, - а когда Шурик от переизбытка чувств выскочил на улицу, пояснил. - Олешиха дала мамке. Говорит берегла, как Игнатову память, да потом решила лучше избавиться, потому что как откроет сундук, увидит рубашку и в рев. Реви- не реви, Игната уже не вернешь. Рубашка была что надо, воротник и даже рукава застегивались, вот кому-то делать нечего, то ли дело у нас, одна пуговица на воротнике, Одним словом рубашка была магазинная, такие обычно носит Юрка, сын Анны Александровны. Вдруг влетел Шурик с криком. - Гена, наша кулица нашлась, вон во дволе воду пьет. Не велишь? Посмотли сам, - верещал радостно Шурик, забыв выговаривать букву «р» где положено.
- Надо ее поймать и закрыть в сарай, - решительно сказал Гена. - Уже две недели не было, мамка думала украли или сдохла.
К нам шла моя мать, наверное занять ниток у тети Нины.
- Мать дома? - спросила она у Г ены
- Нет. Она на работе. Сегодня она дежурная. Тетя Рая, а у нас курица нашлась, сама пришла.
- А когда она терялась? - подозрительно спросила мамка - Принеси-ка ей зерна немного, она где-то парит яйца
Гена бегом принес в пригоршне пшеничные отходы, сыпанул перед курицей, которая стала торопливо склевывать зерна.
- Проголодалась . не надо было из дома убегать. Сейчас мы тебя в сарай закроем, будешь мамку ждать.
- И не вздумайте, - сурово сказала мать. - Даже близко не подходите к гнезду, иначе она бросит высиживать яйца, она сама выведет цыплят и приведет домой. Ладно? - мать даже наклонилась к Генкиному лицу , проверить дошло до него или нет.
- Ладно, - ответил Гена и сразу сунул кулак под нос Шурика, мирно стоявшего рядом. - Только сунься.
Мать не стала вмешиваться в дела братьев и ушла домой, мы присели на травку проследить дальнейшие действия курицы. Она склевала зерно, попила воды из колоды и неторопливо подалась в сторону бурьяна, попутно что-то подбирая с земли, но при этом всегда вертела головой, оглядываясь .Мы и сами не заметили, как она пропала из поля нашего зрения, вроде и следили бдительно.
- Может потихоньку пошукаем в бурьяне? - предложил Гена.
- Ты слышал, что моя мамка сказала. Если курица бросит гнездо, я сам тете Нине все расскажу, что ты беспокоил ее и она прибьет тебя, - мне так хотелось, чтобы тете Нине хоть один раз повезло и она порадовалась.
- Толь. Может к моей мамке сходим? - посмотрел на меня Г енка.
- Пошли, расскажем про курицу, а то же она думает, что курица и вправду потерялась, - и взяв Шурика за руки, мы направились в сторону колхозного коровника
Тетя Нина с тревогой вглядывалась в нас из под ладони, она привыкла к неудачам и радости ей ждать было неоткуда , как и всем одиноким бабам в деревне. Шурик вырвался из наших рук, припустился бегом и к нашему приходу уже успел рассказать все своим картавым языком, напрочь забыв, что нужно выговаривать букву «р».
Лицо у тети Нины посветлело, на губах появилась улыбка. - Дай-то Бог. Правильно тетя Рая сказала и не вздумайте даже близко подходить, особенно ты, пострел любопытный, - при этом она потеребила отросшие вихры Шурика.
-2-
Вечером, перед поездкой в Бускуль, все были в приподнятом настроении, особенно радовались близняшки, своим перешитым платьям. Они и за ужин хотели сесть в них, но мать заставила снять, еще заляпают. Утром я спал и не слышал, когда они уехали, на нарах стояла кружка молока, накрытая горбушкой хлеба, это мой завтрак. Старшие сестра были на работе и привыкший к постоянному шуму большой семьи я затосковал, поэтому быстро убежал на улицу. Деревня как вымерла, ни одного пацана на улице. Я полежал на травке, разглядывая плывущие облака. Если есть воображение интересно смотреть на облака, особенно на кучевые. Вон то облако похоже на голову коня, а вот наш председатель Черныш с большим носом-картошкой, даже лысина гладенькая, только пузень выгнулась в обратную сторону, а вот это облако похоже на прицепной комбайн «Сталинец-6» и даже копнитель сзади прицеплен.
- Валяешься ? - спросил подошедший Пушкарь, присаживаясь рядом на травку
- Хороший из тебя бы разведчик получился, я даже не услышал, как ты подошел. Пацанов никого не видать, не знаешь куда ушли?
- Не видел, а меня мамка послала узнать, когда вы документы повезете в Чесменскую школу.
- А че раньше времени увозить, начнется учебный год, вот и отдадим наши документы.
- Нет. Нам же надо, чтобы в интернате место дали, поэтому надо увезти пораньше.
- Не знаю я. Вот приедут родители, спрошу у папки. Тебе я обязательно скажу, с нами поедешь. Кто еще поедет в Чесменскую школу, не знаешь?
- Вроде все едут: и Шевчук, и Костычиха.
- Лучше бы Хомяка перевели в пятый класс, чем Костычиху, будет теперь языком чесать про нас, а дома, - что мы делали в Чесме. Прямо не люблю я девок, вот наша Зинка, - молодец, никогда не ляпнет лишнего слова.
- Зинка молодец! Я прямо радовался, когда она лупила Ваню Евтуха, думал самый старший, значить можно изголяться над младшими, а тут девка до красных соплей отмутузила . Теперь я его не боюсь, буду с ним драться.
- Да он просто хорохорится, а драться он не умеет. Пушкарь, сегодня уже первое июля, а ягод нет, как нет. Смотри ты и дожди ведь были, в рост ягодник идет, толку никакого
- Елки-палки, сегодня же конец света, а мы и забыли - вскрикнул Пушкарь.
- Точно. - выдохну я
- Чуть не забыл. Сегодня кино привезли, киномеханик Бобер афишу
клеил на дверь магазина. Тарзан - 2 сер.. Что такое «сер» не знаю.
- Так мы же видели Тарзана?
- Это не тот Тарзан, я же говорю тебе 2 сер
- Все равно, родителей дома нет, кто даст пять копеек на кино.
Из-за хаты деда Печерицы появились мои сестра. Они шли на
обед. Как-то сразу стало веселей на душе. Пушкарь ушел, но из-за угла вынырнул Хомяк. Где он болтался ? Ты смотри, какой скрытный стал, молча какие-то дела проворачивает, ходит куда-то? Главное молчит , нет бы посоветоваться, как будто он самый умный и все знает, чего же тогда на экзамене был как мокрая курица.
- Куда ходил с утра пораньше? — спросил я
- На наряд. Теперь же в школу не пойду., пусть думаю Кондрат работу дает, а он говорит «Нэ лиз попэрэд батьки у пекло, трэба будэ - сам гыкну» -- вот и весь разговор. Вот теперь придется ждать, когда ему захочется гыкнуть, то есть пока кто-нибудь не свалиться с лошади и не сломает ногу, как Афоня. Наверно, Кондрашка меня просто недолюбливает.
- А мне кажется он всех недолюбливает, ну его, в кино пойдешь?
- Нет. Я уже видел Тарзана.
- Это не тот Тарзан, дурачина.
- Как не тот. Бобер чтобы обмануть написал 2 сер.—
- Ну как хочешь, завтра будешь жалеть, - и я ушел обедать , звала
сестра -
Только успел пообедать, заявился Хомяк. - Толь, пошли в магазин, нашел пустую бутылку, сдадим. - Бутылку сдали, Витька оставил пять копеек на кино, а оставшиеся семь копеек не давали покоя и ,не выдержав, опять вернулся в магазин и купил на все конфет - подушечек. Мы были дети, очень хотелось сладкого
-Ты не жуй сразу, соси, а то слопаешь сразу и вкуса не почувствуешь.
- А че ты сразу не сказал, - проглатывая возмутился я, - уже успел проглотить.
- Ну на еще одну, Щербинам же тоже надо оставить по одной, - но я то заметил, как он бросил в рот третью подушечку. Хозяин-барин, может все съесть один, поэтому я помалкивал, но через некоторое время Витек раздумал оставлять Щербинам и разделил оставшиеся две конфетки.
Кино было интересное. Тарзан опять без страха сражался с тиграми и львами, ему помогали его девушка и маленькая обезьянка Чита. Ни один пацан, сидевший на полу перед экраном не уснул. Утром, когда я вышел на улицу, возле землянки Щербаков уже собралось полдеревни пацанов. Петько подпрыгивал, изображая Тарзана, а подбежав понял, что он изображал льва, который пытался ухватить за ногу Тарзана, тот дразнил льва и лев бесился в бессильной ярости, Девушка заразительно смеялась, обезьянка корчила гримасы льву и хлопала в ладоши.
- Неправда это, не сможет человек победить льва , придумали и сняли кино, - брякнул Хомяк.
Галдеж начался неимоверный. Я думал все кинутся бить Витьку и на всякий случай приготовился к драке.
- Как же ты , дуралей, снимешь кино, если они не будут вправду драться, - возмущался Афоня. - Видел же как в конце он льву пасть разодрал и всадил нож в грудь
Спор продолжался до тех пор, пока не затарахтела телега с едущими родителями, я обрадованный припустился домой, за мной бежали Витька и Щербины. Пацанов не волновал бесполезный спор, а тут могут какие-никакие гостинцы привезти. Я уже успел соскучиться по сестренкам и снимая каждую с телеги, чмокал их в пухлые щечки. Мать с отцом были очень довольны, занесли домой мешок, отец стал распрягать лошадь. Пацаны нетерпеливо переминались, ожидая, когда мать развяжет мешок. Мать сначала поставила самовар, потом развязала мешок и раздала всем по прянику. Мы выскочили на улицу.
- Ты откусывай помаленьку, слопаешь быстро и никакого удоволь-ствия, - наставлял брата Гена. - Думаешь, если быстро съешь, то я свой отдам? Во, - и сунул под нос Шурику кукиш, который пока и не выдвигал никаких требований к Г енке.
- Пацаны , пошли на молоканку, там поселили три семьи белорусов, которых привезли с Бускуля вчера вечером.
Молоканка давно не работала, продналоги товарищ Маленков отменил, после смерти Сталина и теперь никто не сдавал молоко, посередине торчал сепаратор. Хоть и интересно было посмотреть на белорусов, интересней было послушать мать. Когда пришли сестра с работы мать сообщила, что будем переезжать в Бускуль . Вот это новость! Девчата обрадовались, они были в Бускуле, знали , что это большая станция и работать там можно не только в колхозе, где ни копья не платили. Новость сногсшибательная, поэтому я опять рванул на улицу. Подбегая к молоканке увидел наших пацанов сидящих против белорусов и беседующих
- А тебя как зовут? - спросил Витька у рыжеволосого белорусенка
- Рыгор, а тябе?
- Витя. Так ты наверно Егор?
- Нет. Рыгор, - заупрямился белорус.
- У нас будешь Егор, - наставительно повторил Хомяк. - Вон у нас Толик, раньше был... Как Толя тебя звали? Забыл я уже.
- Меня и сейчас казахи зовут Тлеубай.
- Вот видишь был Клювай, а теперь по человечески Толик, так что ты Егорка. А тебя? - Витька посмотрел на сивого.
- Мяне Ивась.
- Будешь Иваном, - безапеляционно утвердил Витька
Разобравшись с именами, Витя решил выяснить, почему у
Михая-Миши отсутствует кисть правой руки.
- Граната разорвалась у руке, я яго бросил, а руку убрать ня успел, вот и культя.
- А где ты гранату взял?
- У яме, куда спрыгнул.
- А как она там очутилась?
- Тай, у нас если пахадить по лесу усе можно найти: пулямет, бомбу, патроны. Адин раз мы нашли пушку, даже хотели стряльнуть, да замок заклинило, а снаряды были.
- А у нас кроме коровьих лепешек в поле ничего не найдешь, - расстроился Хомяк
Дружеские отношения с белорусами мне были ни к чему, да и разговаривали они вроде и по -русски, но уж очень акали и якали, как будто нарочно это делали, неужели нельзя говорить нормальным языком.
- Витька, а мы уезжаем из Калиновки. В Бускуль
- Насовсем что ли?
- Ну конечно насовсем. Зато там школа - десятилетка, дома буду учиться.
- Если только из-за этого, то зря. Какая-то дурость уезжать из-за учебы В интернате можно жить в Чесме и уезжать не обязательно.
Вечером дома разговоры были о переезде, особенно мать радовалась тому, что буду учиться на « глазах», а не в интернате «голодный, холодный»
Вдруг зашли председатель Черныш и дядя Вася Печкин с поллитрой в руке.
Мать молча постелила полотенце на нары, поставила немудреную закусь.
- Цэ, Иван, нэ дуркуй, шо ты ни бачив у том Бускуле.
- Не уезжай дядя Ваня, - подключился Печкин. - Мне бы еще пяток таких дядь Вань и больше никого не надо на животноводстве.
- Я ничего против Калиновки не имею. Десять лет прожил здесь и худого слова не слышал ни от кого. Дети растут, Толика надо учить , а чтобы его выучить, я уеду на край света. Сестра у меня там старшая, она меня выкормила, вырастила, от могилы старика не хочет уезжать, дом напоминает ей о двух погибших сыновьях на фронте Так что извиняй Василь Моисеич, поеду я в Бускуль, может и вернусь, когда Толик школу закончит, может Толик вернется , загадывать не будем.
У матери появилась на лице улыбка, она достала свою бутылку водки и они еще долго разговаривали, вспоминая военное лихолетье, только я уснул и конец разговора не слышал.
- 3 -
Через три дня , ближе к обеду приехали три машины из Бускуля, одна явно была лишняя, хоть убейся нечего грузить, но отец, любивший справедливость, загрузил все три. На первую машину загрузили корову с теленком, на вторую весь скарб, на третью взгромоздились сами и положили мешки с курами и отдельный мешок с петухом, я удивился этому, неужели он в мешке будет кур топтать
Провожать пришли все соседи, время было обеденное, тетя Нина Щербина плакала навзрыд, когда обняла мою мать, тетя Маша тоже, только молча, да и другие бабы утирали слезы, уголками повязанных головных платков. Моя мать тоже плакала, столько вместе пережито невзгод, радости-то мало было. Я перекинув руку через борт для прощального пожатия пацанов не очень-то грустил, впереди было неизведанное. Шурику тоже хотелось, как и остальным пацанам пожать мою руку, но не доставал, хоть и подпрыгивал, поэтому мне пришлось перевеситься через борт. Наконец первая машина с коровой тронулась, а за ней и остальные. Все провожающие махали нам руками , пока мы не повернули за угол дома деда Печерицы. Грустить я начал через часик, когда заметил, что ничего не меняется, та же степь с пожелтевшей травой, кое-где пасется скотина.
Приехали в Бускуль, такой же пыльный как и Калиновка, возле землянок копошились сопливые, чумазые дети, старики вглядывались ,приставив ладони к глазам, силясь узнать, кто это переезжает. За машиной бежала самая активная прослойка любой деревни и самая любопытная: мои ровесники. Машина остановилась возле дома с большими тесовыми воротами, даже без объяснений я понял что приехали, потому что у ворот на лавочке сидела наша бабушка, радостно улыбаясь беззубым ртом.
Признаюсь честно, по правде я и не помнил бабушку, а вообще мне казалось, что все старики и старухи на одно лицо, все сгорбленные и с провалившимся ртом, тогда не было зубных протезистов. Бабушку я видел по моему впервые.
Оказалось что она совсем не видит, кто-то вывел ее и усадил на лавку, теперь Зинка черепашьим шагом вела ее домой. Мне подали мешок с курами и я поволок, но тут подбежал местный пацан, схватил мешок с другой стороны и мы понесли его в сарай.
- Валера, - подал он мне руку
- Толя, - пожимая его руку, ответил я. - В какой класс пойдешь ?
- В пятый.
- И я тоже, а далеко от меня живешь?
- Вот. = Валера указал пальцем на впередистоящую избу из самана, видно было через отвалившуюся штукатурку, крыша была земляная, как и всех землянок, только сверху покрытая толью.
- Валера, а что у вас за пацаны, похожие на армяшек?. У нас таких
нет,
- Это чеченцы, ингуши, один аварец был, только его посадили, у стариков последнюю корову украл и зарезал.
- Я даже не слышал про таких.
- Злые они, но дружные. Их выселил с Кавказа еще Сталин в сорок четвертом году за двадцать четыре часа. Многие не работают, промышляют воровством.
- В школу далеко ходить?
- Километра полтора. Школа в центре поселка. Через железную дорогу переходим, под вагонами стоящих составов. На отделении есть начальная школа для малышей, а с пятого класса все с центрального, с отделения, железнодорожники, элеваторские и автобазовские учатся в средней школе.
- Тракторов у вас много, почти через дом стоит или тарахтит трактор.
- Целина же у нас открылась. Тут кто только не понаехал; и солдаты, и тюремщики, и вербованные.
Долго я беседовал с Валерой Чучиным, который впоследствии стал моим лучшим другом. Мы потеряли друг друга через несколько лет после окончания школы, молодость вихрем закружила нас, понесла в неизведанные дали. Уже остепенившись, поискал его в Магнитогорске, имел некоторые сведения, но не оказалось его здесь. Теперь уже наверно не найду, времени мало осталось.
Тем временем закипел самовар, сестра унесла его в дом
- Я пошел домой , деда надо проводить на рыбалку, с ночевой едет.
- Приходи потом, а то я пока никого не знаю, скучно будет.
- Приду, как деда провожу, - и Валера ушел.
Домашние пили чай, бабушка быстро отодвинула девчат, освобождая место для меня на нарах, сестра молча улыбались действиям бабки. Она ерошила волосы на моей голове, долго всматривалась мне в лицо, что толку, если глаза не видят, хоть дырку на мне просмотри и тогда, отчаявшись, спрашивала у матери
- Ты же свекра помнишь своего, так сильно похож он на него?
- Сильно апа, сильно, как две капли воды, - успокаивала ее мать.
Бабушке очень хотелось, чтобы не исчезал облик ее отца, моего
деда Жетпысбая, которого за силу и коренастость казахи прозвали Талпак. Она была уже взрослой девушкой, когда в двадцать восьмом году дед бежал из Тургайского уезда, спасаясь от конфискации и тюрьмы, вместе с другими родственниками.
__ 4 __
Через недельку я уже вполне освоился, познакомился с пацанами, среди них были и чеченцы с ингушами. Пацаны как пацаны, не хуже и не лучше других. Что меня удивило, маленькие чеченцы читали наизусть мусульманский коран.
Очень заинтересовавшись способностями его , я расспрашивал Мусу, как он научился читать по-арабски, там же шрифт одни узоры, да и не проверишь, несет какую- то белиберду, может он материт меня.
- А ну переведи на русский, - предложил я Мусе.
- На чеченский я переведу, так ты и по чеченский не понимаешь, а на русский не могу. Не знаю этих слов. Давай я научу тебя читать коран, для меня это сауап.
- А что это такое?
- Значить я совершил богоугодное дело. Аллах меня со временем возблагодарит.
- Ладно, как-нибудь поучишь, сейчас мне некогда. Муса, а зачем вас выселили с Кавказа?
-Даже мой папа не знает. Ни один чеченец не знает, за что выселили. Сталину захотелось и выселили.
- Вот паскуда. А наша учительница еще плакала, когда он умер.
- А мы пели и плясали, когда он умер.
Мы с Мусой дружили, пока он не уехал на Кавказ в пятьдесят шестом году, никакие они не злые, а вот дружные - да. Если он твой друг, он никогда не обманет и не предаст тебя. Когда им разрешили уехать на родину, через две недели в поселке не было ни одного чеченца или ингуша, только осталась в бегах где-то старшая сестра Мусы, которая влюбившись в русского парня, бежала вместе с ним, иначе их ждала смерть. Однажды, когда я заходил к Мусе, он с оглядкой вытащил из-под клеенки фотографию красавицы с черными волнистыми волосами и шепотом сказал: - Единственная фотография, остальные отец сжег, теперь мать тайно молится на нее, чтобы Аллах дал ей сил и здоровья. Это моя старшая сестра и я тоже люблю ее
Я попрощался с Мусой и пошел домой. Возле Валериного дома стояла машина, тентованный газик, значить приехал его дядя с Карталов, раньше он работал физруком в Бускульской школе. Валера стоял на крыше и прыгнул вниз, плавно приземлился, только в это время его шлепнула по затылку его бабушка и забрала зонтик, бурча -- Тока не фатало ноги переломать. Валера подошел ко мне, сказал что прыгал бы всю жизнь.
- Валер, а что у Мусы сестра сбежала что ли? - как будто не разговаривал с Мусой, спросил я
- О-о-о! Тут такой кипиш был. Все чеченцы по всем аулам шныряли. Возле Смольниковых милиционер дежурил, это с каким она парнем убежала, а те бедолаги и сами ничего не знают. А сколько они денег истратили на поиски? Одному отцу Мусы известно. Муса приходит и говорит мне втихаря: - Отец в Новосибирск уехал, там видели нашу Марьям. Потом вижу отца уже дома и спрашиваю нашлась или нет. - Нет, - говорит. - Похожа на нее, но еврейка. Другой раз уехал в Куйбышев, да вернулся ни с чем. Ездил он разов пять или шесть, только все без толку. Только деньги ухлопал, а они словно сквозь землю провалились
- Может мертвые они? Другой исполнил волю Аллаха?
- Не знаю я, но мать их ходила втихаря гадать у знахарки. Та говорит, что живые, еще и прибыток есть
- А ты не узнавал, долго они будут за ними охотится.
- Спрашивал. Пока отец живой, грех на его голову пал, если бы он убил их, Аллах бы простил его.
Узнав у Валеры еще несколько статей мусульманского шариата, я пошел домой. Ничего зазорного в этом нет, что меня мусульманина учит Валерка-христианин, он прожил жизнь среди чеченцев и казахов, а я среди хохлов и белорусов.
Подходя к дому я увидел, что отец заезжает в ворота на гнедой лошади, запряженной в телегу, называемой местными арбой.
- Папа, теперь это наша лошадь?
- Да сынок, здесь каждый хозяин имеет свою лошадь с упряжью, так сложилось, что каждый заботиться о сене на зиму сам, поэтому без транспорта никуда и я обменял нашу корову с теленком на кобылу с упряжью. Зовут ее Фроська, притом она жеребая.
Через денек мы с Валерой уже собирали по дороге свалившееся с тракторных сеновозов сено для самой же Фроськи. Когда было время мы ходили на станцию, посмотреть на народ. Все, кому было нечего делать, шли на станцию, которую к приходу пассажирского поезда заполняли женщины бабушки с кастрюльками и чашками с картошкой и соленьями. Как только поезд останавливался бабы неслись вдоль вагонов, расхваливая свою картошку и соленые огурцы, но картошка она и в Африке картошка, сколько ее не расхваливай. Дед ковылял на деревянной ноге с рекламой своего табака «Налетай. Самосад из моего сада, продирает до самого зада». Махру его почему-то не покупали то ли пассажиры курили папиросы, то ли берегли зад. После отхода поезда, дед нисколько не расстроился, а усевшись на лавку, стал доказывать другому старику, что деревянная нога чисто русское изобретение, изобрели еще при царе Горохе, а до сих пор ничего лучше не выдумали, главное - любой криворукий может выстругать сам ножом или топором. Некоторые поезда стояли и по двадцать минут, если паровоз заправлялся водой из огромной колонки. Бабам тогда была лафа, они не носились вдоль вагонов, а степенно торговались до последнего.
Раньше мне казалось, что веселей Калиновки места нет, но по мере знакомства понял, что здесь гораздо веселей. Пацаны постарше от нечего делать , даже ездили в Троицк на крыше вагона. Воры приспособились вытаскивать гарпунами шмотки через открытые окна вагонов, но в нашем Бускуле таких гарпунеров не было.
Но лето проходило и пришла пора идти в школу, в пятый класс
-- 5 -
Мы с Валерой вышли из дому пораньше. Мать хотела отправить со мной старшую сестру, но я воспротивился, что я маленький что ли, подумаешь, надо отдать табель успеваемости за четвертый класс классной руководительнице. Валера тоже первый раз шел в эту школу, потом я узнал, что в этой школе вообще нет мелюзги, в поселке были три начальные школы, где они и набирались ума. Пятиклассники все держали в руках табели успеваемости за четвертый класс, которые собрала Раиса Федоровна, классный руководитель. Выступил директор школы, который говорил про успеваемость и дисциплину, про целину и заботе партии о народе, а в заключении сказал буквально следующие слова: - Партия неустанно ведет народ к светлому будущему и не только советский, но и все человечество. - Я сильно сомневался, что все человечество пойдет за партией, потому что американцы, которых я видел в журнале КРОКОДИЛ вовсе не похожи на людей, больше похожи на крокодилов в звезднополосатых штанах.
Мы уселись на задней парте, конечно же нас со временем рассадили, какой-то умник выдвинул теорию, что если посадить за одну парту разнополых учеников, повыситься успеваемость и вообще дисциплина. Наивный человечишко, больше сказать нечего, как будто среди девчат нет оторвяг. Раиса Федоровна брала табель, поднимала хозяина и начинала задавать вопросы, Дошла очередь до меня.
- С родителями переехал?
- Да.
- По какой причине?
- У нас начальная школа, переехали из-за меня.
- Похвально. Еще есть дети в семье?
- Еще пять штук. - Учительница еле заметно улыбнулась.
- А они уже не учатся?
- Вообще сестер у меня семь штук: двое замужем, двое работают, потом я , двое близнецов пошли в начальную школу на отделении, младшая дома сосет соску, - дал я исчерпывающий ответ, чтобы закончить эту тягомотину, она кивнула головой и я сел на место.
- На сегодня все. Завтра к девяти часам на занятия, я буду преподавать у вас немецкий язык. Вопросы есть ко мне?
Я был в недоумении. Как это немецкий? И на фига он мне нужен, мы в то время ненавидели их, потому что все беды исходили от них, мы их победили, а я должен башку ломать из-за их фашистского языка . Несправедливо это, они убили папкиного брата, убили у бабушки двух сыновей, ну вот и хренушки я буду стараться. От возмущения я поднял руку, учительница мне кивнула и я спросил:
- Раиса Федоровна, а зачем нам изучать фашистско-немецкий язык, мы же их победили, пусть Г ансы наш, русский язык изучают?
- Ты в своей школе много вопросов задавал?
- Задавал если непонятно, для этого я в школу и хожу.
- Ну , например ?
- Наприме-е-ер, - задумался я и вспомнив, - я спросил у Анны Александровны, почему, раз Сталин вождь всех народов и мирового пролетариата, немцы решили воевать против вождя?
- И что она тебе ответила?
- Она сказала, я бы сама тебе язык отрезала. Не .задавай больше никому таких вопросов. .
Весь класс засмеялся, учительница тоже. Я понимал, что учителей будет много, лучше держать язык за зубами, а если уж невтерпеж, лучше спросить у пацанов, вон Овсянников опытный, уже третий год сидит в пятом классе. Высыпали из школы и отделенческие гурьбой пошли домой. Вопрос я задал не зря, теперь каждый пацан захотел со мной поговорить за мою смелость. А что учителей побаиваться, они тоже нормальные люди, как и мы же, раз я дундук учи меня, на это ты и учитель . Дома меня ожидала радость, мать нашла в чулане кирзовую полевую сумку, может быть с ней ходил в школу мой убитый на войне двоюродный брат.
Нет. Расскажу-ка я в первую очередь о своем лучшем друге Валере Чучине, Он жил с бабушкой и дедушкой по линии матери. Мать вернулась с фронта по причине беременности, отец остался добивать фашистов. Мать умерла через полгода после его рождения от пневмонии, не дожив до Победы месяц, а отец погиб на фронте, не дожив неделю до победы. Остался он на попечении многострадальной бабушки. Дед у него был суровый, на портрете сидел бравый казак с лихо закрученными усами в офицерской фуражке и погонами есаула. Он ни с кем не общался в деревне, с бабушкой тоже. Можно было подумать, что в одной избе живут две семьи; дед и бабушка с внуком. У деда был договор с сельпо на поставку рыбы, поэтому в неделю раз он уезжал на промысел на два-три дня. Лодка у него была интересная, половина из алюминия, половина резиновая, привез ее с фронта дядя Боря. Фронтовики привозили много диковинок, вот наш учитель по труду Архип Прокопьевич, например, привез мотоцикл с коляской «Харлей», с них еще потом передрали наш «Урал». Вот было чумное время, потеряв родителей на войне, ни один пацан от государства не получил ни копья, если не было совсем родственников отправляли в детдом. Но слава Богу, у Валеры была бабушка и обиженный на Советы и потому замкнувшийся в себе дед-есаул.
Интересное дело происходило во дворе у Валерки, когда я пообедал и прибежал к нему, обсудить одноклассников, учителей и ,вообще, обстановку в школе. Валерка стоял у дома, приставив ладонь козырьком к глазам, задрав голову смотрел на крышу, где сосед Митяй прибивал к матке дома жердь , который внизу держал дед. Между жердями была натянута желтая проволока и от нее спускалась вниз еще проволока.
- Валер. А что вы делаете?
- Антенну для радио. Дед наш радиоприемник купил, сейчас будем слушать.
Митяй закрепил жердь и спрыгнул с крыши.
Я решил не уходить, хоть раз послушать радио. Дед с Митяем просверлили оконную раму буравчиком и протолкнули провод внутрь. Дед оказывается уже приготовил в углу треугольную подставку под радио, обычно такие делают под иконы. Митяй вставил антенну, включил штекер и вдруг грянула музыка. После патефона нашего меня уже трудно было удивить такими штучками. Митяй стал крутить колесико «мк», шипение, треск, четким голосом « претворяя в жизнь решения двадцать второго съезда КПСС все трудящиеся нашей не»... Митяй закрутил колесико дальше ... « каппелевцы шли как на параде, шеренга за
шеренгой в полный рост, держа в руках винтовки с примкнутыми штыками»
- Не трогай, пусть говорит, - велел дед, наверно вспомнил свое белогвардейское прошлое, так как с большой ностальгией стал сворачивать самокрутку. Мне стало жаль Валеру, такой хороший пацан, а дед достался ему - белогвардеец. Мы с Валеркой слушали про проделки каппелевцев и были довольны, что в конце концов наши погнали беляков, а главный герой, едва спасшись, ночью пробирался к своей даме. Встретившись , они долго говорили с обидой, что у них отобрали барскую жизнь, он уговаривал ее уехать за границу, а она без него ни в какую. Я впервые подумал о буржуях и решил, что правильно отобрали у них барскую жизнь, а то поделили на богатых и бедных. Сейчас - равноправие, все бедные, но за то не обидно, в кирзовых ботинках ходит и ученик, и учитель. Бабушка позвала мужиков обедать, дедушка выключил радио и укрыл специальным покрывалом, значить Валерке нельзя включать, когда вздумается, без разрешения деда. Все-таки аппарат редкий, не игрушка. Мы с Валерой вышли на улицу, по этикету бабушки, раз на столе стоит поллитра водки, внуку там не место.
-- 6 -¬Мы с Валерой запрягали лошадь для поездки отца за сеном, я одел черезседельник и взялся за хомут, подбежал Валера помочь одеть хомут на шею лошади,. я отстранил его. Подставил хомут, лошадь сама ловко просунула голову и задрала вверх, чтобы хомут продвинулся на шею.
- Первый раз вижу, чтобы скотина добровольно одевала хомут на шею - удивился Валерка.
- Сколько угодно. Вон деверь нашей Катьки захотел женится, приезжал к нам советоваться с отцом моим. «Зачем тебе этот хомут на шею, молодой еще» - прямо сказал мой папаша. Нет . не послушался , женился, а теперь наверно кается, потому что по вечерам в клуб так и бегает. Завтра в школе ты не очень распространяйся про радио , желающих поглазеть будет много, а деда своего знаешь, будет ругаться.
- Я скажу пацанам, когда он будет на рыбалке.
- Вот это правильно.
На утро в школе только и было разговоров про радиоприемник деда Валерки Чучина. Учащихся интересовало все, от стоимости приемника до вопроса, где дед взял такие деньги. Старшие, кто не боялся Валерку, прямо говорили, что он обкрадывает сельпо с рыбой, кто был знаком с его социальном происхождением, предполагали о припрятанных драгоценностях, не даром он был белогвардейским офицером. Наконец страсти по радио улеглись и учительница по русскому и литературе Усачева Валентина Ивановна поучала нас.
- Чтобы хорошо научиться разговаривать, необходимо ежедневно прочитывать несколько страниц вслух художественной литературы с выражением, все переживая вместе с героями текста и войдя в образ, вы получите истинное удовольствие от прочитанного.
- Валентина Ивановна, - поднял руку один из старожилов класса, которому надо учиться в классе восьмом. Таких в наше время было предостаточно. Например, Толя Калнашеев учился, учился в шестом классе и бросил только когда женился .
- Что тебе Овсянников?
- Валентина Ивановна, вы в прошлый год то же самое говорили.
- Не в прошлый год, Вася, а просто прошлый год, - поправила она
- Ну ладно, прошлый год. Начал я читать вслух Тургенева, Му-му кажется, а старший брат, который готовился на вторую смену и спал, сказал: «заткни хайло читатель или иди в сарай и читай вслух поросенку Прошке, ему не идти на смену». С такой семейкой я никогда не стану хорошистом, не то что отличником.
- Ой, ой, Овсянников, - состроила гримасу отчаяния Валентина Ивановна. - Не смеши меня пожалуйста. Хорошист нашелся. Уж как-нибудь добил бы пятый класс, да куда-нибудь в ФЗО.
- Вот и я говорю , а родители никак не хотят слушать; говорят учись, успеешь наработаться. Со мной надо что-то делать, вы думаете мне приятно учителей нервировать? Ошибаетесь. Я так потом переживаю, даже курить хочется.
Валентина Ивановна , глянув на развеселившийся класс, строго сказала: - Сядь Овсянников, ты горазд на пустые разговоры. Ребята, запишите домашнее задание.
Я же подумал, что без таких пацанов как Вася, в классе было бы скучно и представьте себе класс отличников, которые сидят за партами прямо, чтобы не было искривления позвоночника, руки сложили на парте перед собой. На вопрос учителя все поднимают руки для ответа, не отрывая локоть от парты, никто не тянет руку чуть не до потолка дополнительно потрясая ею, а иногда и соскакивая с места. С ума можно сойти от такого, по-моему от такого взвыла бы сама Валентина.
- К доске пойдет, - и стала водить пальцем по классному журналу, - Чернова. Просклоняй слово «ручка» и запиши на доске. Нина запросто просклоняла слово и записала.
- Молодец, садись. Теперь к доске пойдет...пойдет Витя Меринов, просклоняй слово « мышка».
Витя вышел к доске охотно, все подумали даже, что он выучил правило склонения. Резво начав с именительного, где даже слово не меняется, тут же споткнулся на родительном падеже, стоял чутко вслушиваясь в подсказки класса, а так как подсказывали все неравнодушные одноклассники, создавался сплошной шум , из которого ни черта не было понятно
- Ну делал домашнее задание. На какие вопросы отвечал?
Витя молчал как партизан, правда вид был абсолютно равнодушный.
- Садись, два! - подождав немного, сказала Валентина
Второй урок физкультура. В Калиновке никогда не было физкультуры, Анна Александровна на физкультуру уходила домой, доить корову, а мы бесились каждый сам по себе. В Бускульской школе учитель вышел в шароварах на резиночках , .с карманными часами в руках. Правда, я потом разобрался, что это был секундомер. Физрук смахивал на цаплю, мало того еще и нос крючком, в строю рассчитались на первый-второй и стали по команде учителя бегать стометровку. Мне в напарники попал Евдоха, пацан выше меня, но совсем дохлого вида и я обогнал его метров на пять.
- Ты молодец, очень быстро бегаешь, - сказал физрук. Надо тебе тренироваться. Или тренируешься?
- Нет . не тренируюсь, просто часто драпать приходилось. Ботинки жалко, босиком я еще быстрей бегаю.
- Будешь выступать за младшую группу по бегу на районных соревнованиях, - утвердительно сказал Иван Степанович.
Наконец уроки кончились и мы гурьбой отправились домой. Так как идти было далеко, по дороге проходили через железнодорожные пути, шмыгая под вагоны, мы держались вместе. Вместе держались еще и потому, что много пацанов вообще не учились в школе, они кодлами бродили по станции или поселку и, встретив одинокого пацана , обшаривали карманы, отбирая все, что находили. Несговорчивых награждали тумаками. Девчата тоже шли с нами, хоть их никто не обыскивал. Я не думаю, чтобы нашелся пацан желающий обыскать девку, не завидую ему, небо с овчинку покажется Подходя к железнодорожным путям, метрах в ста от станции что-то окружив плотным кольцом стояли люди, все взрослые
- Опять кого-то поездом зарезало, - догадалась опытная Галинка Келюх, она училась уже в седьмом классе и не раз уже смотрела смерти в глаза, в лице зарезанных поездом.
Мы устремились внутрь живого кольца, пробуравливая толпу головой и попав в кольцо я увидел скальп с седыми волосами, желтки сырых яиц, запачкавших рельсы и что было сил рванул из кольца окружения. Уже , присев на корточки, блевали Муса и Яна Прокопенко. Валера вырвался из круга белый как смерть и , тыча в меня пальцем, произнес. - Ты белый - как смерть.
- Ты тоже, - ответил я, но по правде говоря, разговаривать не хотелось.
- Больше никогда не буду смотреть на зарезанных поездом, - клятвенным голосом заявил Амантай. Амантай нормальный казахский пацан, такой же как и я, нормальные глаза с восточным разрезом, а вот только серые, даже светло-серые, поэтому имел много неприятностей. Нет. Девчатам как раз он из-за серых глаз нравился очень, а вот пацаны, если был какой-то скандал, сразу обзывали его «выб... м». Амантай кидался драться, а так как обзывали частенько, со временем стал приличным драчуном, а когда один из целинников организовал боксерский кружок, на первых же соревнованиях занял первое место.
На целину кто только не ехал, даже перечислять не буду. Какие битвы были. Автобаза на отделение, элеватор на станционных, центральное на Уралруду, только надо заранее узнать про драку, разведать так сказать, прибыть вовремя на место, усесться подальше на полянке, чтобы ненароком не пришибли и биться об заклад; кто победит. Спорили на шалабаны, больше у нас ничего не было. На всех основных драках мы присутствовали, кроме одной, потому что произошло это стихийно. Нормальная, цивилизованная драка проходит как? Поругались, , парни из-за девчат, допустим или не понравились мордой друг другу, вот они стоят, сверлят друг друга взглядом, угрожают и ,если никто не хочет уступать, что чаще всего бывает , договариваются о месте и времени встречи. Каждый сообщает своим друзьям, своему краю или на работе и в договоренное время происходит нормальный мордобой, зато потом никто ни на кого не обижается. А вот стихийное произошло следующим образом.
В Бускуль прибыла рота солдат на уборку урожая, командовал ими капитан. Чеченцы почему-то на дух не переносили солдат; то ли это врожденное, то ли последствия их насильственного переселения в Казахстанские степи, одним словом чеченцы отлупили капитана прямо в элеваторском магазине, куда капитан зашел мирно купить папирос. Что тут началось, когда капитан зашел в казарму-барак весь в крови. По всему поселку носились солдаты с накрученными на руки ремнями, били подряд всех чеченцев, кроме детей и стариков, врывались в дома и , если вдруг нечаянно попадали в дом русского или казаха, они вежливо извинялись, просили воды , если хотели пить, хозяева приглашали попить чаю, чтобы узнать подробности . солдаты отказывались чаевничать и шли продолжать свое дело. Дня три солдаты не работали на элеваторе, ходили вылавливали чеченцев, а те разбежались по соседним деревням к родственникам. Приезжало солдатское начальство, вообще подняли пыль до потолка, как -будто произошло чрезвычайное происшествие, то ли дело наши, подерутся, потом вместе напьются водки на мировую и все шито-крыто, даже участковый не знает, потому что в это время он угощается в доме того, кто совершил серьезное преступление, то есть своровал какую-то социалистическую собственность, а драка это пустяки, потому что человеческую физиономию никак не отнесешь к социалистической собственности и потому что драка в России, то есть в Казахстане , извиняюсь, просто баловство.
Что это я отвлекся, мы же не дрались, а смотрели на зарезанную поездом женщину. Вид у всей компании был удрученный, все молчали, говорить никому не хотелось. Молча нырнули под вагоны состава, как раз в это время в голову состава ткнулся маневровый паровоз, с головы поезда стал приближаться перестук сцепок вагонов, поэтому все быстренько выскочили из-под вагонов, хоть и знали, что поезд еще не тронется, все равно было страшно после увиденного. Скажу по секрету, высшим шиком перед девчатами считалось проскочить под движущимся вагоном, только чтобы никто из взрослых не видел, могут и уши надрать за это. Девчат наших это не шокировало, они вертели указательным пальцем у виска и сердито говорили: - Дурак!
- Толь, дед уехал сегодня на рыбалку , приходи, покрутим радио.
- Конечно, надо немного отвлечься, - согласился я.
Когда я пришел к Валерке, он сидел на корточках и вращал колесико приемника. когда он вращал колесико, на светящейся панели передвигалась красная полоска, попадались песни , чистый разговор, только Валера слушал треск, шум и иностранный язык.
- Что ты ищешь? - спросил я, когда надоело слушать трескотню
- Да мне интересно, что ищет дед весь вечер, ничего путного не дает послушать, все время слушает трескотню, наверно слушает вражеские голоса старый. - Мы посмеялись и стали слушать музыку.
-- 7 -¬Зима такая же как и в Чесме, через день ветер с поземкой. Отличие одно, Калиновка маленькая, поэтому до школы не далеко, а Бускуль огромный, поэтому из любого края шлепать километра полтора а из Центрального отделения все два километра. Так как по «Розе ветров» преобладало юго-западное направление, в школу мы шли навстречу ветру.
- Опять в харю! - возмущался Валерка
Шарфов, башлыков у нас не было, поэтому полдороги до школы мы шли задом наперед. По дороге попадался железнодорожный вокзал, где мы переводили дух, сбивались в большие кучки и шли дальше. В бураны за опоздания никто не ругал. Витя Меринов всегда опаздывал часа на полтора-два и всегда имел одно оправдание.
- Вышел из дома. Буран не дает глаза открыть. Заблудился . думаю где я нахожусь. Глядь, а я нахожусь возле собственной хаты, какой-то черт водил меня водил и пожалел, привел к дому. Нет думаю, в школу все равно пойду, чтобы для меня это не стоило и пришел, преодолев все трудности.
- Сядь Меринов, врешь как сивый мерин, - класс закатился от смеха, а Василий Романович, учитель по математике продолжил объяснение темы урока.
- А что, даже запросто можно заблудится, - поддержал дружка Вася Овсяников, - в прошлый буран вот...
- Овсянников к доске, - перебил его учитель, - запиши на доске сумму квадратов и квадрат суммы и разложь их.
Вася написал на доске оба квадрата, все- таки не первый год учился в пятом классе, а вот как их разложить забыл за лето, хоть убей. Мищенко подождал немного, надеясь, что тот вспомнит наконец и потеряв терпение, сказал: - Садись Овсяников, два. Кто разложит? - обратился он к классу. Вырос лес девичьих рук, пацаны в таких случаях соблюдали солидарность. Валя Руденко наша староста класса, развернувшись к задней парте, что- то втолковывала Васе, который согласно кивал головой, а в итоге опять с тоской уставился в окно. «Дурость какая-то, буквы разложь да сложь. Кому это нужно. Жаль годов не хватает, а то автобаза опять набирает группу шоферов на курсы Вот это житуха! Раньше, когда не было целины, пацанов брали везде на работу, а теперь понаехали, как саранча. Еще говорят летом приедут строители, будут строить десятиэтажный элеватор. Пусть отец отлупит, но в школу больше не пойду. Стыдно сидеть за одной партой с мелюзгой и как не понятно это родителям. Раздался звонок и класс вывалил в коридор. По коридору пацаны ходили осторожно, оберегая зад, пошло такое поветрие по школе, давать пинка под зад, девчат не трогали - себе дороже, а пацаны проходили мимо друг друга только боком. Старшеклассники бежали все в наружный туалет и из щелей и дверей вился ароматный табачный дым, бегал туда и наш Вася. Мне в эту перемену никого не удалось пнуть, все были бдительны, Валера пнул Евдоху, Евдоха Мерина.
В класс вошла Раиса Федоровна и когда все успокоились сказала: - Сейчас я сама рассажу вас по местам, нужно укреплять дисциплину в классе, да и сильных учеников посадить к слабым, пусть помогают. Овсяников будет сидеть с Валей Руденко.
Я-то сразу догадался, чья это инициатива; ее мужа Василия Романовича, развели тут семейственность, понимаешь .
- Толя, ты будешь сидеть с Яной Прокопенко, поможешь ей по математике. - сказала она, когда очередь дошла до нашей парты.
- Раиса Федоровна, у нас с Чучиным одна чернильница, да и по математике я взял над ним шефство, - хотел отпереться я. Все знали, что над Валеркой по математике не надо шефствовать.
- Ничего. Яна разрешит тебе пользоваться своей чернильницей, а над Валерой будет шефствовать Рая Ермолович.
Яна было первая любительница списывать уроки, поэтому она радовалась, а то как же, я всегда первый решал контрольные и до звонка уходил в коридор. Теперь она шептала мне на ухо, чтобы я сел слева от нее, так удобней списывать.
- Ладно. - согласился я поменяться местами. С чистой душой я давал списывать, всем кто просил, жалко что ли. Может кто не успевает сделать уроки? Ту же Людку Кулешиху я несколько раз видел разгуливающую со старшими соседками возле клуба, я по себе знаю, заиграешься с пацанами, ни в какую не охота идти домой.
Зима - скучное время года. Все живое стремиться в укрытие или тепло да и одежонка многим не позволяет долго находиться на улице, происшествия может какие и происходят, да не увидишь их, сидя на печке. Никаких происшествий, разве только мне пришлось подраться с ингушом Валахоевым. Первым придрался он, я все терпел, потому что вместе в школу ходили, он возомнил будто я боюсь его. Терпение мое лопнуло, когда он обозвал меня Колчаком, я схватил его за ухо шапки-ушанки и так начистил рожу, что девчата еле остановили кровь из носу. Они скатывали снег и прикладывали к его шнобелю, снег розовел, его откидывали, прикладывали новый. После этого он стал как шелковый. Ну вот какие они злые, они справедливые, рядом стояли еще ингуш и чеченец, но они не полезли на меня драться, потому что видели - драка честная, я был оскорблен, так как он обозвал меня именем врага революции и врага моей социалистической отчизны. Магомед видать надеялся на своих земляков, но они из чувства справедливости не полезли драться, а может быть и из чувства страха, рядом же со мной были Валера и Амантай
-- 8 -
За зиму произошел еще один случай, который я видел впервые - пионерский слет. Слово - то какое «слет», значить слетелись со всех
концов пионеры. Мы слетелись все из одной сельской школы, из других школ никто не прилетел, зато как звучит! Главное - масштабно и какая - то гордость в душе, что ты сопливый пацан, участник этих событий. Нас построили на торжественную линейку. Почему «торжественную» и почему «линейку», а не строй, я не знаю до сих пор, поэтому расскажу своими словами. Построили всю школу в коридоре, только не понял зачем построили еще и старшеклассников, ведь слет-то пионерский? Ну да ладно. Вчера всех предупредили, чтобы все были в пионерских галстуках, девчата коне-е-ечно расстарались, у меня его сроду не было, Валера хотел утром повязать на шею да дед, усмехнувшись, сказал: - Ты лучше на дурную башку свою повяжи, как бабушка твоя платок. Засерают пацанам мозги, растудыт твою мать. - и сплюнул на пол. Валерке самому не очень нравился галстук, поэтому он сунул его в сумку, а когда повязал его перед слетом, галстук имел жалкий вид красной тряпки
Было все торжественно. Руководила всем старшая пионервожатая, здоровенная, но фигуристая тетка с командирским голосом. Она подала команду «Равняйсь!», через миг «Смирно!», не дотягивала она до военрука, который зычно кричал; «Р-р-равняись! Смир-р-р-рна!» и тут же без пафоса и даже виновато, тихо подавал команду «Вольно». Старшая строевым шагом пошла вдоль строя, застучал дробно барабан и запел горн, они сопровождали старшую пионервожатую, которая отдавала пионерский салют , приложив вытянутую ладонь к середине лба. Так они проследовали до конца коридора , где стоял директор школы. Она доложила ему, что дружина пионерская построена, что-то еще и подала команду «Вольно», по указанию директора школы. Что касается меня ,то я и не думал стоять смирно во второй шеренге, а проходившая мимо вожатая этого конечно не заметила, потому что в этот момент ее горящий взор был устремлен в светлое будущее человечества. Так думал я, а что думала она, я не знаю Директор школы говорил, что надо хорошо учиться, я это знал и без него, со слов матери. Говорил про Ленина и Хрущева, я особо его не слушал, думал о том, у нас в Чесме есть такое или нет? Наверно есть, страна одна и видимо слетаются все пионеры страны. Вдруг старшая пионервожатая громко крикнула : - К борьбе за дело Коммунистической партии будь готов!,- приставив ладонь ко лбу. Строй дружно прокричал: - Всегда готов! Я промолчал, потому что не знал об этом, Опять застучал барабан, заиграл горн и ватага двинулась строевым шагом на свое место. На этом собственно слет и закончился,
Валерка опять сунул свой галстук в сумку. Справедливости ради надо сказать, девчата некоторые носили галстуки постоянно, не только на слеты. Дуры, что с них взять.
Жизнь в Бускуле шла своим чередом, пока поближе к весне одна девка не захотела замуж . Возле нас жил сосед Джамбул, так вот к нему приехали сватья, чтобы сыграть свадьбу. Моя бабушка ругалась, что забыли теперь обычаи предков; невесту надо засватать как положено, потом родители жениха зовут сватов в гости , чтобы показать где будет жить невеста , договариваются о калыме. Всех приезжавших надо одарить подарками, да не просто одарить, а чтобы подарки были дорогими. В ответ родители невесты теперь зовут сватов к себе. Такой же процесс одаривания происходит в доме у невесты. Только после этого назначается срок свадьбы, срок уплаты калыма и все другие вопросы Вот и плевалась моя бабушка беззубым ртом, а как не плеваться, если невеста снюхалась на стороне с каким-то парнем, уже вместе приехали к ее родителям без стыда, сообщить, когда приедут ее сватать и одновременно сыграть свадьбу. Срам-то какой. Бабушка до того расстроилась, что прилегла и уснула, пусть шайтаны сами разбираются. Невеста Зауре работала в райкоме комсомола и жених там же. Вот и снюхались в своем логове.
Решено было принимать сватов в нашем доме, чтобы не ударить в грязь лицом, у них землянуха была тесная, некуда гостей рассаживать. Мы с Валеркой околачивались возле нашего дома, а потом и вовсе зашли домой понаблюдать, как проходят свадьбы в Бускуле. Угощение сводилось к тому, чтобы споить сватов. Сваты прикидывались трезвенниками и ни в какую не хотели пить, наши настаивали и с отчаяния опрокидывали рюмки в себя. Среди сватов был и один из нашего поселка, большой любитель выпить , он был фуражиром нашего отделения, корма всем нужны, каждый нес ему бутылку, но сейчас он не пил, видать хорошо родственники проработали его, да и жена сидела возле него, облокотившись на его колено, его тоже не могли заставить. Когда родня невесты уже изрядно набралась и перестала обращать внимание на сватов, те поняли что переборщили и стали садить рюмку за рюмкой, тогда-то и началась настоящая свадьба.
Я переводил Валерке на русский основные моменты разговоров, какие считал наиболее важными.
- Калым требуют Заурешкины родственники.
- Сколько? - спрашивал Валерка. Калым он знал
-Лошадь, овечку, пять отрезов на платья и ящик водки для джигитов.
- А деньги не просят?-
- Нет. Они же понимают, что денег ни у кого нет.
- Толь. А вот если не заплатят калым, Заурешку не отдадут что ли ?
- Как не отдадут? С радостью отдадут. Все уже договорено, это так для показухи и для соседей. Наверно и лошадь вскладчину купили
В землянке соседей гуляла молодежь, только пили они бражку, водки на всех не напасешься, а самогонные аппараты тогда были не в ходу, верней про них даже не слышали. Несчастные люди, кто не дожил до расцвета самогоноварения. Утром свадьба опять запела и заплясала, теперь уже сваты не выкобенивались, напились с утра пораньше, пошли шастать по нашим сараям, правда хвалили хозяина за порядок. Приближалась пора уезжать сватам, запрягли лошадей, стали выносить и укладывать приданое. Все было хорошо, пока отец не послал меня посмотреть, не осталось ли чего из приданого. А в избе!... мать моя!... стоял сплошной вой и рев младших сестренок Зауре. С натуральными причитаниями, как будто кто-то умер, у невесты даже глаза припухли, она обнимала своих сопливых сестренок и братишек. Потом они обнялись с матерью и прямо от горя повалились на нары. Молча, опустив голову стоял отец, мне так и казалось, что сейчас он стукнет кулаком по столу и скажет; «Нет! Никому не отдам дочь. Заносите приданое». Но он этого не сделал, а просто ждал чего-то. Вдруг Зауре резко прекратила вой, мать стала поспешно одеваться, отдавая указания младшей дочери. Оказывается мать едет вместе с дочерью, ну и выли бы себе всю дорогу, чем ранить души младших детей. Теперь лица и у Зауре, и у матери были улыбающиеся, очень довольные, отъезжая они даже радостно помахали рукой провожающим. Я был убит лицемерием участников спланированной панихиды, поэтому спросил у матери
- Мама, а зачем они так плакали?
- Обычай такой. По старым порядкам, выданная замуж дочь, могла приехать к родителям только через три года.
- А ты двух дочерей выдала, но такую катавасию не устраивала. Зауре уже через недельку может припрется, если жратва кончиться.
- Ладно сынок, обычай есть обычай, пошли домой, - обняв за плечо, повела меня к дому.
- Дурацкий обычай, свадьба устраивается для веселья, а они устроили прямо похороны какие-то.
Валерке я все рассказал про проделки райкомовской Зауре и он согласился со мной полностью и заметил; - А еще комсомольский вожак.
-- 9 -¬Наступило лето пятьдесят шестого года. Мы сдали экзамены за шестой класс, в те времена экзамены сдавали каждый год, начиная с четвертого по десятый класс и отменили это правило только в пятьдесят седьмом. Со мной иногда старики спорят, говорят отменили раньше. Может быть, только не забывайте, что я жил тогда в Казахстане, а там как в тайге «Закон-тайга, медведь-хозяин» и нечего со мной спорить, спорьте со вторым секретарем ЦК КП Казахстана Леонидом Ильичем Брежневым.
Чеченцам и ингушам этот год принес большую радость, им разрешили вернутся на Кавказ. Стали распродавать дома и скот, разумеется за бесценок Правда, лошадей они увозили с собой. На две-три семьи нанимали товарный вагон, грузили скарб и лошадей, уже в вагоне разжигали керогазы и начинали готовить похлебку или чай, старики и женщины даже не спускались из вагона на землю, как будто страшились остаться здесь еще раз. Много они пережили, когда их выселяли, пугала неизвестность за будущее, теперь было легче, все же Родина, тревогу вызывали лишь покинутые не по своей воле, дома.
- Магомед, а где вы там будете жить? - спросил я у Валахоева. Обиду за то, что я начистил ему рыло, он уже давно забыл.
- Свои дома будем занимать, у кого целый, мы же их не продавали, если кто-то занял, будем выгонять.
- Магомед, вы уж там осторожней, не деритесь, - наставлял Валерка, - а то ведь могут выслать и обратно. Дома тут вы уже продали.
Дома у чеченцев по дешевке покупали целинники, которые приехали с семьями, холостые жили по квартирам. То и дело управляющий отделением ходил по поселку, стараясь всучить к кому-нибудь на постой, вновь прибывших целинников, ходил как гусак с гусенятами. У нас управ просто настаивал, чтобы пустили квартирантов на постой, мотивируя тем что дом большой. Я уже говорил, отец у меня был спокойный, никому не желавший зла, но тут он не выдержал
- У тебя тоже дом не маленький, сколько человек ты взял на постой? - спросил отец у управляющего и сразу огорошил его
- Надо будет и возьму, - подумав, ответил он.
- Вот когда ты подумаешь и возьмешь, тогда и я подумаю. Всю жизнь, испокон веков , мужик переезжая на новое место в России, начинал копать землянку.
- Так то в России, а у нас Казахстан.
- Хватит придуриваться начальник, по твоему целинники приехади из Америки что ли, тогда посели их в терема, а я таких умников как ты, целыми отарами на водопой гонял. Завтра я уйду с отделения, слава Богу, в Бускуле на мою шею хомутов хватит, - за спиной управляющего тихо смеялись целинники. Отец ушел допивать чай.
Оконфуженный перед целинниками управ направился к дому Чучина. Но тут начал дипломатично, издалека.
- Здорово Андрей Ипатьич, - начал управ.
-Здорово, коль не шутишь, - ответил дед сурово, Кроме коммунистов, дед также не любил начальников всех мастей. «Начальник должен быть избранный, - поучал он нас с Валеркой, — как атаман у казаков. Тогда его будут уважать и слушаться». - Чать на фатеру привел? Не пускаю я никого, пусть землянки роют, - в точности повторил слова отца Валеркин дед.
- Дед, сено дадим для коровы, - заискивающе сказал управ.
- Пока руки на месте, сам накошу. Сеном прельщайте тех, кого отучили работать на земле своими колхозами. Не води больше ко мне своих целинников, все равно не пущу, - и развернувшись, ушел в сарай, показывая, что разговор закончен
Не солоно хлебавши управляющий увел своих гусенят дальше по поселку.
- Так и не отучиться казна ездить на хребте мужика, - выйдя из сарая, продолжил свое возмущение дед. - Эти целинники уже все улицы испохабили своими тракторами. За водкой едут обязательно на тракторе. С этой целиной зеленой травки не найти в деревне. Все хотел спросить их, зачем на Куйкаре вспахали все солонцы, что они там собираются сеять? Э-эх! Хозяина нет на земле. Г осударство, — это еще не хозяин на земле, а наше все пыжится быть хозяином, старается подменить мужика и отучает их быть хозяевами. Что творят - сами не ведают. Вон мальцу, у которого родители погибли на фронте, государство ни гроша не выделило, свалили все на стариков, - при этом он показал пальцем на
Валерку, который не мог уйти, не дослушав проповедь старика, обозленного на власть, - а как только вырастет, первым хозяином будет государство, потребует возврата долга Родине, служи четыре года в армии, почетная обязанность. Вот при царе, каждый ребенок мужского пола получал землю, а при службе и все привилегии казака.
Мне хотелось сказать, что у мужиков не было никаких привилегий, а только ненавистная барщина, учитель истории нам открыл глаза и теперь уж нас не проведешь такими антиправительственными речами, но я решил, что себе дороже с ним пререкаться. Думал никогда не кончит свою проповедь и Валерке сидеть на пеньке до темноты, только дед что-то вспомнил и поковылял домой.
- Валера, а дед у тебя в тюрьме не сидел? - спросил я
- Сидел. Как не сидел, тогда через одного сидели. Тринадцать лет оттрубил, потом уж не поехал на Дон, а вызвал сюда бабушку с детьми. Как напьется костерит партию и правительство в пух и прах, только если мы с бабушкой дома, если присутствует кто-то чужой молчит в тряпочку. Особенно не любит Ленина, говорит продал Расею за кружку пива, вот пень старый, совсем ни бум-бум в истории, а что Толя его осуждать, окончил церковно-приходскую школу, ну не выпало ему такого счастья как нам; учиться в советской школе. Мне иногда жалко его, что он не знает всей правды о стараниях коммунистов и кроет их матом по незнанию. Из жалости пытался пару раз разъяснить ему то же, чему нас учат в школе, так куда там, обозвал меня оболваненным дураком, что нет своей головы на плечах и еще разные пакости возводил на коммунистов. Утром правда молчал угрюмо, я думаю его совесть заедала, хоть бабушка и говорит, что его похмелье мучило
- А Амантай на работу устроился, - сообщил я. Воду возит на полевой стан. Хочет велосипед купить.
- Повезло ему. А мы с тобой без блата не устроимся, понял?
- Понял. Только у него какой блат?
- А мать работает уборщицей в конторе. Мало тебе этого? Узнала, что нужен водовоз и попросила управа.
Вот он, легок на помине, откуда только взялся. Телега с бочкой заворачивала к Валеркиному дому. Амантай сидел верхом на бочке и подергивал вожжи, старая кобыла, с отвисшей нижней губой еле перебирала ногами. Он даже команду «Тпру» не дал, лошадь остановилась, как только он положил вожжи на бочку.
- Лошадь у тебя дрессированная, сама останавливается, - сказал Валерка. - Галопом разгонял ее?
- Какой галоп, она трусцой-то не бежит. Едет только, если вожжи подергиваешь. Ни разу бегом не бегала, сколько не лупил палкой. Потом отец сказал, чтобы я не старался, она намного старше меня, поэтому ее и отдали под водовозку, - при этом Амантай вытащил сложенную газету, оторвал на самокрутку, достал из кармана штанов нераспечатанную пачку махорки, свернул цигарку и прикурил. Прямо на глазах рожался мужичок, хоть и курил не в затяг, а просто пускал дым для солидности.
- Ты че курить начал? - удивился я
- С такой клячей не то что курить, а и запить не долго.
- А если отец увидит?
- Я же только в поле и то по нарошку, скучно, плетется еле-еле.
Мимо по делам куда-то шел отец Амантая. Окурок моментально
пшикнул в бочке с водой. Увидев водовозку, свернул к нам и подойдя спросил : -- Сынок, ты купил мне махорку?
- Купил папа, только отсыпал киномеханику на одну закрутку, обещал в кино бесплатно пустить, - подавая отцу пачку махорки, бессовестно врал он.
- А ты чего здесь стоишь? Ты уж сынок не подводи меня, я же Оспана еле уговорил взять тебя водовозом. Давай—давай, не стой, - и подтолкнул сына к телеге с напрочь уснувшей кобылой.
Амантай уплелся на своей многострадальной лошадке, а мы , бездельники, ушли слушать радио. Послушали радио и опять захотелось жить. Какие великие свершения творились в стране; добыли много миллионов тонн угля, железной руды, из которой выплавили миллион тонн стали. Мы тоже не оставались в стороне от великих свершений, я имею в виду целину, тоже было распаханы миллионы гектаров. А вот американский империалист занимался не тем, чем нужно; вместо того, чтобы плавить чугун и вспахивать целину, они вели войну с Северной Кореей, которая тоже хочет построить счастливое общество, как и у нас, но по радио заверили, что империализм не пройдет и мы успокоенные опять ушли на улицу, помечтать о трудоустройстве и велосипедах.
Отец , как обещал управляющему Чагадаеву, с отделения не ушел, да и тот как- будто забыл про разговор, такими надежными людьми, как мой отец, не разбрасываются. Овцы, за которыми ухаживал отец, давали самый высокий настриг шерсти и приплод, падежа не было, что еще нужно начальству? Нужно мелкоте помалкивать, а то ведь вышестоящее начальство, тоже следит за показателями, они же устраивают социалистические соревнования, поэтому могут и самого по шее. Самое развеселое время началось для нас с Валеркой, когда стали стричь овец. Тут уж хозяином был мой отец, а не какой-то бригадир Оспан красноносый. Он официально пригласил нас ловить овец в карде, даже сам вечером сходил к бабушке, чтобы она отпустила его, а утром разбудила пораньше
- Их не затопчут овечки? - с тревогой спросила бабушка.
- Соседка, да их и лошади не затопчут.
- Шабра! - так уважительно тогда называли самых уважаемых и близлежащих соседей. - Выпьешь маненько? Тут немного спрятала от деда, он же паразит, как попадет в рот , остановиться не может.
- Выпью, сегодня уже отработал, а на Ипатьича чего обижаться совсем редко он пьет. Побольше бы таких хозяев.
- Вот лисапед просит и все тут, пенсия двенадцать рублей, ну на что я ему лисапед куплю?
- Да мой тоже просит, вот и хочу, чтобы сам собирал заработанные деньги, а на халявку и дурак купит. Как говориться у вас, у русских «Не потопаешь - не полопаешь» Правильно я говорю?
- Правильно, правильно шабра, ты уж сосед постарайся, сирота он у меня, а этот, старый пердун, лучше себе радио купит, чем внуку лисапед. Прямо убила бы его, мухомор трухлявый.
- А в молодости наверно не хотела убить, - со смехом грозил пальцем бабушке отец.
- Так он и был не такой. Стройный, веселый, на коня запрыгивал только на скаку. Как пойдем с ним под ручку в церковь, вся станица любовалась. Да и то правда, скоко он пережил. Пять лет в гражданской , три с немчурой, чуть не четырнадцать лет лагерей. Полжизни в молодости одна прожила с детьми. А девка я была видная, - перекинулась бабка на себя, при этом выгнула спину вперед. - Скоко казаков за мной приглядывало. - и словно спохватившись, ткнув в бок отца и заглядывая ему в лицо, удивленно говорила. - В молодости не ревновал, а теперь ревнует, - при этом заливалась развеселым смехом. - Дуралей старый, как выпьет, так и начинает привязываться, - я чувствовал, что это ей приятно, у ней добрели глаза
Отец смеялся и говорил, хлопнув ладонью по колену. - Ладно, пойду я шабра, разбудите Валерку пораньше.
- Погодь. - опять срывалась бабка в сенцы и возвращалась с бутылкой, высматривая на свет, сколько осталось в бутылке. Бабушке хотелось повспоминать, а рассказать некому. Как отец не торопился, все-таки сумела рассказать, как добиралась с детьми с Дону до Бускуля
- Дак документ надо было, чтоб ехать на поезде. Отдала бабе председателя сельсовета полушалок, кофту, потом у меня была шубейка, отделанная по всем отворотам мерлушкой, все бабы завидовали, так отдала и ее. Правда справку он дал хорошую, с печатью, за всю дорогу никто не придрался. Токо мол скажи, что мужа нету, а едешь к родне, а то может Андрея твоего ищут, кто его знает? Тогда и тебя непременно посадят, детей заберут в детдом, да езжай не через Москву, а как-нибудь обогни ее от греха подальше. Неделю ехала с пересадками, но Москву минула. Приехала, Андрей уже в сельпо грузчиком работает, чтобы значить в колхоз не идти. Это потом он уговорил председателя сельпо ловить рыбу и продавать в магазинах. А избу эту как строили ... - хотела продолжать бабушка, но отец категорично встал, предварительно хлопнув ладонью по колену.
- Ладно соседка пойду, другой раз зайду, когда время будет, у меня еще и лошадь не распряжена стоит, - и поблагодарив ушел. Радости у нас с Валеркой было, как говориться «полные штаны» Хотелось поделиться радостью с пацанами, да нет никого, поздно уже.
-- 10 -¬Овчарня стояла далеко в степи, километрах в двух от деревни и примечательно было тем, что там росли с десяток карагачей, посаженных еще бывшим баем Джаманчаловым. Контрреволюционер бежал в Китай, бросив на произвол судьбы своих баранов, которые ничего не смыслили в революциях и теперь мирно паслись и при социализме.
Встали утром очень рано, надо было отбить ягнят от маток, пока не приехали стригали, иначе овцы затопчут ягнят, когда мы начнем их ловить.
- А как отделить ягнят, наверно ловить и перебрасывать в соседнюю карду? - спросил Валерка.
-Наверно, - ответил я, так как знал не больше его. - Ох и замучаемся, сильно много ягнят, отцу за это даже почетную грамоту дали.
- Лучше бы тебе на велосипед премию дали. Правда Толь?
- Конечно правда.
Отец распряг лошадь, снял с телеги бидон воды и поставил под нее, чтобы на солнце не нагревалась, тут подъехал верхом его помощник Ертай и тоже привязал лошадь к телеге.
- Вчетвером часа за два отделим ягнят, - предположил Валерка.
- Муторное дело, столько ягнят отделить, - ответил я, понимая, что не очень это веселое занятие, но понимал, зря деньги никто платить не будет.
Отец с Ертаем перелезли через забор карды, открыли ворота соседней карды, встали по сторонам и приказали погонять сзади отару. Не понимая , зачем перегонять овец из одной карды в другую, мы обошли отару сзади и стали подгонять. Впередистоящие овцы, сгрудившись смотрели на открытую соседнюю карду, как баран на новые ворота. Первая овца все же решила прошмыгнуть на волю и рванула в ворота, за ней остальные овцы с ягнятами, но тут шугнули одновременно взмахом руки чабаны и трусливые ягнята повернули назад, не прошло и трех минут, как ягнята были отбиты от овец. Прошмыгнуло с десяток ягнят, которых отец приказал выловить и перекинуть к основной массе, которые расставшись с матерями подняли неимоверный базлай. Удовлетворенные таким исходом дела, мы с настроением кинулись ловить смельчаков--ягнят и перекидывать их к друзьям.
- Придумал же кто-то первый раз так отделять ягнят от маток, - удивленно качал головой Валерка.
- Может быть этот вражина Джаманчалов и придумал, который убежал в Китай, оставив овец и спасая свою шкуру.
Скоро мы выработали свою тактику, прижимали отару к забору, кидались как в атаку на сзади стоящих ягнят, ловили и перекидывали. Отточить мастерство не успели, кончились ягнята. Через часик приехали на грузовой машине стригали, распевая песню: «Едут новоселы, по земле целинной». Открыли задний борт, сначала спрыгнули мужики и вытянули вверх руки, чтобы ловить под мышки спрыгивающих баб и все они при этом вскрикивали как будто им страшно. Машина тут же стала разворачиваться и шофер крикнул отцу — Там еще столько же народу. Дядя Митя Решетников снял с машины свое точило, которое вращалось при помощи кривошипа одной ногой и стал точить ножницы с которыми подходили стригали
- Загоняйте отару в раскол и не выпускайте, - скомандовал отец нам. Сам помог загнать в раскол, это суживающийся конус, мужики стали прямо из-за забора вытаскивать овец, дожить их на приготовленный заранее настил и стригали начинали щелкать ножницами. Странно, что никто не связывал ноги овцам, а те не пытались бежать , а спокойно лежали
- Я думал сегодня верхом на овцах покатаюсь, - шепотом сказал я Валерке.
- Я тоже так думал.
Приехала вторая партия стригалей, спрыгнула с машины и сразу принялась за дело. Работали все самоотверженно, как дома для себя, может дух подняла овца, которую уже резал на бешбармак отец? Стригалей кто только не приехал; тут и доярки, и с конторы, и с клуба, даже одна старая учительница с начальной школы. Кто их всех заставлял ехать? Бегом подбегали подточить ножницы и сразу бежали за следующей не остриженной овечкой, в конце концов понял, что это коммунистический трудовой порыв, как показывают в кино. Надо же, а я еще сомневался, когда такое показывали в кино, только там такой героический труд происходит под музыку, а у нас под блеянье овец.
Мы с Валеркой пообвыклись, стали по очереди выходить из карды, надоело сидеть на овечьих бобах. Я обошел всех стригалей и пришел к выводу; здесь собрались не случайные люди, а только избранные, мастерство каждого было налицо. Потом я только узнал от матери, что стригали приглашаются самые лучшие, которые могут остричь за день не менее двадцати овец , им хорошо платят за настриг шерсти, кроме того они и шерсти себе наворуют, а отец как--будто это и не заметит. Отец с Ертаем набивали шерсть в огромные мешки, даже ногами утаптывали. Повара делали свое дело, только мы с Валеркой бездельничали, если не считать за дело, сидение за отарой на овечьих бобах. Я стал сомневаться, что мы что-то заработаем за такое безделье, но Валерку не стал расстраивать и промолчал. Солнце уже перевалило за обед, только словно все забыли про него и вкалывали, вот до чего доводит человеческая жадность к деньгам. Увидев меня, отец пошел к телеге, достал мешочек и передал мне
- Иди с Валерой поешьте.
- А бешбармак?
- А бешбармак после стрижки, сынок. Никто сейчас не будет отрываться от работы
Я увидел у него в тетради список с количеством остриженных овец. Мы с Валеркой перекусили, на душе стало веселей. Попили воды из бидона, она нагрелась, хоть и стояла в тени под телегой.
Когда кончилась стрижка, мы в основном устали от безделья, но настроение поднялось, когда поели бешбармак. Отец наказал Ертаю, чтобы попас овец до темна, а сам пошел перекурить к Решетникову, бабы воспользовавшись моментом , стали рассовывать шерсть, кто куда мог. Наконец отец громко кашлянул и стал подниматься с колен, воровство шерсти моментально прекратилось.
- Сынок, езжайте с Валерой домой, там распряги лошадь и задай ей сено. Поить не надо, она выпила остатки с бидона. Я поеду на машине сдавать шерсть на склад.
- Папа, а когда мы получим деньги? - просто так спросил я.
- Завтра сынок и получите. Работа эта аккордная, люди из разных организаций, поэтому надо сразу рассчитываться. На Куйкаре сразу не рассчитались, теперь плачут, не могут найти стригалей.
Хотел сразу поделиться радостью с Валеркой, как на телегу взгромоздилась старая учительница со словами; -- Поехали ребята.-- Теперь целых два километра ехать молча и только приехав домой, я облегчил свою душу, передав Валерке разговор с отцом.
Дома со словами «Работничек мой» обняла мать, бабушка всегда чувствовала, когда заходил я, поэтому вытянув вперед руки, требовала меня к себе, целовала беззубым ртом в обе щеки и начинала рыться в карманах безрукавки, выискивая припрятанные для меня кусочки сахара или конфетки Морщинистое лицо ее при этом было довольное- довольное . На утро мы получили по десять рублей, неслыханная сумма за день валяния на овечьих бобах. Полученные деньги я вручил матери, не забыв напомнить, что эти деньги на велосипед. Мать сообщила радостную весть бабушке, которая сразу спросила, хватит ли этих денег на велосипед. Мать переспросила у меня, хоть и знала, что велик стоит чуть не сорок рублей, она не хотела лезть во взаимоотношения меня и бабушки. Я объяснил бабушке, что пока не хватит, но я заработаю. Она вынула из кармана узелок из застиранного платочка и подала матери со словами: - Отсчитай сколько не хватает для сипеда!
- Не надо апа, скоро мы сами получим деньги и купим.
- Отсчитай сказала! - уже сердито сказала бабушка, - Что мне, в могилу их уносить?
Я стоял не живой - не мертвый и просил Бога , чтобы надоумил мать не упираться без дела, а скорей отсчитать деньги и помалкивать перед отцом, вдруг заставит вернуть деньги бабушке. Эти взрослые иногда поступают так опрометчиво, просто диву даешься. Мамаша у меня молодец, отсчитала не хватающую сумму, остатки денег аккуратно завернула в узел и положила сама в ее карман Бабушка была очень довольна, что решила мою проблему Пришел Валерка и я не знал, говорить ему, что завтра пойдем с мамкой за великом или пока промолчать. Как-то не по дружески, вместе гоняли ягнят, а велик будет только у меня, но так как радость перла наружу, я сказал, что бабушка обещала дать недостающие деньги, смягчая удар, но Валерка сам первый начал
- Когда пойдем за великом?
- Может быть завтра, — нерешительно ответил я.
- Вот если бы ты купил велик, моим бы некуда было отступать, купили бы, никуда бы не делись, - сердито закончил Валерка.
Утром мы сходили в железнодорожный магазин в сопровождении матери и купили черный велосипед с блестящими ободами колес, ехали домой по очереди, долго любовались им перед Валеркиным домом и я уехал домой, только когда выглянула на улицу его бабушка. Такая была задумка у Валерки, а что к чему я не уточнял, пацан он головастый, котел варит отменно и моих советов ему не требуется в таких делах. Через час он уже пришел ко мне и сообщил, что старики ругаются, так что пыль до потолка и через час он сходит и узнает, чем дело кончилось, а сам все ходил заложив руки за спину взад—вперед, со стороны -- ну чистый полководец во время сражения, ждущий результатов исхода боя.
- Я пошел, - решительно сказал Валерка и направился к дому. Долго его не было, я уже протер тряпочкой велосипед, подкачал колеса, раз висит на раме насос, нужно его испытать и стал кататься по двору. С сиденья до педалей я пока не доставал, но и так было клево .
Вернулся Валерка и сообщил, что его план сработал и бабушке осталось совсем чуть—чуть, чтобы дожать деда. А план его был прост, как картошка; бабушка видит меня на велосипеде, вспоминает что Валерка сирота и некому ему купить велик, ругаться дома больше не с кем, кроме деда, а крупная ссора всегда заканчивается каким -нибудь соглашением. Вот разве смог бы я разработать такую многоходовую комбинацию? Сроду нет. На следующий день дед раскошелился и Валерке купили такой же велик.
С великом жизнь пошла куда как веселей, надо искупаться пожалуйста, не надо топать целый километр до нашего карьера, вжиг и там, а то ведь пока идешь обратно с карьера пешком, впору поворачивать назад, потому что весь уже потный и пыльный. Про школу забыли напрочь и приближающийся учебный год был мне в обузу, чего раньше никогда не происходило.
Радость, как и беда, не приходит одна. Ближе к школе у меня родился единственный брат, но на беду прискакала наша тетя Айганша, которая убедила мать назвать брата Базарбаем. На свете столько выдающихся имен, например, Магомед - правда каждый второй чеченец был Магомедом. Прекословить моя мать тете Айганше не стала, да и дед ее старик Шамиль был муллой и нашим родственником по материнской линии.
Но учебный год настал, как не крути а учиться надо. Из-за меня отец сорвал с насиженного места всю семью. Я бы учился и в интернате, потому что мне нравились математика, физика и география очень, химия—не очень, про немецкий и не говорю, бесполезная трата времени, навряд ли они теперь сунуться к нам. Вломили им в Сталинграде, под Курском, а Берлин вообще накрылся этой. Ну знаете чем.
Оказывается, наша Раиса Федоровна вела немецкий за неимением лучшего и в седьмом классе нас учил Эдуард Васильевич. Фронтовой переводчик. Очень оказался находчивый, выразившийся в следующем; наш класс на уроках вел перестрелку из тонких резиночек, одетых на пальцы бумажными скатанными пульками. Пацаны стреляли, девчата скатывали пульки и слюнявили, потому что слюнявая пулька более обидна. В разгар перестрелки какая—небудь шальная пулька нет-нет да и угождала в редкие волосенки на темечке Эдуарда Васильевича
- Телегин встань, - говорил он с укором Боре Тулупову. Он сидел на первой парте в среднем ряду и только идиот не понимает, что с первой парты не стреляют. - Выйди из класса.
Это была фронтовая находчивость нашего учителя или перенятая у немцев система расстрела невинных заложников. Он надеется, что виновник встанет и признается, раз выгоняют из класса невинного его товарища, но не тут-то было, прошли времена заложников, да и Боре не грозила смертная казнь. Класс заинтересованно притих, ожидая как развернутся события.
- Не выйду, я ничего не сделал, - справедливо уперся Боря.
- Я доложу директору, что ты сорвал урок.
- Это вы сорвали урок, не хотите нас учить и не надо. Раиса Федоровна лучше вас учит. Ладно уж, - снисходительным тоном сказал Боря. - Пойду сам к директору. Расскажу, как изголяються учителя над бедными учениками, - и вышел из класса. Мы знали, что он прямиком пошел в уборную курить. Скоро прозвенел звонок.
Встав на парту, начал Евдоха. - Нагло оговорил невинного пацана. Произвол. Зачем наши деды в семнадцатом году... - Открылась дверь. Евдоха спрыгнул с парты. Вошла Раиса Федоровна
- Что опять случилось? Встань Тулупов.
- А че? Я сижу, никого не трогаю, вдруг встань и выйди из класса. Я аж .опупел.
Класс загудел в защиту Бори. Раиса подняла ладонь, призывая всех к тишине, все послушно замолчали, не надо пока никого настраивать против себя
- Но кто-то же стрелял? Не придумал же он?
- Вот смотрите Раиса Федоровна. Тулупов дурак что ли, сидя на первой парте, стрелять в упор, - жестикулируя руками, начал Валерка , - просто у него замашки остались с войны; хватать первого попавшего заложником и расстреливать невиновного, надеясь, что виновный признается. И в войну никто не признавался, это только в кино показывают. Своя рубашка ближе к телу, а за несправедливость его, хотим чтобы вы нас учили.
- Ох ребята, какие вы еще наивные. Да кто я такая против Эдуарда Васильевича, человек всю войну прошел переводчиком у командарма, радоваться надо, что он пришел в нашу школу
- Слава богу. Что он к нам прише-е-ел. - закатив глаза и сложив руки пропел Мерин
- Не паясничай Меринов, - строго сказала Раиса, - я могу вести пятый класс, ну шестой - азы немецкой грамматики, у меня же нет специального образования. Хорошо, я извинюсь перед ним за вас , но чтобы больше такого не повторялось
Большая перемена подходила к концу, у курильщиков опухали уши, поэтому все загалдели, что хотят в туалет и Раиса отпустила. Как всегда, пацаны ринулись в туалет покурить, а девчата окружили классную под руководством Вали Руденко, нашего старосты класса. Нет, она не звала девчат окружать классную, она была как та овца, которая первой решила прошмыгнуть в ворота, подошла со своим вопросом, а девчата тут как тут, одним словом -- она была лидером у девчат. Надо признаться, девчата в классе были мировые, ни одной продажной не было, на что уж староста Валя и отличница, и симпатичная, а сор из избы никогда не выносила. А первой скатывать бумажные пульки стала моя соседка Яна, да и слюнявить тоже она начала первой. Я и сам не ожидал, в самый горячий момент перестрелки с Саней Горбачуком, подает готовую пульку. Дело пошло веселей и скоро Горбачук и его соседка прикрыли головы с нашей стороны раскрытыми книгами. Первой слюнявить пульку тоже начала Яна, когда попросила меня стрельнуть в ухо Хамзе, который на перемене обозвал ее коровой. Мокрая пулька шмякает в лицо обидней, чем сухая, по себе знаю. В этот день мы с пацанами договорились в Эдуарда больше не стрелять, да и Тулупа жалко
В дальнейшем мы узнали, что Эдуард Васильевич мировой мужик, когда после седьмого класса ездили полоть совхозную свеклу. Жили в двух вагончиках; в одном мы с Эдуардом, в одном девчата. Электричества не было, поэтому по вечерам разводили костер, а учитель показал нам, пацанам две свои раны и рассказывал про войну.
- А разве вы не сразу стали переводчиком? - спросил Хамза.
- Нет, я сначала воевал в мотострелковом полку, а после второго ранения, тяжелого отправили в тыл, тыл понятие относительное, на передовой тыл это штаб армии. Скажу прямо, ранение не так уж и плохо, если не оттяпают руку или ногу. Отдохнешь. Только всегда беспокоит мысль; попадешь обратно в свою часть или нет, все же своя часть как бы родной дом. Если долго пролежишь в госпитале, можно и попасть в свою часть, только никого знакомых уже нет. И такое бывает. После выписки из госпиталя, узнав что наша часть находится недалеко на переформировании, я ждал попутку возле штаба армии. Из окна штаба слышался нагоняй с матом, а из двери выскочил раскрасневшийся подполковник и встретив другого подполковника со злостью, но тихо сказал:
- Орет, ну вроде как недорезанный поросенок, а где я ему другого переводчика возьму, - ну не возьму конечно сказал, а «вы...»
Я думаю , выручу подполковника, а он поможет мне уехать в свою часть, поэтому обратился к нему по уставному, штабники это любят
- Товарищ подполковник, если нужен переводчик с немецкого, то я к вашим услугам. Окончил Челябинский пединститут, иняз. С отличием.
- Дорогой ты мой старлей, - чуть не взмолился он. - А ну скажи , что—нибудь по немецки. Я обругал его с ног до головы, обозвал его свиньей и тупоголовым, но он был рад. Привел меня к командарму, тот расспросил меня, посмотрел документы и сказал: - Надо допросить немца, а моему переводчику шальная пуля нижнюю челюсть снесла, не с кем допросить.
Привели пленного офицера—немца и я объяснил ему, что он в плену, надеяться ему не на что и если он удовлетворит любопытство командарма, спокойно отправится в наш тыл, к своим землякам, если же начнет кочевряжиться, то пуля в лоб и перевел монолог генералу.
- Правильно сказал, молодец.
Допросили мы его, узнали все ценное. Генерал вызвал того же подполковника и велел оформить переводчиком при штабе армии. Подполковник в своем кабинете от радости налил мне стакан полный водки, сказал, что послал меня к нему сам боженька, иначе бы турнул его куда-нибудь в дивизию, а может даже в полк. Так и остался я при командарме.
- Много допросили пленных? - спросил Валерка
- Много. В конце войны пришлось много говорить и с военными, и с гражданскими.
- А с Раисой Федоровной вы разговаривали по немецки - спросил я
- Разговаривал.
- Ну и как она шпрехает?
- У тебя есть бабушка?
- Есть. Только совсем старая
- Она говорит по русски?
- Ни бельмеса. Ее только русские соседки понимают
- Ну Раиса Федоровна знает немецкий прилично, а говорит не очень, с большим акцентом, примерно как твоя бабушка с соседками.
-- 11 -
В восьмом классе нас всех скопом приняли в комсомол. Устав ВЛКСМ зубрили девчата, пацаны в своей основной массе отнеслись к уставу наплевательски, на угрозу Поли Айтпаевой, что могут и не принять, Евдоха ответил гомерическим хохотом и пояснил, что никуда они не денутся, а если не дай Бог, не примут, им же и влетит, а фотографироваться на билет он пойдет только, если отпустят с уроков, в личное время ни за что, потому что они с матерью копают картошку. Пацаны все, без исключения, поддержали светлую мысль Евдохи и стали уговаривать старосту, чтобы она переговорила с Раисой. Меня тоже мало интересовал комсомол, вот если бы они работу предложили какую, я бы с полным удовольствием. Комсоргом избрали Полю, тоже отличницу, я в это время уже выбыл из числа отличников, только по математике и физике не было мне равных, а Архип Прокопьевич сказал, что ум у меня аналитический, не обидное слово и ладно, я пропустил мимо ушей. Раиса сильно переживала, что отличники убывают, как она говорила «покатились вниз» Валерка вон «скатился» на тройки, что земля разверзлась? Ничуть, даже фотоаппарат в подарок от дяди Бори получил со всеми причиндалами, там увеличитель, фотобачок, красный фонарь, ванночки и много чего еще. Теперь Валера всецело отдал себя этому делу и никакими другими делами он не намерен был заниматься, ну я, зная его характер, предполагал, что эта любовь к ремеслу продлиться месяца три, а то и больше. Ладно, благородное все-таки намерение у Валерки, столько исторических физиономий оставит он в памяти людей, если конечно фотки получаться. Сколько видел фотоаппаратов все были большими ящиками на треногах, фотограф укрывался черным платком, потом вставлял кассету, усаживал клиентов, говорил «Сейчас вылетит птичка», открывал и закрывал объектив, все было очень солидно. Валерка, долго не думая, сказал бабушке, - Бабусь, смотри сюда. - и щелкнул кнопкой. Не очень-то я поверил, что что-нибудь получится, уж сильно просто, я же видел сколько пыхтит настоящий фотограф, поэтому строил рожицы когда фоткал меня.
- Ну и когда будет фотка?
- Надо всю пленку заснять, затем проявлять пленку и только потом печатать фотографии.
- А пленка большая?
- Тридцать два кадра, значить можно сделать тридцать две разные фотографии, а я использовал только пять, сфоткал бабу, деда, тебя, кур и отдельно петуха.
- Придется нести в школу, там желающих будет море.
- Во, так и сделаем, - согласился Валерка.
На другой день в школе был настоящий ажиотаж, когда мы на улице сфотографировались всем классом, потом девчата одни, потом по паре, потом по одной, даже на всех не хватило, кончилась пленка.
- Нашел на свою задницу приключение, теперь девчата каждый день будут к тебе приставать, когда да когда будут готовы фотографии.
- Ты же надоумил нести фотоаппарат в школу
- Фотограф ты, тебе и решать, а может быть еще и не получатся фотки.
Фотки вполне могли получится, потому что Валерка до этого рассказывал про процесс фотографирования, я же говорил, что он был очень головастый и в последние дни все спал в обнимку с книгой «Фотодело», даже мне предлагал ознакомиться, но я отказался забивать голову. Может быть зря, прошлый год он тоже предложил мне книгу «Двенадцать стульев» и я сначала отказался, а потом оторваться не мог. Когда я утром зашел за ним в школу, на въюжке печки висела пленка, прищепленная бельевой прищепкой.
- Уже высохла, - сказал Валерка, снял и стал рассматривать на свет окна пленку. Что-то было, только шиворот-навыворот, лица у девчат черные, как у негритосок, а вся одежда белая, как у привидений. - Ладно, сегодня как стемнеет будем печатать фотографии, приходи вечером. - Не пришлось мне вечером попечатать фотографии.
Вечером отец сказал, что по темну поедем на полевой ток, то есть поедем воровать пшеницу. Полевой ток, это очищенная от травы земля, по возможности распланированная, недалеко от хлебного поля, куда свозили обмолоченное зерно. Первые годы целина дает хорошие урожаи, потому что достаточно питательных веществ, только некуда его везти на сохранение, все позабыли, что хлеб надо не только вырастить, но и сохранить. Элеваторов не было, их только начинали строить, да и везти зерно на элеватор было нечем, не хватало автомашин, на быках столько зерна не вывезешь. Так и оставалось это зерно иногда даже на зиму, зато если кого-то поймают с мешком пшеницы, о сохранности урожая вспоминают все от райкома и милиции до управляющего и бригадира. Сажают в тюрьму за расхищение социалистической собственности нещадно; лет на пять, не меньше. А у нас дома заканчивалась мука, вот и поехали мы с отцом воровать. Встретил нас сторож, помог отцу загрузить четыре мешка, отец передал сторожу бутылку, чтобы крепче спалось на буртах пшеницы и мы уехали домой. В темноте навстречу тарахтела тоже телега и встретившись с нами остановилась. Отец подошел к Мунару, они что-то пошептались и вернувшийся отец круто свернул с дороги, вывалил мешки в известную ему яму и как ни в чем не бывало , мы вернулись домой. Подъезжая к дому я заметил, что к забору притулился кругленький Москвич-402. Въехав во двор, отец распрег лошадь. Вышла мать, они пошептались и мать, умоляя Аллаха спасти нас, опять ушла в дом, отец же направился в клуб, где наяривала гармонь и через пять минут вернулся с парнями, у которых чесались руки. Они окружили машину, тарабаня по крыше кулаками, в салоне включили свет и начался переполох. мужик дверь не открыл, а немного опустил стекло и стал оправдываться, что ничего плохого не замышлял, едут издалека и решили переночевать, но Вова Кирпичников был настроен решительно, поэтому сказал: - Вы спокойно отдыхаете, а местное население не спит. Может вы бандиты, ты знаешь, что с этой целиной к нам понаехало каждой твари по паре? Гони теперь мужик на литру, иначе машину перевернем.
Мужик был понятливый, просунул в щель пять рублей и спросил. - Теперь можно отдыхать?
- Теперь спрашивай у хозяина, - показал Вова на отца
- Хозяин, можно?
- Нет нельзя, - ответил отец. - Мог бы по человечески сделать, даже машину загнать во двор, а теперь нельзя, из-за тебя вон дети не спят, - показал он на меня. Я знал, что отец сердится на то, что еще раз придется ехать за пшеницей. Второй раз он взял с собой мать, а я лег спать.
- Ой Валера молоде-е-ец! - восхищались утром девчата в школе. На всех фоток не хватило, оказывается в пачке только двадцать листов фотобумаги, а Борис Андреевич и привез одну пачку для пробы.
- Вот куплю фотобумаги, всем напечатаю, кому не досталось, - успокоил он одноклассников.
На уроке девчата то и дело просматривали фотографии и шушукались, пацаны посмотрели один раз и достаточно, а девчата нет, надо пялиться еще и еще, это же второе зеркало. В перемену староста Руденчиха положила на парту Валерки два рубля, который раззявив рот молча и не понимающе, смотрел на Валю.
- Бери-бери, че вылупился, мы что не понимаем, что это деньги стоит.
- Бери Валерка, я еще с пацанов соберу деньги, нечего на халявку фотографироваться. На папиросы же находят.
Дома меня ждала очень неприятная новость, пропала наша кобыла Фроська. Она была палочкой-выручалочкой отца, дрова и сено возила только она, да и мало ли что надо по хозяйству, Оказывается, отец уже три дня ищет ее в свободное время, а Фроська как сквозь землю провалилась. Кобыла была на сносях, отец ее уже пару месяцев не запрягал, жалел, ждал жеребенка. Любое животное по такому случаю старается уйти подальше от посторонних глаз, дело интимное, да и врожденный инстинкт сохранения потомства.
- Сынок, поищи на лисапеде Фроську. В лесопосадках, логах, они же при родах стараются спрятаться от людей.
Мы с Валеркой объездили на великах полмира, нашего мира, а нашей любимой кобылы нет как нет. На четвертый день мы нашли ее в лесопосадках за разъездом Токбулды, в пяти километрах от Бускуля, только это была не Фроська, а полуразложившийся труп, а между задних ног торчало полтуловища не рожденного жеребенка, я не хотел плакать, но слезы сами навернулись на глаза. Утирая глаза, я слушал возмущенное карканье воронья, которым помешали попировать. Ну кто ее просил убегать из дому, была бы дома, помогли бы родить. Домой я ехал удрученный, почему-то жалко было родителей, больше чем Фроську, особенно отца, мать наверно будет плакать.
- Да-а-а, не надо было выпускать Фроську, - с сожалением протянул Валерка, искоса поглядывая на меня.
- Знал бы где упасть, соломки подстелил бы, - ответил я
- Тоже правильно, - поддержал меня Валерка и тоже замолчал, чувствовал, что сейчас у меня нет настроения вести разговоры. Дома встретила мать.
- Что опять не нашли Фроську?
- Нашли мама, - сбрасывая ей под ноги, висевший на руле недоуздок Фроськи. - Сдохла наша Фроська, не могла разродиться, уже одни кости остались, - ответил я, ожидая что мать заплачет. Но мать не заплакала, просто горестно сказала: - На все воля Аллаха. А отец, так ждал жеребенка , известно, где тонко - там и рвется.
Больше всех за кобылу переживал отец, он как- то сразу сник, поужинав вышел на улицу, долго сидел на чурбаке весь в думах, искурил пару самокруток, так и лег спать , не сказав никому ни слова. Мать тоже переживала за отца, да и то, в Казахстане лошадь стоит очень дорого.
Утром отец молча ушел на работу, а когда я уже пришел со школы, во дворе стояла распряженная лошадь и хрумкала с телеги сено. Думал приехали в гости старшая сестра Катя с зятем и влетел в дом, а на нарах сидели калиновские Смирновы и чаевничали с матерью.
- Большой Толик стал, - сказал дядя Миша Смирнов, а тетя Таня подтверждала это, кивая головой.
- Уже в восьмой класс пошел. Нынче все лето на сенокосе работал, сам себя одел, - хвалилась мать, ее было хлебом не корми, а дай расхвалить какой я работящий и отличник учебы. Отличником учебы я давно не был, она безграмотная и дневник не проверит, а на сенокосе я работал с перерывами не больше недели, обмеряли с учетчиком заскирдованное сено
Неожиданно пришел отец, обычно они обедали на работе, для этого каждый брал с собой «тормозок», а тут услышал, что приехали земляки с Калиновки, оставил отару на помощников и пришел. Часто заезжали земляки из Калиновки к нам, но только Смирнову он обрадовался больше всех, они даже обнялись.
- Че Татьяну с собой таскаешь, боится одного отпускать? - шутил он. Чать ревнует она тебя.
- Да ревнует Иван, - и уже серьезно. - Вот хочу Иван оставить лошадь у тебя дня на два. На поезде свозить Татьяну в Челябинск, в больницу, дали направление, - не очень весело говорил Смирнов. - Че, доглядишь за лошадью?
- А че не доглядеть? Не беспокойся Михаил, догляжу, - и стал рассказывать ему свои горести, а когда закончил, дядя Миша хлопнул его по плечу и радостно сказал: - Ты че Иван голову ломаешь, вон стоит Чалая без дела, на ней и езжай.
Отец уехал в Чесму , когда я еще в школу не проснулся, а на второй день уже вернулся обратно, к оглобле упряжи был привязан гнедой жеребчик невысокого роста. Я думал жеребчик из-за стройности, а подойдя ближе заметил, что это кобылка. Видать, последние километры отец поднажал, чтобы быстрее доехать, вот они и стояли потненькие и часто дыша.
- Жорга! - гордо и довольно сказал отец, что означало «иноходец».
Несчастный тот человек, который в жизни ни раз не проехал верхом
на иноходце, тот не испытал высшего блаженства верховой езды. Любая верховая лошадь, будь он самых чистых кровей, скачет. Скачет и все, даже расхвали их на весь белый свет, даже введи их в число депутатов Сената, не помню, какой начальник-дурак это сделал, он все равно скачет как козел. А иноходец стелется по земле, седок не подпрыгивает на спине лошади, а только покачивается из стороны в сторону. Иноходцы не допускаются к соревнованиям на лошадиных бегах, потому что они резвей любых скакунов и если лошадь на соревнованиях переходит на иноходь его сразу дисквалифицируют, хоть справедливей было бы сделать наоборот. Вопрос, почему так? Ответ, потому что иноходец не порода, иноходцем надо родится. Дурость человечья, получается так, самая красивая девушка в Бускуле должна быть дисквалифицирована, да ее надо всем на руках нос... Стоп! Что это я о девчатах заговорил, да еще и о красивых, это я от радости за нашу кобылку, простил девчатам все их прегрешения перед пацанами, простецкими душами.
- За сто рублей отдал Байзак, не забыл многолетнюю дружбу
- Теперь дома держи, самому некогда, вон сын уже большой, сможет сено подкосить.
- Да такую и своруют, недорого возьмут, - говорила мать, тоже очень довольная. Я был очень рад , что отцу так повезло и теперь, соглашаясь со всем, утвердительно качал головой.
- Молодая, года четыре ей, - заглянув кобыле в зубы, сказал Смирнов. Потом я много раз заглядывал ей в зубы, приподняв верхнюю губу, но так и не догадался, как же Смирнов определил возраст кобылы.
- Первый жеребенок у ней, Байзак его продал башкирам.
- Удирать будет, знаешь же Ванька?
- Знаю. Может и сам удеру, дом здесь хороший, а душа не лежит. Привык к району, постоянно тянет
- Правильно Иван. Как говорится, чужая сторона - мачеха.
- Сестра не хочет уезжать от могилы деда, вот и терплю.
- Пап, а куда будет удирать наша лошадь? - вмешался я в разговор.
- Сынок, кобыла всегда стремится туда, где оставила жеребенка. Жеребенка месяц назад увезли в Башкирию, а Фроська думает , что он в Беловке, при любом удобном случае она убежит туда, потому без пригляда нельзя оставлять на улице. Вот у нас случай был, лошадь убежала со спящим младенцем в телеге. Да слава Богу, догнали километров через десять, ребенок даже проснутся не успел.
- А у нас на фронте ездовой при кухне отдал в соседнюю часть, тоже ездовому на три дня, думал может погуляется, в той части жеребец был, а какая радость для мужиков на фронте жеребенок, ты сам знаешь.
- О-_о-о-! Его бы там на руках носили.
- И что думаешь? - с улыбкой посмотрел на отца Смирнов. - Прибежала с бачками, полными каши и даже наркомовских пять бутылок было. Ничего не тронули, тут же отрядили паренька отвезти обратно, - вспоминая прошлое, смеялись мужики.
- Ну и что, погулялась? - спросил отец
- Не знаю Иван. Тут меня ранило, два месяца в госпитале, а там вскоре и комиссовали, на хрен на фронте инвалид.
- Овсяников и Меринов к директору, - заглянув в приоткрытую дверь, сказала тетя Г руня -уборщица.
- А что я сделал такого? - по привычке возмутился Вася.
- Во всем всегда виноваты мы с Васькой, сегодня я еще никому насрать не сказал, а уже к директору, - возмущался Мерин.
Прозвенел звонок, провинившиеся ушли к директору, в класс вошел учитель биологии в военном выгоревшем кителе. Так бы не заметно было, что китель выгорел на солнце, если бы не споротые погоны и место их было намного зеленей и было три вмятины от офицерских звездочек на погоне. Конечно, он был старшим лейтенантом, не будет полковник работать в нашей школе учителем. Раскусили мы его быстро. На первый заданный вопрос он мог ответить, на забывая, что ведет биологию, но после второго полностью переходил на фрагменты Великой Отечественной войны, которую в основном выиграла кавалерия, особенно конный корпус генерала Доватора, в которой он воевал. Рассказывал очень интересно, с выражениями. « взвод спешивается, дает команду коням лечь, - тут он переходит на шепот, - только коноводы остаются, а взвод тихо-тихо занимает позиции и по пластунски к немцам, - и презрительно громко, - А немцы в это время наяривают на своих губных гармошках и не подозревают, что скоро им конец. - Мне так и хочется спросить, так немцы воюют или беспечно пьянствуют, но нельзя, пацаны убьют за срыв представления, - и опять шепотом, - взвод уже подползает к траншеям и торжественно громко, - спрыгивает в траншеи, опрокидывает врага, офицера в штаб, ценный язык. Ладно ребята, что-то я увлекся, давайте к теме урока. Я тяну руку и спрашиваю.
- Вы говорите, дают команду коням лечь, что-то я этому не верю.
- Видел кино «Застава в горах»?
- Видел.
- Видел, как по команде ложилась лошадь?
- Так там одна лошадь, вот цирковую взяли и сняли кино, а всех лошадей научить нельзя по- моему?
- Учат. Это долго рассказывать, но учат, как-нибудь расскажу.
Спохватившись, чувствуя скорый звонок, быстренько объяснил
новую тему, уже после звонка задал домашнее задание. Овсяника с Мерином конечно директор давно отпустил, но было бы чудом, если бы они вернулись на урок. Сейчас прячутся где-то в бурьяне и покуривают.
Ничего подобного, когда мы вышли на крыльцо, они преспокойно сидели на крыльце и ни от кого не думали прятаться, а Мерин заявил:-- Ну все пацаны, будьте здоровы и не кашляйте, уезжаем мы от вас в училище, в Аман-Карагай.
- Еще может родители не отпустят? - предположил Валерка
- Отпустят. Мамке тоже надоело ходить в школу. А сколько я выкручивался и не говорил ей, что вызывают?
- Отпустят, - поддержал Мерина Вася. - Мы же с Витькой в восьмом классе по случайности, просто учителя не хотели портить показатели школы, вот и распустили нас с Витьком.
- Раиса Федоровна, не поминайте нас лихом, - радостно сказал Меринов, уходящей домой классной.
- Удачи вам ребята. Там уж хоть возьмитесь за ум, - и торопливо
ушла
- Пацаны говорят оттуда не выгоняют. Некуда, - крикнул вслед
Вася.
-- 13 -¬Зима выдалась суровая. С начала декабря и до самого февраля зарядили трескучие морозы. Были дни, когда воробьи на лету замерзали. Управляясь со скотиной я видел, как они пытались залететь в сарай от ужасного холода, но влетев и увидев, как я машусь лопатой или вилами, тут же вылетали обратно. Жалко птичек, поэтому после того как управлюсь, я оставлял дверь открытой, сам отходил в сторону, а когда желающие воробьи влетали , я закрывал дверь. Жалко, ну куда им прятаться, в сарае намного теплей. Снегу было мало, земля вся потрескалась. Отец говорил, если снегу не навалит, год будет очень тяжелый и, словно одумавшись, морозы спали. небо затянули серые тучи и пошел снег крупой, который безжалостно сек лицо, если идти против ветра, а мы со школы шли по ветру, ребятня с центрального теперь шла против ветра. Наутро ветер стих, стало еще теплей, зато повалил крупными хлопьями снег, в душе стало даже торжественно и так до самого вечера, со школы шли теперь, утопая в сугробах. Впереди был слышен рев буксующей машины. Подойдя мы увидели всю семью Смольниковых, толкающую забуксовавшую машину. Амантай, Валерка и я тоже впряглись в толкачи и машина медленно поползла назад. Семья
Смольниковых всем составом отправилась домой, мать придерживала за талию черноволосую красавицу, спасибо нам сказать они забыли.
-Знаешь кто эта девка? - спросил Валерка, когда мы отошли подальше. - Сестра Мусы, которая убежала с Сашкой Смольниковым
- Да ты что? Такая красавица полюбила этого рыжего мухомора? Уму не постижимо, - действительно я был в ударе. - Надо было отцу Мусы простить ее, у ней с головой не в порядке.
- Любовь зла, полюбишь и козла, - ответил Валерка
- Значить у Мусы отец умер, - только предположил я
- А ты откуда знаешь?
- Откуда, откуда. Помнишь Муса сказал, что ее будут искать пока отец жив, на нем грех, если умрет отец, грех автоматически передается Мусе, а тот не хочет ее убивать, потому что любит сестру. Может и не умер, а беглецы приехали в гости на свой страх и риск?. - Дальше мы шли молча, но не давал мне покоя один вопрос, зачем обязательно убивать, это же дурость. Я опять задал этот вопрос Валерке.
- Закон гор у них такой. Ты же читал Лермонтова?
- Читал конечно. Как может отец убить родное дитя?
- Закон гор, - опять повторил он, - а вообще ну их на хрен, вот вчера Райка Власенко приходила фоткаться, а у меня ни одного кадра.
- И не будет. Я же говорил тебе, чтобы у тебя было всего навалом, бери за фотку тридцать копеек, а ты все стесняешься. Ну обдирай тогда бабулю, долго ли она будет терпеть, а то выбросит твой фотоаппарат. Вечером я поговорю с Раей, когда они приедут с овчарни, - и мы разошлись по домам
Опять повалил снег крупными хлопьями, не успеваешь двор очищать, то пусто, то густо. Уроки я привык делать сразу после возвращения из школы, хорошая привычка, вот попробуй сам, если не веришь, «сделал дело и гуляй смело» Вот я и чистил снег во дворе с чистой совестью, а когда приехал отец и девчата - сакманщицы спрыгнули с саней , я окликнул
- Рая, ты вчера приходила к Валерке фоткатся?
- Приходила, только он сказал, что кончилась пленка. Когда купит пленку, он скажет.
- На вши что ли он купит? У него как у латыша, пи-пи и душа. Дурачина, всех фотографирует бесплатно. Он тебе постеснялся сказать, что у него ни гроша, так что жди его привета, как соловей лета, не будет у тебя фоток до самой старости.
- Ты посмотри на него. - Рая смеясь, повернула голову к подруге Лиде. - Когда за отца работал, все в любви мне объяснялся, а теперь в старухи записывает, - и пыталась, обхватив мою голову, прижать к себе, ну как прижимают малышей.
- Ну хватит тебе! - отступил я на шаг, - Будешь фоткаться или нет?
Рая достала из нагрудного кармана три рубля и передала мне, чтобы
Валера купил пленку, я же говорил, что она мировая девка. Оба они с напарницей Лидой и красивые, и добрые, только не хотел я с ними работать, когда отцу надо было отлучится, а все из-за Райки. Давно ли она учась в восьмом классе бегала на танцы, поэтому и расстались в школе с ней без сожаления, а теперь строит из себя тетю и ведет себя со мной, как с ребенком малолетним. Я вообще-то терпеть не могу, когда со мной так разговаривают и шутят, вот и сейчас.
- Толь, дай я тебя в щечку хоть чмокну, за то что переживаешь за меня, - совсем обнаглела она и еще весело смеялась.
- Иди чмокай своего Медведева-баяниста, - ответил я ей
- Толь, ты ревнуешь меня? - еще веселей смеялась Рая
- Нужна ты мне больно, - и я поднял лежащую совковую лопату, показывая что намерен кидать снег, а не зубоскалить с Раей, которой для смеха хотелось поговорить со мной.
- Ну ладно, скоро дядя Ваня собирается в район, попадешь к нам на овчарню, там и поговорим, - смеясь, пригрозила Рая и они с Лидой ушли домой.
Рая после восьмого класса больше не пошла в школу и видишь, как запросто вытаскивает из кармана целых три рубля и отдает пацану, которого считает маленьким. С такими мыслями шел я к Валерке, выложил на стол три рубля, сообщил, что деньги дала Рая, но особой радости в его глазах я не увидел. Помните? Я рассказывал про его черту характера; моментально загораться какой-то идеей, а месяца через три остывать, так вот, сейчас он горел желанием перерисовать картину «Три богатыря» из книжки на полотно, которое бабушка не давала, а дядя Боря уже привез «Набор масляных красок для юного художника» и книжку по рисованию. Чтобы не перебивать творческие замыслы друга, я все же попросил с Раей Власенко довести дело до конца и Валерка согласился.
- Вот нафоткаю Райку и завяжу, пусть идут к Лешке Ермоловичу или к Валентине Ивановне, у них тоже есть фотоаппараты.
- Вот видишь. Что-то я не заметил, чтобы наша учиха щелкала всех подряд за бесплатно. Она и платно ,пожалуй, не будет из-за нас корячиться.
Утром проснувшись, я услышал тоскливое завывание ветра в печной трубе, спал-то на печке, потому что там горела отдельная лампочка и я, читая, никому не мешал спать. Если снег идет, по такому завыванию ветра, это хороший буран, а без снега -пурга. Буран был сильный. Даже света лампочек не было видно на столбе. Во время бурана, все собирались в зале ожидания вокзала и не очень торопились выходить оттуда на эту круговерть. Вот и сейчас мы сидим развалясь на станционных деревянных диванах, с надписью на спинках «МПС». Девчатам хорошо, у них платки завязаны, только глаза видать, за то правда под подол задувает.
- Ну что народ, двинемся? - спросил десятиклассник Шахматов, комсорг школы. - Я буду идти сзади, чтобы какая мелкота не забуксовала.
Буран опять перехватил дыхание, шли как бурлаки на Волге, преодолевая порывы ветра, прикрывая варежкой носы и слыша сопение рядом идущего.
- Не заблудились, что-то долго идем? - спросил Валерка.
- Идем черепашьим шагом. Не бойся, свернем с дороги, наткнемся на чей-нибудь забор, - сказал я и сразу вспомнил отца. В степи нет заборов, куда можно упереться, надежда только на чутье лошади, хорошая лошадь всегда привезет к месту, к которому привыкла. Наконец толпа стала вваливаться в коридор школы. Все отряхивались от снега, потирая замерзшие щеки, руки, девчата колени и на нас , скрестив руки на груди, жалостливо смотрела Раиса, ей сегодня выпало под ветер.
- Заходите все в класс, там теплей. Коридор вы уже выстудили, - сказала она
В классе действительно было теплей и девчата сразу облепили теплый барабан. Технички начинали топить в шесть утра, чтобы к приходу учеников было тепло, поэтому барабан отдавал жаром.
- Вот лежу сегодня ночью в теплой постели и думаю, а ведь кто-то сейчас в дороге, не дай Бог, - и закрыв лицо ладонями, покачала головой. - Вот сегодня директор решил отменить уроки да как сообщишь всем. Жалко, что намучились, отдохните и отправляйтесь домой.
- Теперь вы помучайтесь против ветра, побудьте в нашей шкуре, - мстительно сказал Евдоха, - совхозных отпустили. А мы что -- рыжие?
- Ладно Витя, тебе лишь бы придираться, - успокоила Евдоху Кулешиха, - скажи спасибо, что домашнее задание сегодня не делать
- Спасибо партии родной, что дал сегодня выходной, - пропел Горбачук. - Витя Мерин приходил вчера ко мне, хотел сегодня в школу прийти да буран вон какой, а он дуралей для форсу в фуражке приехал.
- Ну и как он, хоть серьезней стал? - спросила Раиса
- Не-а! Такой же баламут, - и Саша Горбачук начал надевать подсушенные валенки. - Правда мордастей стал, говорит хорошо кормят.
- Кто домой? - заглянул в класс Шахматов.
- Мы сами дойдем, когда рассветет, - за всех ответила Люда Кулешова.
- Ну как хотите. - Шахматов закрыл за собой дверь. У него уже проклевывались задатки комсомольского лидера. Для начала они выполняли разные ответственные поручения, потом их продвигали по линии комсомола, только надо было заглядывать в рот старшим товарищам и ни в коем случае не перечить, а там глядишь и до руководящей должности недалеко. Главное не перечить , даже если вышестоящий товарищ круглый дурак, это надо зарубить себе на носу, на всю комсомольскую и партийную жизнь.
Буран не ослабевал, но мы шли под ветер и можно было разговаривать . - Ты слышал про телевизор? - спросил Валерка
- А что это такое?
- А это как радио, только еще показывает на экране, как в кино
- Да не может быть. Брешут. Кто тебе сказал? Если Шахматов - то
врет!
- По радио говорили. В Москве у многих есть телевизоры, сейчас в Челябинске строится телевышка
- Я этому не поверю, пока сам не увижу. Получается, сидишь дома и смотришь кино?
- Получается.
- Интересно, какая умная башка это придумала? Вот он наверно дорогущий? - слово «телевизор» я опять забыл. — Этот, как его?
- Телевизор.
- Да-да, телевизор.
- Наверно дорогой, раз дома сидишь и кино смотришь. Если у всех будут телевизоры, в кино перестанут ходить.
Буран бесился с прежней силой, у заборов и домов выросли огромные сугробы, за день намело. Подойдя к дому увидел, наши ворота
и калитка были открыты и даже подперты поленьями дров, чтобы не закрыло ветром. До этого мог догадаться только отец, зато во дворе было чисто, весь снег выдуло наружу. У соседа наоборот, перед домом вырос огромный сугроб. Бахчан—молотобоец, долго смотрел на сугроб, соображая, почему по его ряду домов именно у него самый большой сугроб. Он работал в кузнице, был широк в плечах , обладал недюжинной силой, но ростом был невысок, поэтому в поселке говорили: -- Бахчана легче перепрыгнуть, чем обойти . Амантай своего щенка, тоже кругленького и назвал Бахчаном.
- Переименуй. - советовал я . - Бахчан узнает, уши оторвет.
- Что в Бускуле один только Бахчан что ли, может я назвал его в честь другого Бахчана. Вон Валерка виноват разве, что его собаку назвали Мурло. Не рвет ему уши Архип Прокопьевич. -- Учителя по труду мы прозвали Мурло, за то что он постоянно мурлыкал себе под нос какой-то мотив. Подъехал отец, из-под полога вылезли девчата- помощницы.
- Привет Толя! Нас встречаешь? - опять начала домогания Рая.
- Валерка спрашивал, когда придете фоткатся?
- Да мы хоть сейчас
- Сейчас буран, не будете же вы фоткаться в фуфайках, а в избе не хватит освещенности, - я уже кое-что шурупил в фотоделе.
- Ладно Толя, передай что придем завтра, если не будет бурана, - и схватив за нос, потрепала его, так шутят с сопливыми малышами
- Ну ты че? - возмутился я. - Трепай вон своего баяниста. Девчата
залились веселым смехом.
- А ты че Толя, ревнуешь меня?
- Да сдалась ты мне, с чего ты взяла.
- Медведева не любишь, вот и подумала
- А кто его любит? Ходит как петух по клубу, не был бы баянистом, парни бы давно отлупили его. Вот я вырасту, из спортивного интереса набью ему морду.
- Значить любишь меня и ревнуешь, - и опять они смеялись Они просто измывались надо мной,
- Отвяжись от меня. Валерке я передам
- Не сердись Толь, мы же шутим. Целый день кроме овечек никого не видим, так скоро сами заблеем.
- Вот и занимайтесь этим, - отомстил я девчатам и убежал от них, от греха подальше. Придет время и я чуть не со слезами буду вспоминать этот бестолковый и веселый диалог или простой треп для Раи Власенко.
В калитку вошла жена бригадира Оспана, держа подмышкой петуха. Я стоял разинув рот, с чего бы это.
- Вот, мать просила, а то у вас петух старый , а у меня оба молодые, вот и дерутся до упада, одного все-равно надо колоть, так я заколю лучше вашего старого, - передала мне петуха и пошла в дом. Я стоял не зная, что дальше делать и тут зашел в калитку Валерка
- Колоть собрался? - И ,выслушав создавшуюся обстановку, сказал, - Ну и отпусти его в сарай, со старым петухом он не будет драться. У животных не как у людей, молодой никогда не кинется драться на старого.
Я занес его в сарай и отпустил, решил немного посмотреть, как он освоиться. Молодой освоился моментально, тут же пристав к рябой курице. Она с кудахтаньем отбивалась от незнакомого петуха, а старый подскочив тюкнул молодого по голове. Молодой вначале опешил и тут же, опровергая теорию Валеры, бесстрашно кинулся на старого петуха. Завязалась без компромиссная битва. Дрались они долго, одновременно подпрыгивая сталкивались в воздухе грудью и опять стояли оба в угрожающей позе, вытянув вперед голову. Повторялось это несколько раз, пока старому не надоело и он стал отходить в сторону, но при этом бдительно косился на соперника, чтобы не пропустить неожиданный налет. Молодой петух воспрял духом, торжественно похлопал крыльями и прокукарекал.
- Победила молодость! - торжественно объявил Валерка
- А ты говоришь не кинется молодой на старого петуха
- Этот петушок невоспитанный какой-то, а так я читал даже, что животные к старшим проявляют больше уважения, чем люди.
- Наверно опять будет буран, у моей бабушки кости ноют
- Значить в школу не пойдем, - обрадовался Валерка
На утро опять валил снег, но ветер был слабенький , в школу пришлось идти, хочешь-не хочешь. Снегу за последние дни навалило много, сугроб у дома Бахчана рос изо дня на день, его уже облюбовали малыши и целый день возле нашего дома стоял гвалт. С горки скатывались кто на заднице, кто на животе, мои сестренки - близнецы скатывались на фанерках, которые я распилил, оторвав от яслей. По пути мы, как всегда, зашли на вокзал, мы называли это пересадкой. Пересадку делал и Мустафа, которого мы давно перестали бояться, у него почернели щеки и вообще вся морда стала одутловатой какой-то.
- А ты куда так рано? - спросил я
- В больницу пошел, на прием к врачу
- А что у тебя с харей? - спросил с жалостью Валерка, внимательно разглядывая густо намазанное гусиным жиром щеки Мустафы.
- Поехали в Троицк с пацанами, конечное без билетов, с билетом и дурак доедет , оказалось едет в поезде и наш железнодорожный мусор старшина Тарасюк. Поймал нас, сволочь, велел сидеть тихо, а в Троицке сдаст нас в милицию. Перед Троицком решили сигануть на крышу. Тарасюк уснул с открытым рто, не было даже кусочка грязи закинуть ему в рот, лучше бы навоза. Первый сиганул я, второго он поймал за хлястик куфайки , а я как привык, с вагона на торцовые ступеньки и уже на крыше. Даже сам не успел замерзнуть а щеки отморозил, я же бежал по крыше к паровозу навстречу ветру, пары минут хватило, потом и снегом тер, без толку. Мне даже бюллетень выписали, - гордо заявил Мустафа, - я же наврал, что работаю.
- А зачем? - поинтересовался я
- Так просто. Чтобы уважали. Сказал, что работаю путеобходчиком и щеки поморозил, когда обходил пути в буран, начальство заставило, бабы в больнице крыли по всякому начальника станции, а меня жалели. Хотели меня чаем напоить, да я сказал, что чай не водка, много не выпьешь , но спирт налить они не догадались.
Мы заторопились в школу.
В школе в этот день затеяли общешкольное комсомольское собрание. Комсомольские лидеры важно молчали, но рядовые комсомольцы давно знали повестку дня «О недостойном поведении и т. д. , а проще говоря проработать трех десятиклассниц, которые поперлись в клуб элеватора на танцы. Поймала их там не кто- нибудь, а сама завуч школы, похожая на Екатерину Вторую тоже без мужа, значить с теми же проблемами , что и у десятиклассниц, то есть проблемой общения с нормальными взрослыми людьми. Собрали всех в десятый класс, актового зала у нас отродясь не было. Никто не шумел, да и то, собрались же самый сознательный слой учеников. Комсорг школы Шахматов встал за учительский стол и доложил , сколько человек числится в организации, сколько человек отсутствует и по его словам получалось, что все отсутствуют по уважительным причинам, а куда девать Горбачука и Евдоху, которые ушли курить в уличный туалет и пропали до завтра.
Шахматов соблюл все протокольные заковыки, ну эти: кто за, кто против, кто воздержался. Все ждали основное, поэтому вскидывали руки единогласно. Слово дали завучу, которая строго оглядела всех комсомольцев и начала: - В нашей школе произошел случаи,
несовместимый с высоким званием ученика советской школы и комсомольца, - приглушенно, тихо, чтобы дошло до сознания каждого. - Три комсомолки десятого класса были пойманы на танцах в клубе элеватора, - она помолчала, поджав губы, видимо ждала взрыва возмущения и не дождавшись продолжила. - Ведь уже вполне взрослые люди.
- Поэтому и ходят на танцы, - пробурчал кто-то, в классе. Беззвучно смеялись
- Кто это сказал? Признайтесь, вы же комсомольцы.
То-то и дело, что комсомольцы. Разве признался бы Олег Кошевой или Зоя Космодемьянская. Шиш, да ни за что, хоть калеными клещами вырывай признание
- Разрешите? У меня вопрос, а кто видел их в клубе? - привстал десятиклассник Григоренко. Он знал кто видел, это просто так, поговорить охота
- Я сама поймала их в клубе. Развеселые, разфуфыренные, - ненавидящим голосом осуждала танцовщиц наших завуч. - Ладно. Посмотрим, как вы будете сдавать на аттестат зрелости
- Замуж и без аттестата берут, - пробурчал тот же голос. Умеют же люди подделывать голос.
- Кто это комментирует? А ну-ка встань.
Мертвая тишина, муха пролетит — слышно. Становилось забавно, Собрание мне стало нравиться. Шахматов надеется, что какой-то активист заклеймит позором трех девушек, которые посмели сходить на танцы.
- Кто желает высказаться по недостойному поведению учениц десятого класса? - задал сразу задание выступающему комсорг.
Руку поднял десятиклассник Толя Уранов, первый хохмачь, интересно и что мог ожидать от него комсорг школы, все уже заулыбались, ожидая, что он брякнет.
- Девчата! Если уж вам невтерпеж и хочется замуж, все это без мягкого знака, вы должны открыто сказать нам, своим товарищам, мы все поймем. - Собрание хихикало, завуч посмотрела на Шахматова и вскочила со стула
- Хватит паясничать Уранов, что ты здесь комедию разыгрываешь, вопрос очень серьезный, а вы хиханьки. И это называются комсомольцы?
- Так вы не дали мне договорить, я только хотел перейти к делу. Можно продолжать?
- Хорошо, говори, - согласился Шахматов. - Только серьезно.
- Так вот вам. Я возмущен поведением своих трех одноклассниц и думаю, что после этого им не место в нашей комсомольской организации. Сходив на танцы, они опозорили нашу родную школу. Гнать надо таких из школы, из комсомола. Чему мы учим наших младших товарищей? - Он обвел взглядом всех, - поэтому предлагаю исключить их из школы и из комсомола, чтобы неповадно было другим, подрастающим девчатам. У меня все. - И сел. Если бы это сказал не Толя Уранов, могли бы принять выступление серьезно, а тут все беззвучно смеялись, утирая слезы
Завуч встала, отрешенно качая головой. - Шахматов, и это комсомольцы? Да балаган это скоморошный. Хотела скрыть, думаю сами, без директора разберемся, поругаем девчат, а вы что устроили? - и смотрела на комсорга.
Шахматову тоже видимо надоела эта бодяга, поэтому он ответил сердито. - Я не рожал их Рима Дмитриевна, если бы вы не присутствовали, мы бы разобрались между собой куда быстрей.
Руку подняла наша староста Валя Руденко: - Ребята, надо действительно подсказать девчатам, что этого нельзя делать, раз педколлектив запрещает, но у каждого человека могут быть ошибки. Оступились девчата, предлагаю поставить их на вид. Это мое предложение.
- У кого есть другие предложения? - оглядывая собрание спросил комсорг. - Неймется Уранову, говори что хотел сказать.
- Только исключение из комсомола и из школы. - Собрание не стесняясь завуча, залилось громким хохотом, даже Рима Дмитриевна смеялась, у Толи ни один нерв не дернулся на лице, сидел угрюмый как сыч, будто переживал.
- Второй вопрос повестки дня; выборы делегатов на районную конференцию, надо четверых избрать.
- Меня надо избрать! - тряс рукой Уранов, - видели же какой я активный и принципиальный.
Без проволочек избрали делегатов и стали расходится
- Так три танцовщицы, с каждой завтра по пачке папирос, это я превратил собрание в балаган и этим спас вас от неминуемого исключения из комсомола, а значить и в партию вам дорога заказана.
-- 14 -¬Мы с Валеркой перешли в девятый класс и стали думать, где бы поработать. Пошли на строящийся элеватор, туда принимали всех, торопились запустить хоть первую очередь, уже какой год пшеница сгнивала на полевых токах. Первый же день нас заставили перелопачивать прелое зерно вручную, потому что из-за низкого потолка не проходил зерномет
- Валерка, это самая тупая работа, за нее так и платить будут, - сказал я. Ты работай, если хочешь, а я после обеда уйду. - Мы просто ушли и больше не появлялись на элеваторе, чтобы не выслушивать морали начальников. Теперь сидели на станционной скамейке совсем опустошенные, было стыдно перед матерью, так старательно провожала утром на работу и вот тебе раз, сразу сбежал. Что сказать дома?
- Ребята, вы куда поехали? - спросил дядя Федя Серегин, проходя мимо нас. Он жил недалеко от нас и отец постоянно ходил подстригаться к нему и водил меня с собой. Машинка для стрижки поблизости была только у него.
- Нет дядя Федя, хотели устроиться на работу на элеватор, нас не приняли, - не моргнув глазом соврал Валерка
- Мне как раз нужно два пацана, а то не комплект. У вас есть велосипеды, не нужно ждать подводы. Приходите к восьми часам к пакгаузу
- А что будем делать, дядя Федя?
- Увидишь завтра, - и ушел к начальнику станции
Утром я вывел свой велик, положил торбу с обедом на багажник и закрыл прижим.
- Куда ты на лисапеде? - удивилась мать
- Мама, нас с Валеркой перевели на железную дорогу, говорят там нужней и больше платят, а это километра два в сторону Токбулдов.
- Ну ладно, слушайся начальника и хорошо работай
Возле ворот уже названивал Валерка. На пакгаузе толпилась группа пацанов, в основном дети железнодорожников, в коллектив которого влились мы с Валеркой. Наш руководитель дядя Митя Барсук запрягал лошадь, на телеге стоял аппарат, который пацаны запросто называли «жеска».
- Грузите подбойки, - велел Барсук, мы с Валеркой тоже погрузили по одной подбойке. Что такое подбойка? Подбойка, это тот же шахтерский отбойный молоток, с которым стахановец Стаханов установил немыслимый рекорд по добыче угля. Потом возили его по всей стране и как диковинку показывали всем, а он учил всех, как добиваться рекордных показателей. Всякий, кто добивался рекордных показателей, становился Героем Социалистического Труда. В загнивающем капиталистическом мире не очень- то станешь героем, потому что там не до показателей, а идет жестокая эксплуатация трудящихся, повезло нам, что мы родились в СССР. С таким радостным настроением, что и работу нашли и родились где положено, мы приступили к работе. Работа наша заключалась в следующем: заводили «жеску», она кабелями была соединена с подбойками, при работе вибрирующими, что аж щеки у всех мелко дрожали. На путях лежал слой щебня, который мы должны загнать вибрирующими подбойками под шпалу. Вот и все . никакой тебе эксплуатации малолетних и даже деньги будут платить. Стыдно советскому комсомольцу говорить про деньги, надо бы за идею, да ничего не попишешь, безграмотные родители утверждают, что в первую очередь надо зарабатывать деньги. Темнота! Организация труда тоже была хорошей, четверо с подбойками с одной стороны шпалы, четверо с другой, одна минута и шпала подбита щебнем. Небольшая непродуманность организации труда заключалась в следующем: метров через десять длина кабеля заканчивалась и нужно было перекатывать телегу, на которой стояла «жеска». С утра телегу перекатывали быстро, но по мере усталости, к обеду, все только держались за телегу, усилий уже никто не прилагал., поэтому телега эти двадцать метров катилась минут пять—десять, под проклятья и матюки Барсука.
- Ну вас на хрен, буду лучше лошадь запрягать, - грозился после каждой передвижки дядя Митя, но опять не хотел из-за двадцати метров. После обеда повторялось то же самое. Железная дорога - организация очень дисциплинированная, поэтому в четыре часа заканчивалась работа (мы все были несовершеннолетние), закидывали подбойки на телегу и айда по домам.
Через несколько дней приехал Серегин на «пионерке»- это тележка на четырех колесиках и приводится в движение мускульной силой, а Барсук говорит что перд... паром. Он мужик хороший для нас, но любой разговор его в итоге превращается в мат или в непристойность, но мы к этому привыкли и если вдруг он начинал говорить нормальным языком, мы озирались по сторонам, думали приехало большое начальство. Серегин поболтал с Барсуком, потом обратился к нам.
- Ребята а в воскресенье не хотите поработать?
- Хотим, че целый день болтаться по улице—сказал Волобой.
- Работа у вас сдельная, есть смысл поработать
- Начальник дистанции узнает, по головке не погладит, - возражал Барсук, самому, видать, не хотелось работать в выходной. - Смотри, ты мастер, тебе и ответ держать перед начальством
- Ладно, беру на себя, - и теперь уговаривал Барсука, - Мить, подбери сейчас восемь мужиков на такие расценки? Хрен кто согласиться, а пацаны будут работать до самой школы и четную сторону мы подобьем. Пацаны трудолюбивые.
- Пацаны ленивые. К концу дня телегу перекатываем минут десять - жаловался Барсук.
- Ребята, вы же работаете сдельно, если вы перекатываете телегу по пять - десять минут вы теряете за день больше часа, это минимум тридцать шпал, за день теряете на рыло по два рубля.
- Так если бы дядя Митя так объяснил, а то он только материться умеет, кроет нас и начальство. Теперь будем быстро перекатывать. Правда пацаны? - Гурьба ответила согласием.
Через две недели опять приехал Серегин с какой-то женщиной
- Баб только здесь не хватало? - пробурчал Валерка, напяливая на себя рубаху.
- Какая это баба? Это кассир, пацаны. Значить деньги привезли, - вскочил обрадовано Волобой.
Женщина была очень вежливая, постоянно улыбалась, мы расписывались там, куда она тыкала пальцем и получали деньги. После стрижки овец, я не получал денег, а тут сразу тридцать семь рублей. Волобой получил аж семьдесят рублей, своими глазами видел, но он давно работал. Вечером дома я был героем дня, мать не уставала хвалить меня соседкам, которые в этот день зачастили к нам, будто чувствовали, что я получил деньги. Мать все больше набирала хвалебные обороты; и учусь хорошо, и, слава Аллаху, работящий стал, вот немного посидит и поедет косить лошади сено. Ни минуты не может усидеть без дела. Я намек понял и пошел запрягать нашу Фроську, которая и не думала убегать в Беловку. Махать косой не хотелось, поэтому я хорошо оглядевшись по сторонам, подъезжал к свежескошенным совхозным валкам и загружал телегу. Особо я никого не боялся, потому что все воровали совхозное сено, вот если только увидит управ или бригадир. Оставлял на ночь Фроське, а остальное закидывал на крышу сарая, потом залез на крышу сам, чтобы сложить закинутое сено в копну. Увидел в соседнем дворе Колдаевых широко шагающего их буйнопомешанного сына Колю, здоровенного детину с отросшей бородой. Мать и отец его не боялись, занимаясь каждый своим делом
- Че высмотрел? - раздался снизу голос Валерки
- Залазь на крышу, оказывается Колю привезли, вон по двору шастает туда-сюда.
Коля не только ходил быстрыми шагами взад-вперед от калитки до сарая, а еще что-то бормотал и размахивал руками. Вдруг он остановился, затопал ногами, замычал как бычок и полез к себе в ширинку. Дед услышал, быстренько отложил хомут, который чинил и увел его в сарай. Вышли они минуты через три, отец погрозил ему пальцем, им же потыкал себя в грудь и отпустил сына. Коля опять начал челночить между калиткой и сараем.
- Зачем его привозят? - спросил я у Валерки
- Не знаю. Может скучают, все-таки сын. Убийцу тоже родители любят. Большое горе для родителей, а никуда не денешься.
- А давно он сошел с ума?
- Сколько я себя помню, здоровым его не видел. Когда вы еще здесь не жили, он выбрался на улицу и давай бегать за пацанами. Вся улица разбежалась, даже бабы. Мужики его поймали и повели домой, он не дрался, а только упирался, мыча оглядывался, а потом заплакал, тут и некоторые бабы - дуры заплакали. Выбежал дед, мужики его отпустили и он поплелся за отцом, понурив голову. Соображает , что отец.
- А может он с пацанами поиграть хотел? - предположил я.
- Может быть, - согласился Валерка.
- А не знаешь как он с ума сошел?
- Не знаю. Бабушка говорит, шел маленьким мимо кладбища, а за ним покатилось кровавое колесо, он удирать, а колесо догоняет и когда уже догнало, тут он и рехнулся с испуга. - Мы с Валеркой еще поговорили о разных привидениях и я спросил нет ли у стариков Колдаевых еще детей.
- Как нет. Есть у них дочь, живет в Кустанае, учит наших учителей.
- Ого, умная значить, раз учит учителей. Может и этот рехнулся от большого ума, говорят бывает такое. Я думаю лучше быть чуть-чуть дураковатым, как Мерин или Вася Овсяник, но не как Коля Колдай.
На следующий месяц мы все получили зарплату по семьдесят пять рублей. За лето мы повзрослели, перестали увлекать детские забавы и стали уговаривать Серегина, чтобы он поговорил в школе и дал нам возможность закончить подбивку и нечетной стороны рельсов, а школьную программу мы потом догоним, пусть учителя не сомневаются. Серегин сказал, что этот номер дохлый, потому что с ним директор школы и разговаривать не будет, а начальник дистанции не пойдет. Сильно переживал мастер, ввиду начала учебного года , но пока все крутилось, Барсук перестал на нас матерится, так как не было повода, целый день бегал, замеряя уровень рельс, потому что дошли до поворота и теперь нужно делать с уклоном внутрь поворота. Даже начальник дистанции приезжал один раз, очень хвалил нас, называл стахановцами и пообещал по пять рублей премии за героический труд. В нашей стране многие трудились героически: хлеборобы и шахтеры, ткачи и
металлурги, строители и геологи, а тут еще и мы вклинились.
Как всегда вечером, а это было воскресенье, мы запрыгнули на велосипеды и покатили домой, стояла августовская жара, можно еще съездить на карьер , искупаться. На ходу обсуждали премию, обещанную начальником дистанции и что такое? Подъезжая к поселку увидели толпу, расположившуюся на окраине вокруг белой простыни. В центре круга под простыней кто-то лежал, рядом сидел бледный баянист Медведев, бесконечно куря папиросу за папиросой из пачки «Прибоя», лежащее перед ним. Мне и объяснять не надо, кто лежит под простыней. Рядом похаживал Паша, старший брат Раи Власенко, уже давно женатый. Баянист паскуда убил Раю, все мне было понятно как ясный день. Рядом валялись разбросанные Райкины туфли. Сто раз ей говорил, что он мразь, свинья, шакал, червь, что только ей не говорил о нем, а она все хохотала и издевалась как над маленьким, говорила «Любишь меня и ревнуешь». Я ее-то обзывал разными словами раз не понимает, называл и безголовой, и дурой, даже мать мне делала замечания. Эх Райка, Райка. Допрыгалась ты с этим глистом-баянистом.
Подъехал на жеребце, запряженный в кошовку управляющий отделением Чегодаев и поманил пальцем Пашу, который рассказал ему, как было дело. - День рождения у ней был, восемнадцать исполнилось, ну собрали друзей, я так пришел с женой, замахнули по одной и через некоторое время мы ушли, не танцевать же с ними. Погуляли. Потанцевали и разошлись по домам. Рая тоже пошла проводить этого мудака. Мать все ночь не спала, что-то говорит сердце давило, только к утру задремала, а утром бабы гнали в табун коров и наткнулись, даже подол не прикрыл. Я когда услышал, сразу пошел к нему, за шиворот и сюда, здесь уже дал в ухо один раз, вот и сидит е.... горемычный.
- Не отказывается?
- Ну куда еще отказываться. Сколько раз говорил что не нравится он мне, не послушалась, давай ей баяниста и все.
- Милицию вызвали?
- Вот и ждем ее целый день, что-то уже пять часов едут эти грешные пятьдесят километров. Жара, скоро пахнуть начнет.
Появился темно-синий воронок, подъезжая к толпе посигналил, кряхтя вставали старухи с насиженного места, уж они-то сегодня вдоволь наговорились, много косточек перемыли и многим наверно икалось. Зевак отогнали подальше и на освободившееся место заехала «Победа» белого цвета. Вышел седой мужик, молодой с фотоаппаратом как у Валерки и врач в белом халате, ну Валерка лучше разбирается в этом, он долго лежал в больнице с пальцем на ноге и он сказал что это не врач, а анатом. Раз сказал Валерка, так значить так оно и есть, я верил своему другу безгранично. Седой диктовал, а молодой записывал:
- Удар в висок тупым предметом. Предположительно , каблук женской туфли, - дальше бормотал что-то мне непонятное. - Следы изнасилования, на бедрах жертвы гематомы. Жертва долго сопротивлялась. Предположительно изнасилование произошло после смерти пострадавшей. Как думаешь Иваныч? - седой посмотрел на анатома.
- Вскрытие покажет, - ответил он.
Седой разогнулся, присел на свои пятки, посмотрел на налитое белое тело Раи, перевел взгляд на тщедушного баяниста и сделал вывод. - Скорей всего так и было, живую бы он не смог взять, - и уже со злостью крикнул: - Наручники на него и в автозак. Садист. Сволочь. Свидетели, кто вчера вместе гулял? - смотря на толпу, спросил Седой
В толпе зевак спорили мать и дочь Фомины. Лида хотела пойти к следователю, все- равно узнают, кто был на вечеринке, а мать удерживала ее, совсем вместо башки пустой чугунок у тетки. Потом, не удержав, прошипела ; - Ну и иди , дура. Посадють, тогда будешь знать.
- Ну и дура ты Мотря, сама, - качая головой, сказала Кайгородиха, - то ее здесь допросят, а то будут в район вызывать, а допросят всех, кто был на вечеринке, даже маленьких ребятишек.
Труп тоже погрузили в автозак, сели сержанты и машина уехала в район. Следователи посовещались с управляющим и поехали в контору отделения. Первым поехал управ на жеребце, следом «Победа», прихватив Лиду Фомину. Толпа осталась ни с чем и пошла по домам. Мы так думали с Валеркой, когда на великах рванули за легковой машиной. Когда стали прибегать пацаны, я поднял голову и увидел, вся орда направлялась к конторе, далеко отстали только самые древние бабки, но и они упорно ковыляли к конторе, стоявшей совсем на отшибе, за ней только коровники.
Из конторы вышла Лида Фомина раскрасневшаяся, лицо было заплаканное.
- Ну и че там? - подступились к ней бабы
- Че че? - с вызовом переспросила Лидка
- Че говорят?
- Ничего не говорят, допрашивают. Пошли мама домой, - и они ушли.
Подошел Журба, блистая бельмом на левом глазу, стоял с парнями и разглагольствовал. - Да мы хрен его знает, что у этого дурака на уме, нам он давно врал, что живет с ней, а Райка девкой оказалась.
- Ты, Кирпич и этот сучонок, ходили тут гонорились, вас надо было всех отп..., может этого и не случилось бы. Вот кто будет ваши сопли на кулак мотать, - сосед-молотобоец показал в нашу сторону
- Бахчан, мы с Вовкой причем, он сто грамм выпьет и герой, ходит петушится .
- Вот и допетушился. Такая девка, и красивая, и добрая, всегда первая поздоровается, всегда пошутит, а этому червяку пи...ц, зеленкой лоб намажут, уж за два года отсидки, я весь уголовный кодекс изучил, - Бахчан махнул рукой и ушел домой.
Когда я подъехал к дому, вышла мать на улицу, - Сынок, где ты пропадаешь, знаешь что случилось? Отец один уехал в отару.
- Знаю мама, а почему Лидка не поехала, ее же не убили?
- Она еще с утра отпросилась, зуб у ней болит.
- Ничего у ней не болит, врет она, сейчас только ее милиция допрашивала. Зуб у ней, видишь ли, болит, - возмущался я
- Бог с ними, у нас бабушка сильно болеет, даже чашку чая за целый день не выпила, иди к ней, целый день тебя ждет
Я подошел к бабушке, присел рядом на свои пятки, она долго смотрела потухшим взглядом в мою сторону и шевелила пальцами. Я думал, что она не может поднять руку, поэтому сам подложил ладонь под ее руку. Она уже не говорила, только вытащила свою ладонь и в моей руке остался узелок, я понял, что это для меня, для этого она меня ждала и почему-то перед глазами стояла живая Райка. Наверно уснула, поэтому я потихоньку поднялся и вышел в переднюю комнату.
- Уснула? - спросила мать.
- Вот, оставила в моей руке, - подал я узелок.
Мать развязала узелок, там оказались деньги и широкое серебряное кольцо с вензелем на арабском языке.
- Она часто мне говорила, это кольцо твоего деда Жетпысбая, она хранила его для тебя, теперь я буду хранить для твоего сына. - Казахи не признавали золото, Мухаммед пророк носил серебряное кольцо, Она опять завязала узелок и положила в карман.
- Мама, а вдруг у меня будет два или три сына?
Мать улыбнулась , обняла меня и , ничего не сказав, пошла встречать приехавшего отца. Я решил обсудить с Валеркой сегодняшнее происшествие в спокойной обстановке и пошел к нему домой, они чаевничали и дед захватил их внимание своим разговором, который обычно молчал, но если разговориться, не остановить.
- Распустили народ, никто не хочет работать. Ладно прошла революция, всем раздали земли поровну, тот который пахал не жалея живота своего, - я понял, что это надолго и решил уйти. - Толя, ты что-то хотел, спрашивай?
- Да я хотел у Валерки узнать кое-что.
- Ну так идите на улицу
- Молодец, выручил, - сказал Валерка, выйдя на улицу, -- я уже не знал как отвязаться, уже хотел хвататься за живот.
- Бабушку жалко, одна будет отдуваться.
- Не жалей, тоже любит посрамить Советскую власть, два сапога -
пара
Время пролетало быстро, когда работаешь, время летит и вот однажды возвращаясь с работы я увидел, что ворота и калитка у нас распаханы настежь, во дворе болтались старики и старухи, женщины разжигали сразу несколько самоваров. Бабушка умерла, - подумал я и зашел домой. Мать обняла меня и шепотом объяснила. - Мужчинам нельзя громко плакать, не положено. Попрощайся с бабушкой и иди на улицу.
- Прощаться надо же перед похоронами, - возразил я
- Нет сынок, потом ее тело завернут в белую материю всю с головой и тогда прощаться не с кем.
Ну и обычай, вон Райку хоронили, никто ей лицо не обматывал тряпкой лежала себе с закрытыми глазами, а ссадина на виске была припудрена. Я подошел к бабушке и удивился, на лице почти не было морщин, «отжила свое бабушка» подумал я и у меня исподволь потекли слезы, я вытирал их рукавом рубашки, но они бежали и бежали, а когда я начал всхлипывать, мать увела меня на улицу.
- Не плачь сынок, она сейчас радуется, на том свете она встретила дедушку и двух своих сыновей.
- Правда мама? - я так хотел, чтобы она радовалась, ну хоть на том свете, на этом свете мне кажется у ней не было радости, кроме меня, - это говорила сама бабушка при Валерке, плохо что он казахский не понимает, а бабушка по -русски не говорит.
- Правда сынок. Ты не верь партийным и учителям, врут они все. Один Бог все знает и видит, а люди его забыли. Не было раньше сроду таких земляных бурь, это Аллах нас предупреждает.
Что бог есть на свете никто не сомневается, кроме партийных и учителей, только про пыльные бури Критский рассказывал совсем другое и Аллах тут ни с какого бока. Это просто ветровая эрозия, а такими пустяками я не собирался забивать голову родной матери и я ушел к Валерке
Утром собралась особенно большая толпа, мужики уехали на кладбище копать могилу, я бегал за водой, подтаскивал дрова к огромным котлам, под которыми пылали костры, одним словом выполнял мелкие поручения теток, готовивших бешбармак. Поближе к обеду меня позвала мать и посадила рядом с отцом, где мулла читал
коран. Бабушка лежала вся упакованная, что не разобрать где голова, где ноги, а потом я понял, что головой она лежит к мулле. Некоторые женщины утирали концом головного платка глаза, сестра мои плакали взаправду, им жалко было бабушку, которую потом вынесли на улицу, для верности дополнительно завернув и в ковер, погрузили на первую телегу и обоз двинулся на кладбище. Мне стало даже обидно за мою бабушку, Райку хоронили, вон какой вой стоял, даже у меня навернулась слеза, а тут все молчком, как в рот воды набрали. Так ведь и уехали на кладбище молча, хорошо у нас женщинам нельзя ездить на кладбище, можно только маленьким девочкам. Похоронили, прочитали молитву за упокой души и уехали домой. Похороны прошли.
Беда не приходит одна. Отец перед похоронами, закрыл Фроську в сарай, в основном чтобы не сглазили, ему казалось, что все с завистью смотрят на нашу кобылу, у ней уже наливалось вымя, а в этот период они особенно подвержены сглазу. Отец открыл дверь сарая, а там тю-тю, но он не очень расстроился и объяснил мне, что беспокоиться нечего, она сейчас бежит в Чесму, где у ней остался первый жеребенок. Местные пастухи на своих клячах ни за что не догонят ее, а через двенадцать километров Россия, где нет дурацкой привычки воровать лошадей . Теперь я тоже успокоился, не догнать клячам иноходца. Успокоенный, я стал любоваться стремительным полетом ласточек, у которых было гнездо в сарае, прилепленное к матке, по моему, из деревенской грязи . На крепость гнезда я не пробовал, потому что знал, если разоришь гнездо ласточки, то непременно сгорит весь дом, любой пацан это знал. Эх тоска. Фроська убежала на родину, Райку убили, бабушка умерла добровольно, схожу лучше к Валерке. Он как всегда листал какой-то потрепанный журнал и где он только их берет?
- Слушай Толь сюда. Аристотель преподавал философию и другие науки, прогуливаясь с учениками по аллеям сада Ликея. Отсюда название учебного заведения - лицей. Как?
- Дурь несусветная. И кто бы его слушать стал в лесу или ученики его были такие же старцы, как и он? Брели за ним, чтобы не отстать и не заблудиться. При чем здесь Ликея и лицей? Когда это было?
- До нашей эры.
- Это когда еще земля стояла на трех китах? Если они до того были умные, что слушали учителя в лесу и не хотели убежать, почему не догадались, что земля круглая? Вот почему гордиев узел Македонский разрубил, потому что ума не хватило развязать. И на хрена мне нужно знать про этого Македонского? - я был не в духе, поэтому отрицал все. - Согласен можно слушать Критского, даже прогуливаясь по саду, если он рассказывает как научить коня ложиться или тебе про кибернетику. Я уже забыл, что это такое?
- Вместе же читали, я уже тоже забыл.
- Ну а зачем тогда в «Науку и жизнь» писал, отрывал у людей время?
-Зато бабушка всем ответ показывала. Хвалилась, что даже из Москвы мне письма приходят.
Отец вернулся на второй день пешком, хоть и устал, лицо не выдавало никакого расстройства, молча снял сапоги и прилег на нары.
- Ну и где наша Фроська? - не выдержала мать
- Фроська осталась у Байзака с жеребенком. Молодец, прибежала в Беловку и через два дня ожеребилась. Байзак говорит, встал утром, а по двору ходит жеребенок, даже след кобыла скинула.
У матери сразу посветлело лицо, появилась улыбка, поблагодарила Аллаха, попросила у него дополнительных благ и вкрадчиво спросила.
- А нельзя было потихоньку приехать?
- Да нет, жеребенок бы не дошел. Окрепнет , потом видно будет - отец что-то не договаривал и наконец, - Может быть и сами уедем туда, неспокойное место Бускуль, не нравиться мне здесь, четыре года живу и не могу привыкнуть.
- Мы тоже, - улыбалась мать, - только тебе не говорили, чтобы не расстраивать.
- А знаешь, кто сейчас председатель колхоза? - загадочно улыбался отец, тянул свое удовольствие. - Виктор Черкашин!
- Пимена сын?
- Он самый. Ты же знаешь его, чуть ли не Г ерой Советского Союза, больше чем у него наград фронтовых нет в Чесме.
Мне не терпелось сообщить новость Валерке и я убежал к нему. Он подал мне районную газету, в которой была статья о суде над нашим баянистом, который зверски убил и изнасиловал комсомолку, передовую работницу и т. д. Народный суд вынес справедливое решение и приговорил к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор приведен к исполнению.
- Уезжаем мы Валерка, опять в Чесменский район, а то видишь в Бускуле если не поездом зарежет, то бабской туфлей прибьют, вот бабушке отведем сорок дней и отец поедет за машиной.
- Плохо Толя мне будет без тебя, скучно
- Мне тоже будет невесело, завтра работаем последний день?
- Последний, - мрачно ответил Валерка.
- В Троицк поедем на базар?
- Поедем.
Я почувствовал, что Валерка сильно расстроился и сейчас лучше об этом не говорить. Мне тоже грустно. Все, чему я научился хорошему, я обязан ему, а он наверно своему дяде Борису Андреевичу. Голова у Валерки была светлая, юмором он был напичкан. Когда мы с ним читали Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» я, честно признаться, устал от его хохота, такого друга теряю. Нет, не теряю, мы еще с ним встретимся не раз и всегда он будет оставаться таким же смышленым и юморным.
В Троицк поехали в воскресенье, потому что барахолка работает только по выходным. Все пацаны ехали без сопровождения, только со мной ехала сестра Зинка. Я был против этого , но мать даже разговаривать не стала. На базаре я понял преимущество своего положения, пока пацаны вместе с Зинкой разглядывали товар, я спокойно зевал по сторонам. Вот милиция поймала пьяного мужика и затолкало его в воронок, хоть особо он не шатался и не спорил с ними, а пытался что-то объяснить. Мужик, который валялся возле пивного ларька тоже не сопротивлялся, но его надо было тащить, поэтому оставили в покое. Пека жрал мороженое одно за другим. Дорвался. Я подходил к пацанам только, когда звала сестра, она примеряла одежду, прикладывая к плечам или бедрам и отходил в сторону с легкой душой. Пека опять сбегал за мороженым, тяга у него к мороженому, как у пьяницы к бутылке.
- Пека, обожрешься, вырвет, - предупредил я
- Не вырвет, - самонадеянно заявил он
Пеку точно не вырвало, только когда ждали поезд домой, он уже не мог проглотить собственную слюну.
- Ангина, - сказала Зинка
Через несколько дней после начала учебного года состоялось комсомольское собрание, на котором комсоргом школы избрали отличницу Полю Айтбаеву, а у меня дома проводили сорок дней бабушке и я по уважительной причине отпустил сам себя, даже Валерку хотел отпустить, да он не захотел.
- Ты почему вчера убежал с комсомольского собрания?- спросила у меня Поля.
- Полина, я тебя очень уважаю. - вполне серьезно сказал я. - А ты меня уважаешь?
- Уважаю, - тоже серьезно ответила она
- Значить мы с тобой уважаемые люди, - радостно проговорил я. - Что и требовалось доказать. - Больше я не стал испытывать ее терпение и рассказал, что уезжаем всей семьей.
Это опять характеризует Валерку, знал что уезжаю и никому ни слова, только Поля-комсорг разнесла эту новость. Все одноклассники желали со мной поговорить, пошушукаться. Я шушукаться не хотел, поэтому объявил всему классу, что покидаю их не по своей воле и не корысти ради, а токмо волею пославших мя родителей. Смеялся один Валерка до упаду, а остальные удивлялись такому смеху.
За документами перед отъездом пришлось идти отцу, мне не отдали, завуч говорила отдаст в конце четверти. Ох и голова ! Кто же поедет за мной в конце четверти?
- Вот выставили тебе текущие оценки за четверть. Скатился ваш сын немного, был же отличником.
Я молчал. Ждал, когда она наконец отдаст документы. Отец сроду не будет с ней вступать в полемику, уж своего родителя я знал, как пять пальцев. Это мать бы еще пыталась поговорить на ломаном русском языке, что я умный и старательный, только обстоятельства не позволяют учиться на одни пятерки; то Фроська убежит, то бабушка умрет Я-то знал, если приеду в Чесму отличником, то вызову большое подозрение у пацанов. Вроде бы нормальный пацан, родители не учителя, не ущербный, не хилый, а вот гляди на него, отличник.
-- 16 --
Беловка располагалась на прекрасном месте, в лесу. Посередине деревни протекала речушка, образованная десятками родников, это был исток реки Средний Тогузак. Домов было немного, но деревня разрасталась, за речкой появились новые дома, прямо среди березняка, жители старого поселка тут же прозвали его Нахаловкой. Из моих друзей там жил Петька Данилов. Пацанов я знал всех, потому что всегда ходили за вишней в беловские леса , Миша Сомов, хороший пацан пришел сразу как узнал, что я приехал, вот только беда, - учиться он не хотел совсем и с укоризной смотрел на того, кто начинал читать мораль. Коля Нусхай - ну душа человек, а вот до девятого класса едва дотащился, в Чесму он уезжал с нами постоянно, только на уроки не ходил. Сегодня я собрался сгонять в Калиновку, понаведать старых друзей, если они еще не разъехались, на велосипеде это пятнадцать минут езды. Приехал я в Калиновку и ахнул, на месте наших землянок копошились строители, сохранилась только землянка Хомченко, в ней строители жили и хранили инструмент. Ниже землянки сохранились, это Игната Олешко - покойника, который упал с крыши и Дерюгиных. Дядя Ваня Дерюгин был хорошим другом моего отца и хорошо что он родил сына Мишку. Не было бы Мишки, не было бы уже и меня. А дело было так. Пошли мы купаться на водопой, так называлась небольшая плотинка, плетенная ивняком и засыпанная землей. На берегу отдыхало сельское стадо коров. Мы пошли как всегда ватагой и давай пацаны прыгать в воду с плотины—нырять. Раз все ныряют, нырнул и я, не трусить же перед пацанами. Нырнуть нырнул, а вынырнул и нет опоры под ногами, не достаю до дна, и стал я тонуть, даже не успевал крикнуть, открывал рот и тут же набирал полный рот воды, барахтался, но ничего не помогало. Вдруг под мышки подхватили сильные руки и я оказался на поверхности, отдуваясь и со страху и стыда плача. Михаил спас меня, а через много лет , работая уже главным инженером колхоза, я распекал Михаил Иваныча за пьянку в рабочее время и лишил его премии, он молчал и только , когда я разрешил ему сесть, он с недоумением тихо произнес: - И на хрен я только спас тебя, когда ты тонул? - и с сожалением покачал головой. Хомяк уехал в Магнитогорск, Щербины в Чесму. Наш край перестал существовать. Мне стало неуютно в Калиновке, хорошо возраст такой был, не очень переживал по прошлому. Надо поговорить с беловскими пацанами и разведать обстановку и нравы в Чесменской средней школе.
Нравы в Чесменской школе были нормальные, как и в других школах, зато какая была школа! Я такую видел в первый раз, а поездил я по школам немало, играя за сборную школы в баскетбол и волейбол. Школа была двухэтажная, до этого я видел двухэтажные дома только в городе Троицке. Спортзала такого я не видел ни разу, честно признаться, спортзал я видел только один - сдвоенный класс в Бускуле. Класс тоже был очень даже нормальный; шестеро девчат и нас, пацанов восемь человек. Классной руководительницей была Самоварка. Девчата были очень симпатичные, так что не стыдно было признаться, что они твои одноклассницы, это очень хорошо, кто понимает. Вот ездили мы потом в Горьковскую школу на соревнования, так взгляд не остановить ни на одной из их девчат, даже жалко Горьковских пацанов. Девчата у нас были золотые, пацаны тоже, кроме Юрки- комсорга. Лично против Юрки, я ничего не имею, он опростоволосился, когда нас вызвал к себе первый секретарь райкома КПСС Думинов. Вот посмотрите, где еще первый секретарь интересуется жизнью девятиклассников? А вызвал он нас не ругать, а посмотреть на самый успевающий класс в школе. Юрка - комсорг об...л весь класс, когда секретарь спросил: - Кто у вас в классе курит?
- Савин, - ничтоже сомневаясь, ответил Юрка, как будто у него спросили, - Какой сегодня день? Что-то нашло на Юрку, не мог он с бухты-барахты такое ляпнуть, сидели же рядом с Савиным? Даже Думинов сник, но как закаленный коммунист взял себя в руки и сказал.
- Курить - здоровью вредить! Мы хотим из вас вырастить не куряк, а настоящих строителей коммунизма. Светлое будущее не за горами, все вы комсомольцы, поэтому вы наша надежда и опора, подрастающий резерв партии, поэтому Савину надо бросить курить, а вы его товарищи должны сделать ему внушение, что этого комсомольцу делать нельзя.
Девчата сидели опустив головы. Неужели действительно переживают? Мне так было хоть бы хны. Я редкого комсомольца видел, чтобы он не курил, а партийных тем более. Перед Думиновым тоже лежала пачка «Казбека», хоть бы спрятал ради приличия. Когда после беседы все вышли в коридор, все девчата накинулись на Юрку, как будто он был курякой
- Он сам мне сказал, - заявил Юра.
- Я же так , в шутку, - разведя руки в стороны, улыбаясь ответил Савин.
- Ну и дурак, - возмущенно высказалась староста класса Валя Мазарева. - Нашел где шутить. Опозорил весь класс.
Откуда мы знали, что Думинов переводит работать нашего директора в райком, а наш хотел похвастаться лучшим классом по успеваемости. Ничего страшного не произошло, только Вова Савин узнавал возможности курить открыто, раз уж знает первый секретарь райкома, но до окончания школы так и бегал в уборную на переменах.
Интернат находился в полутора километрах от школы, на другом конце Чесмы, в одной половине жили пацаны, в другой девчата. Воспитателем была Анастасия Гавриловна. Кормили нас нормально, только хлеб мы привозили сами, а любители молока - в бидончиках молоко, только староста интерната Коля Анишин привозил в бидончике бражку. Как староста он исчерпал себя, когда Гавриловна поймала его с бражкой и она стала уговаривать меня быть старостой и, что примечательно, с ней вместе очень горячо меня уговаривал и сам опальный староста. Особо делать старосте нечего, но я на всякий случай отказался, в интернате я был житель номинальный, ежедневно ездил на велосипеде домой, если не было дождя, поэтому какой из меня староста. Гавриловна предупредила Колю, если он еще раз привезет брагу, то она его выгонит из интерната и пожалуется директору школы.
- Анастасия Гавриловна, я что от хорошей жизни думаете вожу брагу? У меня больные суставы, вот я и натираю их, надо бы спиртом, да где его возьмешь.
- Спиртом слышала, а вот брагой первый раз слышу. Почему ты раньше не сказал об этом?
Вид у Коли был очень расстроенный, артист еще тот, подпирая виски ладонями, морщился, даже я был готов поверить, что он натирает брагой суставы
- А зачем мне афишировать свои болячки, девки узнают, ни одна не согласиться со мной дружить. Мне уже скоро восемнадцать, думаю после школы сразу жениться, надо только здоровье поправить.
- Ладно жених, но брагу чтобы я больше не видела
- Ну нельзя - так нельзя, я понял Анастасия Г авриловна.
Воспитательница еще немного побурчала, увидев не заправленную
кровать и ушла.
- И ты думаешь, что она тебе поверила?
- А это Толь ее дело. А почему бы нет? Наши врачи от всех болезней лечат рыбьим жиром, от простуды до туберкулеза, почему нельзя также использовать бражку, эффект один и тот же.
Я был вполне согласен с ним, мою сестру , дядю Степу, Игната - всех лечили рыбьим жиром. После войны рыбий жир долго был универсальным лекарством от всех болезней, бывало в избу не зайти от запаха, но они все -равно умерли, можно было так же натирать брагой. Коля достал из тумбочки большую чашку с вареными яйцами, налил в кружку остатки браги и, сказав; - Для аппетиту, - выпил и крякнув. - Налетай пацаны, айда Толян с нами, - взялся очищать яйцо.
- Откуда у вас столько яиц? - удивился я.
- Из Красного Партизана, - ответил Коля. - Мы иногда ходим туда понаведать кур.
- А разве нет сторожа?
- Сторож есть, только сторож охраняет кур, а вор сторожа. Он же не часовой, убежать от него, что два пальца обо... Думаешь он сам не ворует?
- Ну как не ворует, кто что охраняет, тот то и ворует, - я ведь тоже жил не первый день на белом свете и повидал кое-что. - Завток - зерно, фуражир - сено, повар - продукты, завхоз - простыни.
- Вот учителям воровать нечего, - с сожалением сказал Коля
- Кусочек мела, - торжественно объявил какой-то шибздик и все дружно захохотали.
До снегов ездили на велосипедах ежедневно домой, да и по снегу недельки две ездили, да потом ударили морозы, снег стал глубокий, поэтому стали проживать в интернате, некоторые на квартирах. Меня мать тоже хотела устроить на квартиру, да я отказался, в интернате куда как веселей. У Мишки Азарова был баян и я стал учиться играть на нем, вместе ходили в дом пионеров изучать ноты. Ох и нудное это дело, скажу я вам, жалко мне по- человечески всех музыкантов, играющих по нотам. Два занятия подряд гоняли гамму взад-вперед, то есть сверху вниз и обратно. Стали изучать нотный стан, диезы, бемоли и много чего еще, в раз и не упомнишь. Изрядно мне надоело это, а когда уже стали изучать по нотам песню «Мы коммунисты, правдой сильны своей. Цель нашей жизни, счастье простых людей» я уже на ноты не смотрел, а в основном прислушивался к соседу и играл не хуже его. Поймала меня пигалица- музыкантша, когда мы все пять баянов заиграли эту очень правдивую песню, она сразу ткнула пальцем в мою сторону и сказала: - Фальшивишь! - и, ткнув в ноту пальцем, спросила: - Какая нота? - Я пока досчитал от ноты «до» до ее пальца, она все поняла.
- Ноты ты не знаешь. Слух у тебя хороший, так что тебе играть на свадьбах и вечеринках, там бабки любят, когда гармонист сразу подхватывает на слух. Настоящий музыкант из тебя не получиться
- А из Мишки получиться? - спросил я , кивнув на Азарова. Мне скучно было идти одному домой.
- Если будет упорно трудиться, то может быть.
Миша без слов тоже стал собираться, укладывая баян в чехол.
- А ты куда? Тебя я не отпускала, ты учись.
- Нет. Упорно мне неохота трудиться из-за счастья простых людей, я тоже хотел научиться, чтобы играть на свадьбах.
Серьезных музыкантов из нас не получилось, но за зиму, с ее долгими вечерами, мы на слух подбирали любую песню. Мишка пошел еще дальше, стал подбирать ненужную музыку, в общем какие пластинки были в интернате, те и подбирал, например; Полонез Огиньского, Полет шмеля какого-то , Карело—финскую польку. Одним словом, ничего толкового, лишь бы удивлять девчат. Телевизоров тогда не было, поэтому вся молодежь, включая молодоженов и не очень молодоженов собиралась в клуб, для создания художественной самодеятельности. Сестра Черныхи и Люська Голубева уж больно хорошо пели, завклубом решил, что без них самодеятельность не состоится и пошел к председателю колхоза Виктору Пименовичу, чтобы закрепили за учениками лошадь и ежедневно мы были на репетициях. С начала в старших классах училось шесть человек из деревни, а теперь Колю Нусхая уже вытурили из школы, поэтому он с большой охотой стал нашим кучером, к обеду нас подвозил к школе, целый день покуривал под лестницей или болтался по магазинам, а вечером увозил домой. Порепетировав , стали ездить по соседним деревням и ставить концерты. Ездили в открытой машине, сидя на соломе и укрывшись пологом, автобусов тогда не было. Мы с Петей особым даром певцов не обладали, поэтому особо и не заставляли ехать, собственная инициатива, а вот девчат с их звонкими голосами обязательно. Ездили даже молодые мамаши , препоручив младенцев своим родителям и сунув в рот узелок с разжеванным хлебом и сахаром, что заменяло пустышку современную, да и бутылочки с молоком тогда были не в ходу. Может не было еще сосок тогда? К нам тоже приезжали с концертами из соседних деревень и тогда клуб набивался битком зрителями. В Калиновку я поехал, но на сцену не пошел, зато встретил Афоню.
- Работаю шофером в автоколонне, - сказал он и наверно не врал, уж больно ладони были шершавые.
- Генка тоже учиться в Чесме на шофера, Витя Хомяк где-то в Магнитогорске. А где теперь белорусы Рыгор, Ивась?
- Так они через год или через два уехали отсюда, говорят сильно холодно здесь. Отъелись и уехали. В молоканке так и жили, зимой в школу не ходили.
- Анну Александровну я так и не видел, хоть и живу рядом.
- Нет, я ходил в школу. Она так и работает, Надежда уехала, вместо нее молодая, я хотел к ней клинья подбить. Помнишь Анна говорила, что я буду быкам хвосты крутить? - смеялся Афоня.
- Помню. А где Пушкарь не знаешь?
- В Магнитогорске. Учиться на сталевара. Хомяк его туда сманил. Помнишь, как он выступал, не хотел сидеть с Бурой?
- Помню Афоня, помню. Если бы не заступилась за него Анна Александровна, мать бы ему ухо оторвала.
- Весело жили, хоть и жрать было нечего, правда Толик?
- Конечно правда. А скажи Афоня, правда что в Челябинске есть телевизоры?
- Мало, но есть. У моего завгара есть, я сам видел, когда мы ему привозили диван. Манюсенький экранчик и показывает кино. По мне так уж лучше сходить в кинотеатр и посмотреть настоящее кино. У нас называют не телевидение, а елевидение.
- Бог с ним , с елевидением, а главное, что додумалась чья-то светлая башка до этого. Прямо удивительно!
- Толя, заканчивай вечер воспоминаний, тебя зовет зав. клубом, - хлопнув меня по плечу, сказала Маша Черных.
- Сейчас Афоня подойду. Поговорим еще.
Маша провела меня за кулисы, где кучковались все беловские артисты, а Коля - завклуб просительно сказал
- Толя, тебе надо спеть дуэтом с Машей «рядом наши два крыльца». Мелехов-сволочь с кем-то нажрался, вот он, - и ткнул пальцем в угол. В углу, сидя спал Славка, уронив голову на грудь и раскидав свои конечности. Когда они репетировали эту песню, Славка влюблено смотрел на Машку, а та дура на него также, как будто это действительно так, тогда зачем обзывать Славку «меченым» или «Тринкой» . Думают, что я также буду смотреть на нее, а она до чертиков надоела мне по дороге в школу и обратно. Дудки ей, надоела как горькая редька, а еще смотри на нее влюбленно.
- Я не знаю слов всех и позориться перед земляками не намерен. Спой сам, ты все песни знаешь. - предложил я Коле. - Давай я вам подыграю на баяне, чтобы вы в конце друг друга за руки держали любовно. Одну песню можно и пропустить, - с надеждой предложил я. С любой девчонкой из нашего класса я спел бы, а с этой никогда. Во-первых она старуха, уже десятиклассница, а во-вторых, знаете какой у ней язык? Всем прозвища придумывает, вот и держусь от нее подальше. - Петь не буду, сыграть - сыграю. Сам можешь играть и петь, и смотреть влюблено, не обязательно хватать за руки. В кино вон как страдают, не хватают же за руки сразу.
- Черт с тобой. Сыграй хоть на баяне.
Конферансье объявил номер. Маша с Колей стали вполоборота друг к другу, я чуть в стороне и сделал проигрыш. Они запели, получалось даже лучше чем со Славкой, потому что Коля закончил культпросвет училище, был более ушлый в вопросах любви и даже, вроде бы восторгаясь Машкой, мелено начал водить головой из стороны в сторону, а потом и та дура так же стала делать, ну будто без ума друг от друга, потом взялись за руки и уставились друг на дружку, будто и зрителей для них не существует и только допев, повернулись к ним и поклонились.
Зал взорвался аплодисментами, они аплодировали песне, а так же мне. Они гордились земляком, который раньше сопливым пацаном носился по улицам, а теперь даже на баяне играет. Мы вернулись за кулисы, дядя Вася Шабанов налил полстакана водки и подал мне, но отказаться я не успел, потому что его жена Валентина вырвала у него стакан со словом «Дурак!» и поставила на стол. Вот оказывается почему мужики с удовольствием ездили по соседним колхозам с концертом. Да нет, шучу, не только поэтому , народ тогда был все-таки активней, проще и верил в светлое будущее
После приезда из Калиновки, мы с Чебаком потащили Славку домой. Чебак это Коля Собко, а прозвали его Чебаком, потому что у него краснели глаза с перепоя бражкой. Коля страдал оттого, что его никак не хотели забирать в армию. Вроде пообещает военком, мать сварит бидон браги, соберутся друзья-товарищи, выпьют бидон, чтобы ему легко служилось, а на следующий день Коля опять возвращается домой, с торбой за плечом. Повторялось это несколько раз , а в последний раз Коле почему-то очень захотелось посидеть с друзьями и объявил матери о призыве в армию. Все прошло как и раньше, только мамаше Коли надоело нести постоянные расходы и она сама поехала в военкомат. В военкомате ей объяснили, что в строевую службу его нельзя брать, ввиду тугоухости, по его просьбе думали отправить в стройбат, да врачи определили у него предрасположенность к грыже
- Та якаж у яго грыжа, у колхозе робыть як ломовая лошадь, а у армию нэльзя? - разорялась мать
- Врачи так сказали, а для нас это закон.
- На ще тады повестку даваты? - наступала мать
- Повестку мы ему не давали, - доходчиво, почти по слогам ответил военком.
- Як же не давалы, учорась мы усим колхозом проводылы яго у армию, а вин опять явывси домой.
- А вы попросите, пусть покажет повестку, - уже догадался в чем дело военком
Мать тоже стала догадываться и, приехав домой, подобрала первую попавшую палку и вошла крадучись в дом, но Коля не дурак, он уже подглядывал в щель сарая за матерью, определяя ее гнев и определив, от греха подальше через заднею дверь, ушел гулять по деревне. Теперь мужики постоянно шутили, если хотели выпить. - Может Чебака в армию проводим?.
Славик жил у старшего брата . раньше их было четыре брата и отец, мать умерла давно. Вся их бригада била камень на беловском карьере, продавала этот камень, тем и жила. С началом целины карьер огородили колючей проволокой в два ряда, по углам поставили сторожевые вышки, у ворот построили из этого же камня домик и каждый день стали привозить заключенных из зоны, расположенной в целинном совхозе имени Горького, считалось-то что целину подняли и построили целинный совхоз комсомольцы—добровольцы. Мы подходили к самому ограждению и кричали заключенным: - Привет целинникам
комсомольцам! Они махали нам руками, но подходить боялись, часовые на вышках не разрешали. А мы не боялись часовых, потому что они оставались на ночь нести караульную службу, но вместо службы перлись в клуб в кино или танцы, поэтому ссориться с нами им было не след. Нашим товаром были куриные яйца и плиточный чай, они выставляли на обмен ножи, мундштуки, рамки для фотопортретов и другие товары, на что хватало фантазии зэков. После торгов, мы указывали часовому, который зэк может подойти с товаром. Счастливый избранник взамен получал чай и яйца, иногда совал письмо, чтобы сбросили в почтовый ящик. Тут уж часовые сильней переминались с ноги на ногу, был жестокий запрет, но вынужденно молчали. Возили зэков на открытых грузовиках, плотно усадив на корточки в любой мороз, впереди за перегородкой устраивался конвой с автоматами. Они были одеты в белые полушубки, а зэки были одеты в фуфайки и шапченки на рыбьем меху, которые сами они и называли «пидарки»
Когда мы Славку притащили домой, его сноха, то есть жена брата спросила: - Где это он так наклюкался? - посмотрела на меня и сказала. - У вас же гости сегодня. Пируют. Не у вас напился?
- Ну конечно. Кто бы ему там налил? Может Машка Черных ему налила, они же вместе любовную песню поют. Женить его надо на ней.
- Как женить? Она же еще в школе учится?
- Это ваше дело, разбирайтесь сами, я пошел.
Мне было интересно узнать, что за пирушку устроили мои родители на старости лет, чего в жизни за ними не наблюдалось никогда.
Мы жили через огород и Славкина сноха Надька все могла видеть. Тогда я вспомнил, что даже домой не заходил после школы, а все наши сумки так и остались на санях Нусхая. Из школы приехали поздно, сразу уехали на концерт в Калиновку, а за это время вполне могла приехать одна из сестер, только отец не будет пировать с зятем, по обычаям не положено.
В нашем доме за бешбармаком Виктор Пименович Черкашин принимал своего друга-однополчанина полковника Махашева с Кустаная. Черкашин был гвардии капитан, но он не служил, а тот дослужился до полковника и теперь они вспоминали минувшие дни. Я поздоровался с ним по казахский «Ассалам алейкум», он ответил тоже по казахский «Алейкум ассалам», жена у него была русская, но кивком головы, улыбаясь, тоже подтвердила, что действительно «Алейкум ассалам», только он по военной привычке добавил «Г вардии полковник Махашев». Полковника я видел впервые в жизни, военком у нас был майор Наумов, начальник зоны в Горьком тоже был майор. Из разговоров я понял, что во время войны они оба были старшими лейтенантами и командовали ротами. Вспоминая, они смеялись от души и до слез -- ... я кричу в трубку, Махашев что ты делаешь... - смех аж за живот держится - ... в подсолнухах моя рота сидит, переведи огонь на кукурузное поле... - смех до икоты. Витя, Вить да я и не был сроду в деревне, детдом находился в Алма-Ате... все в одном квадрате... - Успокоившись немного Черкашин пояснил - я был командиром пехотной ротой, а Мендыкан минометной и чуть не положил мою роту.
- Виктор, а кто бы другой, мог сразу написать рапорт и мне пришел бы конец. Смешно погибнуть за то что не различаешь подсолнух от кукурузы
- Сам знаешь, идиотов что на войне, что в мирной жизни довольно много.
Долго они вспоминали фронтовые дороги, вспоминали погибших однополчан, стали перебирать кто может быть жив сейчас и предполагать, кто может где проживать. Жена Махашева вместе с Марией Ивановной Черкашиной давно перебрались на кухню, не раз наверно слышали про приключения мужей. Мария Ивановна была учительницей и все ученики хвалили ее, но я остался при своем мнении, лучше моей первой учительницы Анны Александровны нет на белом свете
-- 17 -
Девятый класс закончен, мы все дружно перешли в десятый класс. Наши отличницы; староста Валюша Мазарева и Маша Сергеева стали наперебой уговаривать классную Самоварку, поговорить с классом о будущем, наивно думая, что она умней нас.
- Последнее спокойное лето у вас , ребята. Можете заниматься чем хотите, а уже на следующее лето, основное - выбор дороги жизни, вся жизнь зависит от того, какую дорогу вы выберете. Кто-то выберет профессию педагога...
- Только не это, - прошептал Витя Ростоцкий, наклоняясь к впереди сидящей Симоновой. В классе была полная тишина, поэтому классная услышав шепот, стала объяснять, какая это благородная и нужная профессия, особенно в коммунистическом обществе.
- А что дорогу выбирать? Куда кривая выведет, вот еще башку ломать, - напрямую заявил Савин. - Вот у меня брат связист и я пойду проторенной дорогой
- Не прав ты, Володя, - возразила Самоварка. - Кривая может и до тюрьмы довести
- Правильно, от тюрьмы да от сумы - не зарекайся. - Савин садился на своего любимого конька «поспорить с учителем». Во время урока это нравилось классу, но не сейчас же, когда каждый торопиться по своим неотложным делам.
- Ладно Вовик, ты чесменский и можешь сидеть хоть до вечера, а мне нужно собрать вещи в интернате, - сказал я, глядя на учительницу.
- Да ребята, кто желает, может идти, - спохватилась она
К стыду старосты класса пожелали уйти все пацаны и Савин в том числе, раз нет слушателей, нет резона и спорить с учителем. Девчата конечно, тоже торопились, особенно интернатские, но не могли они уйти с пацанами, чувствуя предрасположенность классной поговорить по душам, посоветовать как осуществить свою мечту. Вот у меня была мечта - мотоцикл, и что может посоветовать Самоварка? Да ничего, только пустая трата времени. Может быть, поэтому и остались одни девчата, у них же в башке вечно роятся какие-то мечты. Например, Сергеева аж в облаках витает улыбаясь, когда литераторша рассказывает про Наташу Ростову, наверно себя тоже представляет графиней, а совсем дура забыла, что их всех кокнули во время революции. Туда им и дорога, мешали бы теперь строить коммунизм.
На работу в колхозе меня определили на силосный комбайн к трактористу Петру, который сказал: -- Толик, не торопясь перебери все основные узлы, промой в соляре, где необходимо промажь солидолом. Главное в силосном комбайне режущий аппарат, надо отрегулировать так, чтобы ни одного стука, а только шуршал шу-шу-шу-шу и мы с тобой покажем, где раки зимуют.
- Черт с ними, с раками, на штаны бы заработать.
- Заработаем Толя, - уверил меня Петя.
Стали мы с Петром очень дружно работать; он готовил свой МТЗ и еще приглядывал за мной, я ремонтировал силосный комбайн. Если деталь была сильно изношена . я показывал Пете и он уходил к бригадиру или зав.МТМ, прихватив негодную деталь, тогда уходил и я к пацанам поговорить. Все так делали, то и дело собирались кучки и разбегались только при появлении начальства
Сегодня выдавали зарплату, поэтому мужики больше обычного сбивались в кучки. Петю я почти не видел в тот день, только после обеда он подошел ко мне развеселый, посмотрел, что я сделал и опять ушел. Через полчаса он пришел еще веселей, лег возле будки. Я думал, он собрался отдохнуть, но он неугомонный ушел и вернулся через часик никакой, лег возле заднего колеса трактора и уснул. Не просто уснул, а уснул богатырским сном и когда я поволок его под мышки за будку, он даже не хмыкнул. Я был доволен, что спрятал своего шефа от глаз начальства. Подошел зав.МТМ и буркнул; - А где Петро?
- Ушел снять бугеля со списанного комбайна, - лениво соврал я, а сам молил Бога, чтобы он не зашел по малой нужде за будку
Рабочий день заканчивался, Петя никак не просыпался, как я его не тормошил, в начале он хоть глаза таращил, а потом и их перестал открывать. Я завел трактор, отогнал на стоянку, чтобы начальство думало, что Петя функционирует. Уже все ушли домой, а я все возился с этим забулдыгой. Поднял его на ноги, но он на них не стоял. Пацаны все ушли, некому помочь. тут я вспомнил, что его жена Клава работает в столовой на раздаче. Донести его до столовой на плече мне ничего не стоило, поэтому я сначала нахлобучил ему фуражку до носа, чтобы не потерялась по дороге, взвалил на плечо и почти побежал, чтобы никто не увидел. Возле столовой посадил его к стенке, чтобы не валился на бок, раскидал по сторонам руки и ноги. Отошел метров на сто и увидел, на крыльцо вышла его жена. Она подошла к нему, постояла уперев руки в бока, потом сдернула нахлобученную кепку, присела и слегка стала хлестать по щекам кепкой и тоже ушла, потеряв надежду разбудить.
На работу утром он пришел смурной, присел на прицеп комбайна и сказал: - Ничего не помню вчера, даже как трактор угнал на стоянку.
- Нормально. Завел и угнал. Потом пошел в столовую, к жене.
- Не помню, а она со мной не разговаривает, - и погрустив еще немного, ушел к другим мужикам, наверно с кем пил вчера.
Вернулся через час, раскрасневшийся и веселый, узнал какие работы я произвел, похвалил и собрался уходить опять.
- Петро, ты опять уходишь? Учти, если сегодня наберешься, как и вчера, спать останешься возле будки и трактор здесь же будет стоять и не собираюсь тебя таскать на горбу до столовой.
- Так это ты уволок меня до столовой?
- Господь Бог взял тебя за мозолистую трудовую руку и увел.
- Молодец Толик. Пойду, попрошу новый шатун. Положим в запас, всегда пригодится.
- Надо транспортер натягивать и прокручивать, - бурчал я. - Когда мы прокрутим?
- Успеем. Еще и машины не прибыли из Челябинска для перевозки силоса. Сегодня Толя машина уехала встречать девчат челябинских. Ты думай о девчатах, на хрен тебе транспортер. Телефонистки едут
- Да какие они телефонистки. Только на курсы поступили. в колхоз съездят и разбегутся.
Хитро-мудрые руководители АТС ежегодно набирали учеников телефонистов для шефской помощи колхозам, не посылать же на сельские работы настоящих телефонисток.
- Пета. Памагы. Вода нэт, раствор дэлат нада, - подошел армяшка- шабашник. Мамука был грузин, а никакой не армянин, но почему-то всех кавказцев, приехавших на шабашку, звали армяшками и все понимали, о ком идет речь
- Мамука! Ну как не помочь другу. Только ты вставай на прицеп, а то всю кабину извозишь цементом, - и уехал, тоже на шабашку, грамотные строители таких называют субподрядчики, так вот наш субподрядчик наверняка вернется с водкой , если только вернется.
Пети уже не было больше часа, вместо него подошел Ткачук Иван. - Не приехал еще Петро?
- Нет. Навряд ли теперь приедет. Пирует уже два дня
- Толь, - с укоризной глядел на меня Ткачук. - А когда же пировать, если не на ремонте? Уже подъедет скоро.
Легок на помине. Подъехал Петя, подал Ткачуку две бутылки водки, хлеб и огурцы. Потом спрыгнул сам, предварительно заглушив трактор.
- Может мне угнать сразу трактор на стоянку? - спросил я. - А то опять нахрюкаетесь, а утром п...лей ты получишь, а не я.
- Ну угони, - любезно согласился Петя
- Оттуда я сразу пойду домой, ладно? Скоро девок челябинских привезут, посмотреть надо.
- Иди-иди. - с радостью согласился мой шеф и признался. - Хороший ты пацан и котелок хорошо варит, только за пьянку ноешь пуще моей бабы.
- Да ладно. Не буду больше. Только ты сам сказал, что нам надо завоевать переходящий красный вымпел, а то думаю тебя, как коммуниста, вздрючит парторг.
- Да срал я на парторга. Вздрючит он меня. С вымпелом по пять рублей денег дают, знаешь об этом? Литра водки. А если каждую неделю завоевывать вымпел?
- Станешь алкоголиком, - сделал я вывод и уехал.
Я поставил на место трактор, заглушил и выпрыгнул из кабины и чуть не затоптал Петину Клаву.
- А где Петька? - растерялась Клава.
- Я не знаю, - замямлил я. - Собирались с мужиками домой идти. Наверно ушли уже.
- Скотина безмозглая, - охарактеризовала его двумя словами жена и пошла в сторону силосных комбайнов. И я потихоньку за ней
Мужики уже тяпнули по одной и вели беззаботные разговоры о видах на урожай, ничто не предвещало разгона теплой компании, а Клава стремительно надвигалась, помахивая березовой веточкой, только она не догадалась ободрать листья, без листьев больней сечет. Мне тоже надоели его пьянки, поэтому хотелось крикнуть «Обдери листья, дура»
Первыми увидели Клаву Ткачук и Мелех, вскочили на ноги, интуитивно спасая в первую очередь водку, прижимая к сердцу по бутылке, отскочили подальше, расширяя театр военных действий для супругов. Петя оглянулся, но Клава уже замахнулась прутиком и единственное, что он успевал в этот момент - пасть на спину и начать отпинываться ногами. Клава бегала вокруг, чтобы отхлестать по «свинячьему рылу», но Петя тоже очень ловко разворачивался вокруг, таки не подпуская жену к рылу. Сейчас он точно был похож на божью коровку, которая нечаянно перевернулась на спинку и сучит ногами, чтобы принять опять естественное положение. Матами супруги не уступали друг другу. Клава устала бегать и отдыхая просто срамила его, а Петя тоже отдыхал, только подтянул ноги к животу, готовясь к следующему раунду. Следующий раунд был уже не таким ожесточенным, а потом Клава и вовсе развернулась и ушла, пригрозив: - Ну, скотина, придешь домой!
Петя совсем не расстроенный поднялся со спины, не божья коровка, подошли мужики со спасенными бутылками и со смехом загалдели разом, беззлобно обсуждая действия Клавы и посмеиваясь над Петром.
Я знал, зря Петя отбрыкивался ногами. Сейчас жена пойдет к его братьям, мол, позорит всю родню, они прямо бегом его под микитки и домой. Мишка с Иваном уже бежали навстречу.
- Петьку нашего не видел? - спросил Мишка.
- Видел. Они допивают уже и он без вас придет домой. И че вы так гоношитесь, когда ему пить, если не на ремонте? Там все мужики пьяные, но ни одна баба не прибежала, кроме Клавки вашей. И вы еще тут , тоже мне - братья. Пойдем лучше девок встречать.
На братьев подействовал мой упрек и они, махнув рукой на супружеские разборки снохи, пошли со мной к конторе. Возле конторы собралась вся шайка-лейка пацанов и холостяков. Коля Чебак ушил себе штаны и канал под стилягу, только вместо кока - слежавшаяся копна волос на голове. Ох и обалдуй Чебак, насмотрелся на чесменских дураков в узких штанах и испортил свои, вполне нормальные брюки, как еще посмотрит мать на его художества
- Эт- та что за петух? - удивился парторг Квашнин, увидев Чебака. - А еще комсомолец! - упрекнул он.
- Сам ты петух, только гамбургский. Кто меня обещал отправить в армию, если я вступлю в комсомол? Не отправил - теперь я не комсомолец. Не можешь - не обещай.
- Поговорил бы я с тобой лет двадцать назад, - с сожалением сказал парторг
- Фигушки тебе, я бы первый написал на тебя донос, мамка мне рассказывала, как коммунисты топили друг друга, - сплевывая семечную шелуху, сказал Коля.
Семечки лузгали все пацаны, так как в этом году наворовались все, благодаря учетчику Васечкину. Хрущев не жалея давал семена кукурузы и подсолнуха. Следить и выдавать посевным агрегатам семена поручили учетчику, как коммунисту и члену правления колхоза. Возле поля шатались пацаны, ну как шакалы возле льва Васечкина. Подъехал бригадир полеводства, потолковали про агротехнику и ведро семечек оказалось в телеге бригадира. Следующий подъехал пасечник, у него всегда медовуха, опохмелит в любое время, ну как ему не дашь ведерко? Стали подъезжать мужики на мотоциклах, эти тоже не последние люди в деревне. Стали подъезжать или подходить братья, сватья, кумовья и Васечкин не выдержал такой нагрузки и уснул прямо на мешках с семенами, но сохранился только один мешок, который лежал под головой. На утро был большой скандал и начальство постановило, пусть Васечкин покупает семена за свой счет. В принципе он был согласен, только не знал, как это сделать , поэтому рыдающим голосом говорил: - Я бы купил их в Чесме на базаре, но они же там все жареные.
Раньше бы сразу посадили, а теперь оттепель, дорогой Никита Сергеевич придумал. Учетчик на свободе и рыскает в поисках продажных семечек, а парторг Квашнин скрипит зубами, потому что ничего не может сделать с Колей Чебаком.
Наконец прибыла машина с девчатами из Бускуля и остановилась возле конторы, подняв столб пыли. Пацаны открыли задний борт и стали ссаживать девчат, принимая их чемоданчики, баулы. Больше всех старался Чебак, подхватывая самых пышных. Девчата были нормальные, без красавиц но и без страхолюдин, что на них пялиться, утром двух топтальщиц дадут нашему агрегату и я ушел домой. Когда утром Петя привел к агрегату двух девок, я решил, что он совсем не проспался после вчерашнего. Привел нашу местную бомбовозку Верку Щукину и ей под стать челябинскую девку, ростом выше меня. Улучшив момент я спросил у Пети. - Ты пострашнее не мог выбрать? - Я-то спросил шепотом, а он как рявкнет:
- А ты че, спать с ними собрался? Пойми Толя, мы будем работать с тоннажа. Вера не первый год утаптывает силос, Настя тоже из деревни, будет все нормально, - и ушел к завхозу за вилами для девчат
Я пошел к другому агрегату Витьки Строева, который уже вел беседу с девчатами.
- Петя привел девчат? - спросил он
- Привел, - со вздохом ответил я. - Верку Щукину и ей подобную.
Виноват я перед Петей и своими девчатами. Когда начали косить, я
заметил, что все машины стараются подъехать под наш комбайн, шофера тоже работали с тоннажа и не хотели возить воздух. Наши девчата утаптывали силос основательно. Шофера, стоя на подножке и руля одной рукой, подставляли кузов автомобиля под струю силоса, чтобы он распределялся равномерно, но если не утаптывать толку мало, Витькины же девчата, только с визгом бегали от борта к борту, спасаясь от струи силоса.
Утром Витькин шеф, узнав о своей выработке, пришел в неистовство, орал на своих, на учетчика Васечкина и еще обматюкал моего Петю, который сказал ему: - Мишка, а на хрен ты брал этих цыпушек топтальщицами? Их самих можно топтать. Сами они не могут.
Несмотря на Петины пьянки, комбайн мы подготовили хорошо и теперь мое дело своевременно смазывать и регулировать его, дело девчат топтать, а шеф хорошо сам знал, что надо делать. Через неделю парторг привез нам вымпел «Передовому агрегату» и по пять рублей денег. Я боялся что Петя сейчас же отправит кого-нибудь за водкой, а он наоборот крикнул. - Машины простаивают, пулей все по местам, поехали!
Когда силос уже шел к концу, к нам не уступившим вымпел никому, приехал районный фотокорреспондент и совсем собрался фоткать все бригаду, я убежал в заросли кукурузы—что-то схватил живот и не вышел оттуда, пока тот не уехал. Убежал я во время, через неделю вышла районка с фотографией моих коллег, где между двумя бомбовозками, стоял Петя, как подросток. Не хватало только меня
Закончился силос, я так и думал, что Петя запирует, денег за полтора месяца собрал рублей тридцать, но он и не думал, после установки комбайна на хранение, стал навешивать стогомет. Мужики в уборку не пьют, нормальные мужики, а ненормальному хоть ссы в глаза, все божья роса
Ко мне подошел бригадир и сказал что поедем в целинный совхоз имени Горького за новым комбайном СК-3. Вот это дело, может еще поработаю помощником комбайнера на самоходном комбайне, на прицепном я уже работал. В школе таких учеников, участвующих в битве за урожай, ценили.
В целинном совхозе бригадир ушел в контору исправлять бумажные дела. Я прилег в тень машины и стал слушать разговор завмашдвора со своим сыном, балбесом лет тринадцати, видимо отправленном за родителем ,который беспрестанно матерился.
- И что она говорит?
- Говорит яблоко от яблони недалеко падает.
- Так ты че и в школе материшься, бля ?
- Я нечаянно. Витька мне под зад кнопку подложил, бля.
- Ну ладно. Сейчас отпущу беловских и сходим за твоей сумкой. В следующий раз за маты в школе я тебе п... дам. Усек?
- Усек, - довольный ответил сын.
Комбайн, который нам сбашивал совхоз оказываеться был неисправен, были срезаны обе кулисы на коробке скоростей. Сельский механизатор и не был бы им, если бы не мог найти выход из любой ситуации. Было решено следующее: сразу включаем первую скорость, я сажусь и выжимаю муфту сцепления, бригадир заводит двигатель и я начинаю движение. Черепашьим ходом, но в сторону дома, можно и скорость добавить вариатором. Ехал я эти двенадцать километров часа два, зато по приезду узнал. Приезжал директор школы и потребовал десятиклассников немедленно на занятия.
-- 18 --
Десятый класс по составу был прежний, мы заняли прежние места, почему- то такое указание дала староста Валя. На каждой парте, где сидели пацаны, лежало по открытке с поздравлением начала учебного года. Девчата! Это они догадались и втихаря все подготовили. Молодцы, а мы? Дубины с сучками. Причем стоеросовые. Тьфу
Про одноклассниц надо писать отдельную книгу. Только много лет спустя понимаешь, как дороги воспоминания о них. Они почти как сестры, при форс-мажорных обстоятельствах, кто первый кидается помочь? Правильно , одноклассница. И это при том, что пацаны так и ищут момент, чтобы посмеяться над ними. Не спорю. Может и девчата смеются над нами, но не видел, чтобы они делали это открыто и не указывая на тупоумие. И им больно, когда кто-то делает из нас дурачка. Например, кто-то прилепил Красноперу сзади кроличий хвостик, Валя
Мазарева заметив, поймала его за руку, развернула, сорвала хвостик и выбросила в урну, под столом учителя, с самым серьезным и даже сердитым видом. Зря конечно она это сделала, полдня было обеспечено веселье классу. С другой стороны, когда уже в Челябинске мы шли с Васюком и встретили Валю, возле общежития пединститута, она оглядела нас , как дежурный в классе и сказала опять сердито: -- Саша, застегни ширинку. Следите за собой, вы же не в деревне. Еще небось в нашу общагу идете к девчатам?
- Да нет Валя, за кефиром пошли, жрать охота, - отперся Саня, а шли -то точно к девчатам.
К чему я это. Много лет мы тремся друг о дружку, узнаем полностью характер, привычки. Ну и женись на ней, пес смердячий, как говорил Иоанн Грозный. А нет! Мы надеемся на царевну-лебедь, а нарываемся чаще всего на царевну-лягушку, которая в силу своего скверного характера, вообще не желает покидать шкуру жабы. А зачем? Приманка схвачена, одноклассницы тоже давно замужем, так что терпи, хоть я была в своем классе последней дурой
Молодец у нас Савин, прихватил пару букетов, наивно оставленных первоклашками. Мы выбрали по одному шикарному цветочку и подарили девчатам, а худосочные остатки Вова, как хозяин букета, положил на стол учительницы. Девчата были довольны, нюхали цветы, только я беспокоился, чтобы никто не брякнул , откуда они взялись. Узнай Валя Мазарева, тут же соберет весь букет и унесет на место. Вот такой она человек. Справедливый! Учительница, пришедшая вести первый урок, тоже была очень довольна худосочными цветами и сказала: - Спасибо, ребята!
В процессе обучения в десятом классе, никто особо не беспокоился о будущей профессии. Один раз только, когда из учительской принесли журнал со списком выпускников, с указанием в какое учебное заведение они поступили, спичкой возгорелся интерес к будущей профессии, но тут же угас как только унесли журнал. Мы ничего не знали о других профессиях; пацаны - инженеры, офицеры, девчата -педагоги и самые смелые - врачи. Так оно впоследствии и случилось. Глубокая периферия, отсутствие средств массовой информации, тоже отложили след в нашей дальнейшей судьбе. Только Валера Анищенко, старший брат нашего интернатского старосты Коли—браговоза, закончил в Свердловске университет и оставил заметный след в литературе. Из периодической печати мы знали только доступные газеты «Правда» и «Известия», а из журналов «Большевик». Использовались они все по косвенному назначению, в тайне от партийного ока. По этой же причине не знали, как живут в других школах и по незнанию устроили день рождения Васюка в кабинете председателя райисполкома, второго человека в районе, только я, например, сроду его в глаза не видел, поэтому мне до сих пор не стыдно перед ним.
Этот зеленый деревянный дом стоит до сих пор, напротив районной администрации, преемницы райисполкома. Попали мы в этот кабинет не случайно . Васюк жил с матерью в сторожке райисполкомовской конюшни, где сейчас стоит здание районной администрации. Мамаша его работала уборщицей в райисполкоме, а когда после трудового дня она уснула, Саня и спер ключи от кабинета. Мы ввалились всем классом в кабинет председателя, держа в руках три бутылки портвейна и нехитрую закуску. Я держал под мышкой с десяток грампластинок, так как ходил с Саней воровать ключи. У Сани и своя была радиола, которую он выплакал у матери в обмен на отличную успеваемость, да только всем классом в эту сторожку не втиснешься, а еще танцевать надо. Занавесили мы окна и повеселились на славу до двух часов ночи. Поясняю для буквоедов, сторожей тогда не было, наверно потому что ничего не воровали. Сторожа появились лишь в конце шестидесятых и тогда же стали воровать из спортивного интереса, переросшее в массовое движение несунов. В социалистическом обществе не может быть воров, это звучит грубо, а так просто несут из шаловливости характера, ну кто выкрутит и вынесет лампочку Ильича, о кто и затвор автомата из оружейного завода, похвастаться перед друзьями. Сейчас охрана с пистолетами и дубинками, а прут все подряд и чихать все хотели на бритоголовых мордоворотов , выпертых в основном из милиции.
Зима прошла без происшествий для класса, я уже говорил об этом, у нас не было отличников, кроме Вали и Маши, но не было и закоренелых троечников, все учились нормально, как полагается комсомольцу и советскому школьнику. Ортодоксальных комсомольцев тоже не было, Юра нес обязанности комсорга только потому, что не мог, не имел характера перевалить эту ношу на другого.
Мы, беловские певуны так и держали Колю Нусхая в извозчиках, он даже беспокоился из-за того, что не пополнялись ряды художественной самодеятельности молодыми талантами и он мог потерять работу. Переведут скотником и ничего не попишешь . Мы, творческие ученики каждый вечер с полным правом торчали в клубе, в Чесме-то не очень ученик походит в клуб: и учителя холостые, и райком комсомола рядом.
Однажды пришел в наш класс пообщаться с народом секретарь райкома Власов. Он приехал из Челябинска дуралей, якобы накопить опыт комсомольской работы. Поясняю, это не первый секретарь райкома, первый уже давно якшается только с райкомом партии, не хухры-мухры. Так вот, девчата возьми и задай вопрос, что такое камерный концерт и чем он отличается от обыкновенного. Секретарю сразу бы признаться, что он сам не в курсе дела, а он рассчитывая на нашу темноту, понес такую околесицу, молол такую несусветную чепуху, что Савин решил начать все сначала и спросил: - А вы сами были на камерном концерте?
- Ребята, давайте друг с другом на «ты». Мы же комсомольцы из одной организации.
- Давай, - легко согласился Вова. - Так ты хоть раз был на камерном концерте?
- Лично мне не пришлось посещать камерный...
- Ну на нет и суда нет, - быстро перебил его Савин. — Ты институт закончил?
- Нет. Я решил с начало поработать, набрать трудовой стаж, а потом уже поступить в институт.
- А кому нужен такой стаж?
- Чего ты привязался к человеку? - вступилась за секретаря Валя - он пойдет по партийной линии. Так Валерий?
- Думаю так. Чтобы идти по партийной...
Пацаны его поняли и перестали слушать, дальше он говорил только девчатам, а мы переговариваясь шепотом, ждали звонка, как выразился Васюк, «пока не заговорил нас до смерти». Весной стало намного веселей, особенно когда получали паспорта, во-первых нас отпустили прямо с урока в районную фотографию, только нам не повезло немного, фотограф Тищенко был в умат пьяный. Всезнайка Савин объяснил, что в райцентре работает нехорошая компашка, предвестник нашего ОПГ (Организованная преступная группировка) и работала следующим образом.
Старшина—гайшник Лазуткин забирал у водителя права за нарушение «Правил дорожного движения», тут же подходил водопроводчик Пронин и, заговорчески оглядываясь, тихо бормотал, убитому горем шоферу.
- Бери пару флаконов и дуй к фотографу Тищенко, они кентуются, он заберет права! - Водопроводчик сопровождал горемыку, делать доброе дело, так до конца. В садочке районного дома культуры, уже сидел в ожидании Лазуткин, потирая больной лоб после вчерашнего. Вчера трех нарушителей задержал, голова особенно болела. Тищенко бежал в садик, забирал права и вручал счастливчику, который уходил с большой благодарностью за выручку. Компания с большим удовлетворением распивала литру.
Уговорили классную фотографироваться утром, пока фотограф не успел напиться, а то ведь можно неделю ходить и смотреть на пьяную физиономию Тищенко. Самоварка с нами согласилась, наутро мы сфотографировались, через пару дней унесли в паспортный стол метрики с вложенными фотографиями. Через неделю уже получили паспорта без проволочек, хоть в паспортном сидела одна тетка. Паспорта были темно серого цвета, что возмутило Савина.
- Тетя Люба, Маяковский доставал из своих широких штанин краснокожую паспортину. Почему наши серого цвета?
- Володя, иди и не морочь мне голову, - ответила паспортистка.
Витя Ростовский сходил в военкомат, он действительно желал в
военное училище и его сразу направили в Троицк на медкомиссию, с выдачей командировочных в сумме десять рублей. Сумма приличная, если стаканчик мороженого стоил семь копеек, а портвейн - один рубль двадцать две копейки за флакон. Для школы выпишут повестки. Деньги халявные, в школу можно не идти официально, ну какой пацан удержится? После уроков вся мужская половина гурьбой ушла в военкомат, как раньше райкомовцы на фронт. Принял сам военком майор Наумов, никакой бюрократии, пока он нам рассказывал о прелестях офицерской жизни, уже вернули наши паспорта, с вложенными направлениями и червонцами. Мы с Васюком оказывается поступаем в летное училище, немало удивился, как-то летал к сестре в гости на кукурузнике, так чуть наизнанку не вывернуло от тошноты. Кукурузники летали тогда не только между районами, но и в дальние поселки. Конечно , не думал я поступать в военное, мать бы не пережила. Военком предупредил, если пройдем комиссию и откажемся поступать, придется вернуть червонец. Черт с ним, с червонцем, поехали все.
Комиссию в Троицке прошли все, надо же какая незадача, полжизни нашей короткой жизни впроголодь, вкалывали с самого раннего детства и смотри ты, даже полипы ни у кого в носу нет. А как же беготня босиком до самого снега? Ладно, вернем военкому червонец.
Выпускные экзамены. Выпускной вечер. С родителями и учителями за общим столом, это ли не достижение. Среди нас пьющих нет, даже ни-ни при них. У нас в классе, за задней партой, свои несколько бутылок, куда заходим по очереди, чтобы в глаза старшим не бросалось. А после застолья всем классом пошли гулять до утра, встречать рассвет. Четырнадцать человек шли в шеренге, держа друг друга под руки и выяснили, что мы и гулять спокойно не умеем, непроизвольно убыстрялись шаги, поэтому скоро дошли до светофора. Светофора тогда не было, потому что и машин не было, так, три- четыре калеки на каждый колхоз.
- Ну что вы бежите? - резонно возмущался Савин. - Вот я был в Челябинске. Гуляют люди по Броду и никто не бежит.
- А что это такое? - спросила Валя
- А это челябинский Бродвей. Проспект Ленина.
- Ну что это за Бродвей? Почему Бродвей?
- Не знаю я Валя, только там все чуваки, так называют проспект Ленина
- А кто такие чуваки?
- Чуваки - это пацаны
- А девчата?
- Чувихи.
- О боже. - сказала, покачав головой, Валюша. - Давайте лучше петь, только не очень громко Все стали петь «Школьный вальс».
Рассвет как рассвет. Я много раз встречал рассвет, когда пахал на тракторе во вторую смену. Никакой романтики, никакой красоты, просто такой обычай и сильно хочется спать. Мы сейчас еще не осознаем, что наступает время расставания, с кем-то навсегда, с кем-то еще встретимся, опять же по молодости мы не понимаем, кого мы теряем навсегда. Всем впереди мерещится интересная жизнь, перспективы, любовь, никто не думает о возможных неудачах, тяготах. Может быть на то и молодость, чтобы представлять жизнь в розовом цвете, пока не подставит ножку рытвина судьбы
Я на велосипеде поехал домой через лес. Утренний лес намного красивей, чем восход красного диска из-за горизонта. Она взошла и просто осветила жизнь на земле, а в лесу она зашевелилась: свист, стрекот, оголодавший за ночь, орел завис в вышине, вспорхнула стайка куропаток. Красоту восхода солнца воспел старик, которому уже не спится по утрам. Молодому на рассвете хочется спать, поэтому никакой красоты он не видит, только раздражение за то, что рано разбудили.
Особой радости от получения аттестата зрелости я не испытывал. Ну закончил школу и ничего особенного. Впереди новые испытания, новые экзамены, а дальше... Ну его к чертовой матери, лучше выспаться хорошо. Не знал я тогда, что нормальный человек никогда не удовлетворен достигнутым и если он скажет, что в жизни сделал все, чего хотел и достиг всего - смело можно считать его духовным мертвецом или дошедшим до старческого маразма
Основная задача в данное время - поступление в институт. Сдать вступительные экзамены. Говорят, экзамен это лотерея, никакая это не лотерея . Физика и математика. Точные науки, ничего не наплетешь, водой не разбавишь. На любой вопрос есть точный ответ. Другое дело русский язык и литература, то бишь сочинение, это даже не лотерея, а полный дурдом. Не знаешь русский язык - плохо, надо было учить правило правописания и пунктуации . Основная лотерея в сочинении, что в голове у каждого учителя ты не знаешь, что ей впичкали во время ее обучения тоже не знаешь, главное не знаешь как она сама относится к Онегину или Печорину, может один из таких героев и ее оставил у разбитого корыта, а теперь она зла на весь белый свет.
В Бускульской школе у нас вела литературу Анна Михайловна, фамилию - убей забыл. Она велела написать сочинение на тему: «Что запомнилось на летних каникулах». Мой друг Валера Чучин, не долго думая, списал с какой-то книги сюжет-случай, какой обычно происходил с положительными пацанами Аркадия Гайдара. Автор не Гайдар, но подделывается под него, чтобы печатали, то есть издавали. Я описал действительный случай со всеми нашими мучениями с Валеркой. Опишу наши злоключения для вас, чтобы вы замолвили слово перед Аннушкой.
Я уже говорил, что мы ездили частенько на крыше вагона в Троицк и до того надоели старшине Тарасюку, что он прогнал нас за пределы города с помощью троицких сержантов. О возвращении на вокзал, нечего было и думать, даже если Тарасюк уедет в Бускуль, нас запомнили сержанты, поэтому мы скрепя сердце двинулись домой вдоль железной дороги. Трудно шагать пятьдесят километров по пыльной дороге, одолевает жажда, потом голод. Когда подошли к станции Магнай, еще хуже. На окраине, человек двадцать пацанов гоняли футбол. Пришлось обходить станцию и пришли домой примерно через двенадцать часов, уже по темну. И что вы думаете эта чувырла? Валерке - пять, мне двойка с припиской «Детский лепет». Вот это - лотерея, скажу я вам. Кто же знает, что ей втемяшили в башку в ее Кустанайском пединституте. Ну зачем эти сочинения? Сочиняю я, еще десятки тысяч сочиняют втихаря, для удовлетворения собственных амбиций, ну и хватит. Зачем насильно заставлять всю страну сочинять. Кто любит сочинять, он и без вашего указания будет марать бумагу, тяга у него к этому.
Деревне моей наплевать, что я окончил десятилетку, первый из пацанов, первой из девчат, прошлый год закончила Машка, только тоже никто не торжествовал. Все занимались своими делами. Вон мать Чебака, пасет гусенят, удобно устроившись на зеленой травке, две бабы стоят у колодца, на плечах коромысла с полными ведрами воды, на землю не ставят, потому что торопятся домой, могут час простоять.
Мать устроила с соседками чаепитие и все разговоры сводила к тому, какой я умный.
Счастливое детство закончилось, впереди был институт, армия и построение светлого будущего - коммунизма!
328
Содержание
П Р О Л О Г 5
ЗАСУХА 9
Роман 9
П 13
Ш 17
IV 21
V 25
VI 31
VII 40
VIII 47
IX 56
X 70
XI 75
XII 80
ХШ 88
ХГУ 100
XV 103
XVI 111
XVII 119
XVIII 125
XIX 132
XX 137
XXI 144
XXII 150
ХХШ 161
ХХГУ 169
XXV 177
XXVI 189
XXVII 197
XXVIII 202
XXIX 209
XXX 220
Э П И Л О Г 227
К СВЕТЛОМУ БУДУЩЕМУ 231
Повесть 231
Толпаков Тлеубай Ешебаевич
Засуха
Издание первое
Корректировка, техническое редактирование проведено самим автором.
Подписано в печать
Отпечатано в типографии