Хоровод х**в
Весь февраль поэт Мушкетов проплакал навзрыд, поставив еще первого числа на свой письменный стол полную чернильницу и пачку белых листов бумаги. В стаканчике с остро заточенными карандашами была ручка с металлическим пером старого образца, которую нужно было перед письмом обмакнуть в чернила. Но стихи все не шли, а если и появлялись строки, то поэту не нравились и продолжения не они находили:
Ах февраль, что же за враль,
Что не месяц, то ложь,
Что не месяц, то дождь,
Но меня не проймешь,
Только окна настежь.
И при черной луне
Снится мне благовест
И несчастья невест
Грусть сухая в очах
И блины на печах
Писал поэт, а дальше не выходило вовсе, как он не грыз деревянный кончик орудия своего поэтического труда. Сгрыз штук несколько ручек, но это ничего, он предусмотрительно купил пять пачкек, в каждой по десять перьев.
Дни стояли ясные, морозные и солнечные. Поэт заводил будильник каждый вечер, чтобы не проспать рассветы, в которых надеялся черпать вдохновение. Светило, появляясь над горизонтом, напоминало то колобка прямо из печи, то масленый блин с пылу-жару, то надувной красный шарик на детском утреннике. Стихи так и не шли на ум.
В марте над письменным столом для стимула повесил картину, на которой красна девица заплетала косы в березовой роще и еще черно-белую фотографию Есенина. Встретив рассвет, как обычно на ногах у окна, долго вглядывался в умытое небо, затем садился к столу и выводил;
Вороний молебен
Да грай в тишине
Я был, там где не был
Откройся же мне
Фиалковой страстью
По ранней весне
Русалки играют
При светлой луне
А дальше строки поперли, как стерня сквозь рядно и вышла целая поэма, в которой были и косматые волосы девиц после ночи любви, и пасхальные колокола и зеленый дым листвы в роще. Образы выстроились, как конные гусары на параде, только вместо мушкетов были эпитеты всех мастей.
Заканчивался стих так:
На лесном аналое,
ЗеленОм как алое
Золотые венцы
Так отдайся мне ты
Отложив перо, он перечел написанное и остался очень доволен. Решил сделать себе подарок и как был в спортивных штанах с пузырями на коленях и майке-алкоголичке, сходил в магазин и купил пол литра беленькой. Когда кончилась, сходил еще и еще. И так весь весенний месяц он праздновал творческую удачу, но спустя время, по настоянию жены поехал на месяц в родную больницу на гемолиз и детоксикацию.
Весь апрель смотрел телевизор, в окружении других бедолаг-пациентов. По счастью, кроме него, поэтов в клинике не было. Коллег по цеху не терпел, считая всех бездарями и завистниками.
В палате, стараясь не вникать в беседы соседей о дороговизне продуктов и конфликте на Украине, написал лирическое стихотворение:
Красавица с румянцем сизым
У распахнутого окна
Глядит на месяц синекрылый.
Уже давно прошла весна,
А здесь не степь.
Здесь лес и горы
В светлице двери на запорах
В саду боится соловей
Лить песнь свою
А ты налей
Мне пенной чаши
Все девки скоро будут наши
Когда его выпустили, был уже май, жена уехала копать под картошку грядки на даче. Первую неделю он пил без просыпа. Затем, когда стало совсем невмоготу, проболел три дня и опять за перо, а оно к бумаге и выходил хорошо:
Солнце золотится,
речка в серебре
Ты красна - девица
вспомни обо мне
Желтый одуванчик
На моем окне
Жизнь пройдет мгновенно
Не успеть вздохнуть
Желтый одуванчик
навевает грусть
Станем мы седыми
Как осенний груздь
Ну и х** со всеми
Я еще е***ь
Летом пришел гонорар за переводы северокорейских поэтов и они с женой отправились в Анталию на неделю.
Попивая липкий от количества сахара кофе на лежаке у моря, Мушкетов поглядывал на пару нимфеток в бикини. Резвушки бесились прямо перед его носом, отнимая друг у друга зеленый надувной мячик. Он замечтался и вздремнул. Снился хоровод юных нимф, которые были совершенно голенькие, но ничуть не стыдились, а только хихикали, глядя на его восставшее естество. Поэт бросился на девочек и поймал одну. Шалунья стала притворно отбиваться, прижимаясь к нему всем телом, Внезапно Мушкетов оказался под водой. Плавать он не умел, поэтому судорожно забил руками и ногами. Проснувшись, понял, что жена окатила его морской водой, которую принесла в купальной шапочке. Он вздохнул, с тоской посмотрел на целлюлитные бедра благоверной и быстро сочинил слегка рискованный стих:
Нескромный вяз глядит на нас
Моя душа полураздета
Я полон солнечного лета
И пью холодный терпкий квас
Твои лодыжки как примета
И хочется сказать мне Мета
Ведь создана ты для минета
Моложе ты меня на горку
Лет, песен, разочарований
Судеб разбитых, чар прелестниц.
Я поцелуями покрою
Твою девическую норку
Припас другую я уловку
Тебя раздену очень ловко
Уже красна моя головка
А со двора нескромный вяз
В окно стучится без ответа
Ведь все пройдет, как это лето
На всех хватает Божья света
В ответ ты рассмеялась звонко
Звезда любовного балета
И убежала в тот же час
Какой-то мерзкий п******
Обнял тебя за детский таз
Вблизи от нас, вблизи от нас.
Перечитал, поменял слово пи***** на ловелас и остался собою доволен.
Так в трудах на ниве поэзии пролетело лето и наступила осень. Извечная тема угасания, увядания, расставания с молодостью, пора писать и грустить о своей жизни, неумолимо текущей в море вечного сна и печали.
Мушкетов бродил в гордом одиночестве по бульварам, надеясь подцепить какую-нибудь девицу и считывая в уме, сколько у него денег. Поскольку твердо решил, что если не выйдет, вечером поедет на Ленинградку за жрицей любви. Жена гостит у мамы в Азове, так что у него был месяц на развлечения. Сами собой сложились строки:
Я как сфинкс на абажуре
Я тону в глазах лазури
Ты вселенная моя.
Райских древ сплетены корни
И избыток сил струя
Говорит, что ты моя
Дальше было про знойный аромат пьянящих волн и познание проклятых истин.
Закончить он решил на следующий день, поскольку солнце клонилось к закату, б**** он так и не подцепил, а до ленинградки еще переться и переться. За месяц отсутствия жены он здорово похудел, что поэту очень шло.
В начале зимы он получил грант от какого-то финского общества «Друзей монголо-русской культуры» , и они зажили с женой припеваючи какое-то время,
Но деньги быстро закончились и пришлось садится за работу, как этого не хотелось.
Надо было отрабатывать полученное.
Он заставил себя наконец, сесть к столу. Занюхал дорожку и стал набивать на компьютере строчки. Чернильница на этот случай не годилась.
Мне не в кипишь базары,
Нет б***** у хазаров
Только русские девки
Светят мне как квазары
И закатов пожары
Без ****ы, отвечаю
Освещают мне нары
Вспоминаю грудь Зары
И дрочу беспрерывно
Ночью плачу надрывно
Не ищу себе пары...
Дело быстро пошло и за неделю он закончил сборник, назвал его «Хоровод х***» и отдал в издательство. Вот что значит быть универсальным профессионалом.
Зима свалилась на город, как обычно неожиданно. Здания напоминали заснеженные кирпичи, небо солдатскую шинель, а люди гоблинов. Они пили с женой травяной чай. Лиза установила в доме сухой закон. Над городом в далекой вышине беззвучно парили ангелы. Изредка сквозь тучи пробивался лучик света.
Это Бог, забыв, где оставил очки, светил фонариком в свой темный чуланчик, который мы называем землей.
А на ней белые, черные, желтые поэты трудились и трудились, пытаясь извлечь истину из слов.