Из как бы Апокрифа первых гностиков. Сретение

Владимир Калуцкий
Они  там,В Египте, Птоломеи, власть захватили.
Ну - как захватили?
Александр Македонский своему оруженосцу Птоломею от своей империи  отломил кусок. Это самый Египет. Владей, наслаждайся и карай.
Египет повозмущался, но успокоился. А куда попрешь против наместника самого Бога Александра? Они там, с дуру, Александра еще до того богом объявили. Город его именем назвали, золотых статуй понатыкали по площадям.
Словом, Древний Египет, что с них взять.
Но у них, у Птоломеев,промеж себя умник завёлся. Известно - в семье не без урода.Выучился на астронома и стал именоваться Птолемей.
Одну букву заменил, а история пошла наперекосяк. Сидел бы он на фамильной дотации, может быть - мир и нынче бы поклонялся богу Александру.
Но Птолемей же учёный! Он ищет, его мозг работает. "Как же так, - думает этот отколовшийся родственник. - Я вот карты мира рисую. И у нас  подмышкой расположена Иудея. И там бог совсем не Александр,а какой-то самодельный Яхве. Кажется - совсем недавно эти иудеи были у нас в Египетском плену и против Александра ничего не имели. С чего они так осмелели"?
И этот астроном Птолемей нашептал на ухо царю Птоломею, что иудеи с их непонятным Яхве вполне могут напасть на Египет. На наши Александрию и Александра. А поэтому надо срочно познакомиться с их главной книгой, именуемой Торой. Надо, дескать, из той Торы вытряхнуть всю ИсТорию.
Сказано - сделано. Через неделю ихний Штирлиц передал через границу  экземпляр Торы со штампом "Из синагоги не выносить".
Ну - Птолемей и засел штудировать книгу.
И чем больше он её штудировал, тем в большее недоумение приходил. Те, кто оказывались рядом с кабинетом ученого, даже вздрагивали, когда  из-за двери раздавалось громкое,но восхищенное:
-Брехня! Ну - брехня же! Брехня на брехне!   
 Черезщ месяц отчет был готов. Ученый опять пришел к царю:
-Понимаешь, какая штука, - сказал ученый. - В этой книге столько противоречий и нелепиц, что нашего Штирлица надо стереть в лагерную пыль. Или он работает на царя Ирода, или ему умышленно подсунули спорченный экземпляр. Ну - не может же разумный народ жить по такой глупой книге!
Однако мудрый царь рассудил так:
-Ты, Птолемей, хоть ученый, а дурак.Мне кажется - твоего зания арамейского языка не хватает, чтобы правильно перевести эту книгу. А потому я пошлю Ироду приглашение. У них там, насколько я могу судить по каирскому рынку, семьдесят два колена населения. И попрошу я Ирода прислать мне от каждого колена по одному толмачу. Мы рассадим их в семьдесят две разные комнаты, дадим им семьдесят два стила и семьдесят две  чернильницы с папирусом, и нехай они нам эту Пятикнижию  переводят на наш, древнегреческий язык.А когда они управятся - мы сличим их переводы. И те страницы, которые у всех совпадут, и издадим под одной обложкой.
И будет у нас Библия от семидесяти толковников.
Сказано - сделано. Ну - он же царь, Птоломей. И Ирод царь.Один другому позвонил, другой назначил цену, и - вот они - семьдесят два иудейских мудреца - прямо с палубы триеры гуськом поднимаются по ступенькам Александрийской библиотеки.
 И работа закипела.
 А среди толкователей, как в семье, тоже оказалось не без урода. Ведь что от них требовалось? Сиди,переписывай и не умничай. Умничать над Книгой и без тебя будет кому на тысячи лет вперед.
Так нет же.
Нашелся один,по нашему Семен. По ихнему Шимон, а по гречески  - Симеон. Тридцатилетний жид. Красивый, со смоляной бородой и витыми, как у барашка, кудрями. Только черными.
 Его, этого Семена-Шимона-Симона прямо во время медового месяца взяли.Он, по большому счету, и распробовать ничего не успел, а его под волосаты руки - и на триеру.
 Словом, злой был Семён.
Симеон.
 Ну, пока шли первые страницы - он еще ничего. Не умничал. Терпеливо переводил - слово к слову.
Ночами недопробованная жена  снилась, и всё с каким-то ассирийцем.Мускулистый такой, с гофрированной бородкой.
 Какой уж тут сон. Того и гляди : возвратишься из командировки - а по дому чадо с гофрированной бородкой бегает. Воспитывай потом на смех всей Иудее.
 ...а тут еще этот текст.Сидит Симеон, машинально жует кислые яблоки,и пишет...  Ну - какой дурак это придумал : "Се , дева понесет во чреве своем"... Как дева может понести? Если она уже понесла - того какая она дева? А если дева - то как она могла понести? Через пипетку, что ли?
 И Симеон жирно зачеркнул слово "дева" и вверху написал отчетливо "жена".
 И тут на его плечо опустилась железная  ладонь. Симеона аж перекосило. Он испуганно поднял голову.
 Рядом с ним ослепительно сияя лицом и белыми одеждами, стоял статуй.
Не. Не статуй. Живой и могучий муж. Он еще крепче сжал плечо Симеона и сказал громоподобным, но приятным голосом:
 -Не умничай, Симеон. Написано " дева понесет" - так и переводи.
 Симеон вспомнил жену и психанул :
 -Да чушь же! Не может дева зачать. Она ж девственница!
 Статуй чуть ослабил хватку и сам обмакнул стило в чернильницу. Протянул переводчику:
 -Яблочко можно  взять? Спасибо. Я тебе признаюсь, что  сам был с девой  в момент зачатия?
 -А ты кто?
 -Дед Пихто. Гавриил я.
 -Так младенец будет Гаврилович?
 -Не. Его Отце - Яхве.
 -А, - начал соображать Симеон, - так младенец будет Яхвович?
 -От ты бестолковый, -  статуй аж потемнел. - Младенец будет Иосифович.
 Симеон в растерянности потёр лоб:
 -Я ничего не понял. Мало того, что понесёт дева, так еще от троих отцов. Воля твоя Гариил,но ты заливаешь.
 -Не веришь? Мне, архангелу не веришь? - статуй вообще черным стал. - Так вот тебе мой приговор. Именно ты встретишь младенца в храме, куда его принесут на обрезание. А до этого дня ты не умрешь.
 -Долго ждать? - поинтересовался толмач.
 -Да лет триста-четыреста. По нашим меркам почти завтра.
 И статуй, сначала побелев, а потом обратившись лучом света , выскользнул из окна библиотеки.
 ...и прошло триста семьдесят с лишним лет.Гностики умалчивают о судьбе первой жены Симеона и её гофрированного любовника. Для почти четыреста лет их судьба промелькнула,не дав к себе присмотреться.
 А Симеон служил в храме. Иудеи привыкли, что во всей Иудее не старели только Симеон , прибор для обрезания и  храм. Да  Симеон уже и не различал людей. И младенцы все были такие же покорные, как взрослые. Им концы корнают, а они молчат. Сто лет молчат. Двести. Триста...
 И только один младенец аккурат 2(15 по новому стилю) февраля истошно закричал. Младенцу стало больно.
Младенец был не такой, как все.Он не хотел терпеть.
 "Он" - понял Симеон. И сонливость слетела со старца, как пыльца с тысячелетнего дуба. И тут же сквозбь купол храма упал луч, тут же обратившись в светящийся статуй:
 -А ты не верил! - засмеялся Гавриил.
 -В том что мама у него - дева? - переспросил Симеон. - Так я и сейчас не очень...
 -Экий ты упрямый старик. - Архангел запустл руку под хитон и вытащил яблоко. - Извини, я в прошлый раз у тебя взял. Кислятина, возвращаю.Кстати - будешь в раю - повесь его на место, на древо познания добра и зла. И ступай, чего стоишь. Ты  можешь теперь уходить по пространству, лишенному тверди...